Текст книги "Когда Египет правил Востоком. Пять столетий до нашей эры"

Глава 6
Западная Азия в середине 2-го тысячелетия до н. э

Территория Сирии с ее процветающими городами и плодородными долинами, гаванями, имеющими стратегическое значение, и жизненно важными караванными путями, ведущими в Малую Азию и могущественные империи, расположенные на берегах Тигра и Евфрата, являлась главной целью египетских завоевательных походов. Сама Сирия – гористая страна, с юга отделенная от Египта пустыней и горной цепью, проходящей по Синайскому полуострову. На севере похожую преграду между Сирией и Малой Азией представляют горы Тавр. По направлению к Средиземному морю на западе местность резко понижается, узкая береговая полоса немного расширяется на юге. На востоке до берегов Евфрата простираются сухая и непривлекательная Сирийская пустыня, которая на самом деле продолжается на другом берегу реки до реки Тигр. Все Сирийское нагорье с севера на юг прорезает глубокий разлом. Северную его часть орошает река Оронт. В центральной части находится долина, ограниченная горными цепями Ливан и Антиливан – древние называли ее Келесирией – и орошаемая верхним течением Оронта и Литани, а южное продолжение огромного узкого ущелья включает долину реки Иордан и Мертвое море. Сначала египтяне называли Сирию и Палестину «Речену», а позднее «Хор». Это наименование происходит от хурритов (библейских хореев), которые долгое время господствовали в этой области. Территория вдоль Средиземного моря от Ашкелона к северу до горной цепи Ливан и в глубь страны до Галилейского моря именовалась «Джахи», а район к северу от этого горного хребта был известен как «Амурру». Все «национальные» границы, естественно, были изменчивыми и неясными.

В период, когда египетские фараоны, и особенно Тутмос III, вели войны в Сирии, этой землей еще не владели евреи. Палестину, Келесирию и прибрежную долину населяли семитские племена, обычно именуемые ханаанеями, которые говорили практически на том же языке, что и евреи. Гиксосы после ухода из Египта также владели здесь укрепленными городами. Дальше к северу, в долине Оронта и на восток до Дамаска, территорию занимали арамеи – семитские народы, часть которых являлась кочевниками и путешествовала по обширным пространствам Сирийской пустыни. Они также говорили на диалекте, не слишком отличавшемся от ханаанейского. Мы встречаем этих семитских «варваров» на многих египетских памятниках, и никогда не оставалось сомнений, что египтяне считали их совершенно чуждыми, обладающими необычным обликом и носящими странную одежду. Даже их телосложение разительно отличалось от телосложения египтян: последние были стройными и худощавыми, сирийцы же имели более плотное телосложение и зачастую были склонны к полноте. Жители долины Нила привыкли брить волосы и бороды и носить парики, а иноземцы позволяли волосам и бородам отрастать. Их густые волосы сзади закрывали шею и обычно придерживались чем-то вроде повязки надо лбом. Их желтовато-коричневые лица обрамляли густые темные остроконечные бороды (см. вклейку фото 11). Египтяне обычно носили белые одежды, лишенные узоров, тогда как азиаты предпочитали сотканные или вышитые наряды с узорами ярких цветов.

В тот период, о котором идет речь, в Сирии в связи с природными условиями не сложилось мощное единое государство. Вместо него мы находим небольшие государства, каждое из которых возглавлял царь, вероятно являвшийся выходцем из земельной аристократии. Центром такого государства был город, защищенный зубчатыми стенами и башнями, куда все сельское население стекалось в случае, если ему угрожали вторгнувшиеся враги. Однако на эти города очень часто влиял дух борьбы и разногласий между представителями знати, каждый из которых постоянно надеялся добиться власти. Вдобавок между многочисленными городами шла бесконечная война, мир наступал, как правило, только когда всем угрожала опасность от общего врага. Поэтому разделение страны на мелкие города-государства, а также расположение между Египтом и Вавилонией были основными причинами того, что с древнейших времен она попадала под политическое влияние той или иной великой державы Древнего Востока.

