Текст книги "Сахара"

10

В течение полета из Египта в Нигерию Питт несколько раз просыпался и засыпал. Он окончательно проснулся, когда в проходе реактивного лайнера, принадлежащего НУМА, появился Руди Ганн, крепко держа двумя руками три чашки кофе. Взяв чашку, Питт посмотрел на Ганна с усталой отстраненностью, не выражая энтузиазма или желания шутить.

– А где в Порт-Харкорте мы встретим адмирала? – спросил он, на самом деле не очень беспокоясь об этом.

– Не в самом Порт-Харкорте, – передавая кофе, увильнул от прямого ответа Ганн.

– А если не там, то где же?

– Он ожидает нас на борту одного из наших исследовательских судов, в двухстах километрах от берега.

Питт, не отрываясь, смотрел на Ганна, как гончая на загнанную в угол лису.

– Ты что-то темнишь, Руди.

– А Ал не хочет кофе?

Питт глянул на Джордино, похрапывающего в блаженной безмятежности.

– Оставь. Ты не разбудишь этого соню, даже если пальнешь у него над ухом из двенадцатидюймовой пушки.

Ганн устроился в кресле через проход от Питта.

– Я не могу рассказать тебе, что задумал адмирал Сэндекер, поскольку, честно, сам ничего не знаю. Ноя могу предполагать, что это может иметь отношение к программе морских биологов НУМА, изучающих по всему миру морские кораллы.

– Знаю я эту программу, – кивнул Питт.

Питту было приятно, что он может разговаривать с Ганном на равных. Они с Ганном легко нашли общий язык, несмотря на очевидное различие в их образе жизни. Ганн был интеллектуалом с учеными степенями по химии, экономике и океанографии. Он чувствовал себя как дома в забитом книгами библиотечном подвале, составляя отчеты и планируя исследовательские программы.

Питт же, со своей стороны, от души наслаждался, вручную работая с механизмами, особенно со старыми автомобилями из своей коллекции в Вашингтоне. Он жить не мог без приключений. Он чувствовал себя на седьмом небе, управляя древним летательным аппаратом или изучая останки исторических кораблекрушений. Питт был инженером со степенью магистра и получал удовольствие, мастеря то, что другому было бы не под силу. В отличие от Ганна его редко можно было застать за письменным столом в здании штаб-квартиры НУМА; он предпочитал непосредственно участвовать в захватывающих исследованиях морских глубин.

– Прибрежная коралловая линия там в опасности и вымирает с неслыханной быстротой, – сообщил Ганн. – И сейчас это самая горячая тема для ученых-океанологов.

– И в каких частях океана проявляется эта тенденция?

Ганн уставился в чашку:

– Карибское море от Флориды-Ки до Тринидада, Тихий океан от Гавайев до Индонезии, Красное море, берега Африки.

– И везде вымирание в таких темпах? – удивился Питт.

Ганн покачал головой:

– Нет, есть различия в зависимости от района. Но наихудшее положение вдоль западно-африканского побережья.

– И надо полагать, это не обычное для коралловых рифов циклическое вырождение и вымирание перед предстоящим возрождением?

– Совершенно верно, – кивнул Ганн. – Когда условия существования восстанавливаются, возрождаются и рифы. Но мы еще никогда не наблюдали такого широко распространенного вырождения.

– А какие предположения насчет причины?

– Возможны две. Одна традиционная: теплые воды. Периодическое повышение температуры воды, как правило из-за смены направления течений, приводит к тому, что крошечные коралловые полипы начинают извергать, или выблевывать если угодно, те водоросли, которыми они питаются.

– А полипы – это такие маленькие трубчатые дьяволята, из останков которых и строится риф?

– Неплохо сказано.

– Это все, что я о них знаю, – признался Питт. – Балансирование кораллов между жизнью и смертью редко становится темой вечерних новостей по TV.

– Стыдно, – лаконично сказал Ганн. – Особенно если понимать, что изменения в жизни кораллов являются точнейшим показателем будущих тенденций в условиях существования морей и формирования климата.

– Ладно, уговорил. Итак, полипы выблевывают водоросли, – не без раздражения повторил Питт. – И что дальше?

– Эти водоросли кормят полипы и придают им "х живой цвет, – продолжил Ганн, – а отсутствие водорослей и голод делают кораллы белыми и безжизненными. Этот феномен известен как отбеливание.

