Текст книги "Хранительница тайн"

6

Большую часть ужина Лорел изучала лицо младшей из сестер. Что-то с ним сделали, и результат впечатлял. «Потрясающий новый увлажняющий крем», – ответила бы Дафна, если бы Лорел пришло в голову спросить. Вместо этого она молча кивала, слушая рассказы сестры, которая трясла кудряшками, развлекая компанию историями из жизни шоу «Утро Лос-Анджелеса», где каждый день читала прогноз погоды и флиртовала с ведущим по имени Чип. О том, чтобы вклиниться в ее самозабвенный монолог, не приходилось и мечтать, и когда наконец такая возможность представилась, Роуз и Лорел заговорили одновременно.

– Давай ты. – Лорел качнула бокалом – опять опустевшим, отметила она про себя, – в сторону Роуз.

– Мне кажется, нужно обсудить мамин день рождения.

– Согласна, – подала голос Айрис.

– Очевидно…

– Само собой…

– Я считаю…

– А ты что думаешь, Рози? – спросила Лорел.

– Я думаю, – Роуз, привыкшая уступать бойким сестрам, смущенно откашлялась, – что придется праздновать в больнице. Тем более надо придумать что-нибудь особенное. Вы же знаете, как мама относится к дням рождения.

– Именно это я и хотела сказать. – Дафна подавила икоту, прикрыв рот розовыми ноготками. – К тому же это в последний раз.

Молчание за столом нарушало лишь грубое тиканье швейцарских часов.

– Должна сказать, с тех пор, как ты перебралась в Штаты, ты стала гораздо… бесцеремоннее, – фыркнула Айрис, приглаживая жесткий ежик седых волос.

– Я просто хотела сказать…

– Мы знаем, что ты хотела сказать.

– Но это правда!

– Тем более незачем упоминать об этом вслух.

Лорел внимательно разглядывала собеседниц. Айрис негодовала, Дафна обиженно моргала, Роуз так отчаянно теребила косу, что грозилась ее оторвать. За столько лет сестры ничуть не изменились.

– Хорошо бы чем-нибудь ее порадовать, – вздохнула Лорел. – Поставить пластинку из папиной коллекции. Ты это имела в виду, Рози?

– Да, – ответила Роуз с благодарной улыбкой, – именно это. А еще мы могли бы вспомнить те истории, которые она для нас сочиняла.

– Про дверцу в глубине сада, которая ведет в волшебную страну…

– Про драконьи яйца, которые мы нашли в лесу…

– Про то, как она сбежала из дома с бродячим цирком…

– Ты помнишь цирк, который мы построили? – неожиданно спросила Айрис.

– Мой цирк! – просияла Дафна.

– Твой, твой, – перебила Айрис, – но только потому…

– Потому что я заболела корью и пропустила выступление настоящего, когда он приехал в город на гастроли. – Дафна рассмеялась воспоминаниям. – Папа соорудил на лужайке шатер, вы были клоунами, Лорел изображала льва, а мама ходила по канату.

– И у нее отлично получалось, – заметила Айрис. – Ни разу не упала. Должно быть, тренировалась много недель подряд.

– Или и впрямь в детстве удрала из дома с цирком, – сказала Роуз. – Я почти готова в это поверить.

Дафна довольно хмыкнула.

– Нам повезло с мамой. Она так и не перестала быть ребенком. Не то что другие матери. Я всегда ощущала неловкость, когда к нам домой приходили одноклассники.

– Ты? Неловкость? – Айрис изобразила удивление.

– А что вы скажете, – вклинилась Роуз, желая прекратить назревающую перепалку, – если я испеку мамин фирменный бисквитный торт?

– Помнишь тот нож? – воскликнула Дафна. – Ну, тот, с ленточкой…

– Красной, – вставила Айрис.

– …и костяной ручкой. Мама разрезала торт только им.

– Она утверждала, что нож волшебный. Будто бы он исполняет желания.

