Текст книги "Империя Машин: Старый Свет"

Империя Машин: Старый Свет
Кирилл Кянганен

© Кирилл Кянганен, 2023

ISBN 978-5-0060-3207-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ОТ АВТОРА

Дорогой читатель! Тебе предлагается погрузиться в антиутопическую вселенную империи Севергард. История повествует о темных веках некогда могущественной Страны Машин, сочетающей достижения технического прогресса с изощренной системой идеологического воздействия на сознание людей. Севергард разбит на части. Блага цивилизации принадлежат центру. Вся остальная зона относится к периферии, куда сселяют неудобных горожан, а, так же, тех, кто не разделяет общего настроения по переделу мира.

Главный герой – армейский офицер Дион, выпускник Бюро Нормоконтроля, свято верящий в идеи эволюции и всеобщего империализма. Но как его убеждения справятся с приближающейся войной, развалом семьи, гибелью товарищей и последующим забвением? Пойдет ли он против собственного мировоззрения, оказавшись в суровых условиях умирающих земель, или же сохранит преданность государству?

Книга может читаться как продолжение, так и в качестве самостоятельного рассказа.

Глава – 0 – Пролог

«Род людской, уверовавший в свою исключительность, заполонил землю. Он плодился безмерно, подчинял себе законы природы, присваивал и отнимал, распоряжаясь судьбами мира. Переделывал под себя, чтобы стать его единственным господином, независимым от череды случайностей и неудач. Он стремился избегать осознания смерти, конечности, абсурда и отчаяния, веры, двуликой надежды. Всего, что не давало гарантии в грядущем преобразовании действительности. Всего, что препятствовало его личной нужде. Однозначность, определенность, прогресс – три блага, три столпа воспеваемые цивилизацией. Однако, власть, приобретенная человеком, не ограничилась господством над естественным миром и перешла границу, различающую существование вещи и жизни. Это пагубное влияние по подавлению природы, проникало в малейшие лакуны нашей души, завоевывало наше доверие, уважение и почитание, пока не распространилось и на людское сообщество. Оно стало тем, что ныне мы зовем Истиной. Наше частное, пререкающееся, несовершенное, мелочное законодательство превратилось в манифест мирового порядка. Технологический, экономический и социальный прирост стали самоцелью, а отдельный индивид – средством ее осуществления. Все, кто не заслуживались называться Человеком – попадали в кабалу, изгонялись из общества и подвергались самой суровой каре – клеймению, постоянно напоминающему свое отвергнутое положение. Само жизнеустройство перевернулось с ног на голову. Ценность исполнителя на конвейерной ленте превысила значимость творчества, жизненного порыва, свободы и вневременной нравственности. Последняя стала определяться соблюдением трудовой дисциплины. Эмоции, фантазии, чувства и переживания – этот необозримый калейдоскоп всего, что делает человека человечным – уступили место качествам, необходимым для формирования сверх-индивида. Существа, чуждого жизни, неспособного к диалогу, измеряющего себя по эффективности и занимаемому положению. Экономическая стоимость стала эквивалентом правил современного мироустройства. Голый интеллект разложил природу на элементы, химические реакции и физические законы, обезличив проявления ее многообразия. Человечество заглушило в себе совесть, и мир отплатил той же монетой. Техногенной катастрофой, развалившей Эго людское на части. Просветители – новые владыки эпохи распада, Рассветная Скрижаль – тень подвергнутой изгнанию религии и этики. А Страна Машин – отражение былого величия доигравшегося ложного Бога – так говорил пророк» (цитата из откровений Эферии).

Глава – 1 —

«Эй! – донеслось отовсюду, и ниоткуда одновременно, – где я?». Сумрак слегка расступился, позволяя вопрошающему разглядеть босые ноги. «Холодно». Пол был залит чем-то вроде застывшего мазута. Нащупав хлипкую бесформенную опору, он продвинулся вперед. Конечности с трудом держали вес тела. Неподалеку трещал одинокий лучик, пробивающийся сквозь пелену. «Огонь!». Каждый шаг вызывал расходящиеся от стопы концентрические круги, будто человек ступал по сухой воде. Он замедлился, чтобы образовавшиеся «волны», не потушили пламя. А когда они успокоились, сместился в сторону света. Ближе… Человек потянулся к нему, как ребенок к желанной игрушке. Кожу согревало слабое тепло, источаемое… лампадкой? Чувство подсказывало: остерегайся! Но он доверчиво поднес ладонь, принимая в руку маленькое сияющее создание. Он накрыл его второй ладонью и ощутил, как по плечам потек приятный жар.

