Текст книги "Король: Вечный монарх. Сквозь время"

– Кстати, кто такой Ли Рим? – добавил Синджэ.

– Тот, из-за кого все и началось. И я думаю… именно он привел тебя в этот мир.

Их лица напряглись. Все было так запутанно, что гудела голова.

Глава 8. Книжный магазин Осу

Лицо Гона, выходившего из личного императорского самолета, исполнилось горечи. Солнце стояло в зените и казалось бесцветным. В сердце у молодого императора была пустота.

Перед трапом выстроились придворные в траурных черных одеждах. Телохранитель не отставал от Гона ни на шаг. Казалось, сознание покинуло Гона, когда он спустился по трапу и ступил на землю. Остановившись на мгновение, будто пытаясь собраться с мыслями, он вернул себе самообладание и пошел вперед. В лице его не было ни кровинки. Придворные и слуги кланялись императору, множество опечаленных глаз провожали его взглядом.

– Дама Но! – вдруг закричала секретарь Мо, шедшая позади Гона.

Гон встревоженно обернулся: секретарь Мо держала в руках упавшую в обморок старую служанку. Звенели скорбные голоса все громче и громче. Как двадцать пять лет назад. Принц Пуён мертв. Осознание непоправимости смерти накрыло Гона девятым валом, едва не сбило с ног. Двадцать пять лет назад он стоял на том же самом месте, на залитых кровью развалинах собственной жизни. Ощущение полной безнадежности поглотило Гона. Еще один его любимый человек покинул этот мир, и снова он был единственным, кто выжил.

В совершенном одиночестве Гон сел в подготовленный церемониальный кортеж и направился в храм, где должны пройти похороны. По всей стране объявлен траур, на улицах развевались белые флаги с имперским гербом в виде цветка сливы. На площади в Кванхвамуне, где возвели буддийский алтарь для благовоний, выстроилась длинная очередь: множество людей желали выразить соболезнования по поводу смерти профессора Ли Джонина, выдающегося врача и старшего члена императорской семьи.

Похороны должны были пройти в церемониальном зале по всем канонам. В храме, куда прибыл кортеж императора, уже стояли ряды венков, присланных с разных концов земли. И это неудивительно, ведь принц Пуён руководил международным фондом оказания медицинской помощи и благодаря ему были спасены сотни жизней в развивающихся странах.

В центре зала висел портрет принца Пуёна. Стоя прямо перед ним, Гон вновь мучительно осознал, что больше никогда не увидит эту улыбку, и его лицо стало мрачнее тучи. Он уже давно не ребенок и в силу своего статуса не может просто заплакать у всех на глазах. Гон прикусил бледные иссушенные губы и проглотил свое горе. Только звуки моктхака[5]5
  Моктхак – деревянный барабан в виде рыбы, использующийся в буддийских монастырях для удержания ритма во время церемоний и молитв.


[Закрыть] и чтения сутры разносились по церемониальному залу, охраняемому императорской стражей в парадных мундирах. Не в силах больше смотреть на улыбающееся лицо принца Пуёна, Гон с пустым взглядом уставился на горящие благовония.

Воспоминания о времени, проведенном с дядей, одно за другим всплывали в памяти. Этот человек заменил ему отца. Вот во время весеннего пикника он с радостной улыбкой держит за руку маленького Гона. Вот они играют в бадук[6]6
  Бадук – логическая настольная игра с глубоким стратегическим содержанием, возникла в Древнем Китае.


[Закрыть] – такое бывало нередко – и непременно встречают восход солнца наутро после Нового года. Все это теперь осталось только на фотографиях и в памяти Гона. Его раздирали эмоции. Слезы комом стояли в горле, от напряжения капилляры в глазах начали лопаться. Сегодня он почти не чувствовал, как его душит галстук: такое вынести проще, чем пережить смерть дяди.

– Премьер-министр, – позвал госсекретарь Ким шепотом, чтобы никто не услышал.

Эти двое тоже присутствовали на церемонии и сидели в зале. И не было ничего особенного в том, что госсекретарь хотел что-то сообщить премьер-министру.

– Вы сейчас… посмеялись? – с некоторым смущением спросил секретарь Ким, потому что увидел легкую ухмылку Сорён.

