Текст книги "Отбор. Элита. Единственная"

– Пожалуй.

На протяжении нескольких последующих минут, пока Максон, подчиняясь указаниям оператора, то крепче прижимал меня к себе, то небрежно отстранял, то разворачивал так, что я оказывалась спиной к его груди, я так и не смогла до конца расслабиться.

– Великолепно, – подытожил фотограф. – Можно сделать еще несколько снимков на кушетке?

Теперь, когда это испытание почти окончилось, я почувствовала себя лучше и уселась на диванчике рядом с Максоном, приняв самую грациозную позу, которую только могла изобразить. Время от времени он тыкал меня в бок или щекотал, так что я с каждым разом улыбалась все шире и шире, а потом, не выдержав, расхохоталась. Оставалось лишь надеяться, что фотографу удалось подловить момент и заснять меня до того, как лицо сморщилось, в противном случае меня ждала катастрофа.

Краем глаза я заметила, как кто-то замахал рукой. Мгновение спустя Максон тоже обернулся. Там стоял мужчина, которому явно требовалось поговорить с принцем. Максон кивнул, но тот заколебался, переводя взгляд с Максона на меня. Должно быть, его смущало мое присутствие.

– Можешь докладывать при ней, – приказал Максон.

Вестник подошел и опустился перед ним на одно колено.

– Повстанцы напали на Мидстон, ваше высочество, – сообщил он. Максон вздохнул и устало уронил голову. – Они сожгли посевы и убили около десятка человек.

– Какая именно часть Мидстона?

– Западная, сир, недалеко от границы.

Максон медленно кивнул с таким видом, как будто пытался уложить эти сведения у себя в голове.

– Что говорит отец?

– Вообще-то, ваше высочество, он хотел услышать ваши соображения.

Максон, казалось, на миг опешил, потом распорядился:

– Сосредоточьте войска на юго-востоке Соты и вдоль Тамминса. На юг до Мидстона продвигаться не стоит, это будет пустая трата сил и времени. Посмотрим, удастся ли нам перехватить их.

Мужчина с поклоном поднялся:

– Превосходно, сир.

И так же стремительно, как и появился, исчез.

Я понимала, что нужно вернуться к съемкам, но Максон, похоже, потерял к ним всякий интерес.

– С тобой все в порядке? – спросила я.

Он хмуро кивнул:

– Просто столько людей погибло.

– Может, остановимся? – предложила я.

Он покачал головой, расправил плечи и с улыбкой взял мою руку:

– Если в этом деле и есть какие-то тонкости, которые надо освоить, то это умение казаться спокойным, когда в душе все кипит. Пожалуйста, улыбнись, Америка.

Я распрямилась и застенчиво улыбнулась в камеру. Фотограф принялся щелкать затвором. Где-то на последних кадрах Максон крепко стиснул мою руку, и я ответила ему тем же самым. В это мгновение я чувствовала, что между нами существует связь, настоящая и глубокая.

– Большое спасибо. Следующая, будьте любезны, – провозгласил фотограф.

Мы с Максоном поднялись, и он не сразу выпустил мою руку из своей.

– Пожалуйста, не говори никому. Я рассчитываю на твое благоразумие.

– Разумеется.

Процокавшие в нашу сторону каблучки напомнили, что мы не одни, но мне хотелось задержаться подольше. Он еще раз сжал руку на прощание и отпустил меня. Возвращаясь на место, я обдумывала несколько вещей сразу. Во-первых, было очень приятно, что Максон доверял мне настолько, что позволил узнать его секрет. Во-вторых, я так увлеклась, что на миг возникло чувство, что, кроме нас с ним, вокруг никого больше нет. Потом я задумалась о повстанцах и о том, что король обыкновенно очень быстро узнавал об их действиях, но от меня требовалось держать эту новость при себе. Это казалось нелогичным.

– Джанель, моя дорогая, – приветствовал Максон следующую девушку. Я улыбнулась про себя этому избитому обращению. Он понизил голос, но я все равно услышала. – Пока не забыл, вы свободны сегодня днем?

У меня засосало под ложечкой. Наверное, это была запоздалая реакция на нервное потрясение.

