Текст книги "Возвращение изгнанника"

Вчера я случайно оказалась рядом во время некоего разговора; он непосредственно касался церкви.

– Чей разговор?

– Вогна и… короля.

Годфри почувствовал, что ему не хватает воздуха. Подобное признание Розалинды было изменой с ее стороны – и с его тоже, раз он его слушал. Но дьякон не остановил королеву. Ей было нелегко решиться прийти сюда.

– И что вы услышали?

– В благодарность за что-то король согласился поддержать Вогна в его новом начинании. Проктор… собирается забрать приюты из-под попечительства церкви. Он заявил, что заботиться о больных – дело Гильдии, а священники тут ни при чем. Вогн был настроен очень решительно, отец мой, и это пугает меня. Если они…

– Если Гильдия наложит руку на приюты, они станут недоступны бедным – у тех нет денег, чтобы платить гильдийцам. Да, я понимаю. Кроме того, при этом Гильдия захватит немало церковных земель. – Годфри отвернулся, у него голова шла кругом. Куда подевались братские отношения, издревле связывавшие Гильдию и церковь? На протяжении тысячи лет они трудились рука об руку во имя общего блага. А теперь, похоже, Вогн хочет пожертвовать этими древними узами ради собственных целей. Ужасно!

– Вы не знаете, чем Вогн заслужил такую милость? Чего король хочет от проктора в обмен на поддержку его требований?

– Мне было плохо слышно, но, боюсь, дело касается посольства Майенны. Вы знаете, что герцог собирается провести зиму в Марсэе? Я не верю в простодушие короля, отец мой. Это мало кому известно, но Селар всегда втайне мечтал вернуть себе трон, надежды на который его лишили, натравив на Люсару, – трон Майенны. Я… я уверена, решение короля гостеприимно принять Ожье имеет целью успокоить Тирона относительно взаимоотношений братьев – так Селар сможет лучше подготовиться к войне.

Годфри посмотрел королеве в глаза. Она говорила серьезно. Она верила в то, что говорила, всем сердцем. Но хуже всего – ее слова были похожи на правду. Слишком печальную правду… Если Селар замышляет войну против Майенны, оставить в столице Ожье, принять его со всевозможными почестями – самый естественный первый шаг. Внушить Тирону ложное чувство полной безопасности, а потом, когда настанет подходящий момент, ударить…

– Но король должен понимать: народ Люсары никогда не поднимется на войну на его стороне. – Годфри ухватился за первую логичную мысль, пришедшую ему в голову. – И уж подавно для завоевания Майенны.

Помедлив, Розалинда кивнула:

– Да, должно быть, вы правы. Я что-то не так поняла. Было бы роковой ошибкой полагаться на преданность люсарцев, когда так много поставлено на карту, – король не пойдет на это. Но все равно Вогн не отступится от своего замысла насчет приютов. Умоляю вас, расскажите обо всем епископу Даунхоллу. Он – единственный, кто может остановить проктора.

– Я не стану упоминать вашего имени, ваше величество. Вы уже и так слишком сильно рисковали, передавая мне то, что услышали. А теперь вам надо идти, пока вас не хватились.

Розалинда улыбнулась. На какой-то момент перед Годфри появилась юная беззаботная девушка, которая не страшится своей судьбы, не боится за будущее. Затем мимолетное видение исчезло, капюшон вновь скрыл лицо королевы. Годфри открыл дверь и убедился, что коридор за нею пуст. Мгновение – и Розалинда исчезла, лишь слабый аромат напоминал о том, что она побывала здесь.

Через несколько минут Годфри уже входил в кабинет Хильдерика.

Дьякон опоздал, и старик встретил его сердитым бурчанием. Все остальные были уже в сборе: МакГлашен, Пейн и бессменная аббатиса монастыря Святой Хилари Элунед. Пробормотав извинения, Годфри отозвал архидьякона в угол и в двух словах передал ему то, о чем поведала Розалинда.

Хильдерик поднял брови:

– Вы серьезно? Проклятие, Годфри, если это опять ваши шуточки…

– Это не шутка, брат мой, – прошептал Годфри, украдкой бросая взгляд на присутствующих. Элунед можно доверять, а вот придворным? Знают ли они уже? Станут ли помогать? – По крайней мере выводы моего друга относительно войны ошибочны. Не стоит обращать на них внимания.