Разумеется, в похоронах нет ничего смешного. Сорён с трудом удалось убрать улыбку с лица. Она пристально смотрела на Гона. Его отчаяние и горе доставляли ей удовольствие.

* * *

На следующий после похорон день Гон посетил дом принца Пуёна. Как император, он имел все полномочия расследовать дело о его смерти. Он собирался провести свое собственное расследование.

Дома у принца Пуёна Гон застал Сынхона, собирающего свои вещи. Он вынужден был постоянно проживать за границей, но на время вернулся из-за смерти отца.

– Он почти отрекся от меня, собственного сына, и посвятил жизнь императорскому двору. Это такие тряпки носили в императорской семье? А мебель-то какая… Жуть, – резко высказался Сынхон.

До чего неприятная личность. Сложно было поверить, что в этом человеке течет кровь принца Пуёна.

Сынхон бродил по комнате, останавливаясь то у старого шкафа, хранившего отпечатки рук принца Пуёна, то у его рабочего стола, и при этом проговаривал свои мысли вслух, чтобы Гон услышал:

– Читали сегодняшнюю статью? «Скончался в семьдесят шесть лет, посвятив праведную и смиренную жизнь народу и двору». Праведную? Может быть. Но зачем употреблять слово «смиренную»? С ним обращались как с собакой, а ему было почти восемьдесят. «Смиренную»! Его использовали. Моего отца просто использовали.

Гон стоял в другом углу кабинета и в какой-то момент почувствовал, что невольно с силой сжимает кулак. Он всегда сочувствовал семье принца Пуёна, ведь им пришлось уехать за границу и жить вдали от отца. Однако к Сынхону принц был особенно холоден и настаивал, чтобы ноги его не было в Корейской империи и чтобы даже близко не смел приближаться к императорской семье. Теперь-то Гон начал понимать, отчего дядя был так резок.

На деле Сынхон, старший сын принца, мог претендовать на престол. Еще при жизни отца он грезил, как станет вторым в очереди, когда тот умрет. Он жаждал власти и считал себя сильным и достойным быть частью императорской семьи.

– Я же могу сюда переехать, да? Продам дом в Лос-Анджелесе, закрою клинику, как только назначим дату возвращения. Стану королевским врачом и управляющим фондом. Назначьте меня новым директором в день, когда объявите порядок наследования.

– Сынхон, – сдавленным голосом окликнул Гон, – слишком далеко сын принца улетел в своих мечтаниях.

– Да, Ваше Величество.

– Вам нельзя возвращаться в Корейскую империю.

Сынхон недовольно сморщился:

– Ваше Величество!

– И вы не получите корону после меня. Следующим наследником трона Корейской империи станет Сэджин.

– Кто это решил? Что за чушь!

– После поминальной службы немедленно покиньте страну. Только так вы сохраните достоинство, подобающее члену королевской семьи.

Как бы ни был Сынхон противен Гону, в нем текла кровь принца Пуёна. Со стороны Гона это было щедрое одолжение в память о погибшем дяде. Однако после этих слов Сынхон совсем перестал сдерживаться.

– Да как ты смеешь?!

– Охрана!

Гон больше не мог терпеть грубости от Сынхона. Он был в ярости, но, чтобы не дать Сынхону совершить еще больше глупостей, громко позвал стражу. Вооруженный охранник вмиг оказался перед императором.

– С этого момента и до конца поминальной службы следите за каждым шагом старшего сына принца Пуёна, Ли Сынхона. Он должен покинуть страну сразу после окончания службы.

– Слушаюсь, Ваше Величество.

Стражник непреодолимой стеной отделил Сынхона от Гона. Тогда Сынхон громко позвал Гона, но тот не обратил на него внимания и покинул дом принца. Сынхон разочаровал его, а находиться и дальше в опустелом доме дяди было невыносимо больно.

Гон вернулся во дворец полностью изможденным, встал перед деревом гинкго, на которое они с дядей любили смотреть вдвоем, и на мгновение закрыл глаза. Голые ветви дерева, казалось, олицетворяли внутреннее состояние Гона. Вдруг кто-то сзади окликнул его. Увидев профессора Хвана, ученика принца Пуёна, Гон глубоко вздохнул.