– Должно быть, она сделала что-то ужасное, – твердила Эми.

– Да нет, по ее словам, на это было непохоже, – возразила Крисс.

Тьюзди потянула Крисс за локоть:

– Что, ты говорила, она сказала?

Джанель отправили домой.

Нам необходимо было понять, чем вызвано это исключение, потому что Джанель стала первой, кого отсеяли прицельно и не за нарушение правил. Она совершила неверный шаг, и все хотели знать, какой именно.

Крисс, чья комната располагалась через коридор от комнаты Джанель, видела, как та возвращалась со свидания, и единственная успела пообщаться с ней перед тем, как она уехала. Крисс вздохнула и принялась в третий раз пересказывать одну и ту же историю.

– Они с Максоном отправились на охоту, но это и так известно. – Крисс взмахнула рукой, как будто пыталась навести порядок в мыслях.

О том, что Джанель идет на свидание с принцем, действительно знали абсолютно все. После вчерашней фотосессии она растрезвонила о предстоящем свидании всем, кто готов был слушать.

– Это было ее второе свидание с Максоном. Она единственная успела побывать на двух, – подала голос Бариель.

– А вот и не единственная, – буркнула я.

Несколько голов повернулось в мою сторону, соглашаясь с заявлением. Впрочем, это правда. Джанель действительно была той девушкой, которая успела побывать на свидании с Максоном дважды, кроме меня. Хотя я и не зацикливалась на подсчетах.

– Вернулась она в слезах, – продолжила Крисс. – Я спросила ее, что стряслось, и она пробормотала, что уезжает, так как Максон выгнал ее. Я обняла ее, потому что она была совершенно убита, и попыталась выяснить, что случилось. Она ответила, что не может об этом рассказать. Не понимаю. Мы не имеем права разглашать причины отсева?

– Но в правилах об этом ничего не было, разве нет? – спросила Тьюзди.

– Меня никто ни о чем таком не предупреждал, – поддакнула Эми, и еще несколько девушек согласно закивали.

– Что еще она сказала? – поторопила Крисс Селеста.

Та снова вздохнула:

– Что советует мне хорошенько думать, что я говорю. А потом ушла к себе в комнату и захлопнула дверь.

В зале на миг повисло напряженное молчание.

– Наверное, она нагрубила ему, – предположила Элейн.

– Если ее из-за этого исключили, то это несправедливо, потому что, по словам Максона, кто-то из присутствующих оскорбил его в первую их встречу, – возмутилась Селеста.

Девушки принялись оглядываться по сторонам, пытаясь определить виновницу, видимо, для того, чтобы ее – то есть меня – тоже выгнали. Я с беспокойством покосилась на Марли, и та немедленно ринулась в бой.

– Может, она сказала что-то про нашу страну? Про политику или что-нибудь в этом роде?

Бариель прищелкнула языком:

– Я тебя умоляю. Это как же нужно заскучать на свидании, чтобы начать обсуждать политику? Кто-нибудь из вас говорил с Максоном на темы, хотя бы отдаленно связанные с управлением страной?

Все промолчали.

– Вот видите, – сказала Бариель. – Максон ищет не соратницу, он ищет жену.

– А тебе не кажется, что ты его недооцениваешь? – возразила Крисс. – Ты не думаешь, что Максону нужна девушка со своими идеями и своим мнением?

Селеста запрокинула голову и расхохоталась:

– Максон в состоянии управлять страной самостоятельно. Его учили этому с детства. К тому же в его распоряжении куча советников, которые помогают ему принимать решения, так что зачем ему еще кто-то, кто будет пытаться указывать, что делать, а что нет? На твоем месте я поучилась бы держать рот на замке. По крайней мере, пока он на тебе не женится.

Бариель приблизилась к Селесте:

– Чего никогда не произойдет.

– Вот именно, – с улыбкой подтвердила Селеста. – Зачем ему связываться с заумной Тройкой, когда он может жениться на Двойке?

– Эй! – возмутилась Тьюзди. – Максона не волнуют касты.

– Еще как волнуют, – отозвалась Селеста таким тоном, каким обычно говорят с непонятливыми детьми. – Почему, по-твоему, всех, кто ниже Четверки, отправили домой?

