Текст книги "Когда-нибудь я ее убью"

– Или передумал? – театрально удивился Игорь, видя, что Егор не торопится с ответом. А тот дожевывал остывший кусок мяса и смотрел то в тарелку, то на стену за спиной Романа. Ничего там примечательного не было, честно говоря, да и не на стену он смотрел, а на лицо приятеля, на насмешливо-жалостливую ухмылку, мелькнувшую и пропавшую, чтобы тут же вернуться обратно.

– Не передумал, – буркнул Егор, чувствуя, что ничего хорошего из разговора не выйдет, но крепко поддавший Игорь ничего такого не замечал и наседал на приятеля, требуя подробностей. А чего тут рассказывать, они оба и так все прекрасно знают. Рита, Ритка Алтынова, Марго, на три года его младше, красотка с длинными ногами и густой темной гривой до лопаток, зеленоглазая русалка, что из череды его подружек быстро стала единственной и необходимой как воздух. И матери она понравилась, та даже прослезилась на радостях, что наконец-то, дожила старушка до светлого дня, нашел сынок свою половинку. И с квартиры последние свои вещички забрала, чтобы счастью его не мешать, и всячески намекала, что пора бы отношения-то узаконить, да и Егор уж сам об этом подумывал. Но с предложением пока тянул, а Ритка и не торопила, будто чувствовала, что попался карась на крючок и никуда уже не денется. А он и не собирался, и все бы было ничего, если бы не эта ухмылка, от которой по хребту бежит нехороший холодок.

– Напрасно, – сказал, наконец, Роман. – Ой, напрасно. Потом пожалеешь.

Долго они этого момента ждали, все намеками изъяснялись да недомолвками, а вот сейчас, видно, время пришло по-крупному поговорить и все для себя, для обоих разъяснить окончательно. Егор допил виски, поставил стакан на стол, стараясь сделать это аккуратно, но грохнул-таки донцем громче, чем собирался и выпрямился в кресле.

– С чего бы? – произнести это Егор постарался как можно непринужденнее и даже зевнул, демонстрируя свою полную незаинтересованность ответом.

– Да есть причина, – как всегда уклончиво сказал Роман, но улыбнулся уже в открытую, стакан свой он держал в руках, накрыв ладонями дно и горлышко.

– Что за причина? – как мог равнодушно спросил Егор, чувствуя, что надолго его не хватит. Или сейчас он все выяснит для себя, или за дальнейшее просто не отвечает. Ну в самом деле, сколько можно терпеть, сколько эта бодяга длится – полгода, наверное. Ну, да, точно, считай, с того дня, как Ритка к нему жить переехала, Романа точно подменили. Или он ее терпеть не может по одной ему известной причине, или… Или просто на нее глаз положил и таким вот манером на свои права намекает, или одно из двух. Мало ему других девок, что ли, да и Ритка не в его вкусе, сам сколько раз говорил, когда Егор приятеля на разговор вызвать пытался. Врал, получается… Сейчас узнаем.

– Я тебе говорил, могу повторить. Твоя Ритка…

– Шлюха? – уточнил Егор и сдвинул перед собой тарелку. И не рассчитал, та грохнулась на пол, но не разбилась, покатилась под стол, но поднимать ее никто не торопился, Игорь и Роман смотрели то на Егора, то друг на друга, при этом Игорь неподдельно изумился, глазел вовсе уж бестолково, а Роман кивал едва заметно. Да, говорил, но не в открытую, а все намеками, что видел ее якобы, когда таксовал, в разных интересных местах города, и не одну, разумеется. Егор слал его куда подальше, неделю или две они не разговаривали, потом находились общие темы, и все возвращалось в исходное. А Ритка – да куда она пойдет, дома сидит, считай, безвылазно, работы в городе нет, целыми днями сериалы смотрит и Егора с работы ждет. В магазин если только выйдет или к подружкам. Правда, Роман говорил, что видел ее еще до того, как у них с Егором все началось, но тут уж сам черт не разберет, где правда, а где зависть. И смотрел он на Ритку всегда, как мужики смотрят, оценивающе, вроде как даже что-то там себе прикидывая, но молчал при этом, говорил необходимые вежливые фразы, и не более. Но пялиться не переставал.