– В самом деле? – пробормотал Хильдерик; его могучий ум уже был поглощен новой задачей. – МакГлашен как раз только что рассказывал мне об этих разбойниках, которые стали досаждать жителям на западе. Говорят, они явились из Майенны, но никаких доказательств нет. Если Селар задумал воевать с братом, подобные набеги – неплохой способ заручиться поддержкой народа. Годфри задумался, но потом покачал головой

– Все это спекуляции, не больше, брат мой. Возможно, мы неправильно оцениваем ситуацию в целом. Нет никаких свидетельств…

– Никаких? Подумайте, Годфри. Был только один человек, который хорошо влиял на Селара, но он покинул Люсару и вряд ли когда-нибудь вернется. Если Селар жаждет войны, лучшего помощника, чем Вогн, не придумаешь. Проктор честолюбив, жаден и потрясающе эгоистичен. Он вполне мог организовать набеги, чтобы напомнить о том, что происходило во времена Смуты. По словам МакГлашена, налеты очень похожи на бесчинства пятнадцатилетней давности. В Люсаре нет практически ни одного Великого Дома, который не пострадал бы тогда. Налеты да еще те гнусные похищения. Дети из Великих Домов были захвачены, и больше их никто никогда не видел. Среди похищенных детей был и кузен МакГлашена Петер – мальчика украли, когда ему было всего четыре года. Отец ребенка погиб в битве при Нанмуре, сражаясь с Селаром. Мать через несколько месяцев умерла во время родов. И не говорите мне, что за этим не может стоять Селар.

– Что мы в таком случае будем делать?

– Пока ничего – и ни слова здесь присутствующим. Нельзя компрометировать МакГлашена и Пейна. Их присутствие в совете слишком важно. Наш народ уже потерял своего любимого предводителя, нельзя рисковать оставшимися. Когда трапеза закончится, я отправлюсь к Даунхоллу. После этого… – Пожав плечами, Хильдерик повернулся к гостям и пригласил их к столу.

Годфри подошел к буфету и налил себе вина. Он уже поднес кубок к губам, когда в дверь настойчиво постучали. В комнату, запыхавшись, вошел секретарь Хильдерика отец Джон; он внимательно оглядел комнату.

– Архидьякон, – выдохнул он, едва поклонившись гостям, – доктор попросил меня прислать вас. Епископ Даунхолл сильно занемог.

Завернувшись в старый шерстяной плащ, Нэш ждал, притаившись во внутреннем дворе. Он знал, что в темноте его практически невозможно разглядеть, если только не столкнешься лицом к лицу. Да никого поблизости и не было. Ночь выдалась холодная, несколько часов шел мокрый снег – в такую погоду никто и носа не высунет. Это был первый снег в Марсэе в этом году, предвестник надвигающейся зимы. Не отрывая взгляда от маленькой разукрашенной двери напротив его темного утла, Нэш задумался. Непроизвольно его мысли обратились к Геллатли – и Осберту.

Нэш столкнулся с проблемой. Не то чтобы она была неразрешима, но тем не менее требовала тонкого подхода и удачного выбора момента. Вечером Геллатли снова вызвал неудовольствие Осберта своей ненавистью к королю. Советник и сам был жестким человеком, но все же его взгляды были более терпимы, чем официальное отношение Гильдии к неподчинению приказу. Геллатли упорно не хотел ни на йоту отступить от своих строгих моральных принципов, навлекая тем самым на себя гнев Осберта – и предоставляя Нашу уникальную возможность.

Чтобы осуществить свои честолюбивые замыслы, Нэшу нужно было сделать карьеру. Не надо спешить, во всяком случае – чересчур спешить. Чтобы добиться расположения Осберта, а в дальнейшем и Вогна, требуется убрать Геллатли. Вероятно, это лишь маленький шаг к достижению цели, маленький, но необходимый. Но тут возникали трудности. С одной стороны, нельзя скомпрометировать себя в глазах Гильдии, так что придется действовать тайно. С другой – конечно, необходимо убедиться, что королю на самом деле ничто не угрожает. Не годится, чтобы после стольких лет работы что-то произошло с человеком, который нужен Нэшу больше всего, – особенно в результате несчастного случая. Особенно если…

Нэш прогнал неприятную мысль; его лицо медленно расплылось в улыбке. Он увидел перед собой возможность перепрыгнуть сразу через несколько ступеней. Нэш всегда боролся с искушением сделать все побыстрее – он уже совершил такую ошибку и страдал от этого. Но на сей раз он может существенно продвинуться вперед, ничем особенно не рискуя. Если действовать ловко, есть полная возможность добиться успеха. Конечно, все зависит от Геллатли, от того, сколь сильно он в действительности ненавидит Селара – и насколько он доверяет Нэшу. А если дело пойдет так, как нужно, Нэш добудет для Осберта и Селара именно то, чего они хотят. Да!