– Ну, одну все-таки оставили, – напомнила я. – Так что если считаешь, что сумела его раскусить, то ошибаешься.

– Ой, да это же та самая девушка, которая не умеет вовремя заткнуться, – с насмешливым удивлением протянула Селеста.

Я стиснула кулаки, пытаясь удержаться и не ударить ее. Может, это все часть ее плана? Однако не успела я шевельнуться, как в зал ворвалась Сильвия.

– Девушки, почта! – объявила она, разрядив напряжение.

Стычка была забыта: всем хотелось поскорее получить то, что принесла наша начальница. Мы находились во дворце уже почти две недели, и, если не считать писем от родных, которые пришли на второй день, это первая настоящая весточка из дома.

– Ну-ка, что у нас тут, – сказала Сильвия, проглядывая стопки писем, словно и не была свидетельницей перепалки всего долю секунды назад. – Леди Тайни!

Она обвела глазами зал.

Тайни подняла руку и подошла за письмом.

– Леди Элизабет! Леди Америка!

Я едва ли не бегом бросилась к ней и выхватила конверт из руки. Я так изголодалась по общению с родными! Завладев посланием, я отошла в уголок, чтобы никто не мешал.

Дорогая Америка.

Я уже жду не дождусь, когда же наступит пятница. Мне просто не верится, что ты будешь разговаривать с Гаврилом Фадеем! Какая же ты счастливица.

Вот уж кем-кем, а счастливицей я себя не чувствовала. Завтра вечером нам всем предстояло отвечать на каверзные вопросы Гаврила, а я понятия не имела, о чем он будет спрашивать. Зато была уверена, что выставлю себя полной идиоткой.

Здорово будет снова услышать твой голос. Мне так не хватает твоего пения. Мама не поет, и с тех пор, как ты уехала, в доме стало очень тихо. Ты помашешь мне рукой из студии?

Как продвигается состязание? У тебя там много подруг? Ты разговаривала с девушками, которые выбыли? Мама все время твердит, что, даже если ты и проиграешь, это теперь неважно. Половина из девушек, отправленных домой, уже помолвлены с сыновьями мэров или знаменитостей. Она говорит: не захочет Максон, найдется другой желающий. Джерад надеется, что ты выйдешь замуж за баскетболиста, а не за старого нудного принца. А мне все равно, что все болтают. Максон такой классный!

Вы с ним уже целовались?

Целовались? Да мы с ним только познакомились. И вообще, зачем Максону меня целовать?

Он наверняка целуется лучше всех во вселенной. Он же принц!

Мне столько всего еще нужно тебе рассказать, но мама отправляет меня рисовать. Напиши мне письмо поскорее. Только, чур, длинное! И с кучей всяких подробностей!

Я люблю тебя! Мы все тебя любим.

Мэй

Значит, отсеянные девушки были нарасхват у состоятельных мужчин. Кто бы мог подумать, что не приглянувшиеся принцу кандидатки превратятся в ценный товар.

Я принялась расхаживать вдоль стены. Из головы не шли слова Мэй.

Хотелось бы больше знать о происходящем. Я гадала, что на самом деле случилось с Джанель. Любопытно, собирается ли Максон сегодня на свидание с кем-нибудь еще. Мне необходимо было его увидеть.

Мозг лихорадочно работал, пытаясь найти способ переговорить с ним. Я рассеянно скользнула взглядом по письму в руке.

Второй лист едва начат. Я на ходу оторвала от него полоску. Некоторые из девушек все еще читали домашние вести, другие делились новостями. Сделав круг по залу, я остановилась перед столиком, на котором лежала книга отзывов, взяла ручку и торопливо нацарапала:

Ваше высочество, я тяну себя за ухо. В любое время.

Я вышла из комнаты с таким видом, как будто мне просто понадобилось в туалет, и оглядела коридор. В нем не было ни души. Я стояла и ждала, пока из-за угла не показалась служанка с чаем на подносе.

– Простите, пожалуйста! – окликнула я ее негромко. В этих огромных коридорах каждый звук разносился очень далеко. Девушка сделала книксен. – Вы, случайно, не принцу это несете?

