Текст книги "Поступили в продажу золотые рыбки (сборник)"

– И тогда я ей говорю. – донеслись до Стендаля слова толстяка с козлом. – Или она меня полюбит, или я буду вынужден обратиться в суд. Безвыходное положение.

– Да, – сказал Удалов. – Положение безвыходное.

– Я получаю от нее приворотное зелье.

– Наконец-то, – вырвалось у Стендаля.

– Что?

– Я так, про себя.

Стендаль думал: наконец-то нашелся человек, который не терял шланга, не интересуется путями циклонов и не ловит браконьеров. Человек, который полюбил и ждет взаимности.

– Получаю я от нее приворотное зелье – и сразу туда. А она меня уже ждет с угрозами. Тогда встает проблема, как мне ее этим зельем напоить.

Из двери вышел человек в ватнике, задумчиво насвистывая песню. Растолкал пожарного, они ушли, а их место в кабинете занял Удалов. У толстяка не осталось слушателей, кроме Стендаля, и он обратился к Мише с вопросом:

– Продолжать ли мое повествование?

– Да, конечно, – сказал Миша. – У меня такая же проблема.

– Тоже она?

– Тоже. Только я не слышал начала вашей истории. И если вы не возражаете.

– Конечно я повторю. Тем более если у вас та же беда. Уйди! Уйди в сторонку! Не терплю!

Последние слова относились к козлу, который по-собачьи терся о колени толстяка.

– Значит, есть у меня соседка. Аида. Стерва, каких свет не видывал. Старая дева, сухая, как палка, и тому подобное. Ненавижу ее, а меня довести до ненависти не так легко. Дважды за последний месяц ломала общий забор, помои выплескивает только под моими окнами и еще изводит меня презрением. Змея.

– Так вы о ней? – спросил Стендаль.

– Конечно о ней, пропади она пропадом. Я понял: еще день таких измывательств, и я или попадаю в сумасшедший дом, или подаю на нее в суд, или даже иду на физические действия. И к тому же этот проклятый козел!

Толстяк указал пальцем на козла, и козел ухитрился изогнуть шею и длинным шершавым языком ласково лизнуть указательный палец.

– Этот козел регулярно, будучи подпускаем в мой огород, съедает все плоды моего досуга. Все. Причем в первую очередь слабые, нежные ростки ценных растений. И тогда я иду к этой Глумушке и получаю от нее приворотное зелье. Возвращаюсь домой и думаю, как бы мне соседку приворотным зельем накормить, заставить относиться к себе по-человечески и кончить этим долгую распрю.

Из двери вышел Корнелий Удалов, сжимая в руке повязку, из которой вываливалась смятая вата.

– Спасибо, доктор, – сказал он колдунье. – Я боялся, что придется рвать. А у меня и так уже три моста.

Вслед за Корнелием Удаловым в приемную вышла маленькая сморщенная старушка в сером домотканом платье и шлепанцах. Старушка держалась прямо, и острые глаза ее блестели ярко и целенаправленно. Седые волосы были убраны под голубой платочек.

– Двое осталось?

– Двое, – ответил Миша, холодея от ближайшего будущего.

– Тогда оба и заходите. Проблема у вас схожая, – сказала Глумушка.

– Я тебя здесь, Миша, подожду, – сказал Удалов вслед. – Мне не к спеху, а то идти одному скучно.

Первым в горницу вошел козел, за ним толстяк. Потом Миша.

– Садитесь, – сказала старушка. – Уморилась я за сегодняшний день. Скоро доберется до меня фининспектор. Вот до чего доброта доводит.

Колдунья села за старый канцелярский стол, измазанный чернилами, с нацарапанными на крышке различными словами и узорами. Толстяк занял место напротив, усевшись на стул. Миша пока примостился у печки.

Горница была чисто выметена и почти пуста. Лишь потертый половик пересекал ее наискось да окно загораживали два горшка с геранью. У окна стоял шкафчик с застекленными дверцами. В шкафчике были банки, бутылки с наклеенными бумажными этикетками. На печке сушились травы.

– Вы у меня, друг милый, уже были на днях, – сказала Глумушка. – Чего, не так вышло?

– Не так, – сознался толстяк.

– Рассказывайте, – приказала Глумушка. – Только короче.

– Я домой пришел. А она меня уже поджидает. С криками, будто я ее нижнее белье с веревки украл. Я думаю: ну как мне выдержать такое нервное напряжение, как мне ей в пищу подсунуть приворотное зелье? И не вижу пути. А она неистовствует. Я до вечера промытарился.

