Текст книги "Похищение чародея"

5

Облака, высокие, темные с изнанки, освободили солнце, и оно снова осветило берег. Но цвет его изменился – стал тревожным и белым. И тут же хлынул дождь, хлестнул по тростнику, по траве. Анна подхватила книгу и, закрывая голову полотенцем, бросилась к яблоням. Кин в два прыжка догнал ее, и они прижались спинами к корявому стволу. Капли щелкали по листьям.

– А если он не захочет? – спросила Анна.

Кин вдруг засмеялся.

– Вы мне почти поверили, – сказал он.

– А не надо было верить? – Ее треугольное, сходящееся к ямке на крепком остром подбородке лицо покраснело, отчего волосы казались еще светлее.

– Это замечательно, что вы поверили. Мало кто может похвастаться таким непредвзятым восприятием.

– Такая я, видно, дура.

– Наоборот.

– Ладно, спасибо. Вы все-таки лучше скажите, зачем вам лезть за гением в тринадцатый век? Что, поближе не оказалось?

– Во-первых, гениев мало. Очень мало. Во-вторых, не каждого мы можем взять к себе. Он должен быть не стар, потому что с возрастом усложняется проблема адаптации, и, главное, он должен погибнуть случайно или трагически… без следа. На похоронах Леонардо да Винчи присутствовало много людей.

– И все-таки – тринадцатый век!

Дождь иссякал, капли все реже били по листьям.

– Вы не представляете, что такое перемещение во времени…

– Совершенно не представляю.

– Я постараюсь примитивно объяснить. Время – объективная физическая реальность, оно находится в постоянном поступательном движении. Движение это, как и движение некоторых иных физических процессов, осуществляется по спирали.

Кин опустился на корточки, подобрал сухой сучок и нарисовал на влажной земле спираль времени.

– Мы с вами – частички, плывущие в спиральном потоке, и ничто в мире не в силах замедлить или ускорить это движение. Но существует другая возможность – двигаться прямо, вне потока, как бы пересекая виток за витком.

Кин, не вставая, нарисовал стрелку рядом со спиралью.

Затем он поднял голову, взглянул на Анну, чтобы убедиться, поняла ли она. Анна кивнула.

Кин выпрямился и задел ветку яблони – на него посыпались брызги. Он тряхнул головой и продолжал:

– Трудность в том, что из любого конкретного момента в потоке времени вы можете попасть только в соответствующий момент предыдущего временного витка. А продолжительность витка более семисот лет. Очутившись в предыдущем или последующем витке, мы тут же вновь попадаем в поток времени и начинаем двигаться вместе с ним. Допустим, что приблизительно двадцатому июля 2745 года соответствует двадцатое июля 1980 года. Или берем следующий виток, двадцатое июля 1215 года, или следующий виток, двадцатое июля 540 года. Поглядите. – Кин дополнил рисунок датами: 1215 —> 1980 —> 2745.

– Теперь вы понимаете, почему мы не можем откладывать нашу работу? – спросил он.

Анна не ответила.

– Мы несколько лет готовились к переходу в 1215 год, давно ждали, когда момент смерти боярина Романа совпадет с моментом на нашем витке времени. Город Замошье падет через три дня в 1215 году. И через три дня погибнет неизвестный гений тринадцатого века. Если мы не сделаем все в три дня, обо всей операции надо будет забыть. Навсегда. А тут вы…

– Я же не знала, что вам помешаю.

– Никто вас не винит.

– А почему нельзя прямо в тринадцатый век?

– К сожалению, нельзя пересечь сразу два витка времени. На это не хватит всей энергии Земли. Мы должны остановиться и сделать промежуточный пункт здесь, в двадцатом веке.

– Пошли домой, – сказала Анна. – Дождь кончился.

Она посмотрела на спираль времени, нарисованную на влажной бурой земле. Рисунок был прост и обыден. Но он был нарисован человеком, который еще не родился.