– Вскрытие… завершено? Я слушаю.

– Причиной смерти стало удушение: его горло сдавили с огромной силой.

Гон озадаченно слушал профессора Хвана, и постепенно им овладевал страх. Профессор достал из сумки конверт с кольцом и протянул Гону. По его мнению, убийца сам надел на принца кольцо, когда тот был уже мертв. Завершив отчет, профессор сразу же удалился.

Глаза Гона налились кровью, как только он увидел кольцо. Болезненное ощущение удушья, преследующее его с детства, вспыхнуло с новой силой. В ночь измены двадцать пять лет назад это самое кольцо было надето на палец Ли Рима, душившего мальчика. Вспомнив тот день, Гон начал задыхаться.

– Ли Рим не собирается прятаться или скрываться. Он призывает отомстить за кровь отца. Кровью моего дяди провоцирует меня.

Гон сжал в руке конверт с кольцом. Отчаяние терзало душу, и в то же время от самых стоп медленно поднимался гнев. Гон еще долго стоял на месте, раздираемый эмоциями. Что ни говори, черное пальто Ли Рима чертовски ему шло. Гон в ярости отшвырнул конверт.

Но он не упал на пол, а застыл в воздухе. Все вокруг снова замерло. Это значило, что Ли Рим вернулся в республику. Гон схватил парящий в воздухе конверт и широкими шагами пошел по коридору.

Считая время, он остановился. Кажется, он нашел закономерность. В тот момент, когда Гон это понял, время снова пошло как всегда.

– Ваше Величество!

Придворные, сновавшие по коридору, были поражены внезапным появлением императора. Хопиль и стражники, охранявшие Гона, тоже испугались, когда он неожиданно исчез, и бросились за ним.

– Ваше Величество, в саду… Прошу прощения. Я ненадолго отвлекся.

– Заместитель капитана, я собираюсь ненадолго покинуть дворец. Постараюсь поскорее вернуться, но не могу сказать, сколько времени это займет. Связаться со мной вы не сможете. Если что, официальная версия: я работаю в кабинете.

В этот момент прибежала секретарь Мо.

Она протянула Гону планшет:

– Ваше Величество, думаю, вам стоит это увидеть. Новость распространилась среди народа сегодня днем.

Гон нахмурился и посмотрел на экран. Заголовки кричали: «Причины, почему император Ли Гон не до конца честен с народом», «Император часто покидает дворец неофициально. Куда же он ездит?», «Если императорская семья лжет народу, то в кого людям верить?»

Очевидно, все сомневались, что Гон действительно столько времени проводит в библиотеке. Статьи критиковали императорскую семью и самого императора. Все это – побочный эффект публичности. Каждый шаг Гона под наблюдением, и о каждом шаге народ должен знать.

– Все СМИ выпустили подобные статьи. Это определенно заговор, Ваше Величество.

– Премьер-министр Ку вступила в бой. Она хочет связать мне руки.

У них с Сорён уже был разговор, и Гон четко предупреждал ее, чтобы не пыталась тянуть его за узды. Тем не менее она поступила по-своему. Это может означать лишь одно: она перешла на противоположную сторону и у нее появилась поддержка. Но каковы бы ни были причины, сейчас Гону следовало умерить гнев. Прежде – встретиться с премьер-министром лично и услышать ее мнение насчет статей.

– Срочно свяжитесь с офисом премьер-министра.

Секретарь Мо тут же набрала номер секретаря Сорён, однако в ответ услышала, что премьер-министр последние дни неважно себя чувствовала, поэтому взяла больничный.

– В любом случае найдите ее и пусть будет на связи.

Раздраженный ответом секретаря, Гон обернулся к следовавшему за ним Хопилю:

– Заместитель капитана, принесите мне журнал службы безопасности принца Пуёна. Поднимите все записи за последние шесть месяцев.

* * *

Засев в своей библиотеке, Гон открыл журнал безопасности и принялся анализировать все передвижения принца за последнее время. Он знал, что Ли Рим сейчас в республике, но покинуть дворец не мог. Ну что ж, он пойдет по его следам.

Дом, национальный университет, имперский госпиталь, научное сообщество, библиотека, дом, национальный университет и так далее. В этом не было ничего особенного. Тем не менее Гон не сдавался. Он перешел к записям трехмесячной давности. Где-то Ли Рим должен был наследить.