– Да, мисс, – улыбнулась она.

– Не могли бы вы передать ему вот это? – Я протянула сложенную пополам записочку.

– Конечно, мисс.

Девушка с готовностью взяла записку и с удвоенной энергией поспешила прочь. Я не сомневалась, что она развернет ее, как только скроется с глаз, но была уверена, что значение странного текста ей не разгадать.

Коридоры здесь были потрясающе красивые. Каждый украшен богаче, чем весь наш дом. Обои, позолоченные зеркала, огромные вазы, наполненные свежесрезанными цветами. На мягких коврах ни соринки, окна блестели чистотой, стены украшали живописные полотна.

Некоторых художников я знала: Ван Гога, Пикассо; других нет. Кроме картин, здесь были еще фотографии зданий, которые я видела прежде. Я узнала легендарный Белый дом. Если судить по фотографии и по тому, что читала в той старой книге, дворец затмевал его размерами и роскошью, но все равно было жаль, что нельзя там побывать.

Я двинулась дальше и наткнулась на портрет королевской семьи. Видимо, он был написан давно: Максон на нем еще ниже матери. Теперь он вымахал намного выше ее.

За все время пребывания во дворце я видела их вместе только за ужином да в выпусках «Вестей столицы».

Может, они старались держаться подальше от любопытных глаз? Может, им не нравилось присутствие в их доме толпы незнакомых девиц? Может, они терпели все это лишь потому, что обязывало происхождение? Я не знала, что и думать об этом невидимом семействе.

– Америка!

Я обернулась на оклик. Ко мне по коридору рысцой бежал Максон.

У меня возникло такое чувство, как будто я впервые его увидела.

Он был без пиджака, рукава белой сорочки закатаны. Узел синего галстука распущен, а волосы, всегда зализанные назад, растрепались и слегка развевались на бегу. Он являл собой разительный контраст с человеком в официальном костюме, которого я видела вчера. В этом Максоне было что-то мальчишеское, что-то настоящее.

Я застыла на месте. Максон приблизился и сжал мои запястья.

– Что с тобой? Что-то случилось?

Случилось?!

– Ничего не случилось. Я в полном порядке, – отозвалась я.

Максон с облегчением выдохнул, страшно меня удивив.

– Слава богу! Когда я получил твою записку, решил, что ты заболела или что-то случилось с твоими родными.

– Ох! Нет-нет. Прости, пожалуйста. Так я и думала, что это дурацкая идея. Просто я не знала, будешь ты на ужине или нет, а мне хотелось тебя увидеть.

– Зачем? – спросил Максон.

Он все еще разглядывал меня с беспокойством в глазах, как будто хотел удостовериться, что у меня ничего не сломано.

– Просто чтобы тебя увидеть.

Максон замер. Потом с недоверчивым выражением заглянул мне в глаза:

– Ты просто хотела меня увидеть?

В его глазах вспыхнуло радостное изумление.

– А почему это так тебя удивляет? Друзья обычно общаются друг с другом время от времени.

В моем тоне явственно слышалось «разумеется».

– А, ты злишься, потому что я всю неделю был занят, да? Я не забыл про нашу дружбу, не думай.

Теперь передо мной снова был прежний деловитый Максон.

– Я вовсе не сержусь. Просто хочу донести до тебя свои мысли. Занимайся спокойно делами, а увидимся, когда освободишься.

Я вдруг заметила, что он все еще держит меня за руки.

– Вообще-то… Ты не против, если я побуду с тобой еще немного? У них там совещание по поводу бюджета, а я такие вещи терпеть не могу. – Не дожидаясь ответа, Максон потянул меня к обитому плюшем диванчику у окна. Я прыснула, усаживаясь. – Что смешного?

– Ты, – с улыбкой сказала я. – Так забавно наблюдать, как ты пытаешься отлынивать от работы. Что такого ужасного в совещаниях?

Он посмотрел на меня.

