Текст книги "23pm"

23pm
Кирилл Анчиков

© Кирилл Анчиков, 2017

ISBN 978-5-4483-6836-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– 1. Начало

И уже не мог его проглотить…

0. Это уже почти конец

Мы сидели теперь за мутным стеклом, по разные его стороны и разбивались об него вдребезги.

1. Холодные комнаты

Холодные комнаты вообще негостеприимны. У нас, например, окно завалено куртками; обогреватель включать не приходится, так как вышибает предохранитель, ведь еще кипятится чайник – тоже, так сказать, для отогрева души старается.

К стенам прислоняться не советую вообще: просто некоторые любят, считают, что это придает драматизма и шарма, а потом ходят с простуженной поясницей. Я и сам любитель иногда поприслоняться, но не злоупотребляю…

Часто приходится через это сидеть в гостях, но мне там не нравится, слишком много людей: шумно и весело; а веселиться, как известно, – несолидно. Проще пребывать в своей ледяной комнате, наслаждаясь легкой формой апатии, – грустить, то есть…

Хоть за горой курток ничего и не видно, я чувствую – идет снег и наверняка темно. Кровати и стулья белые – на них лежат наши парадные рубашки; люди мы солидные, как было сказано.

Умываться по утрам необязательно. Просыпаешься свежим, с инеем на щеках и над верхней губой. Кто решился заиметь длинные волосы – лаком не пользуется: уложишь водой, отдохнешь в комнате пару минут и – вуаля! – намертво. Педикулез, в связи с этим, в том числе и лобковый, не был сильно распространен в нашем тихом уголке – штольне со шкафом, двухъярусной кроватью и кое-где приличными обоями.

Сожителей своих я знаю совершенно: Саша Птица и Олег-джан.

Первый – эгоистичный клоун; в целом, человек, выходит, обычный. Второй – уменьшенная его, Птицы, копия, но белобрысый, эталон идиотизма, человек огромной воли, так как, в отличие от нас с Сашей, находит в себе силы вставать в семь утра.

Ведут они себя как типичные детдомовцы детсадовского возраста: воображают квас пивом, голосят по ночам «Пламенный свет» и «Привет, Андрей», употребляют консервированную горбушу и всячески кривляются перед воспитателями.

Я могу на их фоне показаться серой тенью; впрочем, опровергнуть это сил у меня нет, и вы вправе считать, что так все и есть.

Гимназия искусств не богата талантами. Художники вместо живописи ходят в качалку, хореографы пьют вместе с театралами, гуманитарии, по большей части, учат физику…

Гуманитарии – это сборище снобов, поэтов и других личностей с заниженной самооценкой.

Типично все заняты своими делами. Но дела эти вовсе не свои, а навязанные: исследовательская работа, подготовка к конференциям – скучнющая жуть, не приносящая практической пользы…

Корпус белоснежный, но облупленный; все пропитано нетленным духом искусства: особенно это чувствуется в туалетах жилого корпуса.

Стены толстые ровно настолько, чтобы пропускать холод, но не пропускать сотовый сигнал. Они, к тому же, шершавые.

Малышня беспардонна: путается в ногах и ругается последними словами, так что энтропия тут процветает.

Занятость бешеная. Вся моя жизнь здесь – венгерский танец номер пять… Скрипя зубами, скрепя сердце, приходится вертеться; как говорит Наталия Николаевна, желательно в гробу.

Все деньги уходят только на то, чтобы скинуться кому-нибудь на день рождения.

Но зато игры здесь удивительные.

Спрашиваешь, например, человека: «Чего тебе недостает?»

Он ответит: «Жизни».

Дальше следует заладить: «Почему тебе не хватает жизни?»

«Потому что не живу»

«А почему не живешь?»

«Все не так вокруг»

«С чего бы – не так?»

«С того, что я пессимист»

«Почему пессимист?»

«Мой стакан наполовину пуст»

«Как так пуст?»

«Я выпил»

«Зачем выпил?»

«Пить хотел»

«А почему хотел?»

«Жажда мучала…»

«С чего и мучила-то?»

«В пустыне сидел»

«И чего ты туда приперся?»

«Пустыни никогда не видел…»

«Почему не видел?»

«Ну, так, в Сыктывкаре родился…»

«Чего это ты там рождаться вздумал?»

«В селе роддома нет»

«Почему нет?»

«Обделили вот!»

«Почему обделили?»

«Жизни недостает…»

Игра должна была пробить самое дно человеческой проблемы, и практически все участники удивляются, увидев проблему в себе.

Мне недоставало родственной души…

За семь лет моего здесь житья особенного ничего не происходило. Хотя, почем знать – удалось бы мне запомнить еще несколько своих жизней, и можно было бы сравнить. Провести рецепцию; пожалеть, наконец…

Во-первых, я второй раз влюбился.

Во-вторых, попробовал в первый раз шаурму.

И все бы ничего, но оба этих опыта оказались печальны: я впадал в депрессию… Особенно после шаурмы.

Голова гудела от последствий прокрастинации, а душа горела желанием творить и нашла себе отраду в написании рассказов и начертании по-каллиграфичному кривых текстов. В общем, личностью я сделался хайповой.

Про меня пишут частенько в школьной газете, узнают в лицо, но тут же презренно отворачиваются или хмыкают или морщат лоб.

На родственную душу, в общем, до определенного момента надеяться не приходилось, тем более что интересные в плане общения и хоть чуть-чуть симпатичные затворники на свете уж перевелись…

В холодной ком

...

конец ознакомительного фрагмента