Текст книги "Доктор Аддер"

Революционеров было всего семь, трое мужчин и четыре женщины, но уверенности Лиммита в том, что решение сдаться было правильным, этот факт не поколебал. Отряд явно обладал некоторой самостоятельностью в рядах ФОСЗ, поскольку задержался, выискивая уцелевших бойцов противника, в то время как остальные боевики Анны Манфред перегруппировались и ушли на восток. Командовала небольшой группой Мэри Горгон.

Верные слову и личным соображениям, а также немало впечатленные быстрой и эффективной казнью капрала-реакционера, они двинулись вместе с юным Лиммитом к ближайшей стыковке до Финикса, но посадили его на смешанную диету из Маркса, Ленина, Малкольма Икс, Питера Камехо и прочих. Лиммит к ним остался глух.

– Почему Финикс? – спросила Мэри. Лиммит сам попросил высадить его там.

Он не ответил. Наркотический туман колледжа развеялся, и в Лиммите проявились качества, в некоторой степени унаследованные по отцовской линии: хитрость и амбициозность. Или, возможно, редкий, но не единственный случай проявления активности, увенчавшийся инстинктивным убийством капрала Отброса, катализировал процессы преображения Лиммита, приведя его к решению не подчиняться больше слепо воле других людей. Во всяком случае, он был решительно настроен возвратиться в Финикс. (Хватило его решимости ненадолго. Он сохранил нож в чехле на изнанке сапога, но проверить его на старом Катбертсоне ради поста корпоративного сутенера не пришлось. Стоило лишь предъявить тому нож в приватном разговоре, как старика хватила кондрашка. После этого из Лиммита словно дух вышел вон, как если бы отцовские сила воли и амбициозность вдруг иссякли. Он безвольно плыл по жизни еще полтора года, пока к нему не подкатил Джо Гунсква.)

– Ладно, как хочешь, – сказала Мэри.

Он понимал, что такое для нее революционная деятельность: в удачные времена – высокоморальная и осмысленная, чаще – идеалистичная, не без фатализма. Иногда, слушая старые кубинские партизанские песни у походного костра, он приходил к мысли, что на самом-то деле Мэри и ее приятелям совсем не хочется, чтобы революция закончилась. Неважно, победит она или будет подавлена, а больше им ничего сопоставимого по драйву не испытать. Затем светало, и он понимал, что ошибается. Она действительно была готова пожертвовать собой ради далекой мечты о человечестве, принять на веру справедливость собственных поступков. А вправду ли они того достойны? Едва ли самим потенциальным бенефициарам, копошащимся в исполинских жилых комплексах на двух побережьях, есть какое-то до нее дело, а враги лишь посмеются. Временами (он усматривал корреляцию с менструальным циклом) ее одолевали сомнения. Но и в них она черпала извращенный кайф.

За две ночи до стыковки она обратилась к нему с самым настойчивым рекрутинговым предложением.

– Присоединяйся к нам, старина Аллен, – сказала она. – Народно-освободительная война – это жуть как прикольно.

– Не-а, – ответил он. – Честное слово, я думаю, что еще мир должен повидать, прежде чем мне задницу отстрелят.

В этот момент их заметили инфракрасные сканеры военного самолета. Словно во исполнение невольного пророчества юного Лиммита, самолет выпустил по отряду стаю термотропных ракет. Промахнулись только две, обманутые пламенем костра, другие превратили тела всех членов отряда в подобие пластиковых мешков с желе из внутренних органов и позвонков, за исключением Мэри и Лиммита. Остаток ночи он наблюдал, как Мэри баюкает на руках того, кто умирал дольше прочих; все остальные погибли почти мгновенно. Слезы Мэри смешивались с кровью, промочившей ее груботканую рубашку; она покачивалась взад-вперед и что-то напевно бормотала умирающему. Лиммит не думал, что она так легко сломается.

Когда жизнь вытекла из тела на алую почву, Мэри закуталась вместе с Лиммитом в одеяло и продолжала плакать, пока он утешал ее, насколько это было в его силах.

Впоследствии он размышлял, было ли следующее лишь проявлением благодарности за утешение или же он, Лиммит, каким-то образом соединился в ее сознании с призраками мертвых товарищей. Когда они достигли стыковки, Мэри сказала, что любит его.