– И он редко имеет место, когда вода прохладна.

Ганн с укором посмотрел на Питта:

– И зачем я тебе это рассказываю, если ты и так все знаешь?

– Я слушаю, чтобы не обидеть тебя.

– Ну, тогда я попью кофе, пока он не остыл.

Последовала долгая пауза. Ганну на самом деле не хотелось кофе, но он продолжал прихлебывать, испытывая терпение собеседника.

– О'кей, – первым не выдержал Питт. – Итак, кораллы во всем мире гибнут. Каков же второй фактор, воздействующий на их нормальное существование?

Ганн лениво помешивал кофе пластиковой ложечкой.

– Новая угроза – и очень серьезная – это внезапное появление толстых зеленых и других водорослей, которые просто облепляют кораллы, как какая-нибудь вырвавшаяся на свободу зараза.

– Постой. Ты говоришь, что кораллы голодают, потому что выблевывают водоросли, хотя те облепили их чуть ли не до удушья?

– Теплые воды приходят и уходят. Это одновременно приводит к уничтожению кораллов и росту водорослей, которые препятствуют поступлению питания и солнечных лучей к кораллам. И те умирают практически от удушья.

Питт запустил руку в свои черные волосы:

– А есть надежда, что ситуация улучшится, если воды станут холоднее?

– Этого не случится, – покачал головой Ганн. – Во всяком случае, в Южном полушарии. Снижение температуры воды в ближайшее десятилетие не прогнозируется.

– Как ты полагаешь, это естественное явление или последствие эффекта глобального потепления?

– Возможно и то и Другое, да плюс еще воздействие обычных вредных выбросов.

– У вас нет никаких твердых доказательств? – не отставал Питт.

– Ни у меня, ни у других ученых-океанологов НУМА ответов нет.

– Что-то я еще ни разу не слышал о каком-нибудь яйцеголовом пробирочнике, у которого не было бы подходящей гипотезы на всякий мыслимый и немыслимый случай, – усмехнулся Питт.

Ганн в ответ тоже улыбнулся:

– Я никогда еще не рассматривал себя с такой точки зрения.

– А может, в свете употребленных терминов?

– До чего же ты любишь наклеивать ярлыки на людей, – вздохнул Ганн.

– Только на самоуверенных профессоров.

– Ну хорошо, – начал Ганн. – Я, конечно, не царь Соломон, но уж коли ты спросил... Моя теория основана на количественном росте водорослей. Ведь каждый школьник скажет тебе, что если поколение за поколением сбрасывать в океан неочищенные сточные воды, мусор и токсичные химикаты, то рано или поздно будет достигнута точка насыщения. Хрупкий биохимический баланс морей безвозвратно нарушается. Моря разогреваются, и все мы, а в особенности наши потомки, вынуждены будем тяжко за это расплачиваться.

Питт еще никогда не видел Ганна таким серьезным.

– Плохо дело.

– И я думаю, что мы уже пересекли ту грань, до которой еще можно было что-то изменить.

– Так ты без оптимизма смотришь на возможность восстановления баланса?

– Да, – сказал Ганн печально. – Разрушающий эффект испорченной воды слишком долго игнорировался.

Питт уставился на Ганна, слегка удивленный тем, что второй по влиянию человек в НУМА находится во власти таких роковых и мрачных дум. Ганн нарисовал зловещую картину. Но Питт не разделял тотального пессимизма Ганна. Океаны, может быть, и больны, но до смертного конца им еще далеко.

– Расслабься, Руди, – ободряюще сказал Питт. – Что бы там ни прятал адмирал в своем рукаве, вряд ли он рассчитывает, что вот прибудем мы трое и спасем все моря Земли.

Ганн посмотрел на него и слабо улыбнулся.

– Мне еще ни разу не удавалось проникнуть в замыслы адмирала.

Если бы друзья знали или хотя бы догадывались, насколько они ошибаются, они не медля ни секунды заставили бы пилота под страхом кровавой расправы развернуть самолет и направить его прямиком обратно в Каир.

Их приземление на посадочную полосу одной из нефтяных компаний в окрестностях Порт-Харкорта было быстрым и спокойным. И уже через несколько минут они находились в воздухе на борту вертолета, тарахтящего винтами над Гвинейским заливом. Сорок минут спустя аппарат завис над «Саундером» – принадлежащим НУМА исследовательским судном, которое и Питт, и Джордино знали достаточно хорошо и на борту которого они три раза спасались в ходе реализации заданий. Корабль в сто двадцать метров длиной, строительство которого обошлось в восемь миллионов долларов, был нашпигован самыми сложными сейсмическими, гидролокационными и батиметрическими системами.

