Текст книги "Опасная красота"

Я помог Марине навести порядок в доме и на огороде. В город в воскресенье я вернулся один. Маринка решила задержаться на день, прозондировать почву насчет работы в колхозе, если ее обратно в институт не примут.

По возвращении из деревни меня ожидал сюрприз. И не сказать, чтобы приятный. Поднявшись на свою лестничную площадку, я отметил боковым зрением необычный блеск со стороны соседской двери. Повернув голову, обнаружил… новые накладки вокруг замков у дяди Яши! Да и замки, очевидно, были новые. «Сын вернулся! Лева! – догадался я. – Быстро он!..»

«А ты уж размечтался! – мысленно усмехнулся, отпирая собственное жилье. – Впрочем, так будет лучше», – решил. Ничем не заслуженный подарок, признаться, тяготил.

Когда я после душа пил чай, смотрел в окно и медитировал («Минздрав СССР предупреждает…»), услышал, как хлопнула дверь на лестничной клетке, после чего раздался звонок. «Ну вот, – подумал, – сейчас придется скорбеть на пару с осиротевшим сыном дяди Яши».

Явил себя вновь обретенному соседу. За его спиной хорошо просматривалась ярко освещенная прихожая, поскольку дверь была широко распахнута.

Передо мной стоял высокий парень с черными, кудрявыми, правда, коротко подстриженными волосами, серыми глазами, на носу – веснушки. Забавное сочетание! Особенно забавным было то, что это был вовсе не Лева, не сын дяди Яши.

– Привет! – сказал парень и широко улыбнулся. – Вот, решил с соседями познакомиться, – он протянул мне руку, ладонью кверху, – Андрей Земцов.

Надо сказать, парень выглядел располагающе. Я сделал шаг навстречу, чтобы не здороваться через порог – примета какая-то… – и пожал протянутую ладонь.

– Тимофей Сергеев… А-а-а вы кто?

– Я? Племянник Якова Аароновича. И давай на «ты». Чего ты «выкаешь»?.. Маме сообщили, что дяди Яши не стало, – он нахмурился, но тут же снова улыбнулся. – А она у меня такая практичная! Сразу отправила сынка за квартирой присмотреть. А то, говорит, уплывет. Левка-то в Израиле…

Такая откровенность обезоружила. Правда, в душе моей тотчас засела заноза. Отдать «свою» квартиру сыну дяди Яши я обязан был беспрекословно. Но тут какой-то племянник. Откуда он взялся? Почему дядя Яша раньше про него ничего не говорил?..

– Я из Риги приехал, – словно прочитав мои мысли, доложил он. – Думал, чем в отпуске заняться? Друзья на рыбалку приглашали, а тут маманя мне развлечение придумала – в Горький съездить с миссией, – он состроил ироничную гримасу. – Даже отпуск не успел отметить!.. Кстати, давай отметим? – Он кивнул на раскрытую дверь квартиры, которая прямо на глазах переставала быть моей. – И знакомство! По-соседски. Приглашаю!

Испытывая неловкость и еще кучу противоречивых чувств, я все же решил не отказываться. Захотелось понять планы нового соседа. А что он вообще может сделать с квартирой, в которой прописана только моя мама? Помимо того, конечно, чтобы вставить новые замки, не спросясь ответственного квартиросъемщика и даже не ведая, что таковой существует?

Но разговор сразу перешел на другую тему, едва мы вошли в дяди Яшину гостиную. На диване я увидел разложенные фотоальбомы. Один был раскрыт.

– А я вот смотрел дяди Яшины фотографии, – сказал сосед. – Это он у нас, в Риге. А это – я, ха-ха-ха! – Он протянул мне тот альбом, что был раскрыт. Ткнул пальцем в групповое фото на берегу моря. Под ногами у взрослых сидели пацанята, от горшка два вершка. Один из них, кудрявый, был, очевидно, мой новый знакомый. Узнать было невозможно. Дядю Яшу я разглядел, хоть был он так молод на этом снимке!

Я подумал: совсем недавно такая связка, дядя Яша – Рига, уже возникала. И вспомнил Йозаса Генриховича. Он тоже приехал из Риги и тоже показывал фото. Правда, привезенное с собой. Он хотел перезвонить, но так и не перезвонил. А я успел о нем забыть!

