Текст книги "Маркус и девочки"

Глава пятая

Маркус проснулся с мыслью, что он влюбился в Муну. Это случилось во сне. Она пришла к нему и протянула руки. «Ты любишь меня?» – спросила она и улыбнулась, показав полный рот восхитительных, белоснежных и чуть кривоватых зубов. Нитка необработанного жемчуга, спрятанная за алыми губами.

Сон был потрясающим. Настоящее откровение. С глаз словно пелена спала. Во сне Маркус наконец-то ясно все увидел. Он увидел Ее. Женщину всей своей жизни. Муну.

Маркус закрыл глаза и попытался снова заснуть, но, конечно, ничего не получилось. Он услышал, как отец напевает на кухне: «Oh what a beautiful morning»[23]23
  Какое прекрасное утро (англ.).


[Закрыть]. Он и сам, лежа в кровати, замурлыкал этот мотивчик. Утро и в самом деле было замечательным. Даже погода улучшилась. В окно светило солнце. Листья на деревьях колыхались от ветра. Вдалеке орали коты. Воздух словно наполнился любовью. И он сам тоже. Муна, Муна, Муна! Маркус выпрыгнул из постели. Долой пижаму, надеваем трусы… Носки… Футболку… Гип-гип, ура! Какой чудесный день! Oh what a beautiful morning! Где мои брюки, где рубашка? Он застыл посреди комнаты, держа штаны в руках. А что он скажет Эллен Кристине? Она же думает, что он влюблен в нее. В самом деле? Она так не думает. Она же с Сигмундом. А тот понял, что эта влюбленность не привела бы ни к чему, и взял удар на себя. Сказал, что он сам, а не Маркус написал это идиотское сочинение про дурацкую русалку с ужасными ушами. Старый добрый Сигмунд. Настоящий друг, который познался в беде. Да! Верный и умный. Это он сам его предал! Но теперь Маркус все исправит. Он попросит прощения у своего лучшего друга, пересядет обратно на свое место, снова начнет посылать привычные сигналы и увлекательные записки и будет вместе с Муной. Он радостно улыбнулся и заметил, что улыбка застыла. Ощущение счастья тут же пропало. Оно было всего-навсего продолжением сна. Только теперь Маркус окончательно проснулся. Тяжелые мысли вернулись. Он будет вместе с Муной? Что это он себе вообразил? Он никогда ни с кем не будет. Он никогда не сможет сказать ей, что любит ее. Он – самый трусливый мальчик на свете. Только один человек может ему помочь… Сигмунд. Но примет ли он извинения? Человек, который предал один раз, может предать снова. Он вырыл яму своему лучшему другу и чуть не упал в нее сам. Подумать только, как он сглупил! Он ничего не понял. Даже когда Сигмунд встал на уроке и сказал: «Markus is my best friend». Маркуса ослепила ревность и гордость, он не понял, что Сигмунд спас его от судьбы, которая могла стать хуже смерти. И почему все так происходит? Почему он всегда все делает не так? А все потому, что он такой… Маркус Симонсен! Не только самый трусливый на свете мальчик, но еще и самый глупый.

Он надел брюки, подошел к шкафу и, почти не надеясь, что это хоть как-то поможет делу, достал синий свитер.

Монс все еще напевал на кухне, и Маркус пошел к нему. Интересно, получится ли у него запихнуть в себя бутерброд с паштетом…

Маркус закрыл за собой входную дверь и вышел на лестницу. Потом он снова открыл дверь и снова вошел. Так повторилось три раза. Не потому, что он что-то забыл, а потому что тройка была его счастливым числом. В нем теплилась слабая надежда, что, если он откроет и закроет дверь трижды, Сигмунд будет стоять на перекрестке и ждать его.

Маркус осторожно шел по дороге. Когда он внимательно прислушался к своему телу, то почувствовал, что нога все еще побаливает. Вчера он всего лишь ее подвернул, споткнувшись. Сегодня наверняка сломает. Маркус всегда считал, что жизнь становится с каждым днем хуже и хуже. На перекрестке спиной к Маркусу стоял какой-то парень в коричневых вельветовых брюках и синем свитере и что-то убирал с тротуара. Маркус побежал, но, когда парень обернулся, тут же остановился. Они внимательно посмотрели друг на друга. Их разделяло всего метров пять. Сигмунд держал в руке камень. Маркус слабо улыбнулся, хоть и не был уверен, что ему это удалось.

– У тебя в руке камень, – сказал он.