Пилот облетел огромную подъемную стрелу «Саундера» и приземлился на взлетной площадке на кормовой надстройке. Первым на палубу шагнул Питт, за ним Ганн. Джордино, двигаясь как разбуженный зомби, зевал на каждом шагу. После того как перестали вращаться лопасти и вертолет закрепили, пошел обмен приветствиями со знакомыми членами экипажа и учеными.

Питт знал устройство корабля и направился к трапу, ведущему к люку одной из морских лабораторий «Саундера». Он прошел мимо нескольких кладовок, заполненных химической аппаратурой, и попал в большую каюту, где проводились совещания и лекции. Несмотря на то что это было рабочее исследовательское судно, каюта была красиво обставлена удобной мебелью и полностью оборудована для присутствия начальствующего состава, о чем свидетельствовали длинный стол красного дерева и мягкие кожаные кресла.

Чернокожий мужчина огромного роста стоял спиной к Питту перед большим развернутым проекционным экраном. Он выглядел полностью поглощенным графическими диаграммами, демонстрировавшимися на нем. Был он по крайней мере лет на двадцать старше Питта и на добрый фут выше него. Однако во всей его могучей фигуре не наблюдалось и намека на неуклюжесть – напротив, в каждом движении сквозила неуловимая грация бывшего баскетболиста.

Но внимание Питта и его друзей привлекли в первую очередь не изображение на экране или уткнувшийся в него незнакомец, а совсем другой персонаж. Невысокий, подтянутый, жилистый, он лениво облокотился одной рукой о стол, держа огромную незажженную сигару в другой. Узкое лицо, холодные властные голубые глаза, некогда пламеневшие, а теперь седеющие волосы и аккуратно подстриженная бородка придавали ему, несмотря на отсутствие голубой рубашки с вышитыми на нагрудном кармане золотыми якорями, характерный облик отставного военного моряка, которым он и был в действительности. Адмирал Джеймс Сэндекер, генеральный директор НУМА, встал, приветливо растянул губы в улыбке барракуды и сделал шаг вперед, протягивая руки навстречу вошедшим.

– Дирк! Ал! Как я рад снова видеть ваши славные рожи! – Он приветствовал гостей так бурно, словно не имел никакого отношения к их неожиданному появлению. – Поздравляю с находкой похоронной баржи фараона. Великолепная работа. – Адмирал обратил внимание на Руди Ганна и небрежно кивнул: – Надеюсь, ты доставил моих парней без неприятных происшествий?

– Как ягнят на бойню, – мрачно пошутил Руди.

Питт пристально посмотрел на Ганна, затем обратился к Сэндекеру:

– Вы вытащили нас из Нила с дьявольской спешкой. Почему?

Сэндекер изобразил притворную обиду:

– Ни тебе здравствуйте, ни радости от встречи. И даже ни слова приветствия своему старому боссу, который отменил званый ужин с очаровательной богатой дамой из высшего вашингтонского общества и пролетел шесть тысяч километров только для того, чтобы поздравить вас с успехом.

– И почему это ваше в высшей степени сомнительное благословение наполняет меня чувством тревоги? – ухмыльнулся Питт.

Джордино угрюмо рухнул в кресло:

– А если мы так хорошо поработали, как насчет подъемных, премий, ближайшего рейса домой и двухнедельного оплаченного отпуска?

Сэндекер снисходительно хмыкнул:

– Даже и не мечтай. Торжественная встреча на Бродвее откладывается. Сначала необременительная прогулка вверх по реке Нигер.

– Нигер? – проворчал Джордино. – Там что, тоже какая-нибудь посудина с сокровищами затонула?

– Нет.

– Когда? – спросил Питт.

– Стартуете с первыми лучами солнца, – сообщил Сэндекер.

– А что именно вы хотите, чтобы мы сделали?

Сэндекер повернулся к возвышающемуся у проекционного экрана чернокожему.

– Разумно. Первым делом, как известно, самолеты. Позвольте мне представить вам доктора Дарси Чэпмена, главного океанического токсиколога Морской научной лаборатории Гудвина в Лагуна-Бич.