Словно в ответ на его мысль из двери напротив появилась огромная фигура. Геллатли задержался, чтобы натянуть капюшон – снег продолжал идти, – а затем направился прямиком к Нэшу.

– Ну? – тихо спросил тот.

– Ха. – Геллатли нахмурился и оглядел пустой двор. – Дай им такую возможность, и эти монстры уничтожат нас.

– Ожье?

– Не он сам и даже не эти его надутые советники, – прорычал гильдиец, – но все эти майеннские язычники. От них нигде не скрыться. Они проникли ко двору, пробрались в церковь и даже в нашу возлюбленную Гильдию. Еще немного – и нам ничего не останется. Они кишат на всем, чем когда-то была сильна Люсара, как черви на дохлой собаке. А стервятники из Садлана и Тусины только и ждут у наших границ возможности накинуться на мертвое тело.

Голос Нэша прозвучал успокоительно.

– Ты ведешь опасные разговоры, друг мой. Брось, пойдем лучше выпьем эля, не надо так волноваться. В городе открылась новая таверна. Я слышал, там подают лучший в Марсэе эль. – Он обнял Геллатли за плечи и увлек того прочь. – Пошли, там ты мне все и расскажешь.

Большой зал был полон придворных, торговцев, священников и гильдийцев; предстоял первый официальный прием в честь прибытия посла Майенны. Посланник привез множество подарков и теплых пожеланий, и вряд ли нашлась бы при дворе душа, готовая пропустить это историческое событие.

Годфри вежливо, но настойчиво проложил себе дорогу сквозь толпу к правой части возвышения, где стоял Хильдерик. Архидьякон холодно посмотрел на него.

– Вы не спешили. Я думал, вы опоздаете. Годфри пожал плечами.

– Он засыпал меня вопросами. Что я должен был сказать: «Извините, епископ, я спешу на банкет?» – Годфри отвел взор от людей, суетящихся внизу, и посмотрел на престарелого священнослужителя. Хильдерик был ниже Годфри; его квадратное лицо было под стать коренастому телу. Тонзура, выбритая при пострижении в монахи, давно исчезла вместе с большей частью волос. Все, что осталось, – это узкая каемка жесткого стального цвета ежика – того же оттенка, что и глаза. Хильдерик был стар, но его нельзя было назвать дряхлым. Несмотря на разницу в возрасте, с годами между двумя священниками возникла близкая дружба, хотя мало кто смог бы догадаться об этом по их разговорам.

Хильдерик, блестяще знающий церковные законы и традиции, взял на себя заботу о поддержании единства церкви: в связи с болезнью Даунхолл временно отошел от дел. С тех пор как традиционный союз церкви и Гильдии был разорван, работа Хильдерика становилась тяжелее день ото дня. Годфри трудился бок о бок с другом, стараясь снять с его плеч ношу административной волокиты. Впрочем, старания дьякона не всегда могли повлиять на настроение Хильдерика.

Сердито сдвинув брови, архидьякон пробормотал:

– Ну и как он?

– Он в ясном уме, хотя иногда его внимание рассеивается. Я сказал ему, что вы зайдете вечером, после… празднества. Он до сих пор ничего не знает о том, что мы с вами обсуждали. Не знаю, когда он достаточно поправится, чтобы все выслушать.

– В таком случае молитесь, брат мой. Не только ради него, но и ради нас. Даунхолл нужен нам сейчас более, чем когда-либо.

Годфри кивнул, но ничего больше не успел сказать: из-за массивных двойных дверей в противоположном конце зала появился Селар. Вместе с остальными Годфри склонился в глубоком поклоне, пока монарх следовал к трону. Рядом с Селаром шла его кроткая супруга, Розалинда. На ней было платье цвета морской волны, расшитое золотом. Годфри выпрямился; всем сердцем он сочувствовал королеве. Она была слишком молода, чтобы равнодушно сносить пренебрежение. Розалинда шла рядом с Селаром с гордо поднятой головой, с присущей ей грацией и достоинством.

