Текст книги "Остов"

6

– Если вы еще и это все съедите, у вас не останется места для картошки!

Голос матери едва слышен в гвалте, заполняющем гостиную.

Работая на кухне, Рут тихо напевает себе под нос – мурлычет рождественские гимны со службы, которую они недавно смотрели по телевизору. Услышав шаги Энн, она умолкает. Даже стоя спиной к матери, Рут чувствует, как меняется атмосфера на кухне, когда та входит из холла. Энн на мгновение останавливается на пороге, а затем идет к раковине за спиной Рут и сгружает туда опустошенные детьми деревянные миски, в которых были чипсы.

– Ну и обжоры!

Это первые слова, прозвучавшие между ними за последние сутки. Расценив это как шаг к примирению, Рут поворачивается к матери.

– Значит, нам достанется больше жареного пастернака, раз они уже набили животы чипсами.

Вскинув брови, Энн подносит к губам хрустальный бокал с белым вином и делает большой глоток. Ее взгляд направлен мимо Рут на начищенную морковь, которую дочь нарезает ровненькими колечками и отправляет в пароварку.

– Ну вот, а я собиралась ее нашинковать.

Рут смотрит на разделочную доску на выложенной плиткой поверхности рабочего стола в маминой кухне. Осталось только две морковки.

– Прости. Я просто хотела помочь.

– Да.

Энн надевает рукавицы-прихватки, наклоняется и открывает духовку. По теплой кухне разносится аппетитный аромат запекающегося мяса.

– В самый раз.

Захлопнув духовку, она снимает со лба запотевшие очки и вытирает стекла о край передника. Затем включает газ на плите, кладет в пароварку остатки нарезанной моркови, проверяет, достаточно ли в кастрюле воды, и ставит овощи вариться.

– Пойду папе помогу. – Рут вытирает ладони о фартук и уже собирается выйти из кухни, когда Энн вскидывает руку, прося дочь задержаться.

Она прислоняется к столу.

– Рут, я не хочу ссориться с тобой, тем более в Рождество. – Энн осушает свой бокал.

– Я тоже, мама.

– Я просто хочу, чтобы ты поняла, почему мы с папой расстроены.

Протяжно вздохнув, Рут берет бутылку с вином и снова наполняет бокалы.

Какое-то время они молча стоят друг напротив друга: Рут – у одного стола, мать – у другого. Из коридора доносятся крики четырех мальчишек. Они состязаются с отцом, матерью, бабушкой и двоюродным дедушкой в какой-то словесной игре.

– Рути, мы ходим одного: чтобы ты была счастлива.

– А я счастлива, мама. Впервые за много-много лет я могу честно сказать: я счастлива.

– Это ведь так неожиданно, Рут. Конечно, мы ждали, что ты с кем-то познакомишься. Мы ведь не слепые, знаешь ли. Мы сразу поняли, что у тебя кто-то появился. Ты стала редко бывать у нас. «Походка у нее пружинящая», – заметил отец, когда ты была здесь в прошлый раз. Но как-то это все слишком быстро. С нами он не познакомился, а уже переезжает к тебе. Это нетипично даже для квартирантов. Нам они хотя бы рекомендации предоставляют.

– Мама, Алекс не собирается снимать у тебя жилье.

– Разумеется. И поэтому возникает еще один вопрос. Почему этот человек, с которым мы даже не знакомы, должен бесплатно жить в твоей квартире?

– Он будет вносить свою долю, мама. В любом случае это наши с ним дела.

– Наверняка он уже выплачивает ипотеку. И ему придется финансово обеспечивать своих детей. С какой стати мы должны оплачивать его ошибки?

– Мама.

– Дорогая, ты должна понимать: этот человек, этот взрослый, зрелый мужчина, он всюду в выигрыше, с какой стороны ни посмотри. Я не сомневаюсь, что он любит тебя. Как тебя можно не любить? Ты чудесная, замечательная. Но ты должна признать, он нашел удачный выход из затруднительного положения. А если б он влюбился в девушку, родители которой не помогли ей купить квартиру почти в центре Лондона? Ему пришлось бы искать собственное жилье. То-то и оно. Ему пришлось бы взять на себя ответственность. А он вместо этого намерен присосаться к нам, использовать тебя в своих интересах. И это при том, что мы с ним даже не знакомы. Это подозрительно. И у тебя он тоже должен вызывать подозрения.

