Текст книги "Грех"

Глава 2

В районе Садового кольца есть немало зданий, истинные владельцы которых не известны ни БТИ, ни местной полиции, ни даже всезнающему Госкомимуществу. Одно из таких строений как раз и располагалось во дворах улицы Земляной Вал, неподалеку от Курского вокзала. Внешне оно выглядело заурядно: обычный доходный дом конца девятнадцатого века. Ничто не указывало на какой-то особый статус – ни пуленепробиваемых окон, ни навороченной сигнализации, ни роскошных лимузинов у входа. Разве что видеокамер наружного наблюдения было чуть больше, чем на соседних домах, однако на такие мелочи никто давно уже не обращает внимания.

Скромная табличка у входа свидетельствовала, что в здании расположен офис компании с труднопроизносимым названием «Госстройдокументация». Однако даже в ночное время на верхнем этаже дома иногда горел свет, но чем там занимались, никто понятия не имел.

И лишь несколько десятков человек в Москве знали, что в неприметном с виду здании на Земляном Валу располагался один из офисов мощнейшей и отлично законспирированной тайной структуры Российской Федерации. Возглавлял ее Павел Игнатьевич Дугин. В отличие от большинства подобных организаций, эта структура не ставила перед собой целью свержение действующего режима с последующим силовым захватом власти. Цели были более чем благородными: беспощадная борьба с коррупцией в любых ее проявлениях, и притом исключительно неконституционными методами.

Костяк тайной структуры в основном составили те честные офицеры-силовики, которые еще не забыли о старомодных понятиях «порядочность», «совесть», «присяга» и «интересы державы». Однако одиночка, сколь благороден бы он ни был, не в состоянии победить тотальную продажность властей. Тем более коррупция в России – это не только гаишник, вымогающий на трассе дежурную взятку, и не только ректор вуза, гарантирующий абитуриенту поступление за определенную таксу. Коррупция в России – это стиль жизни и среда обитания…

Начиналось все с малого. Офицерам, выгнанным со службы за излишнюю порядочность, Дугин подыскивал новые места работы. Тем более что его генеральские погоны и высокая должность в Главке МВД открывали самые широкие возможности. Затем начались хитроумные подставы для «оборотней в погонах», этих самых честных офицеров уволивших. Для этого несколько наиболее проверенных людей были объединены в первую «пятерку». Вскоре организовалась еще одна. Затем – еще…

Заговор – это не обязательно одеяла на окнах, зашитая в подкладку шифровка, подписи кровью на пергаменте и пистолет, замаскированный под авторучку. Залог любого успешного заговора и любой тайной организации – полное и взаимное доверие. И такое доверие между заговорщиками против коррупции возникло сразу же.

Вычищать скверну законными методами оказалось нереально. Та же «внутренняя безопасность» во всех без исключения силовых структурах занимается, как правило, только теми, на кого укажет пальцем начальство. К тому же корпоративная солидарность, продажность судов и, самое главное, – низменные шкурные интересы российского чиновничества не оставляли никаких шансов для честной борьбы. И потому Дугин практиковал способы более радикальные, вплоть до физического уничтожения крупных коррупционеров. Точечные удары вызывали у продажных чиновников естественный страх, количество загадочных самоубийств среди них росло, и многие догадывались, что эти смерти далеко не случайны. Слухи о некой тайной организации, этаком «ордене меченосцев», безжалостном и беспощадном, росли и ширились, и притом не только в Москве, но далеко за ее пределами. Корпус продажных чиновников просто не знал, с какой стороны ждать удара и в какой именно момент этот удар последует. Что, в свою очередь, становилось не меньшим фактором страха, чем сами акции устрашения.

Сколько людей входило в тайную структуру и на сколь высоких этажах власти эти люди сидели, наверняка знал только Дугин. Даже в случае провала одной из «пятерок» структура теряла лишь одно звено, да и то ненадолго – так у акулы вместо сточенного ряда зубов очень быстро вырастают новые.

