Текст книги "Амурский ангел. приключенческий роман"

– Э, нет, Иван Данилыч, – возразил полковник, – если бы было так просто, то мои орлы давно бы уже схватили преступников.

– Знаю я твоих орлов, только и умеют, что дань с предпринимателей собирать да на машинах с девками кататься по городу, – не преминул заметить авторитет.

– Зачем же вы так, – обиделся Сергей Игнатьевич. – А кто же тогда с гастролёрами ситуацию разрулил, вернул, понимаешь, государству сорок семь миллионов рубликов. Два трупа оставили после себя, сволочи. А кто…

– Да, ладно, ладно, Игнатьич, считай, что я пошутил неудачно, – пошёл на попятную Иван Данилович. – Так что ты там про странности говорил.

– А вот что. На месте преступления не найдено никаких следов посторонних людей, кроме твоего парня и его друзей. Ни других машин не было, ни людей.

– Они что же, сами с собой подрались?

– Это тоже вряд ли. Эксперты обнаружили странные следы, словно бы кто-то очень сильный волочил парней по земле, поднимал в воздух, а потом бросал на землю с большой высоты. Ведь двое умерли от перелома основания черепа, у других половина костей переломано, а третьи перепуганы до смерти. Кто их так напугал? И какой же силой надо обладать, чтоб такое сотворить. Да и кто мог это сделать, не представляю. Разве что слон, но слонов, как известно, у нас не водится.

– Так, говоришь, их кто-то в воздух поднимал? – спросил Иван Данилович. – То-то мой сыночек всё время руки поднимает, как будто прячется и защищается от кого-то, и постоянно кричит: «Кыш-кыш». Слушай, полковник, мой отпрыск, конечно, порядочный говнюк, но ты обязательно найди того, кто это сделал. Я не привык, чтобы на меня наезжали и трогали мою семью. Сам понимаешь, от этого зависит и мой авторитет, и моё положение.

– Сделаем всё возможное.

– Ты уж сделай, батенька. Если нужна техника или люди – не стесняйся, обращайся ко мне в любое время. Если надо, то и деньгами помогу. И ещё: любую информацию об этом деле ко мне на стол каждое утро.

– Иван Данилыч, миленький, – взмолился полковник, – не требуйте от меня невозможного, ведь есть тайна следствия, не могу я вас посвящать во все подробности. Надо мной ведь тоже из прокуратуры надзирают. Если узнают, в червя превратят.

– А мне и не нужны ваши подробности и тайны, я просто хочу быть в курсе дела. Не обижу, – снизив голос, пообещал Иван Данилович.

– Договорились, – обречённо согласился полковник.

Тайная лаборатория

Экскурсия в тайное убежище биолога Рубижанского была окутана такой завесой секретности, что Денис Костомарь уже две ночи не мог спокойно спать. Он ложился с мыслью, что его в любой момент поднимет с постели неожиданный звонок, и ему в течение одного часа необходимо будет быть в условленном месте, которого он к тому же и не знал. Рюкзак, набитый необходимыми, как ему казалось, вещами уже несколько дней валялся у порога квартиры и выводил из терпения Катерину и Ленку, которые то и дело об него спотыкались и ругались на чём свет стоит.

Как ни готовился Денис, нужный ему звонок всё равно раздался неожиданно, ранним утром, когда он только что заснул после долгого ворочания на диване. Он взял трубку сотового телефона, лежащую на тумбочке, и услышал голос Панаудина:

– Денис, ты готов?

– Чёрт бы тебя побрал, Дмитрий Сидорыч, ты не мог выбрать другое время?

– Не обижайся, меня самого только что с постели вытащили. Так что вставай, умывайся, собирайся, спускайся, внизу тебя ждёт машина. Даю тебе десять минут. Время пошло. Да, и вот ещё что – сотовый телефон с собой не бери, если тебе нужно будет позвонить, связь я тебе обеспечу. Понял?

– Нет, не понял, но не возьму.

На лестничной клетке он встретил соседку по площадке, которая возвращалась вместе со своей беспородной собачкой с прогулки. Словоохотливой соседке было под семьдесят и, очевидно, ей сильно хотелось почесать языком, когда она, увидев соседа, просияла лицом и завела разговор:

– Доброе утро, Денис.