– Короче, – сказала Глумушка.

Козел топнул ногой. Ему не понравился тон колдуньи.

– Я короче. Я, как стемнело, к ее окну подкрался и тогда ей в чайник для заварки зелье выплеснул. Чайник на подоконнике стоял. А потом вижу, она собралась чай пить, открыла крышку, понюхала и говорит вслух: «Чай-то старый, спитой, надо новый заварить». Ну вот, она все зелье в ведро с помоями выплеснула, а ведро на улицу выставила. Прежде чем я принять меры успел, будучи в полном отчаянии, ее вредный и ненавидящий меня козел к этому ведру подошел и помоев похлебал. А утром уже у моей двери меня поджидал, чтобы любовь выказать. Вот с тех пор и ходит за мной как привязанный. Я уж от него скрыться пытался, на автобусе ездил, запирался в доме, а он через окно лезет, а Аида кричит на всю улицу, а я. Господи, ну что я за несчастный человек!

– Любопытно, – удивилась старушка. – Говорите, козел вас полюбил?

– А разве не видно?

– У него метаболизм другой, – сказала колдунья. – И не знаю уж, чем вам помочь. А вы, молодой человек, перестаньте хихикать. Ничего смешного нет. Человеку не повезло.

– Я не хихикаю, – ответил Миша, не в силах согнать с лица идиотскую улыбку. – Это нервное.

– Нет, я понимаю, я смешон, – произнес толстяк со слезами в голосе. – Мне нужна была любовь этой женщины не ради корысти, а ради покоя и сохранности слабых ростков на моем огороде.

– Росткам теперь ничего не угрожает. Козел вас не обидит.

– Ах, еще этот козел! – В горле толстяка забулькало, и он положил голову на канцелярский стол.

«Действует, – думал Миша. – Действует приворотное зелье! И я завтра его испробую». Было страшно и весело. И снова виделось лицо Алены таким, как было под лунным светом. Но губы ее шептали нечто ласковое, и пока Стендаль пытался разобраться в видении, мимо протопал толстяк с припрыгивающим восторженно козлом, и Глумушка обратилась к Мише с вопросом:

– Вы в кого влюбились, молодой человек?

– В девушку, – сказал Миша. – В Алену. Она к нам приехала, у тетки своей живет. Вы извините, пожалуйста, за беспокойство.

– Ничего, ничего, это мой долг, – ответила Глумушка. – Вы что кончали?

– Ленинградский университет. Филологический факультет. А тут в газете работаю литсотрудником, имею благодарность.

– Очень приятно. А не стыдно вам, молодой человек, ходить за снадобьем к отсталой старухе? Вы пересядьте сюда, за стол, а то через всю горницу разговаривать приходится.

Миша пересел и от близости старушечьих пронзительных глаз чувствовал себя неловко, словно на экзамене или в отделе кадров.

– Вы похожи на молодого Грибоедова, – сказала задумчиво старушка.

– Мне говорили, – согласился Стендаль.

– Страсть вас схватила неожиданно или была подготовлена какими-то событиями?

– Пожалуй, неожиданно, – сказал Стендаль. – Я ее увидел – и всё.

– Я хочу предупредить вас. Ответное чувство, вызванное искусственными средствами, может со временем изгладиться, что приведет к трагическим результатам.

– Я понимаю. Но не могу более выдерживать презрения и невнимания. Вы, наверное, никогда сами не влюблялись.

– Я? Влюблялась, – ответила Глумушка.

– Извините. Я не хотел вас обидеть.

– И все-таки, может быть, вы обратитесь к более консервативным средствам? – сказала колдунья. – Может, вы будете проявлять к девушке внимание, заботу, проявите себя мужественным, честным человеком? И она вас полюбит.

– Когда? – возразил Стендаль. – Через десять дней она уезжает на сборы в Калугу. И я ее больше не увижу.

– Воля ваша, – сказала Глумушка. – Я предупредила. Для начала придется вас сфотографировать и сделать анализ крови.

– Нет, не надо формальностей. Дайте мне приворотное зелье.

– Ох-ох-охо, – вздохнула старушка. – Неужели вы, культурный человек, верите в такую чепуху?

– А то как же? Ведь я видел результаты.

– Чепуху мелете, Стендаль. Вы что, хотите сказать, что в двух километрах от города Великий Гусляр живет действующая колдунья, ведьма, другими словами?

– А как же вас еще назвать?