Сигмунд бросил камень в придорожные кусты.

– Больше нет. – У него тоже не получилось улыбки.

– Ты кидаешься камнями? – спросил Маркус.

Ну вот, молодец, он даже в состоянии поддержать разговор.

– Я их убираю с тротуара, – ответил Сигмунд.

– А-а, – протянул Маркус.

– О них можно споткнуться.

Маркус потрудился над улыбкой.

– Борец за безопасность и чистоту? – спросил он.

– Ага. Как поживают твои уши?

– Все в порядке. Просто вчера их заложило.

Сигмунд кивнул:

– Я так и думал.

Они постояли молча.

– Сигмунд.

– Маркус?

– Прости, – сказал Маркус.

– Нет, это я виноват, – покачал головой Сигмунд.

– Нет, я!

– Мы еще и на эту тему будем ссориться?

Маркус покачал головой:

– Я не хочу ссориться. Мне очень обидно, Сигмунд.

Сигмунд подобрал с тротуара еще один камень и бросил его в кусты.

– Мне тоже.

– Я очень виноват.

– Нет, это я очень виноват.

– Я – мерзавец.

– Нет, это я – мерзавец.

– Нет, я!

– Нет, Маркус. Мерзавец – это я.

Маркус начал злиться. Может он хоть раз в жизни попросить прощения у Сигмунда, чтобы тот не начал спорить?

– Нет, я! – сказал он горячо. – Я выставил тебя на смех перед всем классом.

– И правильно сделал, – сказал Сигмунд, – я же увел у тебя девушку.

– Она не моя девушка!

– Нет. Но скоро будет твоей.

– Что?

– Я рассказал ей всю правду вчера вечером.

– Только не это! – сказал Маркус.

– Да, – ответил Сигмунд, – я сказал, что все эти красивые слова написал ты, а вовсе не я.

Маркус почувствовал, как кровь отливает от головы и собирается где-то под корнями деревьев.

– Ты рассказал?!

– Да, и сказал, что ты ее любишь.

Маркус попытался проглотить слюну, набравшуюся у него во рту.

– А она что?

– Она порвала со мной и теперь хочет пригласить тебя.

– Пригласить меня? Куда?

– На свой день рождения.

Маркус почувствовал, как застучали его зубы.

– П-почему… п-почему… она хочет пригласить меня?

– Полагаю, что она в тебя влюблена.

– Нет, не влюблена! Она же в тебя влюбилась!

– Уже нет, – спокойно сказал Сигмунд. – Боюсь, я в ее жизни останусь всего лишь неприятным воспоминанием. Она считает меня скотиной, кем я, впрочем, и являюсь на самом деле. У тебя есть шанс, Маркус. И я тебе завидую.

Маркуса девочки раньше никогда не приглашали на дни рождения, но он был уверен, что девчонки тратят там время на сплетни, откровения и танцы. Он сам танцевал лишь один раз в жизни и поклялся тогда, что этот раз станет последним. В компании у Эллен Кристины, как только снимут верхнюю одежду, наверняка сразу перейдут к танцам, а когда закончат танцевать, выключат свет. А что случится потом, он даже подумать не смел и тем не менее думал. Мысль о том, что он окажется в темной комнате, когда ухо Эллен Кристины прижмется к его щеке, наполнила его неописуемым ужасом.

– Черт, – сказал он тихо. – Вот засада!

Сигмунд удивленно на него посмотрел:

– Что-то случилось?

– Я не хочу на день рождения к Эллен Кристине!

– Ты же ее любишь?

– Нет, я люблю Муну.

– Ты говорил, что любишь Эллен Кристину!

– Я ошибался. Я думал, ты понял, что… Я думал, поэтому…

Сигмунд медленно покачал головой и так же медленно произнес:

– Я думаю, мы оба должны извлечь из этого урок.

– Из чего?

– Да я и сам не очень понимаю, – немного подумав, пробормотал Сигмунд. – Я смотрю, ты надел синий свитер?

– Да, но, Сигмунд…

– Это значит, что все в порядке?

– Нет! Ничего не в порядке!

Муна и Эллен Кристина шли им навстречу.

– Привет, Макакус! – крикнула Эллен Кристина.

– Помоги, – прошептал Маркус. – Что мне делать?

– Сваливаем, – сказал Сигмунд и понесся по тропинке, которая вела к карьеру, где они еще в шестом классе построили хижину. Маркус припустил следом.

– Стойте! – крикнула Эллен Кристина.