– Доброе, тёть Маш.

– Куда собрался?

– На рыбалку, – соврал Костомарь.

– Что-то удочек не видно.

– Они уже в машине.

– А, понятно. Ты в отпуске или как?

– Нет, отпросился.

– Сейчас вроде не сезон для рыбалки-то. Мой тоже любит на берегу посидеть, так он говорит, что сейчас рыба не ходит, вода цветёт.

– Вы извините, тёть Маш, я тороплюсь, – сказал Денис с как можно более вежливой улыбкой, стараясь протиснуться между стенкой и её пышным бюстом.

– А, ну тогда беги, беги.

Он, было, уже протиснулся, как вдруг соседка схватила его за рукав ветровки.

– Погоди-ка, Денис, пока не забыла. Ты обещал поговорить с ЖЭКом, они когда стояк-то у нас буду ремонтировать? Ведь залило всех, сырость. Так и дом скоро развалится.

Чтобы хоть как-то отделаться от старушки, Денис брякнул наобум:

– Завтра, тёть Маш.

– Ой, правда, что ли! Вот спасибочки. А мы уж думали, что и не дождёмся.

Голос тёти Маши уже затухал, когда он прыгал вниз через три ступени и проклинал себя за те минуты слабости, когда пообещал жильцам подъезда разрешить вечную проблему с ЖКХ.

Внизу он увидел армейский УАЗик, быстро запрыгнул в него и плюхнулся рядом с Панаудиным, который тут же тронул за плечо солдата-водителя и приказал:

– Трогай. – Когда машина тронулась, спросил Дениса: – Что так долго?

– Преодолевал барьер соседки тёти Маши. – Костомарь оглядел салон российского джипа. – А что, получше машины не нашлось?

Панаудин усмехнулся:

– Привык к комфорту? Учти, там, куда мы едем, ни один иностранный джип не пройдёт. А эта машина – класс, проверенная, как офицерская жена, все тяготы вынесет, все барьеры преодолеет. Я тебе расскажу один случай. Как-то к нам с проверкой приехали из Москвы. Высокие, скажу тебе, чины. С чего начинается каждая проверка в России? Правильно, с охоты или рыбалки. Поехали на охоту. Москвичи все в японские да корейские джипы залезли, меня приглашают: садись, мол, с нами, Дмитрий Сидорович, место есть, чего ты на этой развалине поедешь. А я: да чего я стеснять вас буду, доберёмся как-нибудь, езжайте. Ну, они как фуганули по шоссе, только их и видели. Приехали в тайгу, смотрим, а они в болоте сидят, нас дожидаются. Что случилось? Да вот, застряли. – Панаудин обратился к шофёру: – Подтверди, Коля.

– Было такое, Дмитрий Сидорович, – с усмешкой ответил сержант.

– Вот и я говорю. Топчутся они у болота, нахохлились, ругаются. Один спрашивает: «А нет ли тут у вас другой дороги?» «Есть объездная, – отвечаю, – да только по ней ещё с сотню километров надо пилить». Что делать, спрашивают, надо было вертолёт заказать. На вертолёте, говорю, там и сесть негде. Я Коле говорю: «Давай, перебирайся на ту сторону, вытягивать будем хвалёные иностранки». Они в ужасе: «Да ты что, с ума сошёл! Если и УАЗик застрянет, тогда мы вовек из этой тайги не вылезем!» Ну, мой Коля включил блокировку, пониженную скорость и полез в это болото. Потихоньку, полегоньку проехал на ту сторону, да ещё и джипы вытащил. Видел бы ты их рожи, Денис! У нас, в России, всегда так: чужое хвалим, своё хаем. А ведь каждая вещь, каждая машина для определённой цели предназначена: пуговица, чтобы застёгивать, мыло, чтобы мыться. Джипы, конечно, машины хорошие, мощные, комфортные, по просёлку в дождь проедут, а вот для эстремальных условий малопригодные.

– А сейчас-то мы куда едем? – спросил Денис. – Где остальные? – Не торопись, коза, в лес, все волки твои будут, – шутливо ответил Панаудин и спросил водителя: – Как у нас дела, Коля?

Сержант несколько мгновений помолчал, поглядел во все зеркала заднего вида, даже для чего-то притормозил и уверенно ответил:

– Всё нормально, хвоста нет. Но провериться ещё раз не мешает.