Самому же Андрею Ларину, бывшему нарофоминскому оперативнику, бывшему заключенному ментовской зоны «Красная шапочка», бежавшему из нее не без помощи Дугина, отводилась в законспирированной системе роль этакого «боевого копья». И, как догадывался Андрей, далеко не единственного. Таких «копий» у Дугина наверняка было несколько. Пластическая операция до неузнаваемости изменила лицо бывшего наро-фоминского опера – случайного провала можно было не опасаться. Жизненного и профессионального опыта Андрея было достаточно, чтобы быстро ориентироваться в самых сложных ситуациях. А природного артистизма – чтобы убедительно разыграть любую нужную роль, от посыльного до губернатора. Несомненно, все эти качества Ларину предстояло продемонстрировать в самом ближайшем будущем. Однако что за дело ему предстоит расследовать, почему в нем оказалось замешано так много православных священников – оставалось только догадываться…

…Скрывшись за металлическими воротами, бронированный банковский фургон нырнул в подземный гараж. Меньше чем через минуту Андрей и Павел Игнатьевич поднялись в лифте на последний этаж, в небольшой уютный офис.

– Устраивайся, немного отдохнем – и сразу к делу. – Дугин включил торшер, подумав, подошел к бару у окна. – Может, выпьешь немного?

– Тут или выпивать, и немало, или сразу к делу, – скупо улыбнулся Андрей, плюхаясь в кожаное кресло перед журнальным столиком.

– Думаю, что после всего увиденного в квартире тебе все же необходимо снять стресс, – хозяин офиса взял с полки бутылку водки. – Тем более я угощаю.

– Тогда уж не забудьте угостить меня и морковным соком, – напомнил Ларин. – Как я и люблю.

– Никак не могу понять, почему водку надо запивать таким варварским способом. – Дугин отыскал в холодильнике пакет ядовито-оранжевого цвета, поставил перед гостем.

– Для поддержания кислотно-щелочного баланса в организме. А вообще, считайте это моим маленьким недостатком. Я ведь принципиально не курю, не колюсь наркотиками, не волочусь за замужними женщинами, не играю в казино, не коллекционирую всякую дребедень. Имею я право хоть на что-то, за что меня можно осудить?

– Имеешь, имеешь… – согласился Дугин, налил себе красного сухого вина, уселся в кресле напротив. – А теперь – к делу. Андрей, скажи честно: ты вот в Бога веришь?

Вопрос этот мог бы привести в замешательство кого угодно, но только не Ларина.

– Верю, но считаю этот вопрос слишком интимным, а потому совершенно неуместным для публичной дискуссии, – спокойно парировал он. – Согласно нашей Конституции, и верующие, и атеисты Российской Федерации наделены абсолютно равными правами.

– А как же духовность? – подначил собеседник.

– В нашей стране есть люди, которые распинаются про духовность и веру в Бога вполне профессионально. Этих людей почти ежедневно можно видеть по «ящику». Красивые такие, с надушенными бородами, в гламурных рясах «от-кутюр», сплошь на «Мерседесах», «Майбахах» и «Лексусах».

– Красивые-то красивые, но ведут себя не совсем красиво. Андрей, не мне рассказывать, чем занимаются некоторые высокопоставленные иерархи Русской Православной Церкви. Про табачный и водочный бизнес. Про торговлю нефтью, цветными металлами и банковскую деятельность. Про банкетный зал в храме Христа Спасителя и автомойку под ним. О «прейскурантах на оказание ритуальных услуг», висящих во многих храмах, ты знаешь и без меня. Равно как и о взятках, которые священники платят кому надо за получение мест иереев и протоиереев в особо доходных подмосковных приходах. К вере в Бога это имеет точно такое же отношение, как производство велосипедов – к сочинению симфонической музыки. То есть на велосипеде, в принципе, можно доехать до филармонии, но на качестве исполняемой музыки это никак не отразится.