– Тебе он понравится. Вот увидишь.

– Маловероятно, дорогая. Еще и занимается непонятно чем…

– Мама, да все там понятно. Он работает в неправительственной организации!

– Порядочный мужчина не бросил бы жену и детей ради молодой женщины. Порядочные мужчины так не поступают. Это подло и низко.

– Мама, ему только сорок три года, так что «связался черт с младенцем» – это не про него. Да и я из возраста Лолиты вышла лет двадцать назад.

Их внимание отвлекает внезапное шипение на плите.

Закипевшая вода в пароварке находит выход из кастрюли и белой пеной выливается на огонь. Уклоняясь от летящих в нее шипящих брызг, Рут спешит сдвинуть кастрюлю с горящей конфорки и выключает газ. Шум прекращается, в кухне снова наступает тишина. К аппетитным ароматам праздничного ужина теперь примешивается неприятный запах жженого крахмала.

Энн натянуто улыбается в знак примирения.

– Давай не будем портить друг другу ужин. Мне бы хотелось, чтобы мы снова были друзьями. Попроси отца прийти помочь мне. А ты, пожалуйста, проследи, чтобы все помыли руки, и рассади их за столом.

За ужином Рут налегает на алкоголь. Допив белое вино, которое она потягивала еще в кухне, с удовольствием принимает бокал шампанского, а затем наливает себе и «Риоху» – вклад кузена в праздничное застолье. Вино этой марки она видела в супермаркете: приятное, но ничего особенного.

– Вином наслаждаешься, Рут?

Олли, заметив, что она изучает этикетку на бутылке, самодовольно улыбается ей. Она показывает ему язык.

Кузен всего на год старше ее. В детстве они были большими друзьями. Она гордилась, что ее принимали за его родную сестру. Обычно лето они проводили вместе и, когда она возвращалась в школу после каникул, Фрэн смеялась над своеобразным акцентом, который появлялся у Рут после долгого общения с кузеном. Но потом Олли встретил Андреа, они поженились, детишек нарожали. Теперь Рут виделась с ним только на семейных торжествах и каждый раз не могла отделаться от ощущения, что они с кузеном принадлежат к разным поколениям. Пусть она работает с детьми, но ей никогда не понять, зачем кому-то заводить четырех собственных. Она всего-то полчаса сидит между детьми семи и пяти лет, но даже после почти двух бутылок вина не рискнет пообещать, что не воткнет вилку в чью-нибудь мельтешащую руку, чтобы прервать их безумолчное верещание.

Отец, заметив ее недовольство, подмигивает ей через стол.

– Привыкай, Рути. Скоро у тебя появится своя готовая семья!

За столом мгновенно воцаряется тишина.

Уму непостижимо, как во всеобщем гвалте, да еще увлеченные своими разговорами, все умудрились расслышать именно эту фразу.

– Готовая семья? – нарушает молчание ее тетя, сестра отца.

– Ты с кем-то познакомилась? Наконец-то! – Андреа поднимает бокал, чествуя Рут.

– Не все так просто. – Чувствуя, что краснеет, Рут подливает себе вина.

Глубокой ночью ее будит настойчивая вибрация мобильного телефона.

Плохо соображая спросонья, она пытается понять, где находится. Светящийся экран телефона наполняет комнату голубым сиянием, как лучи солнца, пронизывавшие воду в ее сне. Постепенно до нее доходит, что она уже не спит. От жажды в голове шумит, во рту пересохло. У нее никак не получается сфокусировать взгляд на дисплее, чтобы увидеть, кто звонит.

– Алло?

– Дело сделано. Я в машине. Еду к тебе. – Голос Алекса звенит от возбуждения. – Рут?

– Да, я слушаю. Извини, спала.

– Я еду. Пришли мне ваш почтовый индекс.

Она слышит, как хлопает дверца автомобиля и заводится двигатель.

– Прямо сейчас едешь? Сегодня же Рождество.

– Я не горжусь собой, но оставаться там больше не мог ни минуты.

Рут отнимает телефон от уха и, прищурившись, смотрит на часы: 4:08. Четыре часа, День подарков. Если Алекс едет из Котсуолдса, где живет семья его жены, значит, у дома ее родителей он будет к завтраку.

У Рут сводит живот: вот-вот стошнит.

– Рут?

– Да?

– Я люблю тебя.

