Текст книги "Евреи и христиане в православных обществах Восточной Европы"

О пророческих текстах Псалтыри хочется сказать более подробно. Вероятно, между переведенной с еврейского языка по распоряжению митрополита Филиппа «Псалтырью» Федора-еврея («Махазор») и «жидовствующими» нет прямой связи[204]204
  См.: Сперанский М.Н. Псалтырь «жидовствующих» в переводе Федора еврея. СПб., 1907. A.A. Турилов вслед за Н.С Тихонравовым и М.Н. Сперанским полагает, что предисловие Федора-еврея со ссылкой на перевод, сделанный «милостию великаго князя Ивана Васильевича всея Руси и благословением и приказанием святого Филиппа», являлось мистификацией и призвано маскировать тексты «испревращенных» псалмов (см.: Турилов A.A., Чернецов A.B. Отреченная книга Рафли // РОДРЛ. Р. 40 (1985). С. 283).


[Закрыть]. Однако сам интерес, проявленный к тексту еврейской Псалтыри представителями элиты русского общества, в свете положения кружка «жидовствующих» при дворе Ивана III выглядит в высшей степени неслучайным[205]205
  См.: Лурье Я.С. Идеологическая борьба… С. 139.


[Закрыть]. Между тем даже прямое указание архиепископа Геннадия на то, что в распоряжении «жидовствующих» находились какие-то правленные ими псалмы, Я.С. Лурье категорически отвергал как недостоверное. При этом он ссылался, во-первых, на то, что речь шла о текстах, восходивших к еврейским переводам, альтернативным Септуагинте, а во-вторых, на то, что «для того чтобы принять эту точку зрения, следовало бы считать, что в библейской „Псалтыри» пророчества о Христе действительно находились»[206]206
  Рам же. С. 192.


[Закрыть]. Исходя из кажущегося нам самоочевидным тезиса о том, что исследователь должен считаться с мировосприятием людей изучаемой эпохи, позволим себе привести цитату из Никиты Ираклийского, которая часто помещалась в древнерусской Псалтыри. Никита Ираклийский указывал на необходимость предотвращения вероятной порчи текстов со стороны иудеев: «Яко пророчества многа проричют июдеом зла и яко они убо изгнани будут, мы же восприати будем, да не убояв услышавше начала изъбиют глющих та пророкы и книгы погубят, сего ради неудобьством толкованиа проречениа сокрыша»[207]207
  Цит. по рукописи: ГИМ. Епарх. 374. Л. 173 об. Последняя четверть XV в.


[Закрыть]. Следовательно, в глазах русской иерархии и духовенства XV в. еретики, использовавшие псалмы в переводах Акилы, Симмаха, Феодотиона или масоретский текст, были несомненными «жидовствующими».

Включались в ветхозаветный канон на почве Древней Руси книга «Премудрости Иисуса, сына Сирахова», а иногда и «Менандр», представляющий сборник афоризмов языческих мудрецов[208]208
  A.A. Алексеев (Алексеев A.A. Рекстология… С. 27–28) указывает в качестве примера сборники, в которых «Мудрость Менандра» соседствовала с библейскими книгами: РНБ. Погод. 78, Погод. 227; БАН. 24.4.28; РГБ. ОИДР 189; Волок. 10 (13). Л. 145 об.-152; Волок. 11 (14). Л. 224–236.


[Закрыть]. Широкое распространение «Мудрости Менандра» в древнерусской книжности, равно как факты включения этого сборника в канонические сборники библейских текстов, не позволяют рассматривать эту книгу в качестве открывающей «читателю иные взгляды и иное мировоззрение, чем то, к которому он привык, читая религиозное „писание» и „предание»«[209]209
  АФЕД. С. 143. См.: «„Менандр» также раскрывал перед новгородскими еретиками воззрения, совсем незнакомые русскому читателю XV в.» (Лурье Я.С. Идеологическая борьба… С. 196). Лурье склонен был истолковывать сентенции «Менандра» в духе социального протеста, якобы свойственного еретикам.


[Закрыть].

Под «Логикой» исследователями чаще всего имеется в виду трактат иудейского философа и законоучителя XII в. Моисея Маймонида[210]210
  См.: Соболевский А.И. Переводная литература Московской Руси… С. 401–409. Соболевский, отождествляя «Логику» с трактатом Моисея Маймонида, безапелляционно заявлял: «Эти тексты имеют все права на название Логики „жидовствующих»: только их мог иметь в виду архиепископ Геннадий» (Собрание Егорова, 891). Практически все исследователи поверили в эту атрибуцию.


[Закрыть]. Это мнение восходит к А.И. Соболевскому и на сегодняшний день разделяется большинством ученых. Единственным основанием для отождествления является убеждение, что «Логика» Маймонида должна была принадлежать к литературе «жидовствующих». Известны списки, в которых «Логика» помещается вместе с «Диалектикой» Иоанна Дамаскина[211]211
  См.: АФЕД. С. 145. ЯС. Лурье указывает список, см.: РНБ. Сол. 105/263.


[Закрыть]. А.Ю. Григоренко представил ряд аргументов в пользу мнения о том, что под «Логикой» следует понимать «Диалектику» Иоанна Дамаскина. Он указывает, во-первых, что именно «Диалектика» находилась в окружении произведений, приписываемых еретикам; во-вторых, что существовала рукописная традиция именовать «Диалектику» Дамаскина «Логикой» (РГБ. Румянц. 193. Л. 286); в-третьих, «Диалектика» появляется в древнерусской книжности ранее «Логики» Маймонида; в-четвертых, в трактате «Написание о грамоте», традиционно относимом к литературе «жидовствующих», цитируется именно «Диалектика»; в-пятых, из «Диалектики» можно было заимствовать идею «самовластия воли», которую принято считать центральной в ересеучении[212]212
  См.: Григоренко А.Ю. Духовные искания на Руси конца XV в. СПб., 1999. С. 40–41.


[Закрыть]. «Диалектика» Иоанна Дамаскина была переведена на сербский язык в середине XIV в. и являлась, по выражению Э. Байера, «первой философской книгой на славянском языке»[213]213
  Weiher Ε. Die Dialektik des Iohannes von Damashus in Kirchensla-vischer bberzetzung. Monumenta Lingua slavicae veteris. T. VIII. Wiesbaden, 1969. S. XIV; Weiher E. Die älteste Handschrift des grammatischen Traktats «Über die acht Redeteile» // Anzeiger für slavische Philologie. Graz, 1977. Bd. 9. S. 367–427 Описание древнейшей рукописи выполнено В.М. Загребиным (Ibid. S. 378–382).


[Закрыть]. Вопреки мнению А.Ю. Григоренко, считающему, что распространение «Диалектики» началось на Руси с конца XV в., можно утверждать, что в XV столетии этот трактат на Руси был уже достаточно известен[214]214
  См.: ГИМ. Собр. Барсова № 90 (1414); РНБ. Кир. – Бел. собр. 10/1087 (сер. XV в.); РГБ. Троицк, собр. 176 (XV в.); Тоицк. собр. 177 (конец XV в.); РНБ. Кир. – Бел. 125/250 «Иоанн Дамаскин с Дионисием Ареопагитом» (XV–XVI вв.). Согласно наблюдениям Н.К. Гаврюшина, общее число списков «Диалектики» на Руси в XVI–XVII вв. превышает 150 (Гаврюшин Н.К. О ранних списках славяно-русской «Диалектики» // Записки Отдела рукописей ГБЛ. Вып. 45 (1986). С. 279–284; Гаврюшин Н.К. Митрополит Даниил – редактор «Диалектики» //ТОДРЛ. Т. 61 (1988). С. 357–363).