– А ведь я и впрямь долго в это верила. – Дафна со вздохом оперлась щекой о ладонь. – Интересно, что с ним стало?

– Нож пропал, – ответила Айрис. – Я хорошо помню. Я спросила маму, и она ответила, что нож потерялся.

– Похоже, он уплыл туда же, куда в этом доме уплывали шариковые ручки и невидимки, – перебила Лорел. – Я умираю от жажды. Принесу еще вина.

– А что, если мы его найдем? – услышала она из коридора.

– Отличная мысль! Разрежем мамин торт маминым ножом…

По крайней мере, на кухне Лорел была избавлена от необходимости наблюдать за лихорадочными сборами поискового отряда. («Куда, ну куда же он подевался?» – вопрошала горящая искренним рвением Дафна).

Лорел щелкнула выключателем, и кухня пробудилась к жизни, словно старый верный слуга, давно отошедший от дел. При бледном искусственном свете она показалась печальнее, чем на первый взгляд: швы между плитками покрывала тонкая пленка жирного налета – свидетельство того, что зрение Дороти неуклонно ухудшалось. Лорел стало не по себе. Давно следовало нанять маме уборщицу. Почему она об этом не подумала? И если уж начистоту, почему не нашла времени приехать и вымыть кухню сама?

Холодильник, по крайней мере, был новехонький. Когда старый добрый «Келвинатор» приказал долго жить, Лорел заказала по телефону из Лондона новую модель: энергосберегающую, с приспособлением для приготовления льда, которым мама так ни разу и не воспользовалась.

Лорел вынула из холодильника бутылку шабли, которую привезла с собой, и захлопнула дверцу. Видимо, слишком сильно – на пол свалился магнит и бумажка, тут же исчезнувшая под холодильником. Лорел чертыхнулась и, встав на четвереньки, принялась шарить среди клубков пыли.

Клочок бумаги оказался вырезкой из «Садбери крониклз»: чрезвычайно солидная Айрис в коричневом твидовом костюме и черных чулках на фоне своей школы. От путешествия под холодильник вырезка не пострадала, и Лорел задумалась, куда ее приткнуть. Задачка не из легких: на дверце холодильника было не так-то просто найти свободное место, особенно после того, как кто-то додумался сделать из нее своего рода доску объявлений, и все, что заслуживало внимания членов семьи, приклеивалось скотчем на большую белую дверцу. Фотографии, хвалебные отзывы, визитные карточки и, разумеется, вырезки из газет.

Внезапно Лорел вспомнилось июньское утро шестьдесят первого года, за месяц до дня рождения Джерри: все семеро сидели за столом, дружно намазывая клубничное варенье на хлеб с маслом, а папа вырезал из газеты фотографию улыбающейся Дороти рядом с ее знаменитой фасолью. Потом, когда убирали посуду, он прикрепил вырезку на дверцу холодильника.

– Как ты?

Лорел обернулась. В дверях стояла Роуз.

– Отлично, а что случилось?

– Тебя долго не было, и я решила проверить. – Роуз сморщила нос, всматриваясь в сестру. – Должна сказать, выглядишь ты неважно.

– При таком свете любой похож на чахоточного. – Лорел возилась со штопором, пряча лицо. – Надеюсь, кампания по розыску великого и ужасного ножа идет полным ходом?

– Еще бы. Когда эти две встречаются…

– Их бы энергию да в мирных целях.

– Да уж.

Горячий воздух вырвался из духовки, где Роуз пекла малиновый пирог, фирменное мамино блюдо. Сладкий запах нагретых ягод разнесся по кухне, и Лорел закрыла глаза.

Ей потребовался целый месяц, чтобы набраться мужества и задать Дороти прямой вопрос. Родители твердо решили никогда не упоминать о случившемся. Вероятно, Лорел так и не осмелилась бы начать разговор, если бы тот человек не начал ей сниться. Каждую ночь незнакомец в черной шляпе выходил из-за угла дома и шел к ее матери…

– Неплохо, – заметила Роуз, выдвигая противень. – До маминого ему далеко, но я не волшебница.