В трубке слышно, как его машина мчится по шоссе, направляясь к ней. Привкус выпитого накануне вина поднимается по пищеводу, обжигая горло.

– Ну? А ты разве меня не любишь? – смеется он, абсолютно уверенный в ее ответе.

– Конечно, люблю, – отвечает она. – Конечно.

После звонка Алекса сон как рукой сняло.

Рут встает с постели и на цыпочках идет на кухню мимо комнат, в которых за закрытыми дверями тихо посапывают ее родные.

В кухне она берет из буфета стакан, наполняет его водой из-под крана и залпом выпивает. После трех стаканов воды наконец-то удается утолить жажду.

Рут идет в ванную. Стоя под душем, тихо напевает себе под нос – одну из песен Стиви Уандера.

Бреет ноги, улыбаясь во весь рот. Смеется над собой, над своим легкомыслием. Бреет подмышки и, поколебавшись немного, уже притупленным лезвием удаляет почти все завитки с лобка.

После, выключив свет в ванной, бесшумно пробирается в свою комнату, где расчесывает волосы, наносит увлажняющий крем на тело и лицо.

Надевает свой самый красивый бюстгальтер, чистые трусики, пижаму и, улегшись в постель, ждет.

Наблюдает, как над соседними домами занимается рассвет. Лучи восходящего солнца отражаются от стекла, под которое помещено изображение кита, и расчерчивают комнату световыми полосами.

Теперь к ожиданию примешивается волнение, сердце колотится быстрее. Он будет здесь с минуты на минуту. На тумбочке у кровати стоят часы. Она смотрит на них, стрелки, едва различимые в сумеречном свете, показывают 8:12.

Обострившийся слух улавливает рокот автомобиля, сворачивающего на их улицу. Машина тормозит у дома, вяло тарахтит, паркуясь, и затихает.

7

Шума как такового нет. Есть звук. Словно она под водой: в ушах не звенит, но что-то вибрирует, будто жидкость струится.

Одежда липнет к мокрому телу.

На ней лежит что-то тяжелое. Плющит ее.

Она открывает глаза, но ничего не видит.

Темно.

Она дезориентирована, ее тошнит.

Она спала?

Стала жертвой несчастного случая?

Где она?

Груз, придавливающий ее, шевелится; она чувствует, как ее лицо обхватывают две руки. Из последних сил отбивается от них.

Потом вспоминает.

Ник.

Он двигается, смещая тяжесть своего тела, и наконец скатывается с нее. Теперь он тоже лежит на спине, рядом с ней. Все так же темно.

И густой звериный, гнилостный дух.

Тяжело дышать. Она медленно выдыхает, стараясь не паниковать.

Между ног тепло, одежда мокрая, и Рут со стыдом понимает, что это отчасти и по ее вине: моча смешивается с влагой китового языка.

Она делает глубокий вдох, наполняя легкие зловонным воздухом.

Кашляет, отрыгивает. Горло обжигает желчь.

Она жива.

Рядом ворочается Ник. Она ощущает вибрацию его голоса, но не может разобрать ни слова.

– Не слышу! – голос Рут, громкий и пронзительный, прорезает шум в ушах, будто сирена.

Ник что-то рокочет в ответ.

Что он говорит?

Ник снова возится. Садится.

Она тоже пытается подняться, но тело не подчиняется. Кажется, что ее одежда отяжелела не только от пота, мочи и слизи кита, или как там называется жидкость в его пасти. Такое ощущение, что на ней кольчуга: кости тянут вниз.

Она чувствует, как Ник копошится у ее ног. И откуда только силы берутся?

Она снова вдыхает омерзительный запах.

Она жива!

Ник шарит рукой под ногами Рут.

Мышцы болят. Кажется, что кожа туго натянута, ограничивает движения. Он прощупывает складки слизистой оболочки пасти кита, ищет в них монтировку.

Трудно сказать, сколько часов он пробыл без сознания, но Ник уверен, что кислорода в этой сырой пещере осталось мало. Он не знает, что обнаружит за стенами их бункера, но единственный возможный путь к выживанию теперь там.

Его рыскающие ладони натыкаются на какой-то металлический предмет, лежащий у мокрой ноги Рут.

Она по-прежнему неподвижна, а из-за громкого звона в ушах он не может разобрать ее слова.

Ей больно?

