Текст книги "Элита"

Потом диджей попросил нас освободить танцевальную площадку, и монаршая чета исполнила первый танец. Максон стоял рядом с Натали и Крисс и по очереди нашептывал что-то на ушко то одной, то другой. Видимо, это было что-то смешное, потому что обе смеялись. Наконец я увидела, как он принялся обводить взглядом зал. Не знаю, меня он искал или нет, но не хотелось, чтобы принц заметил, как я на него таращусь. Я взбила платье и принялась смотреть на его родителей. Вид у них был очень счастливый.

Я задумалась об Отборе. Какой бы безумной ни выглядела его идея, с результатом не поспорить. Король Кларксон и королева Эмберли просто созданы друг для друга. Он казался грозным правителем, а она – умиротворяющим началом. Она умела молчать и слушать, а ему всегда было что сказать. Несмотря на то что вся эта затея должна казаться архаичной и неправильной, она работала.

Интересно, во время их Отбора они тоже отдалялись друг от друга, как Максон сейчас отдалился от меня? Почему он не сделал ни одной попытки увидеться со мной, хотя постоянно встречался с остальными девушками? Может, именно поэтому он вызвал на разговор моего отца? Чтобы объяснить ему, почему должен отправить меня домой? Максон всегда вел себя учтиво, так что такой поступок был бы вполне в его духе.

Я принялась выглядывать в толпе Аспена. Его нигде не было видно, зато я заметила, что папа наконец-то появился и стоит рука об руку с мамой в противоположном конце зала. Мэй пробралась к Марли и устроилась прямо перед ней. Марли сестринским жестом обнимала ее за плечи, и их белые платья сияли в свете люстр. То, что они успели так сблизиться меньше чем за сутки, меня не удивляло. Я вздохнула. Да где же Аспен?

В последней попытке отыскать его я оглянулась через плечо. Там он и оказался, чуть позади, на страже моей безопасности, как обычно. Когда наши глаза встретились, он подмигнул мне, и у меня вдруг улучшилось настроение.

После того как король с королевой завершили танец, мы все хлынули на площадку. Гвардейцы засновали в толпе, непринужденно вставая в пары с девушками. Максон по-прежнему стоял у стены в обществе Натали и Крисс. Может, он все-таки пригласит меня? Приглашать его первой я точно не намеревалась.

Собрав в кулак все свое мужество, я оправила платье и двинулась в его направлении. Я решила, что, по крайней мере, стоит дать ему возможность пригласить меня. Пробираясь по площадке, я продумывала, как вклинюсь в их разговор. Но едва я успела приблизиться к ним настолько, чтобы это стало возможным, Максон пригласил Натали на танец.

Она рассмеялась и склонила белокурую головку набок, как будто на свете не было ничего более само собой разумеющегося. Я с каменным лицом прошествовала мимо них, устремив взгляд на блюдо с шоколадными конфетами, как будто они с самого начала были моей целью. Поедая вкуснейшее лакомство, я стояла спиной к залу и надеялась, что никто не заметит, как густо я покраснела.

Оркестр сыграл уже с полдюжины песен, когда рядом со мной вырос офицер Вудворк. Как и Аспен, он предпочел остаться в мундире.

– Леди Америка, – с поклоном произнес он. – Могу я просить вас подарить мне этот танец?

В его голосе было столько радости и теплоты, что отказать было невозможно. Я непринужденно взяла его за руку:

– Безусловно, сэр. Но должна вас предупредить, что танцую я не слишком хорошо.

– Ничего страшного. Мы будем танцевать медленно.

Улыбка у него была такая располагающая, что я отбросила все волнения по поводу собственной неловкости и радостно последовала за ним на площадку.

Танец был веселый, под стать настроению офицера.

– Похоже, вы полностью оправились после того, как я чуть не затоптал вас, – пошутил он.

Двигаясь, Вудворк не умолкал, и угнаться за ним оказалось очень трудно. Вот тебе и «медленно».

– Что ж вы так плохо старались, – шуткой на шутку ответила я. – Если бы я превратилась в лепешку, мне сейчас хотя бы не пришлось танцевать.