Мгновение спустя раздался тоненький писк. Человек в страхе приоткрыл ладонь. Сквозь пальцы из лучика улетучился дым, а бесплотное тельце растворилось в мокрое пятно, растекающееся по мертвецки бледной коже.

Но вот, парой метров дальше, искрился еще один!

Человек задумался, но пробравшийся за ворот ледяной ветер, толкнул вперед, как бы намекая: «действуй». Вот он подкрадывается к ничего не подозревающему светлячку, и хватает, получая желанное тепло. Свет гиб, попадая в его объятья, но силуэт человека впитывал в себя жар, словно топка, принимающая бревна. На считаные секунды по жилам пробегала истома, мягкое блаженство, окунающее в сказочные грезы. Он будто выпадал в иное измерение звездных сфер, чтобы затем, быть вырванным холодным зовом могилы. Каждое пойманное существо продлевало его еле теплящуюся жизнь, однако, он ни на шаг не был ближе к цели… Какой? Холод подгонял, обрывая раздумья. Человек ощущал, как коченеет тело. Как оно теряет пластичность. Цементируется, становясь все больше похожим на статую. Жгучий лед подбирался к горлу, стремясь погасить тлеющее подобие жизни. Если он сохранит темп, то вскоре исчезнет. На плечо садится светящийся шарик, кажется ему любопытно… Удар ладонью размазывает его нутро по поверхности. Пыльца впитывается в кожу. Человеку дается отсрочка. Он согрет.

Осмотревшись, он решает работать на опережение. Его движения ускоряются, походка обретает уверенность, а руки – хватку. Шаг за шагом он ловит бесплотных светлячков, лишая их жизни. Он охотится, скрываясь в темноте. Выжидает добычу. А когда ему удается незаметно подкрасться к свету – наносит роковой удар. Смертельный голод отступает. Но пора утолить жажду про запас. Человек ищет скопления блуждающих огоньков, отлавливает тех, кто не успел выскользнуть меж пальцев, и поедает.

Под конец он вовсе позабыл, в каком направлении шел, лишь жадно впитывал в руки свет, ощущая нарастающую мощь. Он впал в азарт. «А ну – стой», «Иди к папочке», «Скорее!», «Хватай!», «Получай!», «Да, да, да!». Казалось, он наслаждался, разрывая хрупкие эфирные тельца и выдавливая из них дух. Своей смертью они приносили связность, осмысленность его бесконечной гонке, ведь каждый узловой маршрут – светлячок – выступал точкой стяжения энергии. Человек не знал, ни того, кто отвел ему эту роль, ни что такое – этот сумеречный мир, ни он кто он сам. Не понимал чувств, не ощущал тела. Он находился в страшном неведении всего, что огибало его существование. Думается, если бы ему и было предоставлено довольство, оно не исправило его бедственного положения. И это прекрасно иллюстрировало его переживание. Как только он прерывал пиршество, силы развеивались, как дым по ветру. «Дым! Точно! Надо следовать за дымом». Стены углублялись, стирая границы неизмеримого пространства. А он – что он? Маленький червь, приуроченный к ничтожному уголку необъятной вселенной темноты. Все что он знал, вернее, ощущал – недалекую близость смерти, ежесекундно напоминающую о себе проникающим в легкие холодом. Какое незавидное время! Приземистая тщета, равняющаяся с землей. Со всех сторон его ограничивало несравнимое пространство величин, где он – песчинка на краю океана, мимолетный отпечаток, канувший в вечности. Каждый вздох ледяного воздуха свидетельствовал о зыбкости его существования. Но светила манили ангельским, Поднебесным жаром, и он проглатывал светлячков один за другим, упиваясь точно сорванными растениями. И вот – виднеется завершение. Последнее светило. Оно – и неизбежность конца, и остаточное лето жизни. Он ощущает последствия своих поступков, ибо наполовину слеп: тьма совсем рядом, она дышит ему на затылок, и некому разгонять ее. Поэтому, в человеке не таяла надежда на нечто за этим сумеречным миром.