– А что, собственно, противозаконного в этом бизнесе? – спросил Ларин. – Церковь – такой же субъект хозяйственной деятельности, как и какой-нибудь вентиляторный завод. Даже у свечного заводика должен быть и расчетный счет в банке, и добротная бухгалтерия, чтобы деньги правильно подсчитать.

– Все верно. Но там, где крутятся большие деньги, рано или поздно появляется большой криминал. По крайней мере, у нас в России. И вообще: если государство превращается в мафию, то все ее институты, даже включая те, которые отвечают за мораль населения, автоматически становятся подразделением этой самой мафии. Рыба гниет с головы, Россия – с Кремля, а Церковь – с самых высокопоставленных иерархов, – засвидетельствовал Дугин и, выразительно помолчав, продолжил с подчеркнуто деловыми интонациями: – Ладно, а теперь непосредственно к нашему вопросу. Тут, недалеко от Москвы, есть один симпатичный райцентр. Три фабрики, один завод, четырнадцать школ, пять кладбищ и один Дом культуры. Главная же его достопримечательность – древний монастырский комплекс, помнящий еще Бориса Годунова.

Ларин наморщил лоб.

– Был там когда-то, – прищурился он. – Этакая пряничная Московская Русь: маковки, малиновый звон, благодать Божья… Свято-Покровский монастырь, если не ошибаюсь. Правда, я «нарышкинское барокко» не сильно люблю, мне больше по душе архитектура восемнадцатого столетия. Но в монастыре главное в другом заключается.

– Благодатью там и не пахнет. – Павел Игнатьевич неторопливо достал из-под журнального стола кейс, щелкнул золочеными замочками и раскрыл объемную папку.

На столешницу легла пачка фотографий, на которых был изображен один и тот же человек, только в разные периоды жизни. Сдобный юноша с ранними залысинами и комсомольским значком на лацкане кургузого пиджачка, средней упитанности монах с постным лицом, пузатый архимандрит с дивной красоты бородой, неуловимо напоминающий боярина из оперы «Хованщина»…

Павел Игнатьевич неторопливо комментировал:

– Это и есть настоятель того самого Свято-Покровского монастыря – архимандрит Филарет, в миру – Павел Афанасьевич Голобородов. Человек весьма любопытной биографии. Бывший освобожденный комсомольский секретарь колбасного завода. В самом начале лихих девяностых, когда ему было двадцать пять, оставил комсомольскую карьеру и неожиданно для многих принял монашеский постриг. В двадцать семь стал штатным священником небольшого подмосковного прихода. В двадцать восемь назначен настоятелем того же монастыря, в тридцать – его игуменом. В тридцать два получил место в одном из престижных монастырей в Москве в пределах МКАДа, подозреваю, что за взятку. В сорок стал архимандритом, настоятелем этого самого монастыря. Вполне успешная церковная карьера. Но есть одно «но». Полгода назад этот монастырь получил в собственность довольно большое предприятие, принадлежавшее когда-то еще советскому Министерству пищевой и легкой промышленности, к тому времени полностью развалившееся. В предприятие архимандрит Филарет вбухал огромные деньги, и оно как-то сразу же заработало. Охраняется оно похлеще Госзнака. Что там производится – совершенно неясно… По документам, что-то церковное – то ли свечи для богослужений, то ли вино для причастия.

– Спецназ в масках в бухгалтерию, представителей Следственного комитета в офис, прослушку в келью, – осторожно вставил Андрей и, пригубив спиртного, запил ярко-оранжевым соком. – И все сразу же станет ясно.

– В том-то и дело, что нельзя, – сокрушенно произнес Дугин. – Дело в том, что еще со времен президентства Ельцина любой монастырь Русской Православной Церкви – это как бы отдельная территория, выведенная из-под юрисдикции гражданских властей. Предприятие, о котором я говорю, формально является частью монастырской территории – что-то вроде подсобного хозяйства. И никто – ни прокуратура, ни полиция, ни ФСБ – не имеют права проникнуть туда без разрешения этого самого Филарета или его непосредственного начальства из Патриархии. Тем более что и с ментами и чекистами у нашего героя самые что ни на есть теплые отношения.