Андрей Земцов в два счета «сообразил» бутылку фирменного «Рижского бальзама», достал из холодильника палку дефицитного сервелата. Накрыв небольшую полянку на журнальном столике, предложил помянуть дядю Яшу. Выпили по трети стакана бальзама залпом, как водку, не чокаясь.

Земцов стал листать альбомы, сопровождая старые фото, возникающие перед моими глазами, собственными комментариями. Он оказался в курсе всего, что было запечатлено на снимках. Я опять-таки удивлялся, почему дядя Яша никогда не говорил о столь близких родственниках из Риги? А может, и говорил, да я пропустил мимо ушей?..

– …А это в Обществе филателистов, – сказал Земцов об очередном групповом фото в альбоме Якова Аароновича. – Это была страсть дяди Яши – марки… Это дядя Юра Лозовой, а это – дядя Дима Бутенко, он председатель Общества.

– Кто? – невольно спросил я. На фото я узрел старшего Солидола. Так вот откуда мне лицо его знакомо! – понял. – А рядом – ну, точно, Солидол-младший. Только он здесь совсем подросток еще.

– Бутенко. А что он тебя так взволновал? Знаешь его?

– Его – нет. Просто видел недавно, но это было впервые. Не мог вспомнить, откуда лицо знакомо. Теперь дошло. Дядя Яша показывал мне свои фотографии… А увидел этого Бутенко я на похоронах «дяди Юры Лозового», – я постучал пальцем в фото. – Ты, может, знаешь, он проректором в нашем институте работал.

– Лозовой умер?! Да ты что? Я не знал. Когда?

– На днях. И умер не просто так. Его убили. Его и его жену.

– Тетю Ларису?

– Тебе виднее. Я не знаю, как ее звали.

– Ой-ой-ой! – обхватив голову руками, Андрей Земцов стал раскачиваться из стороны в сторону.

– А ты их всех так хорошо знаешь?

– Это все марки. Я ведь тоже увлекаюсь. Когда приезжали в Горький, дядя Яша всегда меня брал с собой в Общество. У него было много друзей, в том числе близких, среди коллекционеров. Последние лет пять, правда, в ваших краях я не бывал, а до этого почти каждый год приезжал.

– Я тебя не помню.

– А мы здесь и не останавливались. У нас тут бабушка жила за городом в своем доме. Шикарный дом! Сто лет ему уже. Фундамент каменный. Дядя Яша и мы все там собирались… Потом бабушки не стало… Что же случилось с Лозовыми?

Я не видел причины запираться. Тем более что племянник и без меня все узнает, если захочет, от тех же филателистов. Хоть от Солидола-старшего, который, оказывается, носит фамилию Бутенко. Кажется, я даже и слышал ее уже. Ну, да – от Кирилюка. Когда он при мне Нефертити с Солидолом узрел… Рассказал все, что знал. Даже выдвинул собственное предположение, что к «дяде Юре Лозовому» залезли в дом за коллекцией дяди Яши, которая к Лозовому перекочевала.

– А ведь правда! – воскликнул Земцов, услышав про коллекцию. – Я не увидел альбомов с марками здесь!

– Они были у Лозовых, – повторил я, – потом исчезли.

Я рассказал, как это установил.

– Жаль, – задумчиво произнес Андрей Земцов. – Марки обязательно нужно найти.

Здесь мне показалось, что он приехал сюда не столько из-за квартиры, по поручению мамы, сколько из-за коллекции дяди Яши. Видимо, она и вправду представляла собой ценность… «Как же он собирается ее найти? – подумал я. – Менты ее точно искать не будут, поскольку понятия о ней не имеют. Они ищут лишь убийцу Лозового и его супруги. А может, и не ищут, полагая, что уже нашли. Бедный Сашка!..»

Утром Земцов приветствовал меня как старого знакомого. После вчерашних посиделок мне самому уже казалось, что таковым и являюсь.

Встретились мы так же на площадке. Я собрался на работу, а он – в спортивном костюме и кроссовках – заниматься физкультурой на свежем воздухе.

– Спортгородок где тут у вас ближайший? – спросил. Я объяснил. Гвозди можно делать из этих людей! – как сказал поэт. Надо же, заниматься физкультурой! У меня настроение было не столь бодрое. Слишком много вопросов накопилось, на которые хотелось бы найти ответы. Они отвлекали от мирной жизни. А вечером невеста приедет. Сам уже не знал, в шутку ее так называю или всерьез. Тоже свои вопросы привезет…

Когда с Вовочкой закурили по первой, самой вкусной и, вероятно, самой вредной сигарете (не зря «Минздрав СССР предупреждает…»), он принялся жаловаться на Светулю.