Уже в начале 3-го тысячелетия до н. э. вавилонские купцы в поисках желанной древесины из лесов, покрывавших горы Ливана, старательно путешествовали по караванному пути, ведущему из Вавилонии вверх по Евфрату, а затем через Алеппо и Хамат в долину Оронта. Вскоре за торговцами последовали вооруженные воины. Примерно в 2350 (или 2600 году до н. э., если следовать «длинной» хронологии других специалистов) Северная Сирия вплоть до гор Ливана и Тавра была завоевана вавилонским царем Саргоном I. В результате Сирия получила дополнительный стимул в развитии своей к тому времени уже древней культуры. Сюда были принесены вавилонские легенды о богах, которые рассказывались там снова и снова. Поэтому можно допустить, что рассказ о великом потопе, из-за которого весь род людской, за исключением одного богобоязненного человека и его семейства, был уничтожен, возник в Вавилонии, затем был принесен в Сирию и, наконец, нашел путь в библейский рассказ о Всемирном потопе и спасении Ноя.

Однако самым серьезным доказательством культурного влияния Вавилонии на земли Сирии является тот факт, что здесь были введены вавилонский (аккадский) язык и клинопись, которые на века стали международным средством дипломатических и торговых связей во всей Западной Азии, так же как арамейский при персидских царях и французский в Европе XVIII и XIX веков.

Это распространение клинописи тем более примечательно, поскольку она никоим образом не делает овладение искусством письма легким. С его многочисленными знаками, обозначающими слова и слоги, оно делало сложным умение как писать, так и читать. И все же мы видим, что еще в XV веке до н. э. сирийские правители составляли письма друг к другу при помощи этой уникальной системы письма, и даже писцы при египетском дворе были вынуждены изучать ее, чтобы переводить для своего царственного господина документы, стекавшиеся в Египет со всех частей Западной Азии. В Угарите (Рас-Шамре) развилась особая упрощенная система письма, которая в виде клинописных символов отпечатывалась на глиняных табличках, подобно более сложной аккадской системе. Она состояла из двадцати девяти алфавитных знаков, большей частью согласных, которые использовались для записи семитского языка, неизвестного до открытия табличек из Рас-Шамры.

В то время как Вавилония продолжала быть тесно связанной с Северной Сирией и оказывать существенное влияние на ее культуру, Египет со времен древнейших царей развивал активные торговые отношения с Южной Сирией и финикийскими городами побережья, особенно с Библом. Мы знаем, что предшественник Хуфу, фараон Снефру, повелел, чтобы в Египет пришли сорок кораблей, груженных ливанским кедром, который использовался для его строительных проектов. Нет сомнений, что эти суда были нагружены в финикийских гаванях. Египтянам была известна богиня-покровительница Библа, которую они отождествили со своей богиней Хатхор и которая, таким образом, превратилась для них во владычицу сирийских земель. Мы уже видели, какие активные торговые отношения Египет вел с Рас-Шамрой в период Среднего царства (см. гл. 2), а возможно, и с другими городами Палестины и Сирии.

Помимо множества мелких сирийских государств период до конца XIV века до н. э. стал свидетелем развития на Ближнем Востоке четырех великих империй, которые в последующие столетия вступили с Египтом в войну или мирные отношения.

Первой из них была Вавилонская империя на Евфрате, которая достигла вершины могущества в конце XVIII в. до н. э. при сильной семитской династии царя Хаммурапи. О ее глубоком культурном влиянии на другие страны Западной Азии уже упоминалось. Постепенно она сдалась таинственным касситам – народу, который мог проникнуть на юг из своего прежнего места жительства, Кавказского региона. Их почти четырехсотлетнее владычество в Вавилонии оставило о них поразительно мало сведений. Вероятно, они обладали невысокой самобытностью и особенностями и вскоре впитали культуру, которую обнаружили на новом месте своего проживания. Их религия носила необычайно абстрактный характер, особое значение уделялось морали. Боги ожидали от людей праведности, защищали честных и отворачивались от грешников. Антропоморфизации богов избегали, и эта тенденция оказала на касситское искусство огромное влияние. Их скульптура невыразительна, и даже цилиндрические печати показывают не изображения богов, а клинописные тексты. Касситские правители вели активную переписку со своими «братьями» – египетскими царями, в основном повторяя просьбы о золоте и высказывая тщетные надежды на династический брак с египетскими царевнами.

Ко второй половине 2-го тысячелетия до н. э. в Ассирии начался период упадка. Вначале ее затмили вавилонские преемники Хаммурапи, а позднее – растущее господство хурритов. Возрождению этой второй из азиатских империй было суждено произойти спустя несколько столетий, когда от своей столицы Ашшура, расположенной на реке Тигр, она расширилась во всех направлениях.