[Закрыть]. В трактате излагались основные понятия и категории логики (по Аристотелю и Порфирию), и он был в высшей степени пригоден для ведения религиозной полемики[215]215
  См.: Диалектика святого Иоанна Дамаскина. М., 1862; Иоанн Дамаскин. Диалектика, или Философские главы / Пер. Н.И. Сагарды. Б. м., 1999; Архангельский A.C. Творения отцов церкви в древней русской письменности // ЖМНП. Т. 8 (1888). С. 253–255. Н.К. Гаврюшин обратил внимание на то, что анонимное сочинение «О осми частях слова» в XV столетии стали помещать перед «Диалектикой» как первую часть тривиума наук (см.: Гаврюшин Н.К. Митрополит Даниил… С. 360). Можно предположить, что наименование «Диалектики» «Логикой» могло произойти по той же причине.


[Закрыть]. Известно, что этим текстом пользовались митрополиты Киприан и Фотий, знаменитый агиограф Епифаний Премудрый и известный книжник из Кириллова монастыря Ефросин. Значимость сочинений Дионисия Ареопагита для апологетических и полемических задач трудно переоценить. По инициативе архиепископа Геннадия в его окружении были переписаны списки «Ареопагитик»[216]216
  Игумен Соловецкого монастыря Досифей переписал список РНБ. Сол. № 115/115, а Герасим Поповка рукопись – РГБ. Рум. собр. № 39. См.: Мильков В.В. Владельческие записи как источник изучения места Ареопагитик в идейной жизни Древней Руси // Вспомогательные исторические дисциплины: классическое наследие и новые направления: материалы XVIII науч. конф. Москва, 26–28 января 2006 г. М., 2006. С. 300–304.


[Закрыть]. Обильно использовал «Ареопагитики» в своем «Просветителе» Иосиф Волоцкий.

Помимо названных архиепископом Геннадием полемических сочинений, в XV в. получают распространение целый ряд полемических трактатов. К их числу относится уже названный выше «Иаков жидовин», который в сборнике РГБ. Волок. № 5 тематически примыкает к «Беседе» Козьмы Пресвитера. Следует также назвать «Пророчество Соломона», представляющее довольно обширный трактат ярко выраженной антииудейской направленности, близкий по тематике Толковой Палее. Публикация и исследование этого памятника осуществлена Е.Г. Водолазкиным по пяти спискам XV–XVI вв.[217]217
  См.: Водолазкин Е.Г. Всемирная история. Прилож. 4. С. 315–378; Водолазкин Е.Г., Руди Т.Р. Из истории древнерусской экзегезы (Пророчество Соломона) // ТОДРЛ. Т. 54 (2003). С. 252–303. Укажем также еще два списка первой половины XVI в., содержащих варианты текстов Пророчества Соломона: РГБ. Волок. 182 (565) (XVI в.) Л. 16–60; ГИМ. Епарх. 416, сборник эпистолярно-толковый 1540-е гг. Л. 93-103; «От книг Златых Чепей от Соломона». Л. 77–92.


[Закрыть]. Согласно выводам исследователя, «Пророчество Соломона» было создано в XIII в. на Северо-Западе Руси, предположительно в псковско-новгородских пределах[218]218
  Водолазкин Е.Г. Всемирная история… С. 241–246.


[Закрыть].

При этом «вполне вероятно, что автор „Пророчества Соломона» был знаком с текстом Толковой Палеи и писал свое сочинение как окончание указанного памятника». Последний вывод заставляет вернуться к гипотезе В.М. Истрина, датировавшего «Толковую Палею» XIII столетием. Е.Г. Водолазкин подчеркивает исключительно апологетическую функцию памятника: «Трудно предположить, чтобы сугубо полемическое произведение могло быть предметом чтения на службе»[219]219
  Там же. С. 116.


[Закрыть]. Как говорилось выше, мы считаем возможным настаивать на том, что для большинства данных памятников было характерно сочетание полемической и апологетической функций. Среди достаточно большого количества вероучительных текстов составители четьих сборников отбирали и переписывали те из них, которые в наибольшей мере являлись актуальными для читателей (слушателей) той или иной эпохи. Если «Пророчество Соломона» появилось в XIII в., то актуальность обрело в XV в.

Несомненно, к памятникам XV в. принадлежит сборник слов Иоанна Златоуста «Маргарит», древнейший список которого датируется 1477 г. (РНБ. F. 193). Подчеркнем, что, по наблюдениям Т.В. Черторицкой, этот памятник известен в таком виде только на русской почве[220]220
  Черторицкая Т.В. Маргарит // СКиКДР. Вып. 2. Ч. 2. С. 100–102. Обращает на себя внимание, что целый ряд списков приходится на время расцвета ереси. См.: ГИМ. Щукина. 542 (1481); РНБ. Кир. – Бел. 112/237 – «Якут Пророк» списан с оригинала, находящегося в Вяжицком монастыре (1491); РНБ. Сол. 491/510 (1491); РНБ. Б. 196 (1494); ГИМ. Синод, собр. 103 (1499).


[Закрыть]. Из 30 бесед Златоуста, включенных в «Маргарит», почти половина – первые 12 бесед – представляют собой сугубо полемические сочинения, направленные против врагов христианства (это 6 гомилий «Против аномеев» и 6 гомилий «Против иудеев»). По наблюдениям Е.Т. Казениной, «даже те из бесед, которые были включены в более ранний сборник „Златоструй» переведены в „Маргарите» заново, из чего можно предположить, что эти произведения в новом культурном контексте воспринимались древними книжниками по-новому»[221]221
  Казенина Е.Т. «Маргарит» и историко-культурная ситуация на Руси XV–XVI вв. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2002. № 4. С. 63.


[Закрыть]. Согласно выводу исследовательницы, «переведенные „Беседы против аномеев», благодаря специфике обсуждаемых в них тем – о непостижимости Бога, о единстве и равенстве Отца, Сына и Св. Духа, о глупости еретиков, думающих иначе, могли выступать в качестве контраргумента в полемике с «жидовствующими», а также с зарождавшимися рационалистическими учениями»[222]222
  Там же. С. 65. Исследовательница делает и более конкретный вывод: «Перевод и распространение нашего сборника послужили противовесом распространению некоторых ересей (стригольничество, ересь жидовствующих и др.), а также вспомогательным инструментом для решения некоторых насущных богословских вопросов, волновавших средневековую Русь» (Там же. С. 66).


[Закрыть]. Помимо «Маргарита», в сборниках XV в. часто помещались другие статьи Иоанна Златоуста против иудеев: «Слово о жидех в пустыни прогневавших Бога»[223]223
  РГБ. Волок. 181 (564). XVI в. Л. 197 об.


[Закрыть], «О собрании како събрашася Жидове на Христа и глаголаху, что сътворим яко человек сей многа знамениа творит»[224]224
  РГБ. Волок. 110 (431). Л. 96 об.-99.


[Закрыть], Ό зависти жидовстей, еже в Евангелии речено: излезше фарисеи и книжници вон и съвет сътворша на Исуса да его погубят»[225]225
  РГБ. Волок. 110 (431). Л. 116 об.-120.


[Закрыть].

В ряду других мелких произведений антииудейской направленности следует указать статью «Премудрость Исуса сына Сирахова вопроси и ответи всякому христианину с жидовином», которая часто включалась в Кормчие книги XV в.[226]226
  РНБ. ОСРК F. 11.80. Л. 449 об.-451. Кормчая последней четверти XV в. Эта статья составляет 95-ю главу в Кормчих Чудовской редакции.


[Закрыть]. Б форме диалога христианина и иудея в ней формулировались основные догматы христианской веры. Статья «Прение христьянину с Паписком жидовином» появляется также в XV в., но ранее времени «жидовствующих»[227]227
  Ф. Смирнов, предполагавший русское происхождение этой статьи, замечал: «Это стязание, обнаруживающее в авторе довольно знакомства со Священным Писанием, явилось в наших рукописях во время распространения ереси жидовствующих» (Смирнов Ф. Описание рукописных сборников XVI в. новгородской Софийской библиотеки, находящихся ныне в Санкт-Петербургской Духовной академии. СПб., 1865. С. 50. Прим. 128). Укажем списки: Соф. 1418. Л. 69 об.-70 об.; Соф. 1464. Л. 310 об.-326; Соф. 1453. Л. 112.