– А в чем, собственно, криминал? – не понял Андрей.

– Слушай дальше. Семь месяцев назад в этом самом городке стали бесследно пропадать люди. В это же самое время… или чуть раньше на филаретовское предприятие стали поступать железнодорожные цистерны с некими химреактивами. Установить, что это такое, нам так и не удалось – церковная собственность.

– Не святую же воду в этих цистернах возят, – не удержавшись, вставил Ларин.

– Неделю назад священник приходской церкви Святого Георгия, отец Мефодий, долго говорил с Филаретом, очень долго и дерзко. И, как нам точно известно, призывал его бросить свою бесовскую деятельность и публично покаяться. В противном случае отец Мефодий обещал невероятный скандал. Спустя два дня его со следами пыток нашли повешенным в лесу неподалеку от того самого городка. Нам удалось установить, что весь возможный компромат на Филарета, если он только у отца Мефодия был… покойный мог передать в Москву своему давнему другу, отцу Никодиму. Не для огласки, а для хранения – на тот случай, если что-нибудь произойдет с попадьей или детьми. Передал или не передал – непонятно, но что случилось с отцом Никодимом, ты видел сам несколько часов назад. Уверен – и эти загадочные смерти, и странное производство на территории монастыря – это лишь видимая часть огромного айсберга. Если копнуть хорошенько – наверняка можно обнаружить вещи и пострашней.

– Прямо какие-то «Тайны мадридского двора», а не «православная духовность»! – хмыкнул Ларин.

Павел Игнатьевич строго взглянул на собеседника.

– Среди русского православного духовенства очень много действительно порядочных и высокоморальных людей, – молвил он убежденно. – Те же отец Мефодий и отец Никодим… Которые наверняка могли не впутываться в эту историю, чтобы как минимум не портить себе карьеру. И далеко не всем высоким церковным иерархам нравится вся эта бесовщина, все эти бессовестные «распилы» бабла и холуйские реверансы перед Кремлем. Короче, слушай задачу. Первое: придумать себе убедительное легендирование для того, чтобы внедриться в окружение Филарета. Второе – собственно втереться к нему в доверие. Третье – выяснить все, что только можно. И о том, куда исчезают люди. И о том, что именно производится на купленном монастырем предприятии. И о том, что за странные цистерны туда завозятся. Ну и, конечно же, кто и почему убил двух уважаемых священников. Помогать тебе будет Лора. Тандем у вас давний, понимаете друг друга с полуслова… Да и, учитывая специфику наших контрагентов, «где черт не сможет, там бабу пошлет!».

Андрей отставил пустой стакан, поднялся с кресла, подошел к окну и отодвинул портьеру. Из-за полуоблетевших крон прорисовывался небольшой отрезок широкого проспекта. Половодье огней, нервное перемигивание рекламы, автомобильное стадо, застывшее перед светофором…

– Короче, «Сказка о попе и работнике его Балде», – скупо улыбнулся Ларин. – «Где б найти мне такого работника не слишком дорогого…» Придется побыть при этом «толоконном лбе» Филарете этаким сказочным Балдой.

– Ну, работать ты там будешь не один, а с Лорой. Кстати, она уже на месте – изучает обстановку. Наверняка поможет тебе грамотно внедриться в окружение Филарета.

– Тогда уж точно вышибем из него ум! – заверил Андрей.

– Нимало в этом не сомневаюсь, – согласился Павел Игнатьевич и, подойдя к бару, неожиданно спросил: – Может быть, еще немножечко водочки с морковным соком?

* * *

В каждом городке, где есть монастырь, существует категория профессиональных богомолок, знающих все и о местных святынях, и о наиболее харизматичных схимниках, и о том, какие иконы и в каких случаях жизни наиболее полезны. Им досконально известны все престольные и праздничные даты и особенности службы того или иного священника. Они безошибочно охарактеризуют тех или иных отцов, отличающихся или показательно строгой жизнью, или умением видеть человека «как он есть» на исповеди. Они могут посередине ночи рассказать все биографии более или менее значимого монастырского люда и даже их родственные связи и слабости.

