Текст книги "Никогда не поздно"

5

В Голливуде поговаривали о том, что теперь, когда «Дочь сенатора» потеряла звезду – Винсента Колмена, ей ничего не остается, как брать качеством. Телевидение сражалось с Рэем Парнеллом из-за исполнительницы роли Рози. Телевизионные боссы хотели, чтобы ее играла актриса с именем, но Парнелл настаивал на молодой и неизвестной.

Тогда телевизионщики решили устроить прослушивание – условие, оскорбительное для многих актрис, которые уже с успехом выступали на сцене, играли в кино и пользовались известностью в определенных кругах. Но для телевидения они были никем, потому что их не знали миллионы обывателей, проводивших вечера перед телевизором.

В конце концов все это перестало иметь значение, потому что играть сенатора согласилась звезда куда большей величины, чем Винс Колмен. Парнелл слетал в Лондон и заключил договор с английским актером. Все крупные голливудские агентства во главе с «Карузо Криэйтив» сочли его поступок изменой.

Десмонд О'Коннел никогда не работал для телевидения и как-то раз заявил, что никогда и не станет. Он играл на сцене, снимался в кино только в тех ролях, которые ему нравились, и уже имел приз Академии киноискусства. Десмонд был ирландцем и обладал многими качествами, присущими сенатору Тому Мадигану, только он не позволял, чтобы «слабости» мешали его работе. Женщины его обожали, потому что видели в нем великолепного, но погрязшего в пороке мужчину, которого может вернуть к праведной жизни любовь хорошей женщины. Одного его имени было достаточно, чтобы «Дочь сенатора» смотрели все, поэтому Рози теперь мог играть кто угодно.

Как Парнелл ухитрился заполучить О'Коннела, который презирал телевидение? «Голливуд репортер» намекал, что знаменитый актер промотал все свои денежки и его соблазнил огромный гонорар.

Но, по словам Рэя, дело было совсем в другом: О'Коннел много читал и любил литературу, как любил чистокровных ирландских лошадей, игру по крупной, красивых женщин и выдержанное виски.

В отличие от большинства голливудских актеров, англичанин действительно читал роман и был им тронут. В разговоре с Рэем он объяснил, что захотел сыграть сенатора, потому что «этот сукин сын – вылитый мой старик».

Фэй не могла поверить, что ей так повезло. Мысль о том, что ее партнером будет Десмонд О'Коннел, сначала привела ее в восторг, но потом она забеспокоилась. Удастся ли ей сохранить индивидуальность рядом с таким сильным актером? В Сайервилле они с Глендой восхищались его внешностью – черными волнистыми волосами и васильковыми глазами, а потом, уже в колледже, она поняла, что это выдающийся актер. Он и сейчас все еще был красив, несмотря на беспорядочный образ жизни и злоупотребление спиртным, – так красив, что при взгляде на него захватывало дыхание. В свои пятьдесят два года он стал легендой.

Фэй удивилась, когда Рэй пригласил ее приехать в его офис. Она уже подписала контракты, и, казалось, от нее больше ничего не требуется, но он намекнул, что ему нужен ее совет по важному делу.

– Надеюсь, ты не собираешься сообщить, что Десмонд О'Коннел передумал, – сказала Фэй, войдя в просмотровый зал.

Рэй покачал головой.

– Нет, нет. Он все подписал. Будет в Калифорнии в конце недели. – Он подмигнул. – Ты ведь всегда по нему сохла, правда?

– Я обожала его самым что ни на есть пристойным образом, как и многие другие женщины в мире.

Они уселись в удобные мягкие кресла. В просмотровых за двадцать лет ничего не изменилось, только убрали пепельницы, поскольку курить стало не принято.

Свет начал гаснуть, Рэй наклонился к ней и проговорил:

– Просто посмотри и потом скажешь, что ты по этому поводу думаешь. Интересно узнать твое мнение.

В первой пробе Фэй увидела незнакомую худощавую девушку с высокими скулами и чувственным ртом. Она шла по какому-то полю, одетая в джинсы и ковбойские сапоги, потом с задумчивым видом уселась на ограду. Следующей шла сцена со словами и с партнером. Фэй узнала Криса Андерса и вспомнила эту сцену в романе: Рози после убийства отца убегает в Европу, меняет имя и надеется, что ее никто не узнает. Она напугана, растерянна, но пытается это скрыть под маской самоуверенности и опытности. Актриса явно переигрывала – она откидывала голову, демонстрируя длину шеи, вызывающе облизывала губы. У Фэй было впечатление, что она видит кадры из эротического фильма.