Однако, едва он сделал шаг, наклонившись к распускающемуся цветку, как дым сгустился, поглощая единственный источник света. И темная завеса повергла «преступника» в ничтожество пустоты. Он боялся вечного удела одиночества, безлюдной камеры смерти, полной бедствий и непрекращающейся скорби. Холодного мира мертвых. Как рассеять сомнения, когда черный снег окружает время, застывшее в неподвижности? «Покажись… Яви бушующее в тебе пламя» – он поднимает кисть и видит, как его руки огибают черные плети, сочащиеся из груди. Достаточно произнести имя, и жар высвободится наружу. Но имени нет, и молчание сковывает пожирателя света. Он холодеет.

Треск.

Пол покрыт битым стеклом. Куда ни ступишь – кровоточит земля… Липкие лужицы омывают его ступни. То вытекает кровь? Но он не ощущает боли, лишь холодное прикосновение льда к обмороженной коже. В чем же дело? Человек озирается, ища подсказки. От края до края повсеместно расстелено стекло. И нет границы преломленным отражениям. Этим уродливым обрывкам чьих-то невнятных очертаний. Человек сгибается по пояс, берет осколок и подносит к глазам. «Никого?». Только чернота. Невыносимый холод пустоты и заброшенности. Он выпустил стекло и приблизился к окну. Минутой ранее комната была слепа, а сейчас в ней образовался мутный ночной «просвет». Он кладет ладонь на раму. Видит, как к чернеющему небу возносился дым. Улицы? Никаких, одни тени. «Где Я?». Он дома посреди пустыни в умирающей галлюцинации жизни. Это Город-призрак, видение, пережитки прошлого. «В чем твоя необходимость? Отвечай!» – крикнул человек, не выдерживая пустоты. «Гляди на свои старания» – донёсся приказный тон, и пленник, не смея шевельнуться, смотрел на клубы обволакивающего небо дыма. Оцепенелый, мертвый, беззащитный, с потухшим взглядом закоренелого невольника, смирившегося с судьбой. «Где же ты – Надежда?» – шепнул он, и видение обрушилось, придавливая прозрачными стенами.

Иногда человек вваливался в незнакомый амбар. За окном угасала поздняя осень. Он прятался под гнилыми стогами сена, не в силах удержать тепло. Этот мир отталкивал. Здесь хрустели кости, ломило суставы, одолевала головная боль, жар, голод… При мысли о последнем его перекинуло в какую-то заброшенную подсобку. Человек отчаянно грыз затвердевший ломоть хлеба. Разбухло воспаленное горло, кровоточили зубы. Принюхался: несло сыростью и пометом. Слева опрокинут медный таз, под ним —расплывающаяся лужа. Он выполз из-под навала и прильнул к земле, слизывая влагу. В голове тупо вертелось единственное слово: «жажда». Повторение, сплошное повторение. Он словно попал в замкнутый цикл нескончаемого кошмара, прерываемого редкими впечатлениями настоящего. Обросшее корыто, рядом затвердили незнакомые голоса. Человек с испугом отложил хлеб, и втянул голову в укрытие. Говор повышался, но он не мог разобрать языка и вникнуть в суть сказанного. Одно он знал наверняка – надо скрываться. И, подтянув ноги, втиснулся в узкий лаз, выкопанный под трубопроводом. Злые чудища посетили его убежище. «Разворошили уютное гнездышко!». Он со слезами на глазах смотрел, как они топтали рисунки, мяли его драгоценный плащ…