Ему нужно увидеть ее, убедиться, что она не пострадала. Необходимо осмотреть себя, свою обожженную кожу.

Они живы. Но надолго ли?

Ник раздвигает монтировкой челюсти кита, приоткрывая окно во внешний мир.

В образовавшееся отверстие врывается холодный воздух, а вместе с ним – какой-то странный свет. Зеленоватое сияние снегов из его смутных детских воспоминаний о лыжных прогулках.

Он снова смотрит в темноту китовой пасти и дергает Рут за ногу.

– Рут?

Ответа нет.

Спиной он шире раздвигает пасть кита и подтягивает к себе Рут. Теперь свет падает на ее лицо, и он видит, что ее глаза закрыты, а покрасневшую кожу покрывают волдыри.

– Рут?

Она чуть приподнимает веки, пытается сосредоточить на нем взгляд. Губы шевелятся, что-то говорят, но он не различает ни слова.

– Не слышу.

Морщась, Рут поднимает руку – показывает на ухо, крутит пальцем. Она тоже его не слышит.

Ник кивком показывает, что понял.

Выглядывая из китовой пасти, он видит во мгле свой пикап со сдувшимися колесами. Краска с него полностью содрана. Двигатель слегка светится: в нем догорают остатки бензина.

Он смотрит на море. Оно беснуется.

Сверху сыплют хлопья, похожие на снег. Они покрывают песок, оседают на воде в ручье, который все так же течет к морю.

Ник чувствует, что во рту у него пересохло.

Монтировкой он подпирает верхнюю челюсть кита, оставляя щель во внешний мир; небо быстро светлеет.

Скрежеща зубами от боли, раздирающей все тело, он ползком добирается до рюкзака Рут, который лежит за ней. Находит флягу, открывает ее и льет воду в свой пересохший рот. Затем падает рядом с Рут и бережно открывает пальцами ее рот. В ее глазах появляется беспокойство, но, почувствовав прикосновение к губам холодного металла, она с жадностью пьет.

Повернув голову, Рут смотрит в отверстие за спиной Ника. Она видит падающий пепел, и глаза ее округляются. Она смотрит на него, надеясь получить объяснение.

Он качает головой.

Тоже не знает, как им быть дальше.

Ник снова ложится рядом с Рут. Чувствует, что одежда на нем мокрая, но пока ему тепло.

Она поворачивается к нему.

– Мы живы.

Он кивает. Слова Рут он прочитал по ее губам, ее голос звучит как отдаленный шорох.

– Почему?

Ник качает головой. Он и сам не понимает.

Она трогает его лицо. Ее прикосновение вызывает жгучую боль. Должно быть, кожа его тоже покрыта волдырями, как и у нее. Он морщит лоб. Рут подносит руку к своему лицу. И резко дергает головой от собственного прикосновения.

Рут кажется, что ее лицо горит. Она оглохла. В ушах лишь какое-то бульканье. Свет, струящийся в щель, едва-едва освещает Ника.

Ей кажется, что она спит и видит сон.

Она роняет руку, нащупывает рядом ладонь Ника, берет ее, хотя испытывает при этом адскую боль, и смотрит на него.

Ее переполняет благодарность к этому едва знакомому человеку. Его веки тяжелеют. Она тоже закрывает глаза. Стискивает его ладонь, и он в ответ обнимает ее одной рукой, укрывая своим телом. Она слышит гудение собственной крови, шум в ушах, похожий на рев водопада, обрушивающегося на камни. Чувствует, как его тело обмякает.

Его сознание затуманивается, мысли вытесняются снами.

Снаружи толстый слой пепла покрывает опаленную кожу кита. Берег белеет в темноте, словно припорошенный снегом.

Напитанное пеплом небо теперь изрыгает его – прах кремированного человечества.

Вскоре и кит, и пикап Ника становятся частью берегового рельефа.

Все усыпано пеплом.

Солнце пробивается сквозь облака летающих хлопьев, и небо постепенно светлеет.

Но мужчина и женщина, пережившие катаклизм, не просыпаются. Лежа в обнимку на языке мертвого кита, они крепко спят, а их организмы тем временем восстанавливаются после перенесенного стресса и исцеляются от полученных ожогов. Им снится мир, которого больше не существует.