Они пошли к дому. Облака уползли за лес. Парило.

– Значит, нас разделяет семьсот лет, – сказала Анна.

– Примерно. – Кин отвел ветку яблони, чтобы Анне не надо было наклоняться. – Это хорошо, потому что такая пропасть времени делает нашу с вами связь эфемерной. Даже если бы вы захотели узнать, когда умрете, а это естественный вопрос, я бы ответить на него не смог. Слишком давно.

– Вам задавали такие вопросы?

– Мы не должны говорить об этом. Но такие случаи уже были и не нарушали эксперимента. Временная система стабильна и инерционна. Это же море, поглощающее смерчи…

– Я жила давно… – подумала Анна вслух. – Для вас я ископаемое. Ископаемое, которое жило давно. Мамонт.

– В определенной степени, да. – Кин не хотел щадить ее чувств. – Для меня вы умерли семьсот лет назад.

– Вы в этом уверены?

– Уверен. Хоть и не видел вашей могилы.

– Спасибо за прямоту… Я была вчера на кладбище. Там, на холме. Я могу оценить величину этой пропасти.

– Мы хотим пересечь ее.

– И забрать оттуда человека? А если он будет несчастен?

– Он гениален. Гений адаптабелен. У нас есть опыт.

– Вы категоричны.

– К сожалению, я всегда сомневаюсь. Категоричен Жюль. Может, потому что молод. И не историк, а в первую очередь физик-временщик.

– Вы историк?

– У нас нет строгого деления на специальности. Мы умеем многое.

– Хотя в общем вы не изменились.

– Антропологический тип человека остался прежним. Мы далеко не все красивы и не все умны.

– Во мне просыпаются вопросы, – сказала Анна, остановившись у крыльца.

Кин вынул грабли из бочки и приставил к стене.

– Разумеется, – сказал он. – Об обитаемости миров, о социальном устройстве, о войнах и мире… Я не отвечу вам, Анна. Я ничего не могу вам ответить. Хотя, надеюсь, сам факт моего прилета сюда уже оптимистичен. И то, что мы можем заниматься таким странным делом, как поиски древних мудрецов…

– Это ничего не доказывает. Может, вы занимаетесь поисками мозгов не от хорошей жизни.

– При плохой жизни не хватает энергии и времени для таких занятий. А что касается нехватки гениев…

В калитке возник дед Геннадий с кринкой в руке.

– Здравствуй, – сказал он, будто не замечая Кина, который стоял к нему спиной. – Ты что за молоком не пришла?

– Познакомьтесь, – сказала Анна. – Это мои знакомые приехали.

Кин медленно обернулся.

6

Лицо Кина удивительным образом изменилось. Оно вытянулось, обвисло, собралось в морщины и сразу постарело лет на двадцать.

– Геннадий… простите, запамятовал.

– Просто Геннадий, дед Геннадий. Какими судьбами? А я вот вчера еще Анне говорил: реставратор Васильев, человек известный, обещал мне, что не оставит без внимания наши места по причине исторического интереса. Но не ожидал, что так скоро.

– Ага, – тихо сказала Анна. – Разумеется. Васильев. Известный реставратор из Ленинграда.

И в этом, если вдуматься, не было ничего странного: конечно, они бывали здесь раньше, вынюхивали, искали место для своей машины. Серьезные люди, большие ставки. А вот недооценили дедушкиной страсти к истории.

– И надолго? – спросил дед Геннадий. – Сейчас ко мне пойдем, чаю попьем, а? Как семья, как сотрудники? А я ведь небольшой музей уже собрал, некоторые предметы, имеющие научный интерес.

– Обязательно, – улыбнулся Кин очаровательной гримасой уставшего от постоянной реставрации, от поисков и находок великого человека. – Но мы ненадолго, проездом Аню навестили.

– Навестили, – эхом откликнулась Анна.

– Правильно, – согласился дед, влюбленно глядя на своего кумира, – я сейчас мой музей сюда принесу. Вместе посмотрим и выслушаем ваши советы.