Король рядом с ней выступал так же величественно, но это было величие совсем иного рода: его рождала власть. Наряд Селара был тщательно продуман: небесно-голубая мантия, отделанная белым мехом, спадала поверх длинной малиново-золотой туники, перехваченной усыпанным драгоценностями поясом из синей кожи. Голову Селара венчала великолепная золотая корона с небольшими рубинами. Бородатое лицо с низко нависшими бровями и глубоко посаженными глазами не смягчилось с течением лет. Король казался особенно высоким и могучим рядом с королевой; в свои сорок два года Селар по-прежнему излучал власть и вызывал почтение, смешанное со страхом у тех, кто хорошо знал о его жестокости.

Годфри, как и предписывалось этикетом, не сводил глаз с короля, пока тот занимал свое место на троне, затем снова обвел взглядом зал. Высшие чины Гильдии занимали свое обычное место по правую руку Селара. Вогн стоял со скучающим видом, ясно говорившим о его желании оказаться где-нибудь в другом месте; время от времени он отводил прядь редких седых волос, падавшую ему на глаза. Ичерн, Кандар и прочие советники располагались вокруг трона. Когда в дверях появился Ожье Куэльский, все как один повернули головы в его сторону.

Возможно ли, что за набегами стоит Тирон, а не Селар? Если Тирон замышляет что-то против Люсары, то лучший способ усыпить подозрения – послать к брату одного из своих доверенных и уважаемых советников. Посланник заодно сможет доложить своему правителю о сильных и слабых сторонах соседей и самого Селара. Этот посол мог быть вестником войны и по ту, и по эту сторону границы.

Если дело обстоит именно так, маловероятно, что сам Ожье что-либо знает. За ним закрепилась репутация человека чести, храбреца и миротворца. Благодаря ему были восстановлены северные торговые пути между Майенной и воинственным народом Садлана. Этот успех стоил Ожье пяти лет трудов и добавил ему немало седых волос.

Ожье разложил привезенные дары перед возвышением. Раскрыв сундук, полный редчайших алузийских кристаллов, посол отступил в сторону. В ответ Селар поднялся с трона и спустился вниз, чтобы рассмотреть драгоценности.

Вдруг в противоположном конце зала началось какое-то движение, раздался крик ярости. Годфри повернулся вовремя, чтобы заметить, как к Селару метнулась одетая в желтое фигура; в руках у нападающего блеснула сталь. Вопль ужаса пронесся по залу, придворные попятились, и Годфри неожиданно оказался в первых рядах. Человек занес руку для удара; Селар замер от неожиданности и не успел отстраниться. Но тут между королем и ножом кинулся еще один гильдиец. Нападающий вскрикнул от боли и медленно осел на пол.

Мгновение никто не двигался. Затем Годфри опустился на колени рядом с лежащим на полу убийцей. Из раны на груди струилась кровь, но в глазах умирающего Годфри не прочел ничего, кроме сожаления. С трудом втянув воздух, человек ухватился за триум, висящий на шее у дьякона. По телу его прошла судорога; еще миг – и он был мертв.

– Кто это, дьявол его возьми? – воскликнул Селар. – Вогн! На нем одежда гильдиица. Что все это значит?

Проктор протолкался сквозь толпу и с отвращением уставился на окровавленный труп.

– Его звали Геллатли, сэр, понятия не имею, что он замышлял.

– Проклятие, что он замышлял, не вызывает сомнения! – вмешался Ичерн, наклоняясь, чтобы вынуть из руки мертвеца нож. – Он пытался убить короля! Не хотите ли вы сказать, что вам ничего не было известно?

Вогн открыл было рот, но ничего не смог выговорить. Он закрыл рот, глубоко вдохнул и наконец произнес:

– Мне не нравится ваш тон, милорд. Вы обвиняете меня в измене? Если да, позвольте напомнить вам, что жизнь его величества спас тоже гильдиец, а вы в момент нападения бездействовали. Может, это вы участвовали в заговоре?

– Хватит! – прикрикнул на них Селар. Грозно нахмурившись, он оглядел окружающих; в конце концов его взгляд остановился на человеке, молча стоявшем рядом с советником Осбертом, – человеке, который его спас.

– Вы! Как вас зовут? Гильдиец низко поклонился:

– Нэш, сэр. Сэмдон Нэш. Глаза короля сузились.

– Что же, Сэмдон Нэш, похоже, я обязан вам жизнью.

– Нет, сэр. Я только выполнил свой долг. – Нэш, сохраняя полное самообладание, потупил взор перед своим королем.

– У вас это получилось лучше, чем у моих болванов. – Селар дернул головой. – Вы знали этого человека?