Маркус сделал вид, что не слышит.

– Он не слышит, – сказала Муна.

– Я знаю, – ответила Эллен Кристина. – Бедный Маркус.

– Да… – согласилась Муна. – Бедный Маркус…

Они уже давным-давно не были в хижине, но та все еще стояла на месте. Тяжелый рубероид, который они нашли в карьере, по-прежнему лежал на крыше, а на стенах внутри до сих пор висели фотографии кинодивы Дианы Мортенсен, в которую оба мальчика были влюблены несколько месяцев и миллион лет назад. Теперь они сидели каждый на своем деревянном ящике перед самодельным столиком. Времени было больше девяти, а первые два урока вел Воге. Маркус знал: поднимется шум, но будь что будет. У него сейчас проблемы посерьезнее, чем учитель, который воспринимает опоздание как личное оскорбление. Казалось, Сигмунд наслаждался сложившейся ситуацией. У него всегда резко улучшалось настроение, когда требовалось использовать мозги, чтобы помочь Маркусу выпутаться из какой-нибудь сложной ситуации.

– Итак, у нас две проблемы, – сказал Сигмунд и достал из рюкзака записную книжку и карандаш.

– Нет, – возразил Маркус. – Проблем целая куча.

Сигмунд дружелюбно улыбнулся:

– И все же давай начнем с самых важных.

Он вырвал листок из блокнота и начал записывать.

– Первая. Маркус не влюблен в Эллен Кристину и думает, как сказать ей об этом, чтобы не обидеть.

– Не важно, обижу я ее или нет, – взволнованно произнес Маркус. – Проблема в том, как я вообще посмею ей это сказать.

– Верно, – сказал Сигмунд, – но все-таки лучше сказать так, чтобы не обидеть. Мы же не знаем, в кого ты влюбишься в следующий раз.

– Ты это о чем?

– Ни о чем. Просто мысли вслух.

– Я больше никогда не влюблюсь в Эллен Кристину, если ты об этом, – горячо возразил Маркус.

– Точно? – резонно спросил Сигмунд. – Во всяком случае, я считаю наиболее разумным оставить пути для отступления. Согласен?

Маркус не отвечал. Ему было все равно, что напишет Сигмунд, лишь бы он помог избежать участи быть с Эллен Кристиной.

– Вторая, – продолжил Сигмунд. – Макакус влюблен в Муну и думает, как сказать ей об этом, чтобы себя ничем не связывать, если он влюбится в другую.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь «ничем себя не связывать»? – спросил Маркус и тут же ответил сам: – То есть оставить пути для отступления и в этом случае?

Сигмунд кивнул.

– Да, – сказал он. – Надо быть осторожным, когда атакуешь как на пути в сторону любви, так и на пути от нее.

Он продолжил записывать.

– А сейчас ты что пишешь? – нервно спросил Маркус.

– Я просто записываю то, что я сказал. По-моему, неплохо сказано, да?

Он поднял взгляд и, прищурившись, посмотрел на Маркуса.

– К первому пункту. Все-таки хорошо бы сходить на день рождения?

– Ты что, с дуба рухнул?!

– Расслабься, – сказал Сигмунд. – Там планируется устроить маскарад.

– Мне все равно, маскарад или нет. Я не хочу туда идти!

– Ты будешь в маске. А это здорово упрощает дело.

– Какое дело?

– Сказать, что ты в нее не влюблен. Ты не представляешь, насколько проще говорить, когда ты в маске. Это все равно что играть роль.

Маркус открыл рот. Потом снова закрыл. До него дошло, что Сигмунд, пожалуй, прав. Если он будет в маске, Эллен Кристина не увидит его лица, и тогда не важно, покраснеет он или будет заикаться. Может, он найдет костюм, в котором будет естественно заикаться и выставлять себя на смех. Уродливый костюм, из-за которого никто не захочет с ним танцевать. Это действительно сильно упростит дело. Он снова посмотрел на Сигмунда.

– Я пойду, если ты пойдешь со мной, – сказал он.

Сигмунд покачал головой:

– Увы. Меня не пригласили. Она меня ненавидит.

– Тогда я тоже не пойду.

– Макакус!

Маркус сильно помотал головой:

– Я один не пойду ни на какой маскарад! Никогда в жизни!

– Вигго тоже пригласили, – сказал Сигмунд и почесал подбородок. – Он примерно с меня ростом. А Вигго откладывает деньги на новый велосипед. Если мы…

Маркус кивнул с воодушевлением. Он понимал, что мозг умного друга работает сейчас на полную мощность.