– Ох, Америка. Эти совещания все тянутся и тянутся без конца и края. Отцу хорошо удается успокаивать советников, но склонить к чему-то комитеты – задачка потруднее. Мама вечно твердит, что нужно больше средств вкладывать в школьную систему. Она считает, чем человек образованней, тем меньше вероятность, что он станет преступником. Я с ней согласен, но отцу никогда не удается заставить их урезать финансирование другим областям, которые прекрасно могут обойтись и меньшими средствами. Это невыносимо! А я там не главный, так что мое мнение в расчет никто не принимает.

Юноша поставил локти на колени и уткнулся подбородком в ладони. Вид у него был усталый.

Мне приоткрылся кусочек его мира, но в целом он оставался для меня столь же непостижимым, как и прежде. Как можно игнорировать мнение твоего будущего правителя?

– Сочувствую. Но в этом есть и свой плюс: тебе будет что сказать, когда станешь королем. – Я погладила его по плечу, пытаясь приободрить.

– Знаю. Я и сам себе это говорю. Но меня просто выводит из себя мысль о том, что можно все изменить прямо сейчас, если бы они только послушали.

Разобрать его слова оказалось довольно трудно, поскольку они были обращены к ковру.

– Ну не расстраивайся. Твоя мама мыслит в правильном направлении, но одним только образованием всего не исправишь.

Максон вскинул голову:

– Что ты имеешь в виду?

Этот вопрос прозвучал в его устах почти как обвинение. И принца можно было понять: его только что лишили иллюзий относительно идеи, в которую он так верил. Я попыталась смягчить впечатление:

– Ну, по сравнению с преподавателями, которые учат таких, как ты, образовательная система для Шестерок и Семерок просто ужасна. Если у них в школах появятся хорошие учителя и новое оборудование, это пойдет им на пользу. А Восьмерки? Они совершают бо́льшую часть преступлений. Эти люди не получают вообще никакого образования. Возможно, если бы они знали, что им что-то принадлежит, хоть самая малость, это могло дать им какой-то толчок для роста. И потом… – Я замялась, не уверенная, что человек, выросший в условиях, когда все преподносилось ему на блюдечке с голубой каемочкой, в состоянии будет это понять. – Максон, тебе приходилось когда-нибудь испытывать голод? Не такой, когда ты не прочь бы перекусить, а настоящий голод? Если бы у вас совсем не было еды и ты бы знал, что если возьмешь немного у людей, которые за день имеют больше, чем ты за всю свою жизнь… как бы ты поступил? Если бы люди, которых ты любишь, могли рассчитывать только на тебя, на что ты пошел бы ради них?

Некоторое время он молчал. Однажды мы уже пришли к выводу о лежащей между нашими мирами пропасти, когда во время нападения говорили о моих служанках. На сей раз тема была куда более неоднозначная, и я видела, что Максону не хочется ввязываться в спор.

– Америка, я верю, что некоторым людям в жизни приходится несладко, но воровать…

– Максон, закрой глаза.

– Что?

– Закрой глаза.

Он недоуменно вскинул брови, но подчинился. Я дождалась, пока принц закрыл глаза и его лицо расслабилось, потом заговорила:

– Где-то в этом дворце находится женщина, которая станет твоей женой. – (Краешек его губ дрогнул в зарождающейся улыбке.) – Возможно, ты пока еще не знаешь, как именно она выглядит, но подумай о девушках в том зале. Представь себе ту, что любит тебя больше всех. Вообрази свою суженую.

Его рука лежала рядом с моей, и его пальцы мимолетно коснулись моих. От неожиданности я отдернула руку.

– Извини, – пробормотал он, поворачиваясь в мою сторону.

– Держи глаза закрытыми!

Он фыркнул и вернулся в прежнее положение.

– Эта девушка… Она полностью зависит от тебя. Ей нужно, чтобы ты окружил ее теплом, дал почувствовать, будто Отбора никогда и не было. Словно если бы ты искал себе жену самостоятельно, ты все равно выбрал бы из всех именно ее. Ее, и никого другого.

Улыбка замерла у него на лице. Вернее, даже не замерла, а начала медленно сползать с него.

– Она нуждается в твоей заботе и защите. И если бы случилось так, что вам совершенно нечего было есть и ты не мог заснуть из-за голодного урчания у нее в животе…

– Прекрати! – Максон резко поднялся и отошел к противоположной стене. Там он некоторое время стоял, не глядя на меня.