– Представляешь, она решила носить траур по папаше. Нет, не в смысле черную шляпу с вуалью. Не позволять себе лишнего. Лишний – это я. Мол, в такой момент со своими гнусными домогательствами…

– Да, тяжело тебе, – посочувствовал я.

– А! – беспечно махнул рукой Вождь Краснокожих. – Завтра возьму бухла и пойду на танцы в «Швейцарию». Там братва меня потеряла уже…

– Удачи! – пожелал я. Про себя же подумал: «Хорошо бы и Нефертити последовала примеру сестры. Ее предложение увидеться я ведь проигнорировал».

Вскоре после нашего разговора Вовочкой завладела кладовщица. Пошел передвигать ей какие-то ящики. Я же узрел на горизонте легкую на помине Царицу Египетскую. Вероятно, ей надоело перекладывать бумажки. Это, конечно, не ящики, но тоже ничего хорошего. Кажется, она направлялась прямехонько ко мне.

– Привет! – сказало ее секретарское величество.

– Здравствуйте! – я отвесил поклон. После чего воззрился на Царицу Египетскую, замерев.

– Куда же вы пропали? – спросила она с укором и тут же перешла на «ты»: – Я тебе звонила, между прочим.

– Между прочим? – сделал я акцент на последних словах. Она нахмурила брови, не переставая глазами улыбаться, ничего не ответила. Я решил, что пора выкарабкиваться из двусмысленного положения, и признался:

– В деревню ездил.

– С Главной Героиней? – догадалась Нефертити и смерила меня таким взглядом! В нем я воочию увидел настоящую ревность! Готов был поклясться в кабинете окулиста на томике Шекспира, специально принесенном с собой для такого случая. «Молилась ли ты на ночь, Дездемона»? Роль Дездемоны в данном случае должен был сыграть я. Во времена Шекспира-то девок тоже мальчонки играли… Признаться, спасовал. Сдрейфил и завилял хвостом.

– Мы, между прочим, расследование вели, – понизив голос, сообщил доверительно… – Мы же одна банда? – уточнил на всякий случай. – Так вот, Сашку Оруженосца держат в милиции из-за его угроз в адрес Лозового, а еще – из-за ключа, обнаруженного в его кармане. От этих вот ворот, – нарушая приличия, я показал пальцем на арку в старом корпусе. – Мы нашли доказательство, что ключ этот подбросили в Сашкину телогрейку, что висела в сенях. В тот день, когда Сашка уехал в город, на новые разборки из-за сестры, поскольку сестру отчислили, соседка видела на огороде девицу, которую приняла за Маринку. А Маринка в это время была в городе!.. Сени со двора не были заперты, ведь Сашка, едва успев вернуться домой, был тут же повязан милицией, явившейся за ним следом.

– И что это за девица? – спросила Нефертити без особого интереса. Я пожал плечами.

– Никто вас слушать не станет, – махнула она рукой. – Мало ли кто по деревне шляется!

Я и сам так думал.

– Значит, вы с Главной Героиней все два дня про ключи разговаривали? Ф-ф-ф! Сыщики! – фыркнула моя «наставница», отвернулась и пошла со своей папкой под мышкой в гараж. Вышла оттуда вместе с Матвеичем, о чем-то беседуя. Потом, не глядя больше в мою сторону, зашагала обратно в институт, уверенно цокая высокими каблуками по асфальту.

Я не шевелился, надуваясь возмущением. Да что это такое! Кто я ей, муж, что ли? У нее Солидол имеется! Вгоняет меня в краску!

Хоть Нефертити будила во мне прежде дикую страсть, парой нас с ней я никогда не видел. Она была старше и действительно взрослее. С ней было интересно, но ходить все время в сынках я не собирался. Извините. Да-с!

Я тоже развернулся и хотел отправиться за молоком в универсам, но был остановлен Кирилюком, посажен в его «каблук» и увезен на базу электроснабжения в Сормово, где загружал катушки с проводами разного калибра. Сердитость моя прошла. Напротив, за работой весело думал о том, что «двоеженство» закончилось. Слава богу! У меня невеста есть.