Он рассмеялся:

– Вы действительно забавная, не зря про вас так говорят. Я слышал, принц тоже выделяет именно вас, – добавил Вудворк таким тоном, будто это было нечто общеизвестное.

– Мне ничего не известно.

С одной стороны, мне до смерти надоело слышать подобные заявления от людей. С другой – в глубине души очень хотелось, чтобы это оказалось правдой.

Бросив взгляд поверх плеча Вудворка, я увидела Аспена, который танцевал с Селестой, и ощутила легкий укол.

– Такое впечатление, что вы хорошо ладите практически со всеми. Мне даже говорили, что во время последнего нападения повстанцев вы взяли своих служанок с собой в убежище для королевской семьи. Это правда?

Голос у него был изумленный. Мне тогда казалось совершенно естественным попытаться защитить девушек, которых я любила. Все почему-то сочли мой порыв необычным и отважным.

– Не могла же я их бросить!

– Вы настоящая леди, мисс. – Он с восхищением покачал головой.

– Спасибо. – Я покраснела.

К моменту, когда закончила играть музыка, я совершенно запыхалась, поэтому присела отдышаться рядом с одним из многочисленных столиков, там и сям расставленных в зале. Я потягивала апельсиновый пунш и обмахивалась салфеткой, разглядывая остальных танцоров. Максон теперь танцевал с Элизой. Судя по всему, обоим было очень весело. Это уже второй его танец с Элизой. Ко мне он за все это время даже не подошел.

Отыскать в толпе Аспена оказалось нелегко – слишком много вокруг было синих мундиров, – но в конце концов я все-таки его увидела. Он разговаривал с Селестой. Она подмигнула ему, ее губы изогнулись в кокетливой улыбке.

Что она о себе возомнила?! Я решительно поднялась, чтобы объяснить ей, что к чему, но вовремя сообразила, чем это закончится для нас с Аспеном. Пришлось снова сесть и продолжить пить свой пунш. Однако к тому времени, когда танец закончился, я уже была на ногах и успела подобраться достаточно близко к Аспену, чтобы он мог, не вызывая ничьих подозрений, пригласить меня на танец.

Именно так он и поступил, на его счастье, – в противном случае я бы точно вышла из себя.

– Что это было? – спросила я его негромко, но с клокочущей яростью в голосе.

– Что «это»?

– Почему ты позволил Селесте себя лапать?

– Кто-то ревнует, – шепнул он мне на ухо.

– Послушай, прекрати! Она не должна так себя вести, это против правил!

Я огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что никто не видит, как горячо мы переговариваемся, в особенности мои родители. Я заметила, что мама болтает с матерью Натали. Папа куда-то исчез.

– И это говоришь ты! – Он шутливо закатил глаза. – Если мы больше не вместе, ты не можешь указывать, с кем мне общаться.

– Ты ведь знаешь, что это не так, – поморщилась я.

– А как? – прошептал он. – Я не знаю, бороться мне за тебя или отойти в сторону. – Он покачал головой. – Сдаваться я не хочу, но если мне не на что надеяться, скажи об этом.

Сохранять спокойное выражение лица ему явно было не просто, а в голосе звучали печальные нотки. Но мне тоже больно. При мысли о том, что всему этому придет конец, щемило сердце.

– Он избегает меня, – вздохнула я. – Здоровается, конечно, но на свидания ходит с другими. Наверное, я просто напридумывала себе, что нравлюсь ему.

Аспен даже замер на миг посреди танца, потрясенный моими словами. Потом быстро взял себя в руки и вгляделся в мое лицо.

– Я понятия ни о чем не имел, – произнес он негромко. – Ну, то есть ты же знаешь, что я хочу, чтобы мы были вместе, но я боялся причинить тебе боль.

– Спасибо. – Я пожала плечами. – Самое обидное в этом то, что теперь я чувствую себя дурой.

Аспен притянул меня чуть ближе к себе, выдерживая тем не менее приличествующее расстояние, хотя я видела, что ему этого не хотелось.

– Мер, поверь мне, дурак – это тот мужчина, который по собственной воле отказывается от шанса быть с тобой.

– Но ведь ты сам пытался меня бросить, – напомнила я ему.