Как правило, это пожилые одинокие женщины. Роль их – служить посредницами между монастырским начальством и чающей благодати публикой. Для паломников они служат своего рода путеводителями, являясь неутомимыми и словоохотливыми гидами, имеющими при монастырях всевозможные связи, лазейки или просто полезные знакомства.

Шестидесятилетняя Валентина Борисовна Околова, бывшая заведующая гороно, как раз и принадлежала к такой категории женщин. Семьи у нее не было, потому что в юности она решила сперва построить карьеру, а потом обзавестись семьей. В результате большую карьеру отстроить не удалось, а с замужеством не сложилось. Ведь большинство мужчин подмосковного городка, где работала Валентина Борисовна, считали ее «синим чулком». Что, впрочем, вполне соответствовало действительности: высокая, костлявая, с длинным и хищным лицом свежемороженой щуки, отставная чиновница от образования производила отталкивающее впечатление.

Доработав до пенсии, бывшая педагогиня ударилась в религию. Тем более что древний Свято-Покровский монастырь, расположенный в получасе ходьбы от ее дома, был благодатным местом для приложения религиозного рвения.

За короткое время Валентина Борисовна стала своим человеком в тамошнем храме. Конечно же, по монастырским уставам женщину могут пропускать на территорию лишь в престольные и праздничные дни, однако Околова как-то на удивление быстро втерлась в доверие к большинству тамошней братии – от простых послушников до людей, близких к самому архимандриту Филарету.

Большинство монастырского люда воспринимало ее как неизбежное зло – суетливая и многословная, она вносила в простую и размеренную жизнь Свято-Покровского монастыря явный диссонанс. Но и пользы от нее было немало. Ведь Валентина Борисовна стала и этакой ходячей рекламой, и личным адъютантом при нескольких особо почитаемых ею священнослужителях…

…Сентябрьский день близился к концу. На полупустые улицы городка опускалась фиолетовая мгла. Одно за другим зажигались окна пятиэтажек вдоль главной улицы. Валентина Борисовна неторопливо шла из магазина по направлению к дому, когда рядом с ней остановилась скромная «шестерка» с нездешними номерами.

– Извините, пожалуйста. – Из машины вышла рыжеволосая женщина. – А как до Свято-Покровского монастыря добраться?

Околова переложила сумку из одной руки в другую и критически осмотрела водительницу «шестерки». С одной стороны, ей не слишком нравилось, что женщина водит машину. С другой же – рыжеволосая была явно порядочная, а не из «теперешних мамзелей»: длинное скромное платье мышиного цвета, минимум косметики и платок на голове, завязанный на церковный манер.

– Вон, свернете направо – и по Комсомольскому проспекту до самого конца, дальше налево по Свердлова, второй поворот в переулок Советских Чекистов – и сразу купола увидите.

– Спасибо. Да хранит вас Господь. – Рыжеволосая потупила взор.

Профессиональная богомолка явно подобрела и, обойдя машину, приблизилась к женщине.

– А вы в наш монастырь как паломница или по делу какому? – с прищуром спросила она.

– И как паломница, и по делу. – Водитель «шестерки» опустила голову.

– Чтобы замуж выйти, надо к святой Матроне Московской свои молитвы обращать, если бесплодие – то святую Ксению Петербургскую о ребеночке просить, а если муж сильно пьет – то твои молитвы только святой Вонифатий услышит! – привычной скороговоркой начала Околова.

– Ох, матушка, знали бы вы, что мои проблемы куда страшней и безбрачия, и бесплодия, и пьянства! – На глазах рыжеволосой блеснули слезы.

Слезы эти казались действительно искренними, и они не могли не тронуть даже зачерствевшее сердце бывшей заведующей гороно.

– Что с вами?