– Ты всех любишь, – уныло сказал он, – кроме капиталистов. – Возможно, та часть его мозга, которая контролировала эмоции, рассудила, что если Мэри как следует обидеть, то она вскоре забудет его.

– Что тебя ждет в Финиксе? – спросила Мэри. – Мутанты-цыпочки да реднеки-содомиты?

– Может, я часть этого места.

– Почему? Чувствуешь вину? Ну так присоединяйся к ФОСЗ, забудь своего капрала, свое происхождение от эксплуататоров и другие грешки.

– Замолчи.

Лиммит двинулся на запад, в сторону Финикса. Оглянувшись, он подумал, что на ее устах даже издалека заметна странная печальная улыбка, означающая, что он ей слишком дорог, чтобы пытаться его удержать, и что она уже пережила множество таких прощаний с любовниками, которые уходили от нее так, как уходят лишь от по-настоящему близких людей. Он развернулся и пустился бежать. Он бежал, не разбирая дороги, затем споткнулся и упал, сбил дыхание, заскреб руками по дорожному покрытию. Прижал ладони ко рту, зализал кровь из появившихся ссадин. Спустя время он поднялся и пошел дальше.

Теперь с той же улыбкой она прижималась к нему в лос-анджелесской комнатушке. «С победной ли улыбкой?» – спросил себя Лиммит. Оттолкнув ее, он встал и подошел к окну. Нагнулся, поднял лежавший под окном желтый радиоприемник и стал его изучать.

– А я и не знал, – заметил Лиммит, – что радиостанции до сих пор работают.

Мэри с удивлением посмотрела на него.

– Эту и станцией-то не назвать, – ответила она. – Какой-то старикан из Крысиного Города крутит песни по миниатюрному трансмиттеру. Прием только в ЛА и только днем. В основном старые записи немецких опер.

– Как его зовут?

Она пожала плечами:

– Не знаю. Станцию все называют KCID, что бы это ни значило[4]4
  Как ясно из дальнейших аллюзий, это анаграмма фамилии Филипа К. Дика (Philip K. Dick), близкого друга К. У. Джетера.


[Закрыть]. Его никто никогда не видел, но он знает про все, что творится в ЛА, и хвалится этим – легкий треп между записями. И, как у всех крысоедов, у него пунктик на Аддере.

Лиммиту хотелось послушать, но он понял, что пока больше не вынесет Воццека. «Надо бы эту мелодию сделать официальным гимном Лос-Анджелеса», – сказал он себе, выключил радио и развернулся, чтобы выглянуть в окно. Верхнее стекло выбили, на его месте, как гнилые зубы изо рта, торчали редкие осколки, на нижнем же виднелись пятна грязи. В изломанном свете лос-анджелесского утра проступили блуждающие по Интерфейсу на полусогнутых ногах фигуры. Время от времени они рылись в кучах мусора.

– Кто эти люди? – не оборачиваясь, спросил он.

Мэри разглядывала худые бледные ноги и тощие ягодицы Лиммита, бушевавшую на его плечах подростковую сыпь и взрослые шрамы. «Он не слишком о себе заботится», – подумала она.

– Мусорщики, – сказала она, не утруждая себя проверкой. – Стервятники. Старые фрики и выродки Крысиного Города, бомжи. Разгребают мусор по всей улице. Ищут монеты, таблетки, остатки еды, чтобы тут же и поесть. И все, что имеет в трущобах хоть небольшую ценность для перепродажи.

Он отстранился от окна, сел рядом с ней и лениво потрепал ее по бедру.

– Ты знаешь, что дальше, – негромко произнес он.

Она заглянула в его узкое лицо с глубоко посаженными глазами.

– Твое дело, надо полагать?

– Именно, – кивнул он.

Она взяла Лиммита за руку и переплела свои пальцы с его.

– Еще минуточку. Пожалуйста.

Он крепко зажмурился, сжал ее руку, словно желая причинить боль трением костяшек о костяшки.

– Никаких больше минуточек, – ответил он.

Полуденное солнце проникло за край светового люка и ударило прямо в лицо доктора Аддера. «А-а-а-а! – завопили персонажи его снов. – Нас застрелили, мы умираем!» Это было так, ибо сны и все их жители развеялись, когда Аддер открыл один глаз, снова закрыл и перевернулся на импровизированной подушке из марли и бандажей подальше от беспощадного солнца.

