Текст книги "Студенческий сборник. Выпуск 1"

Ольга Биченкова

О себе данных не даю. Моя проза отчасти автобиографична, а отчасти – плод вымысла. К моим стихам у меня с 16 лет выбран эпиграф из Ходасевича:

 
Люблю людей, люблю природу,
Но не люблю ходить гулять,
И твердо знаю, что народу
Моих творений не понять.
 

Засим все. С неизменным уважением к коллегам по цеху и читателям,

Ольга Евгеньевна Биченкова кандидат ИСП

Лев Толстой, папа, желтая тарелочка и красные сливы

Мой отец старался воспитать нас в толстовском духе. Возможно, так он выражал свой протест против современной советской жизни. Каждый божий день он зачитывал нам по 7 глав «Евангелия от Льва» и какой-нибудь детский безобразный рассказ Льва Толстого. Мама плакала, но спорить с папашей было бесполезно. Как и Лев Николаевич, он был человеком упертым.

Однажды, в мае месяце или начале июня он принес штук 30 мелких, ужасно спелых, красных слив. «Это алыча», – радостно закричала Марьяна. Мы видели ее по только что купленному цветному, еще плохо передававшему цвета телевизору в передаче про Грузию или Армению – короче, я не помню деталей, но там фигурировало побережье Черного моря.

– Одесса, Одесса, мой солнечный город…

– Черное море, Черное море, – запели мы с Вовкой на два голоса. Мы уже были в поселке Лазурном в Имеретинской бухте, а маленькая моя полутезка – еще нет.

Я посмотрела на маму и увидела, что у нее очень странное выражение лица, тоскливое какое-то. Это предвещало скандал и пьянство отца.

– Вот я выложу шесть слив на желтую тарелку. И никто не смей их трогать до моего прихода. Приду, всем раздам. До встречи.

Он напялил кепку как всегда набок и вышел, закуривая уже в дверях. Мама тихо что-то прошептала, потом сквозь зубы всхлипнула:

– Маша, Вовочка, Мария, можно я покурю тоже?

– Он что, до сих пор тебе запрещает?

– А что он со сливами задумал?

– Мама, он опять нажрется?

– Вова, говорят «пьющий», а не то, что ты сказал, – проронила тихо мама.

– Жрущий водку алкаш, – убежденно сказала я.

– Я вас подготовлю к сегодняшней сцене. Пошли, львеныша читать будем.

И прочла нам знаменитый рассказ про шесть слив. Сливы и дети там описаны роскошно, живо, подробно. А мораль мерзкая. Ложь, конечно, грешна, но как можно купить кило слив и не дать ребенку съесть ни одной просто даром, без подсказок, столь ненавистных умным детям?..

Мы были потрясены.

– Мама, я съем сливу сейчас. А то он замучит, – прервал молчание Вовка.

– А я съем тоже. Две.

– Давайте все сливы съедим, весь килограмм!!! – прозвенела Марьяна и первая засмеялась.

– Машка, гони за мороженым. У меня как раз 66 копеек осталось, он денег не дает.

Мне хватило на три порции желтого фруктового мороженого и граненый стакан лимонада из автомата газировки за 3 копейки. У меня ладонь была потом липкая, а под средним пальцем был след от кругломедной трехкопеечной монеты.

И мы оставили сливы – ровно пятую часть – ему, а остальное съели с мороженым.

Придя с работы, отец избил мать и надавал всем пощечин. Порка досталась мне, так как мы должны были, по его мнению, оставить ему мороженое.

Владимир Голубев

Владимир Голубев работает в жанре детско-юношеской литературы, пишет сказы, сказочные повести, в которых фантастический сюжет сплетается с житейской правдой. Обучался на курсах в 2014–2015 гг., подготовлен к публикации роман «Взрослое лето», представляющий интерес как для юношества, так и для взрослых.

Проживает в Подмосковье, преподаватель, кандидат юридических наук, ветеран правоохранительных органов.

