Текст книги "Тяка и другие. Незатейливые сказки"

Тяка и другие
Незатейливые сказки
Кк Ям

© Кк Ям, 2016

© Кк Ям, фотографии, 2016

ISBN 978-5-4483-2273-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Простотаки

И тогда она решила, что больше никогда…

– Никогда, никогда, – повторяла, рыдая в верную подушку.

– Никогда, никогда, – твердила, выбегая на улицу и подставляя лицо злым мокрым снежинкам.

Они смешивались со слезами и становились на вкус горько– солеными.

– Никогда, никогда, – разбивала каблуками ледяную корочку асфальта.

– Никогда не говори никогда… – донеслось откуда-то сверху…

*****

Вечером раздался звонок. На пороге стоял Он – корона набекрень, шпага волочится по полу, плащ разорван и заляпан грязью. Сзади маячил конь…

– Привет, пры..пры… принцесса, – пробормотал Он и протянул умирающую гвоздичку.

– Явился-таки… опоздал лет на двадцать, – гордо крикнула Она и многолетнеотработанным движением захлопнула дверь.

– Всё как всегда, – вздохнул он, поворачиваясь к коню – сейчас откроет, обольет слезами, кинет тебе клок сена, а меня потащит в душ, на кухню и в постель… никакого разнообразия…

Дверь резко распахнулась. На пороге стояла Она, в черных кожаных штанах, сапогах до колен, с хлыстом в руках.

– Так, коня в стойло, сам – мыться, жрать и в спальню..

– Опа, что-то новенькое, – заржал конь…

*****

Поздним вечером раздался звонок.

– Ну кого ещё принесло? – досадливо пробормотал Он, отбрасывая недокуренную сигарету и рывком открывая дверь.

На пороге стояла Она…

– Прррывет, Прынц… эттто я, твоя большая любофф, – покачиваясь, пробормотала Она и рухнула на порог.

– Опять…, – поморщился Он, взваливая на плечо бесчувственное тело, – Ну и где эта Фея – советчица? – Он выглянул за дверь. На площадке было пусто, лишь сизый дымок клубился в углу у окошка.

– Сбежала… насоветовала и сбежала… всё как всегда, – Он отнес тело в ванную и бережно опустил в уже набравшуюся теплую воду, – И ведь знают, обе знают, что люблю, а вот подавай им экстрим…

Она из-под прикрытых ресниц незаметно наблюдала за ним, не забывая для убедительности что-то пьяно бормотать и брызгать пеной.

– Интересно, сколько еще он выдержит? Фея говорит, что еще раз пять можно, а потом придется как все – снять корону, надеть фартук – и на кухню, пироги печь… И никакого экстрима…

*****

– Знаешь, – она лениво ковыряла вилкой в банке со шпротами, – я как консервная банка… железная, с красивой этикеткой… все упаковано… а потом приходит кто-то и вскрывает, грубо, ножом… а внутри сердце…

*****

Ну и зачем ты меня приручил? – задумчиво спросила она, – Чтобы пополнить свою коллекцию бабочек, красиво приколотых булавками к стене, и рассказывать восхищенно ахающим друзьям– эту я поймал в Африки, эту в Австралии, а эту и ловить не пришлось… сама прилетела…

*****

– Ах, Вам эротизьму захотелось? – спросила она, плотоядно улыбаясь и расстегивая засаленный халат.

Из раскрытого окошка звучал фокстрот.

Он с нарастающей паникой наблюдал за ее руками, медленно высвобождающими тучное тело от классических панталон в цветочек…

– Пятый этаж… не выпрыгнуть…

*****

Она писала плохие стихи и с маниакальным упорством рассылала их по столичным издательствам. Издательства присылали стандартные отписки, которые она складывала в специальную папочку розового цвета и показывала подружкам на еженедельном чаепитии.

– Ах, меня не ценят, – томно закатывала она глаза отработанным жестом прижимая руку ко лбу.

Подружки сочувственно вздыхали, запивая сладким чаем бело– розовый зефир. В воздухе одуряюще пахло жасмином. Жизнь продолжалась…

*****

– Ах, Алекс, ну почему от Вас никогда не дождаться комплиментов? – она придирчиво разглядывала себя в зеркало, смешно надувная губки, – я уж и так, и так намекаю…

Он самодовольно усмехнулся.