– Как хотите – экспериментатором, филантропом, гостем из соседней звездной системы, отставшим от своего корабля, наконец лауреатом Нобелевской премии по генетике.

– Но вы же не отрицаете, что вы, Глумушка, колдунья?

– Я ни на что не претендовала. Встаньте к стенке, сейчас я включу освещение. Вот так, чуть левее. Я ни на что не претендовала. Тихо жила, вела отдельные наблюдения, собирала в лесу пустые бутылки и сдавала их по двенадцать копеек за штуку. Дальнейшее произошло совершенно случайно. Всё, можете садиться. Дайте мне левую руку, мизинец. Куда спирт запропастился? Вы не знаете, в аптеку вату не подвезли? Да, на чем я остановилась? Так вот, дальнейшее произошло совершенно случайно. Я полюбила жителей этого города. И не смогла отказать им в некоторых маленьких услугах. Если я знаю больше их, умею больше их, могу помочь в беде, неужели я имею моральное право отказаться? Не дергайте пальцем. Я вынуждена буду вас уколоть еще раз. Как не стыдно, взрослый человек, влюбился безнадежно, а боится простой иглы.

– И зачем вам моя кровь? – спросил Стендаль.

Колдунья отжала несколько капель в пробирку, заткнула пробирку ватой и потрясла, глядя на просвет.

– Вторая группа, – определила она. – Вторая группа и повышенный лейкоцитоз.

– Ничего не понимаю, – сказал Стендаль.

– И не надо ничего понимать. Люди поверили, что я темная личность, ведьма, может быть. Я не стала спорить. А кровь ваша мне нужна для того, чтобы изготовить то, что вы называете приворотным зельем. Зелье это, несущее в себе ваши генетические характеристики, будучи подмешано в пищу объекту ваших притязаний, перестроит несколько его нервную систему. Другими словами, вы станете в чем-то единокровными близнецами – нет, неточная формулировка. Вы станете близки по духу. У вас, то есть у нее возникнет к вам симпатия того же рода, что и вы испытываете к ней. Я бы могла объяснить это подробнее, с помощью формул, но вы в них ни черта не поймете с вашим гуманитарным образованием. Боже мой, как я истосковалась по интеллигентному, образованному человеку! Даже перед вами начинаю открывать душу. Нет, пора мне отсюда уходить. Пора.

– Так это все-таки волшебство?

– Вот те раз. Объясняешь ему, объясняешь, а он опять за свое. Волшебства нет и не бывает. Это химия. Хи-ми-я. А почему у вас лейкоцитоз повышен? Зубы не беспокоят?

– Почти нет. Ну а как же история с ворами на лесопилке? Или поиски вещей пожарного? Или зуб Удалова? Как же это? Тоже химия?

– Вы мне не верите. Конечно не верите. С пожарными обычный детектор. Он у меня на печке стоит. С ворами – телепатический локатор. Он, правда, уже сломался. Нет запчастей. Все это так просто, что даже разговаривать стыдно. Кстати, без телепатолокатора труднее работать. Я взяла себе за правило помогать лишь тем, чьи намерения чисты и благородны. До определенной степени. А как я могу быть уверена, что не ошибусь без локатора?

– Но у меня самые чистые намерения.

– Сомнительно. Хотите замутить голову невинной девушке. Ну ладно, я все равно от вас уеду.

Глумушка расставила на столе различного размера и вида пузырьки, смешивала что-то, вызывала в пузырьках шипение и изменение цвета.

– Я бы заставила вас еще разок прийти, да, боюсь, вы не посмеете. Застыдились. Вы ведь не ожидали увидеть у меня такую клиентуру? Не беспокойтесь. Получите средство через пять минут.

Почти до самого дома Мишу провожал Удалов, боявшийся в одиночестве идти по ночному городу. Удалов был одержим болтливостью человека, нежданно избавившегося от неприятностей.

– А этот, с козлом, – говорил он. – Ну просто удивительно. Такая любовь со стороны вонючего животного. А она мне даже в рот не залезала, а только что-то к щеке приложила и говорит – канал прочищен, полоскайте рот два раза в день теплой водой с содой. Понимаешь, с содой, говорит, а я соду совершенно не выношу. У меня воображение богатое.

Луна зашла, фонари горели вполнакала. Когда они проходили мимо дома Алены, Стендаль старался не смотреть на ее окна. Бутылку с приворотным зельем он сжимал в кармане потной рукой, чтобы случайно не вывалилась или не разлилась.