– Слушайте, – неуверенно начал Игорь, ухватившись за цепь на шее, – я вам рассказать забыл. К нам вчера нового клиента привезли. С виду тихий, богу молится, свечку при нем нашли и образок, а как говорить начал – туши свет. И в Венецию он на трамвае ездил, и с папой римским чай пил, и тараканы с ним человеческим голосом говорят…

– По-твоему, Ритка – шлюха. Обоснуй, – потребовал Егор и продолжил, чувствуя, как захлестывает его ярость, от нее даже язык плохо слушался, как после наркоза. Прорвалось, наконец, вылилось, что копилось между ними полгода, и сейчас накроет с головой, уже накрыло, как волной, из-под которой ни черта не видно, только контуры да очертания предметов, и голосов почти не слышно.

– Где ты ее видел, когда, с кем? Или сам ей платил, как девкам с Ярославки? Я помню, ты рассказывал, как попользовался. Да тебе ни одна нормальная не даст, ты же…

– Что – я? – перебил Роман и поднялся с кресла, – что? Ну, давай, что-то не слышу…

И угрожающе наклонился через стол, чуть согнул руки в локтях, сощурился, не сводя с Егора глаз. Тот неспешно поднялся, бросил на тарелку вилку, дернул плечом и уже прикидывал, как бы тут все оформить, чтобы лишних разрушений не наделать. От бешенства казалось, что воздух звенит, свет заходящего солнца, и без того уже тусклый, и вовсе померк, в комнате стало темно, и он почти ничего не видит, только чувствует напротив дыхание соперника, и он очень близко, только руку протяни…

– Тихо, тихо, мужики, вы чего. Какие девки, какая Ярославка, сдурели что ли. Погоди, мы тебе, Романыч, хорошую жену найдем. И вообще давайте еще выпьем. – Игорь ловко ввинтился между ними, сунул каждому в руку по стакану, разлил не глядя по «булькам» и потянулся чокнуться. Егор выпил свою залпом, Роман сделал глоток и поставил стакан на стол, сел медленно, не сводя с Егора глаз. Тот тоже вернулся в кресло, Игорь остался один, покрутил стакан в руках и выпил, не чокнувшись и без тоста, как на поминках. Плюхнулся на свой стул, оглядел приятелей и продолжил:

– Так вот, провожу я обход, а этот, с тараканами, меня и спрашивает: что общего у ботинка и карандаша? Ну, кто скажет?

В ответ ему была тишина, дальний гудок поезда на проклятом переезде и тонкий писк осмелевшего, первого за этот вечер комара. Игорь неловко хлопнул себя по шее, расплескал виски и закончил:

– Вот, и я не знал. Оказывается, и ботинок, и карандаш оставляют след. Каков креатив, а?

Приготовился к порции восторгов, но не дождался, Егор особо к его словам не прислушивался, смотрел на Романа. Тот в долгу не оставался, снова навесил на лицо снисходительную насмешку, покачивал в ладони полный до половины стакан и развалился в кресле, положил ногу на ногу. И оглядывал Егора с ног до головы, потом чуть презрительно скривил губы и повернулся к окну.

– Или еще тут один был…

– Ну и как они тебе? – не выдержал Егор. Роман покосился в его сторону и повернулся с недоуменным видом.

– Как они тебе? Плечевые-то? Стоят своих денег? – и теперь сам развалился, усмехнулся с довольным видом, видя, как с лица Романа сползает ухмылка, как тот меняется на глазах, сводит брови и наклоняется к столу. Ага, зацепило, у самого рыльце в пушку, а туда же. Шлюха… Завидно тебе, друг мой, до чертиков завидно, что она меня выбрала, а тебе только профессионалок снимать, они не откажут, у них работа такая…

– Это ты тогда на них у меня деньги занял и не отдал? Ну да ладно, я не обеднею, лишь бы тебе понравилось. То-то ты тогда такой озабоченный и загадочный бегал, – продолжал Егор, вспоминая, как прошлой зимой до того спокойно проедавший свои накопления Роман вдруг примчался к нему с утра пораньше и попросил денег в долг. Хорошую сумму попросил, сказал, что на три месяца, что все отдаст, что надо срочно, а у него сейчас нет, и вид у него при этом был растерянный, что ли. Егор деньги приятелю выдал незамедлительно, сказал, чтобы отдавать не торопился и что время терпит. На что, зачем – не спросил и потом не напоминал, да вот звезды сейчас так встали, и та история сама с языка сорвалась.