– Не хочу напрягать вас своими проблемами, – вздохнула владелица «шестерки». – Так какой поворот на улицу Советских Чекистов, второй или третий?

Валентина Борисовна задумалась… Дома у нее все равно не было никаких дел: обед на завтра сварен, квартира убрана, цветы политы. Правда, оставался любимый сериал, но его можно было посмотреть утром. Так почему бы не помочь хорошему человеку?

– А давайте я вам покажу, – улыбнулась Околова вполне доброжелательно. – Только вы меня потом до дома довезите, а то темно уже… Изнасиловать могут! Теперешняя молодежь сами знаете какая!

– Буду вам очень признательна, матушка, – рыжеволосая любезно открыла правую переднюю дверцу. – И обязательно потом отвезу туда, куда скажете.

Женщина вела автомобиль осторожно и даже неуверенно – видимо, и впрямь впервые была в этом подмосковном городке. Путь до монастыря был довольно долгим, и потому у Валентины Борисовны имелось достаточно времени утолить свое любопытство – узнать и о том, что же привело эту рыжеволосую к Свято-Покровскому монастырю, и, собственно, о ее личности.

Лариса – а именно так представилась водительница «шестерки» – оказалась русской беженкой из Киргизстана. История ее выглядела на редкость драматичной. Во время свержения президента Бакиева в стране начались погромы, притом часть их была направлена против русских. Погромщики не пощадили и церковь в предместье столицы: сам храм сожгли, священнослужители разбежались, а она с братом, бывшим церковным старостой, была вынуждена на этой самой машине бежать через всю Среднюю Азию в этот самый городок, к дальним родственникам. Родственники отказались приютить погорельцев безвозмездно, потребовали у них часть наследства, оставшегося от покойных дедушки-бабушки, в чем алчным и богомерзким родственникам было смиренно отказано. Так что теперь у бесприютных брата с сестрой оставался единственный выход – этот самый монастырь.

– На все воля Божья. – Валентина Борисовна едва не прослезилась. – Жаль только, что тем басурманам теперь нечистая сила такую силищу дала! Да разве только им? Протестантам окаянным, католикам еретическим, буддистам узкоглазым и мусульманам террористическим!

– Понимаю, что это испытание, которое послал нам Господь, – тяжело вздохнула Лариса.

– Пути Господни неисповедимы! – автоматически поддакнула богомолка.

– Мы не ропщем, мы благодарны. Брат мой и в послушание готов пойти, и постриг готов принять.

– А брат ваш теперь где?

– В Москве пока, приболел немного в дороге.

– А почему именно наш монастырь? – на всякий случай осведомилась Околова.

– А были мы тут когда-то, на праздник великий, и ваш архимандрит, отец Филарет, очень уж нам понравился. Уж такое благолепие на служении было, такое благолепие, что просто не знали мы, на небе или на земле! – воодушевленно произнесла Лариса. – Архимандрит даже удостоил к своей ручке приложиться, когда мы к кресту подходили. Ручки у него маленькие такие, сдобные и белые, словно булочки…

Машина неторопливо катила по почти пустынному полутемному проспекту. Лариса то и дело поглядывала по сторонам, силясь определить, где следует свернуть.

– Вот тут как раз и надо налево, – Околова заерзала на сиденье.

– А архимандрит Филарет там еще служит? – Блондинка включила поворотник и осторожно свернула на еще более темную улицу.

– Служит-то служит, – Валентина Борисовна поджала губы. – Да только разное про него говорят. Будто бы он с нашими басурманами общается, бизнес какой-то крутит. Знаете, сколько в наш город тут разных «черных» понаехало?

– Да ну! – Лариса едва не выпустила руль. – Не может такого быть, чтобы святой человек с нехристями бизнес крутил!

– Я-то, конечно, сама этому не верю, – продолжила богомолка. – Но то, что лукавый ныне очень силен стал, – про это даже Патриарх говорит!..