Гон с головой погрузился в поиск, но его прервал стук в дверь.

– Простите, Ваше Величество. Я вообще не могу связаться с премьер-министром Ку. Она в своей резиденции и все отчеты принимает в электронном или письменном виде. Мне послать кого-нибудь? – спросила секретарь Мо.

– Нет необходимости. Она мстит мне, поступая так же, как поступал я. – Брови Гона изогнулись: нелегко было уловить истинные мотивы поступков Сорён. – Похоже, у нее есть скрытый мотив, придется немного подождать. Да, насчет дамы Но…

– А, да, как я и говорила, она идет на поправку. Съела больше половины тарелки каши, которую вы ей передали. Вам не о чем беспокоиться.

Гон кивнул в знак понимания. Тревога не покидала его. Дама Но была близко знакома с принцем Пуёном, казалось, даже ближе, чем Гон. Немудрено, что душевные силы покинули ее, хуже то, что в столь преклонном возрасте дама Но может от горя заболеть физически. А Гон больше не хотел терять любимых и близких людей.

Тем временем за окном темную ночь сменило солнечное утро, а он все сидел, не вставая, за своим рабочим столом. Гон продолжал изучать записи из журнала, переворачивал страницу за страницей в надежде найти хоть какую-нибудь зацепку. Бесконечное листание ввергало его в отчаяние. И вдруг его взгляд уловил запись, явно выделявшуюся на фоне остальных.

Дом, национальный университет, книжный магазин на окраине Пусана, дом… Принц Пуён приезжал в Пусан и заходил в книжный магазин, а затем сразу вернулся к себе домой, в Сеул.

– Книжный магазин Осу в трущобах на окраине Пусана… Он приехал сюда, только чтобы зайти в этот магазин… Что бы это могло значить? Зачем дядя Пуён был там?

Хопиль, охранявший Гона, немедленно ответил, что проверит магазин, но в этот момент на Гона снизошло озарение. Взбудораженный, он вскочил с кресла. Хопиль удивленно ждал, что скажет император.

«С готовностью делая шаг, способный однажды перечеркнуть всю вашу жизнь. Не это ли зовется судьбой?» – Гон вспомнил, что сказал принц Пуён, когда они вместе встречали восход солнца в новогоднюю ночь. Эти слова глубоко засели в сердце императора.

– Он знал, что я проверю журнал.

Глаза Гона заблестели звериной яростью, и он отдал приказ:

– Первая команда, вооружайтесь – и за мной.

– Да, Ваше Величество! Первая команда, к оружию и наизготовку, – сообщил своим сослуживцам по рации Хопиль.

Гон вышел из кабинета, а стражник последовал за ним.

* * *

Посреди темного и влажного подземелья, связанные по рукам и ногам, Ким Гихван и Ли Сандо стояли на коленях перед Гоном.

– Я задам вам вопрос, на который и сам знаю ответ. Если признаетесь, сможете спасти себе жизнь. Знаете книжный магазин Осу? Тот, кто заговорит первым, будет жить. Если же будете молчать, обезглавят обоих.

Хотя Ким Гихван и Ли Сандо были повязаны одним делом, но нравом они принципиально отличались друг от друга. Ким Гихван долгое время оставался последователем Ли Рима, еще живя в Корейской империи. В то время как Ли Сандо оказался марионеткой, которую, как фигуру на доске, переместили из республики в империю. В Гихване взыграла преданность хозяину, и он лишь молча уставился на Гона.

Ли Сандо, напротив, трусливо заголосил:

– Я не знаю! Правда ничего не знаю. Я даже никогда не был в книжном!

– Вы не можете убить меня, я ведь нужен вам, чтобы добраться до принца Гыма, не так ли? – заговорил Гихван.

Хопиль без раздумий вынул из кобуры пистолет, передернул затвор и направил дуло прямо в голову Ким Гихвану. Взгляд Гона стал холодным и безжалостным.

– Твои знания – ничто, эта информация не поможет мне добраться до Ли Рима. Ты знаешь только то, что можно выболтать противнику. Но что еще важнее – твоя информация мне больше не нужна.