8

Рут просыпается оттого, что ей жарко. Тепло исходит от обнаженного тела Алекса, обнимающего ее сзади. Она вспотела, это неприятно, но она не отодвигается от Алекса, чтобы не разбудить его. Он посапывает ей в затылок, редкая поросль на его груди липнет к ее лопаткам, вялый пенис – к ее левой ягодице.

Ладонью она проводит по его покрытой пушком мускулистой ноге и чувствует, как в животе екает от желания. Живя с Алексом, она чувствует себя подростком. Словно заново открывает грани собственной сексуальности.

Она осторожно откидывает назад пуховое одеяло, чтобы охладиться хотя бы спереди. Грудь обдает студеным воздухом первого январского дня. Окно открыто с минувшего вечера, когда они громко поздравляли жителей Дептфорда с наступающим Новым годом и весело колотили деревянными ложками по кастрюлям, пока со смехом не рухнули на кровать. Рут чувствует, как соски твердеют, реагируя на холод и ее воспоминания о том, как они с Алексом занимались сексом всего несколько часов назад, отмечая праздник.

Она слышит, что ритм дыхания Алекса меняется. Он просыпается и вместе с тем возбуждается.

– С Новым годом, моя маленькая печка.

Он берет ее за талию и притягивает к себе. Его руки ползут по ее телу. Он кусает ее за ухо и в очередной раз сливается с ней.

Алекс живет у нее уже неделю. Рут хотела бы сказать, что она безумно счастлива, но на самом деле она постоянно не высыпается. Энергия из Алекса бьет ключом. Он как вечный двигатель: постоянно что-то делает, говорит, думает. Утверждает, что он «одержим» ею, но его одержимость выражается главным образом в желании заниматься с ней сексом: утром, перед сном и часто еще когда он возвращается в свой новый дом. Не то чтобы она устает от секса, от состояния тихого блаженства, в которое он возносит ее, но ее организму страшно не хватает отдыха. Когда она жила одна, отойти от будничной рутины значило не включать будильник, ложиться спать когда захочется и спать допоздна. Но в эти рождественские каникулы, с тех пор как она вернулась от родителей и Алекс поселился у нее, выспаться ей никак не удается. Алекс работает преимущественно с зарубежными контрагентами и, кроме официальных выходных, никаких других праздников не признает. Каждый день у него переговоры по телефону, и его онлайн-работа начинается раньше, чем в британских учреждениях. И он постоянно будит ее ласками на рассвете, хотя спать они легли всего несколько часов назад.

Если не считать недосыпа, во всем остальном совместная жизнь ее более чем устраивает. В отличие от ее бывших бойфрендов, Алекс вполне себе хозяйственный человек. Он даже чистоплотнее, чем она сама. Самая главная перемена в ее повседневной жизни – его присутствие, все прочие незначительны. За неделю на ее кухне произошло несколько заметных изменений: вместо продуктов из местного супермаркета теперь товары известных брендов; отходы тщательно моются и сортируются, а не запихиваются в переполненное ведро, которое раньше она не выносила до тех пор, пока из него не начинало попахивать.

На второй день пребывания Алекса в ее квартире Рут увидела рядом с унитазом новый ершик. От мысли, что он посчитал нужным купить его, она покраснела, но еще сильнее смутилась, когда задумалась, кто из них стал причиной этого приобретения. Были и другие туалетные аспекты, вгонявшие ее в краску. Алекс был против использования бытовой химии, в том числе аэрозолей. За минувшую неделю Рут не раз приходилось открывать окно в ванной и вспенивать в раковине мыло в попытке замаскировать оставшийся после нее запах. Еще больше ей становилось не по себе, когда на входе в ванную ее встречал почти теплый воздух, напоминавший о недавнем визите Алекса. Однако долгие часы общения, когда они беседовали и смеялись вместе, примиряли ее с обозначившимися под глазами серыми мешками и с тем, что ее возлюбленный был обычным человеком со всеми физиологическими проявлениями.

За последнюю неделю Алекс перевез в ее квартиру коробки из своей прежней жизни. Из своего бывшего дома он возвращался осунувшимся, с остекленевшим взглядом. Правда, они не прятались от этой проблемы. Рут открывала им пиво, зажигала свечу на кухонном столе, они садились и разговаривали. О том, что он скучает по детям, опасается за психическое здоровье жены, с которой скоро оформит развод. Кажется, у них вообще нет секретов друг от друга.

– Ты сводишь меня с ума.