– Да, сир.

– Знали? – Селар сделал шаг вперед; теперь он стоял вплотную к Нэшу. – И знали, что он замышляет? Ну же, говорите!

Нэш поднял глаза и встретился взглядом с королем:

– Нет, сир, я не знал, что задумал Геллатли. Тем не менее не могу сказать, что очень удивился, заметив его движение. Наверное, поэтому мне и удалось действовать так быстро.

– Почему вы не удивились?

Нэш посмотрел сначала на Вогна, затем на Осберта. Увидев, что Осберт кивнул, он заговорил:

– Не секрет, что Геллатли не питал к вам пылкой любви, сир. Буквально несколько дней назад в беседе с его светлостью герцогом Куэлсом Геллатли сказал, что был бы счастлив, лишись вы трона.

Простите меня, сир, я не подозревал, что все так серьезно. Иначе я рассказал бы о том разговоре.

– Не сомневаюсь, – прошипел Селар. Он медленно повернулся, его взгляд уперся в посла брата. Привычное самообладание изменило Ожье, его глаза расширились, когда он прочел во взгляде Селара немой вопрос.

С величайшим достоинством герцог выпрямился во весь рост.

– Если вы хотите втянуть меня в ваши домашние склоки, ваше величество, – так прямо и скажите. В противном случае позвольте откланяться.

– О, поверьте, – в голосе Селара прозвучала угроза, его глаза сверкали в свете свечей, – я нисколько вас не задерживаю. И можете передать моему брату, чтобы в следующий раз он готовился лучше.

Ожье вызывающе выпятил челюсть, повернулся и, не говоря ни слова, покинул зал. Его свита двинулась следом.

Все были слишком увлечены схваткой между королем и послом, чтобы обращать внимание на Годфри, который медленно поднялся на ноги. Теперь же Селар взглянул на дьякона и указал рукой на тело.

– Уберите отсюда эту мерзость – и уходите.

Бросив приказ Вогну и членам своего совета, Селар быстрыми шагами вышел из зала. Толпа вокруг убитого начала редеть, и скоро Годфри остался почти в одиночестве. К нему подошел Хильдерик, бледный и потрясенный, но внимание дьякона было сосредоточено на королеве. Ругая себя, он быстро подошел к Розалинде.

– Ваше величество, позвольте вашим дамам увести вас. Вам не следовало этого видеть.

Королева с трудом оторвала взгляд от мертвого тела. Она выглядела потрясенной, но голос ее прозвучал ровно.

– Отец… я ничего не могу с собой поделать. Зачем он это сделал? Что могло его заставить… ведь должен же был он знать, что его остановят!

Годфри взял ее за руки и заговорил так тихо, что никто, кроме Розалинды, не мог его услышать.

– Кто знает, что заставляет действовать безумца? Но вы, дочь моя, – подчеркнуто произнес дьякон, – не должны жалеть о том, что он не преуспел.

Королева мгновение смотрела ему в глаза, потом склонила голову; на ее милом лице промелькнула еле заметная улыбка.

– Ах, отец, как бы я хотела, чтобы вы были моим духовником. Вы вразумляете так мягко.

– Я делаю это из любви и заботы о вашей бессмертной душе, дочь моя. Боги даруют вам свое благословение, когда вы меньше всего этого ожидаете. Но прошу вас, уходите отсюда.

Розалинда кивнула и двинулась прочь, знаком приказав своим фрейлинам следовать за собой.

Годфри взглянул на Хильдерика; трое солдат подняли тело Геллатри и унесли его из зала. Двое священников стояли в безмолвии, окутавшем их словно саван. Годфри мысленно снова переживал момент, когда Геллатри кинулся на короля. Теперь он ясно видел выражение лица убийцы – выражение бесконечной ненависти. Нэш очень дипломатично говорил об этом с королем – редкий талант в теперешние трудные времена.

Годфри со вздохом поднял глаза на друга.

– Должен сказать, я рад, что епископ не задержал меня еще дольше. Ужасно обидно было бы пропустить такое развлечение.

Хильдерик поднял глаза к небу.

– Ох, прекратите, Годфри! Я никогда не мог понять вашего извращенного юмора.

– Наверное, так и есть, брат мой, – дружелюбно ответил Годфри, – но иногда я опасаюсь, что шутки выходят мне боком. – Взяв архидьякона под руку, он двинулся через весь зал к выходу. – Впервые в жизни я должен буду принести покаяние в том, что разделяю желания королевы.