За крутым поворотом УАЗик резко повернул вправо, съехал с крутой обочины и сквозь заросли пролез в гущу леса. Остановился. Шофёр заглушил мотор. Денис, помня недавнюю историю с доставкой пациента в госпиталь, понимал все эти действия с предосторожностями, но всё же шёпотом спросил:

– Неужели опять?

– Есть такие признаки, – тоже шёпотом ответил Панаудин. – Когда мы выезжали к тебе, к нам прицепился какой-то серый джип-японец. Правда, потом он исчез.

– Странно всё это. Кому мы нужны, уж слишком серьёзная за нами приглядка.

– Ну, странного ничего нет, – прошептал Панаудин, – кого-то сильно интересует тот же самый объект, что и нас. Только вот для чего?

Водитель Николай прижал палец к губам и, несмотря на своё подчинённое положение, шикнул на своего начальника. Сидели неподвижно ещё несколько минут. Затем шофёр повернул голову и с грустной усмешкой сказал:

– И всё-таки, товарищ полковник, они у нас на хвосте были, только что их машина проехала. Грамотные, гады. Я пойду, ещё осмотрюсь, а вы посидите.

Николай вернулся минут через семь, влез в салон и потёр руки.

– Потеряли они нас, точно потеряли. Несколько раз крутились взад-вперёд, так и уехали. Товарищ полковник, – обратился он к Панаудину, – а ведь это не наши были, косоглазые. Японцы или китайцы, может, и корейцы, чёрт их разберёт. Что-то по-своему лаяли.

– Китайцы, – твёрдо ответил Костомарь.

– Ты думаешь? – спросил Панаудин.

– Уверен. Мы уже видели таких, только в другом месте. Потом расскажу, – добавил Денис, предупреждая следующий вопрос.

Машина снова выбралась на шоссе, и Денис удивился, почему она не перевернулась на таком крутом подъёме. К его удивлению, машина пошла снова в город.

– Не удивляйся, – заметил Дмитрий Сидорович, заметив на его лице недоумение. – Мы, как зайцы, петлю сделали, чтобы сбить охотника со следа.

Через несколько километров УАЗик снова сполз с откоса и поехал по грунтовой дороге, затем по просеке, по которой, видно, не так давно лесовозы вывозили с делянок хлысты. Дорога была разбита УРАЛами до такой степени, что колея местами доходила до полуметра, но Николай каким-то образом умудрялся не попасть в эти ямы и уверенно вёл машину. Вот он ещё раз свернул в сторону, выехал на большую поляну и затормозил. Среди низкорослого кустарника приехавшие увидели вертолёт Ми-4, около которого уже топтались Остров и Качков.

– Вы чего, заплутались, что ли? – ещё издали закричал Тимофей. – Жди вас тут, как невест.

– Невестин шлейф отрывали, – отозвался Денис.

– Чего?

– Не бурчи, Тёма. Ты голодный, наверно. Хочешь, колбаски дам, – как всегда, по-дружески подтрунивал над другом Костомарь.

– Я уже поел. Даже два раза. А то с голоду помрёшь, пока вас ждёшь, – огрызнулся Тимофей.

– Ну, всё, хватит, – грозно скомандовал Панаудин. – Загружайся, поехали.

Вот вертолёт заревел двигателями, отчего уши сразу заложило и сразу всем расхотелось разговаривать. Земля стала уплывать, сдвигаться, убегать. Чем выше поднималась машина, тем больше успокаивалась земля, покрытая буйной зеленью, озёрами, речками, речушками и морщинками дорог, а горизонт расширялся и раздвигался, открывая бескрайнее небо и великий таёжный океан.

Все, не отрываясь, с тоской смотрели в иллюминаторы, словно навек прощались с твердыней своего обитания. Город остался в стороне, а внизу тихонько вращалась земля, показывая своё вечное движение. Через полчаса уже почти ничто не напоминало, что там, внизу, кто-то обитает, лишь иногда на залысинах попадались старые охотничьи заимки и зимовья, становища охотников и рыбаков да зловеще чернели острова выгоревшей тайги.