– Потому-то я и знаю, – с улыбкой отозвался он.

Я порадовалась, что мы наконец можем шутить по этому поводу.

Выглянув из-за плеча Аспена, я обнаружила, что Максон танцует с Крисс. Опять. Неужели меня он не пригласит ни разу?

– Знаешь, что мне напоминает этот танец? – шепнул Аспен мне на ухо.

– Что?

– Вечеринку по случаю шестнадцатилетия Ферн Талли.

Я посмотрела на него как на ненормального. Эту вечеринку я отлично помнила. Ферн была Шестеркой и иногда помогала нам по хозяйству, если мама Аспена бывала слишком занята и не могла выкроить для нас время. Шестнадцать лет ей исполнилось месяцев через семь после того, как мы с Аспеном начали встречаться. Мы оба были в числе приглашенных на день рождения. Вечеринкой это можно назвать лишь с большой натяжкой. На столе пирог и вода, музыка по радио, потому что никаких дисков у нее не было, и полутьма в ее неотремонтированном подвале. Соль в том, что до этой вечеринки мне приходилось бывать только на семейных праздниках. Здесь же собрались соседские подростки, одни, без взрослых, и это было головокружительное ощущение. Однако же та вечеринка ни в какое сравнение не шла с роскошным балом, на котором мы присутствовали сейчас.

– Это чем же она может напоминать этот праздник? – с недоверием в голосе спросила я.

Аспен сглотнул:

– Мы с тобой танцевали. Помнишь? Я был так горд, что держу тебя в объятиях на глазах у других людей. Несмотря на то что танец в твоем исполнении выглядел так, как будто с тобой приключился припадок. – Он подмигнул мне.

Его слова разбередили душу. Я не забыла тот танец. Воспоминаниями о нем я жила потом еще несколько недель.

В одно мгновение в мое сознание хлынули тысячи секретов, которые мы с Аспеном придумывали и хранили: имена, выбранные для наших воображаемых детей; домик на дереве; чувствительное местечко у него на шее сзади, которое я так любила щекотать; записки, предназначенные друг другу и оставленные в условленных местах; мои тщетные попытки варить домашнее мыло; игры в крестики-нолики, которые мы чертили пальцами у него на животе, немедленно забывая, какой только что был сделан ход… В тих играх он всегда позволял мне побеждать.

– Мер, пообещай, что подождешь меня. Если ты будешь ждать, я справлюсь со всем на свете, – выдохнул он мне в ухо.

Оркестр заиграл национальную мелодию, и один из стоявших рядом гвардейцев пригласил меня на танец. Мы закружились по площадке, оставив не только Аспена, но и меня саму без ответа.

Праздник шел своим чередом, и я поймала себя на том, что то и дело посматриваю на Аспена. Хотя я пыталась сделать вид, как будто ничего такого в этом нет, уверена, любой внимательный наблюдатель заметил бы это. В особенности мой отец, будь он в этом зале. Впрочем, его, похоже, возможность устроить себе экскурсию по дворцу интересовала куда больше танцев.

Я попыталась отвлечься от этих мыслей и в результате перетанцевала, наверное, со всеми в зале, кроме Максона. Когда же я наконец присела, решив дать отдых своим натруженным ногам, над ухом у меня вдруг раздался его голос:

– Миледи, могу я пригласить вас на танец?

В моей душе всколыхнулось что-то неуловимое, то самое чувство. Какой бы подавленной я себя ни ощущала, как бы смущена ни была, я не могла отказаться от приглашения.

– Разумеется.

Принц взял меня за руку и повел в центр зала, где оркестр уже начинал играть медленный танец. Я вдруг почувствовала себя абсолютно счастливой. Максон, похоже, не испытывал ни расстройства, ни неловкости. Напротив, он привлек меня к себе так близко, что я ощутила запах его одеколона и почувствовала прикосновение его колючей щетины к своей щеке.

– Я уж и не надеялась, что ты пригласишь на танец, – заметила я, пытаясь говорить шутливым тоном.

Максон умудрился прижать меня к себе еще крепче.