– Если мы ему предложим сотню крон, может быть, нам удастся уговорить его пустить меня вместо себя. Как тебе?

– Здорово! – с восторгом произнес Маркус. – Ты же тоже будешь в маске. И никто не заметит разницы.

– Да. Если я буду все время молчать.

– А тебе и не надо будет говорить. Ты можешь быть…

– Молчаливым Рыцарем, – кивнул Сигмунд. – Молчаливый Рыцарь никогда ничего не говорит.

– Отлично! – воскликнул Маркус. – А я кем буду?

Сигмунд поднялся с ящика.

– Не волнуйся, – сказал он. – Я что-нибудь придумаю.

Глава шестая

И правда, Воге оказался одновременно и сердит, и обижен, когда Маркус и Сигмунд вошли в класс посреди второго урока. Но Сигмунд объяснил, что ему пришлось вести Маркуса к врачу, потому что тот подвернул ногу по дороге в школу. Воге принял такое объяснение, поскольку даже представить себе не мог, что его любимец может обманывать. И поскольку Маркус хромал, когда вошел в класс, самым убедительным образом. Кроме того, Воге обрадовался, когда узнал, что со слухом у Маркуса все в порядке. В сущности, учитель был достаточно дружелюбным человеком, хотя свое дружелюбие он старательно прятал под маской сарказма, веселя при этом учеников. Маркус вернулся на свое прежнее место. Сигмунд попросил Муну сказать Эллен Кристине, что Маркус с удовольствием придет на день рождения. Вигго с радостью принял предложение друзей и пообещал никому не говорить, что отдал свое приглашение Сигмунду. Его позвали на праздник, потому что он нравился Муне, а поскольку сам он только что начал гулять с Триной из класса «В», то Вигго только обрадовался. В сущности, все остались довольны. Все, кроме Пера Эспена. Которому пришлось пересесть обратно на первую парту и проводить время под жестким контролем Воге.

По дороге домой друзья обсуждали, в кого можно перевоплотиться Маркусу. До праздника оставалось всего два дня, и времени было очень мало. Маркус предложил графа Дракулу, но Сигмунд решительно покачал головой.

– Слишком интересно.

– Джон Сильвер из «Острова сокровищ»? У него была только одна нога.

– Пират? Да ты рехнулся, Макакус! Девчонки обожают пиратов.

– Бэтмен?

– Чушь!

– А как насчет Пятницы, слуги Робинзона?

– Ты не можешь одеться Пятницей. Они подумают, что ты расист.

– Гуфи?

– Слишком смешно. Нельзя, чтобы она над тобой смеялась, Макакус. Тогда ты разбудишь ее материнский инстинкт, а такой поворот опасен для жизни. Надо придумать что-нибудь омерзительное.

– Молочный суп, – с отвращением заметил Маркус. – На свете нет ничего омерзительнее молочного супа!

– Знаю, – ответил Сигмунд.

– Да… – вздохнул Маркус. – Я так и думал…

В четверг вечером два молодых человека в странных костюмах вышли из дома Маркуса. В дверях они встретили Монса, который слегка вздрогнул.

– Добрый день, господин Симонсен, – вежливо произнес Молчаливый Рыцарь. – Мы идем на маскарад.

– Догадываюсь, – хмыкнул Монс и неуверенно взглянул на сына. – Забавный костюм, Маркус. А ты кто?

– Хэ-хэ, – глухо прокряхтел Маркус и заковылял вниз по лестнице.

– Он – Квазимодо[24]24
  Персонаж из романа В. Гюго «Собор Парижской Богоматери».


[Закрыть], господин Симонсен, – опять сказал Молчаливый Рыцарь и последовал за Маркусом.

Монс посмотрел им вслед и зашел в дом, чтобы выпить чашку чая и успокоиться.

– Я не могу! – взмолился Маркус.

Мальчики стояли перед дверью Эллен Кристины. Молчаливый Рыцарь как раз собирался позвонить. Он на секунду поднял забрало черного шлема, и его лицо озарила ободряющая улыбка.

Сигмунд где-то раздобыл элегантный красный плащ и короткую куртку из черного бархата. Под нее он надел белую хлопчатую блузу, открытую на шее, из-под которой виднелась футболка, плотно облегающая тело. Черные лосины сидели на Сигмунде так плотно, что любая девчонка обратила бы внимание на сексапильный зад Молчаливого Рыцаря. Образ завершали пара коричневых кожаных сапог.