– Понравилось, скажи? Имею я право знать, как девки отработали за мои деньги… – Егор едва успел зажмуриться, но отвернуться не удалось. Роман рывком выплеснул виски ему в лицо, поднялся с кресла и аккуратно поставил пустой стакан на стол.

– Пропусти, – он обошел оторопевшего Игоря, запихнул подол футболки за ремень джинсов и пошел к двери.

– Деньги я тебе отдам, не трясись. А с баней сами разберетесь, не маленькие. Все, дальше без меня и в среду, как договорились.

Он хлопнул Игоря по плечу, сбежал по ступенькам с крыльца и направился к калитке. Она хлопнула за ним, в доме стало тихо и темно. Егор вытер лицо, помотал головой, Игорь поднялся и со стаканом в руке потащился следом за Романом. Выглянул за ворота, постоял так с минуту и вернулся, остался в дверях, растерянно глядя на Егора.

– Ушел. Ночь уже, а его понесло куда-то…

– Попутку поймает, – Егор чувствовал себя препаршиво. Не было ни чувства победы, ни даже крохотного торжества, состояние такое, как у мухи в сиропе, воздух вязкий, липкий, дышать тяжело, на душе муторно. Впрочем, липкость объяснима, Роман напоследок расщедрился и прилетело Егору от души, руки, волосы и футболка попахивали сладко и терпко, от запаха мутило, и Егор вылез из-за стола. Прошел мимо Игоря, постоял на крыльце, глядя на затухавший мангал, на кастрюлю с мясом рядом, вздохнул и спрыгнул на траву.

– Ну как дети, ей-богу. Ну, не нравится ему Ритка, да и черт с ним. Чего ты полез, чего ты его трогал? – бубнил за спиной Игорь и звенел посудой на столе.

«Я его не трогал. И насчет не нравится… Сомневаюсь я», – Егор решил, что сегодня он будет молчать, пока не заснет, а завтра на свежую голову подумает, как быть дальше. Понятно, что пьянка накрылась в самом начале, что продуктов и выпивки полно и что времени у них еще два дня. И что сотовую связь пока никто не отменял, телефоны есть у всех, и что надо бы позвонить Рите, спросить, как она там одна. Тоже ведь без особой радости его на дачу отпустила, правда, виду не подала, но по лицу все и без слов было понятно. Ладно, потом разберемся…

Егор обошел мангал и по знакомой тропке пошел к реке, уже подернутой туманом. Стянул джинсы и рухнул с головой в теплую черную воду и поплыл вниз, касаясь пальцами стеблей закрывшихся кувшинок, добрался до илистого дна и вынырнул на поверхность. Увидел Игоря: он сидел на мостках и болтал ногами в воде, закатав джинсы до колен, недовольно глянул на Егора и отвернулся. Обиделся, понятное дело, считай, праздник ему испортили, последние свободные денечки его холостой жизни загубили, и глупо как все получилось.

Егор снова ушел под воду, проплыл немного и вынырнул у мостков, оказался с Игорем нос к носу. Тот отшатнулся, выругался вполголоса и сказал:

– Ну чего ты взбесился, девок каких-то приплел, про деньги вспомнил. Я ему тоже занимал, и тоже зимой, и молчу в отличие от некоторых.

– Долги отдавать полагается, – сказал Егор и лег на спину, легонько шевелил руками, не давая течению сносить себя далеко от мостков.

– Принято, – подтвердил Игорь, – он отдаст, ты же знаешь. Он матери на операцию занимал, у них тогда очередь в московской больнице вдруг резко подошла. Отказался кто-то или еще что – сейчас не помню.

– Матери? – обалдел Егор, – как – матери? Она же умерла, еще в феврале…

Вспомнил разом и ночной звонок Романа, и похороны, и снег вперемешку с землей, и поминки. Какая операция, о чем он, женщина умерла… Так, а где именно она умерла?

– В больнице, – Игорь точно читал его мысли, – через неделю после операции. Я еще лекарства ему отвозил, вроде на поправку пошла, но это временно было.