Гостинец для Деда Мороза
(новогодняя быль)

Я бросил взгляд на будильник и ахнул, стрелки перевалили за полночь, а я ещё и не ложился спать, а вставать мне рано. Щёлкнул выключателем на кухне и в темноте побрёл по квартире. Жена в детской возилась с близнецами, а в большой комнате уже сопел старший сын, не выпуская из рук книжку с картинками. Мне ничего не оставалось, как только незаметно прошмыгнуть в спальню и, накрывшись одеялом с головой, погрузиться в сон.

Утром я пробудился ещё до сигнала будильника и первым делом отключил звонок.

– Мне пора собираться в дорогу, – сказал я шёпотом, целуя спящую жену.

– Будь острожен, помни, мы тебя ждём. – Промолвила спросонья супруга.

В темноте я нащупал ногами тапочки и, перепутав левый с правым, на цыпочках пошлёпал на кухню. На скорую руку согрел чайник, умылся и, набив портфель кипой документов, вышел в подъезд.

Поёживаясь, я вывалился на холод из тёплого нутра подъезда. Брелок, свисток, огонёк… Замки щёлкнули, и, заглянув на секунду в промёрзшее за ночь чрево автомашины, я завёл мотор и вынырнул наружу. Оказалось, под бледными звёздами гораздо теплее. Декабрьская ночь в свете фонарей досыпала отведённый срок, но где-то за соседним шестнадцатиэтажным корпусом уже серел рассвет нового дня, но я ещё не видел его, но был уверен в том, что он уже теплится во всю над сквером и Варшавским шоссе. А припорошённая снегом Москва, вовсю просыпалась, при этом – шипела, гудела, горела, блестела.

Пока тарахтел движок, подумалось, а может, пока не поздно, позвонить шефу и, сославшись на эпидемию гриппа, вернуться в душную спальню, к жене, к милым детям и посвятить эти 2–3 дня предновогодним хлопотам, а не трястись одному в машине 900 вёрст, по северным дорогам? Но у меня на руках была повестка из велико-устюжского суда, с синей печатью и подписью судьи, и мне надо было ехать во что бы то ни стало, тем более, от меня зависела судьба других людей.

– Надо завязывать с этой работой! Всё надоело! – я громко сказал сам себе, и проходящий за моей спиной хозяйка лопоухого чихуахуа, подтянула поводком малышку поближе к ноге.

Тем временем салон наконец-то прогрелся, и авто понесло меня через Садовое кольцо, на Ярославку. Пробок ещё не было да спасало то, что я пробирался на выход из мегаполиса, а главный поток, сломя голову, рвался навстречу мне, слепя глаза встречным водителям, вклиниваясь в несчастный город, будто желая забить его до самых небес. Ну вот в пути миновал первый час, и я наконец-то на трассе и, теперь чертыхаясь, поминаю Мытищи, затем поворот на Королев, эх, скорей бы Пушкино, а там уже рукой подать и до Сергиева Посада, с объездной и новой трассой. Там я собирался перекусить, чтобы потом без долгих остановок ехать до самого Великого Устюга.

Ещё час, и я в дорожной кафешке, среди пыльных стен, с обязательными китайскими натюрмортами, блестящими и слащавыми. Официантка, позёвывая от скуки и пряча белые кудри под косынку, разговорилась с ранним посетителем:

– Куда едете-то, прямо под праздник?

– Не поверите, куда меня занесло, – ответил я, невольно улыбнувшись, как мне показалось, улыбкой дошкольника, заметившего в прихожей квартиры Деда Мороза, стряхивающего снег с сапог, да ещё с красным мешком в руках. – В Великий Устюг, только жалко один, без детишек.

– С детьми, в такую даль на машине? Да там, небось, морозы, под сорок! – запричитала добрая женщина. – Сколько малюток осталось дома?

– Трое, двое совсем маленькие. А морозы, не знаю как под сорок, а вот под тридцать, верно, – уточнил я.