Кин вдруг обратил на Анну умоляющий взгляд: спасайте!

– Не бесплатно, – сказала Анна одними губами, отвернувшись от зоркого деда. – Мы погодя зайдем, – сказала она. – Вместе зайдем, не надо сюда музей нести, можно помять что-нибудь, сломать…

– Я осторожно, – сказал дед. – Вы, конечно, понимаете, что мой музей пока не очень велик. Я некоторые кандидатуры на местах оставляю. Отмечаю и оставляю. Мы с вами должны на холм сходить, там я удивительной формы крест нашел, весь буквально кружевной резьбы, принадлежал купцу второй гильдии Сумарокову, супруга и чада его сильно скорбели в стихах.

Анна поняла, что и она бессильна перед напористым дедом. Спасение пришло неожиданно. В сенях скрипнуло, дверь отворилась. Обнаружился Жюль в кожанке. Лицо изуродовано половецкими усами.

– Терентий Иванович, – сказал он шоферским голосом, – через пятнадцать минут едем. Нас ждать не будут. – Он снисходительно кивнул деду Геннадию, и дед оробел, потому что от Жюля исходила уверенность и небрежность занятого человека.

– Да, конечно, – согласился Кин. – Пятнадцать минут.

– Успеем, – сказал дед быстро. – Успеем. Поглядим. А машина пускай ко мне подъедет. Где она?

– Там, – туманно взмахнул рукой Жюль.

– Ясно. Значит, ждем. – И дед с отчаянным вдохновением потащил к калитке реставратора Васильева, сомнительного человека, которому Анна имела неосторожность почти поверить.

«Интересно, как вы теперь выпутаетесь!» Анна смотрела им вслед. Две фигурки – маленькая, в шляпе, дождевике, и высокая, в джинсах и черном свитере, – спешили под откос. Дед размахивал руками, и Анна представила, с какой страстью он излагает исторические сведения, коими начинен сверх меры.

Она обернулась к крыльцу. Жюль держал в руке длинные усы.

– Я убежден, что все провалится, – сообщил он. – Вторая накладка за два дня. Я разнесу группу подготовки. По нашим сведениям, дед Геннадий должен был на две недели уехать к сыну.

– Могли у меня спросить.

– Кин вел себя как мальчишка. Не заметить старика. Не успеть принять мер! Теряет хватку. Он вам рассказал?

– Частично, мой отдаленный потомок.

– Исключено, – сказал Жюль. – Я тщательно подбирал предков.

– Что же будет дальше?

– Будем выручать, – сказал Жюль и нырнул в дверь.

Анна присела на порог, отпила из кринки – молоко было парное, душистое. Появился Жюль.

– Не забудьте приклеить усы, – сказала Анна.

– Останетесь здесь, – сказал Жюль. – Никого не пускать.

– Слушаюсь, мой генерал. Молока хотите?

– Некогда, – сказал Жюль.

Анне было видно, как он остановился перед калиткой, раскрыл ладонь – на ней лежал крошечный компьютер – и пальцем левой руки начал нажимать на кнопки.

Склон холма и лес, на фоне которых стоял Жюль, заколебались и начали расплываться, их словно заволакивало дымом. Дым сгущался, принимая форму куба. Вдруг Анна увидела, что перед калиткой на улице возникло объемное изображение «газика». Анна отставила кринку. «Газик» казался настоящим, бока его поблескивали, а к радиатору приклеился березовый листок.

– Убедительно, – сказала Анна, направляясь к калитке. – А зачем вам эта голография? Деда этим не проведешь.

Жюль отворил дверцу и влез в кабину.

– Так это не голография? – тупо спросила Анна.

– И не гипноз, – сказал Жюль.

Вспомнив о чем-то, он высунулся из машины, провел рукой вдоль борта. Появились белые буквы: «Экспедиционная».

– Вот так, – сказал Жюль и достал ключи из кармана. Включил зажигание. Машина заурчала и заглохла.