Вот вертолёт сделал полукруг и стал постепенно снижаться над сопкой, укутанной в сплошной зелёный лес. Лишь самая вершина сопки блестела залысиной, на которой пассажиры высмотрели небольшую ровную площадку. Вертолёт, покачиваясь от верхового ветра, постепенно стал снижаться и скоро все почувствовали толчок. Машина мгновенно осела, двигатели сбавили обороты, а затем и совсем заглохли.

Когда путешественники вышли из вертолёта, они не увидели ничего, кроме глубокой пропасти, края которой были опутаны колючей проволокой и отвесной скальной стены, совершенно гладкой и пустой.

– И что мы здесь забыли? – спросил Тимофей, сидя на своём кофре и оглядывая окрестности. – Хотя видок отсюда красивый.

Неожиданно неизвестно откуда появился профессор Рубижанский, который всем пожал руки и спросил:

– Прибыли?

– Как видишь, – за всех ответил Панаудин. – Не томи, Сёма.

– Подождите меня здесь, – сказал Семён Рубижанский и скрылся в зарослях справа. Отсутствовал он минут десять, появился снова и, вскинув руки, прокричал:

– Сим-Сим, откройся.

Все ждали, что произойдёт дальше. Неожиданно скальная стена вздрогнула. На ней явно обозначился прямоугольник, который стал поворачиваться вокруг своей оси, обозначая проход внутрь. Денис ахнул:

– Вот это цитадель! В ней и атомная война не страшна. Можно заходить? – спросил он.

– Конечно, – ответил Рубижанский. – Проходите, проходите.

Когда путешественники вошли внутрь, их встретила невероятная тишина большого грота, освещённого лишь несколькими крохотными фонарями. Сзади с грохотом и скрежетом повернулась дверь, отчего все внезапно вздрогнули. Путешественники почувствовали вполне объяснимый первобытный страх, оказавшись в замкнутом пространстве. Сюда не проникал ни единый звук, тишину нарушали лишь вздохи, шарканье ног и покашливание. И в этой тишине голос хозяина был подобен грому, когда он сказал:

– Не бойтесь, друзья мои, я не циклоп и совсем не хочу вас погубить. Просто здесь так устроено, что пока не закроется внешняя дверь, не откроется следующая. Погодите немножко.

И на самом деле, через несколько минут что-то загудело и в стене, противоположной от входа, стал образовываться синий прямоугольник. Это открылась вторая дверь. Рубижанский снова пригласил пройти, объясняя при этом:

– Извините, что приходится подолгу ждать. Это происходит по причине вынужденной экономии электроэнергии.

– Здесь что же, и своя электростанция есть? – спросил Остров.

– Конечно, есть генератор, но он работает только в самом крайнем случае. В основном же вся энергия получается за счет солнечных батарей и ветровых двигателей.

– Что-то я не заметил никаких мельниц, – пробурчал Качков. – Дальше-то куда?

Рубижанский первым вошёл в следующее помещение, из которого вела вниз пологая металлическая лестница. Внизу был небольшой вестибюль, в котором находились ещё три двери, на этот раз самые обычные: прямо, справа и слева. Семён подошёл к правой и на что-то нажал. Загудел электрический замок. Рубижанский вошёл в довольно просторный, ярко освещённый кабинет без окон. За ним вошли и его спутники.

В кабинете стояли столы, десятка два стульев, несколько пеналов, два компьютерных стола со всем необходимым оборудованием. На стенах висели плакаты с какими-то схемами и диаграммами, несколько фотографий с непонятными существами, похожими на только что вылупившихся птенцов.

– Это и есть хоморнисы? – спросил Юрий Александрович, разглядывая фотографии.

Рубижанский вскинул голову.

– Как ты сказал, хоморнис? Хомо и орнис? Человек-птица? Интересное слово, интересный термин, надо им воспользоваться. Ну, а сейчас, друзья мои, пора начинать экскурсию. – Семён снял со стены трубку переговорного устройства, спросил:

– Женя, всё готово? Тогда открой вторую дверь. Ну, мужики, следуйте за мной. Все вышли из кабинета, прошли через вестибюль и зашли в ещё одно помещение. Их встретил необычайный и сильный шум, состоящий из человеческого говора, щебетания птиц, хлопанья крыльев, писка, шума вентиляторов и чего-то ещё неопределимого на слух.