– Вот, – продолжал между тем Удалов, заглядывая снизу в лицо Стендаля. – Удивительная история, что обитаем мы во второй половине двадцатого века, в период ракет и электроники. И тут же рядом, словно остаток далекого прошлого, живет старушка, которая может творить подобные чудеса. Никогда бы не поверил, если бы сам не посетил. С одной стороны, суеверие, а с другой – еще не объяснимые явления человеческой психики. Ведь не зря люди верили в колдовство. В прошлом, при царской власти. И теперь еще некоторые верят. В век электроники.

– Может, она вас с помощью электроники и вылечила, – сказал Миша.

– Ха-ха, смешно. С помощью электроники. И вам приворотное зелье дала? Я-то понимаю. И козла тоже с помощью электроники?

– Во что только это выльется? – сказал Стендаль.

– Вы про себя? Полюбит. Как миленькая полюбит. Уже есть несколько случаев.

– Я про старушку. Ей не место в нашем городе.

– Вот тебе и благодарность, – обиделся за колдунью Удалов. – Фельетон писать будете?

– Какой уж там фельетон.

– То-то. Вот и ваш дом. Желаю счастья в любви.

Удалов поспешил к своему дому, кварталом дальше. Стендаль осторожно достал свободной рукой ключ и медленно сунул его в замочную скважину, чтобы не разбудить хозяйку квартиры, где он снимал комнату.

Ночь он провел тревожно, часто просыпался, мучился кошмарами, в которых Глумушка заставляла его пить всякую дрянь и угрожала персональным делом.

Утро выдалось солнечным, ясным, и Стендаль долго смотрел на бутылочку с зельем, прежде чем все подробности ночного визита восстановились в памяти.

– Быть того не может, ибо это нереально и похоже на бред, – сказал он вслух и намеревался уже выбросить бутылочку за окно, но тут внезапно взглянул в окно и увидел Алену, идущую к рынку с хозяйственной сумкой в руке. Алена источала такое сияние, что Стендаль сжал бутылочку в руке и бросился в закуток к умывальнику, чтобы скорее покончить с утренними формальностями туалета и поспешить на рынок вслед за Аленой.

Он разминулся с ней, проискал ее по улицам, отчаялся, собрался уже ринуться к ее дому, рискуя встретить злую Антарктиду, но тут силуэт Алены мелькнул за витриной продовольственного магазина. Стендаль влетел в магазин и оробел.

Больше всего народу стояло в винном отделе. Стендаль метнулся туда, затесался в очередь и, прячась за спиной какого-то большого человека, подобрался к самому прилавку. Алена тем временем покупала сыр и масло и Стендаля не замечала.

– Вам что, молодой человек? – спросила продавщица.

– Банку мангового сока, – сказал Стендаль.

– Во фруктовом отделе, – ответила продавщица с удивлением. – Не видите, что ли, торгую алкогольными напитками, будь они прокляты.

– Да, да, вижу. Отлично вижу.

Алена поглядела в его сторону, и Стендаль чуть присел.

– Ненормальный какой-то, – сказали сзади в очереди.

– Нормальнее вас, – ответила с неожиданным раздражением продавщица. – Потому что хочет пить натуральный продукт.

Стендаль на полусогнутых ногах перекочевал к фруктовому отделу. Алена вышла из магазина, и ему удалось наконец купить манговый сок без осложнений.

Стакан Стендаль украл в столовой самообслуживания, спрятал его под рубашку, и, как назло, в этот момент к нему приблизился с утренним приветствием сослуживец по редакции из отдела писем. Рубашка оттопыривалась на животе, и сослуживец здороваться не стал. Вздохнул сочувственно и деликатно отвернулся.

«Ну вот, – подумал сокрушенно Стендаль, спеша к выходу, лавируя между подносами, – ко всему прочему мне еще не хватало, чтобы на работе распространился слух, что я алкоголик да еще нечист на руку».

И тут, на улице, Стендаль понял, что все его усилия пропали даром: Алены нигде не было видно. Да и почему бы она должна его ждать?

Стендаль метнулся вверх по Пушкинской, заглянул на Красноармейскую, прижался на мгновение к витрине книжного магазина. Алена как сквозь землю провалилась.

И тогда Стендаль, сжимая в одной руке банку мангового сока, в другой украденный стакан, пошел куда глаза глядят.

Ноги сами привели его в городской парк. Утренние аллеи были залиты солнцем, исчерчены тенями старых лип и пустынны. Стендаль отыскал лавочку под раскидистым деревом, уселся на нее и закручинился. Так все хорошо начиналось и так бесславно кончилось. Надо было идти в столовую и возвращать стакан, рискуя встретить там еще одного сослуживца.