– Проклятое солнце, – пробормотал он. – Или это предвестник какого-то божественного проклятия? А, неважно.

Приподнявшись на локте, он осмотрел обнаженную фигуру спящей рядом девушки. Когда накануне вечером голова Паццо внезапно разлетелась на осколки, уровни адреналина и прочих гормонов в крови Аддера преобразовали шок от этого происшествия в неприкрытую паранойю, как это за ним и водилось. Аддер затащил юную шлюху на мотоцикл, вернулся за черные кованые ворота, закрыл их, уволок девушку в дом, запер переднюю дверь и, отступая в кладовую, где хранился весь хирургический инвентарь, заблокировал и все промежуточные двери одну за другой. Обезопасив себя таким образом, он придвинул две каталки к стене (в его голове возник неясный, предположительно инспирированный винтажными киновестернами из коллекции Бетрича образ – нападающие осаждают дверь последнего укрытия, а он прикрывается телом шлюхи, одновременно отстреливаясь из «магнума» калибра 0.44) и обнаружил, что, вопреки или благодаря этим фантазиям, совершенно неуместная эрекция спадать не собирается.

Но то было вчера ночью. Теперь стимуляторы и порожденные ими страхи вымылись, оставив по себе неприятный привкус на зубах и общее ужасное самочувствие. Он скинул простыни и потрепал девушку по ягодицам.

– Эй, – позвал он. – Давай вставай. Нас ждут великие дела.

«Особенно тебя», – мысленно добавил он не без злорадства.

Проститутка перекатилась с боку на бок и посмотрела на него. Ясные немигающие глаза указывали, что она уже некоторое время не спит, а просто неподвижно лежит рядом.

– Великие дела? – сказала она горько, словно тщательно обдумывала случившееся. – Я не ожидала, что ночь с великим доктором Аддером на поверку сведется к обычному перетраху на жестких, словно стальные слябы, каталках в захламленной кладовке.

Аддер потянулся и зевнул.

– А чего ты ожидала? Нет-нет, не утруждай себя ответом. Все вы, дешевые шлюхи, одинаковы. Вы ожидаете получить за свое почти девственное тело не только особые аналитические и хирургические услуги, на которые рассчитывает твой сутенер, но и, во-первых, головокружительную эротичную поездочку по Интерфейсу на прославленной машинке доктора Аддера и, во-вторых, райские услады секса в роскошном дворце доктора Аддера на холмах. И чего ты ожидала от него? – Он махнул рукой на свой полувставший член. – Думала, у моего хера глазки-бусинки, а раздвоенный язычок туда-сюда снует? Чушь собачья. – Он рассмеялся, перекатившись на спину. – И что, по-твоему, я тебе должен, задавака ты эдакая?

Девушка промолчала. Аддер покосился на нее. Казалось, она смотрит сквозь него на стену за его спиной. На лице шлюхи читалось странно удовлетворенное, словно после оргазма, выражение.

– Хотя прошла всего неделя или около того, – сонно протянула она, – мне кажется, что речь отличницы на выпускном вечере колледжа была в далеком-далеком прошлом.

Аддер ухмыльнулся:

– Все одинаковы. – Он покачал головой: — Все одинаковы. Тебе просто не хочется знать, насколько вы все одинаковы, а? – После нескольких повторов фраза будто наполнилась собственным зловещим, оторванным от буквального смысла, мощным значением. – Все, куда ни ткни, шлюхи Интерфейса твердят, что были отличницами в колледже, и, господи, наверняка ведь некоторые сами в это верят. А знаешь, почему вы все, чиксы, строите воздушные замки на фантазии о супер-пупер отличницах спорта и науки, душах компании и тыры-пыры?

Ее нетерпеливый взгляд скользнул по его лицу в предвкушении откровений.

– Ты действительно хочешь знать почему? – спросил он.

– Конечно, – она с трудом сдерживала дрожь в голосе. – Вываливай.