К западу от Ассирии располагалась третья великая империя – держава хурритов, известная египтянам как Митанни и Нахарина. Население, похоже, подчинялось правящему классу арийцев (марианна) – владельцев лошадей и колесниц, носивших индийские имена и поклонявшихся таким индийским божествам, как Индра, Варуна, Митра и Насатья. Начав свою историю с множества крошечных городов-государств, Митанни в XV и XIV веках до н. э. постепенно превратилось в могущественную империю, протянувшуюся от Загроса до Средиземного моря и от озера Ван до Ашшура и Аррафы (Киркука). Точное расположение их столицы Вашшуканни археологи пока не установили, а расшифровка языка и перевод литературы только начаты. Среди главных хурритских божеств, которых почитали помимо индийских богов марианна, были Кужух, Шимиге, Тешуб, Хебат и главный бог-отец Кумарби, который удивительно похож на греческого Кроноса. И религия, и литература хурритов оказали глубокое влияние на хеттов, живших к северу. С начала Восемнадцатой династии между Митанни и Египтом существовало сильное соперничество за контроль над Западной Азией. Cо временем оно смягчилось благодаря династическим бракам. Наконец, внутренняя борьба, возможно связанная с расовым неравенством населения, подорвала существование недолговечной Хурритской империи, и в итоге она уступила хеттам, превратившись в жалкое буферное государство рядом с возрождающейся Ассирией.

Четвертой и самой могущественной империей Западной Азии была империя хеттов, расположенная в Анатолии – сердце Малой Азии, в районе, орошаемом большой излучиной реки Галис. Ее столицей являлась Хаттуса (Богазкёй), располагавшаяся примерно в 145 километрах к востоку от современной Анкары. Во время раскопок ее развалин обнаружили государственные архивы и библиотеки, состоящие из тысяч глиняных табличек. Они составлены на разных языках, на которых говорили в этой империи. Сами хетты говорили на индоевропейском языке, который на табличках записывали клинописью, а на каменных памятниках – неродственной системой иероглифов. Однако в качестве международного языка дипломатии они продолжали использовать аккадский. У хеттов были разные слои общества, жившие во множестве городов-государств. Постепенно они объединились в монархию во главе с царем, который, в отличие от обычных восточных теорий о божественном правителе, считал себя просто человеком и подданным богов. Вначале его избирали представители знати, и лишь позднее, после ожесточенной и кровопролитной борьбы за трон, царь получил возможность при строгих ограничениях назвать своего преемника. В течение нескольких веков изменчивой судьбы хеттские цари обрели стабильное правительство и распространили проясняющий «свод законов», главный упор в котором делался скорее на возмещении и личном благополучии, чем на уголовном праве и кровной мести. Династия способных правителей преуспела в завоеваниях на большой территории, несмотря на давление Митанни с юга. Через некоторое время, когда в амарнский период Митанни лишилось поддержки Египта, величайший из хеттских царей Суппилулиума выступил со своей армией во всех направлениях и быстро присоединил к своим владениям Северную Сирию до гор Ливана, государства Малой Азии и некогда могущественное государство Митанни. Именно в тот период расцвета могущества хеттов вдова Тутанхамона отправила отчаянную просьбу к принцу хеттов, чтобы он стал ее супругом на троне Египта (см. гл. 15). Начиная с этого времени Хеттская империя в течение нескольких столетий считалась самым непримиримым соперником Египта в борьбе за господство на Востоке.