Хотя нет, сначала следует его использовать по назначению. Все равно пить хочется.

Стендаль достал из кармана перочинный ножик, проткнул в банке две дырочки и только собрался напоить себя экзотическим соком, как услышал шаги. Он поднял голову.

К скамейке подходила Алена Вишняк. Она легко несла тяжелую сумку с продуктами и глядела на Стендаля карими спокойными глазами.

– Пить захотелось? – спросила она, и рука Стендаля попыталась спрятаться за спину вместе с банкой, будто его поймали на чем-то постыдном. – Что же вы?

Алена возвышалась над Стендалем, словно греческая богиня, и солнечные лучи пронзали ее пышные волосы, золотили пушок на щеках. И тут к Стендалю вернулось самообладание. Он понял, что не боится прекрасной Алены, что сегодня же она перестанет над ним издеваться, смотреть на него свысока.

– Я сумку поставлю на скамейку, – сказала Алена. – А где вы взяли стакан? Принесли из дома?

– Украл.

– Как нехорошо, – заметила Алена. – Вы угостите меня соком? Жутко умоталась.

– Конечно, – обрадовался Стендаль. Добыча сама шла в руки. – Я вас ведь и ждал.

– Да?

Наступило неловкое молчание. Алена, прищурившись, смотрела на солнце, будто в любой момент могла встать и уйти, но не находила сил, таким добрым и ласковым было утро. Стендаль забыл о снадобье, он глядел на очаровательный профиль и не дышал.

– Пожалуй, я пойду, – сказала вдруг Алена. – Вы обо мне забыли.

– Погодите! – воскликнул Стендаль. – Почему? Я о вас помню.

– Тогда выполняйте свое обещание.

– Обещание?

– Послушайте, Стендаль. Вы ведете себя странно. Я хочу пить, а вы держите банку в руке, словно жалеете для меня глоток самого обыкновенного мангового сока.

– Да-да, – сказал Стендаль и наклонил банку. Желтая густая струя пролетела мимо стакана, и Алена протянула руку, помогла Стендалю. Рука у нее была теплая.

Стендаль вспомнил о снадобье. Надо было налить его в стакан. Чтобы Алена не заметила.

– Ну хватит, – остановила его Алена. – Мне хватит. А то вам ничего не останется.

– Сейчас, – сказал Стендаль, ставя банку с соком на скамейку и отводя руку со стаканом подальше от Алены. Освободившейся рукой он старался в кармане открыть пузырек.

Глядя на его неловкие движения, Алена расхохоталась, и весь парк зазвенел серебряными колокольчиками.

– Глядите! – сказал Стендаль, глядя поверх ее плеча. – Скорее!

Алена обернулась.

Стендаль выхватил пузырек и опрокинул его над стаканом.

– Что случилось? – Алена снова посмотрела на Стендаля. Но пузырек уже улетел за спинку скамейки. Стендаль перевел дух.

– Очень смешной голубь, – сказал он. – Уже улетел.

Напившись, Алена передала стакан Стендалю. Он долил в стакан остаток сока и пил, не спуская глаз с Алены. Сок стекал на рубашку, но он не замечал этого, он спешил, он боялся, что Алена уйдет, обидится и тогда не подействует средство, в которое Стендаль уже не верил.

– Хватит, – сказала Алена. – Сюда идут. Вы молодец, Миша. Только не бойтесь меня. Я к вам отношусь совсем не так, как вы думаете.

«Началось», – с сотрясением в сердце подумал Стендаль.

– Я в душе очень стеснительная. Только теперь набралась смелости сказать вам. Я, когда вы вчера ушли, написала вам письмо. Вы не рассердитесь?

– Вчера? – глупо спросил Миша.

– А почему вы удивляетесь?

– Вчера, – тупо повторил Миша.

– Я вдруг подумала. Дайте мне еще сока. Я веду себя как девчонка.

Алена допила сок, поставила стакан на скамейку. Стендаль подвинулся, банка упала, и остатки сока вылились на землю.

– Возьмите, – сказала Алена, протягивая Мише голубой конверт.

Она схватила сумку и убежала по аллее. Миша раскрыл конверт.