Путешественники стояли на месте с открытыми ртами. Их крутящиеся головы и жадно распахнутые глаза говорили о том, как поражены они увиденным. Помещение было длинным, белым, с высокими потолками метров под десять, ярко освещённым и напоминало огромную больницу. Окон здесь тоже не было, но воздух был свежим, пахучим, настоящим природным, который нагнетался вентиляторами снаружи через невидимые каналы. По сторонам, у стен, стояли высокие клетки, в которых обитали пернатые птенцы с человеческими головами, которые скакали на тонких ножках и с любопытством смотрели на новичков, нарушивших их однообразное существование. У этих существ были недоразвитые руки и такие же недоразвитые крылышки. У одних они были сложены за спиной, другие неистово махали ими, пытаясь подняться в воздух, отчего они напоминали куриц, пытающихся взлететь на насест.

Вдоль клеток расхаживали четыре женщины в белых халатах и раскладывали в кормушки какую-то еду, совали птенцам в рот что-то ещё. Птенцы пытались пищу достать ртом, но им это не удавалось, потому что мешали полудуги, прикреплённые к каждой кормушке. И тогда им приходилось брать пищу руками и класть её в рот.

Первым опомнился Тимофей Качков. Он расчехлил видеокамеру, висящую на боку, и стал снимать, переходя от клетки к клетке. Потом ожил Денис Костомарь, он захлопал, как ребёнок, ресницами и с удивлением протянул:

– Что это?

– Это? – спросил, довольный произведённым эффектом, Рубижанский. – Это обыкновенный детский сад для моих питомцев. Как видите, их здесь совсем немного, всего тридцать семь, но это, как вы понимаете, только самая младшая группа. С ними здесь занимаются воспитатели, они приучают их есть руками, учат говорить…

– Говорить! – вскрикнул удивлённый Остров. – Этого не может быть! Птиц и животных, даже если они очень похожи на людей, невозможно научить разговаривать по-человечески! Этого доказано опытами, это невозможно по своей природе.

– Невозможно?! Но вы забываете, что это не просто птицы, а птицелюди или, как вы их называете, хоморнисы. Дарья Дмитриевна, – окликнул кого-то Рубижанский, – подойдите, пожалста, сюда.

К ним подошла одна из женщин-воспитательниц, она поздоровалась коротким «здрасьте» и обратилась к Рубижанскому:

– Слушаю вас, Семён Осипович.

– Дарья Дмитриевна, продемонстрируйте гостям навыки наших питомцев.

– Хорошо.

Женщина подошла к одной из клеток и обратила на себя внимание пронзительным звуком, похожим на птичий клёкот. Хоморнис, занятый яркой игрушкой в углу, повернул голову, посмотрел на воспитательницу смышлёными глазами.

– Палю, подойди ко мне, – попросила воспитательница.

Птенец подскакал к решётке и, ухватившись ручками за прутья, стал смотреть на воспитателя.

– Палю, ты хорошая девочка?

Палю тут же улыбнулась и пропищала что-то нечленораздельное.

– Нет, не так, Палю, – попеняла воспитательница, – ты говори.

Палю раскрыла рот и произнесла:

– Хошая.

– Молодец, Палю, – похвалила воспитательница девочку. – А теперь скажи, девочка моя, ты красивая?

Палю сначала смутилась, потом снова улыбнулась, расправила за спиной ещё неотросшие и недоразвитые крылышки и ответила:

– Палю касива.

– Молодец, Палю, иди, занимайся своим делом.

И маленькая птицедевочка снова устроилась у своих игрушек.

– А вопрос можно? – осмелился Денис.

– Конечно, можно, – разрешил Рубижанский.

– Почему они так странно ведут себя, они нас нисколько не боятся?

– Здесь находятся детишки от двух до семи лет. Они не совсем такие, как обыкновенные человеческие дети. Они пока не различают, кто свой, а кто чужой, поэтому они и не боятся. Вообще птицелюди, если не заниматься их воспитанием, так и остаются дикими существами. Ну, вспомним хотя бы историю про Маугли. У наших питомцев есть интеллект, но его нужно развивать. Здесь в первые годы жизни наш персонал развивает у детей этот интеллект. В основном это происходит на уровне постоянного общения с человеком. Здесь прививаются все необходимые навыки, которые присущи мыслящим существам, их приучают есть руками, а затем столовыми приборами варёную пищу. Но они могут есть и сырую пищу: рыбу, мясо, ягоды, плоды. Наши воспитатели учат их умываться, следить за собой, чистить зубы, одеваться и так далее.