По лицу Ким Гихвана пробежала легкая тревога.

Со злости он закричал громче:

– Ну так чего ты ждешь? Жми на курок. Давай же, убей меня, если думаешь, что можешь!

– Естественно, я убью тебя.

Гихван яростно ткнулся в дуло головой, провоцируя императора, глаза его нервно забегали.

Ли Сандо, почувствовав, что атмосфера накаляется, кинулся в ноги Гону и закричал:

– Ваше Величество! Ваше Величество! Ваше Величество, пощадите! Эти уроды врали мне, что это будет удивительный мир. Они заставили меня согласиться! Я хочу вернуться. Честное слово, я вернусь, Ваше Величество!

– Слишком поздно. Ты уже мертв в том мире: убил себя собственными руками. Кому, как не тебе, об этом знать? Из-за того что вы двое натворили, в обоих мирах теперь царит хаос. Ты останешься здесь и за все заплатишь.

Гон обернулся и кивнул, и стражники сразу же схватили Ли Сандо и куда-то уволокли. Пока его тащили, он молил императора о пощаде. А Ким Гихван лишь, скривив губы, смеялся над Гоном:

– Обезглавишь меня? Чушь. Обезглавливание в Корейской империи отменили много веков назад! Ты не посмеешь нарушить закон!

– Ты приспешник предателя и просто забыл, что слово императора и есть закон. Стража! Ким Гихван – последователь предателя Ли Рима, избравший молчание вместо покаяния, – будет обезглавлен. Приказ императора.

– Есть, Ваше Величество! – громко и хором ответили несколько стражников, стоявших возле императора.

Впервые с тех пор, как Гон взошел на трон, он воспользовался своей властью, чтобы отдать столь жестокий приказ. Ким Гихван, до этого момента не воспринимавший намерения Гона всерьез, побелел как бумага. Он пытался что-то крикнуть, но ему немедленно вставили в рот кляп и закрыли лицо черной маской. Миг – и Ким Гихван погрузился в полный мрак. Таков был конец предателя, ослепленного низменными желаниями.

* * *

Перед книжным магазином мальчик играл с йо-йо. Кроваво-красная нить медленно раскручивалась, а потом закручивалась, возвращая игрушку ему в руку. В этот момент рядом появилась Луна. Трущобы на окраине Пусана были и ее родным районом. Она заметила на мальчике черную толстовку с кроличьими ушами, которую сама когда-то ему отдала.

Ребенок вынул из кармана складной нож и протянул его девушке со словами:

– Нашел в куртке.

Луна посмотрела на мальчика пустым взглядом и демонстративно сунула руки в карманы.

– Я не за ним сюда пришла. Если он тебе нужен, можешь забрать себе.

Несколько дней назад Луна виделась с Ли Римом. Он оказал ей далеко не теплый прием: девушку похитили, связали и бросили на каком-то богом забытом складе, где ее и встретил Ли Рим. Он показал ей удостоверение личности с фотографией девушки, как две капли воды похожей на нее, но с другим именем. «Чон Тэыль» – так там было написано, а в качестве места работы указана полиция. Луне это показалось даже немного забавным, ведь она всю жизнь убегала от стражей правопорядка.

Их лица одинаковы, но жизни сложились совершенно по-разному. Тэыль выросла в окружении родительской любви и заботы и к тому же была здорова. Луне же выпала совсем другая судьба: трущобы, сиротство, смертельная болезнь. Сама мысль о существовании Тэыль приносила ей боль. В жизни Тэыль, словно в кривом зеркале, она видела собственное убогое существование. Но тут появился Ли Рим и сказал, что может подарить ей эту жизнь. Такой шанс выпадает лишь единожды, и Луна за него ухватилась. К тому же ей нечего было терять.

Вот так Луна решилась украсть жизнь Тэыль. Она сняла с себя цепочку и повесила на шею мальчику. На цепочке мотался ключ от полуразрушенного старого фургона Луны, который заменял ей дом.

– Теперь это всё твои вещи. Знаешь, где моя машина? Забирай ее себе. И все, что внутри нее. Взамен не забывай кормить Луну.

Луна – кличка уличной кошки, о которой заботилась девушка. Имя кошки она тоже украла.