Она помолчала и добавила:

– Везёт же, едете прямо в сказочный край. Я сама оттуда родом, из деревни Морозовица. Да вот вышла замуж, и пришлось уехать. Теперь вот без мужа, с двумя детьми, и вся родня, посчитай, за тыщу километров от меня.

Сам я уже допил чай. Она пожелала мне счастливой дороги, как наверно, тысячам водителей и пассажиров, ежедневно спешащих куда-то. Помогли ли им эти искренние слова в дальнем плаванье по бесконечной асфальтовой реке, текущей к Ледовитому океану, для меня тайна, но искренне надеюсь на подмогу…

Я в последний раз согласился в дальнюю командировку. Но не потому, что мой шеф, облачающийся по выходным в передник и поварской колпак, чтобы выставлять в социальные сети какие-то фотографии с приготовленными блюдами, сослал меня за Можай. Просто я в очередной раз хотел срубить деньжат и навсегда завязать с такими выездами и больше не оставлять семью. Но жена неожиданно поддержала меня, сказав за ужином:

– Съезди, я обойдусь без тебя, а сам отвлекись от работы, только не забудь про подарки, а то, я знаю, ты можешь! Пофоткай город и чудесную природу, терем Деда Мороза. Не забудь тепло одеться, там, наверно, зима настоящая, а не здешняя.

И вот я еду, неспешно размышляю о том, о сём: работа, дела, семья, та-ак, торможу и опять – семья, дела, работа. Вокруг дороги леса, поля, занесённые снегом деревни и посёлки. Вот уже скоро Ярославль встретит рекламой и дымящими трубами, надо бы выйти размяться. Проехали. Дальше Вологда, последний из бастионов цивилизации. Доехал по приличной дороге. Остановился. Похлебал щей. За бортом -30. Ухожу направо по белой дороге. Лес. Снег. Сумерки.

Перед Тотьмой вижу, вроде на обочине голосует дедок в тулупе, но какой-то крайне неприметный. Пока думал, проскочил, стало как-то не по себе, покрутился на сиденье, но разворачиваться не стал и жму дальше. Опять леса и снега, встречные фары режут глаза, мысли бегут впереди капота, боясь угодить под колёса. Всё как обычно: как там жена, дети, а работа, и какое блюдо приготовит шеф на Новый год, если ему привезли пару домашних гусей? Глаз не свожу с дороги, только вперёд. От надвинувшихся вплотную к обочине замёрзших лесов веет первобытным страхом.

Мчу дальше на северо-восток. Всего-то на несколько минут приподнял покрывало розовый закат, и вновь серое небо. Уже не думается, глаза слипаются, хочется просто раствориться среди гущи этих темных перелесков и снегов. Встречные машины всё реже радуют глаз жёлтыми огнями. Вот так встань с поломкой, а за бортом – 35, что тебя ожидает, даже страшно себе представить.

Смотрю, а на обочине вроде опять пенёк в тулупе поднимает руку. Что за напасть? Глюки? Не успеваю остановиться. Пролетаю, но резко торможу. Джип заметался по всему полотну, от кювета до кювета, стрекоча электронными цикадами, со страха вылететь с дороги отпускаю тормоз и машина, облегчённо вздохнув, рвётся вперёд, как ни в чем не бывало. А спина мокрая, и от адреналина трясутся руки. Продышался, пришёл в себя минут через десять, где теперь тот бедный попутчик, а был ли он, может, просто показалось?

Надо потерпеть. Впереди Великий Устюг, тёплая гостиница, а потом привычная работа, а ещё меня дожидается Дед Мороз и возвращение домой. И больше никаких командировок, только Москва! На горизонте засветились встречные машины, наверно, уже недалеко город. Смотрю, в свете фар, кажется, опять стоит, тот самый, в треухе и в тулупе. Притормаживаю, в этот раз заранее. Остановился, из-за капота никого не вижу, опускаю стекло, а там снег и темнота, кричу:

– Кто здесь? Подходите, я подвезу!