– Но я вижу, что они пока все голые: и мальчики и девочки, – заметил Остров.

– Да, это так, неодетыми они чувствуют себя гораздо комфортнее. И, тем не менее, три раза в день их учат одеваться и раздеваться.

– Как солдат? – спросил Тимофей, не отрываясь от камеры.

– Именно как солдат-новобранцев, – подтвердил Семён.

– А дальше что? – задал вопрос Панаудин.

– А именно? – не понял Рубижанский.

– А дальше-то что происходит с этими птицелюдьми?

– Ах, вы про это. Ну, рассказывать я вам не буду, лучше, как говорят, один раз увидеть, чем сто раз услышать. Пойдёмте за мной.

И снова коридор, лестницы, переходы, двери. Экскурсанты вслед за хозяином вошли в небольшую комнату с занавесями на стенах. Рубижанский показал на стулья у стены.

– Присаживайтесь. Только очень прошу вас не шуметь.

Когда все расселись, Рубижанский нажал кнопку на стене, и шторы раздвинулись. Все увидели огромное помещение, где в воздухе летали и кувыркались десятка полтора хоморнисов. Все они были одеты в обтягивающие трико разного цвета: белого, небесно-голубого, синего, зелёного, светло-коричневого. Одни играли друг с другом, то догоняя, то планируя, то падая, то взмывая. Сквозь стекла было слышно, как они смеялись, разговаривали и сердились на человеческом языке.

– Это наша школа, – с гордостью сказал Рубижанский. – Сейчас у них перемена.

– Как необычно это наблюдать, – сказал Юрий Александрович. – Я словно во сне, честное слово. Это же просто чудо. Неужели я вижу это собственными глазами! А они нас не видят?

– Нет-нет, можете спокойно наблюдать, стекла зеркальные, – успокоил всех Рубижанский.

В этот момент к стеклу подлетела девочка с длинными серебристыми волосами. Она зависла в воздухе перед зеркалом, чисто по-женски стала поправлять волосы, строить глазки и гримасы. К ней подлетела другая девочка, что-то ей сказала, и они вместе полетели в другой конец зала. К девочкам приблизился смазливый мальчик и тоже что-то сказал, но они только рассмеялись. В этот момент раздался пронзительный зуммер, и всё это цветное великолепие опустилось на пол и уселось за школьные столы. Откуда-то появился учитель-мужчина с книгой в руке.

– Тимофей, ты это всё заснял, не проморгал? – с нажимом спросил Денис.

– Обижаешь, начальник, – пробасил в ответ Качков. – Всё сделано в лучшем виде.

– Смотри, если что не так, я тебя удавлю, – пригрозил Костомарь.

– Всё, сеанс просмотра закончен, – предупредил Рубижанский и нажал на кнопку. Шторы тихо сошлись. – А теперь пойдём в столовую, по-моему, пора перекусить.

Столовая была небольшая, на десяток столов. Повариха подала им обыкновенный куриный суп, картофельное пюре с рагу и чай. Но к еде никто, кроме Тимофея Качкова, не притронулся – таково было впечатление от увиденного.

– Я понимаю, для вас всё это необычно, – подал голос Рубижанский, – но поесть всё-таки надо, следующая трапеза будет не скоро.

Все начали есть. Но уфолог всё-таки не удержался от вопроса:

– Семён Осипыч, извини, распирает. На всё это нужны огромные деньги. Откуда они у вас?