Сигмунд остался очень доволен своим видом. А вот Маркус своим был недоволен, хотя должен был. Его костюм идеально подходил парню, который хотел сказать девушке, что больше не любит ее, и при этом не обидеть. Голову венчал грязный седой парик, который был похож на моток шерсти, пожеванный и выплюнутый соседской кошкой. Поверх мотка была маленькая зеленая шляпа. Один глаз Квазимодо был заклеен пластырем, раскрашенным красной краской, а остальные части лица покрыли большими красными пятнами. Пару передних зубов засклеили черным, а под одну из щек Маркус заложил сложенный носовой платок.

Тяжелое серое пальто было таким грязным, что даже Монс его уже не носил. Под одно плечо подшили здоровую подушку. Маркус не надел рубашки, потому что Сигмунд считал, что несколько красных пятен на теле произведут дополнительный фурор. А слишком большие вельветовые брюки держались на заду лишь с помощью кожаных подтяжек, которые тетя Эстер привезла летом из Тироля. Одну ногу Маркус обул в армейский ботинок, другую – в шерстяной носок. В носке лежал комочек с камушками, которые неприятно хрустели при ходьбе. Под трусы он сунул пукательную подушку, купленную в свое время в магазине «Шалун», чтобы сделать отцу сюрприз на день рождения.

– Расслабься, – сказал Сигмунд. – Ты выглядишь потрясающе. Только не забывай похрюкивать, когда говоришь.

– А может, говорить будешь ты? – со слабой надеждой в голосе спросил Маркус, пытаясь удержать намокший платок под щекой.

– Нет, я не могу. Я же Молчаливый Рыцарь. Если я заговорю, меня разоблачат. И тогда она меня выставит, а ты останешься один.

– Я и так один, – со вздохом пробормотал Маркус.

– Нет, – сказал Сигмунд. – Я с тобой.

Он опустил забрало и позвонил.

Открыла Эллен Кристина. Она оделась Русалкой. Что ж, весьма красноречивый знак. За ней стояла Муна, очень сильно накрашенная, в парике блондинки и в черном облегающем платье, которое наглядно демонстрировало почти такую же красивую грудь, как у Мадонны.

Никто из них не заметил Маркуса, который спрятался за спиной Молчаливого Рыцаря. Он и сам по себе был невысок ростом, а в роли Квазимодо казался еще ниже. Сигмунд инструктировал, что надо наклоняться вперед и ходить вразвалку. А руки при этом должны болтаться, как у обезьяны.

– Как стильно! – воскликнула Русалка и с восхищением посмотрела на Сигмунда. – Ты кто?

Маркус высунул голову из-за спины друга:

– Молчаливый Рыцарь, – пробормотал он.

Муна отскочила назад с легким вскриком. Квазимодо вразвалку направился к ней, смущенно похрюкивая:

– На самом деле он Вигго.

– А-а, – тихонько протянула Эллен Кристина и отошла к Муне-Мадонне, которая нежно смотрел на Сигмунда. – А ты кто?

– Я – Квазимодо, – прохрипел Маркус.

– Я сразу поняла, – кивнула Муна, которая не могла оторвать взгляда от Сигмунда. Потом она все же посмотрела на Маркуса и чуть поежилась. – Надо же, какой потрясающий костюм, Марк… Квазимодо…

Ей не удалось больше ничего сказать, потому что голос превратился в подозрительное бульканье. Муна резко развернулась и побежала в гостиную. Через мгновение в дверях появились лица девяти других девочек. Они быстро исчезали, а по веселым голосам из дома Маркус понял, что праздник уже в полном разгаре. Он протянул руку.

– С днем рождения, – прохрюкал он.

Эллен Кристина взяла пакет, протянутый Маркусом. Но тут же уронила его и уставилась на свою ладонь.

– Что это?!

– Книжка.

– Нет, это коричневое клейкое на бумаге?

– А, это?! Да обычное дерьмо… Оно вечно прилипает к рукам Квазимодо, – сказал Маркус.

– Нет! – завопила Русалочка и побежала в ванную еще до того, как Маркус успел объяснить, что «дерьмо» – коричневый крем для обуви.

– Отлично, – прошептал Сигмунд сквозь забрало.

– А теперь идем домой, – сказал Маркус. – По-моему, она меня больше не любит.

– Ты с ума сошел! – прошептал Сигмунд. – Она быстро отойдет от первого шока. Ты должен играть свою роль, пока ее не стошнит, и тогда – вперед!