Мне стало неловко. Не думала, что это так его расстроит.

– Прости, – прошептала я.

Он кивнул, но по-прежнему продолжал смотреть в стену. Потом обернулся. Взгляд у него был грустный и вопросительный.

– Все в самом деле так?

– Что?

– Там в самом деле так бывает? Люди так голодают?

– Максон, я…

– Скажи мне правду. – Он крепко сжал губы.

– Да. Такое случается. В некоторых семьях старшие отказываются от своей доли ради детей или братьев с сестрами. Я знаю мальчика, выпоротого на городской площади за то, что стащил еду. Иногда отчаяние толкает людей на самые невообразимые поступки.

– Мальчика? И сколько ему было?

– Девять, – выдохнула я, содрогнувшись.

Исполосованная спина малыша Джемми до сих пор стояла у меня перед глазами, а Максон поежился, как будто ему доводилось испытывать то же самое на себе.

– А тебе? – Голос у него внезапно стал хриплым, и он откашлялся. – Тебе тоже приходилось… голодать?

Я опустила глаза, чем немедленно себя выдала. Рассказывать об этом очень не хотелось.

– Сильно?

– Максон, это лишь еще больше тебя опечалит.

– Возможно, – глухим голосом отозвался он. – Но я начинаю понимать, как много не знаю о своей стране. Пожалуйста.

– Иногда бывало довольно туго, – вздохнула я. – В большинстве случаев, если приходилось делать выбор, мы предпочитали еду и отказывались от электричества. Хуже всего было в год, когда это случилось под Рождество. Стоял страшный холод, так что мы все ходили по дому, закутанные в сто одежек, и изо рта шел пар. Мэй никак не могла взять в толк, почему на Рождество нет подарков. Как правило, все, что выставлено на стол, в нашей семье съедается до крошки. Всегда находится кто-то, кто не наелся.

Он становился все бледнее и бледнее, и я вдруг поняла, что мне больно видеть его таким расстроенным. Нужно срочно разбавить впечатление и закончить разговор на позитивной ноте.

– Чеки, которые мы получали последние несколько недель, очень помогли, а мои родители умеют распоряжаться деньгами с умом. Наверняка они уже отложили что-то на черный день, так что этого хватит надолго. Максон, ты столько сделал для нас. – Я снова попыталась улыбнуться ему, но выражение его лица осталось прежним.

– Боже правый! Так когда ты сказала, что находишься здесь только ради еды, ты не шутила? – покачал он головой.

– Максон, честное слово, в последнее время дела идут вполне неплохо. Я… – Но закончить не успела.

Максон склонился ко мне и поцеловал меня в лоб:

– Увидимся за ужином.

С этими словами он ушел прочь, на ходу затягивая галстук.

Глава 18

Королева вышла к ужину одна. Мы склонили головы, приветствуя ее, потом сами уселись за стол.

Я обвела взглядом зал в поисках пустого стула, решив, что принц на свидании, но все девушки были на своих местах.

То, что я наговорила Максону, весь день крутилось в голове. Ничего удивительного, что у меня нет друзей. Я совершенно не умела с ними обращаться.

И тут в зал вошли принц Максон и король Кларксон. Молодой человек был в пиджаке, но волосы по-прежнему были взъерошены. Отец и сын о чем-то переговаривались на ходу, склонив друг к другу головы. Мы поспешили подняться. Разговор шел оживленный. Максон жестикулировал, чтобы лучше донести до отца свои мысли, а король кивал, признавая правоту сына, но выражение лица у него при этом было слегка утомленное. Дойдя до стола, Кларксон с решительным видом хлопнул Максона по спине.

Однако едва стоило ему обернуться к нам, как его лицо совершенно переменилось.

– Ах, господи, девушки, дорогие, присаживайтесь, пожалуйста. – Он поцеловал королеву в макушку и тоже уселся.

А Максон остался стоять.

– Дамы, я хочу сделать объявление.

Все взгляды сосредоточились на нем. Что он приготовил?