– А я разве не говорил? Помните, я рассказывал вам про встречу с американским соотечественником Кутовкиным Семёном Владимировичем? Он умер семь лет назад, светлая ему память. Я этого и не знал. И каково же было моё удивление, когда мне из Америки пришло письмо. В нём сообщалось, что ко мне в определённое время и в определённое место придёт человек и сообщит важную новость. Я встретился с этим человеком в кафе, он показал завещание, по которому часть наследства Кутовкина доставалась мне для продолжения исследовательских работ. Адвокат и личное письмо Семёна Владимировича мне передал. Знаете, что он написал? Наизусть помню, могу процитировать. Но лучше всё-таки дословно, потому что такой своеобычный человек был. – Рубижанский достал письмо из внутреннего кармана пиджака, осторожно вынул его из пластикового пакета и стал читать:

– «Дорогой тёзка, земляк по российской родине! Я не знаю, на кой хрен я жил на этом свете, так, пропорхал бабочкой. Какой-то умник сказал, что если на одном конце планеты эта самая бабочка взмахнёт крыльями, то на другом может разразиться буря. Так вот, после меня никакой бури не будет, профукал я жизнь, как последний засранец. Я смертельно болен и скоро стану прахом. Ты знаешь, что денег у меня дохрена. Зачем копил их, и сам не знаю, наверно, надеялся жить вечно. А сейчас вот подумал: „Кому они достанутся, пойдут ли они во благо?“ У меня шестеро детей, есть кому тратить. Но я ведь знаю, что они эти деньги в один момент просадят – наверно, в меня все пошли. Поверь, наследники должны быть бедными, иначе они в жизни ничего не добьются. Я эту истину постиг на своём опыте. Я не всегда был богатым. Родители мои, когда убежали в Америку, не имели и гроша в кармане, так и умерли под забором. А я решил – во что бы то ни стало выбьюсь из нищеты. Чем только ни занимался: и горшки за больными выносил, и канализацию чистил. Да чего всё перечислять. За два года скопил капиталец и открыл своё дело. А там уж в гору пошло. Младшенький мой в меня пошёл. В нём есть дух предпринимательства, но в его голове рождаются такие безумные прожекты, что, я боюсь, через год-два он прогорит, как осиновая спичка. Вспомнил про тебя, Семён. Нравишься ты мне. А как вспомнил про ту птичку, которую ты поймал, сразу и решил – часть наследства тебе отдам, потому что знаю – на дело его пустишь, не просадишь по кабакам да на девок. А если и не получится у тебя ничего – не жалко. Только теперь я понимаю, что на таких вот чудиках, как ты, человеческий прогресс и держится. Прощай, землячок. Эх, как по России-матушке я тоскую, а придётся лежать в чужой земле. Семён Кутовкин».

Рубижанский при общем молчании за столом снова аккуратно сложил письмо, вложил в пластиковый пакетик и спрятал, добавив:

– Всегда с собой ношу, душу оно мне греет. Ведь это, пожалуй, единственный человек, который мне поверил и поддержал меня. Ну, все поели?

– Поешь тут, – проворчал Качков. – Я не Цезарь, не могу сразу двадцать дел делать.

– Хорошо, хорошо, Тимофей, мы подождём.

– Надеюсь, экскурсия ещё не закончена? – осторожно спросил Юрий Александрович. – Не знаю, кому как, а мне ещё много непонятно. Например, как вы сотворили это чудо. Я как во сне, до сих пор не могу поверить, что один человек мог сотворить такое чудо.

– Чуда здесь никакого нет, – возразил профессор. – Как и всегда в жизни, этому способствовало ряд обстоятельств. Первое: это, наверно, счастливая случайность, когда меня подобрали в тайге и я впервые увидел, как говорит Юрий, хоморниса; второе – моя упёртость и перспектива идеи – создать мыслящих, творческих птицелюдей; третье – встреча с Кутовкиным и создание условий для претворения этой идеи в жизнь. Были и четвёртое, и пятое, и шестое. И поверьте мне, если бы не было хоть одного из этих обстоятельств, вся цепочка этого, как ты говоришь, чуда разорвалась бы.

В это время дверь открылась и в столовую вошла женщина лет сорока, стройная, невысокая, с золотой короной пышных волос на голове. Увидев незнакомую кампанию за столом, она смутилась, извиняюще улыбнулась, произнесла:

– Добрый день, господа, извините меня за вторжение. Приятного аппетита. Семён Осипович, можно вас на минутку.

Рубижанский встал из-за стола и отошёл с нею в сторону, тихо спросил:

– Женя, в чём дело?

Женщина с волнением в голосе, нервно потирая красивые руки, сказала:

– Саня не вернулся до сих пор. Я беспокоюсь, его нет уже трое суток. Не случилось ли чего…