– Вперед – куда?

– Сказать, что ты ее не любишь. Увидишь, она будет просто счастлива!

Эллен Кристина вышла из ванной и взяла подарок, протянутый Сигмундом. Книгу Маркуса она оставила валяться на полу.

– Заходите, – сказала она. – Все уже собрались. Мы как раз садимся за стол.

Она осторожно улыбнулась Маркусу.

– Замечательный костюм, – сказала Эллен Кристина. – Я почти поверила.

– Хэ-хэ, – гхыкнул Квазимодо и заковылял за ней в гостиную. В носке захрустели камушки.

На столе стояли бутылки с колой и пицца. Когда вошел Маркус, по комнате пронесся шорох. Кто-то фыркнул от смеха, кто-то зааплодировал, но все смотрели не отрываясь. Были почти все девочки из класса и, к сожалению, только два мальчика. Молчаливый Рыцарь и хрюкающий Квазимодо. Значит, их пригласили на девичник, что весьма непривычно. Единственной причиной, скорее всего, являлось то, что Эллен Кристина хотела воспользоваться возможностью продемонстрировать ему себя в русалочьем виде. Во-вторых, надо было предоставить лучшей подруге шанс зацепить Вигго. Кто ж не клюнет на Мадонну? Да уж, если бы она только знала, что Молчаливый Рыцарь совсем не тот, за кого себя выдает. Маркус подумал, не стоит ли рассказать об этом Муне? Тогда она непременно рассердится на Вигго, который послал вместо себя подмену, рассвирепеет и, возможно, обратит внимание на него. Впрочем, она уже и так обратила на него внимание, а кроме того, Маркус ни за что не хотел разоблачать Сигмунда, которого, конечно, тут же выставят за дверь. И тогда Квазимодо придется сидеть в полном одиночестве в компании Ведьмы, Балерины, Панка, Индианки, трех Клоунов, одной Хюльдре, Восточной Танцовщицы и Мадонны с Русалкой. Он взглянул на Сигмунда, который уже сел рядом с Муной. Она что-то пела ему на ухо. Наверняка что-нибудь типа «Don’t cry for me Argentina»[25]25
  «Не плачь по мне, Аргентина» (англ.). Ария Эвиты из одноименного мюзикла Э. Л. Уэббера известна в исполнении Мадонны.


[Закрыть]. Молчаливый Рыцарь слушал щебетание Мадонны, не произнося ни слова. «Он и вправду выглядит стильно», – подумал Маркус и сел на свободное место рядом с Эллен Кристиной. Пукательная подушка произвела нужный эффект. Эллен Кристина подскочила на стуле. Двое Клоунов прошептали: «Фу-у-у», довольный Молчаливый Рыцарь кивнул, а Квазимодо хрюкнул. Праздник начался.