Содрогаясь, он судорожно вздыхает и падает на нее.

– А меня сводит с ума твой тост с авокадо. – Она целует его в ухо.

Смеясь, Алекс скатывается с нее.

– Не знал, что я подписался быть не только твоим любовником, но еще поваром и уборщиком.

– Всегда читай напечатанное мелким шрифтом. – Рут откидывает одеяло ему на голову и вскакивает с постели, спеша первой занять душ.

Стоя под горячими струями, она мурлычет песню, под которую они с Алексом танцевали в минувшую полночь. Намыливая шампунем голову, поздравляет себя с тем, что проснулась почти без похмелья. Каждый раз она мечтает начать год на позитивной ноте: выйти на долгую прогулку, после обеда посмотреть какой-нибудь классический фильм, рано лечь спать. Но обычно ее благие намерения летят к чертям из-за каких-нибудь незапланированных похождений с Фрэн, после которых она почти все первое января проводит в постели и с похмельем. Да, бурная вечеринка обычно стоит ее страданий, но все же приятно просыпаться с надеждой в душе, а не с чувством вины, обреченности и паранойи. Когда Рут поднимает руки, чтобы отжать волосы, плечо простреливает резкая боль. Она делает вращательное движение рукой, чтобы ослабить напряжение.

Накануне вечером она отказалась от шумных гуляний, сославшись на «воспалившиеся гланды». Фрэн предупредила в последний момент, чтобы та не смогла переубедить ее. Да, она нагло солгала подруге, но ей не очень стыдно. Она ведь не бросила Фрэн одну в новогоднюю ночь: та уже несколько часов праздновала в Сохо и, судя по тону ее сообщений, не очень-то скучала без Рут в компании марихуаны.

Совесть мучила ее по другому поводу: Фрэн до сих пор не ведала о существовании Алекса. Даже не знала, что у Рут появился мужчина, а уж тем более про его переезд к ней. Действительно ли у нее не было возможности рассказать Фрэн про Алекса? Она могла бы сделать это – во время встречи в пабе перед Рождеством. Но Рут тогда была изнурена ссорой с родителями и ей не хотелось портить Фрэн настроение признанием, что последние полгода она лгала подруге. Им крайне редко доводилось проводить время вдвоем, вне большой компании. Рут дорожила подобными мгновениями и не хотела омрачать их встречу. Ведь стоило только начать говорить правду, как одна за другой стали бы вскрываться подробности, которые вряд ли понравились бы Фрэн. В этом Рут не сомневалась, прекрасно зная подругу. Поэтому она в очередной раз промолчала, и они, устроившись вдвоем в углу паба, в который когда-то впервые пришли с фальшивыми удостоверениями личностями, пили ужасное вино и хохотали, пока не заболели животы.

Рут смывает с волос кондиционер, мысли о Фрэн сменяются воспоминаниями о вечере с Алексом. Свечи, играет пластинка, бутылка дорогого кьянти, журнальный столик сдвинут к дивану, они, нарядные, танцуют – только они двое – в гостиной. Ради таких светлых воспоминаний можно и приврать немного.

Она слышит голоса, хлопает дверь. Надеюсь, он заказал пиццу, думает она. Завернувшись в полотенце, босиком шлепает на кухню.

– Тебе получше? – За кухонным столом сидит Фрэн с непроницаемым выражением на лице.

– Любимая, я и не знал, что тебе вчера нездоровилось. – Алекс очень обеспокоен. Он выключает чайник и наливает кипяток в кофеварку, стоящую на рабочем столе.

– Горло немного болело. Пустяки!

Рут чувствует, как под взглядом подруги ее щеки начинают гореть.

Алекс ставит перед Фрэн чашку с черным кофе.

– Может, все-таки что-нибудь покрепче? Стопочку на опохмел?

– Нет, спасибо.

Рядом с Фрэн полный пакет продуктов из магазинчика на углу. Сквозь пластик Рут различает «Люкозад», парацетамол и коробку замороженной пиццы. Я отвратительная подруга, думает она.

– С Новым годом, Фрэн. Много о тебе наслышан! – Алекс приподнимает свою кружку, чествуя Фрэн.

Рут опускает глаза. С ее ног стекает вода, образуя лужицы на кухонной плитке. Ступни заледенели, пальцы начинают коченеть. Она поднимает голову. Фрэн не сводит с нее сурового взгляда. Алекс что-то говорит, но Рут слышит только гул крови в ушах. Колени у нее подкашиваются. Она хватается за стол, чтобы не упасть.