Глава 7
Завоевания Тутмоса III

В двадцать пятый день восьмого месяца на двадцать втором году своего правления фараон Тутмос III миновал крепость Чару (Силэ), находившуюся на восточной границе Египта, «чтобы отразить тех, кто напал на границы Египта» и истребить тех, кто «склонен восстать против его величества». В Центральной и Северной Палестине образовался союз трехсот тридцати местных князей, душой которого являлись гиксосы, изгнанные из Авариса и Шарухена. В его распоряжении был царь Кадеша, который решился силой оружия противостоять любым попыткам Египта установить свое господство в Сирии. Похоже, лояльной по отношению к фараону осталась лишь Южная Палестина. После того как приготовления были завершены, Тутмос отправился в поход по большой военной дороге, которая тогда, как и сейчас, начинаясь в Кантаре (в районе современного Суэцкого канала), шла вдоль побережья Средиземного моря. В четвертый день девятого месяца на двадцать третьем году правления, в годовщину своего восшествия на престол, фараон прибыл в Газу. Проход продолжился через Ашкелон, Ашдод и Ямнию, где египетская армия, очевидно, покинула дорогу, проходящую через пустыню и связывавшую Ямнию с Яффой, чтобы пойти караванным путем в глубь страны вдоль предгорий и через горную цепь Кармель. Через одиннадцать дней после того, как Тутмос покинул Газу, он достиг города Ихем у подножия горы. Там ему сообщили, что враги расположились на другой стороне, в Ездрелонской долине, и избрали в качестве центра своей обороны укрепленный город Мегиддо.

Было необходимо перейти через горы и вступить в бой с врагами рядом с Мегиддо. Единственное, что вызывало сомнение, – это путь, который следовало выбрать. Всего существовали три возможности. Первый и ближайший путь вел из Ихема через Аруну прямо в Мегиддо, он проходил по узкому ущелью, где армия могла продвигаться медленно, «лошадь за лошадью и человек за человеком». Кроме того, существовала вполне реальная опасность, что враги могут вступить в бой с авангардом египетской армии, как только он выйдет из ущелья на открытое место, и с легкостью уничтожит его прежде, чем остальное войско сможет подоспеть с подкреплением. Два других пути были длиннее, но безопаснее.

Царь созвал военный совет, чтобы выработать решение о правильном пути для похода. Все считали, что следует отказаться от ближайшего, но самого опасного пути в пользу одного из двух других. Однако Тутмос принял этот совет за проявление трусости и высказал мнение, что враги также припишут страху выбор любого, кроме прямого, пути на поле битвы. Перед своим войском фараон воскликнул: «Поскольку Ра любит меня, и отец мой Амон хвалит меня, я пойду по этой дороге на Аруну; пусть тот из вас, кто [желает], пойдет по тем другим путям, что вы назвали, и пусть те из вас, кто [желает], последует за моим величеством». Так была выбрана самая сложная и опасная дорога. Войско отправилось в поход и через три дня достигло Аруны. После ночного привала на вершине ранним утром оно спустилось в Ездрелонскую долину. Царь лично отправился с авангардом своей армии и, медленно пройдя по узкому ущелью, уже спустился в долину, когда основная часть его армии все еще находилась в горах, а арьергард еще даже не покинул Аруну. И тем не менее ужасного нападения врагов не произошло. В боевом порядке они расположились перед воротами Мегиддо и по какой-то непонятной причине не сделали попытки помешать продвижению египтян. Соответственно, Тутмос смог без помех привести свое войско в долину и расположиться в укрепленном лагере. Солдаты отдохнули ночь и набрались сил, чтобы встретить врагов на следующий день. Битва началась на рассвете. Фараон поднялся в свою «золотую колесницу, украшенный своими военными доспехами, словно Хор, могучий рукою, и фиванский Монту» и занял место во главе войска. Враги дрогнули перед яростной атакой египтян и бросились бежать к городским стенам. Они обнаружили, что жители уже закрыли ворота, и потому беглецов, включая правителя Кадеша, который стоял во главе восстания, и самого правителя Мегиддо, пришлось втаскивать через стену, используя их одежды вместо веревок. Потери врагов благодаря их стремительному бегству были весьма незначительны, погибли только восемьдесят три человека, чьи руки были отрублены и сложены перед фараоном, и триста сорок попали в плен. Однако весь лагерь союзников оказался в руках египтян, включая огромное количество боевых колесниц и лошадей, брошенных их владельцами. Египетские солдаты так жадно набросились на богатую добычу, что полностью упустили возможность преследовать неприятеля и захватить город. Упреки фараона были бесполезны: они пришли слишком поздно. Итак, он был вынужден осадить Мегиддо, «захват которого являлся захватом тысячи городов», и благодаря блокаде, продолжавшейся семь месяцев, морить его голодом, чтобы заставить подчиниться. Вокруг города были выкопаны рвы и возведены валы, чтобы предотвратить любую попытку сделать вылазку. Разумеется, окончательная капитуляция была неизбежна. Правители лично вышли из города и упали в ноги фараону, чтобы «попросить дыхание для ноздрей их».