– Зачем Вам мои комплименты? Разве недостаточно комплиментов этой стаи истекающих слюной самцов, только и мечтающих подобраться поближе? Я не ругаю Вас – довольствуйтесь и этим…

*****

– Знаете, Алекс, бывает иногда такое настроение… хочется поплакать, пожалеть себя… залезть на колени к кому-нибудь большому и теплому, укрыться от невзгод под его руками и почувствовать себя маленькой девочкой…

– Знаю, дорогая, знаю… это успешно лечится кружкой глинтвейна и шоколадом.

– Да? А я -то всегда лечила это поцелуями…

*****

Как-то незаметно она вошла в его жизнь и заняла там все свободное место, все потайные уголки, не поглотив его, а лишь дополнив, поделившись своим теплом и запахом, своими настроениями и ощущениями, своим дыханием и блеском глаз, своим звонким смехом и нечастыми слезами …поделившись собой… он пропитался ею, как пропитывается табачным запахом комната заядлого курильщика …в ее отсутствие он утыкался носом в подушку и ему казалось, что она рядом… ему нравилось находить ее белье среди своих вещей, все эти милые женские мелочи, которые так раздражают у ставших посторонним и чужими, ему нравились смешные записочки на кастрюльках в холодильнике… да, да, теперь у него появились кастрюльки… и забавные рожицы на запотевшем зеркале в ванной …и голос из трубки, спрашивающий, надел ли он шарф… короче, он был влюблен…

*****

– Дорогой, посмотри какая милая штучка! Как думаешь, мне пойдет? Куда ты все время смотришь?

Показалось..?. Он не отрываясь смотрел на мелькнувший в толпе силуэт… такой до боли знакомый …тот, что безуспешно пытался забыть, тот, что заглушал в себе чересчур громкой музыкой, тот, что заливал дорогим виски, тот, что безуспешно закуривал несчетными пачками сигарет… и вся эта череда болтающих и смеющихся – тоже, чтобы забыть… Рвануть бы сейчас сквозь толпу, догнать, обнять, посмотреть в родные глаза… но нет, цепкие пальчики настойчиво теребят за рукав…

– Ну посмотри… ну давай купим…

Он моргнул, видение исчезло…

– Да, дорогая, да…

*****

Это будет легко… Представь, что я уехал в командировку… на год, на два …надолго… в Африку или Антарктиду… Сначала ты будешь плакать, привычно протягивая ночью руку и натыкаясь на пустую подушку. Потом привыкнешь… начнешь забывать… забывать мой голос, мои глаза, мой запах и смех, забывать мои руки и губы… а потом появится тот, кто поможет забыть всё… а я буду смотреть сверху и радоваться за тебя… потому что люблю…

*****

– И запомни, Джи, ты играешь по правилам своего круга. Когда ты попадаешь в другой круг, у тебя два выхода. Один, простой– выучить и играть по чужими правилам.

– А второй, Учитель?

– Заставить их играть по своим…

*****

– Знаешь, – она задумчиво вычерчивала на его груди непонятные фигуры, – иногда мне хочется построить вокруг тебя забор и поставить автоматчиков… жадная я…

Её палец приятно холодил разгоряченную кожу, сигаретный дым, пропитанный запахом желания, тонкой струйкой утекал в открытое окно, гомон птиц и детей мешал сосредоточиться… он чувствовал, что надо что-то ответить, но мог только молча глупо улыбаться…

*****

– Ждать … – она задумчиво помешивала ложечкой остывающий чай, – мужчинам незнакомо это особое женское состояние. Нервно и неприкаянно метаться, не находя себе места… смотреть в окно, до боли в глазах вглядываясь в смутные силуэты, радостно воскресая и снова погружаясь в ожидание… взглядом индийского факира заклинать предательски молчащий телефон… выскакивать на лестницу, чтобы проверить, работает ли звонок входной двери …вновь и вновь прокручивать в голове последний разговор, безжалостно препарируя сказанное и пытаясь найти ускользающую отгадку… представлять себе все возможные ужасы и несчастные случаи, гоня от себя пугающие мысли о мнимых соперницах… вконец обессилев от накручиваний, сесть на пол в дальний угол самой темной комнаты и уткнуться носом в колени, потому что так почему -то легче… а когда наконец раздастся долгожданный звонок, испытать такой подъем и такое головокружение… а если так и не раздастся, попытаться уснуть, проворочаться всю ночь, испытывая самую настоящую физическую боль, забыться на пару часов и очнуться под утро, недоумевая о причинах вчерашней тоски и тревоги. По утрам все кажется гораздо более обнадеживающим…

Он сел у ее ног и уткнулся в теплые колени.

– Обещаю… обещаю тебе – тебе никогда не придется меня ждать!

Она грустно усмехнулась, ласково погладив его по голове.