Лорел нашла мать на кухне – там, где сейчас стояла Роуз, – за несколько дней до отъезда в Лондон и спросила без обиняков:

– Откуда тот человек знал твое имя, мам?

Не успев договорить, Лорел мысленно взмолилась: пусть мама скажет, что она ослышалась.

Дороти ответила не сразу. Она подошла к холодильнику, открыла дверцу и стала шарить внутри. Целую вечность Лорел разглядывала ее спину и совсем было потеряла надежду, когда мама произнесла:

– Из газеты. Полицейские сказали, что он мог прочесть обо мне в газете. Газету нашли у него в сумке.

Ясность, которую так жаждала Лорел, наступила. Незнакомец увидел фотографию Дороти в газете и отправился на поиски. Но почему? Еле слышный вопрос прозвучал где-то внутри, однако Лорел заставила его умолкнуть. Тот человек был сумасшедшим, вот и объяснение. Да и какая теперь разница? Все давно закончилось. Лорел не стала слишком пристально всматриваться в нити рисунка, и картинка не утратила цельности.

И оставалась таковой до сих пор – до сегодняшнего дня. Невероятно, но прошло полвека, прежде чем старая фотография и упоминание забытого женского имени дали мыслям Лорел новый толчок.

Противень со щелчком встал на место.

– Еще пять минут, – объявила Роуз.

Лорел отхлебнула вина и, старательно изображая беспечность, обратилась к сестре:

– Роуз?

– М-м-м?

– Я про ту фотографию… Та женщина, которая подарила маме книгу…

– Вивьен.

– Да. – Лорел вздрогнула и поставила бутылку на стол. Это имя оказывало на нее какое-то магическое воздействие. – Мама когда-нибудь о ней говорила?

– Совсем немного. После того, как я нашла фотографию. Они дружили.

Лорел вспомнила дату: тысяча девятьсот сорок первый.

– Во время войны?

Роуз кивнула, складывая кухонное полотенце аккуратным прямоугольником.

– Она сказала, что Вивьен была родом из Австралии.

– Из Австралии?

– Она переехала в Англию ребенком. Это все, что я знаю.

– Как они познакомились?

– Мама не рассказывала.

– Почему мы никогда с ней не встречались?

– Понятия не имею.

– Разве не странно, что мама никогда о ней не упоминала? – Лорел отхлебнула вина. – Интересно, почему…

Прозвенел таймер.

– Может быть, они поссорились, и их пути разошлись. Откуда мне знать? – Роуз натянула кухонные рукавицы. – А что тебя заинтересовало?

– Да так, ничего.

– Тогда пошли есть, – сказала Роуз, вынимая форму из духовки. – Выглядит весьма аппетитно…

– Она умерла, – промолвила Лорел с внезапной убежденностью. – Вивьен умерла.

– Откуда ты знаешь?

– Это всего лишь предположение, – тут же пошла на попятную Лорел. – Шла война. Все могло случиться.

– Все когда-нибудь случается. – Роуз проткнула вилкой корочку. – Иногда даже глазурь выглядит весьма достойно. Ты готова броситься в пасть львам?

– А знаешь, – Лорел ощутила необоримое желание подняться на чердак и проверить свои предположения, – пожалуй, ты была права. Мне действительно нехорошо.

– Даже пирога не будешь?

На полпути к двери Лорел мотнула головой.

– Придется лечь пораньше. Не хочу утром встать с больной головой.

– Принести таблетку? Горячий чай?

– Нет, спасибо. Если только…

– Что?

– Пьесу.

– Какую пьесу?

– «Питер Пэн», книжку, в которой лежала фотография. Ее можно найти?

– Порой ты бываешь такой странной, – улыбнулась Роуз. – Ладно, так и быть, принесу я тебе твою книжку. – Она кивнула в сторону пирога. – Только с этим покончим.

– Не спешите, я буду у себя. Приятного аппетита. И еще, Рози…

– Что?