«Тогда этот упавший [владыка Кадеша] вместе с князьями, что были с ним, сделал, чтобы все их дети вышли к моему величеству со многими предметами из золота и серебра, всеми их лошадями с их сбруей, их большими колесницами из золота и серебра с их раскрашенными частями, всеми их боевыми доспехами, их луками, их стрелами и всем их оружием – несомненно, теми вещами, с которыми они пришли воевать против моего величества. И теперь они принесли их в качестве дани моему величеству, пока стояли они на стенах своих, прославляя мое величество, чтобы могло им быть даровано дыхание жизни.

Тогда мое величество заставил их принести клятву и сказать: «Никогда впредь в нашей жизни не сделаем мы зла против Менхеперра [тронное имя Тутмоса III] – да живет он вечно – нашего господина, ибо мы видели силу его. Пусть он только даст дыхание нам согласно желанию его…»

Тогда мое величество даровал им дорогу в города их, и они отбыли, все они, на ослах. Ибо забрал я их лошадей, и забрал я жителей их в Египет и также собственность их».

Итак, добыча, захваченная во время первого нападения под стенами города, увеличилась после осады во много раз. Были получены 2041 лошадь, 191 жеребенок, 924 колесницы, 892 из которых были обычного качества, тогда как остальные были богато отделаны золотом и серебром, как описано выше, а также множество полезного оружия. Царский дворец в Мегиддо был разграблен, добыча включала не только 87 детей самого правителя и союзных владык, но и 1796 мужчин и женщин более низкого ранга, а также других людей, и большое количество дорогой домашней утвари, включая кувшины из золота и другие сосуды, предметы мебели, статуи и другие вещи, слишком многочисленные, чтобы их упоминать. Среди животных, которые попали в руки египтян, в дополнение к уже упоминавшимся лошадям были 1929 быков, 2000 голов мелкого скота и 20 500 других животных. Более того, весь урожай на полях вокруг города был собран осаждающими, и, чтобы предотвратить его кражу отдельными солдатами, был тщательно измерен и морем перевезен в Египет.

С захватом Мегиддо фараон одним ударом снова победил всю Северную Палестину, оставшиеся правители Сирии поспешили выразить свою лояльность, послав завоевателю дары. Даже царь Ассирии отправил из своей далекой резиденции на Тигре свою часть «дани», состоявшую из больших кусков ляпис-лазури и нескольких дорогих ассирийских сосудов. Побежденных правителей заставили отдать заложников, которые были посланы в Египет, и не стоит сомневаться, что многие дочери сирийских царей были отправлены в гарем фараона. В качестве вечного напоминания об этой великой победе Тутмос велел, чтобы в большом храме в Карнаке были вырезаны три списка завоеванных городов. Каждый из них представлен овалом, в котором иероглифами написано его название, и увенчан бюстом человека со связанными за спиной руками. Этот человек, с большим крючковатым носом, выступающими скулами и остроконечной бородой, явно олицетворял сирийца. В одной из сопровождающих сцен фараон изображен как завоеватель Азии в короне Нижнего Египта, держащий за волосы нескольких коленопреклоненных азиатов, которых он побивает булавой, в то время как богиня Фив приближается к нему справа, ведя за собой связанные веревкой разные захваченные сирийские города, чтобы преподнести их царю.

Несмотря на великую победу, которую Тутмос III одержал в битве перед воротами Мегиддо в Ездрелонской долине, его конечная цель – завоевание Сирии до берегов Евфрата в среднем течении и гор Тавра и Аманоса, где богатые и могущественные торговые города оказывали жесткое сопротивление, чтобы сохранить свою свободу, – не была достигнута. Уарджет, который защищало войско из соседнего Тунипа, был захвачен, а Ардата была разграблена и разрушена. Здесь египетские солдаты пировали в богатых домах и пьянствовали в винных погребах местных жителей. Они напивались каждый день, и их «умащали маслом, как на пирах в Египте». Чтобы оставить город в полном подчинении и бессилии, царь приказал уничтожить все посевы, виноградники и фруктовые деревья на прилегающей территории, положив таким образом конец главному источнику прибыли населения. Пока армия фараона возвращалась в Египет по суше, два трофейных корабля перевозили захваченную в походе добычу. Однако Ардата, несмотря на все наказания, не была сокрушена. Поэтому фараон посчитал необходимым на следующий год – тридцатый год его правления – снова отправиться в поход на непокорный город, который он захватил и разграбил во второй раз. Население, пораженное больше, чем в предыдущий раз, решило признать власть египетского царя и регулярно платить требуемую дань. Судьбу Ардаты разделили Симира и Кадеш.