А за окном медленно падал снег, навсегда засыпая написанное им «люблю»…

*****

Больше всего она любила сидеть у него в ногах на маленькой деревянной скамеечке, положив голову на его колени, и слушать.. За окном лютовал ветер и мороз рисовал на окне причудливые узоры, а в комнате было тепло и спокойно. Тихо потрескивали дрова в камне, лениво изгибались языки пламени, оставляя на стенах загадочные тени. И неважно, о чем он говорил -о политике, о биржевых курсах или очередных мировых заговорах, ей достаточно было слышать его голос и ощущать тяжесть руки гладящей её волосы и ласкающей завитки на шее.

– Ты прекрасная слушательница, – говорил он каждый раз, целуя ее на прощание. Губы его были мягкие, с привкусом табака и мандаринов и она так хотела сохранить этот вкус как можно дольше, но ветер безжалостно сдувал все запахи, пока она, кутаясь в старенькую шаль, бежала к дому.

– Ты опять просидела весь вечер у профессора, – ворчала старая нянька, открывая ей дверь и стряхивая снег с её рыжих кудрей.

– Я люблю его, – счастливо улыбалась она, взбегая по скрипучей лесенке в свою комнатенку под самой крышей. Оттуда, из чердачного окошка, она могла видеть его дом и неясную тень за неплотно задернутыми шторами.

Он долго стоял у окна, наблюдая как снег заносит тоненькую цепочку следов.

– Почему она никогда не останется…?

– Почему он никогда не попросит меня остаться…

*****

– Нельзя так быстро привязываться к людям, ты же не кошка, – он раздраженно мерил шагами комнату, стараясь не смотреть в угол, откуда доносилось всхлипывание. Маленькая фигурка скорчилась в громадном кресле и в полумраке виднелось лишь слабое свечение, почти не видное из-за сияющей в небе луны.

– Не реви, сейчас принесу чай.

Он сходил на кухню и вернулся с дымящейся чашкой.

– Пей, а я поиграю.

Он открыл крышку рояля, привычно погладив клавиши, вздохнул, настраиваясь и заиграл…

Она маленькими глоточками пила ароматный напиток, из-под полуприкрытых глаз наблюдая, как ласково его пальцы пробегают по клавишам, то ударяя, то чуть касаясь. Волшебные звуки наполняли все ее существо, печаль уходила и слезы высыхали. Он оглянулся. Она выпрямилась в кресле, в глаза вернулся привычный блеск, крылья расправились и улыбка заиграла на губах.

– Ну вот и хорошо, ты готова! Лети обратно, душа моя, лети и помни – не привязывайся!

*****

Дождливыми осенними вечерами Маша и бабушка предавались воспоминаниям. Вернее, предавалась одна бабушка. Она удобно устраивалась в старом кресле, вооружалась спицами и клубком шерсти, усаживала Машу рядом и начинала предаваться…

– А вот был у меня еще ухажер, такой красавец…

– Скажи, бабушка, – как-то спросила Маша, – у тебя было столько поклонников, и на самолетах, и на пароходах, и даже на конях…. почему ты выбрала дедушку?

Но бабушка лишь загадочно улыбалась и вешала очередной связанный колпачок на самые ветвистые рога из дедушкиной коллекции…

*****

– И что за праздник такой придумали – Хулоин, – ворчала Баба Яга, выковыривая семечки из тыквы. – теперь вот наряжайся неизвестно во что. А как внучонка не уважить? Уж он и ступу покрасил, и огоньки приделал, и музыку. Только метлу брать запретил.

– Я тебе, бабушка, – говорит, – кнопочки сделал, – «Up» – вверх, «Down "– вниз,«Enter "– дым повалит. Ты уж напугай королевишну, глядь, она со страху и упадет в обморок, а тут я. А там слюбится…

– Придется лететь… Хороший у меня Ванятка, но дурачок. Нешто королевишны от тыкв с дымом в обморок падают? Им что покруче подавай… побогаче…

Отложила Баба Яга метлу, залезла в ступу преображенную, гикнула, свистнула, включила музыку и полетела…

– Эх, хорошо…!!!

*****

– Старая я уже, даже Волк не хочет меня съесть, – бормотала Красная Шапочка, укладывая в корзинку пирожки. Она взглянула в зеркало, поправила уже изрядно выцветшую шапочку, подмигнула своему отражению и выглянула в окошко. Волк как всегда лениво загорал под кустом сирени, пересчитывая лепестки, и радостно сжевывая пятилепестковые цветочки.

– Дожил, старый, цветочками питаешься, -поддразнила его Красная Шапочка, – а я вот в лес пойду.