Следующая актриса показалась ей лучше – мягче и интеллигентней, но у нее все время был слишком безмятежный вид, словно она рекламировала кукурузные хлопья.

Фэй скосила глаза на Рэя, но тот глядел прямо перед собой. Казалось, он даже не осознает ее присутствия, ее близости. Ей стоило лишь чуть шевельнуться, и она коснулась бы плечом его плеча. Она отодвинулась подальше, снова перенесла все внимание на экран и подалась вперед, потому что увидела Тару. Девушка шла прямо на них, ветер трепал ее пшеничные волосы, они закрывали ей лицо, но она не отводила их элегантным жестом манекенщицы, она просто встряхивала головой, откидывая назад. Камера любила ее, на экране она казалась еще красивей, чем в жизни. Но может ли она играть? Фэй поймала себя на том, что при первых звуках ее голоса затаила дыхание. «Это я, Каролина», – произнесла Тара, и это было замечательно.

Никаких сомнений не оставалось: Тара была именно то, что нужно. Фэй выжидательно взглянула на Рэя, но дальше шли еще две пробы, которые она почти не смотрела. Когда зажегся свет, Рэй повернулся к ней и спросил:

– Ну как? Тебе кто-нибудь понравился?

– Конечно, – ответила она, удивляясь, что он еще спрашивает. – Номер три. Она на голову выше остальных. Мне кажется, она по-настоящему талантлива.

Рэй кивнул.

– Мы все тоже так думаем. Я бы взял ее в любую минуту, но мне интересно было узнать мнение постороннего человека.

– Насколько понимаю, посторонний человек – это я.

– Перестань, Фэй, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Люди, которые постоянно варятся в этом котле, не способны на объективные решения.

– Да, но я должна тебе признаться, что я знакома с этой девушкой. Я мельком видела ее у Кейси. Она приехала на «харлее».

Рэй слегка прищурился.

– И в результате этой встречи ты настроена за нее или против нее?

– Нет, я никак не настроена. Хотя… – Фэй улыбнулась, понимая, как глупо это прозвучит. – Моя дочь считает Тару скопищем всех пороков. Правда, я не всегда верю всему, что говорит моя дочь.

Его глаза снова странно блеснули, и Фэй поняла, что он сознательно о чем-то умалчивает. Может быть, он знает причину неприязни Кейси к Таре? Но задавать этот вопрос она не собиралась. Фэй собиралась спросить его о другом и сделать это по возможности тактично.

Когда они вернулись в кабинет, она сказала:

– Ты говорил, что тебя интересует мое мнение. А что, если бы Тара мне не понравилась, я имею в виду как актриса?

Он склонил голову набок и устремил на нее изучающий взгляд, от которого ей стало не по себе. С какой стати он ее так рассматривает? Заметил, что ее кожа стала свежее благодаря строгой диете и косметическим процедурам? Или он сравнивает ее с сияющей молодостью Тарой? Но нет, конечно нет, теперь она поняла – просто он думает, как ответить на вопрос максимально честно. Он сцепил руки за головой и откинулся на спинку кресла.

– Я с интересом выслушал бы все твои возражения, а потом скорее всего поступил бы по-своему.

– Что ж, это честный ответ, – признала Фэй. – Но тогда зачем беспокоиться и спрашивать меня? Я не понимаю, Рэй.

– А что тут понимать? Я уважаю твое мнение. Всегда уважал. Ты всегда видела, хорош актер или плох. Думаю, видишь и теперь.

Он встал и подошел к окну с полуопущенными жалюзи. На его подвижном лице появилось недовольное выражение.

– Что с тобой? – спросил он мягко, преувеличенно ровным тоном, как будто говорил с капризным ребенком. – Ради Бога, Фэй, я тебя знаю двадцать три года. Так почему тебе кажется странным, что твое мнение имеет определенный вес? Почему ты пытаешься отыскать тайные мотивы в моих самых обычных словах и поступках?

Фэй чувствовала, что в нем нарастает настоящая ярость, и у нее перехватило дыхание. Откуда в нем эти бурные эмоции?

– Я не хотела тебя обидеть, – ответила она. – И не думаю, что у тебя есть какие-то скрытые мотивы, я просто не понимаю, почему тебе нужно, чтобы я в чем-то участвовала.