Когда вечером раздался звонок, подумал, это она. Хорошо, что, отворив дверь, не бросился обниматься. Это был сосед. Еще подумал бы чего-нибудь…

– Зайди, – попросил он, – разговор есть.

– Лучше ты ко мне. Гостей жду.

– Гостей или… гостью? – он оценил мой приличный прикид – джинсы и рубашку в клеточку, а не дырявую майку и треники, вытянутые на коленях. Мою улыбку справедливо расценил, как свидетельство собственной проницательности.

– И мне подружку подыскал бы! А то я тут у вас человек новый, и отпуск проходит бесславно.

– Можно подумать на эту тему, – обнадежил я.

– Ловлю на слове! – хохотнул Андрей Земцов и, после паузы, заговорил о том, ради чего зашел. Насчет коллекции.

– Послушай, Тиман. Я хочу сходить к дяде Диме Бутенко, председателю Общества. Он наверняка знает, какие марки в собрании дяди Яши самые ценные. Дядя Дима сможет, пошевелив свои связи, отследить, если где-то марки всплывут. Даже в других городах… Ты говоришь, милиция не в курсе?

– Я не представлял себе, как сообщить милиции, что проректор института, уважаемый человек, спер у меня марки!

– Почему у тебя?

– Ну, в смысле, из квартиры, за которой я присматривал… – заменжевался я.

– Нет, нет, рассказывай все. Я вижу, ты недоговариваешь, – заметил сосед.

– Твой дядя завещал мне беречь коллекцию. Если в Обществе попросят – отдавать на выставки. Только указывать его имя, как собирателя… Но это все на словах, понимаешь? Я не хотел тебе говорить. Подумаешь еще, что вру. Да и коллекция все равно пропала… А мне она не нужна, в общем-то. Просто дядя Яша почему-то так решил, чтобы она у меня осталась.

– Ясно. Это было его право, – нахмурил брови Земцов. – Коллекцию все равно надо найти. Как с ней поступить потом, это другой вопрос.

– Угу, – кивнул я, еще больше уверившись, что Земцов пожаловал из Риги именно за коллекцией.

– В общем, пойду завтра к Бутенко… – сказал он. – Хотел спросить, у тебя кто-то интересовался марками дяди Яши после его смерти?

– Было дело. Звонили, спрашивали. Я трубку-то снимал, когда бывал в его квартире. Мало ли кто? Вдруг сын звонит?..

– А кто конкретно интересовался, не помнишь?

– Нет, все разные. Кто членом Общества филателистов представлялся, кто бывшим коллегой… Один наглец какой-то спросил, не я ли коллекцию зажал?

– А ты что?

– Вспылил. Сказал, что зажимал только девок в школьной раздевалке.

– Ха-ха-ха! Молодец!.. А лично ты никому не рассказывал, куда на самом деле коллекция уплыла? – Ему, видимо, нравилось это словечко.

– Нет, никому. Лишь избранным друзьямподружкам. Но им до фонаря. Их если и интересуют марки, то только вин. Как и меня, впрочем.

– Познакомишь со своими собутыльниками-собутыльницами? Это я начал тебя на слове насчет девок ловить…

– Не знаю. С этими собутыльницами – вряд ли. Только с собутыльником могу. Собутыльницы откололись.

– Это бывает, – признал Земцов.

Тут раздался звонок в дверь. На этот раз я не ошибся – вернулась невеста, она же – Главная Героиня, как ее окрестила Нефертити. Если применительно ко мне, то, на данном этапе жизненного пути, я готов был согласиться.

Я представил Маринке соседа, после чего он деликатно откланялся, отказавшись пить с нами чай. Мол, у него дела. Это у отпускника-то!..

Маринка вернулась полная решимости назавтра штурмовать милицию, втолковывать результаты нашего расследования. Утром, правда, не стала торопиться, решив, что милиция от нее никуда не убежит.