– Потому что, – выложил он, – для вас недостаточно из типичной тупой глуши Оринджа стать типичной шлюхой-лузершей в ЛА. Ваше падение, ваша деградация недостаточно глубоки. Вы все жаждете уникальности, тупые чиксы, охочие до саморазрушения, мечтаете грянуться с самой вершины на самое дно, в самую глубокую яму из дурацких передач Мокса, которые вас так заводят. Ну так слушай. – Он перешел на зловещий шепот: – Все вы одинаковы, в вас нет ничего уникального, всем вам не суждено стукнуться о дно, всем вам до него никогда в жизни не добраться, и в конечном счете ты тут не узнаешь ничего принципиально нового по сравнению с бытностью пустоголовой папочкиной курицы на длинных ножках там, в Ориндже.

На ее глазах проступили слезы.

– Ну, спасибо, – сказала она сдавленным голосом. – Умеешь утешить. И за это я тебе отдалась?

Уголок рта Аддера дернулся в легкой усмешке.

– Не переживай, – ответил он, – сделка для тебя по-прежнему выгодная. Сегодня я тебя пропущу через АДР, а завтра утром начнем работу над тем, что из него получится. Я даже предоставлю тебе выбор между общим и местным наркозом, если захочешь понаблюдать за процессом. Ты получишь то, ради чего сюда явилась. Просто цена окажется выше, чем ты думаешь, и ты потеряешь больше, чем рассчитывала.

– Наверно, ты искренне ненавидишь женщин, – ровным тоном проговорила юная проститутка, – раз так с ними обращаешься, да еще говоришь все это.

– Ха! – бросил Аддер. – Я люблю женщин. Я даю им то, чего они хотят.

– Всем?

– Нет. Конечно, нет. Только счастливицам, которые хотят того, что я могу им дать.

– Интересная разновидность любви. – Глаза ее уже высохли. – Ты даришь нам то, чего мы хотим, а нас это уничтожает.

– И даже более того. – Улыбка Аддера стала напряженной, трансформируясь в нечто иное. – Это иногда уничтожает меня.

– А такое случается?

– Однажды случилось.

– Вижу, ты вполне оправился, – горько ответила шлюха в подушку.

«Мать моя женщина, – с чуть преувеличенным недовольством подумал Аддер. – Было, конечно, прикольно, но пора за работу. А Паццо больше мне не поможет». Он яростным пинком толкнул соседнюю каталку к противоположной стене. Девушка едва не свалилась с нее задом вперед, но успела сохранить равновесие, когда каталка со звоном врезалась в стену. Она гордо посмотрела на Аддера, пока тот, свесив ноги через край своей каталки, натягивал рубашку.

Лиммит услышал, как позади произнесли его имя, и развернулся, щурясь под ярким солнцем Лос-Анджелеса. К нему с улыбкой трусил вдоль тротуара Друа.

– Ну вот и увиделись, – сказал социолог, догнав его и похлопав по плечу. – Как тебе ЛА при свете дня?

Мусорщики на миг повернули к ним бесстрастные, тронутые легким намеком на всеядность лица, затем возобновили свою деятельность по раскопкам смердящих куч: слой за слоем, как если бы то были страницы увлекательной книги или каталога.

– Неплохое местечко для поездки, – ответил Лиммит.

– У него имеются определенные достоинства, – с отсутствующим видом протянул Друа, занес его ответ в блокнот и спрятал обратно в карман.

– Если не считаться с угрозой погибнуть от пули.

– Ах да. Ты об этом. – Друа покивал. – Бедняга Паццо. Жаль, что ты не успел познакомиться с ним поближе; он был неплохим человеком. Я как раз возвращаюсь из Крысиного Города, поболтал про эту стрельбу кое с кем из моих связных. И прогулка получилась прибыльной, ведь кое-кто, гм, жаждет услышать добытые мной ответы. – Он усмехнулся и подмигнул Лиммиту.

– Ты к Аддеру идешь?

– Да, как и ты, думаю. Хорошо, что мы встретились, иначе вряд ли тебе бы удалось пересечься с Аддером. Он не любит, когда его отрывают от заключительных штрихов какой-нибудь операции. – Они достигли черных кованых ворот и остановились перед ними. – Можешь войти. Взамен я попрошу разрешить мне покрутиться вокруг да около, когда ты откроешь этот чемодан и покажешь Аддеру, что там.

Он постучал пальцем по чемоданчику в руке Лиммита.