– Я приберегал тебя напоследок. Со всеми остальными девушками разделался, так что никаких обязательств ни перед кем у меня нет. Теперь я могу с чистой совестью наслаждаться остатком вечера в твоем обществе.

Щеки запылали, как случалось всегда, когда он говорил мне подобные вещи. Порой его слова звучали словно строчки из какого-нибудь стихотворения. После всего, что произошло на прошлой неделе, я и не надеялась снова услышать от него нечто подобное. Сердце бешено заколотилось.

– Ты такая красивая. Слишком красивая для такого оборванного пирата, как я.

– Ну и кем ты должен был нарядиться, чтобы выглядеть мне под стать? Деревом? – Я невольно прыснула.

– Ну, по меньшей мере кустиком.

Я снова рассмеялась:

– Дорого бы дала за то, чтобы увидеть тебя наряженным в костюм кустика!

– В следующем году увидишь, – пообещал он. Я уставилась на него. Когда?! – Тебе бы этого хотелось? Чтобы мы устроили Хеллоуин в следующем октябре тоже? – спросил он.

– А разве я еще буду здесь?

– А почему нет? – Максон остановился.

Я пожала плечами:

– Ты всю неделю избегал меня, ходил на свидания с другими девушками. И потом… Я видела, как ты разговаривал с моим отцом. Решила, что ты объясняешь ему, почему должен отправить его дочь домой.

Я сглотнула застрявший в горле соленый ком. Не хватало только разреветься у всех на глазах.

– Америка.

– Я все понимаю. Кто-то должен уйти, а я Пятерка, а Марли – народная любимица…

– Америка, не надо, – сказал он ласково. – Какой же я идиот. Я понятия не имел, что ты так все истолкуешь. Я думал, ты уверена в своем положении.

Я окончательно запуталась.

– Хочешь откровенно? – Максон вздохнул. – Хотелось дать остальным девушкам шанс. С самого начала я смотрел лишь на одну тебя, только ты была мне нужна. – (Я на миг опустила голову, не в силах выносить его пронзительный взгляд.) – Когда ты сказала мне о своих чувствах, я был так счастлив, что не мог даже до конца в это поверить. Мне до сих пор не верится, что все это происходит наяву. Ты удивишься, как редко я получаю то, чего мне по-настоящему хочется.

В глазах Максона таилось что-то непонятное, какая-то печаль, которой он не готов был со мной делиться. Но он усилием воли отогнал ее и продолжил объяснять, двигаясь под музыку:

– Я боялся сделать ошибку, ведь ты можешь в любую минуту передумать. Все это время искал подходящую альтернативу, но беда в том… – Максон снова в упор посмотрел на меня, – что другой такой нет. Может, я плохо ищу, или мы с ними просто друг другу не подходим. Не важно. Я знаю, что мне нужна ты. И это до смерти меня пугает. Постоянно жду, что ты возьмешь свое слово обратно и попросишься домой.

Я не сразу пришла в себя. Внезапно все предстало в ином свете. Я могла понять это чувство. То, что возникло между нами, было слишком хорошо, чтобы быть правдой. В это просто невозможно поверить. С Максоном я так чувствовала себя каждый день.

– Вот уж этого ты точно можешь не бояться, – прошептала я ему в шею. – Скорее уж ты поймешь, что я недостаточно хороша.

Его губы щекотали мое ухо.

– Милая, ты само совершенство.

Я притянула к себе его, а он притянул меня, и мы оказались друг к другу так близко, как никогда не бывали прежде. Где-то на задворках сознания брезжила мысль о том, что мы находимся в людном зале, что маму, если она сейчас нас видит, точно хватит удар, но мне было наплевать. В тот миг меня охватило такое чувство, будто, кроме нас двоих, в мире больше никого нет.

Когда я отстранилась, чтобы взглянуть на Максона, то поняла, что перед глазами у меня все плывет от слез. Но это были сладкие слезы.

– Я не хочу никуда спешить. Завтра объявлю имя той, которой придется уйти, это потешит моего отца и публику. Но я вовсе не хочу тебя торопить. Ты должна взглянуть на покои принцессы. Они примыкают к моим, – добавил он негромко.

При мысли о такой близости к нему у меня подкосились ноги.