Егор с головой ушел под воду, чувствуя, что если останется на поверхности, то сгорит со стыда. Матери на операцию. И ничего не сказал, схватил деньги и умчался, а потом позвонил ночью, попросил помочь, но на работе аврал случился, Егор только на третий день домой приехал, уставший, как зомби. На похороны успел, но помнил все смутно, как во сне или сейчас под водой, где ничего не видно и звуков нет, только слышно, как Игорь бормочет что-то нудно и наставительно.

– Романыч просил не говорить, я и молчал, – признался он, когда Егор показался над водой. – Может, сглазить боялся, может, еще что…

– Почему ты мне не сказал? – Егор схватил приятеля за лодыжку, – мне-то мог, я… Блин, как все паршиво вышло!

И дернул Игоря за ногу, тот плюхнулся в воду, поднял фонтан брызг и бестолково захлопал по воде руками. Заорал, отплевываясь, и послал Егора по матери и погреб к берегу. Егор плыл рядом, чувствуя, как проходят злость и обида, сменяет их теплое и острое чувство и своей вины, и желания все поскорее исправить. И сделать это можно легко и быстро: мобильники, как уже говорилось, никто не отменял, да и уйти Роман далеко не мог, если только до трассы добрался. Завести «Тойоту», догнать, извиниться, уговорить вернуться, если не получится – силой затащить в салон и напоить до чертей, вискаря им хватит, и водка у Игоряна наверняка припасена, надо только поискать хорошенько. Ну вот угораздило же…

– Псих ты, Чалов, – нудно бормотал мокрый приятель, точно читал одну из своих заумных медицинских книг, – психика у тебя неустойчивая, налицо резкие перепады настроения и дискомфорт, вызванный противоречием жестко закрепленных в мышлении установок с реальным миром. Тебя к нам на недельку, поколоть, понаблюдать, витаминчики…

– Сам лопай свои витаминчики или психов своих корми, – Егор вылетел из воды, подобрал джинсы, подтолкнул замешкавшегося Игоря и побежал к дому. Влетел на горку, рванул было дальше, но притормозил, глядя на темные, настежь открытые окна. Показалось или мелькнула внутри быстрая тень? Присмотрелся, но ничего не понял, шагнул вперед, но тут же замер – в окне мелькнул короткий всполох огня и сразу исчез.

– Что там? – прошептал подоспевший Игорь, выглянул из-за спины Егора и тоже уставился на дом.

– Там кто-то есть, – Егор не поворачивал головы и говорил очень тихо, прикидывая, как быть дальше. И вертелся в голове главный вопрос – сколько их там. Как прошли – тут все понятно, калитка и двери нараспашку, заходи, кто хочешь, бери, что хочешь…

– Да это Романыч вернулся, – озарило Игоря, – слава те, господи, хоть у него с башкой порядок. Иди, извиняйся.

Он чувствительно толкнул приятеля в поясницу, насмешливо фыркнул вслед, а Егор был уже на крыльце, рванул на себя зачем-то закрытую Романом дверь и ввалился в душную комнату. Темно, как под водой, ни черта не видно, странно, что Роман не включил свет, вот же выключатель, это всем известно. Пошарил ладонью по стене в поисках кнопки и остановился, заметив, как в темноте шарахнулись в разные стороны две тени. Одна ломанулась к окну, раздался треск, звон, захрустело старое дерево, а вторая кинулась навстречу. Егор только успел заметить, что она огромная, разлапистая, как медведь, и такая же вонючая, как в переносицу врезалось что-то холодное и тяжелое, и перед глазами померкли остатки света.

Действительность возвращалась фрагментарно: сначала звуки, потом запах, мерзкий, удушливо-кислый, потом Егор почувствовал, что ему очень неудобно лежать на чем-то жестком и вдобавок холодном, потом стало еще холоднее и почему-то сыро. Зрение восстанавливаться упорно не желало, перед глазами было темно и мутно, и Егор уже всерьез решил, что так будет всегда. Потом сообразил, что со зрением порядок, просто в комнате до сих пор так и не включили свет. На лицо полилась вода, Егор замотал головой, зажмурился от боли, и поток прекратился. Зато появилось что-то длинное, белое, оно светилось в темноте и неярко поблескивало перед самым носом, и Егор, наконец, сообразил, что это серебряная цепь и что Игорь стоит рядом с ним на коленях.