– Джентльмены, – церемонно произнес Чэпмен глубоким басом, которому было тесно в стенах каюты. – Искренне рад познакомиться с вами. Адмирал Сэндекер порассказал мне о ваших совместных подвигах. Это на самом деле впечатляет.

– Это ведь вы играли за «Денверских самородков»? – встрепенулся Ганн, задирая голову, чтобы заглянуть в лицо Чэпмену.

– Пока колени позволяли, – усмехнулся тот. – А потом вернулся к науке и защитил докторскую диссертацию по химии окружающей среды.

Питт и Ганн пожали руку Чэпмену, а Джордино только помахал рукой из кресла, в которое уже успел пристроиться. Сэндекер поднял трубку телефона и заказал на камбузе завтрак.

– Можете устраиваться поудобнее, – коротко сказал он. – Нам до рассвета предстоит обсудить еще много вопросов.

– У вас для нас действительно поганая работенка, сэр? – небрежно осведомился Питт.

– В высшей степени, – прозаично подтвердил Сэндекер.

Он кивнул доктору Чэпмену, который нажал кнопку на пульте дистанционного управления. На экране появилась цветная карта, изображающая извилистое русло реки.

– Река Нигер. Третья по протяженности в Африке, после Нила и Конго. Странно, но она имеет истоки всего лишь в трехстах километрах от моря, на территории Гвинеи. Сначала течет на северо-восток, далее поворачивает на юг и петляет на протяжении четырех тысяч двухсот километров, прежде чем впасть в Атлантический океан в дельте на берегу Нигерии. И где-то в своем течении... где-то в нее попадают высокотоксичные отходы и выносятся в океан. А это приводит к катастрофическим изменениям с непредсказуемыми последствиями, если пользоваться языком предстоящего судного дня.

11

Питт уставился на Сэндекера, не веря собственным ушам.

– Судный день, адмирал? Я правильно вас понял?

– Я ничего не выдумываю, – сухо ответил Сэндекер. – Прибрежные воды Западной Африки умирают, и беда эта идет от неустановленного загрязнения. Ситуация стремительно перерастает в цепную реакцию, чреватую потенциальным уничтожением каждой единичной особи морских обитателей.

– И это может привести к необратимым изменениям климата на Земле, – добавил Ганн.

– Это еще полбеды, – заметил Сэндекер. – А вот конечным результатом может стать вымирание всех видов жизни на Земле, включая и нас с вами.

Ганн укоризненно пробормотал:

– Ну, не надо преувеличивать...

– Преувеличивать?! – гневно воскликнул Сэндекер. – Именно так заявил мне один самодовольный кретин из Конгресса, когда я выступил с предупреждением и просил субсидий для решения этой проблемы. Они больше озабочены своими драгоценными креслами и предвыборными кампаниями. Мне до смерти надоели их бесконечные дурацкие комитетские слушания. До смерти надоело их нежелание обсуждать непопулярные вопросы, доводящее нацию до банкротства. Наша двухпартийная система превратилась в застойное болото. Как и коммунизм, величайший эксперимент в области демократии рано или поздно погубит коррупция. Кого, к черту, заботит, что океаны умирают? Слава богу, меня. Но уж я стану за них стеной!

Глаза Сэндекера пылали яростью, губы тряслись от бешенства. Питт был ошеломлен проявлением таких эмоций со стороны обычно хладнокровного и невозмутимого адмирала.

– Токсические отходы сбрасываются практически в каждую реку земного шара, – спокойно возразил Питт, возвращая дискуссию в прежнее русло. – Что ж такого особенного именно в загрязнении Нигера?

– Особенность в том, что они создают феномен, известный как красная волна, который воспроизводится и распространяется в пугающих масштабах.

– "Напоминала кровь волна в тени от корабля", – процитировал Питт.

Сэндекер сверкнул глазами на Ганна, а затем внимательно посмотрел на Питта:

– Вы получили намек.

– Да, но без всякой связи, – признался Питт.

– Вы все опытные ныряльщики, – вмешался Чэпмен, – поэтому вам, вероятно, известно, что красная волна образуется микроорганизмами под названием «динофлагеллаты», крошечными созданиями, содержащими красный пигмент, что и придает воде красно-бурый цвет, когда они слишком активно размножаются.