– А, чтоб тебя! – проворчал шофер. – Придется толкать.

– Я вам не помощница, – сказала Анна. – У вас колеса земли не касаются.

– А я что говорил, – согласился Жюль.

Машина чуть осела, покачнулась и на этот раз завелась. Набирая скорость, «газик» покатился по зеленому откосу к броду.

Анна вышла из калитки. На земле были видны рубчатые следы шин.

– Очевидно, они из будущего, – сказала Анна сама себе. – Пойду приготовлю обед.

Лжереставраторы вернулись только через час. Пришли пешком с реки. Анна уже сварила лапшу с мясными консервами.

Она услышала их голоса в прихожей. Через минуту Кин заглянул на кухню, потянул носом и сказал:

– Прекрасно, что сообразила. Я смертельно проголодался.

– Кстати, – сказала Анна. – Моих продуктов надолго не хватит. Или привозите из будущего, или доставайте где хотите.

– Жюль, – сказал Кин, – будь любезен, занеси сюда продукты.

Явился мрачный Жюль, водрузил на стол объемистую сумку.

– Мы их приобрели на станции, – сказал Кин. – Дед полагает, что мы уехали.

– А если он придет ко мне в гости?

– Будем готовы и к этому. К сожалению, он преклоняется перед эрудицией реставратора Васильева.

– Ты сам виноват, – сказал Жюль.

– Ничего, когда Аня уйдет, она запрет дом снаружи. И никто не догадается, что мы остались здесь.

– Не уйду, – сказала Анна. – Жюль, вымой тарелки, они на полке. Я в состоянии вас шантажировать.

– Вы на это не способны, – сказал Кин отнюдь не убежденно.

– Любой человек способен. Если соблазн велик. Вы меня поманили приключением. Может, именно об этом я мечтала всю жизнь. Если вам нужно посоветоваться со старшими товарищами, валяйте. Вы и так мне слишком много рассказали.

– Это немыслимо, – возмутился Кин.

– Вы плохой психолог.

– Я предупреждал, – сказал Жюль.

Обед прошел в молчании. Все трое мрачно ели лапшу, запивали молоком и не смотрели друг на друга, словно перессорившиеся наследники в доме богатой бабушки.

Анна мучилась раскаянием. Она понимала, что и в самом деле ведет себя глупо. Сама ведь не выносишь, когда невежды суют нос в твою работу, и, если в тебе есть хоть капля благородства, ты сейчас встанешь и уйдешь… Впрочем, нет, не сейчас. Чуть позже, часов в шесть, ближе к поезду. Надо незаметно ускользнуть из дома, не признавая открыто своего поражения… И всю жизнь мучиться, что отказалась от уникального шанса?

Кин отложил ложку, молча поднялся из-за стола, вышел в сени, что-то там уронил. Жюль поморщился. Наступила пауза.

Кин вернулся со стопкой желтоватых листков. Положил их на стол возле Анны. Потом взял тарелку и отправился на кухню за новой порцией лапши.

– Что это? – спросила Анна.

– Кое-какие документы. Вы ничего в них не поймете.

– Зачем тогда они мне?

– Чем черт не шутит! Раз уж вы остаетесь…

Анна чуть было не созналась, что уже решила уехать. Но нечаянно ее взгляд встретился со злыми глазами гусара. Жюль не скрывал своей неприязни.

– Спасибо, – сказала Анна небрежно. – Я почитаю.

7

Гости занимались своими железками. Было душно. Собиралась гроза. Анна расположилась на диване, поджала ноги. Желтые листочки были невелики, и текст напечатан убористо, четко, чуть выпуклыми буквами.

Сначала латинское название.

Bertholdi Chronicon Lyvoniae, pag. 29, Monumenta Lyvoniae, VIII, Rigae, 1292.