– Согласен, – ответил Лиммит, глядя, как Друа нажимает большую кнопку звонка перед воротами. – По крайней мере сейчас.

Аддер услышал жужжание звонка, чертыхнулся, отложил инструменты, вытер руки и покинул операционную. Проходя через кабинет, он нагнулся и подцепил обломок кирпича из небольшой кучи. Подошел к окну и увидел внизу Друа с каким-то незнакомцем. Друа ему как раз и нужен был. Бросив кирпич обратно в кучу посреди кабинета, он спустился вниз, чтобы открыть ворота.

В молчании проведя их в кабинет, Аддер повернулся к Лиммиту:

– Бери кресло и подвигайся к столу. То, что на кресле, можешь сбросить на пол.

При этих словах у Лиммита свело желудок. Аддер переместился за стол. Лиммит дрогнувшими руками поднял с кресла стопку покрытых плесневым налетом журналов. «ЩЕЛКИ И ТЕЛКИ» значилось на верхней обложке. «ЖУРНАЛ, КОТОРОМУ ДОВЕРЯЮТ ЛЕСБИЯНКИ-КОПРОФАГИ!» «Господи, – только и подумал Лиммит, перетаскивая кресло через кабинет к столу и садясь рядом с Друа. – Меня как раз прижало в туалет». Тонкая, очерченная словно лезвием скальпеля фигура Аддера в белом лабораторном халате господствовала над тесным кабинетом, как если бы ее проецировали откуда-нибудь извне. От Аддера веяло властью и силой.

Расположившись в своем кресле, доктор рассеянно провел скальпелем по столешнице. Новый порез пополнил собрание себе подобных.

– Итак, – сказал он, не глядя на Друа, но явственно обращаясь к нему с таким видом, словно на потолке его что-то крайне заинтересовало, – что новенького?

– В целом, – начал Друа, – все стабильно. Я могу с достаточной уверенностью прогнозировать, что интерес к услугам ампутанток останется на нынешнем уровне, с возможными колебаниями в летние месяцы по части генитальных модификаций, джанки-боллинга, а также…

Кажущееся спокойствие Аддера взорвалось изнутри.

– Тупоголовый ублюдок! – заорал он, метнув скальпель в сторону Друа. Скальпель ударил в стену напротив и застрял там, дрожа в такт словам Аддера. – Думаешь, меня сейчас именно это интересует? Бога ради! Моему гребаному помощнику, моей правой руке, вчера вечером снесли башку в двух футах от меня, и все, что ты берешься сказать по этому поводу, – это что оринджевские гондоны так и будут этим летом яйцами наперебой трясти?

– Ну-у, – невозмутимо протянул Друа, – у меня имеется и более интересная информация для тебя, но я, как бы это сказать, поиздержался…

Аддер скорчил гримасу, выудил из кармана халата рулончик банкнот, отсчитал несколько и толкнул через стол:

– Хватит?

– Я был бы крайне признателен, – сказал Друа, – если бы ты выделил мне несколько бело-зеленых капсул с контролируемым высвобождением, каинино-барбитурат-аналоговых… Да, этих. – Аддер извлек из ящика стола прозрачную пластиковую пробирку. – Бетрич создает на рынке искусственный дефицит, – объяснил Друа, пряча цилиндрик с веселыми разноцветными капсулами в карман, – цены задирает. В Крысином Городе на эти отличный обменный курс.

– Флуктуации биржи наркотиков Большого ЛА меня не интересуют, – нетерпеливо ответил Аддер, – так что выкладывай.

– Ты можешь расслабиться, – сказал Друа. – Беспокоиться не о чем. Это была самая обычная вечеринка с убийством в Крысином Городе. Стрелок не метил ни в тебя, ни в Паццо. Он целился в мессера, который рядом с вами бродил, и промазал. Вот и всё.

– Промазал, вот и всё, – передразнил его Аддер. Вопреки саркастическому тону, стало заметно, что его внутреннее напряжение в значительной мере спало или хотя бы перераспределилось на некоем внутреннем накопителе. – Да уж, чертовски убедительный ответ. А вот скажи, – обратился он риторически к Лиммиту, сидевшему неподвижно и без всякого выражения на лице, – за каким хреном мне это нужно? Я тут просто пытаюсь построить небольшой бизнес, бога ради, как честный предприниматель, а банда чокнутых фриков уверена, что они мне оказывают услугу, отстреливая мессеров по всей улице. Если они распугают клиентов, меня это реально взбесит. И кроме того, – он отвернулся от Лиммита, словно от выключившегося микрофона, и снова обратился к Друа, – что это была за пуля, раз от нее башку Паццо так смяло?