[Закрыть]. Здесь же следует назвать «Стязание, бывшее вкратце в Иерусалиме при Софронии архиепископе, о вере христианстей и законе еврейском», встретившееся нам в списках XVI в.[228]228
  См.: РГБ. Волок. 135 (490). XVI в. Л. 159 об.-174; РГБ Волок. 150 (513). XVI в. Л. 383 об.-397 об.; РГБ. Троицк. 730. Пер. пол. XVI в. Л. 403 об.; ГИМ. Епарх. 363 (550). Втор. чет. XVI в. Л. 414 об.-430; РНБ Соф. 1464. Л. 305-10.


[Закрыть]. Продолжают ряд следующие статьи: «Сказание о страстех Господа нашего Исуса Христа, еже пострада от проклятых жидов нашего ради спасения»[229]229
  РГБ. Волок. 186 (573). XVI в. Л. 160–199 об.; РГБ. Волок. 164 (530). XVI в. Л. 65-121.


[Закрыть], «Слово на жиды»[230]230
  РГБ. Волок. 324 (645). XVI в. Л. 217–221 об.


[Закрыть], Ό супротивлении еврейском въкратце по Моисеи, и яко не суть чада Авраамля»[231]231
  РГБ. Волок. 152 (515). XVI в. Л. 285–285 об.


[Закрыть], «От словес Новаго Закона Господа нашего Исуса Христа. Закон Моисеев попран бысть распятием Господним»[232]232
  РГБ. Волок. 183 (566). XVI в. Л. 517–520.


[Закрыть], «А се есть мудрование тех, ими же отводят от Бога и приводят к бесам»[233]233
  РГБ. Волок. 183 (566). Л. 381 об.-384; РГБ. Волок. 164 (530). XVI в. Л. 370 об.-383 об.


[Закрыть].

К статьям, непосредственно обличавшим иудеев, примыкают статьи против иконоборчества, которое, судя по нашим источникам, играло важнейшую роль в идеологии «жидовствующих». Речь, в частности, может идти о «Свитке многосложном», который представляет послание православных патриархов к императору Феофилу в защиту иконопочитания[234]234
  Древнейший известный на сегодня список – ГИМ. Епарх. 370. Третья четверть XV в. Л. 273–310. Описание: Книжные центры Древней Руси. Иосифо-Волоколамский монастырь. М., 1991. С. 379–380; РНБ. Соф. 1444. XV–XVI. Л. 1-56; Абрамович Д.И. Описание рукописей Санкт-Петербургской Духовной академии. Софийское собрание. СПб., 1910. Вып. III. С. 159–173; РГБ. Волок. 506. Л. 190–222; РГБ. Волок. 514. Сборник Евфимия Туркова. Л. 179. От «Свитка многосложного»; РГБ. Ф. 178. Муз. собр. 3057 С сер. XVII в. Сборник слов о почитании икон и правил из Номоканона. Сер. XVII в. 475 л.; РНБ. Сол. собр. 966/856 (320/856). Л. 68-105 (Описание. Ч. 1. С. 514).


[Закрыть].

Ввиду того, что эта тема практически не исследована, ограничимся данными статьями. Б высшей степени показательно, что все эти статьи происходят из сборников Иосифо-Болоколамского монастыря, в которых с максимальной полнотой отразились интересы основателя, вынужденного вести яростную полемику с «жидовствующими» и их сторонниками. Этот факт лишний раз свидетельствует о полемическом контексте, в котором использовались эти сочинения.

Полемика с иудеями проникала даже в памятники, которые Д.С. Лихачев определил как созданные в жанре исторического монументализма, а также в произведения агиографического жанра. Например, в созданном в XV в. 'Летописце Еллинском и Римском» помещен обширный текст, озаглавленный как «Прение жидом с Селиверстом»[235]235
  См.: Летописец Еллинский и Римский. Текст / Подгот. О.В. Творогов. СПб., 1999. С. 284–287. В этом же памятнике инициатива совращения императора Льва Исавра в иконоборчество приписана иудеям, предсказавшим ему в юности царствование (Там же. С. 417–418).


[Закрыть]. Б одном из списков «Слова похвального» на память Барлаама Хутынского также появляется полемический пассаж, снабженный подзаголовком «в нем же имать нечто на иудея». Этот фрагмент посвящен доказательству чудотворной силы мощей святых и предваряет рассказ о новгородском обычае совершать в бездождие молебное шествие к монастырю преподобного Барлаама: «Рци ми убо от июдеи, что негодуеши, что печалуюши, видя нас покланяемом мощем святым благочестно угодивших иже от вас распятому Христу, исцелением бо знамениа видевше покланяемся, не глюще: мощи святых Бог быти, но яко угодивше ему, тем же хвалу воздаем преславлынему их Богу»[236]236
  РГБ. Волок. 634. Л. 111 об. Пер. пол. XVI в. По наблюдениям Л.А. Дмитриева «Слово похвальное» Варлааму Хутынскому появилось не позднее начала XV в. (см.: Дмитриев A.A. Житийные повести русского Севера как памятники литературы XIII–XVII вв. Л., 1973. С. 17). Судя по тому, что отрывок «нечто на иудея» читается также и в составе Жития Козьмы Яхромского (РНБ. Собр. СпбДА № 277 Л 373–374, XVI в.; список первой трети XVII в.) общий источник текстов необходимо искать среди антииудейских статей. За указание списка Жития Козьмы Яхромского благодарю A.C. Усачева.


[Закрыть]. Можно полагать, что обличение иудейского неверия было вызвано необходимостью ответить на критику культа святого Барлаама тем, кто распространял подобные мнения, что послужило побудительным мотивом для включения полемического (вероятно, неоригинального) отрывка в состав жития. Новгородское происхождение упомянутого текста – еще одно из свидетельств актуальности полемики с иудеями (и иудействующими) для реалий Новгорода XV в. Наличие полемических выпадов в произведениях совершенно чуждого им жанра доказывает злободневность темы антииудейской полемики в XV столетии.

Об этом же свидетельствует и пристальное внимание, с которым на Руси ловили слухи о реальных или мнимых иудео-христианских диспутах. Б сборнике материалов Пермской кафедры находятся заметки о сведениях, сообщенных архиепископу Геннадию Алексеем новгородцем: «Был в Цареграде трус с Рождества Христова на шесь недель царь турскый вельми в страсе был к патриарху, сам пеш ходил, да веле молебны пети по всему граду. Да ныне в великой славе от турков патриарх, к царю патриарх сам бес печальника ходит о всяком деле. Да тому патриарху прение было с жидовскыми рябей и Бог помиловал христианство, патриарх их препрел, и царь турскый велел болынеге рябея на кол възбити»[237]237
  РНБ. Соф. 1462 Л. 25. Конец XV – начало XVI в. Описание сборника: Абрамович ДМ. Описание рукописей Санкт-Петербургской Духовной академии. Софийское собрание. СПб., 1910. Вып. III. С. 259–263).


[Закрыть].

На наш взгляд, увеличение количества антииудейских полемических сочинений на протяжении всего XV в. является свидетельством нарастающей активности контактов между иудеями и христианами. С другой стороны, его можно охарактеризовать как догматическое самоопределение православия посредством отрицания некогда трудноразличимых для неофитов элементов иудео-христианства. В этом контексте следует согласиться с мнением Я. Хоулетт, которая полагает, что «„Просветитель» был написан не только как опровержение ереси «жидов-ствующих», но и как первое русское – неовизантийское – определение правой веры»[238]238
  Хоулетт Я. Ересь жидовствующих. С. 129–130.


[Закрыть]. На смену оппозиции язычник (политеист) – иудеохристианин (монотеист) пришла оппозиция христианин – иудей. Эта пара была сопряжена с еще одной оппозицией: хороший христианин, соблюдающий предписания веры, – плохой христианин, т. е. уклоняющийся в эллинство, язычество, иудейство и, соответственно, эллинствующий, жидовствующий или поганый. Попытки описать феномен ереси жидовствующих, следуя конспирологической парадигме (теории заговора, инспирированного против Святой Руси мировой закулисой)[239]239
  См.: Фроянов И.Я. Драма русской истории: На путях к опричнине. М., 2007. С. 7–122.