Глаза мальчика заблестели при упоминании о машине.

– Ты куда-то уходишь?

– Типа того. Далековато, правда, но не суть.

– Собираешься снова что-то украсть?

Луна остановилась, посмотрела на мальчика и спросила:

– Ты веришь в Бога?

Мальчик без колебаний кивнул.

– Тогда я буду наказана, – сухо пробормотала Луна.

Она уже собиралась уходить, но, заметив цвет нити йо-йо, решила задать еще один вопрос:

– Кстати, почему у твоего йо-йо красная веревка?

– Потому что я сам его починил.

– Кто тебя этому научил? Придется починить снова: похоже, скоро порвется. Пока-пока.

– Ладно, пока.

Мальчик снова отпустил йо-йо, глядя вслед удаляющейся Луне. Игрушка быстро вращалась, то падая, то взлетая вверх.

Глава 9. Императрица Корейской империи

Трудность в расследовании заключалась в том, что ни Синджэ, ни Тэыль ни разу не встречали Ли Рима и не были с ним знакомы, но сам Ли Рим знал их от и до, поэтому всегда оказывался на шаг впереди. Приспешник Ли Рима – Чоёль – наведывался к Синджэ. Их встреча закончилась дракой, после чего Чоёль сбежал, а Синджэ остался в залитой кровью одежде и с 2G-телефоном в руке. По этому телефону, как и с другими своими подставными людьми, с Чоёлем связывался Ли Рим.

Тэыль передала снятые с телефона отпечатки в отдел судебной экспертизы и поехала домой. Каждый раз, проходя мимо перекрестка на площади Кванхвамун, она вспоминала тот день, когда они впервые встретились с Гоном.

По ее мнению, Гон слишком запаздывал с возвращением. Каждый день она надеялась, что он придет сегодня, ну или хотя бы завтра. И каждый день ее ждало разочарование. Ей не терпелось встретиться с любимым и засыпать его множеством накопившихся вопросов, но такой возможности у нее не было. И винить его в этом Тэыль не могла. Смерть Чан Ёнджи, визит Чоёля к Синджэ – все говорило о темных делах Ли Рима в республике, о том, что он ежедневно перемещает фигуры по своему коварному плану. Наверняка в империи тоже сейчас неспокойно.

Тэыль медленно брела по улице, как вдруг ее внимание привлекло знакомое лицо.

– Прошу прощения! Девушка! – окликнула Тэыль и кинулась вдогонку.

Волосы девушки были собраны в хвост, одежда на ней – самая обычная. Совершенно другой образ, совсем иной стиль, но лицо то же – лицо премьер-министра Ку Сорён из Корейской империи.

– Чем могу помочь?

– Прошу прощения, что отвлекаю. Я из полиции, предъявите, пожалуйста, ваше удостоверение.

В ответ на просьбу девушка, похожая на премьер-министра Ку Сорён, посмотрела на Тэыль с легким сомнением:

– Разве вы не должны первой показать значок? Вы больше похожи на преступницу, чем на полицейского.

Одежда Тэыль была запачкана кровью Синджэ. Понимая, что девушка намекает на подозрительный вид Тэыль, она запахнула пальто, прикрывая кровь, и достала из кармана свой значок полицейского. Девушка внимательно рассмотрела его и утвердительно кивнула. Затем вытащила из бумажника свой документ.

– Вы и правда полицейский. Впервые в жизни меня останавливают.

Тэыль заглянула в удостоверение личности и прочла имя: Ку Ына.

– Дата вашего рождения?

– Двадцать шестое июля тысяча девятьсот восемьдесят второго года. Меня в чем-то подозревают?

– Нет, все в порядке. Можете идти.

– Ума не приложу, чего я так разнервничалась. Хорошо, всего доброго.

Тэыль вернула девушке удостоверение, и она пошла дальше своей дорогой, а Тэыль в раздумьях смотрела ей в спину. Была ли эта девушка просто двойником Ку Сорён в республике, как, например, Ён и Ынсоп или Нари и Сына, или же то была сама Ку Сорён? Много вопросов, мало ответов. Очевидно только одно: Сорён непременно должна иметь свою копию в Республике Корея, как и все. Тем не менее Тэыль никак не могла избавиться от подозрений и оторвать от нее взгляд. Девушка была слишком похожа на Сорён, но Тэыль никак не могла принять тот факт, что на самом деле это другой человек. Ее интуиция была против.