Чэпмен нажал кнопку на коробочке дистанционного управления и продолжил лекцию, демонстрируя увеличенное изображение причудливого микроорганизма, возникшее на экране.

– Красные волны упоминаются с древних времен. Моисей, по преданию, обращал воды Нила в кровь. Гомер и Цицерон также упоминали о красном цветении моря. То же самое видел Дарвин во время путешествия на «Бигле». В наше время такие вспышки отмечались во всем мире. Одно из самых последних сообщений пришло из Мексики, с западного побережья, где вода стала илистой и ядовитой. В результате появления красных волн гибнут буквально миллиарды особей рыбы, моллюсков и черепах. Погибают даже морские птицы. Берега на протяжении двухсот миль оказывались покрыты их трупами, и сотни местных жителей и туристов умерли, отведав рыбы, зараженной некоторыми видами смертоносных токсиносодержащих динофлагеллатов.

– Я нырял с аквалангом в красных волнах, – сказал Питт, – но не страдал ни от каких болезненных эффектов.

– Вам повезло – вы плавали в одном из общераспространенных и безвредных вариантов волны, – пояснил Чэпмен. – Однако существуют и другие, недавно открытые разновидности, вероятно мутировавшие, которые выделяют самые ядовитые из известных нам биологических токсинов. Ни одна живая особь моря не выживает после хотя бы поверхностного контакта с ними. Всего лишь несколько миллиграммов этого токсина с успехом отправят на кладбище любого здорового мужчину.

– Убедительно.

Чэпмен кивнул:

– Еще как!

– Не будь даже этот токсин столь силен, – добавил Сэндекер, – эти маленькие существа рано или поздно все равно уничтожат сами себя в припадке морского каннибализма, что существенно уменьшит содержание в воде кислорода, необходимого для жизнедеятельности рыб, а водоросли погибнут от удушья.

– Хуже того, – поддержал адмирала Чэпмен, – семьдесят процентов обновленного кислорода обеспечивается диатомеями, крошечными растениями типа водорослей, живущими в море. Остальной кислород поступает от растительности на суше. Я думаю, нет нужды пускаться в продолжительный экскурс по поводу того, как диатомеи в воде и растения в лесах производят кислород путем фотосинтеза. Все это вы должны знать из программы первых классов школы. Удушающие токсины динофлагеллатов, после того как они собираются вместе и расцветают красной волной, убивают диатомеи. А раз нет диатомеи, нет и кислорода. Трагедия заключается в том, что мы воспринимаем кислород как нечто обыденное и неизменное, не задумываясь о том, что дисбаланс между количеством его, создаваемым растениями, и количеством, пережигаемым нами в окись углерода, может привести к нашему последнему вздоху.

– А есть вероятность того, что они сами себя пожрут, прежде чем настанет конец? – спросил Джордино.

Чэпмен покачал головой:

– Они восстанавливают свои потери в соотношении десять рождений на одну смерть.

– А не могут ли красные волны в конечном счете уменьшаться и рассеиваться? – спросил Ганн. – Или вымереть окончательно, вступив в контакт с холодными водами?

Сэндекер покачал головой:

– К несчастью, мы так и не определились с нормальными для них условиями. Микроорганизмы-мутанты, о которых идет речь, кажется, обрели иммунитет к изменению температуры воды.

– Но тогда из того, что вы сказали, следует, что нет надежды на сокращение или исчезновение красной волны у берегов Африки?

– Нет, если предоставить ее самой себе, – ответил Чэпмен. – Подобно триллионам вегетативно размножающихся чудовищ Франкенштейна, динофлагеллаты размножаются в астрономических масштабах. Поместите в галлон воды несколько тысяч этих тварей, и они за сутки размножатся чуть ли не до миллиарда. Такого мощного их роста никогда не отмечалось прежде. И на настоящий момент они просто неостановимы.

– А есть какая-нибудь теория по поводу того, где красная волна подхватила эту мутацию? – поинтересовался Питт.

– Возбудитель этой новой ветви быстроразмножающихся динофлагеллатов неизвестен. Но мы убеждены, что загрязнитель такого рода выливается в океан с водами реки Нигер и приводит к такой мутации, что новый вид прекрасно приживается в морской воде и даже ускоряет свой цикл воспроизводства.

– Как спортсмен, принимающий стероиды, – мрачно прокомментировал Джордино.

– Или средство, усиливающее потенцию, – усмехнулся Ганн.