На побережье Палестины немного дальше к югу портовый город Иоппия – современная Яффа, – похоже, также не сдался египтянам без сопротивления. Его подвергли осаде и, если верить поздней египетской легенде, в конце концов захватили лишь благодаря военной хитрости. Когда египетский военачальник Джехути расположился лагерем у стен Яффы, он придумал какой-то способ, чтобы склонить правителя города посетить его.

Приняв приглашение, князь в сопровождении отряда воинов появился в лагере иноземцев. Их хорошо угостили, их лошадей накормили как следует, и спустя некоторое время гости лежали на земле пьяными. Тем временем правитель Яффы сидел и беседовал с военачальником Джехути. Наконец он выразил желание увидеть «великую боевую булаву царя Тутмоса III», которая была у Джехути. Последний велел ее принести, взял за древко и неожиданно нанес удар в висок «врагу из Яффы», который, потеряв сознание, упал на пол и был быстро связан веревкой. После того как лидер врагов был устранен таким способом, принесли двести корзин, в них спрятались двести египетских воинов с веревками и деревянными колодками. Затем Джехути послал письмо колесничему князя Яффы, который, вероятно, ожидал снаружи, ничего не зная о том, что случилось с его соотечественниками и его господином, веля ему вернуться в город, чтобы объявить супруге князя Яффы, что ее муж захватил военачальника египтян и едет домой с добычей. Разумеется, длинная процессия действительно приближалась к городу: корзины, нагруженные «добычей» и сопровождаемые пятьюстами «пленниками», прошли сквозь городские ворота. Как только все они оказались внутри, «пленники» выпустили своих товарищей из корзин и мгновенно одержали над гарнизоном победу. Крепость была взята. Той ночью Джехути отправил фараону в Египет послание, сообщив о своем успехе: «Радуйся! Твой добрый отец Амон отдал тебе врага из Яффы, всех его людей и его город. Пошли людей, чтобы увести их в качестве пленников, чтобы ты мог наполнить дом отца твоего Амона-Ра, царя богов, рабами и рабынями, которые будут повержены под ногами твоими во веки веков». Какими бы легендарными подробностями ни обладала эта история – египетская версия рассказа о троянском коне, – в достоверности основной части, касающейся того, что Яффа была захвачена при помощи хитрости, практически не приходится сомневаться. Герой Джехути является вполне реальной исторической личностью. Он носил титулы, которые указывают, что он являлся кем-то вроде наместника Сирии, который сопровождал царя за границу и остался управлять завоеванными территориями. Из его гробницы сохранились несколько вещей, включая две замечательные чаши, прекрасный кинжал и несколько чудесных алебастровых сосудов для масла.