– Ты как? – раздался шепот из темноты, кожу под нижней челюстью профессионально сдавили холодные мокрые пальцы, Егор дернулся, и захват исчез. Врач, что с него взять, первым делом решил пульс проверить, после того как пациент в себя пришел. Кстати, что это было? Уж точно не Роман, он на приятеля зол, конечно, но чтобы вот так, в лоб из темноты и сразу вырубить… Хотя черт его знает, чужая душа потемки.

Егор кое-как сел, привалился к стене, еще немного помотал головой. Боли нет, но гудит зверски, и подташнивает вдобавок, что уж совсем никуда не годится. Егор переждал очередной спазм и приоткрыл глаза. Ничего не изменилось, только тьма стала мутной, серой, на полу лежали четкие белые полосы, и, присмотревшись, Егор понял, что это через открытые окна светит луна. Осторожно повернул голову вбок, присмотрелся – на пороге сидит Игорь, цепочка у него на шее светится жутковатым голубоватым светом, точно живет своей жизнью или как тот волшебный меч, мертвецким сиянием предупреждает о близости врагов. Игорь дернулся, точно его оса ужалила, подобрался к Егору на четвереньках и спросил, еле сдерживаясь, чтобы не стучать зубами:

– Как ты? Цел? Голова как – кружится, болит?

– Нормально, – проговорил Егор, глядя не на бледного даже в темноте приятеля, а ему за плечо. У стола рядом с перевернутым стулом лежало нечто громоздкое, плотное, лежало неподвижно, и от него жутко воняло той самой кислятиной и тошнотворным запашком давно немытого тела. Игорь обернулся, глянул туда, потом на Егора, потом отполз обратно, и от неловкого движения по полу что-то покатилось с гулким звуком.

– Что там? Кто это меня так, – Егор уже почти пришел в себя, разглядел в темноте на полу откинутый к печке топорик, тот самый, которым Роман недавно рубил дрова для костра. Прислушался к себе – голова побаливает, но терпимо, а тошнит не от боли, а от мерзкой вони, что шла от непонятного происхождения кучи.

– Он, – Игорь мотнул головой в ту сторону, помолчал и добавил:

– Бутылкой, я видел, а потом…

И замолк, скорчился на пороге, и по всему было видно, что он пытается справиться с собой, но получается неважно, зубы явственно постукивают, а голос дрожит.

– Кто это? – Егор аккуратно поднялся на ноги, постоял у стены, выжидая, что будет дальше. Ничего страшного не происходило, в голове гудело, и зверски болела переносица, но удар, видимо, пришелся, выше, точно между бровей, и там, надо полагать, скоро появится здоровенный «фонарь», если уже не появился. И его происхождение надо будет как-то правдоподобно объяснить и Рите, и матери, и начальству, что трепетно относилось к внешнему виду подчиненных. Но это после, сейчас надо разобраться с другим.

Егор отклеился от стены, подошел к смердящей куче у стола, наклонился. Игорь незаметно оказался рядом, только с другой стороны, и они оба смотрели то на неподвижного человека, то друг на друга.

– Кто это? – повторил Егор, точно от ответа что-то зависело, да ответа и не последовало. Игорь помалкивал, по привычке намотал цепочку на палец и прикусил его, потом наклонился и потянулся к шее лежащего.

– Погоди, – остановил приятеля Егор, – свет включи. И топор подбери, мало ли что.

Хоть «гость» и был один, но ростом был примерно с Егора, а комплекцией даже превосходил, но был скорее рыхлым, чем накачанным, посему ждать от пока смирно лежащего дяди можно было всего.

Игорь бесшумно шагнул к стене и, судя по звуку, выкинул топор во двор на траву. Потом вернулся, щелкнул выключателем, и Егор зажмурился – свет слабосильной единственной лампочки после темноты резал глаза. А тот, на полу, хоть бы что, так и лежал себе мордой в собравшийся складками полосатый половик, и Егор видел только, что одет дядя в красные шорты типа «семейники» до колен, черную с белыми полосками футболку и резиновые тапки, причем один еще держался на ноге, второй валялся аж у подоконника. И что на затылке у дяди что-то вроде здоровенного нарыва или нароста, как гриб на старом дереве. Присмотревшись, понял, что это никакой не нарост, а банальный пучок из волос, собранный и заколотый хитрым способом и неведомо как державшийся на голове. Больше ничего интересного не усматривалось, и Егор шепотом сказал:

– Эй, дядя. Ты чего тут разлегся? Хорош, кому сказано…

Ответа не последовало, дядя и ухом не повел, лежал, поджав под себя руки, и на раздражители вроде толчка в плечо и предложение убираться куда подальше не реагировал. Игорь маячил у Егора за спиной и продолжал грызть палец, укусил цепочку, но, кажется, и сам этого не заметил. Дело принимало дурной оборот, дядя на полу явно не просто так дурака включил или прикорнуть решил. Егор перешагнул его, наклонился, взялся за плечо и кое-как перевернул на спину. Отшатнулся, задержал дыхание – вонь была вовсе уж невыносимой, но на бомжа дядя на первый взгляд не походил. Высоченный, под два метра ростом, рыхлый, резинку на шортах распирает волосатое брюшко, рожа… Рожа из кошмарного сна пятиклассницы: бородатая, оскаленная, волосы надо лбом держит какая-то конструкция наподобие девчачьего ободка, глаза приоткрыты, на левом виске дыра. Или кажется?

Егор, преодолев тошноту, наклонился, присмотрелся получше. Нет, не показалось, башка у дяди пробита, по краям раны видны осколки костей, кровь уже свернулась и не течет привольно, как минут десять назад. И лужа на половике тоже запеклась и поблескивает тошнотворно в свете тусклой лампочки.

– Кто это его? – хрипло спросил Егор и отошел на шаг, отвел взгляд в сторону. Теперь он видел только стол, тарелки на нем, бутылки, стаканы – все, как было часа полтора назад, когда они сидели тут втроем, только давно все остыло, а одна бутылка валяется на полу, рядом лужа, тоже темная, рядом две тарелки, и рама на окне висит косо, точно вырвал ее кто с корнем.

– Отойди, – ожил Игорь, уверенно подошел к лежащему, встал рядом с ним на колени и принялся искать пульс на шее под нижней челюстью. Посидел так с минуту, пальцы убрал, оттянул «пациенту» нижнее веко сначала на правом, потом на левом глазу, зачем-то подержал за запястье, положил корявую, с грязными ногтями руку на пол и отошел.

– Я, – услышал Егор, повернулся к Игорю. Тот подпирал стенку у двери и снова крутил свою цепь и смотрел куда-то в окно. – Я следом за тобой шел, видел, как он на тебя с бутылкой бросился, видел, как ты упал. Я топор схватил и обухом по башке ему врезал. Тут еще второй был, помладше, как мне показалось, он через окно удрал. А этот готов.

Игорь показал на неподвижного дядю и сел на порог. Егор, плохо соображая, что происходит, водил головой вправо-влево. Что получается: этот товарищ забрел на огонек и, хозяев дома не обнаружив, решил поживиться чем бог послал. А хозяева вдруг вернулись и застукали его, вернее, их, если Игорю не показалось. И что им оставалось? Бежать, что второй по-быстрому и оформил, бросив своего вонючего друга.

Егор подошел к телу на полу и быстро обхлопал карманы красных штанов. В одном обнаружились два мобильника – Егора и Игоря, во втором – банковская карточка врача-бюджетника, и хорошо, если на ней было рублей двести, но тем не менее. Деньги также нашлись, там же, где и карточка, а заодно на диване Егор заметил и свою выпотрошенную сумку на длинном ремне и борсетку Игоря. Ну, вот, теперь все понятно – эта парочка прилетела на запах легкой добычи. Дверь-то они не закрыли, когда на речку пошли, да что там дверь, когда калитку чуть ли не настежь открытой бросили. Вот и получили на свою голову.

– Он готов, – повторил Игорь, – я его убил, это труп.

– Да ладно тебе, – сказал Егор, – он просто без сознания, полежит, встанет.

Говорил, а сам понимал, что дело дрянь, этот, на полу, действительно готов: дыра в виске, застывшая рожа, неестественная поза говорили сами за себя.

– Не встанет, он скоро окоченеет. Я же врач, – спокойно заявил Игорь.

– Ты по психам специалист, – цеплялся за последнюю соломинку Егор, но и ту через мгновение выдернули из рук.