…Когда машина остановилась рядом с монастырскими воротами, Околова окончательно ощутила в Ларисе родственную душу. Статус беженки явно возвышал рыжеволосую женщину в глазах Валентины Борисовны, навевая подспудные ассоциации с первыми христианами, бежавшими от язычников. Прекрасное знание православной обрядности внушало невольное уважение. А статус брата, бывшего церковным старостой в неправославной стране, и вовсе поднимал семейство до немыслимых высот.

К тому же Лариса оказалась человеком слова. Она, правда, не стала завозить Околову домой, но тут же вызвала по телефону такси, попросив, чтобы прислали таксиста-женщину. Заплатила ей деньги и, опустив глаза, перекрестила Валентину Борисовну:

– Спасибо вам, матушка!

– Вот вам мой телефон. – Околова едва не прослезилась. – Позвоните мне завтра в полдень. Я завтра как раз отца Меркурия увижу, большой человек, эконом всего монастыря! Замолвлю за вас словечко!

– Мы готовы даже последнее монастырю пожертвовать, лишь бы брата послушником приняли! – пообещала Лариса.

Когда такси с Валентиной Борисовной растворилось в ночной темноте, Лариса уселась за руль и, пропетляв по темным улицам частного сектора, безошибочно выехала на московскую трассу. Там женщина уже не жалела свою машину, хотя ей и казалось, что старая «шестерка» просто ползет. Лора вздохнула с облегчением, когда за окнами замелькали яркие московские фонари, вскоре она свернула во двор малопримечательного шестнадцатиэтажного дома.

Спустя несколько минут она уже открывала дверь квартиры Ларина своим ключом. Конспиратор Дугин распорядился, чтобы Андрей не отвечал на звонки стационарного телефона и не реагировал на визитеров. Единственный человек, с которым ему было разрешено контактировать, – это Лора.

– Ну, привет, – улыбнулась лишенная косметики красотка, снимая с себя платок.

– Привет, – Андрей отложил «Жития святых» и сел на диване. – Контакт установила?

– Вроде бы все по плану. Ты же знаешь, я конченая стерва…

План внедрения в окружение архимандрита Филарета был разработан Андреем и Павлом Игнатьевичем предельно тщательно. Лора, прибывшая в городок неделю назад, несколько дней подряд ошивалась среди многочисленных паломников возле святого источника, расположенного неподалеку, выцеливала богомолку из местных, обладающую в монастыре нужными связями. Задача была не из простых: одна оказалась совершенно ненормальной, другая – обычной ханжой, третья – лгуньей… Отсеяв с десяток кандидатур, она остановилась на Валентине Борисовне как на оптимальном и наиболее психически адекватном варианте.

Сценарий знакомства «беженки из Киргизстана» с Околовой был придуман доктором психологии. Речь самой «беженки» редактировал крупный специалист по православной обрядности. Слова о «пожертвовании монастырю» были произнесены Лорой в нужный момент – в самом конце беседы, а это означало, что они намертво останутся в памяти богомолки и наверняка будут переданы по назначению.

Так что теперь оставалось надеяться на благожелательность профессиональной богомолки и на завтрашний телефонный звонок…

– Как твои ощущения? План сработает? – живо поинтересовался Ларин, глядя женщине в глаза. – Интуиция у тебя просто зверская. Я всегда полагаюсь на нее, даже если сам не верю в успех.

– А тут и сомневаться нечего, – усмехнулась рыжеволосая бестия, присаживаясь на краешек дивана. – План сработает на все сто. Не зря же мы старались. Вот увидишь, позвоню завтра Валентине Борисовне, и выяснится, что та уже переговорила с монастырским экономом, отцом Меркурием.

– Этот святоша – бывший начальник хозу местной полиции, правая рука Филарета по всем монастырским бизнес-проектам? – уточнил Ларин информацию из полученной у Дугина ориентировки.

– Он самый. Но только отвыкай от подобной лексики, – напомнила Лора. – Теперь каждое твое слово должно быть благолепным и старорежимным. Они это любят.