– Да, пап. – Звонок отца вернул Тэыль в реальность. – Уже еду домой. Увидимся в магазине.

Держа телефон возле уха, Тэыль развернулась и пошла к дому.

* * *

Тэыль с отцом, как обычно, пошли вместе за покупками в торговый центр неподалеку от дома. Папа толкал тележку, а Тэыль выбирала товары, внимательно рассматривая рекламную листовку, которую ей дали на входе.

– Что там по списку… А, да, вода.

Отец сразу пошел, взял упаковку из нескольких бутылок и положил ее в тележку к остальным продуктам, которые они уже успели взять.

Тэыль посмотрела на содержимое тележки и покосилась на отца:

– Ну, пап, в конце концов, если акция – надо пользоваться! – Она добавила еще несколько бутылок в тележку, чтобы купить их со скидкой. – Ты взял свиную грудинку?

Лицо отца посветлело.

– Ты хочешь купить свиную грудинку? Но ведь она такая дорогая! Моя дочка уже совсем взрослая стала.

Он толкнул тележку и торопливым шагом направился в отдел с мясными продуктами, чтобы найти для Тэыль лучший кусочек.

– Упакуйте немного свиной грудинки, пожалуйста.

– Конечно, но вы ведь уже взяли, – с недоумением ответил продавец и посмотрел на Тэыль.

Тэыль отрицательно покачала головой:

– Вы про меня? Да вроде нет. Мы только что подошли. Пап, ты уже брал свинину?

– Нет. Если бы я что-то взял, то вряд ли бы забыл. За кого ты меня принимаешь? Ой! И правда, брал, вот, в корзине лежит.

– Действительно. Знаете, мой папа немного не от мира сего, поэтому иногда с ним случается такое. Прошу прощения. Папа, пойдем отсюда.

Они быстро ушли из мясного отдела. Тэыль решила, что не заметила мясо в тележке, пока рассматривала рекламную листовку. Сотрудники отдела проводили их озадаченными взглядами. Мясник, разделывавший тушу для другого покупателя, смотрел в спину Тэыль: мясо взяла покупательница, которая выглядела точно так же.

– Когда она успела переодеться? И волосы вроде были короче, – пробормотал мясник и после секундного замешательства вернулся к работе.

* * *

Тик-так, тик-так, тик-так.

В тишине рабочего кабинета звук издавали только настенные часы. Гон пристально смотрел на них и считал: «Сегодняшняя остановка длилась дольше всего. Паузы становились все длиннее.

…5724709369995957496696762772407663035354759457138217!»

3 481 секунда.

Столько продлилась последняя остановка времени – 3 481 секунду. Когда время вновь потекло своим чередом, Гон занялся подсчетами. Вторая остановка заняла 121 секунду, третья – 841 секунду, четвертая – 961 секунду, а пятая – 2 209 секунд. В момент, когда брошенный им конверт с кольцом застыл в воздухе, время замерло на 2 809 секунд.

Сегодняшняя остановка длилась дольше всего. Паузы становились все длиннее.

Гон взял маркер и записал на доске квадраты простых чисел. Он подсчитывал в уме так быстро, что рука не успевала записывать. Чем больше чисел появлялось на доске, тем мрачнее становилось лицо Гона. Он не мог и не хотел верить результатам. Когда на доске появилось число 85 849, кончик маркера сломался, и рука Гона соскользнула.

Время остановки увеличивалось пропорционально квадрату простого числа. При таком раскладе, когда время застынет в шестьдесят второй раз, длительность остановки составит целый день. Если все пойдет так и дальше, то однажды наступит момент, когда миры Тэыль и Гона остановятся навсегда.

«Нет, этого не может быть».

Гону хотелось кричать во все горло, но он сдержался. Доска перед ним пестрела устрашающими черными числами.

Плохо дело. Сжав кулаки, Гон прислонился к доске. Ему до безумия хотелось сейчас увидеться с Тэыль. Гон готов был расплакаться – так сильно он переживал за нее. Осознание того, что время может остановиться навечно, еще больше вгоняло в отчаяние. Голова начала кружиться. Он закрыл глаза.