– Думаю, тебе стоит начать обдумывать, как ты хочешь там все обустроить. Ты должна чувствовать себя как дома. Тебе придется выбрать еще несколько служанок и решить, хочешь ли ты, чтобы твои родные жили во дворце или где-нибудь поблизости. Я буду во всем тебе помогать.

Где-то в моем сердце прозвучал тихий голосок: «А как же Аспен?» Но я была так поглощена Максоном, что едва ли его слышала.

– Когда будет прилично закончить Отбор и я сделаю тебе предложение, хочу, чтобы твое «да» было таким же естественным, как дыхание. Обещаю, что приложу все силы, чтобы это произошло. У тебя будет все, что тебе нужно. Все, что ты захочешь, только скажи.

Меня переполняли эмоции. Он все прекрасно понимал: и как трудно мне решиться сказать ему «да», и как пугает перспектива стать принцессой. Максон готов был ждать, сколько потребуется, бросив к моим ногам все блага мира. Это было одно из тех мгновений, когда я с трудом верила, что все происходит наяву.

– Максон, это несправедливо по отношению к тебе, – выдавила я. – Разве во всем мире найдется что-то такое, чем я могу отплатить тебе?

Он улыбнулся:

– Я хочу лишь, чтобы ты пообещала, что будешь со мной, будешь моей. Иногда у меня возникает такое чувство, как будто ты слишком хороша, чтобы существовать наяву. Пообещай, что никуда не исчезнешь.

– Разумеется. Обещаю.

С этими словами я положила голову ему на плечо, и мы принялись танцевать один медленный танец за другим. На глаза мне случайно попалась Мэй. Лицо у нее было такое, как будто она готова умереть от счастья, глядя на нас вдвоем. Мама с папой тоже наблюдали за нами. Папа качал головой, как будто хотел сказать: «Ну вот, а ты считала, что он собирается отправить тебя домой».

Тут мне пришла одна мысль.

– Максон? – спросила я, вскидывая на него глаза.

– Да, милая?

Я улыбнулась этому обращению.

– О чем ты разговаривал с моим отцом?

Максон фыркнул:

– Он в курсе моих намерений. И хочу тебе сказать, он всецело одобряет наш союз, при условии, что ты будешь в нем счастлива. Я заверил его, что так и будет, и сказал, что ты, похоже, и так счастлива здесь.

– Это правда.

Я почувствовала, как Максон прерывисто вздохнул:

– Значит, нам с ним больше ничего не нужно.

Рука Максона скользнула по спине и остановилась на талии, крепко удерживая меня. Этот жест говорил больше, чем тысяча слов. Значит, это все происходит наяву, со мной, что я могу разрешить себе поверить в это. Я знала, что ради того, чтобы быть с ним, готова отказаться от всех дружеских отношений, которые успела завязать во дворце, хотя была уверена, что Марли ничуть не расстроится, если не станет победительницей. И что я должна подавить в себе чувства, которые питаю к Аспену. Это не будет быстро, и мне придется признаться во всем Максону, но я это сделаю.

Потому что теперь я принадлежала ему. Я вдруг поняла это. Никогда и ни в чем не была уверена так твердо.

Впервые за все время я четко увидела эту картину. Узрела длинный проход, собравшихся гостей и Максона, ожидающего меня у алтаря. Его прикосновение сделало все осязаемым.

Празднество затянулось глубоко за полночь. Наконец Максон потащил нас шестерых на балкон, чтобы мы могли полюбоваться фейерверком. Селеста с трудом одолела мраморные ступени – так сильно у нее заплетались ноги, – а на голове у Натали красовалась позаимствованная у какого-то незадачливого гвардейца фуражка. Слуги начали разливать шампанское. Максон единолично завладел целой бутылкой, готовясь заранее отпраздновать нашу предстоящую помолвку.

Когда на темном небе расцвели огни фейерверков, Максон вскинул бутылку над головой.

– У меня есть тост! – провозгласил он.

Мы все подняли бокалы и замерли в ожидании. На краю бокала Элизы остался отпечаток темно-красной помады. Марли лишь немного пригубила.