– Не бойся, у меня есть тумблер в голове. Щелкнул, и сразу же переключился на нужную волну. Мне уже сны на церковнославянском снятся. И какого ответа ты ожидаешь от отца Меркурия?

– Он скажет, что тот готов принять потерпевшего от басурман церковного старосту в ближайшие дни. А там уже ты его обаять должен, – расплылась в улыбке Лора. – Хочешь, пари заключим?

– Против твоей интуиции я бессилен. Верю, – развел руками Андрей.

– Что говорить, помнишь или проэкзаменовать? – поинтересовалась Лора.

– Да помню я все… – вздохнул Андрей. – А вообще, у меня такое ощущение, что теперь я запросто смогу экстерном окончить духовную семинарию.

– Документы не забудь, а то я о тебе только на словах сказала…

Документы у Ларина были в полном порядке. Безукоризненный паспорт гражданина РФ с регистрацией в Бишкеке, выписка из церковной книги о крещении, несколько справок из прихода тамошней церкви, действительно сожженной экстремистами во время погромов, три газетных вырезки о «бесчинствующих молодчиках», не пожалевших даже православный храм, и одно интервью с Лариным в специально отпечатанной в двух экземплярах несуществующей киргизской газете, а главное – техпаспорт БТИ на полтора гектара земли неподалеку от этого самого монастыря, якобы доставшихся «беженцу» по наследству от родственников.

– Ну, тогда с Богом! – напутствовала Лора.

– Черт не выдаст, свинья не съест! – по ситуации отозвался бывший «церковный староста».

Ларин вопросительно посмотрел на Лору. По большому счету, общение «по службе» было окончено. Андрею оставалось только дождаться, когда придет время встречи, о чем ему сообщат звонком. Гостья же, казалось, и не собиралась никуда уходить, хотя время стояло позднее.

– Прохладно на улице, – задумчиво проговорила Лора, глядя на то, как колышется занавеска на приоткрытом окне.

– Мне лучше спится, когда в комнате прохладно, – сказал Андрей.

– Ты же не станешь выгонять беззащитную, хрупкую женщину на ночь глядя? – с иронией проворковала Лора.

– Насчет беззащитной можно было бы поспорить. Не думаю, что те, с кем тебе приходилось сталкиваться по службе в нашей организации, придерживаются такого же мнения.

– Ну да, только за последний год посадили с добрый десяток. Еще с десяток отдыхает на кладбище. Но иногда мне и в самом деле хочется побыть беззащитной, – призналась молодая женщина.

Ларин ей был небезразличен с первого дня их знакомства, и она никогда не скрывала этого. Женщины типа Лоры обычно не слишком постоянны в чувствах, их можно привязать к себе только одним способом – не поддаваться на их провокации, не отвечать взаимностью. Что Андрей и делал.

– Так, значит, не выгонишь? – спросила поздняя гостья.

– А ты разве бы ушла?

Лора отрицательно покачала головой.

– Я, конечно, наглая и беспардонная. Но ты сам к этому вынуждаешь.

– В соседней комнате есть кровать, там и переночуешь, а я уж тут, на диване, – Андрей постарался сказать это как можно мягче.

– Спасибо и за это. Тогда спокойной ночи, братишка.

Лора поднялась, демонстративно чмокнула Ларина в щеку. Она прошлась по комнате так, словно вышагивала по подиуму, в дверях повернулась и послала воздушный поцелуй.

Ларин дождался, пока в душе перестанет шуметь вода. Он еще слышал, как Лора открыла окно. Из спальни слегка потянуло табачным дымом. Андрей знал, что его напарница курит очень редко. Да и то обычно просто держит зажженную сигарету в пальцах, довольствуясь тем, что вдыхает дым через нос. Никому бы другому он не позволил курить в своей квартире, не любил табачного запаха. Но, чтобы приструнить Лору, следовало зайти в спальню, а он знал, что женщина на это и рассчитывает. Стоит, скорее всего, в расстегнутом халате на голое тело возле окна и тут же обернется, как только он войдет.