Глушь, мороз и снежинки, если бы не рокот двигателя, было тихо как в ледяной пустыне. Выхожу. Потёмки. Снег скрипит под ногами, ледяной воздух обжигает лёгкие, а у пассажирской двери стоит ребёнок или дедок, мал-мала, и старательно, стуча ногой об ногу, стряхивает снег с валенок.

– Здорово, молодец! – бодро говорит путник. – Давай, пособляй деду, а то сам не залезу в твою телегу!

– Здравствуйте! Конечно, помогу!

Я открыл дверь и подсадил попутчика. Сел в нагретое сиденье, пристегнулся ремнём. В салоне запахло морозной свежестью от заснеженных полей и промёрзших лесов.

– Ну, что едем или день потерян? – спросил я и краем глаза глянул на деда, снявшего холщовые рукавицы и расправляющего бороду на груди.

Подожди, милок, нам ещё надо прихватить с собой кой-чего.

– Не понял?

– Ты думаешь, я зря тебя караулю, посчитай от самой Вологды! Замёрз как сосулька, стоя на тракте! А мне ведь надобно домой воротиться, посчитай, до наступления Новолетья, как там, по-вашему, а Нового года!

Мне показались ужасно любопытными слова странного дедка, но по московской привычке, я ёрничал:

– Ну, а я-то здесь при чём, возвращайтесь, когда хотите.

– Не умничай, тебе не к лицу, – сухо ответил попутчик. – Быть по сему, не стану тебе попусту зубы заговаривать. Надобно нам захватить одни сани до деревеньки Морозовицы.

– Сани? Но у меня легковой автомобиль? А сани влезут в мою машину-то? Может, вам лучше остановить грузовик или «газель».

– Ты, милок, не сквернословь при деде-то. Да влезут санки-то, у тебя гляди, сколько места, жить можно. А оглобли, не боись, привяжут на крышу. Ну, так трогай.

– А далеко до Устюга-то?

– Да, нет, вёрст 50 будет.

Конечно, мне хотелось сказать «нет», высадить деда и ехать спокойно в город, где меня ждал сытный ужин и тёплый ночлег. Зачем мне, московскому адвокату, какие-то сани, оглобли, какой-то фольклорный персонаж в тулупе и валенках, который якобы караулил меня от Вологды, но вопреки всем законам физики, по воздуху обгонял меня. Я ехал в этот городишко среди лесов просто хорошо выполнить свою работу, получить за неё деньги и тихо вернуться в Москву.

Но фары, двумя искрящимися дорожками упрямо светили в заснеженный лес, казавшийся сказочным. Я посмотрел на пассажира и представил, как он будет стоять на пустой обочине и голосовать редким машинам, и почему-то согласился.

– Куда ехать-то?

– Да туда, вон в тот перелесок, робятки ждут весь день-деньской, небось, озябли. – А после на Устюг, не доезжая, есть деревня Морозовица, а там, на Пуховской пустоши, нас поджидают верные слуги Деда Мороза.

Мы проехали вперёд метров триста и повернули направо. Дорога юркнула в лес и благополучно уткнулась в сугроб.

– Во, стой тут. И открой мне окно или дверь, а то я сам не управлюсь.

Я нажал на клавишу и с шипением стекло опустилось. Попутчик выглянул и свистнул, да так что холодок пробежал по спине. «Ну, всё попал, развели меня как последнего лоха» – только и успел я подумать, как вокруг машины уже затрещали ветки и заскрипел снег.

Дед бесцеремонно толкнул меня в бок:

– Что расселся! Иди, пособи, а то, тутошние жильцы отродясь такую телегу не зрели.

Я подчинился, на ходу застёгивая молнию на куртке и проклиная себя за доброту. Вокруг меня, в полной темноте, лишь спереди подсвеченной фарами, суетилось с десяток шустрых мальцов, одетых в кургузые тулупы и в шапки-ушанки.

Мне было как-то тревожно, но я покорно открыл багажник и сложил задние сиденья. Кто-то за моей спиной неожиданно забасил:

– Берись дружно, ну-кась, на раз-два-три!

– И-и раз-два, три!