– Прости, что оставляю тебя на съедение этим двоим.

Во всем была виновата Австралия. Стоило Роуз упомянуть о месте, где родилась Вивьен, как в мозгу Лорел что-то щелкнуло. Она вспомнила, где впервые услышала это имя и почему оно так важно.

Пока сестры ели пирог и охотились за ножом, который им никогда не найти, Лорел перерыла чердак в поисках своего чемодана. У каждого в семье был свой собственный чемодан, тут мама была непреклонна. Это все из-за войны, однажды объяснил им папа. Все, что Дороти любила, уничтожила бомба, упавшая на ее дом в Ковентри. Ей хотелось верить, что ее дети избегнут такой участи. И пусть она не могла защитить их от сердечных ран, зато знала: каждый из них найдет свои школьные фотографии в целости и сохранности. Страсть матери к вещам – предметам, которые можно взять в руки и наделить неким особым смыслом, – граничила с одержимостью, а перед ее любовью к собирательству было трудно устоять. Все сохранялось, ничего не выбрасывалось, традиции соблюдались почти с религиозным рвением. Взять, к примеру, тот самый нож.

Чемодан Лорел подпирал старый радиатор, который папе так и не удалось починить. На крышке по трафарету было выведено ее имя. Истертые кожаные ремни и сломанные застежки годились только на свалку. Сердце Лорел затрепетало. Странно, что предмет, о котором она не думала пятьдесят лет, так четко возник в ее мозгу. Она помнила, как он выглядит, представляла, как возьмет его в руки, какие чувства он всколыхнет. Бледный призрак юной Лорел опустился на колени рядом с ней.

Внутри пахло сыростью и старым одеколоном, название которого она успела забыть, но запах заставил ее вновь ощутить себя шестнадцатилетней. Чемодан был забит бумагами: дневники, фотографии, письма, школьные аттестаты, выкройки.

Наконец в дальнем левом углу чемодана она нашла то, что искала. Тоненькую книжицу, полную воспоминаний.

Несколько лет назад ей предложили сыграть роль Мэг в «Дне рождения». Лорел отказалась. Единственный раз она позволила личной жизни вмешаться в свою театральную карьеру. Лорел отговорилась плотным съемочным графиком, хотя причина была в другом: она не могла отрешиться от того летнего дня шестьдесят первого года, с которым была связана пьеса.

Юноша, в которого Лорел была влюблена, а теперь не помнила его имени, подарил ей эту книгу, и она читала и перечитывала ее много раз, испытывая гнев и отчаяние. А потом незнакомец вышел из-за угла дома, и все в ее жизни изменилось. Одна мысль о том, чтобы снова погрузиться в сюжетные перипетии старой драмы, причиняла Лорел физическую боль.

И теперь у нее на лбу выступил пот, а пульс участился. Они лежали там же, в целости и сохранности, края вырезок торчали между страниц. Две статьи: путаная заметка местного корреспондента и некролог в «Таймс», тайком выдранный из газеты, которую отец ее подруги привез из Лондона.

– Смотри, Лорел, – сказал он однажды, когда Лорел зашла навестить Ширли. – Статья про того несчастного, который умер рядом с вашим домом.

Из многословной статьи следовало, что незнакомец был человеком незаурядным. Задолго до того, как появиться на пороге их фермы, он познал уважение и славу. Детей он не оставил, но когда-то давным-давно был женат.

Света маленькой тусклой лампочки не хватало, чтобы разбирать строчки, поэтому Лорел захлопнула чемодан и, прихватив книжку, спустилась вниз.

Спать ей предстояло в их детской спальне (еще одно преимущество в сложной иерархии старшинства), и постель уже застелили свежим бельем. Кто-то – наверняка Роуз, больше некому – поднял наверх ее сумку, но Лорел не стала распаковывать вещи, а открыла окно и уселась на подоконнике.

Вытащив из книги некролог, она всмотрелась в газетные строчки. Знакомое имя ждало ее в третьей снизу строке.

Вивьен.