[Закрыть], на наш взгляд, источниковедчески не обоснованы и являются неоправданной модернизацией.

Е.В. Русина (Институт истории НАНУ, Киев)
От «Послания» Мисаила к литературе «жидовствующих»: к постановке проблемы[240]240
  Украинский оригинал статьи опубликован: Русина О.В. Послання Папі Римському Сіксту IV і проблема інтерреляцїї літературних пам'яток XV ст. // Український історичний журнал. 2008. № 2. С. 16–34.


[Закрыть]

Одним из наиболее интересных литературно-богословских сочинений, созданных на территории Великого княжества Литовского (далее: ВКЛ), является послание, адресованное в 1476 г. папе римскому Сиксгу IV митрополитом Мисаилом и группой его единомышленников – архимандритами Киево-Печерского и виленского Свято-Троицкого монастырей, князьями Михаилом Олельковичем и Федором Вельским (известными как организаторы «заговора князей» 1480–1481 гг.) и рядом других светских лиц[241]241
  См. наиболее полное в настоящее время издание: Monumenta Ucrainae Historica / Ed. by Welikyj. Romae, 1971. Vol. IX–X (1075–1632). № 4. P. 5–30.


[Закрыть].

Нет исследователя, который не отметил бы велеречивость этого, по выражению Б. Гудзяка, «многословного, просительного, излишне льстивого, однако местами прочувствованного» обращения Мисаила к папе, которое ныне считается «сочинением, в котором оригинальное украинско-белорусское искусство „плетения словес» достигло наивысшего развития»[242]242
  Gudziak B. Crisis and Reform: The Kyivan Metropolitanate, the Patriarchate of Constantinople, and the Genesis of the Union of Brest. Cambridge (Mass.), 1998. P. 51; Пелешенко Ю.В. Розвиток украшсыал opaTopcbKoï та агюграф1чно'1 прози кшця XIV – початку XVI ст. Кюв, 1990. С. 79.


[Закрыть]. В литературе не раз акцентировались его панегирический в отношении Сикста IV характер, гиперболизм чувств, высказанных в адрес папы. В послании «блаженный Сикст» славословится как «старейшина всем сущим священным отцам и православным патриархам», «великое солнце, всемирный светильник, церковный свет, всесвятой и всенаисвятейший отец отцем и всеначальнейший пастырь пастырем», «вселенский учитель, законоположенный второй Моисей», «столп крепок от лица вражия, храбрый воин царя небесного, второй Иисус Навин… секущий нещадно глаголом Божиим [и] мечем духовным врагов креста Христова».

По сути, эти пышные эпитеты составляют большую часть обширного Мисаилового послания, которое, вопреки отмеченной M. Грушевским «риторической виртуозности»[243]243
  Грушевсъкий М. Iсторiя украшськсд лггератури. Кшв, 1995. Т. 5. Кн. 1. С. 213. Отметим, между прочим, специфический характер комментариев к этому изданию, автор которых С.К. Росовецкий, анализируя Мисаилово послание, вместо того, чтобы дать обзор новейшей литературы вопроса, напускается на «молодого исследователя» Ю. Пелешенко, размышляя над тем «вредом, который нанесло воспитанию младшего поколения украинских медиевистов принудительное отлучение от историко-литературного наследия М.С. Грушевского», и предлагает собственную трактовку слова «прерютив», известную, однако, еще А. Петрушевичу (см.: Там же. С. 251–252); ср.: Соборное послание русского духовенства и мирян к римскому папе Сиксту IV / Изд. A.C. Петрушевич. Львов, 1870. С. 33–34. На фоне такого откровенного пренебрежения традициями академизма особенно рельефно выглядят достоинства другого комментария, связанного с той же проблематикой, – замечаний Б.Н. Флори к переизданию работы митрополита Макария (см.: Макарий (Булгаков). История русской церкви. М., 1996. Кн. 5. С. 426–427, 430), переросших в специальное исследование: Флоря Б.Н. Попытка осуществления церковной унии в Великом княжестве Литовском в последней четверти XV – начале XVI века // Славяне и их соседи. М., 1999. Вып. 7. С. 40–81.


[Закрыть], достаточно бедно по содержанию. Основное, что в нем декларируется – правоверность („истинное благоверие») обитателей «северной страны»: «Мы все сущие здесь, на стране далечей, словесные овцы того ж стада Христова от двору его святого – святой соборной апостольской церкви». Признавая Флорентийскую унию 1439 г. и католическую трактовку Св. Троицы („исповедуем… Духа Святого равно купно исходяща от Отца прежде, такоже и Сына единым духновением»[244]244
  Впрочем, ниже в послании отмечается, что «Дух не рожден, но исхожден от Отца». Отсутствие здесь упоминания о Сыне (если только оно не является позднейшим текстуальным дефектом) может свидетельствовать о поверхностном восприятии православной иерархией ВКЛ католических доктрин.


[Закрыть]), Мисаил настаивал на отсутствии догматических расхождений между восточным и западным христианством: «Несть бо разнствия о Христе грекам и римлянам, и нам сущим российским славянам, все едино то же суть».

Между тем до него дошли слухи о «некиих… исповедающих глаголы ложные… яко несмы истинные христиане». Мисаил не назвал имен хулителей, твердивших, что православные, населяющие ВКЛ, не могут считаться настоящими христианами; однако, без сомнения, речь шла о неких католических иерархах (их, по утверждению Мисаила, «много в наших странах»), которые «силою влекли из благочестия в благочестие» – перекрещивали православных в католиков, ссылаясь на авторитет папы[245]245
  Об этой практике см.: Sawicki J. «Rebaptisatio Ruthenorum» w swietle polskiego ustawodawstwa synodalnego w XV i XVI wieku // Pa-stori et magistro. Lublin, 1966. S. 229–242.


[Закрыть]. Чтобы прекратить эти «нестроения, распри и расколы» между христианами, Мисаил призвал понтифика отправить в Литву двух «доброразумных мужей» – католика и православного, знатоков «обычаев, закона и устава» своих церквей, «хранящих уставления Флорентийского собора». Они должны были гармонизировать межконфессиональные отношения в пределах БКЛ – что имело особое значение в условиях турецко-татарской экспансии в Европе, успехам которой способствовало разобщение в христианском лагере: «Бидящи они наше нестроение и немирную промежду нами нелюбовь, многие страны христианские поседоша и в свой закон Махметов многих от них обратиша; уже бо и самих нас поблизу они ныне суть, а… на таковых подобает вражду имети купно всему роду христианскому».

В специальной литературе отмечалось, что по своей идейной направленности и стилистике послание Мисаила несколько напоминает «Похвальне слово» Цамблака Констанцкому собору. Однако, без сомнения, прямое обращение православного митрополита к римскому первосвященнику было весьма экстраординарным явлением. Так что не удивительно, что аутентичность послания не раз вызывала сомнения, которые усугублялись тем фактом, что первым, в 1605 г., его обнародовал, обнаружив в какой-то церкви в Крево, апологет Брестской церковной унии митрополит Ипатий Потий, стремившийся убедить современников в извечности унийных устремлений в Киевской митрополии и подкрепить традицией объединительный акт 1596 г.

Именно потому послание сразу же стало объектом острой критики со стороны православных полемистов, прибегавших и к сугубо филологическим аргументам, – как, например, автор «Перестороги», который писал: «Книги змышляют, пишучи под датою старою, письмом старым, якобы колись тая згода (церковная уния. – Е.Р.) трвати смела. Але присмотрися в письмо, в самую речь, и знайдеш, же хоть такия письма старые змышляют, але реч все Потиева, як бы усты сам мовил. При том знайдеш там слова, века теперешнего людьми уживаемые, которых старые предки наши не уживали»[246]246
  Акты, относящиеся к истории Западной России. СПб., 1851. Т. 4. № 149. С. 229.