– У нас терапия тоже была, и труп от живого отличить могу. У него рефлексы отсутствуют, я проверил. – Игорь обхватил голову руками и закрыл глаза, принялся раскачиваться на пороге. Смотреть на него было неприятно, но все лучше, чем на труп бородатой твари, загромоздившей полкомнаты. По губам побежала теплая солоноватая струйка, Егор облизнулся, запрокинул голову и сел рядом с Игорем, выжидая, когда остановится хлынувшая из носа кровь.

– Туда ему и дорога, – гнусаво пробормотал он, даже приблизительно не представляя себе, что делать дальше. Надо бы куда-то позвонить, сообщить, вызвать приличествующие случаю службы, чтобы те вывезли вонючую дрянь куда подальше, куда их таких вывозят. А заодно и забрали с собой Игоря, который ловко перевел домушника из разряда живых в списки безвременно усопших.

– Меня теперь что – посадят? – откликнулся на мысли друга Игорь, – а как же… Как же Лариса, свадьба… Ведь все готово, роспись в среду… Егор, что делать, а? Что делать?

Апатию и спокойствие как рукой сняло, Игорь вскочил, кинулся зачем-то во двор, прибежал с топором и принялся оттирать его первой попавшейся под руку тряпкой. Отшвырнул ее, забегал по комнате, споткнулся о ноги убитого и налетел на стол. Посуда и бутылки полетели на пол, тарелка с колбасой свалилась на живот убитого, куски шлепнулись в темную лужу у его головы. Игорь шарахнулся назад и вскрикнул от боли, когда Егор аккуратно заломил ему руки за спину, отобрал топор и швырнул его через порог во двор.

– Тихо, тихо, – он потащил Игоря следом, выволок из дома, толкнул к машине, – тихо, не ори.

Игорь плюхнулся на траву, отполз к колесу «Тойоты», привалился к нему и заорал так, что с березы слетели угнездившиеся на ночь вороны:

– Что делать, что? Его же убрать надо, он скоро протухнет на такой жаре! Может, дом поджечь? – вскинулся Игорь, попытался подняться, но Егор толкнул его обратно. Но идея с поджогом дома уже вцепилась липкими когтями в помутившийся разум невольного убийцы, Игорь вскочил легко и бросился к дому, но Егор успел подставить приятелю подножку, и тот растянулся на траве.

– Уйди! – заорал он, видя, что Егор подходит ближе, – уйди, не лезь! Не мешай мне… – и зажмурился от пары хороших пощечин, а потом еще от нескольких, затих, сел на траве, поджав колени и глядя в одну точку перед собой. Луна теперь светила сбоку, на траву падали острые причудливые тени, они жили своей жизнью, шевелились и мелко подрагивали и, казалось, вот-вот оторвутся от источников и прошмыгнут к забору.

– Тихо, – повторил Егор, – не ори. Что-нибудь придумаем.

* * *

Суд состоялся через два месяца, в конце сентября. На первом же заседании выяснилось, что убитый Игорем грабитель – некто Яковлев А. А., безработный, ранее не судимый, отец семерых детей, проживал в той же деревне, через два дома от Игоревой дачи. Дом снимал, так как своего жилья не было и не предвиделось, промышлял чем придется, чтобы прокормить такую ораву и вечно беременную жену, а пользоваться контрацептивами отказывался по религиозным соображениям. Тетка неопределенного возраста с редкими серыми волосенками и бесцветной мышиной мордочкой, истасканная, как швабра в пионерлагере, постоянно рыдала, норовила свалиться в обморок, а в периоды просветления поведала суду, что ее муж пришел в дом Игоря, чтобы попросить денег детям на молоко. Пришел со старшим сыном, попросил вежливо, а злые пьяные люди огрели многодетного отца топором по голове, и хорошо, что старшему сыну, надежде и опоре осиротевшей семьи, удалось вырваться из лап алкоголиков и убежать. Убежать с добычей, как выяснилось, у молодого человека обнаружился телефон Романа – тот забыл его в запале, когда уходил из дома. В суд он не пришел, как и Рита, как и Игорь. Его допросили как свидетеля и на заседание не вызвали, поэтому приговор Егор выслушал в одиночестве. Три года за причинение смерти по неосторожности, и то адвокат потом сказал, что это победа – за многодетного грабителя могли дать и больше, да менты повели себя как люди. Описали все, что оказалось в карманах трупа, нашли владельцев и выяснили все досконально – где пропало, когда, при каких обстоятельствах. Плюс учли заявления деревенских, тоже достаточно нахлебавшихся от благочестивой на первый взгляд многодетной семейки, жене Яковлева пригрозили лишением материнских прав за антиобщественный образ жизни и за ненадлежащее выполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетних, и дело объявили закрытым.