– За вас всех, красавицы! И за мою будущую жену! – воскликнул Максон.

Девушки возбужденно загалдели. Должно быть, каждая в глубине души считала, что эти слова могут относиться к ней, но я-то знала, кого он имеет в виду на самом деле. Пока все остальные опустошали свои бокалы, я бросила взгляд на Максона – без пяти минут моего жениха, – и он подмигнул мне в ответ, прежде чем от души приложиться к бутылке. На празднике царила атмосфера такого безудержного веселья, что меня переполняло ощущение счастья.

Я не представляла, что должно случиться, чтобы оно развеялось.

В ту ночь я практически не сомкнула глаз. Мы очень поздно легли, и слишком волнительным было ожидание. Я свернулась калачиком рядышком с Мэй, наслаждаясь ее присутствием. Конечно, после отъезда сестры я буду скучать, но от перспективы, что скоро она будет жить во дворце вместе со мной, становилось легче.

Интересно, кого сегодня отчислят? Спрашивать Максона было как-то неудобно, поэтому я и не спросила, но мне казалось, что это будет Натали. Марли и Крисс пользовались популярностью у народа – куда большей, чем я сама, – а у Селесты с Элизой были связи. Сердце Максона принадлежало мне, так что оставалась только Натали.

При этой мысли стало грустно, потому что на самом деле против Натали я ничего не имела. Уж лучше бы отчислили Селесту. Может, Максон все-таки отправит ее домой? Ему ведь известно, какую неприязнь я испытываю к ней, а он сам сказал, что хочет, чтобы мне было хорошо во дворце.

Я вздохнула, вспоминая все то, что он говорил мне вчера вечером. Сказал бы кто-нибудь еще год назад, что в моей судьбе возможен такой поворот, я бы просто рассмеялась. Чтобы я, Америка Сингер – Пятерка, по сути, никто, – влюбилась в Максона Шрива, Единицу, да еще и не просто Единицу? Это я-то, которая последние два года готовилась к жизни Шестерки?

В сердце неприятно кольнуло. Как я объясню это Аспену? Как скажу ему, что Максон выбрал меня и что я хочу быть с ним? Наверное, он меня возненавидит. При мысли об этом на глаза навернулись слезы. Что бы ни случилось, я не хотела терять дружбу Аспена. Я просто не смогу этого вынести.

В комнату без стука вошли служанки. Это в их духе. Они всегда старались дать мне подольше отдохнуть, а после вчерашней вечеринки отдых был определенно необходим. Но вместо того чтобы заняться своими обычными утренними хлопотами, Мэри подошла к Мэй и осторожно коснулась ее плеча.

– Мисс Мэй, – прошептала она. – Пора вставать.

Мэй медленно уселась на постели:

– Можно мне еще поспать?

– Никак нельзя, – виновато ответила Мэри. – На утро назначено одно важное дело. Вы должны сейчас же отправиться к родителям.

– Важное дело? – подала голос я. – Что случилось?

Мэри взглянула на Энн, и я последовала ее примеру. Энн покачала головой, пресекая тем самым дальнейшие вопросы.

Озадаченная, но полная надежды, я выбралась из постели и потянула Мэй за собой. Перед тем как отправить сестру к маме с папой, я крепко обняла ее.

Как только Мэй скрылась за дверью, я обернулась к служанкам.

– Теперь ты можешь объяснить, что происходит? – спросила я у Энн. Та лишь покачала головой. Я досадливо фыркнула. – А если я прикажу тебе?

Она с очень серьезным видом посмотрела на меня:

– Приказы исходят от гораздо более высокопоставленного лица. Вам придется потерпеть.

Я остановилась перед дверью в ванную и принялась наблюдать за служанками. Руки у Люси, когда она набирала пригоршни розовых лепестков для моей ванны, дрожали, а Мэри раскладывала косметику и булавки для прически, нахмурив брови. Люси иногда начинала бить дрожь без особой причины, а Мэри хмурилась, словно была на чем-то сосредоточена. Но вот выражение лица Энн пугало.

Она всегда владела собой, даже в самых сложных ситуациях. Сегодня же у нее был такой вид, будто она готова была рассыпаться. Девушка даже ростом будто бы стала меньше от беспокойства. Она то и дело останавливалась и потирала лоб, словно пыталась стереть с лица тревогу.