Человек проваливался в глубокую пучину. Затем, подхватываемый горным потоком, несся не ведая куда. Горы, скопления мелких деревень – целиком купались в пекле. Всюду вспыхивали вулканы, горизонт заливала удушающая темнота. Бесчисленная плеяда всполохов пламени разверзла землю, терзаемую гигантской механической рукой. А вдалеке – огненный дождь, сменяющийся ледяным градом. Прорва островов помельче, затмеваемая массивными, покатистыми волнами. Густые, непроницаемые тучи. Они стремительно несутся на него – неподвижного зрителя. Острые как клинки пасти метят в глаза. Мириады… воронов? Черные птицы рассеиваются по складным улицам, срывая кожу. Под ней – прах. Кажется, эта часть была не из его видения… Оторванная от целого, привнесенная со стороны неведомой, буквально магической силой, она вклинивалась в душу, выбивая из мозга остатки восприятия. Что это: след чужого сознания или безумное предположение о происхождении мира? Эта двойственность – единственная определенность, которую он достоверно ощущал, проживая опыт потерянного в запределье… мертвеца? Этот отрывок принадлежал кому-то другому. Странная фигура в черном плаще стояла на границе сумеречного города – зоны полнолуния, где все расплывалось в неясности, таинственности, страхе, ужасе, и… Бездне. «Нет!» – человек отшатнулся, и наваждение пропало. Он стремился отделаться от кошмара. Инородного тела, влезшего в голову, но не мог преодолеть его гипнотического воздействия. «Чего ему нужно?!» – но не успевал неизвестный докончить вопрос, как его подбрасывало обратно, и кошмар сумеречного города начинался сначала. Человека швыряло в бешеный водоворот распадающейся жизни и гиблых земель. Времена праистории и головокружительного конца. Снова налет воронов, снова воплощаются тени, протягивающие свои могучие щупальца, выкарабкаться из коих не представлялось возможным. «Я застрял, я застрял, я застрял!». Вращение калейдоскопа событий ускорялось, он едва успевал адаптироваться к пространству, как оно – извращалось в бесформенное и убиенное, захлестывая малейшие признаки сознания. Бездна втягивала, извергая пенящиеся столпы темно-синей лавы. И тогда, наконец, он завопил: «Я не хочу этого видеть! Не хочу-у-у-у!» – и безысходный ужас закончился. Он очнулся в какой-то обветшавшей сарайке. С недоверием осмотрел собственные ладони. Сжал кулаки, расслабил. Хрип. Похоже, пересохла глотка. Он робко огляделся. «Вода!». У загона рядом с вилами располагалось пойло. Человек медленно подошел к чану и окунулся в жижу с головой. Подобно свинье, он смачно нахлебался воды, пока ее тяжесть не придавила до боли желудок. Освежившись, он глянул на полированное дно. Там мелькало отражение заросшего мужчины. Человек с недоверием ощупал щетину, впалые глаза. «Значит… это я? Это… мое тело?». Он не узнавал лица, не помнил, откуда он, куда направляется, в чем его цель? Но твердо был уверен в одной крайне сомнительной гипотезе. Она буквально просверлила его мозг насквозь: чтобы избежать смерти, надо быть захваченным чем-то потусторонним, не связанным с личностью. Так, прежде чем умрешь и рассыплешься… ты перейдешь в иную форму и продолжишь жить, став чьим-то призраком. Ничто не затронет тебя: ни голод, ни память, ни скорбь. Уклончивое стремление, именуемое инстинктивным порывом, тщательно оберегало оболочку его разума от собственного тления. Определения, овеществления, окаменения. Он не знал «кто он», и не желал признаваться себе. Гнал тягостные мысли прочь. Проникнуть в тайны судьбы? – проблема выше его понимания. Забота, шаг навстречу свету… Переулок в никуда – вот то, что он видел собственными глазами, и оно подлинно, а иное – и вовсе не существует. Непрерывное навязчивое движение, активность, «плодотворность» – как говорят миссионеры вселенского порядка… «Смерти обязаны мы нашим многообразием. Лишь изгоняя пустоту, отрицая основу, человек двигается… Или бежит вперед? Прочь от призраков прошлого. Неравномерность ставится нам в заслугу, а последовательность – в укор. Мы должны нарушать правила, чтобы творить жизнь, и горе тому, кто отказывается следовать нашему новому завету… Его исключают из общества, выставляют наедине с превосходящим, совершенным противником. Кому молиться, когда молчат Боги? Когда небосвод отзывается слезами попранных смертью младенцев, детей и стариков? Хватит детской философии… Никакое „мы“ не прорвет бесконечную петлю. Смерть расставит по своим местам и гордыню, и самодостаточность, и общность, и закон, и порядок, привнеся „злополучный“ хаос, катастрофу человеческого эго, разбухшей рациональности и эстетического представления». Он – чужак в постороннем мире, сухой листок, оторвавшийся от дерева и кружащий по ветру. Олицетворение прошлого, лишенное жизни и намерений. Вороша себя в поисках счастья – этой незыблемой точки опоры, он рисковал обратить собственную душу в труху, но кто мы есть без воспоминаний? Без тягостного давления ставшего над нынешним становлением? И, потому человек принялся фантазировать. Все сожаления, в сущности, одинаковы. Раз нет никакой надежды, почему бы не создать ее самому? Для определенности, «свободного» тягла следовало наполнить временные разрывы, которые вычеркнуты из его памяти. Лакуны не заполнятся сами, как и младенец не сделает и шагу без предварительной подготовки. Ему должно ошибаться, чтобы вырасти. Так кем же он станет? Пережитое отброшено, будущее – неизвестно, остается спонтанность настоящего. «Сегодня я буду плотником» – подумал он. Человека сейчас же заклонило в сон. Кое-как он успел подложить рваный мешок, и отключился, переносясь в ремесленный цех. «Поддай жару!» – раздалось из-за угла, и он послушно надавил на меха, так словно занимался этим всю жизнь. Тело защищала плотная синяя роба, изнутри залитая клеем. Непривычно низкий потолок мешал расправить спину, и он сгорбленный, но удовлетворенный, возил тележки с углем, начинял фляги специальным раствором и поддавал тепла в плавильню за стеной. Все происходило автоматически, без вмешательства сознания. Обучение делу продвигалось с неуловимой быстротой. Только он брал в ладонь предмет, как в голове зарождалась россыпь ассоциаций и готовых схем его применения. Это было и странно, и любопытно: являться кем-то другим, при этом осознавая то, что он – «исполнитель» – не я, но имея в распоряжении весь инвентарь опыта и багаж знаний первого. Ночная смена длилась ровно двенадцать часов. Поутру он очнулся в подворотне, жующим мох на каменной оградке. Однако, приобретенные навыки никуда не делись, и человек быстро смастерил себе укрытие от накрапывающего дождя. Значит, он так просто овладел кузнечным и плотническим ремеслом? «Метка Странника» – проскочило в голове.