– Дорогая! У тебя и впрямь нездоровый вид. – Алекс выдвигает для нее стул. – Пойду принесу тебе халат.

Рут осмеливается поднять глаза на подругу.

– Ну?

Рут утыкается взглядом в шлифованное дерево стола, на котором лежат ее вспотевшие ладони. Она ведь знала, что рано или поздно ее секрет откроется, но лишь теперь поняла, какой вред могла нанести этим их доверительным отношениям, которые пестовались с самого детства. Сколько Рут себя помнит, она всегда делилась всеми своими горестями и радостями с Фрэн.

– Я не думала, что это серьезно, пока не стало серьезно.

– Совсем, что ли, рехнулась? Кто пускает парня к себе жить после нескольких классных свиданий?

А если сказать, что она познакомилась с Алексом совсем недавно? Что влюбилась с первого взгляда? Голову потеряла из-за него? Нет, даже думать об этом противно. Лгать, лгать и лгать, чтобы замести следы? Тоска берет от одной только мысли.

– Мы встречаемся уже некоторое время.

– Некоторое время?

– С июля.

На противоположной стороне стола – ледяное молчание. Сидя с опущенными глазами, Рут видит, как на стол падают капли воды. Лицо Фрэн заливают слезы. Она в изумлении качает головой.

– Извини, новостями заслушался. – Алекс виновато вскидывает руки. Увлеченность новостями – одна из его маленьких слабостей.

Потом он набрасывает халат на плечи Рут. Махровая ткань окутывает ее уютным теплом, и она содрогается, только теперь осознав, что замерзла.

Это не та прогулка в первый день января, о какой она мечтала. Рут знает, что Фрэн приняла приглашение Алекса лишь ради того, чтобы продолжить прерванный разговор. Она чувствует себя как школьница, стоящая под дверью директорского кабинета. Фрэн ждет благоприятного случая. Всю дорогу она оживленно болтает с Алексом, расспрашивая его о работе. Алекс охотно рассказывает ей о преимуществах криогенных технологий в сельском хозяйстве. Взахлеб говорит о новой идее выращивания урожая в старых матрасах в лагерях беженцев. Фрэн всегда устанавливала дружеские отношения с парнями Рут. Беспроигрышная ситуация: она либо заводила нового приятеля, либо перечисляла Рут все недостатки ее бойфренда. Рут наблюдает за Фрэн и Алексом, которые увлеченно беседуют, обогнав ее, и по поведению подруги пытается определить, пройдет ли Алекс проверку.

На вершине холма они, по примеру многих других, достают смартфоны, чтобы запечатлеть свой подвиг – выход из дома. Фрэн предлагает сфотографировать Алекса и Рут на фоне раскинувшегося внизу Лондона. Потом Алекс, отвечая любезностью на любезность, фотографирует подруг. Те стоят в обнимку, и Фрэн, наклонившись к Рут, шепчет ей:

– Дура ты.

Но голос у Фрэн не сердитый: Алекс ее очаровал. Иначе и быть не могло. Разве может кто-нибудь устоять перед его обаянием?

У подножия холма они находят паб, где заказывают по пинте пива и две пачки чипсов, которые вываливают в общую тарелку на столе. Алекс идет в уборную, и Рут готовится выслушать вердикт Фрэн. Но ожидаемой критики не следует.

– Не понимаю, почему ты его скрывала. По-моему, он тебя любит. Представляю, чего тебе стоило хранить молчание.

– Может быть, я наконец-то повзрослела, – пожимает плечами Рут.

Она прислоняется к Фрэн, ощущая тепло ее руки. Сейчас подходящий момент рассказать подруге, как начались их с Алексом отношения. Вряд ли ведь Фрэн изменит мнение об Алексе только из-за того, что он женат.

Краем глаза Рут замечает, что Алекс возвращается из туалета. Он направляется к бару, жестами и мимикой спрашивая у них, не заказать ли еще по пинте пива.

– Мне он нравится.

Рут затрудняется вспомнить, когда последний раз Фрэн одобрительно отзывалась о ком-то из ее бойфрендов. Алекс улыбается им от стойки бара. Рут, улыбаясь ему в ответ, берет с тарелки горсть чипсов и запихивает в рот.