– Главное, чтобы нам не пришлось от милиции бегать, – высказал пожелание я, понимая, что в это утро неизбежно опоздаю на работу. «Марисик», как теперь ее называл, подкрадывалась ко мне с плутоватой улыбкой. Кажется, медовый месяц у нас начался не то что раньше свадьбы – еще до подачи заявления в ЗАГС, о которой, впрочем, серьезно никто пока не говорил…

В гараже народ окружил Матвеича. Опять что-то случилось, это я понял сразу. Поначалу подумал, что с ректором. Его поминали. Упаси боже! Кто же будет мою невесту в институте восстанавливать?! Оказалось, нет. Сидоров всего лишь отсутствовал, тогда как всем нужен. У него с другом беда. Нет больше друга, такая история. Наложил на себя руки! Выстрелил в висок из именного пистолета, оставив какуюто записку. Сына отца-самоубийцы увезли в психушку после этого, а жену, то есть вдову, – с сердечным приступом в больницу. Звали друга ректора Дмитрием Константиновичем Бутенко. Я как услышал – показалось, кувалдой по голове шарахнули! Вот так ничего себе! Это как же так?! С чего он?! А сын – это же… Солидол! «Мэн» Нефертити! Это он, выходит, в «дурке» теперь оказался? А его мать – в больнице. Выживет ли?! Что же это делается? Все прахом пошло – нет семьи больше. За границу собирались ехать…

Неизбежно стал думать про Нефертити. Она-то как теперь? Что за отношения у нее были с Солидолом на самом деле?

Дальше припомнил, что сосед, Андрей Земцов, собирался идти сегодня к «дяде Диме Бутенко». Пошел или нет?

Ректор, судя по всему, не появлялся. Матвеич весь день придумывал себе дела в гараже. То тряпкой двигатель на авто надраивал без нужды, то какие-то гайки крутил. Новостей более не поступало. Я надеялся их получить вечером от соседа.

Хотелось сходить к Нине, но не решался. Что ей сказать? Чем утешить? Я ведь про ее Солидола, типа, и не знаю ничего. Ни разу не спрашивал у нее о нем, права не качал. Конечно, Света наверняка довела до сведения сестрицы, что я в курсе, но… Я даже не знаю, как зовут его. О ком спрашивать? Не пошел.

Принесясь с работы на всех парах, увидел неожиданно в двери своей записку. Что за сюрпризы? И тут записка! От кого?

Оказалось, от Маринки. Невеста писала, что ей срочно понадобилось съездить в деревню. Здрасте, пожалуйста, – опять в деревню! Она же только что вернулась оттуда!.. И ни слова не написала, была ли в милиции, как Сашка. Когда сама вернется – тоже ни гугу. Сунув записку в карман, пробурчал: «Ладно, потом», – и позвонил к соседу. Тот открыл сразу, словно меня ждал. По глазам его увидел: все знает.

– Заходи, – пригласил меня. – Ты, вижу, в курсе уже? – спросил в свою очередь.

– Завгар наш – водитель ректора. А ректор с Бутенко в друзьях ходил, как я понял.

– Да, Сидоров был сегодня там, у Бутенко. Неизвестно, что произошло. Оставил записку: «Жить с этим не могу!» А с чем «с этим»? Менты, и те не разберутся пока… Но, судя по краткости записки, дядя Дима знал: тот, к кому он обращается, поймет.

– Кто же это? Кто-то из близких? Жена?

– Возможно. К ней сейчас никого не пускают.

– А сын?

– Костян? С катушек слетел. Сделался невменяемый. Сидит, раскачивается, смотрит в одну точку и только повторяет: «Нет, нет, нет…»

Я тяжело вздохнул. Со стороны Общества филателистов, очевидно, никто теперь не поможет Андрею Земцову быстро найти коллекцию. «Если у председателя Общества и есть заместитель, то ему теперь тоже будет не до того, конечно», – подумал.

А на кой она сдалась вообще, эта коллекция? Мне, во всяком случае? Разве что загнать какому-нибудь филателисту по спекулятивной цене? Да, я-то ее и не собирался искать. Это Земцов.

– А Бутенко, он где работал, кем? – спросил я. Что об этом говорил Кирилюк, в памяти не отложилось.

– В КБ «Скороход», представителем военного заказчика. Готовую продукцию принимал. По сути, тот же конструктор, в технике разбирается до тонкостей, только в погонах.

– А-а-а!

– Про такую штуку, как экраноплан, слышал?

– Мы в чьей квартире сейчас разговариваем? Кто моим соседом был? – вопросом на вопрос ответил я.

– Значит, дядя Яша про свои изобретения тебе рассказывал?