– Зачем? – вяло поинтересовался Волк.

– Погулять, – ответила Шапочка, – вот, пирожки взяла. Пойдем?

– Если опять с вареньем, не пойду, – перевернулся Волк на другой бок, – У меня уже зубы болят от сладкого.

– С вареньем, – грустно всхлипнула Красная Шапочка, отворяясь калитку, – одна пойду. Может еще какого Волка встречу, непривередливого.

– Я тебе встречу! – нахмурился Волк, кряхтя вылезая из-под куста. – Пошли уж воздухом дышать, Шапочка моя.

– Может хоть укусишь? – с надеждой спросила Шапочка.

– Тебя? Лучше давай пирожок и молоко не забудь захватить. И корзинку понесу, тяжело тебе.

Седой Волк решительно взял увесистую корзинку, крепко сжал своей мохнатой лапой маленькую ручку старой Шапочки и осторожно повел ее по тропинке в лес.

– Дедушка, бабушка, вы куда? – закричал маленький Оранжевый Беретик, слезая с качелей.

– Скоро вернемся, не скучай, – ответили Волк и Красная Шапочка и, переглянувшись, уверенно зашагали в лес.

*****

Одна девочка все время смеялась. Она смеялась, когда ей покупали мороженое или воздушный шарик, она смеялась, когда каталась на качелях, и даже когда падала с качелей и разбивала коленки, тоже смеялась. потому что бабушка сказала ей, что воспитанные девочки не плачут и их любят. А девочка очень хотела, чтобы ее любили. А потом она выросла и стала тетенькой. Но тоже не плакала, а смеялась, смеялась, когда ей дарили цветы, смеялась, когда танцевала, смеялась, когда ее целовали. И даже когда бросали, ее смех звенел колокольчиком в такт осколкам очередной любви, сыплющимся с воздвигнутого ею пьедестала… и только самый внимательный наблюдатель мог бы услышать в нем тщательно скрываемые слезы…

*****

Тяка и другие. Незатейливые сказки

Тяка и весна

В конце зимы Тяка начинала очень ждать весну. Она ставила на широкий кухонный подоконник ящик с землей, доставала спрятанные на чердаке мешочки с семенами и начинала священнодействовать… Ну а как иначе было назвать все эти бормотания, поглаживания и поплевывания, пассы руками и обрызгивание какими-то жидкостями несчастных семян, которые можно было просто сунуть в землю и полить водой. Каждый год Никки наблюдал весь этот спектакль, сидя как искушенный критик в широком кожаном кресле, покуривая любимую трубку и посмеиваясь.

– И что ты смеешься? – сердилась Тяка, – не вижу ничего смешного..

Она хмурила брови и делала грозное выражение лица, но потом не выдерживала и тоже начинала улыбаться.

– Да, я сажаю по-своему и воду ношу специально из волшебного родника… но так надо!

– Что ты сажаешь? – спрашивал Никки.

– Увидишь, – загадочно отвечала Тяка.

А потом посадки начинали прорастать и каждый раз Никки заново поражался. Стоило проклюнуться первым зеленым росточкам, как над ящиком неизвестно откуда появлялся свет, начинала звучать тихая музыка, напоминающая перезвон серебряных колокольчиков и появлялись бабочки. Они порхали с ростка на росток, лаская нежную зелень своими разноцветными крылышками и она росла всё быстрее и быстрее.

– Вот это растет мечта, – рассказывала Тяка, показывая на диковинный розовато-голубой цветок с фиолетовыми прожилками, – Это надежда, это вера…

– А это? – Ники указал на огненно-бордовый цветок, растущий быстрее всех.

– Это желание, – улыбнулась Тяка.

Когда цветки подростали, Тяка складывала их в большую корзину и говорила Ники – «Пора, поехали..»

Они садились на звездодрын и уносились далеко-далеко в небо. Там Тяка раскидывала цветы по облакам.

– Облака разнесут их по всей земле, – объясняла она Ники, – и всем достанется… кому-то веры, кому-то надежды, кому-то желания…

И только один цветок Тяка никогда не отвозила в облака. Он был самый маленький и нежный и именно о нем она заботилась больше всего. Над ним летало больше всего бабочек и громче всего звенели колокольчики.

– Что это? – любопытствовал Ники. Почему-то этот цветок нравился ему больше всех и в глубине души он радовался, что Тяка не уносит его.

– Почему ты не отдаешь его?

– Это любовь и она еще слишком слаба. Люди просто погубят ее.