[Закрыть]. Характерно, что отношение к посланию изменялось вместе с конфессиональной ориентацией: так, будучи православным, Мелетий Смотрицкий сравнивал его в своем «Треносе» с «Константиновым даром», а перейдя на сторону униатов, начал настаивать на существовании еще одного списка послания, якобы найденного возле Острога[247]247
  См. замечания по этому поводу: Frick D. The Uses of Authority and the Authority of Use: Philological Praise and Blame in Early Modern Rus' // Harvard Ukrainian Studies. 1994. Vol. 18. № 1/2. P. 86–87. Отметим, что эрудиция, продемонстрированная Смотрицким в «Треносе», была несколько иллюзорной: находящийся в составе этой работы трактат, в котором он разоблачил «грамоту Константина» как фальсификат, фактически представляет собой пересказ одного из разделов труда кальвиниста Фр. Отмана «Brutum Fulmen Рарае Sixti V adversus Henricum» (1586). Подробнее см.: Volovnykiv D. La Donazione di Costantino nei rapporti tra la chiesa e lo stato in Rus. Romae, 1998. P. 72–77; ВоловнитвД.В. Phm-Khïb: кторгя одного апокрифа // Украшський кторичний журнал. 1999. № 5. С. 21–22. Ср.: Tazbir J. Donacja Konstantyna przed sadem polskich roznowiercow // Biedni i bogaci: Studia ζ dziejow spoleczenstwa i kultury. Warszawa, 1992. S. 363–364.


[Закрыть].

Со временем эта дискуссия переместилась в сугубо научную плоскость. При этом, как следом за И. Шевченко отметил Г. Голенченко[248]248
  См.: Sevcenko I. Intellectual Repercussions of the Council of Florence // Church History. 1955. Vol. 24. № 4. P. 318; Галенчанка Г. Пасланне да папы рымскага Сгкста IV 1476 г.: Паходжанне помшка // Наш рада-вод. Гродна; Беласток, 2000. Кн. 8. С. 90.


[Закрыть], участники дискуссии смогли дистанцироваться от своих конфессиональных предпочтений: митрополит Макарий, детально изучив послание, признал его аутентичность[249]249
  См.: Макарий (Булгаков). История русской церкви… С. 40–50.


[Закрыть], тогда как ксендз Ян Фиялек выдвинул в противовес едва ли не наиболее весомые контраргументы[250]250
  См.: Fijalek J. Los unji florenckiej w Wielkiem Ksiestwie Litewskiem za Kazimierza Jagiellonczyka // Sprawozdania ζ czynnosci i posiedzen PAU. Krakow, 1934. T. 39. № 1. S. 23–24.


[Закрыть]. Впрочем, если в начале дискуссии вокруг проблематичного послания увереннее звучали голоса тех, кто считал его сфабрикованным Потием фальсификатом, то в конечном итоге верх взяли доводы их оппонентов. Было найдено и неопровержимое документальное свидетельство аутентичности этого произведения, долгое время известного лишь по публикации Потия и позднейшим копиям[251]251
  Издание Потия было воспроизведено С. Голубевым (Архив Юго-Западной России. Киев, 1887 Ч. 1. Т. 7. С. 193–231), копии XVIII в. – А. Петрушевичем (Соборное послание… С. 1–30). Латиноязыч-ный перевод второй половины XVII в. увидел свет в издании: Monumenta Ucrainae Historica… Vol. IX–X. P. 30–55 (относительно его датировки см.: Джурова Α., Спганчев К., Япунджич М. Опис на славянските ръкописи във Ватиканската библиотека. София, 1985. № 85. С. 174).


[Закрыть]. Б 1992 г. в 5-м выпуске «Русского феодального архива» (далее: РФА) увидели свет отрывок из Мисаилового послания, сохранившийся в составе одной из рукописей синодального собрания (Москва, Государственный исторический музей, Синод. 700), и информация о существовании его полного списка в кодексе Смоленского областного краеведческого музея (СОКМ 9907); при этом обе рукописи датировались 20-ми гг. XVI в., а их первооткрывателями были названы издатели указанного сборника Г.Б. Семенченко и А.И. Плигузов[252]252
  Русский феодальный архив XIV – первой трети XVI века. М., 1992. Ч. 5. С. 951, 1064,1071–1074. Описание СОКМ 9907 (кстати, Я. Щапов датировал этот сборник первой половиной XVI в.: Щапов Я. Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. М., 1976. С. 176–177) было представлено Г.В. Семенченко несколько ранее (см.: Русский феодальный архив. М., 1987 Ч. 3. С. 626–630).


[Закрыть].

Несмотря на исключительную важность этой публикации, следует отметить, что наличествующая в ней информация относительно Мисаилового послания весьма неточна[253]253
  Так, текст Мисаилового послания публиковался не дважды, а четырежды (составителям РФА остались неизвестными его римское издание и упомянутая выше публикация Петрушевича); версия Синод. 700 представляет собой не сокращение основной редакции, а ее фрагмент; И. Шевченко не считал послание «оригинальным произведением XV ст.», а называл его «документом, спорным в отношении датировки и аутентичности», к признанию которой он, вопреки своим сомнениям, склонялся ввиду наличия в тексте упоминания об «осмого века будущаго блаженном уповании», органичного в контексте эсхатологических ожиданий последней четверти XV в., перед «концом света» в 1492 г. (Sevcenko I. Intellectual Repercussions… P. 302, 318 (fn. 74)). Подробнее об этих ожиданиях см:.Лурье Я.С. Послания Геннадия Новгородского и вопрос о «конце мира» в XV веке // Камень Краеугъльнъ: Rhetoric of the Medieval Slavic World. Essays presented to Edward Г. Keenan. Harvard Ukrainian Studies. 1995. Vol. XIX. P. 358–374. См. также о появившемся после 1492 г. в Сербии способе датировки с упоминанием «второго века», одно время казавшемся исследователям «странным и непонятным» (документы 1500 г. датировались «восьмым годом второго века», 1501 г. – «девятым годом второго века» и т. д.): Padojmut) Ъ. Сп. Втори век // Padojmut) Ъ. Кньижевна збиваньа и ствараньа код срба у средньем веку и у турско доба. Нови Сад, 1967 С. 281–283.


[Закрыть] – в частности, относительно того, кому принадлежит пальма первенства в открытии этих списков. Так, версию СОКМ 9907 еще в 1970-х гг. выявила А.Л. Хорошкевич; что касается синодального списка, то еще в 1989 г. Г. Голенченко, изучая религиозную полемику XVI–XVII вв., отметил, что «в основу издания И. Потия было, видимо, действительно положено реальное послание к папе, соответствующим образом обработанное и прокомментированное униатским митрополитом. Во всяком случае крупный фрагмент этого послания, сохранившийся в сборнике Государственного исторического музея в Москве (ГИМ, Син. собр., 700), никак не может быть отнесен к временам деятельности Ипатия Потия. На это указывают как филиграни сборника, так и палеографические особенности текста»[254]254
  Голенченко Г.Я. Идейные и культурные связи восточнославянских народов в XVI – середине XVII в. Минск, 1989. С. 184. Собственно, речь шла даже не об открытии, а о точной атрибуции послания, уже известного в науке (см. примеч. 36, 38).


[Закрыть].

К сожалению, исследователь не успел его полностью изучить, так как в 1990-х гг. пользование рукописными фондами ГИМ было предельно ограничено; соответственно, детальное палеографическое описание сборника Синод. 700 (кстати, отсутствующее в РФА) было обнародовано Г. Голенченко (вместе с анализом самого послания) только в 2000 г. Б отличие от А. Плигузова, ученый датировал сборник временем не позднее середины XVI в. (по филиграням, относящимся к 1513, 1530-м, 1550-м гг.) и представил список наиболее существенных расхождений между находящейся в нем версией послания и версией, опубликованной Ипатием Потием (чье вмешательство в первоначальный текст, как выяснилось, было минимальным)[255]255
  См.: Галенчанка Г. Пасланне… С. 96–99. Кроме того, исследователь проанализировал известные в настоящее время списки Мисаилового послания и его публикации, проследил судьбу послания в религиозной полемике и историографии, изложил основные версии его происхождения, представил библиографию вопроса. В целом, данная публикация дает довольно рельефное представление о послании Мисаила (особенно в комплексе с упомянутой выше статьей Б. Флори, где данное произведение рассмотрено в контексте унионных устремлений последней четверти XV в.).