– Только в общих чертах, – пожал плечами я. – Обоснование и расчет особой формы крыла, увеличение высоты полета на экране, улучшение управляемости… Кстати, работой дяди Яши также интересовались.

Я рассказал Земцову про Йозаса Генриховича, который тоже из Риги.

– Институт гидроакустики? Не слышал о таком. Вероятно, почтовый ящик. На оборонку работает… И как, ты удовлетворил интерес моего предтечи? – пошутил новый сосед.

– В ничтожно малой степени! – усмехнулся я. – Рассказал о том, что Яков Ааронович почистил свои конюшни. Никаких записей не осталось.

– А он что? Этот Оазис Генрихович? – исковеркал Земцов имя своего земляка.

– Йозас-то? Не поверил. Выразил сомнения, что ученый уничтожил все свои наработки.

– Я бы с Оазисом согласился. Это писатели – народ импульсивный, творческие личности. Чуть что не понравится, давай рукописи в печку швырять! А ученые свой материал по крупицам собирают, потому берегут…

– Как я понял, Йозас был в курсе тех задач, которые в юности дядя Яша решал в КБ «Скороход» и к которым вернулся после живых «экранопланов» – летучих рыб. Однако больше не звонил, не объявлялся.

– Странно. А вдруг ты ему записи эти отыскал? Захотел подзаработать?

– Но я их не отыскал. Хотя заработать хотелось. Особенно моим собутыльницам. Так получилось, что они оказались в курсе. Предлагали продать рижанину дяди Яшину записную книжку. И пусть, мол, сам опрашивает друзей ученого, кто что знает.

– И как, получилось?

– Нет. Говорю же, Йозас больше не появлялся.

– А где же телефонная книга тогда? – ошарашил меня Андрей вопросом.

– Как где? Лежала на тумбочке… – в тревоге оглянулся на тумбочку и обнаружил, что сверху она пуста.

– Книги там нет и не было, – сказал Земцов. – Я, во всяком случае, не видел. Может быть, твои собутыльницы решили подзаработать без тебя?..

– Как бы они нашли этого Йозаса Генриховича? Они же его в глаза не видели.

– Это дело техники, – заверил Андрей Земцов, сам, видно, авантюрист тот еще. – Знаешь, как я в детстве проходил на тренировку рижского «Динамо»? Вешал фотоаппарат на шею, представлялся внештатным корреспондентом местной газеты. В итоге у меня единственного со двора всегда были настоящие, загнутые, клюшки, составленные из обломков фирменных! Пацаны обзавидовались!

– Здорово! Только… это ты к чему?

– К тому, что раз плюнуть отыскать в гостинице человека с таким редким именем-отчеством. Представились твои собутыльницы членами студенческого научного общества, которые ищут своего лектора, например…

– Хм! Я у них спрошу.

– Так они тебе и признались.

– Ладно, Андрей. Разговор у нас какой-то… Тренируем воображение всякими фантазиями.

– Не скажи. Книжка-то пропала. Это не фантазия. Это факт… А кто-то бывал в квартире дяди Яши, кроме твоих собутыльниц?

После пропажи записной книжки я теперь чувствовал себя виноватым перед племянником дяди Яши.

– Кто-то побывал, кажется. – Я рассказал ему про выдвинутый ящик и стертую с ручек пыль.

– А ты наблюдательный, Тима, – похвалил меня Земцов. – Но книжка тогда была на месте?

– На месте, – подтвердил наблюдательный я.

– Значит, дядя Яша был интересен внешнему миру двумя вещами, – подвел итог Земцов. – Своей коллекцией и своей работой…

Я не стал пополнять список третьей «вещью» – квартирой.

– …Так что идея с записной книжкой не такая уж и вздорная. Пройтись по его друзьям.

– Бутенко тоже был другом дяди Яши? – зачем-то спросил я.

– Другом – не знаю. Но, знакомым, приятелем – несомненно. Общее увлечение. Да и по работе они, возможно, пересекались…

Должен был признаться, что не понимаю Земцова. Если бы тот хотел добраться до коллекции, чтобы самому завладеть ею, тогда – ясно. С его же слов выходило, будто он признает мое право на собрание марок. Для чего ему тогда стараться? Или Земцов желает, чтобы я тоже принял живое участие в поисках, а потом уступил коллекцию ему? Это ведь он филателист, а не я. Но тут размывается такой момент, что коллекция «денег стоит». Если же данный момент не размывать, то становится ясно, что коллекция сгодилась бы любому. Хоть коллекционеру, хоть просто человеку, которому нужны деньги. А кому они не нужны?..