В салоне пришлось подхватить полозья, а мелкота, появляющаяся из потёмок, запихивала сани с улицы. В лицо мне пахнуло холодком и свежеструганым деревом. В машину возок вошёл тютелька в тютельку. Я хотел было уже закрыть дверцу, когда какой-то коротышка заскочил на бампер и, уцепившись за дверь, виртуозно запрыгнул на крышу машины.

– Ну, ты и акробат! – с восхищением вырвалось у меня.

Тут, из-под раскидистой ели, мелюзга вытянула две длинные струганые палки, толщиной в руку, и подала вверх, где лесной циркач ловко привязал их к багажнику.

– Затворяй и трогай! – скомандовал мой странный попутчик.

Я захлопнул дверь и махнул рукой на прощанье малышне, но они равнодушно отвернулись и юркнули под ель, словно я для них пустое место. Если бы не осыпавшийся с веток снег да натоптанные следы за земле, происходившее в эти минуты можно было принять за видение.

Очутившись вновь на водительском сиденье, я немного пришёл в себя и, с трудом развернувшись, вернулся на трассу. Меня радовало, что я цел и невредим, машину не забрали, и мы по-прежнему мчимся в сторону Великого Устюга. Путник умолк. В салоне пахло деревом и таявшим снегом. Радио не работало. Перед городом пассажир начал подавать признаки жизни – заёрзал, борода торчком из-под воротника.

– Держись правее да не проморгай, заворот, скоро будем!

– А кому сани-то везём? – напоследок я решил расспросить странного деда.

– Да, кому-кому, ясно дело, Деду Морозу. В том годе-то, возвращался он домой после прихода Новолетья, ну и в наших лесах разломал, свой возок-то. Ведь, считай милок, в здешних краях-то северная глухомань начинается. Вот пришлось нам ладить ему новые, липовые.

– А кто на это деньги дал? Губернатор или нашлись спонсоры?

– Ты по-русски молви. Ничего не пойму.

– Кто заплатил за работу?

– Никто нам ничего не уплачивал, да мы и ни в жизнь не возьмём, с Морозки-то. Смастерили так, по своей исконной доброте. Вот ещё прошлой зимой срубили медоносную липку, высушили, всё и готово.

– Дедушка, да вы счастливчик, если не знаете что такое деньги и губернаторы.

– Говорю, не бранись при мне, сынок.

– Не буду, это мне просто завидно.

Я умолк. Не доезжая города, мы повернули направо в сторону той самой деревни Морозовица. Кругом – темень и тишина. Едем по нечищеной дороге, сани скрипят на кочках, а оглобли вверху постукивают по крыше, когда я сильно разгонялся, а потом на ухабах резко тормозил.

Вскоре мы выехали на пустырь, недалеко горели бледные огни деревни. По указанию попутчика я съехал ближе к берегу реки. Хлопнув в ладоши, дед закричал во всё горло:

– Все, тормози, приехали. Вот речушка наша, сейчас подойдут робятки от Деда.

– Река Сухона? – спросил я, показывая на занесённый снегом лёд.

– Нет, Юг, там чуть дальше будет стрелка, сольются потоки, и побежит дальше одна Сухона… Да выключи фары, они тебя небось страшатся.

– Кто боится-то, разбойники?

– Отколь в наших лесах грабители-то! Это верные товарищи Деда Мороза, давно почуяли, да остерегаются человеческого рода.

– А что нас бояться-то?

– У всякого создания своя собственная жизнь-то.

Я почему-то согласился и кивнул, следом выключил фары. Мы оба глядели через лобовое стекло на бескровную Луну, дремавшую над черными берегами северной реки Юг.

– Страшно и пусто! – сорвалось у меня с языка.

– Боязно в Вологде дорогу переходить.

Я отвернулся, спрятав улыбку:

– Пойду пока сани достану.

– И то верно, хватит почём зря балакать. И настежь отвори мне окошко.