Гораздо более сильным было сопротивление, с которым Тутмосу III пришлось столкнуться в Северной Сирии, особенно со стороны Кадеша, города на берегу Оронта, князь которого встал во главе крупного восстания против Египта, случившегося на двадцать втором году правления, и со стороны далекой страны Митанни. Первое нападение на Кадеш произошло на тридцатом году, когда город был захвачен и разграблен, «его рощи разорены, а зерно сжато». Однако Кадеш быстро оправился от поражения. Укрепления, разрушенные египтянами, отстроили заново и приняли меры, чтобы предотвратить новое нападение. Тогда Тутмос понял, что перед началом новых походов, которые он задумал, необходима серьезная подготовка. Она была проведена во время седьмого похода, произошедшего на тридцать первом году правления царя, когда он захватил Уллазу на финикийском побережье и устроил кладовые со множеством припасов в «каждом портовом городе», которого достигал. Спустя два года он был готов выступить в свой самый крупный поход. Переправившись через Оронт недалеко от Хомса, фараон захватил Катну. В следующей битве у Алеппо к нему присоединился военачальник Аменемхеб, прибывший в Южную Палестину, чтобы подавить восстание в Негебе. Из Алеппо путь лежал на северо-восток к Каркемишу, который сдался быстро. Затем на лодках, построенных из хвойных деревьев («кедров») в горах за Библом и доставленных к Евфрату на повозках, запряженных быками, Тутмос переправил свое войско через большую реку ради своей конечной цели – завоевания Нахарины. Была одержана еще одна великая победа, однако царь Митанни увел большую часть своих солдат в одну из дальних провинций, оставив египтянам лишь 636 пленников. Тутмос полностью опустошил несчастное государство Митанни, а затем, воздвигнув на восточном берегу рядом со стелой своего отца свою победную стелу, снова пересек Евфрат и повернул на юго-восток, одержав по пути домой еще несколько побед. Был взят Синджар, и наконец спустя три года после первого захвата Тутмос снова выстроил своих лошадей и колесницы под стенами Кадеша. Все еще уязвленный воспоминанием о прежнем поражении, правитель города придумал оригинальную военную хитрость. Он выпустил перед строем египетских боевых колесниц, в каждую из которых была запряжена пара жеребцов, кобылу. Кони тут же забеспокоились, весь ряд дрогнул и был готов смешать боевой порядок. В этот напряженный момент доблестный Аменемхеб спрыгнул со своей колесницы и бросился вперед, чтобы остановить мчащуюся галопом кобылу. Ловким ударом меча он «рассек ее живот, отрубил ее хвост и бросил его пред царем», пока войско шумными криками выражало свое восхищение. Хитрость не удалась, однако правитель Кадеша оставался в безопасности внутри своей восстановленной крепости, не помышляя о сдаче. Тутмос приказал храброму Аменемхебу покорить город. Военачальник с несколькими избранными отрядами преуспел в попытке проделать брешь в стене. В своей сохранившейся в Фивах гробнице он пишет, что был первым египтянином, проникнувшим за стену Кадеша. Итак, нападавшие ворвались в город и заняли цитадель. В их руки попала богатая добыча. После других успехов в области Тахси рядом с Кадешем Тутмос снова повернул на север и повел свои войска к Нии, где установил еще одну памятную стелу.

Когда фараон со своей армией находился в этой области, ему сообщили о стаде слонов, которые кормились и грелись в горных озерах Нии. Чтобы отвлечься от военной рутины, была устроена большая охота, и царь встретил стадо из ста двадцати животных. Во время этой охоты с Тутмосом едва не случилось несчастье. Одно разъяренное животное набросилось на него и, несомненно, убило бы, если бы отважный Аменемхеб не бросился на помощь фараону и не отрубил слону хобот мечом, «стоя в воде между двух скал».

Эта победоносная кампания произвела глубокое впечатление на народы Северной Сирии. Со всех сторон фараону присылали множество даров, включая богатые подношения из Вавилонии и страны хеттов, огромное количество которых было перевезено в Египет в качестве дани на кораблях, специально построенных для этой цели в одном из захваченных портов Ливана.

Пока Тутмос III в течение нескольких десятилетий вел войны в Западной Азии и отодвинул северную границу Египта до Евфрата, его анналы свидетельствуют, что ему хватило двух экспедиций вверх по Нилу, чтобы утвердить южную границу в Напате. Он построил небольшой храм в Гебель-Баркале и на сорок седьмом году правления установил в нем огромную стелу из серого гранита, чтобы произвести впечатление на своих нубийских подданных всей доблестью и силой их египетского владыки. Три года спустя царь расчистил прегражденный камнями канал в районе первого порога и приказал, чтобы о нем постоянно заботились местные рыбаки. На седьмом пилоне Карнакского храма в качестве аналога спискам палестинских городов, которые он завоевал во время похода на Мегиддо, Тутмос составил похожий «список южных стран и нубийских народов, которых покорил его величество».

Однако большая их часть оказалась под властью Египта еще раньше, а некоторые никогда не принадлежали Египетской империи. Тем не менее, даже если этому списку, как и остальным, не стоит доверять полностью, не может быть сомнений, что Тутмос III на самом деле распространил свою власть над могущественной империей, «как его отец Амон велел ему». Во имя фиванского царя богов фараон отправлялся на войну, под его защитой он убивал презренных врагов, и, наконец, львиная доля добычи, которую привозили в Египет из завоеванных земель, предназначалась для его храма.