Все оставшееся свободное время человек мастерил изделия из подручных средств. Сны перешли в обыденность, а человек испытывал неясное беспокойство, когда не мог себя чем-то занять, поэтому постоянно в его руках мелькало какое-нибудь новое изделие. Конечно, в отсутствии нормальных инструментов, он испытывал значительные трудности, но компенсировал это усердием и трудолюбием.

Как-то раз его случайно (или нет?) заметил дворянин в сопровождении городской стражи. Впечатленный искусным исполнением резьбы по дереву, он выкупил один из экземпляров древесной трости и порекомендовал человека на зачисление в столярную мастерскую. Солдаты выказали возмущение, упоминая какие-то проблемы с древесиной, но, похоже, дворянин был не в настроении и просто махнул рукой. «Нет, так нет». Воодушевленный успехом, человек начал приторговывать самоделками, пока его не погнали через весь город вооруженные стражники. Оказалось, он незаконно спиливал редкие виды вымирающих пород и пускал их под станок, который присвоил себе накануне, посчитав находкой. Погоня вышла короткой. Неверный поворот – и он в тупике. Ловит палочные удары. «Выбив дурь», а с ней – и парочку зубов, ему позволили уйти.

Не держали ноги, ныло побитое тело. Вдобавок, он лишился нажитого, скромных запасов еды и питья, но самое важное – «безделушек» – как выразился поймавший его за ворот стражник, когда беглец вернулся к своему жилищу. Он больно лупил убегающего преступника, пока тот не извернулся, остудив пыл нападавшего булыжником. Ощутив, что он перешел черту, человек бросился наутек, подволакивая ногу. Он чудом избежал расправы. Слепая удача избрала «спасение», оставив нарушителю открытый канализационный сток.

Тогда человек подумал, что надо научиться самообороне, и, после приема украденных у лекаря обезболивающих, погрузился в новую личность.