Я опустил стекло, повернувшись навстречу щиплющему морозу, а сосед вновь свистнул в ночь. Накинув пуховик, я вышел на скрипучий снег. Тревога отступила. Сани легко вышли из багажника, и мне оставалось только отвязывать оглобли. Снизу, со стороны реки, наконец-то заскрипел снег, и послышались громкие шаги.

С опаской я косился на склон. Из-под берега, в морозном тумане, показались три белых коня. Из-за темноты не выдалось хорошо их рассмотреть, но такие длинные белые гривы и хвосты я видел впервые. Следом явился очередной коротышка в тулупе и два создания в чем-то округло-белом, напоминающие снеговиков из московских дворов.

Учтиво поклонившись, они откатили сани в сторону и начали запрягать лошадей. Я немного оторопел и догадался, что мой поклон тоже будет кстати. Придя немного в себя, я вернулся в салон, чтобы не смущать «товарищей Деда Мороза». Да, от морозного воздуха у меня кружилась голова.

– Ну, прощевайте, мне пора! – с грустинкой в голосе сказал мой попутчик.

– Прощайте, рад был встрече. А как вас зовут-то? Мы даже и не познакомились, вот меня Андрей.

– Ну, а я Дед – Годовик!

– Годовик? Подождите… тот самый, который выпускает волшебных птиц, что ли?

– Да, он самый, ну, а теперь мне пора.

– Может, вас подвезти?

– Да, нет. Я лёгок на ногу, вот тока сани так не перекинешь за сотню вёрст, а для меня самого, плёвое дело.

– Ну, понятно… – бубнил я вслед слезающему с сиденья спутнику, на самом деле ничего не смысля в происходящем.

– Ты, милок, никому про нас-то не сказывай, тем паче на службе, а то разом, вылетишь из стряпчих-то. Засмеют, мол, веришь в сказочного Деда Мороза.

– Да я не пропаду.

– Ну, гляди сам, только, скажи на милость, чем станешь кормить своих деток? А вот, ребятне поведай эту быличку, они-то всё верно поймут.

– Непременно, такое надо всю жизнь помнить.

Дед отошёл, и я хотел уже закрыть дверь за ним и ехать, но он возвратился и положил на сиденье свёрток из бересты.

– Как же, совсем запамятовал: вот тебе гостинчик от Деда Мороза. Ты ведь пахал-то, почитай как печорская лошадь.

– Спасибо, не надо. Я и так с вами надышался настоящего воздуха! Жить-то теперь как охота!

– Вот и весьма здорово. Доброго пути, внучёк! – попрощался Дед-Годовик и, подняв лохматый воротник, направился к странной компании.

Я развернулся. Снеговики тем временем надевали хомут на коренника, а малыш в тулупе привязывал постромками покорно стоящих пристяжных. Лёгкий ветерок развевал белые гривы сказочных коней и в свете фар снежинки блестели по-московски неоновыми огнями.

Пустошь я оставил с грустью и с ощущением опустошения. Не радовало и то, что уже через полчаса я очутился в Великом Устюге. Меня дожидался забронированный по Интернету номер в гостинице и добротный ужин. Поболтав по скайпу с родными, я провалился с головой в тёмную яму безмятежного сна…

Пробудился я утром – звонил будильник, быстро, по давнишней привычке, я отключил звонок, чтобы не разбудить жену и детей. Сев на кровать, несколько минут я не мог сообразить, где нахожусь, в Москве или в Великом Устюге? Неужели всё, что происходило вчера, оказалось только чудным сном? А как же Дед Годовик и сани, снеговики с лесовиками? Наверно, всё мне приснилось, подумал я, и мне стало как-то не по себе. Но, надо вставать.

– Мне пора собираться в дорогу, – сказал я шёпотом, целуя жену.

– Будь острожен, помни, мы тебя ждём. – Промолвила спросонья супруга.

В темноте я нащупал ногами тапочки и, перепутав левый с правым, на цыпочках пошлёпал на кухню. Выходя из спальни, я зевнул и краем глаза успел приметить на столике странный свёрток из бересты.