[Закрыть]. Сверяя обе версии, Г. Голенченко не указывает, что первая увидела свет в РФА (хоть и упоминает это издание в списке литературы); по-видимому, исследователь не был своевременно проинформирован о публикации А. Плигузова – что, в общем, и не удивительно, если принять во внимание мизерный тираж РФА.

Впрочем, необходимо отметить, что сама эта публикация является упрощенной и порой неточной в прочтении отдельных букв и даже слов (так, присутствующее на л. 309 «рвение» передано как «распре»). Это побудило нас повторно опубликовать указанный фрагмент в «Украинском археографическом ежегоднике»[256]256
  См.: Русина О. Мисшлове послания Сиксту IV за Синодальним списком // Украшський археограф1чний щор1чник. Кшв; Нью-Йорк, 2002. Вип. 7. С. 281–296.


[Закрыть].

Не углубляясь в теологический анализ Мисаилового послания[257]257
  См. попытки этого рода: Bilaniuk P. A Theological Analysis of the Letter of Misael, the Metropolitan-elect of Kiev, to Pope Sixtus IV // Studies in Eastern Christianity. Munich; Toronto, 1982. Vol. 2. P. 143–156; Hryniewicz W. Od Ilariona do Mohyty. Slady idei Kosciolow sio-strzanych w pismiennictwie ruskim (XI–XVII w.) // Katolicyzm w Rosji i Prawoslawie w Polsce (XI–XX w.). Warszawa, 1997. S. 91–93.


[Закрыть], хотелось бы высказать ряд наблюдений относительно остающегося поныне спорным вопроса о «подписантах» этого документа (в версии Потия) – представителей «духовенства и… княжат, и панов руских… в том же листе ниже менованых».

Прежде всего, достаточно спорной фигурой остается сам инициатор обращения в Рим – Мисаил, который, как отмечает Г. Голенченко, в позднейших церковных списках нигде не называется киевским митрополитом[258]258
  См.: Галенчанка Г. Пасланне… С. 92. Отсутствует имя Мисаила и в справочных таблицах последнего времени (например: Мака-рий (Булгаков). История русской церкви… С. 516). Отметим также имеющееся в тексте послания и довольно нехарактерное для православной традиции определение Мисаила как «алекта»; по-видимому, оно является наследованием терминологии булл папы Пия II, касающихся Григория Болгарина (см.: Софийские летописи // Полное собрание русских летописей. СПб., 1853. Т. 6. Прибавления. С. 319–320; ср. с переводом: Там же. С. 168 («елект / олект киевский»).


[Закрыть]. Это утверждение, некогда энергично отстаиваемое Б. Бучинским[259]259
  См.: Бучинський Б. «Грамота Мкшла» i «грамота Шфонта» // Записки Украшського наукового товариства. Кшв, 1914. Кн. XIII. С. 13–22.


[Закрыть], нуждается в определенных коррективах, поскольку в так называемом «Сборнике Ильи Кощаковского» – копиарии исторических произведений, созданном в начале XVIII в. в киевском Межигорском монастыре[260]260
  См. подробнее: Сборник летописей, относящихся к истории Южной и Западной Руси. Киев, 1888. С. XII–XXI, XXVII–XXVIII; Мы-цык Ю.А. Украинские летописи XVII века. Днепропетровск, 1978. С. 35–39, 60–63. Детальней о составителе сборника: Мицько I. Срм. 1лля (Кощаковський) // Мицько I. Статт1, написат теля вигнання з шституту укра'шознавства HAH Укра'ши. Льв1в, 2000. С. 19–21 (отметим только, что информация автора о наличии в составе «Сборника Кощаковского» апокрифической переписки между Сигизмундом III и Османом II ошибочна).


[Закрыть], -имеется перечень киевских митрополитов, среди которых под 1474 г. фигурирует Мисаил[261]261
  См.: Львовская научная библиотека НАНУ им. В. Стефаника (далее: ЛНБ). ОР Ф. Оссол. № 2168. С. 123.


[Закрыть]. Б литературе эта запись до сих пор не анализировалась – хотя еще в XIX в. ее, по-видимому, использовали при реконструкции текста Киевской летописи, где упоминается антиминс из соборной церкви Успения Богородицы Пирогощей, положенный там при освящении алтаря «преосвещенным архиепископом и митрополитом киевским и всея Руси Мисаилом при великом короли Казимери… в лето 6901 [= 1393] индикта 6-го марта 30 дня»[262]262
  Сборник летописей… С. 81; Кшвський лпопис nepinoï чверт1 XVII ст. // Украшський кторичний журнал. 1989. № 5. С. 107.


[Закрыть]. Анонимный автор статьи «Собор вместо собора: (К истории киевских соборов)»[263]263
  Киевская старина. 1882. Т. 1. С. 413–417.


[Закрыть], напечатав рассказ Киевской летописи о восстановлении Успенской церкви, воспользовался двумя его списками – из «Сборника Ильи Кощаковского» и сборника семьи Морозов, со временем попавшего в коллекцию A.M. Лазаревского. Корректируя текст рассказа путем «сопоставления обеих рукописей», автор статьи исправил в процитированном фрагменте год (на 6982 [= 1474]) и индикт (на 7-й) – руководствуясь, очевидно, упомянутым перечнем митрополитов, поскольку в «Сборнике Кощаковского» нет сюжета об антиминсе. На самом же деле, как нам кажется, имеющуюся в списке Лазаревского дату ^SIIA следует исправить на ^БЦПА (= 1473 г.), которая согласуется с 6-м индиктом и представляется достоверной ввиду того, что предшественник Мисаила, Григорий Болгарин, умер в 1472 г.

Как бы там ни было, основываясь, с одной стороны, на свидетельствах «Сборника Кощаковского», а с другой – на данных «Палинодии» Захарии Копыстенского и Густынской летописи[264]264
  Русская историческая библиотека. СПб., 1878. Т. 4. С. 1036–1037; Густинская летопись // Полное собрание русских летописей. СПб., 1843. Т. 2. С. 359.


[Закрыть] – можно утверждать, что в Киеве в XVII в. существовала определенная традиция, связанная с митрополитом Мисаилом, чья легитимность и «правоверность» не подвергались сомнению – что явно контрастировало с отношением к глашатаю Флорентийской унии митрополиту Исидору, которое к тому же экстраполировалось в прошлое. Б том ж перечне киевских митрополитов Исидор клеймится как «геретик, римского костела поборник», который «утек з Москвы и с Киева до Риму и з Риму зас пришол до Киева, и так кияне его за баламутню у Днепре утопили»[265]265
  ЛНБ ОР. Фонд Оссолинских. № 2168. С. 123. Отметим, что тут же (с. 85–86) находится и более близкая к истине версия событий: оказавшись в Москве, Исидор был ограблен и брошен в темницу, «але утек, здорове свое в целости заховуючи».


[Закрыть]. То же самое утверждается и в «Перестороге»[266]266
  Дзюба О.М. НевЦомий уривок з «Перестороги» // Украшський ар-хеограф1чний щор1чник. Кшв, 1999. Вип. 3/4. С. 441. Согласно Густынской летописи, киевляне только «изгнаша» Исидора (Густынская летопись… С. 355).