Существует много способов расправляться с пиццей. Некоторые едят ее вилкой и ножом, некоторые берут кусок в салфетку, а некоторые поступают по-своему. Квазимодо ел пиццу «совсем по-своему». После оглушительного успеха пукалки Маркус почувствовал, что входит в роль. Он полагал, что пицца не самое привычное блюдо для Квазимодо, и использовал это предположение с максимальной выгодой. И Эллен Кристина, и Карианна в клоунском костюме, которая сидела по другую руку от Маркуса, отодвинули стулья как можно дальше. Теперь ему есть где развернуться! На столе стояло пять пицц. И две из них – в досягаемости. Одна – с сыром и ветчиной, вторая – с фрикадельками и помидорами. Он схватил обе и тщательно рассмотрел их незаклеенным глазом. Пиццы были большие и мягкие, готовые вот-вот развалиться в его руках, но Квазимодо действовал со скоростью молнии. Он сдавил обе пиццы вместе, сотворив что-то вроде сэндвича, положил локти на стол и отхватил зубами здоровый кусок. Четыре фрикадельки и два кусочка ананаса шмякнулись на стол. Он раздавил их локтями и довольно захрюкал. Маркус понятия не имел, заметил ли кто-нибудь его маневр, но ему стало все равно. Теперь он совершенно вошел в роль. Просто невероятно, что можно слепить всего из парочки пицц! Фантазия Маркуса не знала границ. С пиццами по-прежнему было трудно совладать, но Квазимодо знал выход даже из безвыходной ситуации. Он сбил плоские пиццы в один комок и вонзился в него зубами. Смесь из фрикаделек, сыра, помидоров, ветчины, томатного соуса и теста оказалась очень даже ничего. Соус стекал по уголкам рта на подбородок, кусочек плавленого сыра прилип к носу. Ну и пусть! На колокольне собора Парижской Богоматери с едой неважно, и теперь, уж если представился случай, нужно как следует подкрепиться. Пиццерийное месиво исчезло во рту. Квазимодо раздраженно захрюкал. Как, это все?! Нет, он забыл про фрикадельки и кусочки ананаса, раздавленные собственными локтями! Ага, вот… Надо только их соскрести и сожрать… Теперь захотелось пить. Перед ним стояла бутылка с коричневой жидкостью. Это еще что такое? Пиво? Квазимодо любит пиво. Но что делает в бутылочке трубочка? В трубочке осталось несколько капель жидкости. Надо от них избавиться. Квазимодо поднял трубочку, направил ее на Русалку, которая попыталась увернуться… но слишком поздно. Несколько капель колы попало ей прямо в лицо. Квазимодо страшно расхохотался, встал и снова сел. Пук, пук… Он засмеялся еще громче и откинулся на спинку стула, вытирая лицо рукавом пальто и при этом оглядываясь, не заметил ли кто? Заметили почти все. Балерина и два Клоуна вышли в туалет – их затошнило. Оставшиеся гости скучковались на противоположном конце стола. Мадонна накрепко вцепилась в Молчаливого Рыцаря, который сидел с приподнятым шлемом и одобрительно кивал Квазимодо. Русалочка застыла на своем стуле. Она стала белой как мел, и пара слезинок стекала по ее щекам, перемешиваясь с каплями колы.

Маркус снова превращался в самого себя. Не слишком ли он заигрался? Испортить праздник в его планы совсем не входило. Он только хотел сделать так, чтобы Эллен Кристина почувствовала к нему легкое отвращение. И сделать это изящно. Он наклонился к Русалке.

– Извини, – пробормотал он.

Но, к сожалению, тут же рыгнул. Не нарочно, просто двух больших пицц для Маркуса оказалось слишком много, хотя для Квазимодо этой порции было в самый раз. Он быстро отодвинулся. В-з-з-з-з-з-з-з… Просто удивительно, как эффективно работает подушка! Он взглянул на Сигмунда. Молчаливый Рыцарь держал свою руку на руке Мадонны, чтобы та успокоилась, и, очевидно, не обращал на него никакого внимания. Да-да, Сигмунд тоже вошел в свою роль. Молчаливый Рыцарь должен быть рыцарем, а гадкий Квазимодо должен вести себя отвратительно. Жестокая правда жизни. Но Маркус больше не был Квазимодо. Он снова стал Маркусом Симонсеном, очень одиноким мальчиком.

– Большое спасибо, – робко пробормотал он. – Было очень вкусно.

Никто не отвечал. Клоуны и Балерина вернулись из туалета. Хюльдра и Восточная Танцовщица начали убирать со стола. Русалочка вытерла со щек слезы и колу, Мадонна что-то шептала Молчаливому Рыцарю, а тот только кивал. Вскоре они поднялись и скрылись на кухне. Когда парочка вернулась, Молчаливый Рыцарь нес огромный торт с зажженными свечами.

– А-а, у нас есть еще и торт! – сказал Маркус, но тут же Муна голосом Мадонны запела Русалке:

– С днем рожденья тебя!

Все подхватили, и Маркус с радостью заметил, что настроение немного улучшилось. Сигмунд поставил торт перед Эллен Кристиной, которая попыталась разом задуть все свечи. Ей это почти удалось, осталась гореть только одна.

– Сейчас помогу, – вежливо сказал Маркус.

Он встал, набрал воздуха и дунул изо всех сил. Носовой платок, который был у него во рту, вылетел и упал мокрой тряпкой прямо на горящую свечу.

– Погасла, – сказал Маркус и снова сел.

Пук…

Муна встала к музыкальному центру и вставила диск.

– Потанцуем, Вигго? – спросила она.

Молчаливый Рыцарь кивнул.

Задернули шторы, и слабый свет китайского фонарика создал в комнате ощущение загадочности и романтики. Девочка-панк танцевала с Ведьмой, Балерина с Хюльдрой, Восточная Танцовщица с Индианкой, два Клоуна друг с другом, Русалочка с третьим Клоуном, а Мадонна с Молчаливым Рыцарем.