…Рыцарь Фридрих и пробст Иоганн подали мнение: необходимо, сказали они, сделать приступ и, взявши город Замош, жестоко наказать жителей для примера другим. Ранее при взятии крепостей оставляли гражданам жизнь и свободу, и оттого у остальных нет должного страха. Порешим же: кто из наших первым взойдет на стену, того превознесем почестями, дадим ему лучших лошадей и знатнейшего пленника. Вероломного князя, врага христианской церкви, мы вознесем выше всех на самом высоком дереве. И казним жестоко его слугу, исчадие ада, породителя огня.

И русы выкатили из ворот раскаленные колеса, которые разбрасывали по сторонам обжигающий огонь, чтобы зажечь осадную башню от пламени. Между тем ландмейстер Готфрид фон Гольм, неся стяг в руке, первым взобрался на вал, а за ним последовал Вильгельм Оге, и, увидев это, остальные ратники и братья спешили взойти на стену первыми, одни поднимали друг друга на руки, а другие бились у ворот…

Рядом с этим текстом Анна прочла небрежно, наискось от руки приписанное: «Перевод с первой публикации. Рукопись Бертольда Рижского найдена в отрывках, в конволюте XIV в., в Мадридской биб-ке. Запись отн. к лету 1215. Горский ошибочно идентифицировал Замошье с Изборском. См. В.И. 12.1990, стр. 36. Без сомнения, единственное упоминание о Замошье в орденских источниках. Генрих Латв. молчит. Псковский летописец под 1215 краток: „Того же лета убиша многих немцы в Литве и Замошье, а город взяша“. Татищев, за ним Соловьев сочли Замошье литовской волостью. Янин выражал сомнение в 80-х гг.».

На другом листке было что-то непонятное:

Дорога дорог

Admajorem Deu gloriam. Во имя Гермия Трижды Величайшего. Если хочешь добывать Меркурий из Луны, сделай наперед крепкую воду из купороса и селитры, взявши их поровну, сольвируй Луну обыкновенным способом, дай осесть в простой воде, вымой известь в чистых водах, высуши, опусти в сосуд плоскодонный, поставь в печь кальцинироваться в умеренную теплоту, какая потребна для Сатурна, чтобы расплавиться, и по прошествии трех недель Луна взойдет, и Меркурий будет разлучен с Землею.

Тем же быстрым почерком сбоку было написано: «За полвека до Альберта и Бэкона». Что же сделали через полвека Альберт и Бэкон, Анне осталось неведомо.

Зря она тратит время. Наугад Анна вытянула из пачки еще один листок.

Из отчета западнодвинского отряда

Городище под названием Замошье расположено в 0,4 км к северо-западу от дер. Полуденки (Миорский р-н) на высоком крутом (до 20 м) холме на левом берегу р.Вятла (левый приток Западной Двины). Площадка в плане неправильной овальной формы, ориентирована по линии север – юг с небольшим отклонением к востоку. Длина площадки 136 м, ширина в северной половине 90 м, в южной – 85 м. Раскопом в 340 кв. м вскрыт культурный слой черного, местами темно-серого цвета мощностью 3,2 м ближе к центру и 0,3 м у края. Насыщенность культурного слоя находками довольно значительная. Обнаружено много фрагментов лепных сосудов: около 90% слабопрофилированных и баночных форм, характерных для днепродвинской культуры, и штрихованная керамика (около 10%), а также несколько обломков керамики XII в. Предварительно выявлены три нижних горизонта: ранний этап днепродвинской культуры, поздний этап той же культуры и горизонт третьей четверти I тысячелетия нашей эры (культура типа верхнего слоя банцеровского городища).

В конце XII – начале XIII в. здесь возводится каменный одностолпный храм и ряд жилых сооружений, которые погибли в результате пожара. Исследования фундамента храма, на котором в XVIII в. была построена кладбищенская церковь, будут продолжены в следующем сезоне. Раскопки затруднены вследствие нарушения верхних слоев кладбищем XVI-XVIII вв.