– Знаю, вам обещано вознаграждение за участие в Отборе. – В его голосе звенела властность, которую прежде я слышала всего однажды – в тот вечер, когда он распорядился, чтобы охранники выпустили меня в сад. Сознательно используя свое положение, он становился намного привлекательней. – Однако с сегодняшнего дня вводятся новые правила. Если вы по рождению Двойка или Тройка, финансирование вам больше не полагается. Четверки и Пятерки продолжат получать вознаграждение, но немного урезанное.

Некоторые девушки разинули рты от потрясения. Деньги были частью сделки. Селеста, к примеру, едва не лопалась от возмущения. Наверное, те, у кого много денег, привыкли к мысли, что они должны приумножаться. А уж идея о том, что выскочка вроде меня будет получать что-то, чего она лишена, видимо, ей была как кость в горле.

– Я приношу всем извинения за неудобства, но объясню все завтра вечером в «Вестях столицы». Обсуждению это распоряжение не подлежит. Все, кто недоволен нововведением и не хочет участвовать в Отборе, могут покинуть дворец после ужина.

Он уселся за стол и продолжил разговор с отцом, которого, казалось, куда сильнее занимала еда, нежели слова сына. Я немного расстроилась, что моя семья будет получать меньше, но нам, по крайней мере, выплаты не отменили совсем. Попытка сосредоточиться на ужине не слишком удалась. Я никак не могла отвлечься от мыслей о том, что все это значит, и была не одинока. По залу пополз шепоток.

– К чему все это, как думаешь? – негромко спросила Тайни.

– Может, какая-то проверка? – предположила Крисс. – Готова поручиться, что среди нас есть такие, кто пошел на это только из-за денег.

Я заметила, как Фиона подтолкнула Оливию локтем и кивнула на меня. Я отвернулась, чтобы они не догадались, что я все видела.

Девушки наперебой выдвигали разные теории, а я не сводила глаз с Максона. Старалась привлечь его внимание, чтобы потянуть себя за ухо, но он в мою сторону так и не посмотрел.

Мы с Мэри были в комнате вдвоем. Сегодня вечером я должна была предстать перед Гаврилом – и всей страной – в «Вестях столицы». Не говоря уж об остальных девушках, которые все время будут следить за мной и друг за другом и критиковать. Сказать, что я нервничала, было бы изрядным преуменьшением. Я не могла усидеть на месте, пока Мэри перечисляла вопросы, которые, по ее мнению, могут заинтересовать зрителей.

Нравится ли мне во дворце? Какой самый романтичный поступок Максон совершил по отношению ко мне? Скучаю ли я по своим родным? Целовались ли мы уже с принцем?

Когда Мэри задала этот вопрос, я покосилась на нее. До сего момента я отбарабанивала ответы, стараясь не слишком сильно задумываться. Но тут заметила, что спросила она из чистого любопытства. Ее выдавала улыбка на лице.

– Нет! Еще чего! – Я попыталась изобразить возмущение, но мне было слишком смешно, чтобы злиться, так что я ухмыльнулась. Мэри немедленно захихикала. – Знаешь что… Почему бы тебе не пойти и не заняться уборкой?

Она расхохоталась, но не успела я сказать ей, чтобы прекратила, как в комнату ворвались Энн и Люси с чехлом для одежды в руках.

Такой взволнованной я Люси за все время моего пребывания во дворце еще не видела. Глаза у Энн хитро поблескивали.

– Что это вы затеяли? – спросила я с подозрением у Люси, которая остановилась передо мной и сделала книксен.

– Мы дошили платье для выступления в «Вестях», мисс, – радостно отозвалась та.

Я недоуменно свела брови:

– Еще одно? А чем вас не устроило голубое, что висит в шкафу? Вы ведь только закончили. Оно мне нравится.

Все трое переглянулись.

– Что вы задумали? – насторожилась я, указывая на чехол, который повесили на крючок у зеркала.

– Мы же болтаем со всеми остальными горничными, мисс. И много всякого разного слышим, – начала Энн. – Потому и знаем, что вы и леди Джанель единственные, кто побывал на свидании с его высочеством больше одного раза, и, насколько мы поняли, ее отъезд можете быть связан с вами.

– Это каким же образом?