Глава – 2 – Старый Свет

Темные руки прижимают винтовку к груди. Солдат вместе с отрядом устраивал облаву на армию налетчиков, оккупировавших окрестности. «Выкурим паразитов! – выкрикнул старший офицер, – по моей команде…». Спиной прислонившись к баррикаде, солдат передвигался на крики. Вот он выглядывает из-за блиндажа. Слышны посторонние голоса. «Странно, пустынники ничего не подозревают». «Не зевать, капрал!» – раздалось над ухом, и в ближайшие насыпи полетели дымовые шашки. «Наступаем!». Он обнажил штык-нож и побежал сломя голову вслед за десятками вооруженных товарищей.

Осаждаемые бросились в рассыпную, занимая позиции на склонах, откуда их отстреливали засевшие близ укреплений штурмовики. Казалось, победа в рукаве, однако сопротивляющиеся не намеривались сдаваться. Нападавшие обступали захваченную деревушку, но налетчики перехватили инициативу, забросав в ответную световыми шашками. Тянуть было нельзя, вот-вот им взбредет в голову… Сверкнул луч прожектора, и на подступах солдаты обнаружили себя. А затем высунувшийся из бойницы пулемет скосил добрую половину бойцов, вырывая ошметки из бездыханных тел. И наступление захлебнулось. «Не мешкай! Вперед, вперед, вперед!» – подгонял капрал рядовых, сжимаясь от страха, так как знал, что последует за первой волной. Прогремел артиллерийский залп. «Рано, рано! Или…» – старший офицер оглянулся. Небо озарила алая вспышка, но на деревню не обрушился заградительный огонь. Грохот возник там же, где и утих, а снизу, с побережья посыпались многочисленные тени. «Диверсия!». «Капрал! Отходим. Нельзя пустить их за периметр!». Разведка ошиблась… «Предатели!». Наемники прибывали, заполоняя окрестности, но подкрепления из резервов не поступало. «Где вы, в бездну, застряли, сволочи!». Боевой дух был утерян. Затяжная война вытянула из имперцев последние крохи мужества. Чтобы остановить вторжение старший офицер, пригибаясь, пересек холм, плюхнувшись на живот рядом с капралом. Тот был ранен и оглушен. «Отлично держишься, капрал, – быстро проговорил он, – и потряс того за плечи, – давай, капрал! Соображай… – заметив тщетность попыток воодушевить бойца, офицер приуныл, – здорово они тебя пригрели». Еще раздавались выстрелы с оборонительных позиций. Офицер высунулся, дабы оценить обстановку и залег на дне ямы. «Не все потеряно». Он изъял из набедренной сумки психостимулятор и вколол капралу в плечо. «Слушай внимательно, солдат. Передаю тебе последнее поручение. Видишь вон ту вышку, – ему приходилось срываться на крик, – тебе предстоит марш-бросок. Тридцать минут – успеешь?». «Вспомогательные батальоны…» – начал тот, озираясь. «Не перечить начальству! Ноги держат? Молодцом! Исполняй приказ! И помни – никому ни слова!». Рядом громыхнуло – это наемники пальнули из корабельного орудия, вспарывая землю. Число защитников стремительно сокращалось. Пока они еще не заняли высоту и не знают о том, что берег практически незащищен. Но, стоит наемникам переступить периметр, как весь остров ляжет на ладони. Офицер сжал плечи капрала: «Просто доберись и скажи „можно пускать“, – он сорвал с манжета свой жетон, – смотри, не потеряй, иначе все – насмарку. Жертвы… Короче, Бегом!». «А вы?» – в ушах еще гудело, и он намеренно затягивал время. «Продержимся до твоего возвращения. Ни слова, понял? Это твоя личная ответственность» – и подтолкнул товарища в спину. Капрал сорвался с места. Пробежал мимо стрельбища, держась ближе к земле. Меж тем, наступавшие активно обстреливали засевших солдат, тесня на восток. Хлопок, и к подножию горы скатывается пара трупов. Он перескакивает через убитых и взбирается на горку, чтобы выйти из зоны прямого огня. Корабельные орудия дали залп, выбрасывая навесом тяжелые снаряды. «Как их не засекли на подходе?» – успел он подумать прежде, чем склон накрыла ударная волна.