(«Археологические открытия 1989 г.», стр. 221)

Отчет был понятен. Копали – то есть будут копать – на холме. Анна положила листки на стол. Ей захотелось снова подняться на холм. В сенях был один Жюль.

– Хотите взглянуть на машину времени? – спросил он.

– Вы на ней приехали?

– Нет, установка нужна только на вводе. Она бы здесь не поместилась.

Жюль провел Анну в холодную комнату. Рядом с кроватью стоял металлический ящик. Над ним висел черный шар. Еще там было два пульта. Один стоял на стуле, второй – на кровати. В углу – тонкая высокая рама.

– И это все? – спросила Анна.

– Почти. – Жюль был доволен эффектом. – Вам хочется, чтобы установка была на что-то похожа? Люди не изобретательны. Во всех демонах и ведьмах угадывается все тот же человек. А вот кенгуру европейская фантазия придумать не смогла.

– А спать вы здесь будете? – спросила Анна.

– Да, – ответил невинно Жюль. – Чтобы вы не забрались сюда ночью и не отправились в прошлое или будущее. А то ищи вас потом в татарском гареме.

– Придется разыскивать, – сказала Анна. – Хуже будет, если увлекусь своим прадедушкой.

– Банальный парадокс, – сказал Жюль. – Витки времени так велики, что эффект нивелируется.

– А где Кин?

– На холме.

– Не боится деда?

– Больше он не попадется.

– Я тоже пойду погляжу. Заодно спрошу кое о чем.

Анна поднималась по тропинке, стараясь понять, где стояла крепостная стена. Вершина холма почти плоская, к лесу и ручью идут пологие склоны, лишь над рекой берег обрывается круто. Значит, стена пройдет по обрыву над рекой, а потом примерно на той же высоте вокруг холма.

Еще вчера город был абстракцией, потонувшей в бездне времени. А теперь? Если я, размышляла Анна, давно умершая для Кина с Жюлем, все-таки весьма жива, даже малость вспотела от липкой предгрозовой жары, то, значит, и гениальный Роман тоже сейчас жив. Он умрет через два дня и об этом пока не подозревает.

Анна увидела неглубокую лощину, огибавшую холм. Настолько неглубокую, что если бы Анна не искала следов города, то и не догадалась бы, что это остатки рва. Анна нашла во рву рваный валенок и консервную банку, увернулась от осы и решила подняться на кладбище, в тень, потому что через полчаса из этого пекла должна созреть настоящая гроза.

В редкой тени крайних деревьев было лишь чуть прохладней, чем в поле. Стоило Анне остановиться, как из кустов вылетели отряды комариных камикадзе. В кустах зашуршало.

– Это вы, Кин?

Кин вылез из чащи. На груди у него висела фотокамера, недорогая, современная.

– Ах, какие вы осторожные! – сказала Анна, глядя на камеру.

– Стараемся. Прочли документы?

– Не все. Кто такой Гермий Трижды Величайший?

– Покровитель алхимии. Этот отчет об опыте – липа. Его написал наш Роман.

– А чего там интересного?

– Этого метода выделения ртути тогда еще не знали. Он описывает довольно сложную химическую реакцию.

Налетел порыв ветра. Гроза предупреждала о своем приближении.

– С чего начнем? – спросила Анна.

– Поглядим на город. Просто поглядим.

– Вы знаете Романа в лицо?

– Конечно, нет. Но он строил машины и делал порох.

Кин вошел в полумрак церкви. Анна за ним. В куполе была дыра, и сквозь нее Анна увидела клок лиловой тучи. В церкви пахло пыльным подвалом, на стене сохранились фрески. Святые старцы равнодушно смотрели на людей. Ниже колен фрески были стерты. Казалось, будто старцы стоят в облаках.

Первые капли ударили по крыше. Они падали сквозь отверстие в куполе и выбивали на полу фонтанчики пыли. Анна выглянула наружу. Листва и камни казались неестественно светлыми.