На другое утро повеселил Вовочка. Он явился на работу с ярким фонарем под глазом.

– О! Синяки и шрамы украшают мужчину! – воскликнул я одобрительно, мгновенно просчитав природу данного факта. – Сходил на танцы в «Швейцарию»?

– С автозаводскими схлестнулись. Завалились такие, на понтах! На девок наших глаз положили. Караваиха приструнила их немного, и мы, щербинковские, не стояли в стороне.

– Слушая тебя, я, маменькин сынок, испытываю комплекс неполноценности.

Вовочка косо глянул на меня, не издеваюсь ли над ним? Но тут же поднял другую тему:

– Представляешь, Солидол, как ты его называешь, из психушки лыжи навострил. Сбег!

– Как? Он же того – не в себе.

– Вот именно. И теперь его ищут пожарные, ищет милиция…

– А тебе кто сказал?

– Ну, как кто? Светуля. Звонила мне. Они с Нефертити хотели бедолагу в больнице проведать, а того и след простыл.

– Так он, небось, к Нефертити и заявится! – высказал предположение я. – К кому еще?

– Пока не заявился…

– Светуля же в трауре, – вспомнил я.

– Так я и не говорил, что она ко мне домой пожаловала, требуя коньяка и музыки. Звонить по телефону траур не запрещает.

– Видишь, помнит о тебе. А ты от нее – на танцы! – с укоризной сказал я.

– Чья бы корова мычала! – повысил голос Вовочка. – Сам, говорят, Сашкину сестру склеил? Распалась наша банда…

– Вован, ты о чем? У Нефертити Солидол есть! Я что, должен вечно роль запасного аэродрома играть для Царицы Египетской?

Вовочка лишь нахмурился и вздохнул.

– Солидол, похоже, больше не Солидол. С папашей-то темная история.

– Солидол, может, уже оклемался, потому и ноги сделал. За бугор он теперь не уедет, так что, бог даст, все у них с Ниночкой и сложится. Примете Солидола в свою банду вместо меня. Когда у них со Светой траур кончится.

– Как хоть сестра Оруженосца в постели, ничего? – попытался сесть на любимого конька Вовочка.

– Опять двадцать пять! – воскликнул я.

– Хм! Джентльмен! – криво усмехнулся скабрезник и полез за сигаретами.

От Маринки не было вестей ни в этот день, ни в следующий. «Может, уже на работу в колхоз устроилась? – гадал я. – Сколько мне ждать теперь свою невесту?» Решил спросить ее об этом телеграммой. Пусть оценит, как жених беспокоится.

Телеграмма осталась без ответа. Блин! Я заказал междугородний разговор от отчаяния. Однако абонент на переговорный пункт не явился. Не смогла до райцентра добраться? Или не захотела?.. Говорят, если гора не шла к Магомету, то он сам шел к горе. Я решил следовать примеру пророка. Плюнув на работу, еще не придумав даже, чем объясню свой прогул, с утра прибыл на автостанцию и отправился за невестой в ее деревню. «А там банька!..» – мечтал дорогой.

С первых минут общения с любимой почувствовал, что в баню меня действительно могут послать. Но не в том смысле, как я надеялся. Маринка, открыв дверь после моего стука, посмотрела сперва на меня, затем – по сторонам, будто кого-то боялась. Только после этого пригласила:

– Проходи, – без всяких эмоций.

– Что, Саня вернулся? – попытался я угадать причину столь прохладного приема.

– О, господи! – будто прорвало девушку. – Да если бы он вернулся!.. – Она не договорила. Откуда-то сбоку – из чулана, очевидно, – в сени шагнула неясная фигура, и я ощутил, как некий твердый предмет уперся мне в висок.

– Ой! – вскрикнула Маринка. – Нет! Не надо!

– Цыц! – грубо одернули ее. Скосив глаз, я понял, что к голове моей приставлен пистолет.

– Дернешься, капец тебе! – получил предупреждение. Я и не думал. Находился в полной растерянности, если не сказать в шоке.

– Проходим в хату! Вперед! – получив толчок в спину, я налетел на Маринку и невольно обнял ее.