«Мать твою, – мысленно проговорил Лиммит, – он хоть остановится дух перевести?»

Друа пожал плечами:

– Ты же своих фанатов знаешь. Они любят шастать в подвалах старого цэрэушного склада, нет-нет да и притащат что-то.

– Превосходно, – с отвращением отозвался Аддер. – Просто шикарно. В следующий раз, надо полагать, атомное оружие там нароют. В формате ядерного чемоданчика, а? – Он зловеще нахмурился, перевел взгляд с чемоданчика на коленях Лиммита на его лицо, потом на Друа. – А кто вообще такой, – сказал он со сдавленным смешком, тыча пальцем в Лиммита, – этот твой приятель?

Лиммит сделал глубокий вдох и ринулся в бездну.

– Доктор Аддер, – проговорил он, – меня зовут Лиммит, Э. Аллен Лиммит, и я только вчера прилетел из Финикса, чтобы предложить вам этот уникальный товар, ценность которого вам наверняка понятна и без моих объяснений. – Он откинул крышку чемоданчика и толкнул его через стол к Аддеру. В горле пересохло. «Этого достаточно, – сказал он себе. – Аддер все поймет».

Аддер долго глядел в широко раскрытый чемоданчик.

– Дезактивированная боевая перчатка, – наконец произнес он, глядя на Лиммита поверх крышки. Лицо его было неподвижным. – Ты приперся сюда из самого Финикса, чтобы мне ее показать? Неплохо. Но у меня три таких уже есть.

– Я подозревал нечто в этом роде, – заметил Друа почти печально, откинувшись на спинку кресла. Он не проявил никакого интереса к содержимому чемоданчика.

Лиммит подался через столешницу к чемодану и щелкнул переключателем. Красные точечки и светящиеся образы забегали внутри, подобно язычкам пламени или каплям крови из открытых ран.

– Она не дезактивирована, – сказал он тихо, наслаждаясь кратковременным триумфом и даже некоторой степенью контроля над происходящим или хотя бы равенством. – Она работает.

У Аддера глаза полезли на лоб. Инертная и холодная прежде, перчатка засияла, запульсировала, живительный свет переливался в ней, точно в драгоценном камне. «Вот это да», – подумал Аддер.

Он осторожно коснулся блестящей металлической поверхности. Она казалась чем-то фантастическим. Предмет из глубины прошлого. Ему было известно, что именно это изделие, из всех разработанных Лестером Гэссом для печально известных отрядов спецназа ЦРУ, возымело наибольший эффект в ходе стерилизации движения народных анархистов, которое за свою пятилетнюю историю не раз имело отличные шансы захватить власть. В какой-то момент народники полностью контролировали Вашингтон, Орегон и северную часть Калифорнии. Программа ЦРУ, известная под кодовым названием «Доза B», оказалась чрезвычайно эффективна. Настолько эффективна, что и само ЦРУ впоследствии прекратило свое существование.

От народников уцелели только разрозненные маленькие отряды Анны Манфред, продолжавшие подрывать сельскохозяйственную инфраструктуру; ту без особого труда чинили, анархисты же с каждым днем уменьшались в числе и теряли координацию. Что касается проекта «Доза B», то от него сохранились такие реликвии, как перчатка перед Аддером и скопление заброшенных бараков за колючей проволокой и полуразрушенными заборами глубоко в пустыне Мохаве.