И любовь продолжала расти на подоконнике ее волшебного домика…

*****

А дождь все шел и шел. Казалось, весь мир превратился в одну большую слезу… Крупные капли срывались с еловых веток и со стуком разбивались о крышу домика.

Тяка сидела перед тихо потрескивающей печкой, с ногами завернувшись в пушистый плед, и ждала… как она ждала… Если бы сила ожидания могла превратиться в другую, волшебную силу, способную разбить стены и преодолеть расстояния… Тогда она превратилась бы в бабочку или лучше в большую стрекозу, жужжащую как вертолет, и прилетела бы к нему… села тихонько на плечо и смотрела, как он спит, а потом взяла бы в охапку и унесла сюда, в свой тихий домик на лесной опушке. Но даже феи не всесильны и оставалось только ждать… ждать и любить…

*****

Тяка была странной феей. Она любила считать звезды. Ну и что, скажете вы, все феи считают звезды. Но все феи любят считать звезды теплым летом, а Тяка любила делать это осенью. Она знала, что в темные ноябрьские ночи звездочкам становится особенно грустно, поэтому выбирала самую пасмурную или дождливую ночь, воодружала на нос очки, брала под мышку старый гроссбух, садилась на свой звездодрын и летела к звездам.

– Ну здравствуйте, мои дорогие, – ласково приговаривала она, бережно стирая с лучиков пыль, – соскучились?

Звездочки радостно подмигивали в ответ, а временами некоторые из них начинали трепетать на месте и даже подпрыгивать.

– Что, не терпится кого-нибудь осчастливить? – понимающе усмехалась Тяка, – Ладно, летите, но помните, что вы не глупые кометы, падайте медленно и красиво, чтобы как можно больше людей успели загадать желание.

Звездочки, мигнув на прощание, радостно срывались вниз, а Тяка, грустно улыбаясь, долго смотрела им вслед, каждый раз загадывая одно и то же несбыточное желание…

*****

Наступила зима. Домик Тяки засыпало снегом почти по самую крышу. Зато домик Никки всегда был ярко освещен и жарко натоплен. И даже цветы на окнах собирались расцвести заново.

– Вот ты вернешься и увидишь, что тебя ждали, – бормотала Тяка, вытряхивая на крылечке половички.

Заходил Ночутр, кряхтя усаживался в уголок, поедая свежеиспеченные плюшки, и наблюдал за Тякой.

– Думаешь, вернется? – грустно усмехался Ночутр.

– Обязательно вернется, – убежденно говорила Тяка и еще сильнее начинала начищать и так блестевший чайник.

– Ну-ну… – хмыкал Ночутр, – дырку не протри. А почему тогда у тебя только одна дорожка расчищена – к твоему домику?

– Так надо, – отвечала Тяка и заливалась пунцовым цветом.

А снег все падал и падал и казалось, каждая тающая снежинка – это чье-то исполненное желание…

*****

Вечером, когда солнце заходило за лес, на Тяку нападала Дремота. Она тихонько подкрадывалась из-за угла и внезапно накидывала Тяке на голову свой пыльный мешок. Тяка смеялась, трясла головой, отряхивая пыль и зазывала Дремоту на чай. Дремота вольготно располагалась в старом плетеном кресле, и, попивая из блюдечка душистый чай, учила Тяку жизни.

Лампа отбрасывала уютный круг света на вязаную цветами скатерть, глупые мотыльки самоотверженно бросались на маняший свет и, обжегшись, падали. Дремота небрежно смахивала их на пол и мерным голосом бормотала.

– Глупышка ты все-таки, всё ждешь и ждешь Его. Путь воина труден и порой бесконечен, кто знает, когда Он вернется и какой. Подумай, вот уже и Ночутр заглядывает к тебе всё реже, а всё чаще к новой соседке, что поселилась на другом краю леса.

– Ночутр только друг, не более, – улыбалась Тяка.

– Существа другого пола не могут быть только друзьями, – назидательно произносила Дремота, причмокивая пряником.

– Давай я лучше угощу тебя вишневым вареньем, – примиряюще предлагала Тяка, – и оставим эти разговоры.

– Я знала, что ничего не получится, – ворчала Дремота, – эти девчонки никогда не слушают. Но я должна была еще раз попробовать.

И они пили чай и болтали о пустяках, в потом Тяка укладывалась на диван, а Дремота расчесывала её рыжие кудри, напевая что-то непонятное. Под это бормотание Тяка закрывала глаза и ей чудилось, что всё хорошо, что Он вернулся из своего путешествия и она снова может поить его крепким черным кофе, набивать ему трубку табаком и вести бесконечные беседы обо всем на свете…