– Ай! – вскрикнула невеста. Ее трясло. А может, это меня затрясло, как тут разобрать?

– Пойдем. – Я сам открыл дверь в горницу, ощущая затылком смотрящий мне в спину ствол.

В горнице я, наконец, разглядел того, кто держал нас на мушке. Это был Солидол. Радости от того, что увидел знакомое лицо, не возникло. Особенно если вспомнить, что «лицо» сбежало из дурдома.

– А ведь я тебя знаю, – вгляделся, в свою очередь, в меня Бутенко-младший.

– Вряд ли, – возразил ему. – Я сам себя до конца не знаю.

– До конца можешь и не узнать. Просто не успеть до своего конца, если будешь зубы скалить.

С чувством юмора, очевидно, у него тоже было все хорошо, надо отдать должное. Оно и понятно. Вряд ли Нефертити обратила бы внимание на идиота. Кстати, на сумасшедшего в данный момент Солидол похож вовсе не был.

– То, что не наложил со страху в штаны, хорошо, – оценил он мое показное спокойствие. – Значит, сможешь трезво соображать.

– Я, со своей стороны, тоже очень рад, что ты, вопреки слухам… э-э-э…

– Заткнись! – оборвал меня Солидол, потрясая пистолетом. – Сейчас не до шуток, придурок, понял? Вы с подружкой оказались втянуты в чужую игру. Грязную и опасную. Причем на поле вы такие мелкие пешки, что вас стряхнут щелчком безо всякого раздумья, если что-то пойдет не так. Вот я, например, и стряхну. Желаете оба стать трупами? Вы сейчас в шаге от этого!.. А знаете, почему я это сделаю? Потому что сам сейчас такая же жалкая пешка, как вы, – с горькой иронией произнес он, – со всеми своими амбициями, несостоявшимися большими планами… И выбор у самого невелик. Умереть либо жить дальше, со всеми издержками. Я пока выбираю второе. Даже если это выглядит как банальная трусость с моей стороны… Впрочем, вы все равно ни хрена не поймете!.. Так! Ты, девочка, сядь на диван, – принялся командовать он. – А ты, – он посмотрел на меня, – к столу. Она твоя подружка? – кивнул он на Маринку. – Хорошо. На, посмотри фотку с ней. – Он достал из нагрудного кармана джинсовой куртки и швырнул на стол конверт от фотобумаги малого формата. – Только спокойно смотри, не дергайся! – Он помахал в воздухе оружием.

Я извлек единственный снимок, находившийся в конверте. Всмотрелся, и глаза на лоб полезли! Нет, это была не порнография, всего лишь интимное фото. В постели моя Маринка лежала… с ректором Сидоровым! Ректор, очевидно, спал, заложив руку под голову, а девушка моя приподнялась на локте и с удивлением и испугом смотрела в объектив. Очевидно, фотограф подловил любовников!

Я, держа снимок в руке, обернулся на Маринку. Она сидела, опустив голову, боясь пошевелиться. Почувствовав мой взгляд, беззвучно заплакала, оставаясь неподвижной.

– Что это значит? – спросил я, но не у Маринки, а у Солидола. – Кто это снимал?

– Что это значит, сам видишь, не маленький. Ректор института, уважаемый человек, заставил студентку отдаться под угрозой отчисления. А прежде он на пару со своим друганом, проректором по АХЧ Лозовым, ныне покойным, изнасиловал ее. Здесь, в этом доме, точнее – в бане.

Проректора больше нет. Его покарал брат девушки. Теперь брат сидит в тюрьме, а Сидоров продолжает тешить свою похоть. Что скажешь?

– Кто это снимал? – повторил я вопрос.

– Жених девушки. Он, встревоженный переменой в ее поведении, заревновал, стал следить за ней и застал в момент утех. Видишь, как она потрясена на фото?

– Ее жених? – Я глянул на Маринку, сжавшуюся в комок, и снова перевел взгляд на Солидола. – Кто же он?

– Как кто? Ты, конечно.

– Я?!

– Ты удивлен, что ты – ее жених?

– Я никого не снимал.

– Как же не снимал? Снимал. Вот этим самым своим фотоаппаратом. – Солидол указал пальцем на буфет, где я и вправду увидел, насколько мог судить, свой собственный «Зенит», дорогой отцовский подарок.