Он не ответил. Он просто смотрел на нее, как на идиотку, и внезапно она тоже разозлилась.

– И с какой стати ты считаешь, что знаешь меня двадцать три года? Мы знали друг друга три года – три года, Рэй, а двадцать лет ты меня не знал вовсе. Это долгий срок. Конечно, мы встречались мимоходом, я помню, ты даже несколько раз бывал у нас в доме. Но что ты знаешь о том, что произошло со мной за эти двадцать лет? Может быть, я теперь понимаю в актерской игре ровно столько же, сколько твоя малахитовая пепельница.

Она встала и вызывающе уставилась на него, готовая к бою, но вдруг осознала всю нелепость происходящего и осеклась.

– Вот это речь! – вздохнул Рэй. – Столько слов я от тебя ни разу не слышал.

От его насмешливого тона она окончательно вышла из себя.

– Перестань паясничать, Рэй. Не делай вид, что тебе меня не хватало. Я думала, в тебе больше честности.

– Насколько я помню, – негромко проговорил Рэй, – именно моя честность и была поставлена под сомнение. Мне льстит, что ты производишь переоценку истории.

Их спас сигнал зуммера, за которым последовало сообщение, что у Рэя назначена встреча. Фэй схватила сумочку и направилась к двери. На пороге она обернулась.

– Давай забудем этот разговор.

Он молча кивнул.

Фэй заставила себя выйти из здания твердым шагом, но руки у нее так дрожали, что она не сразу смогла завести машину. Поразительно, что они с Рэем умудрились поссориться, поразительно, что оба при этом испытывали такие сильные эмоции. Как он смел сказать: «Моя честность была поставлена под сомнение?» Неужели Рэй настолько лицемерен, что сумел забыть, как предал ее? Или, что еще хуже, она так мало для него значила, что он не придает этому никакого значения? Больнее всего было думать, что Рэй пытается повернуть дело так, будто она не имеет причин не доверять ему.

«Единственное, что меня пугает, – это мысль о том, что, может быть, мне придется жить без тебя». Тогда он произнес эти слова так страстно, что она не могла не поверить, тем более что сама чувствовала то же самое. Это он первым сказал, что любит. Они не говорили о браке, но это подразумевалось в каждой фразе: «Мы поедем в Европу…», «У нас будет дом на берегу океана…», «Мы добьемся успеха…»

И спустя всего неделю после того, как он умолял ее обещать, что она никогда его не покинет, она застала его с другой – с девушкой, которую звали Джо Энн. Если бы ничего не случилось, Фэй даже не могла бы вспомнить ее, выделить из прочих девочек в бикини, участвовавших в съемках, но Рэй заставил ее запомнить Джо Энн навеки. Джо Энн Клюгер, которая сменила имя и стала называть себя Джоанной Кейн. У нее была неплохая фигура с соблазнительными выпуклостями, крашеные волосы платинового цвета, которые она завязывала в конский хвост, и дурацкая привычка все время хихикать.

В тот день Фэй должна была обедать с Рэем в забавном маленьком домике, который он снял в Венеции, и она приехала пораньше, чтобы преподнести сюрприз – рассказать, что ею заинтересовался преуспевающий агент Кэл Карузо. Однако ее тоже ждал сюрприз. Еще не дойдя до незакрытых дверей спальни, она услышала знакомое хихиканье. Джо и Рэй, судя по всему, только что занимались любовью – девушка лежала, перекинув одну ногу через его бедро, ее крашеные волосы разметались по подушке, а губы распухли от поцелуев. Трусики валялись на полу, но она была в майке, как будто они так сгорали от нетерпения, что не потрудились раздеться. Они даже не заметили Фэй, которая, не веря своим глазам, стояла в дверях.

Рэй никак не мог поверить, что между ними все кончено, и снова и снова повторял, – как все изменившие мужчины, – что это ничего не значит, что Фэй – единственная любовь в его жизни. Он клялся, что Джо Энн приехала к нему без предупреждения и чуть ли не силком затащила в постель. Фэй испытывала к нему безграничное презрение – никто и никогда не затащил бы в постель ее, и она думала, что если в этом и состоит разница между мужчиной и женщиной, то лучший удел женщины – безбрачие…

Когда руки перестали дрожать, она завела машину, выехала на авеню Звезд, помахала рукой хорошенькой молодой женщине, вылезавшей из «бентли», и тут же поняла, что с ней незнакома. Светло-каштановыми волосами и большими глазами эта женщина напоминала Бетси Ландон, на которой десять лет назад женился Рэй. Бетси была очень талантливым дизайнером, и, если бы не обстоятельства, они с Фэй могли бы подружиться. Фэй всегда держалась с ней подчеркнуто любезно, чтобы никто не думал, что она ревнует. Бетси умерла от рака пять лет назад. Эта смерть поразила всех, а Фэй испытала острую боль, причиной которой не могло быть ничто иное, кроме чувства вины, – она никогда не желала Бетси зла и все же в глубине души ее ненавидела.