«Миша, извините, что я беспокою вас, но, наверное, я глупая и слишком откровенная. Такие вещи нельзя писать малознакомым мужчинам. Но когда я вас увидела в первый раз, такого умного и похожего на молодого Грибоедова, я вдруг поняла, что уже несколько лет именно вас хотела увидеть… Вы не сердитесь, что я вела себя с вами так грубо и даже пренебрежительно, но я стеснялась, что вы догадаетесь о моих истинных чувствах…»

Миша читал письмо, покрываясь мурашками и даже вздрагивая от счастья и стыда. Слепой болван!.. Воробьи и другие птицы стайкой собрались у ног Стендаля и подбирали остатки пролитого сока. Миша сказал себе: «А вдруг плюс на плюс даст минус? И она после этого сока меня разлюбит?»

Миша вскочил со скамейки и бросился бежать по аллее, стараясь догнать Алену и во всем признаться. Он бежал так быстро, что люди на улицах шарахались в разные стороны и укоряли его громкими голосами, а птицы, уже влюбленные в Мишу, резвились над его головой и старались сесть на плечи, чтобы выразить чувства.

Миша догнал Алену у самого ее дома, у колонки. Они долго стояли там, и собака Антарктида бесновалась за забором. Ее раздражал не только Миша, но и птицы, одурманенные соком и любовью. Миша говорил и говорил. Алена смотрела на него добрыми карими глазами, забыв, как тяжела сумка в ее руке.

Вечером Миша уговорил Алену пойти погулять за лесопилку. Его, словно убийцу, тянуло на место преступления. И хоть Алена знала о ночном походе Стендаля к колдунье, она не обижалась, смеялась и пугала Мишу тем, что он, тоже выпив сока с зельем, полюбит себя больше, чем всех остальных, включая Алену. Миша отрицал такую возможность и отчаянно боролся с любовью к самому себе. Любовь эта была, она крепла и звала приблизиться к зеркалу и посмотреть на свое приятное лицо.

– Ничего, – сказала Алена, – по крайней мере, вы теперь не будете таким робким, как раньше. Это вам поможет в жизни.

– В нашей жизни, – поправил ее Стендаль.

Они пошли в лесок за лесопилкой. Снова светила луна, и снова лицо Алены казалось втрое прекрасней и загадочней.

– Вот и избушка, – сказал Стендаль. – Там, наверно, опять очередь. Надо бы поблагодарить Глумушку.

– За что? – удивилась Алена.

– За все. За доброту. Вы могли бы меня и не заметить.

– Негодяй, – произнесла Алена без особой злости. – Хотели украсть мои чувства, одурманить меня волшебным ядом.

Нет, она не сердилась. Ей даже было лестно, что молодой журналист ради нее ходил к колдунье.

– Что-то не видно света, – сказал Стендаль. – Неужели она не принимает?

Они стояли на краю полянки, в тени сосен. Дверь бесшумно раскрылась, и Глумушка все в том же платье и платочке выскользнула наружу и резво побежала направо, к речке.

Стендаль открыл было рот, чтобы окликнуть старуху, но Алена толкнула его локтем.

– Молчи, – прошептала она.

Колдунья остановилась на берегу, вынула из-за пазухи черный предмет, и острый луч света ушел в небо.

– Странная бабушка, – прошептала Алена.

Прошла минута, вторая. Что-то вспыхнуло в небе, и оттуда мягко снизилась громадная летающая тарелка. Она зависла над землей. Из люка внизу вывалилась, раскручиваясь, веревочная лестница.

Глумушка сбросила с себя платье, платочек и парик, превратилась в двуногое изящное существо, точно такое же, как и те, что уже спускались по веревочной лестнице на землю.

– Наконец-то! – сказала Глумушка.

Пришельцы затарабанили что-то в ответ, торопя ее погрузиться в корабль.

– Нет.

Глумушка показала в направлении домика. Двуногие существа побежали туда и помогли Глумушке перенести к кораблю несколько ящиков и свертков.

– Спасибо, – сказал Глумушке один из пришельцев. Язык их не был схож ни с одним из земных языков, но Алена с Мишей отлично понимали его: слова звучали внутри головы. – Спасибо. Оказавшись в тяжелых условиях, одна на чужой планете, вы не забыли об интересах науки. И за два года собрали неоценимый этнографический материал. Надеюсь, вы никому не выдали своей действительной сущности? Ничем не проявили своих сверхчеловеческих способностей и знаний?

Глумушка ответила не сразу. Но ответила твердо:

– Нет, капитан.

Корабль улетел к своей звезде так же беззвучно, как и появился. Алена взяла Мишу за руку, и они пошли обратно к городу.