– Справа, где двойной дуб, были княжеские хоромы. От них ничего не сохранилось, – сказал Кин.

Дождь рухнул с яростью, словно злился оттого, что люди не попались ему в чистом поле.

– Это были необычные княжества, – сказал Кин. – Форпосты России, управлявшиеся демографическими излишками княжеских семей. Народ-то здесь был большей частью не русский. Вот и приходилось лавировать, искать союзников, избегать врагов. И главного врага – немецкий орден меченосцев. Их центр был в Риге, а замки – по всей Прибалтике.

Из зарослей вышла Клеопатра и уверенно зашагала к церкви, видно надеясь укрыться. Увидев людей, она понурилась.

– Отойдем, – сказала Анна. – У нас целая церковь на двоих.

– Правильно, – согласился Кин. – Она догадается?

Лошадь догадалась. Кин и Анна сели на камень в дальнем углу, а Клепа вежливо остановилась у входа, подрагивая кожей, чтобы стряхнуть воду. Посреди церкви, куда теперь лился из дырявого купола неширокий водопад, темное пятно воды превратилось в лужу, которая, как чернильная клякса, выпускала щупальца. Один ручеек добрался до ног Анны.

– А вам не страшно? – спросила она. – Разговаривать с ископаемой женщиной?

– Опять? Впрочем, нет, не страшно. Я привык.

– А кто из гениев живет у вас?

– Вы их не знаете. Это неизвестные гении.

– Мертвые души?

– Милая моя, подумайте трезво. Гений – понятие статистическое. В истории человечества они появляются регулярно, хотя и редко. Но еще двести лет назад средняя продолжительность жизни была не более тридцати лет даже в самых развитых странах. Большинство детей умирало в младенчестве. Умирали и будущие гении. Эпидемии опустошали целые континенты – умирали и гении. Общественный строй обрекал людей, имевших несчастье родиться с рабским ошейником, на такое существование, что гений не мог проявить себя… В войнах, в эпидемиях, в массовых казнях, в темницах гении погибали чаще, чем обыкновенные люди. Они отличались от обыкновенных людей, а это было опасно. Гении становились еретиками, бунтовщиками… Гений – очень хрупкое создание природы. Его надо беречь и лелеять. Но никто этим не занимался. Даже признанный гений не был застрахован от ранней смерти. Привычно говорить о гениальности Пушкина. На поведение Дантеса это соображение никоим образом не влияло.

– Я знаю, – сказала Анна. – Даже друзья Пушкина Карамзины осуждали его. Многие считали, что Дантес был прав.

Клепа подошла поближе, потому что подул ветер и стрелы дождя полетели в раскрытую дверь. Клепа нервно шевелила ноздрями. Громыхнул гром, потом еще. Анна увидела, как проем купола высветился молнией. Кин тоже посмотрел наверх.

– Но почему вы тогда не выкрадываете гениев в младенчестве?

– А как догадаться, что младенец гениален? Он ведь должен проявить себя. И проявить так, чтобы мы могли отважиться на экспедицию в прошлое, а такая экспедиция требует столько энергии, сколько сегодня вырабатывают все электростанции Земли за год. А это не так уж мало. Даже для нас.

Лошадь, прядая ушами, переступала с ноги на ногу. Молнии врезались в траву прямо у входа. Церковь была надежна и тверда.

– Нет, – пробормотал Кин, – мы многого не можем.

– Значит, получается заколдованный круг. Гений должен быть безвестен. И в то же время уже успеть что-то сделать.

– Бывали сомнительные случаи. Когда мы почти уверены, что в прошлом жил великий ум и можно бы его достать, но… есть сомнения. А иногда мы знаем наверняка, но виток не соответствует. И ничего не поделаешь.

– Тогда вы обращаетесь в будущее?

– Нет. У нас нет связи со следующим витком.

– Там что-нибудь случится?

– Не знаю. Там барьер. Искусственный барьер.

– Наверное, кто-то что-то натворил.

– Может быть. Не знаю.