В тот момент, когда он чуть не завыл от боли, в дверь постучал Хопиль. Гон обернулся, и охранник вручил ему конверт.

– Ваше Величество, мы нашли книжный магазин. Вот фото хозяина.

Гон немедленно открыл конверт и нашел в нем фотографии Кёнму. Но ведь его подстрелили в ночь мятежа, Гон помнил, как рухнуло на пол его тело!

– Значит, он все это время был жив. Как он посмел выжить после содеянного?!

Ошибки быть не могло. Кёнму – один из тех, кто оставил Гона умирать на залитом кровью полу, один из тех, кто пролил кровь Гона и его верных стражей, стоявших насмерть.

– Сегодня мы наведаемся в книжный магазин Осу и уничтожим это логово предателей.

Намерения Гона были предельно ясны, приказ получен.

* * *

Живущие поблизости люди были эвакуированы, а все подходы к переулку у книжного магазина заблокированы. На крышах соседних зданий засели снайперы на случай непредвиденных обстоятельств.

Полицейские и отряд императорской гвардии, возглавляемый Хопилем, пришли к Гону, чтобы доложить обстановку:

– Путь расчищен. Взять их живыми?

Гон замер, обуреваемый яростью. Его взгляд стал таким безжалостным, как никогда ранее.

Равнодушно взглянув на обшарпанную вывеску книжного магазина, он наконец отдал приказ:

– Убить всех.

С оглушительным звоном вдребезги разлетелись окна магазина, осколки градом посыпались внутрь помещения. Кёнму, сидевший на охране, от неожиданности вскочил и бросился в укрытие. Но жадность взяла над ним верх, и попутно он решил прихватить деньги из кассы.

Стража и полиция сужали окружение, подходили все ближе и ближе, не давая преступникам возможности бежать. Из подсобного помещения хлынула волна наемников в черном. По ним сразу же открыли огонь.

Выстрел за выстрелом, пули и гильзы летели во все стороны.

Бандиты были те самые, что явились с Ли Римом на Хэундэ в новогоднюю ночь, но в этот раз преимущество оказалось на стороне гвардии: их не окружала толпа невинных граждан, которые могли пострадать, а приспешники предателя не имели оружия. Некоторые из них пытались сбежать через черный ход. За магазином раздались выстрелы. Всех преступников загнали в угол.

Гвардия и полиция, окружившие магазин, отстреливали выбегавших наемников одного за другими. Вокруг царил хаос, кровь лилась рекой, раненые истошно вопили.

Еще выстрел!

Шальная пуля влетела в магазин через разбитое окно и пронзила сердце Кёнму, который впопыхах хватал пачки денег. Банкноты с изображением Гона запорхали в воздухе. Задыхаясь и уже теряя сознание, Кёнму все равно пытался дотянуться до них. Его жадность была сильнее, чем желание жить.

– Вот почему… я говорил… что нет людям веры! – из последних сил прохрипел Кёнму, захлебываясь собственной кровью.

Он умер с открытыми глазами, не в силах отвести взгляд от денег.

С преступниками было покончено. Хопиль и гвардия вошли в магазин. Гон под прикрытием стражи проследовал за ними. Он сразу же увидел бездыханное тело Кёнму.

– Проверьте, нет ли у него шрама от огнестрельного ранения на левом плече.

Хопиль быстро снял с трупа одежду и проверил плечи. Все чисто, никаких шрамов. Это был не Ю Кёнму из Корейской империи, это был Ю Чоёль из Республики Корея. Ли Рим поменял их местами. Гон закипел от ярости и оглядел грязное полуразрушенное помещение. Гвардейцы снимали отпечатки пальцев мертвых бандитов и обыскивали магазин в поисках улик.

– Что бы это могло значить?..

Гон понял: Ли Рим вернулся из Республики Корея в Корейскую империю. Он заменил свою правую руку, Кёнму, на Чоёля. Ли Рим предвидел действия Гона и снова оказался на шаг впереди: вернувшись, он расправился с принцем Пуёном, который не представлял никакой опасности, и все для того, чтобы повергнуть Гона в отчаяние и спровоцировать на радикальные меры.