Капрал вытянул руки, стряхивая сырую землю и сморщился, выплевывая грязный песок. Неподалеку доносились выстрелы, но так приглушенно, словно речь шла о километрах, разделявших его и войну. Он ощупал голову – из ушей стекала тоненькая струйка крови. Солдат приподнялся у откоса и глянул вниз. Корабли нападавших горели, но берег уже был отдан наемникам. «Башня…» – вспомнил он о задании, и заковылял к цели, влача раненую ногу. Наконец, выстрелы стихли. Он отдалился достаточно, чтобы передохнуть. Присел на камень, откупорил флягу. «Пустая, зараза» – осмотрел со всех сторон и заметил в защитной оболочке трещину.

Теперь наступавшим некуда отступать. Военные уничтожили их флот, а значит они пойдут в глубь острова – разорять и грабить его родные земли. Что скрывалось в той башне? Какое последнее оружие приготовил старший офицер от нашествия варваров? Вот у подножья мелькает знакомая униформа. «Подкрепление!» – он хотел предупредить их, но вместо крика из горла вырвался едва различимый хрип. Откинувшись назад, капрал проследил взглядом за удаляющимися товарищами. «На убой ведут…». Скоро наемники возьмут треть острова под контроль. Должна свершиться магия, чтобы заставить их пуститься в бегство. «Живей» – ударил он себя по щеке, и, накинув на плечо винтовку, вскарабкался на небольшой склон, откуда ему открылась шокирующая картина. Правый фланг – тот, что оборонял морской порт – был сдан. «Изменники!». Штрафные батальоны примкнули к противнику и уже рассредоточились по территории, устремляясь вглубь. Выбор непрост. Бросить своих, чтобы те задержали наступление ради призрачного шанса на избавление от захватчиков, или мужественно принять смерть рядом, понимая, что нет им спасения.

Он отринул дурные мысли. «Солдат, выполняй задачу!» и, набрав воздуха, спустился в пожарище. Бросок от укрытия к укрытию, прицельный выстрел – цель летит с обрыва. Капрал судорожно прячется за развалинами, вталкивая в магазин нарезные патроны, затем перезаряжает карабин и совершает бросок в сторону. Пули проскакивают мимо. Одна – сбивает каску, он падает оглушенный, но не сломленный. Отлеживается. С юга приходит подмога, призванная на помощь побережью. «Нельзя попадаться на глаза. Сочтут за дезертира». Капрал втискивается под обвал и укрывается в горящем доме. В ноздри просачивается густой дым, обжигая глаза, к коже липла копоть. Он еле сдержал кашель, выглядывая из разбитой рамы. Когда патрульные прочесали окрестности, капрал, на издыхании, вывалился наружу и, отдышавшись, продолжил движение к башне. Вот навстречу бежит оголтелый одиночка. Капрал взял его на мушку, но, разглядев берет, слегка опустил дуло, присматриваясь к потенциальному изменнику. Запыхавшийся новобранец сообщил об уничтожении складских запасов и зенитных орудий. Он выглядел напуганным, но капрал не был склонен оказывать снисхождения. «Прекрати трястись. Страхом ты подставляешь товарищей. Они рассчитывают на тебя, а у их надежды – руки ходуном. Каков приказ?». «Доложить начальству об…», «Да, я понял: у нас завелись крысы. Но твоя неуверенность – бесплатная услуга врагу. Решимость – ось нашей жизни. Лишь поступок, исполненный решимости, достоин восхищения. Вольно, солдат. Исполняй приказ». «Так точно!» – отрапортовал рядовой и устремился вслед за удаляющимся отрядом. Капрал осмотрел карабин, и пошел дальше.