Энн вытащила из чехла одно из моих платьев. Простое, строгое… и угольно-черное. Это могло означать только одно. Слезы полились у меня из глаз еще прежде, чем я успела узнать, кого оплакиваю.

– Мисс? – бросилась ко мне Мэри.

– Кто умер? – лепетала я. – Кто умер?

Энн твердой рукой усадила меня прямо и вытерла слезы.

– Никто не умер, – сказала она, но ее слова прозвучали не как попытка меня утешить, а как приказ взять себя в руки. – Спасибо хотя бы на этом. На сей раз никто не умер.

Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, Энн отправила меня прямиком в ванную. Люси пыталась держать себя в руках, но, когда она все же залилась слезами, Энн велела ей принести мне что-нибудь легкое на завтрак, и та послушно бросилась выполнять распоряжение. Даже книксен не сделала перед тем, как выйти из комнаты.

В конце концов она вернулась с круассанами и яблочным соком. Я собиралась сесть и без спешки позавтракать, чтобы оттянуть время, но сегодня еда просто-напросто не лезла в горло.

Наконец Энн приколола к моему платью именную брошь. Серебро изысканно поблескивало на фоне черной ткани. Мне не оставалось ничего иного, кроме как отправиться навстречу пугающей неизвестности.

Я распахнула дверь, но мои ноги точно примерзли к порогу.

– Я боюсь, – прошептала я дрожащими губами.

Энн положила руки мне на плечи:

– Вы теперь леди, мисс, и должны встречать испытания стойко, как и подобает леди.

Я молча кивнула. Когда она отпустила меня, я заставила себя перестать цепляться за дверную ручку и выйти за порог. Хотелось бы сказать, что я шла с высоко поднятой головой, но, по правде говоря, ужас просто парализовал меня.

К моему изумлению, когда я вышла в вестибюль, то увидела там остальных девушек примерно в таких же платьях и с таким же выражением лица, как и у меня. На душе стало легче. Выходит, я ни в чем не провинилась, а если и провинилась, то вместе со всеми остальными девушками, а значит, что бы меня ни ждало, не придется проходить через это в одиночку.

– Ну вот, все пятеро в сборе, – бросил гвардеец своему напарнику. – Дамы, следуйте за нами.

Пятеро?! Но нас же было шестеро! Пока мы спускались по лестнице, я быстро пересчитала девушек. Наш провожатый не ошибся. Пятеро. Недоставало Марли.

Первая мысль – Максон отправил ее домой. Но почему она не заглянула ко мне попрощаться? Я попыталась представить, какая может быть связь между всей этой таинственностью и отсутствием Марли, но так и не смогла придумать никакого вразумительного объяснения.

Внизу уже ждал взвод гвардейцев, а также наши родные. У мамы с папой и Мэй был встревоженный вид. Как и у всех остальных. Я вопросительно посмотрела на них, надеясь, что хотя бы они прольют свет, но мама лишь покачала головой, а папа пожал плечами. Я поискала взглядом среди гвардейцев в мундирах Аспена. Его там не оказалось.

Два гвардейца подвели к нам родителей Марли. На ее матери просто лица не было от беспокойства. Она жалась к мужу; вид у него был убитый, за одну ночь он постарел на добрый десяток лет.

Стоп. Если Марли отправили домой, что они здесь делают?

Вестибюль залил яркий свет, и я обернулась. Впервые за все время пребывания во дворце обе створки парадных дверей распахнулись, и нас вывели во двор. Мы прошли по короткой закругленной дорожке и двинулись дальше вдоль массивной стены, которой был обнесен дворец. Тяжелые ворота со скрипом распахнулись, и нас приветствовал оглушительный гул многолюдной толпы.

Прямо посреди улицы возвышался огромный помост. Сотни, если не тысячи людей сгрудились вокруг. Родители держали на плечах детей. Со всех сторон сверкали объективы камер. Операторы деловито сновали в толпе, снимая происходящее. Нас подвели к небольшой трибуне, и толпа взревела в приветствии. Люди выкрикивали наши имена и бросали к ногам цветы. Девушки, шедшие передо мной, начали понемногу расслабляться.