На Голливудском бульваре несмотря на поздний час было полно попрошаек, бродяг и проституток. Фэй увидела безутешно рыдавшую девушку в черном парике и короткой юбчонке, по щекам которой грязными ручейками стекала тушь с ресниц. Фэй знала, что причиной тому могли быть наркотики, но ей пришло в голову, что эта девушка, быть может, приехала в Голливуд в надежде стать кинозвездой.

И ранняя смерть Бетси, и рыдающая девушка, и ее собственная неспособность извлекать уроки из жизни – все нагоняло тоску. Фэй подумала, что лучше всего было бы дать волю слезам, но, живя с Кэлом, она разучилась плакать.

В дополнение к «Голливуд репортер» и «Вэрайети» молодежь, имеющая отношение к кино, почитывала и новый журнальчик, или, скорее, газету под названием «Полная тарелочка», который выходил раз в неделю и занимался распространением скандальных сплетен и слухов. Они никогда не писали о том, что уже было известно, предпочитая намеки и предположения. Все признавали, что журнал низкопробный и грязный, и тем не менее все его читали. Предполагали, что появлением на свет «Полная тарелочка» обязана двум сценаристам, имеющим осведомителя в одном из голливудских агентств.

Фэй даже не подозревала о существовании журнала и поэтому была совершенно обескуражена, когда Кейси сунула ей в руки очередной номер. По просьбе дочери они встретились в «Просперо», маленькой кофейне, которую с некоторых пор почти не посещал голливудский высший свет, и Фэй скоро поняла, что дочь выбрала «Просперо» именно поэтому.

– Что это? – спросила она, протянув руку к небольшому листку. Фэй заметила, что, дожидаясь ее, Кейси уже успела прикончить порцию кофе с мороженым, и пожалела, что нельзя заказать капучино со взбитыми сливками. Она заказала чашку черного кофе без сахара.

– «Полная тарелочка» – журнал, или, вернее, газета, но это неважно. Важно, что там пишут.

Фэй охватила тревога. Что могло случиться? Почему Кейси потребовала, чтобы они встретились как можно скорее?

– Почему бы тебе просто не рассказать мне, в чем дело? – предложила она.

– Нет, лучше прочти. – Кейси развернула газетный лист и отчеркнула заметку красивым, наманикюренным ногтем. Даже сейчас, в предчувствии неприятности, Фэй не могла не восхищаться ногтями Кейси – она еще хорошо помнила, как та их непрерывно грызла.

Новое унижение. Она не могла прочесть мелкий слепой шрифт без очков, которые не взяла с собой. Она попробовала было держать газету на расстоянии вытянутой руки, но тоже ничего не увидела. Кейси следила за ней, плотно сжав побелевшие губы, и Фэй понимала, что дочь по-настоящему расстроена.

– Дорогая, что случилось? Прочти мне сама, я не вижу.

Кейси взяла листок и начала читать, понизив голос.

– «Профессионалы задают вопрос, почему известный режиссер Рэй Парнелл пригласил бывшую актрису Фэй Макбейн сниматься в его новом мини-сериале «Дочь сенатора» по бестселлеру… – Кейси пропустила несколько строчек. – Приглашение на роль блестящей Карлотты Фитцджеральд Фэй Макбейн, в течение двадцати лет больше известной как жена Кэла Карузо, логически не оправдано. Хотя бывшая жена суперагента обладает определенными внешними данными, на ее счету лишь два фильма…»

– Ну и что? – устало проговорила Фэй. Она была к этому готова, это, можно сказать, входило в программу, и она не понимала, почему Кейси подняла такой шум. Но Кейси продолжала читать, и у Фэй похолодело сердце.