– Или наркотик, способствующий деторождению, – добавил Питт.

– И если эта красная волна выйдет из-под контроля и беспрепятственно распространится по океану, накрыв его поверхность сплошным токсичным покрывалом динофлагеллатов, – пояснил Чэпмен, – снабжение мира кислородом уменьшится до такой степени, что его не хватит для поддержания жизни на Земле.

– Вы нарисовали страшную картину, доктор Чэпмен, – поежился Ганн.

– Можно нарисовать и хуже, – спокойно отозвался Питт.

– А нельзя ли их уничтожить с помощью химических препаратов? – спросил Джордино.

– Гербициды? – уточнил Чэпмен. – Тут надо долго думать и считать, а то как бы хуже не было. Не лучше ли докопаться до причины?

– Каковы временные границы этого бедствия? – спросил Питт у Чэпмена.

– Если мы не остановим загрязнение моря в течение последующих четырех месяцев, будет уже поздно. Распространение станет слишком огромным, чтобы поддаваться контролю. Оно будет уже самодостаточным, способным питать себя, переходя для воспроизводства потомства на питание химическими ядами, адсорбированными в Нигере и морской воде. – Он сделал паузу, чтобы нажать кнопку на пульте дистанционного управления, и на экране появилась цветная диаграмма. – Компьютерные прогнозы показывают, что через восемь месяцев, самое большее – через десять, миллионы начнут умирать от медленного удушья. Первыми жертвами станут дети, у которых малый объем легких и которые тратят слишком много воздуха на крики и плач. Их кожа станет голубеть по мере впадания в кому, из которой нет возврата. И для тех, что умрут последними, картинка перед глазами будет невеселая.

Джордино недоверчиво посмотрел на него:

– Невозможно поверить в мертвый мир, который погиб от недостатка кислорода.

Питт встал и подошел поближе к экрану, изучая беспристрастные цифры, указывающие дату уничтожения человечества. Затем он повернулся и уставился на Сэндекера.

– Итак, если я правильно понял, чтобы уменьшить угрозу бедствия, вы хотите, чтобы Ал, Руди и я на компактном исследовательском судне прошли по реке и проанализировали пробы воды, пока не установим источник загрязнения, приводящий к образованию красной волны? А потом будете искать способ заткнуть эту дырку?

Сэндекер кивнул:

– Одновременно мы здесь, в НУМА, попробуем разработать средство, нейтрализующее красную волну.

Питт перешел к висящей на стене карте реки Нигер и стал ее изучать:

– А если мы не найдем источник в Нигерии?

– Пойдете дальше по реке, пока не наткнетесь.

– То есть через Нигерию на северо-восток, где река разделяет государства Бенин и Нигер, и дальше в Мали?

– Если потребуется, – сказал Сэндекер.

– А какова политическая ситуация в этих странах? – спросил Питт.

– Должен признать, не совсем стабильная.

– Что вы имеете в виду под «не совсем стабильная»? – насторожился Питт.

– Нигерия, – приступил к лекции Сэндекер, – самая населенная африканская страна со ста двадцатью миллионами жителей, находится в состоянии постоянных переворотов. Недавнее демократическое правительство в прошлом месяце сброшено военными, и это восьмой переворот всего лишь за двенадцать лет, не считая неудавшихся. Провинции охвачены обычными этническими войнами и более кровавыми религиозными – между мусульманами и христианами. Оппозиция руками наемных убийц убирает правительственных чиновников, которых обвиняют в коррупции и плохом управлении страной.

– Веселое местечко, – проворчал Джордино. – А мне запах порохового дыма противопоказан.

Сэндекер пропустил его реплику мимо ушей.

– Народная Республика Бенин находится под жестким диктаторским правлением. Президент Ахмед Тугури опирается на методы террора. Через реку, в Нигере, главу государства поддерживает ливийский лидер Муаммар Каддафи, заинтересованный в урановых рудниках этой страны. Государство в состоянии мучительного кризиса. Повсюду повстанцы. Очень советую, когда вы туда попадете, – держаться середины реки.

– Ну а Мали? – подтолкнул разговор Питт.

– Президент Тагир – человек приличный. Но он по рукам и ногам связан генералом Затебом Казимом, возглавляющим Верховный военный совет из трех членов и до нитки обобравшим страну. Казим – это отвратительный субъект, фактический диктатор, скрывающийся за вывеской честного правительства.