[Закрыть]; таким образом, в XVII в. судьба Исидора была переосмыслена в соответствии с тогдашними реалиями – вспомним хотя бы угрозы Смотрицкому и его единомышленникам, заподозренным в склонности к унии («Не один из вас Славуты напьется»), или убийство в 1618 г. наместника митрополита-униата Антония Грековича, которого казаки, по свидетельству того же «Сборника Кощаковского», «поймавши… против Быдубицкого [монастыря] под люд [тут: лёд] подсадили воды пити»[267]267
  ЛНБ. ОР. Ф. Оссол. № 2168. С. 117; Сборник летописей… С. 85. Остается открытым вопрос, является ли эта традиция «автономной» либо она сформировалась под воздействием польской книжности XVI в., в которой судьба Исидора также искажалась. В частности, в 'Трактате о двух Сарматиях» краковского профессора Матвея Меховского (1517) повествуется о том, что «Исидор, бывший киевский митрополит, по языку и образованию ученейший грек, во время папы Евгения IV прибыл… на Флорентийский собор и, добившись унии с Римской церковью, вернулся в Руссию; но когда он стал там проповедовать подчинение Риму, московиты лишили его сана и предали смерти» (Меховский М. Трактат о двух Сарматиях. М.; Л., 1936. С. 97). Издатели «Трактата» не смогли выявить источник этой информации (Там же. С. 245). У другого уроженца Кракова – Яна Сакрана, автора памфлета «Разъяснение ошибок русского обряда» (1500), – имеется только упоминание о заточении Исидора киевлянами (см.: Мопсак I. Florentine Ecumenism in the Kyivan Church. Rome, 1987 P. 244). Известие Меховского, благодаря популярности его «Трактата», попало в самые различные труды, даже в дневник Мартина Груневега, который, находясь в Киеве осенью 1584 г., зафиксировал, что «святой мученик Исидор был тут архиепископом» (1саевич Я.Д. Нове джерело про кторичну топограф1ю та архпектурш пам'ятки стародавнього Киева // Кшвська Русь: культура, традици. Кюв, 1982. С. 124), и в «Универсальные реляции» Джованни Ботеро (см.: Мицик Ю.А. 1сторико-географ1чний опис Укра'ши у TBopi палшського гумашста XVI ст. Джованш Ботеро // 1сторичн1 досл1дження: Впчизняна кторгя. Кюв, 1982. Вип. 8. С. 33).


[Закрыть].

На самом же деле Исидор мирно почил в 1462 г. в Италии, а в его визите в Киев на пути из Флоренции в Москву не было драматических коллизий: в феврале 1441 г. киевский князь Олелько Владимирович официально подтвердил «господину и отцу своему Сидору, митрополиту киевьскому [и] всея Руси, что издавна прислушала митрополии»[268]268
  Древнерусские княжеские уставы… С. 179–181.


[Закрыть], и еще в конце XV в. имя униата Исидора (как и имя католика Битовта) фигурировало в помяннике Киево-Печерского монастыря, возобновленном после того, как предыдущий в 1482 г. «изгорел пленением киевьскым безбожнаго царя Менкирея и с погаными агаряны»[269]269
  Древний помянник Киево-Печерской Лавры (конца XV и начала XVI столетия) / Сообщил СТ. Голубев // Чтения в Историческом обществе Нестора-летописца. 1892. Кн. 6. Отд. 3. С. 4, 6.


[Закрыть].

Характерно, что издатель этого помянника С. Голубев отметил: «Занесение в конце XV столетия в Киево-Печерский помянник вышеозначенных лиц, в особенности же митрополита Исидора, как известно, изменившего православию, принявшего на Флорентийском соборе унию и пытавшегося ввести ее в России (и, первее всего, юго-западной), – факт далеко не безынтересный для исследователя, и не может быть обойден при рассмотрении вопросов о попытке ввести в XV в. унию в юго-западной России, об отношении к этой попытке южно-руского духовенства, в особенности при решении доселе спорного вопроса о пресловутой грамоте киевского митрополита Мисаила к папе Сиксту IV (1476 г.)»[270]270
  Там же. С. XIII.


[Закрыть]. Более того – очевидно, этот факт повлиял и на позицию самого С. Голубева, который так и не реализовал задекларированный ранее замысел разоблачить послание Мисаила как фальшивку (в частности, на основании данных филологии)[271]271
  См.: Гусская историческая библиотека. Т. 4. Стб. 9; Архив Юго-Западной Госсии. Ч. I. Т. 7. С. XIII.


[Закрыть].

В причудливой лексике послания действительно присутствуют моменты, уязвимые для критики, – прежде всего в перечне его «подписантов», который и сам по себе не раз вызывал сомнения у исследователей, ряд которых усматривал в нем плод фантазии Ипатия Потия[272]272
  Больше всего усилий к его „дискредитации» приложил Б. Бучинский в упомянутой выше публикации, появившейся уже после смерти иследователя в 1907 г. Впрочем, он успел полностью пересмотреть свою позицию (см. его незаконченную работу: Бучинський Б. Студп з icTopiï церковное унп: М1сшл1в лист // Записки Наукового товариства 1мен1 Шевченка (далее: Записки НТШ). 1909. Т. 90. С. 5–24).


[Закрыть]. Однако он явно не смог бы подобрать для послания соответствующую «команду», поскольку практически не ориентировался в реалиях 1470-х гг. (в частности, руководствуясь хроникой Стрыйковского, он идентифицировал упомянутого в Мисаиловом послании Михаила [Олельковича] как убитого в 1451–1452 гг. сына Сигизмунда Кейстутовича Михайлушку[273]273
  О глоссах Потия см.: Лужний Р. Гелптйна публщистика 1пат1я По-Т1Я в розвитку старорусько! традицп // Mediaevalia Ucrainica: Мен-тальнкть та ктор1я Цей. Кшв, 1993. Т. 2. С. 49–63.


[Закрыть]). Что же касается пышной титулатуры «подписантов» послания, к которой якобы приложил руку Потий, то даже такое необычное определение Александра Солтана, как «рыцер… ушпанский, златаго стрыха носитель», подтверждается реестром его имущества, в котором среди ценных вещей упомянут «на двух качалех стрых ушпаньский перловый»[274]274
  Русская историческая библиотека. СПб., 1903. Т. 20. Стб. 872. Отметим, кстати, что наличие в этом реестре „Псалтири, золотом писаной», послужило основанием для гипотезы, что речь идет о знаменитой Киевской Псалтыри, якобы переданной на хранение Солтанам митрополитом Мисаилом (см.: Жемайтис С.Г. К вопросу о происхождении и бытовании Киевской Псалтири (1397–1518 гг.) // Хризограф. М., 2005. Вып. 2. С. 126–138).


[Закрыть].

Куда больше вопросов вызывает последовательное использование в документе термина «российский» вместо «русский» (также и в версии Синод. 700: «росииским словяном»), нехарактерное для тогдашних восточнославянских земель БКЛ[275]275
  Замечания относительно этого: Бучинський Б. „Грамота Мтсшла»… С. 11–12. Форма «Россия» фиксируется в Северо-Восточной Руси со времен Ивана III, в конце XV в.; в пределах ВКЛ она распространилась столетием позже (см.: Вопросы формирования русской народности и нации. М.; Л., 1958. С. 88).


[Закрыть]. Так что не удивительно, что целый ряд авторов, начиная с Горского и Невоструева, описавших Синодальное собрание[276]276
  См.: Горский Α., Невоструев К. Описание славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки. М., 1862. Отд. 2: Писания святых отцев. 3. Разные богословские сочинения (Прибавление). № 268. С. 305–306 (обратившись к письму Мисаила в версии Синод. 700, авторы, не определив его адресанта, охарактеризовали сочинение как «многословное и льстивое послание», обращенное к папе Сиксту, с которым велись переговоры относительно брака Ивана III и Софии Палеолог).


[Закрыть], – или даже с автора «Антидота» (1629) Андрея Мужиловского[277]277
  См.: Грушевсъкий М. 1стор1я украшськсй лператури. Кюв, 1995. Т. 6. С. 449–450.


[Закрыть] – связывал послание Мисаила с московской (вариант: новгородской[278]278
  См.: Казакова H.A., Лурье Я.С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV – начала XVI века. М.; Л., 1955. С. 235 (далее: АФЕД). См. также: Галенчанка Г. Пасланне… С. 94–95.