«Вот это сила», – подумал Аддер. В том огороженном колючками и стенами прямоугольничке посреди пустыни нашли свою смерть несколько сотен тысяч анархистов и симпатизирующих им лиц. Их казнили непрерывно, тремя сменами в день, на таких вот машинах. Перчатка в чемоданчике напоминала отсеченную вместе с кистью и фрагментом предплечья руку из сверкающего хромированного сплава, жесткую, с грубыми пальцами и множеством небольших структурных дополнений. Гэсс превзошел себя в разработке этого устройства, источником же вдохновения ему послужил сравнительно малозначимый архетип двадцатого века. Металлическая рука, смертоносная, неживая и в то же время обретшая собственную жизнь, до сих пор возникала в кошмарах субъектов всех возрастных групп и фигурировала во множестве дешевых шоу или фильмов. В старых телепередачах и рассказах, подражавших стилю пальпа, ее изображали сокрушительным молотом, в других наделяли даром речи. Некоторые утверждали, что одержимость западного социума идеализированными приемами боя каратистов восходит к тому же архетипу металлической руки, жесткой, неумолимой, карающей, воплощавшей увлечение смертоносными артефактами, стремление сделать их частью собственного тела и страх перед теми, кто в этом преуспел.

«Во всяком случае, – сказал себе Аддер, – затея Гэсса оказалась успешна». Перчатка помогала материализовать темные образы, копошившиеся в подсознании. Многие жертвы застывали, точно кролики перед удавами, когда палачи, каждому из которых удаляли руку и взамен устанавливали перчатку, появлялись на запруженном обреченными месте казни, бесцельно и бессистемно пошатываясь из стороны в сторону. Устройство черпало энергию из центральной нервной системы оператора. Его оптические, слуховые и температурные сенсоры наделяли палача фантастическим вниманием ко всему вокруг, а установив достаточно тесный контакт, позволяли оператору разить с такой запрограммированной быстротой, что ни он сам, ни приговоренный даже не замечали мгновения казни. Перчатка была покрыта слоем особого сплава, излучавшим смертоносные, разрывавшие плоть и кость при контакте, гармонические колебания. Образ палача в кожаном фартуке, запятнанном кровью множества жертв, с воздетой окровавленной рукой и блестевшими от нарастающего внутреннего безумия глазами также был продуктом предварительных расчетов Гэсса. Его психологический эффект помогал повергнуть в ужас и оцепенение любого зрителя или даже слушателя.

Как ни безжалостны бывают обычно правительственные чиновники, а «Доза B» даже им пришлась не по вкусу. Делать нечего: палачей, к тому моменту уже законченных маньяков без надежды на излечение, пристрелили, а за Гэссом выслали группу захвата, от которой тот, впрочем, ускользнул, бежал в пустыню к западу от концлагеря и там сгинул. Так завершилась таинственная карьера этого безликого гения. Перчатки конфисковали, дезактивировали или переплавили на инертный металл. «Все, кроме этой», – подумал Аддер. Одна каким-то образом уцелела. Он увидел, как загораются маленькие прямоугольники вдоль одной стороны чемоданчика и наливаются красным черные буквы.

«СЕРВОМЕХАНИЗМ I – OK, – прочел Аддер. – СЕРВОМЕХАНИЗМ II – OK, ОЖИДАНИЕ ВВОДА, ОГРАНИЧЕННЫЙ РЕЖИМ». «Да это ж, блин, просто праздник какой-то!» – подумал он. И самый прекрасный индикатор из всех, он же самый большой, вспыхивал и гас снова и снова, с вежливой, но властной настойчивостью информируя: «ГОТОВНОСТЬ К УСТАНОВКЕ. ГОТОВНОСТЬ К УСТАНОВКЕ».

У Аддера непривычно пересохло в горле.

– Скажи мне вот что, – проговорил он. – Где ты ее достал?

– Лестер Гэсс был моим отцом, – ответил Лиммит. – Когда он разрабатывал перчатки для ЦРУ, то изготовил на одну больше, чем следовало бы по контракту. Он не оставил мне никакого другого наследства, кроме Яйцефермы Финикс, где можно было спрятаться.

Он услышал, что его голос дрожит. Догадается ли Аддер, что всему сейчас сказанному его подучил Джо Гунсква?

– Я так понимаю, – заключил Аддер, – ты составил некоторое представление о том, какую ценность эта штука для меня имеет.

– Думаю, мы сможем прийти к цене, которая… устроит нас обоих.

«Резкий чувак, – подумал Аддер с усмешкой. – Лучше бы он держался тут поосторожней. Неохота его убивать».

Друа перегнулся через стол:

– Можно взглянуть?

Аддер с подчеркнутой аккуратностью передвинул к нему чемоданчик.