За перевалом он нагнал отступающих союзников. Разбитый батальон представлял плачевное зрелище. Раненые, пропитанные ужасом, они не держали строй. Плелись, пугливо озираясь по сторонам. Точно не солдаты, а выдохшиеся мальчишки. Капрал спустился в колею. «Почему их никто не преследовал? Кто, вообще, мог внушить страх элитному отряду бойцов и обратить их в бегство?». Ему нужно было получить сведения о дислокации наемничьих отрядов. «Кто начальник?». «Командует кто?». Он потормошил одного за плечо, второго, третьего… Он спрашивал, орал, рвя глотку над ухом, но его ропот не вызывал никакой ответной реакции. Бредущие люди были сломлены изнутри. Тогда капрал поторопился к началу колонны в поисках возглавлявшего ее командира. «Безнадега! Они тупо молчат!». Он опередил поток и встал напротив, целясь в людей. «В военное время», – заговорил капрал, но колонна прошла мимо, обтекая угрожающего ей офицера. Повисшие вдоль туловища руки, растрепанная одежда, винтовки, сжимаемые в ладонях будто посторонние предметы, подавленный взор. «Они… словно загипнотизированы». Свист воздуха. Позади мелькнул белый плащ… И солдаты начали падать поодиночке. Капрал отошел в сторону, чтобы разглядеть – куда деваются военные. И заодно – избрать иную тактику. Но увиденное повергло его в шок. Их вырезали… Как домашний скот. Каждый пехотинец падал замертво с пробитым горлом. Мелькнул белый плащ, и очередное тело заваливалось на бок. Просветитель душил, ломал шеи, протыкал сердце со спины и исчезал, оставляя множащиеся трупы. Заметив на себе его взгляд, капрал бросился бежать. Инстинкт подсказывал: хищник преследует жертву. Он спотыкался, срывал ногти, рвал штаны, униформу, но вставал. Все клеточки его изнывающего тела боролись за выживание. «Спастись!» – он позабыл о задании, метаясь наобум, а Просветитель, тем временем, уже истреблял гарнизон. «Башня! Я добрался!» – запыхавшийся, капрал постучался в железобетонные ворота. Тишина. Он приложился ухом: изнутри доносились отчаянные вопли. Обойдя форт, он обнаружил небольшой лаз – кто-то устроил подкоп. Земля выглядела свежей, но где саперы? Капрал протиснулся в рытвину, и вынырнул внутри укрепления. Он осмотрел следы сапог. Яму явно сделали изнутри. Неужели никто не озаботился работающими предателями? Может, и секретное оружие – уничтожено? Он прокрался мимо грязных тентов и выглянул на площадку.

В форте царила паника. Солдаты хватались за ружья и бежали к главным воротам. Поодаль, близ башни, тройка рядовых сваливала трупы товарищей. Похоже, дивизион остался без командиров. Башню неотлучно сторожили двое караульных. Их нервный взгляд был прикован к побережью. По соседству работали инженеры, пытаясь вернуть в строй крупнокалиберные орудия.

Капрал не знал, на чьей стороне гарнизон, и лишний раз не рисковал, высовываясь лишь по необходимости. Он выполз из канавы и совершил пробежку вдоль дощатых бараков. Заглянул в один, отодвигая натянутый брезент. «Военный лагерь?». Когда он очутился на открытой местности, единственным прикрытием служил железный настил. Пришлось сделать крюк, чтобы подобраться к башне незамеченным. На пути он столкнулся с часовым. После короткой схватки ему удалось уложить охранника. Капрал повалил нападавшего, и, забрав спину, придушил. Рядом валялись мотыги, армейские лопаты. Кажется, солдаты рыли траншею для прокладки кабеля. Сам он был соединен силовыми тросами и что-то усиленно качал в обнаженную трубу. Взглянув поближе, капрал увидел пулевые отверстия. Перешагнул через кабель – на его ободе следы кирки. «Солдат пытался сломать его?». Оттащив тело за угол, капрал вернулся к траншее. Рядом висел указатель – «электроподстанция». Осторожно выглянув за пределы укрытия, он прикинул расстояние до вышки, и мелкими перебежками пересек опасное пространство. Очутившись под лестницей, резко затормозил. Как выманить караульных? Он тратил драгоценное время на выжидание! В этот момент, пока он сидит в безопасности, его товарищи гибнут, отдавая жизнь за родину. Он выдохнул, и высунулся, решительно метя в голову. Солдаты среагировали, он нажал на курок… винтовка дала осечку. «Твою…». Секунды растянулись в линии. Вот военные вскинули карабины, взвели затворы… Белая вспышка. Сумасшедший взрыв прерывал тишину, вспахивая склоны. Снаряды врезались в укрепления, разметая гарнизон и срезая людей наповал. Долина покрылась воронками, поля – горели. «Война». Конец для виновных и невинных. Дым кромсал чистое небо, и ненавидящие друг друга содрогались от ужаса, чтобы в тот же миг пасть замертво. Затем засвистели пули, рядом разорвались снаряды. Земля задрожала, стена гарнизона покрылась рваными трещинами и рухнула под градом пламени. Караульные поспрыгивали вниз, а капрал бросился к лестнице.