Лорел вернулась назад и прочла предложение с начала: «В тысяча девятьсот тридцать восьмом году Генри Дженкинс женился на мисс Вивьен Лонгмейер, родившейся в Квинсленде, Австралия, но воспитанной дядей в Оксфордшире». Ниже значилось: «Вивьен Дженкинс погибла в Ноттинг-хилле, в тысяча девятьсот сорок первом году во время авианалета».

Лорел глубоко затянулась, пальцы дрожали.

Возможно, существовали две Вивьен, обе австралийки. Возможно, подруга ее матери времен войны не имеет отношения к той Вивьен, муж которой умер на пороге «Зеленого лога». Верилось с трудом.

Выходит, мама знала Вивьен Дженкинс, а значит, и Генри Дженкинса.

«Привет, Дороти. Давненько не виделись», – промолвил он, и в глазах матери вспыхнул ужас.

Дверь открылась, вошла Роуз.

– Как ты? – спросила сестра, поморщившись от запаха табака.

– Это в лечебных целях. Только родителям не говори. Терпеть не могу оправдываться.

– Не бойся, я не подведу. – Роуз подошла ближе и протянула Лорел маленькую книжку. – Смотри, какая потрепанная.

«Потрепанная» было мягко сказано. Лицевая обложка держалась на честном слове, зеленая ткань под ней почернела и пахла горелым. Лорел аккуратно перевернула страницу. На титульном листе было написано черным: «Дороти. Истинный друг – свет в ночи. Вивьен».

– Наверное, эта книжка была для нее важна, – заметила Роуз. – Она не стояла на полке вместе с остальными, а лежала в чемодане. Мама хранила ее там все эти годы.

– Ты заглядывала в ее чемодан?

У мамы были очень строгие понятия относительно неприкосновенности личной жизни.

Роуз вспыхнула.

– Нечего так на меня смотреть, Лол! Я не взламывала замок пилкой для ногтей. Она попросила меня принести книжку месяца два назад, прямо перед тем, как ее забрали в больницу.

– Она дала тебе ключ?

– Неохотно. Только после того, как я застукала ее на лестнице. Собиралась сама влезть на чердак.

– Не может быть!

– И тем не менее.

– Мама неисправима.

– Ты такая же, Лол.

Роуз не имела в виду ничего плохого, но Лорел вздрогнула. Она вспомнила вечер, когда сказала родителям, что покидает родной дом. Их огорчило, что она втайне от всех ездила на прослушивание, они считали, что ей рано начинать самостоятельную жизнь, волновались, что Лорел не получит аттестат. Тогда за кухонным столом родители по очереди выдвигали возражения; Лорел слушала со скучающим видом, а когда они закончили, с пылом обиженного подростка выпалила:

– А я все равно уеду! Что бы вы ни говорили, я своего решения не изменю. Я этого хочу!

– Ты слишком молода, чтобы понимать, чего ты хочешь, – возразила мама. – Люди меняются, взрослеют, принимают более взвешенные решения. Я тебя знаю, Лорел…

– Нет, не знаешь!

– Я знаю твое упрямство. Знаю, что ты считаешь себя особенной, что тебя одолевают мечты. Ты так похожа на меня…

– Ничего подобного! Я ни капельки на тебя не похожа! – Слова Лорел больно ранили и без того расстроенную Дороти. – Я никогда не делала того, что сделала ты.

– Довольно! – Стивен Николсон обнял жену за плечи, давая понять дочери, что ей пора наверх, но разговор не окончен.

Ночью Лорел беспокойно металась в постели. Она понятия не имела, где сестры, наверное, их специально держат от нее подальше. Лорел впервые открыто выступила против родительской воли, она гордилась собой и одновременно себя стыдилась. Возникло чувство, что прежней жизни уже не вернуть.

Неожиданно дверь отворилась, и в спальню кто-то вошел. Постель прогнулась под весом тела, и Лорел услышала мамин голос. Мама плакала. Лорел захотелось упасть ей на грудь и никуда не уезжать.