Питт и Джордино обменялись скептическими улыбками.

– У вас какие-то проблемы? – подозрительно прищурился Сэндекер.

– Необременительная прогулка по реке Нигер, – кротко повторил Питт слова адмирала. – И все, что от нас требуется, это пройти тысячу километров по реке, находящейся под контролем прячущихся в зарослях вдоль берега мятежников, жаждущих крови, уклоняться от встречи с вооруженными патрульными судами и заправляться по пути, избегая ареста и казни в качестве иностранных шпионов. И при этом от случая к случаю брать химические пробы воды. Нет, адмирал, никаких проблем, за исключением того, что ваше задание чертовски смахивает на обыкновенное самоубийство.

– Да, – невозмутимо сказал Сэндекер, – очень похоже на то. Но всего лишь с малой толикой везения вы пройдете этот путь, не испытав ни малейших неудобств.

– Потеря наших голов кажется вам всего лишь мелким неудобством?

– А вы не рассматривали вопрос использования спутниковых датчиков? – спросил Ганн.

– С такой точностью они не работают, – ответил Чэпмен.

– А как насчет низколетящего реактивного самолета? – не отставал Джордино.

Чэпмен покачал головой:

– Волочение датчиков по воде на сверхзвуковой скорости не дает результата. Я знаю. Я участвовал в одном эксперименте, где пытались сделать это.

– Но ведь на борту «Саундера» размещены первоклассные лаборатории, – сказал Питт. – Так почему бы не подогнать его к дельте и хотя бы определить тип, класс и уровень загрязнения?

– Мы пытались, – ответил Чэпмен, – но нигерийские канонерки остановили нас еще до того, как мы подошли на сто километров к устью реки. А это слишком далеко для проведения точных анализов.

– Этот проект может быть осуществлен только хорошо оборудованным небольшим судном, – подвел итог Сэндекер. – Только оно сможет пройти через все отмели. Другого пути нет.

– Предпринимал ли попытки наш государственный департамент обратиться к этим правительствам с просьбой разрешить исследовательской команде пройти по реке в целях спасения миллиардов жизней? – спросил Ганн.

– Прямые попытки контактов были. Нигерийцы и малийцы категорически против. В Западную Африку даже приезжали авторитетные ученые, чтобы объяснить ситуацию. Но африканские лидеры не верят им, даже еще и смеются. И их нельзя обвинять. Их мышление не столь фундаментально. Они не в состоянии масштабно мыслить.

– Но разве в их государствах не отмечается высокой смертности людей, пьющих воду из зараженной реки? – спросил Ганн.

– Она не столь уж широко и распространена, эта специфическая смертность, – покачал головой Сэндекер. – Ведь воды реки Нигер несут не только химикалии. Стоящие на ее берегах города и поселки тоже сбрасывают туда человеческие отходы и мусор. И живущие на ее берегах народы знают, что значит пить из нее.

Питт еще раз проглядел диаграммы на экране, и они ему активно не понравились.

– Короче говоря, сэр, вы полагаете, что тайная операция остается единственной возможностью проследить источник загрязнения?

– Да, – решительно сказал Сэндекер.

– Надеюсь, у вас есть план, как обойти все препятствия?

– Разумеется есть.

– Будет ли нам дозволено узнать, каким образом мы собираемся отыскать источник загрязнения и при этом остаться в живых? – спокойно осведомился Ганн.

– Тут нет секрета, – раздраженно ответил Сэндекер. – Ваше прибытие будет обставлено как увеселительная речная прогулка трех богатых французских промышленников, ищущих, куда бы вложить средства в Западной Африке.

Ганн совсем потускнел, Джордино выглядел ошеломленным, а лицо Питта потемнело от нарастающей злости.

– Так, – решительно произнес Питт. – Это и есть ваш план?

– Да, и чертовски хороший, – огрызнулся Сэндекер.

– Это безумие. И оно не по мне.

– И не по мне тоже, – проворчал Джордино. – Я похож на француза, как Аль Капоне!

– А я еще меньше, – добавил Ганн.

– Тем более на борту маломощной и безоружной исследовательской посудины, – жестко заявил Питт.

Сэндекер предпочел не замечать недовольства:

– Чуть не забыл самое интересное. Судно. Когда вы увидите судно, я уверен, что все ваши сомнения рассеются, как утренний туман.