– «Сначала все склонялись к мысли, что режиссер таким образом расплачивается с агентом, но «Полная тарелочка» обнаружила нечто куда более интересное. Оказалось, что до брака с Кэлом Карузо Фэй Макбейн питала романтическую привязанность к Рэю Парнеллу. По словам очевидцев, молодая пара была неразлучна. И теперь, когда Парнелл овдовел, а Фэй Макбейн стала свободной… Мы согласны с тем, что это лучший способ раздуть пламя, тлевшее в течение двадцати лет. Романтика никогда не умирает в Голливуде».

Кейси скомкала газету и швырнула ее на стол.

– Ну? – процедила она. – И что из этого правда?

Фэй медленно помешала ложечкой кофе и ответила:

– Ничего. Никто не собирается раздувать никакое пламя.

– А все остальное? – Кейси судорожно теребила прядь волос. – Вы с Парнеллом действительно были любовниками?

– Он был моим… другом до того, как я познакомилась с твоим отцом. Мы тогда не употребляли слово «любовник».

– Господи! – Кейси забарабанила пальцами по столу. – Это чудовищно! Неудивительно, что ты не слушала моих советов, что переметнулась к Барни Глассеру. Ему-то наплевать, что ты будешь выглядеть идиоткой.

Фэй поймала руку дочери и крепко сжала.

– Что тут чудовищного, Кейс? – негромко спросила она. – Мне было столько же лет, сколько сейчас тебе, у меня был друг. Что же тут ужасного?

– Неужели ты не понимаешь? – Кейси взглянула на нее с жалостью. – Парнелл пригласил тебя просто из милости – в память о прошлом. Как ты могла? Как ты могла так скомпрометировать папу?

Фэй захлестнула волна гнева.

– Твоего папу не так-то легко скомпрометировать, – едко возразила она. – Не такой уж он нежный цветочек, дорогая моя. Тебе ли этого не знать.

– О, правильно, давай, говори про него гадости. Ма, это такой дешевый прием. Он никогда не говорит о тебе ничего плохого, он считает тебя замечательной женщиной и сочувствует тебе…

– Перестань, Кейси. Давай кое-что выясним. Я не сделала ничего, что могло бы поставить Кэла в неловкое положение. К нему это не имеет ровным счетом никакого отношения.

Кейси немного пришла в себя от ее твердого тона, но уголки губ у нее продолжали нервно подергиваться, и она еще больше побледнела.

– Хорошо, – пробормотала она наконец. – Предположим, ты действительно не понимаешь, что происходит. Я даже готова поверить, что ты не подозревала о мотивах Рэя Парнелла. Но почему ты ничего не говорила мне? По отношению ко мне это было бесчестно.

Какой знакомый мотив. Теперь уже ее честность поставлена под сомнение.

– Ты никогда и не спрашивала. Это старая история, и роль Карлотты тут ни при чем.

– Конечно, – с издевкой сказала Кейси. – Ты получила эту роль, потому что ты выдающаяся актриса, которая все эти двадцать лет всех сводила с ума. И он выбрал именно тебя, так как из всех актрис среднего возраста ты самая талантливая и известная.

В ее тоне было столько яду, что Фэй поморщилась.

– Попытайся понять, Кейси. Мы с Рэем вместе начинали. Я всегда знала, что когда-нибудь он станет большим режиссером, а он… он думал, что я талантливая актриса. Он в меня верил.

– Ты распускаешь слюни, как семнадцатилетняя дурочка, – бросила Кейси. – Все мужчины говорят всем женщинам: «Я в тебя верю».

– Рэй действительно верил в меня, – тихо сказала Фэй больше самой себе, нежели переполненной злобой девушке, в которой она с трудом узнавала собственную дочь.

– Я больше не могу слушать всю эту белиберду. – Кейси бросила на стол чек и встала. Фэй не сделала движения, чтобы ее удержать. Она устала оправдываться, тем более что оправдываться было не в чем. Она прекрасно понимала, что Кейси огорчена, что у нее разыгралось воображение, но сейчас уже не было сил, чтобы попытаться все уладить.

Фэй допила кофе, но домой ей ехать не хотелось. Она стала мечтать, что купит домик где-нибудь в Орегоне, навсегда покинет Голливуд и станет жить в лесу. Она будет медитировать, постигать тайны своего внутреннего мира, перестанет красить волосы и будет есть и пить все, что захочет. Фэй забудет о мужчинах и подружится с женами лесорубов и рыбаков. И тогда… Тогда жизнь потеряет всякий смысл, станет скучной и серой.