[Закрыть]) традицией. Представляется, однако, что этому можно найти объяснение хотя бы исходя из контактов «наивышшего писаря Великого князства Литовского» Якуба, который вместе с «книголюбцем» Иваном Солтаном упоминается в Мисаиловом письме как его соавтор[279]279
  Правда, формулировки послания относительно авторства не отличаются четкостью: Иван Солтан замыкает перечень „подписантов» как „послуживый верне духом в послании сем» – и почти так же (без слов „верне духом», которые могли быть пропущены при копировании) характеризуется в документе писарь Якуб. Относительно деяльности последнего в великокняжеской канцелярии см., в частности: Ястст А. Спроба крытычнага вывучэньня Книг данш вялшага князя Ka3iMipa // 3aniaci Аддзелу гуманпарных навук. Кн. 3: Працы клясы ricTopbii. Мшск, 1928. Т. 2. С. 204–205.


[Закрыть].

До сих пор никто из исследователей этого произведения не обратил внимание на то, что писарь литовской великокняжеской канцелярии Якуб (Яков) активно общался с московскими «книголюбцами», о чем свидетельствует выявленное в 1920-х гг. в составе митрополичьего формулярника из Синодального собрания «Послание от друга к другу»[280]280
  Последняя публикация: Русский феодальный архив. М., 1986. Ч. 1. № 56. С. 196–197.


[Закрыть] – письмо известного московского архитектора-подрядчика и книжника Василия Дмитриевича Ермолина в ответ на просьбу Якуба приобрести для него несколько книг[281]281
  Идентификация некоторых из них, ввиду дефектности текста „Послания», довольно проблематична. См. относительно этого: Русский феодальный архив. М., 1992. Ч. 5. С. 1008; Турилов A.A. Южнославянские памятники в литературе и книжности Литовской и Московской Руси XV – первой половины XVI в.: парадоксы истории и географии культурных связей // Славянский альманах. 2000. М., 2001. С. 257–258, 277–278.


[Закрыть]. Сокрушаясь из-за невозможности выполнить эту просьбу Ермолин советовал Якубу прислать ему в Москву деньги и бумагу – «а яз многим доброписцем велю таковы книгы сделать по твоему приказу с добрых списков, по твоему обычаю, как любит воля твоя… А наряжу ти, пане, все по твоей мысли и по твоей охоте, как любишь». Эта осведомленность Ермолина о литературных вкусах Якуба достаточно ясно указывает на интенсивность их контактов; возможно, Ермолин имел связь и с киевскими книжниками: в литературе уже акцентировался тот факт, что его имя внесено в помянник Киево-Печерского монастыря[282]282
  См.: Древний помянник… С. 50; Пашутпо В.Т., Флоря Б.Н., Хорошкевич A.A. Древнерусское наследие и исторические судьбы восточного славянства. М, 1982. С. 147, 152. Отметим также возможность его знакомства с Мисаилом, когда тот был смоленским владыкой – ведь существует предположение о наличии у Ермолина многочисленной родни на Смоленщине (см.: Седельников А.Д. «Послание от друга к другу» и западнорусская книжность XV века // Известия АН СССР. Сер. VII. Отд. гуманитарных наук. 1930. № 4. С. 230).


[Закрыть]. Как справедливо отмечают издатели РФА[283]283
  См.: Русский феодальный архив… Ч. 5. С. 1007


[Закрыть], Ермолин мог познакомиться с Якубом в один из его приездов в Москву – и это могло произойти как в 1468 г.[284]284
  См.: Московский летописный свод конца XV века // Полное собрание русских летописей. М.; Л., 1949. Т. 25. С. 280.


[Закрыть], так и в 1459 г., когда тот пытался убедить Василия II принять в качестве митрополита ученика и ставленника Исидора – Григория Болгарина[285]285
  Об этой миссии Якуба упоминает в 1459 г. митрополит Иона в письме к смоленскому епископу Мисаилу (последняя публикация: Русский феодальный архив… Ч. 1. С. 124–127), который, однако, вопреки призывам Ионы, поддержал униата Григория, а впоследствии, в качестве его преемника, обратился к Сиксту IV с посланием, которое нами анализируется. Нельзя согласиться с позицией Н. Синицыной, которая, рассматривая это послание Ионы, идентифицировала хорошо известного по источникам 1440-60-х гг. писаря Якуба как папского нунция Николая Якуба (Якуби Загупити), который якобы получил почетную должность королевского писаря в целях придания веса его посольству в Москву (см.: Синицына Н.В. Третий Рим: Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV–XVI вв.). М., 1998. С. 97).


[Закрыть].

Собственно, и в 1468 г. его миссия, скорее всего, состояла в отстаивании митрополичьих прав Григория, которые в феврале 1467 г. признал константинопольский патриарх Дионисий[286]286
  См.: Синицына Н.В. Третий Рим… С. 112.


[Закрыть]; при этом заслуживают внимания как последовательное участие «Якуба-писаря» в борьбе Григория Болгарина за «Верхнюю Русь», так и то, что его постоянным спутником был «Ивашенец». Детальных известий о нем не сохранилось. М. Грушевский, анализируя ярлыки крымских ханов великим литовским князьям, называет этого Ивашенца «киевским боярином второй половины XV ст.», дважды направлявшимся с посольством в Крым для получения ярлыков от Нур-Девлета и Менгли-Гирея (60-70-е гг. XV в.)[287]287
  См.: Грушевський М. 1стор1я Украши-Руси. Кшв, 1993. Т. 4. С. 458–459; Lietuvos Metrika. Knyga № 8. Vilnius, 1995. P. 59. Заслуживает внимания то, что в этих посольствах его спутниками были Ян Кучукович и Богдан Андрушкович Сакович, принадлежавшие к ближайшему окружению Казимира Ягеллончика (см.: Jarmolik W. Kariery polityczne dworzan litewskich Kazimierza lagiellonczyka // Europa Orientalis: Polska i jej wschodni sasiedzi od sredniowiecza po wspolczesnosc. Torun, 1996. S. 97–99); это, безусловно, характеризует общественный статус самого Ивашенца.


[Закрыть]. Последний в начале XVI в. в переписке с литовским двором вспоминал о том, что «пана Ивашков сын пан Ивашенцо» «межи царя, отца нашого, и межи короля Казимира… гораздо служил, много жалованя видал»[288]288
  Lietuvos Metrika… P. 83, 90–91.


[Закрыть]. Соответственно, представляется несомненным, что именно он упомянут в перечне «подписантов» Мисаилового письма как «пан Иоан с Киева… посол мирный к поганом о утвержении мира хрестианских сынов» – тем более что он фигурирует тут как брат «благородного пана Романа с Киева, старосты путивлского», в котором безошибочно угадывается путивльский наместник Роман Ивашкович, известный по Казимировым привилеям 1482 и 1487 гг.[289]289
  См.: Русская историческая библиотека. СПб., 1910. Т. 27. Стб. 227, 387. Отметим как произвольные и необоснованные генеалогические построения Н. Яковенко, в соответствии с которыми Роман Ивашкович «потерял» своего брата Ивашенца, получив взамен обширную родню и, главное, целых четырех сыновей (см.: Яковенко Н.М. Украшська шляхта з кшця XIV до середини XVII ст.: (Во-линь i Центральна Укра'ша). Khïb, 1993. С. 154, 156–157, 159) тогда как на самом деле он имел единственную дочь, на которой был женат первым браком князь Иван Ршнский; после измены последнего ее земли получили как «дядьковщину» племянники Романа Ивашковича – Богдан, Андрей и Дмитрий Ивашенцевичи (Lietuvos Metrika… P. 320). Неточны и данные М. Бычковой (см.: Бычкова М.Е. Состав класса феодалов России в XVI в.: Историко-генеалогическое исследование. М., 1986. С. 63–64). Верную гипотезу относительно родственных связей между Ивашенцевичами и Романом Ивашковичем высказал еще А. Бонецкий (см.: Boniecki А. Poczet rodow w Wielkim Ksiestwie Litewskim w XV i XVI wieku. Warszawa, 1887 S. 100).


[Закрыть]. Интересно, что в Мисаиловом послании, как и в упомянутых выше документах, писарь Якуб и Ивашенец фигурируют рядом – лишний раз демонстрируя, что среди «подписантов» письма нет случайных людей и за каждым из них проглядывает определенная проунионная традиция.