– Превосходно, – сказал Друа после нескольких секунд их общего молчания. – Чрезвычайно удовлетворительно во многих аспектах. Но меня интересует вот что: зачем в ней установлен жучок?

Он задумчиво подергал себя за губу.

– Жучок? – Аддер замер, напрягся. – Где?

– А вот тут, – Друа указал еле заметную точку у края внутреннего покрытия чемоданчика. – Это микросканер.

Глаза Аддера сузились, а губы сжались от ярости. Он рванул черную ткань, похожую на бархат, и вытащил небольшую плоскую металлическую коробочку, сочлененную со сканером серебристой нитью.

«Срань господня, – только и подумал Лиммит. У него душа ушла в пятки. – Нечего сказать, хорошо меня эти ублюдки из Финикса снарядили в дорогу».

– Мистер Лиммит, если вас действительно так зовут, – мрачно проговорил Аддер, протягивая сканер и трансмиттер Лиммиту, – не потрудитесь ли объяснить, какую игру вы, черт побери, затеяли?

Лиммит в отчаянии замотал головой:

– Я не знал, что там такое. Это кто-то другой подложил. Это не я.

– Конечно, конечно, – протянул Аддер. – Надеюсь, вы не будете в обиде, если я кое-что проверю. Если даже идея принадлежала не вам, то у меня имеются серьезные подозрения насчет ее истинного автора.

Он перевернул металлическую коробочку. На тыльной стороне корпуса было выгравировано:

«СОБСТВЕННОСТЬ

КОРПОРАЦИИ УВЕЛИЧЕНИЯ

ВАЛОВЫХ ПОКАЗАТЕЛЕЙ.

ДЕПАРТАМЕНТ МЕДИЙНОЙ ПОЛИТИКИ

И ТЕЛЕВЕЩАНИЯ».

Аддер подцепил сканер большим и указательным пальцами, вытянул средний палец другой руки и покачал им перед устройством.

– Надеюсь, ты сейчас смотришь, Мокс, – сказал он. – И наслаждаешься успехом своего хитроумного плана.

Он обернулся к социологу:

– А ты был в курсе про всю эту веселуху?

– Извини, но эти данные для меня совершенно внове, – жизнерадостно откликнулся Друа.

– Раз от тебя проку что с козла молока, – произнес Аддер, вытащив из кармана лабораторного халата, в котором провел ночь, «магнум» калибра 0.44, – то не обессудь, если я попрошу присмотреть за нашим новым дружком из Финикса, чтоб он никуда не делся.

Лиммит медленно развернулся к Друа. Аддер встал из-за стола, стянул халат и бросил на спинку опустевшего кресла. Друа небрежно держал пушку одной рукой, целясь Лиммиту точно в грудь. Ствол в его руке не дрожал.

– Я считал тебя бесстрастным ученым-социологом, – заметил Лиммит.

Пушка в руке Друа не шелохнулась.

– А я такой и есть, – ответил он.

– Тогда как так вышло, что ты в меня целишься? Не боишься, что это слегка исказит твою объективную позицию?

Друа пожал плечами:

– Может быть. Но ведь возможностью для исследований я обязан хорошим отношениям с доктором Аддером. Если я с ним рассорюсь, исследовать будет больше нечего.

– Бля.

Лиммит осел в кресле. Короткий диалог истощил запасы его мужества. «В яму», – беспомощно подумал он. Даже ребенком он время от времени ощущал под собою бездну, куда в любой момент рисковал провалиться после любого действия, сколь ни простого или умного. Он чуял ее все время, субреальность, подстилающую окружающий мир и готовую поглотить его в случае промашки, параллельную вселенную из научной фантастики в мягких обложках. В его представлении она состояла из дерьма, и фекальные планеты обращались вокруг длинных коричневых звезд. Разбитые надежды. «Наверно, так чувствуешь себя в аду, – подумал он, исполнившись уничтожающего презрения к собственной глупости – куда более сильного, чем страх за ее последствия. – Вот какая награда мне уготована за то, что я мерзавца Гунскву послушал».

Друа извинительно откашлялся.

– Тебе, честное слово, не о чем беспокоиться, – сказал он. – Аддер совсем не мстителен, ничего такого. При условии, что с ним играют равные партнеры.