– Мне очень жалко, что мы поссорились, – сказала Дороти, и луч лунного света из окна упал на ее лицо. – Как мы дошли до такого! Могла ли я представить, что когда-нибудь буду ругаться с собственной дочерью! В юности я думала, что не похожа на родителей. Я любила их, но мне казалось, они меня не понимают. Считала, что я лучше их знаю, как мне жить, и не прислушивалась к советам.

Лорел улыбнулась, не догадываясь, куда клонит мама, но, по крайней мере, внутри у нее уже не бушевала огненная лава.

– Мы с тобой очень похожи, – продолжила Дороти. – Я боюсь, что ты повторишь мои ошибки.

– Никакой ошибки! – Лорел села на кровати. – Неужели ты не понимаешь? Я хочу стать актрисой, и для этого нет лучшего места, чем Лондонская драматическая школа!

– Лорел…

– Вообрази, что тебе семнадцать, мам, и впереди у тебя целая жизнь. Неужели тебе не захотелось бы все бросить и укатить в Лондон?

Вопрос был явно не по адресу – Дороти никогда не выказывала ни малейшего желания съездить в Лондон.

В комнате стало тихо, черный дрозд за окном звал подругу.

– Нет, – промолвила Дороти мягко и печально, гладя дочь по волосам. – Нет, никогда.

Только сейчас Лорел пришло в голову, что в ту далекую ночь она была так поглощена собственной драмой, что не спросила маму, какой она была в семнадцать лет, чего хотела, от каких ошибок предостерегала дочь.

Лорел взяла книжку, которую принесла Роуз, и нетвердым голосом промолвила:

– Как странно держать в руках то, что принадлежало ей до всего.

– До чего?

– До нас. До этого дома. До того, как она стала нашей матерью. Только представь, когда ей подарили эту книгу, когда был сделан тот снимок с Вивьен, она не подозревала, что когда-нибудь мы появимся на свет.

– А на снимке она сияет.

Лорел не улыбнулась.

– Ты когда-нибудь думала о ней, Рози?

– О маме? Разумеется.

– Нет, о ней, когда она еще не стала нашей мамой. Мы ведь ничего не знаем о том, как она жила до нас. Ты когда-нибудь задумывалась, чего она хотела, как смотрела на мир, – тут Лорел украдкой посмотрела на сестру, – какие тайны хранила?

Роуз неуверенно улыбнулась, и Лорел покачала головой.

– Не обращай внимания. Что-то я расчувствовалась сегодня. Это все старый дом, старая спальня. – Ей хотелось сгладить впечатление от своих опрометчивых слов. – Помнишь, как Айрис храпела?

– Громче, чем папа! – рассмеялась Роуз. – Сомневаюсь, что с годами она стала храпеть тише.

– Скоро выясним. Ты уже ложишься?

– Хотела принять ванну, пока остальные сидят за столом. – Роуз понизила голос и пальцами оттянула кожу на висках. – Как думаешь, Дафна…

– Я бы не удивилась.

Роуз нахмурилась.

– Придет же такое в голову, – покачала головой сестра.

Когда за Роуз закрылась дверь, улыбка сползла с лица Лорел. Она отвернулась к окну и выглянула наружу. За стеной щелкнул замок, вода зашумела в трубах.

Пятьдесят лет назад, сказала Лорел далеким звездам, моя мать убила человека. Она называла это самообороной, но я была там и все видела. Она подняла руку и ударила того человека ножом, и он упал на землю, на вытоптанную траву и цветущие фиалки. Моя мать знала его, она была напугана, и я до сих пор не знаю почему.

В голову пришла неожиданная мысль: возможно, причина всех ее горестей и потерь, всех ночных кошмаров и приступов меланхолии кроется в том летнем дне? В тайне ее матери, которая все эти пятьдесят лет оставалась нераскрытой?

– Кто ты, Дороти? – произнесла Лорел шепотом. – Кем ты была до того, как стала нашей мамой?