А Егора увезли еще через неделю, увезли на три с половиной года отбывать за убийство, три с половиной года в обмен на клятвенное обещание Игоря сделать все, что ему скажут. «Мать на тебе и Ритка, проследишь, чтобы все у них нормально было, чтобы тварь какая близко не подошла. Денег им дашь, если понадобится, где возьмешь – не моя забота» – этот разговор во дворе дома, где за дверью лежал труп, разговор при полной луне, катившейся к дальнему лесу, Егор помнил до мелочей. А вот все, что было потом, в памяти не отложилось: мелькали несвязанные куски, фрагменты разговоров, чьи-то лица, заплаканная бледная мать в зале суда, и чужие, кругом чужие, ни одного знакомого человека, сплошь любопытные и случайные люди. Может, так и должно быть, может, так и надо, и Ритке нечего здесь делать, и Роману тоже, да он, поди, ничего и не знает или зол на приятеля до сих пор. И уточнить все, узнать досконально, выяснить и расспросить их он сможет лишь через три года, даже через три с половиной. И это только кажется, что ждать долго, по словам адвоката, Чалову Егору Сергеевичу крупно, просто сказочно свезло, и за такой срок он должен всех богов, что есть на небесах и под землей, денно и нощно благодарить, и времени у него на это впереди предостаточно.

* * *

Каждый, кто работал сутками, знает, что самый поганый час – последний, двадцать четвертый по счету, хуже него только работа в новогоднюю ночь. Именно так утверждали новые коллеги, и Егору это правило только предстояло проверить. Сам он трудоустроился лишь три месяца тому назад, чем порадовал участкового, при каждой встрече намекавшего, что пора бы вновь стать полезным для общества или хотя бы попытаться. Егор честно пытался, аж два раза – сначала хотел вернуться на старую работу, но от ворот поворот дали незамедлительно, бывший начальник даже по телефону обсуждать ничего не стал, сразу распрощался и положил трубку. И вторая попытка, через месяц, по найденному в местной газете объявлению: «коттеджному поселку требуется охранник».

Три года назад, как и десять лет, как и пятнадцать, как и задолго до рождения Егора на этом месте был сосновый лес, река и широченные луга по обоим ее берегам. Но изменилось все стремительно, круто и решительно – за внушительным забором скрывался, можно сказать, целый микрорайон для состоятельных господ. Микрорайон со своими дорогами, улицами, магазинами в количестве трех штук, гипермаркетом, конноспортивным комплексом, салонами красоты, ресторанами, клиникой, олимпийским бассейном и вертолетной площадкой. Последнее вызывало особое изумление – до Москвы от поселка полсотни километров, не считая собственной, ровной, как полированная доска, дороги примерно семи с половиной километров длиной. Впрочем, проживавшие за забором господа явно были не из тех, что будут покорно торчать в пробках. Пользоваться спецсигналами им то ли скромность не позволяла, то ли другие соображения, но воздушное сообщение между мегаполисом и поселком под соснами почти не уступало наземному. А ровная, как кусок немецкого автобана, невесть откуда взявшегося на просторах русской Средней полосы, дорога упиралась в ажурные высоченные ворота, дальше виднелись чистенькие административные здания и за ними – собственно коттеджи, выросшие под вековыми соснами. Дальше, как помнил Егор, была река с песчаными берегами, но воспоминания ими так и остались – дальше помещения для охраны путь был закрыт. Тесты Егор прошел влегкую, а как дошло до оформления, всплыла судимость, и потенциальному охраннику указали на дверь. Это было последней каплей, обида и горечь захлестнули, накрыли с головой, и Егор уехал на дачу, жил там месяца полтора один, осенью, когда и дачники все разъехались, и в поселке остался только он, глухой сторож-пенсионер и несколько бездомных псов.