Единственный, кто не танцевал, был Квазимодо. Он сидел в углу и размышлял: зачем он вообще появился на свет? Голова под париком чесалась, глаз под пластырем нестерпимо зудел, но он сидел неподвижно, чтобы не пукать. Казалось, все забыли про него, но если только он «пукнет», снова станет центром внимания. Это не входило в его интересы. Мадонна и Молчаливый Рыцарь проплыли, кружась в танце, мимо, и Сигмунд прошептал из-за забрала:

– Пора!

О чем он говорит, ведь все уже сделано!

Квазимодо сыграл свою роль, и, кроме того, Маркус был уверен, что танцевать не станет. Нет, пока все вокруг кружились в танце, он сидел и грустил наедине с собой. Маркус почувствовал какую-то нежность к Квазимодо. Парень, наверное, многое понимал про жизнь. Точно так же, как и он сам. Уродливый и одинокий. Неудивительно, что ему так хорошо удалось сыграть Квазимодо. Есть у них что-то общее. Он бы не удивился, если бы оказалось, что в прошлой жизни он и был Квазимодо. В каком-то смысле он оставался им до сих пор. Маркус Симонсен, уродливый звонарь с холма Рюд. Он наклонился и обхватил голову руками.

– Маркус?

Он поднял голову. Это была Эллен Кристина, и она выглядела вовсе не злой, а только печальной. Будто ей было жалко его. Иногда он замечал точно такой же взгляд и у папы.

– Не переживай. Я не разозлилась. Просто ты немного переусердствовал.

– Я пукаю не по-настоящему, – пробормотал он. – У меня в штанах специальная подушечка.

Она хмыкнула:

– Правда?

– Да, – кивнул он. – И дерьмо не настоящее. Обычный обувной крем.

Она снова хмыкнула:

– Я поняла. По запаху.

Маркус почесал голову.

– Чешется, – объяснил он.

– Можешь снять парик.

Он покачал головой:

– Нет, тогда я перестану быть Квазимодо.

Эллен Кристина улыбнулась:

– А ты и так не Квазимодо. Ты – Макакус.

Он кивнул.

– Что-то не так, да? – спросила она.

– Да, не так.

– Можем потанцевать, если хочешь.

Теперь она снова смотрела на него с состраданием. Он встал. Из подушки донеслось слабое чавканье. Он понял, что должен приступить к делу именно сейчас. Сейчас или никогда.

– Я не хочу танцевать, – сказал он. – Мне очень жаль, Эллен Кристина, но я в тебя не влюблен.

Пот ручьями струился из подмышек. Нога в носке зудела от камушков. Голова чесалась просто чудовищно, но он смотрел прямо ей в лицо единственным глазом. Она не показалась расстроенной. Вовсе нет. На ее лице возникло выражение облегчения. Она улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ. И так, лицом к лицу, они стояли какое-то время. Русалочка и Квазимодо. Такие разные и тем не менее переполняемые ни к чему не обязывающим чувством какого-то единства, которое часто присутствует у старых друзей и куда реже у влюбленных пар.

– Ничего страшного, – сказала Эллен Кристина. – Я тоже в тебя не влюблена.

Она наклонилась и поцеловала его в щеку.

Он не смог вспомнить, когда в последний раз так сильно обрадовался.

– Сигмунд! – воскликнул он. – Все в порядке!

– Сигмунд?! – взвизгнула Муна-Мадонна и отпустила Молчаливого Рыцаря.

Кто-то выключил музыку.

– Сигмунд?

Под шлемом раздалось бормотание. Муна сорвала его.

Кто-то включил свет.

Сигмунд выглядел сейчас не на сто баллов. Он вспотел, мокрые волосы прилипли ко лбу.

– Привет, Муна, – смущенно улыбнулся он. – Как настроение?

Она уставилась на него черными глазищами, потом подняла руку и с размаху влепила пощечину. Красное пятно тут же расползлось по щеке. Сигмунд глупо хихикнул:

– Как я тебя надул!

Она ударила еще раз и побежала в ванную. Сигмунд стоял посреди комнаты как вкопанный. Очевидно, он не знал, что делать. Тогда Квазимодо снова приступил к делу. Он подошел к наконец-то заговорившему Рыцарю и взял его за руку.

– По-моему, нам пора уходить, – сказал он тихо.

Сигмунд кивнул и послушно пошел за Квазимодо, поковылявшим к двери, до того вежливо попрощавшись с Эллен Кристиной, в которую не был влюблен. Но которая оказалась очень даже ничего.