Из толпы послышалось мое имя, и я вскинула руку, чтобы помахать поклонникам. Ну вот, а я, глупая, боялась. Если люди так радуются, значит ничего страшного не происходит. Дворцовой челяди не мешало бы обращаться с Элитой поаккуратнее. Нагнали страху на ровном месте.

Мэй захихикала в восторге от предстоящего участия в чем-то увлекательном, а я порадовалась тому, что она стала похожа на себя прежнюю. Я пыталась отвечать на все приветственные возгласы, но тут мое внимание привлекли два странных сооружения на помосте. Одно представляло собой похожую на лесенку конструкцию в форме буквы «А», другое – массивную деревянную колоду с петлями с двух сторон. В сопровождении гвардейца я заняла свое место в первом ряду отведенной нам трибуны, пытаясь догадаться, что происходит.

При появлении короля, королевы и Максона толпа снова взорвалась криками. Все трое тоже были в темной одежде и с серьезными лицами. Я вскинула глаза на принца. Что бы ни происходило, если он улыбнется мне в ответ, значит все в порядке. Я мысленно молила его посмотреть на меня, подать хоть какой-то знак. Но он сидел с каменным лицом.

В следующее мгновение толпа разразилась криками омерзения, и я обернулась посмотреть, что произвело на них такое впечатление.

И почувствовала, как земля уходит из-под ног.

На помост вытащили закованного в кандалы офицера Вудворка. Губа у него была разбита, одежда выглядела так, будто он всю ночь усердно валялся в грязи. Следом на помост вытолкнули Марли, тоже в кандалах. Она была все в том же прекрасном костюме ангела, только у него оторвали крылья, а сам он оказался чем-то перепачкан. На ее поникшие плечи был накинут пиджак, она жмурилась от яркого света. Марли обвела взглядом толпу, и на долю секунды наши глаза встретились, а потом ее потащили дальше. Ее взгляд снова отчаянно заметался, и я поняла, кого она ищет. Слева от меня замерли, вцепившись друг в друга, родители Марли. Оба были совершенно раздавлены.

Я снова посмотрела на Марли и Вудворка. На их лицах застыл страх, но оба держались с достоинством. Лишь однажды, когда Марли запнулась, наступив на подол длинного платья, эта внешняя видимость дала трещину, и за ней открылась бездна ужаса.

Нет. Нет, нет, нет, нет, нет.

Когда их вывели в центр помоста, какой-то человек в маске начал говорить. Толпа немедленно затихла. По всей видимости, это – в чем бы оно ни заключалось – уже происходило прежде, и люди знали, как реагировать. Я, в отличие от них, понятия не имела и подалась вперед. Меня замутило. Какое счастье, что я не стала ничего есть.

– Марли Теймс, – провозгласил человек в маске, – одна из избранных дочерей Иллеа, была уличена в преступной связи с этим мужчиной, Картером Вудворком, офицером Королевской гвардии.

Голос глашатая был преисполнен такой важности, как будто он зачитывал сообщение об изобретении средства от какой-нибудь неизлечимой болезни. Услышав обвинение, толпа снова загудела и заулюлюкала.

– Мисс Теймс нарушила данную ею клятву верности нашему принцу Максону! А мистер Вудворк, вступив в связь с мисс Теймс, покусился тем самым на достояние королевской семьи! Эти злодеяния являются государственной изменой!

Он выкрикивал обвинения, желая, чтобы толпа поддержала его. И толпа не подвела.

Но как они могли? Неужели они не понимали, что это Марли? Милая, прекрасная, доверчивая, самоотверженная Марли? Да, наверное, она сделала ошибку, но ни одна ошибка не заслуживала такой ненависти.

Второй человек в маске тем временем принялся привязывать Картера к А-образному сооружению. Его широко раздвинутые ноги ремнями пристегнули к стойкам, руки вздернули над головой, так что даже смотреть на это было больно. Марли бросили на колени перед деревянной колодой. С ее плеч сорвали пиджак, запястья закрепили в петлях ладонями вверх.