– Ходит слух, – продолжила Энн, – ее отчислили, потому что она позволила себе нелестно о вас отозваться. Принц не согласился с ее оценкой и немедленно отправил домой.

– Что?! – Я в ужасе прикрыла рот ладонью.

– Мы уверены, что вы его фаворитка, мисс. Почти все так говорят. – Люси довольно вздохнула.

– Я думаю, вас ввели в заблуждение, – сказала я им.

Энн с улыбкой пожала плечами. Видимо, мои слова ее не переубедили.

Тут я вспомнила, с чего все началось.

– Но при чем здесь мое платье?

Мэри подошла к Энн и потянула за молнию на принесенном чехле. Внутри обнаружилось умопомрачительное красное платье. Оно мерцало и переливалось в последних лучах вечернего солнца, пробивавшихся сквозь оконное стекло.

– Ох, Энн, – выдохнула я восхищенно. – Ты превзошла саму себя.

Та с достоинством кивнула, принимая похвалу:

– Благодарю вас, мисс. Мы втроем его шили.

– Оно просто изумительное. Только я все равно не понимаю, какое отношение оно имеет ко всему, что вы сказали.

Мэри вытащила платье из чехла, чтобы проветрить, а Энн между тем продолжала:

– Как я уже сказала, многие во дворце считают, что вы фаворитка принца. Он тепло о вас отзывается и предпочитает ваше общество. И похоже, прочие девушки это заметили.

– Что вы имеете в виду?

– Обычно мы шьем ваши платья в мастерской. Там хранятся материалы, там же делают обувь, и все остальные горничные тоже ходят туда. На сегодняшний вечер все затребовали синие платья. Служанки считают, что это потому, что вы почти всегда в синем, вот другие девушки и подражают вам.

– Это так, – поддакнула Люси. – Леди Тьюзди и леди Натали не надели сегодня украшения. Как вы.

– И большинство дам теперь хотят платья попроще, вроде тех, которые вы любите, – вставила Мэри.

– Но это все равно не объясняет, зачем вы сшили мне красное платье.

– Чтобы вы выделялись на их фоне, разумеется, – отозвалась Мэри. – О, леди Америка, если вы в самом деле ему нравитесь, то должны отличаться. Вы были так великодушны к нам, особенно к Люси.

Мы все, как по команде, обернулись на Люси. Она согласно кивнула и добавила:

– Вы… вы такая хорошая, что должны стать принцессой. Из вас выйдет замечательная принцесса.

Я отчаянно пыталась придумать какой-нибудь выход из положения. Оказаться в центре всеобщего внимания для меня было бы самым настоящим кошмаром.

– А если все остальные правы? Вдруг я нравлюсь Максону именно потому, что не лезу из кожи вон, как другие, а вы нарядите меня во что-то подобное и все испортите?

– Каждой девушке необходимо время от времени побыть звездой. К тому же мы знаем принца Максона почти всю его жизнь. Ему понравится, – твердо сказала Энн, и я поняла, что сопротивляться бесполезно.

Я не знала, как объяснить им, что все его записки, все время, которое он со мной проводил, не означали ничего, кроме дружбы. Не могла я открыть им правду – они так радовались! И потом, мне требовалось поддерживать иллюзию, если я хотела остаться во дворце. А я хотела. Мне это было необходимо.

– Ну ладно, давайте примерим, – согласилась я со вздохом.

Люси запрыгала на месте от радости, пока Энн не напомнила ей, что так вести себя неприлично. Я натянула скользкий шелковый наряд, и девушки прямо на мне в нескольких местах прихватили нитками то, что оставалось недошитым. Искусница Мэри принялась укладывать мои волосы то так, то этак, чтобы прикинуть, какая прическа будет лучше смотреться с платьем. Через полчаса я была готова.

Для сегодняшнего специального выпуска декорации установили немного по-иному. Кресла королевской семьи стояли чуть сбоку, как и всегда, а наши сиденья снова разместили напротив. Но на этот раз трибуну сдвинули немного в сторону, чтобы освободить место для двух высоких стульев. На одном из них лежал микрофон; в него нам предстояло говорить во время интервью с Гаврилом. При мысли об этом мне стало муторно.