Текст книги "Самые лучшие притчи всех времен и народов"

Мудрая монахиня

Царь Козалы встретил однажды монахиню Кхему, одну из учениц Будды, известную своей мудростью. Царь почтительно поздоровался с ней и спросил:

– Существует ли Совершенный Будда по ту сторону смерти?

Монахиня ответила:

– Учитель не открыл этого, о великий царь.

Царь изумился и спросил:

– Что за причина этого?

– Дозволь мне, – отвечает монахиня, – задать тебе вопрос. Как ты полагаешь, о великий царь, найдется ли у тебя казначей, который смог бы сосчитать песчинки Ганга?

– Нет, такого у меня нет, о честнейшая.

– А найдется ли у тебя казначей, способный посчитать, сколько мер воды в океане?

– Такого у меня нет, о честнейшая.

Тогда монахиня сказала:

– Такого у тебя нет, о великий царь, потому что океан безмерно глубок. Это тоже самое, о великий царь, как если бы мы вздумали постичь сущность Совершенного по признакам телесности. Он неизмерим и глубок, как океан. О нем нельзя судить человеческими понятиями.

Царь выслушал речь Кхемы с радостью и одобрением, встал со своего места и с уважением поклонился ей.

Образ жизни

Великий император Индии Ашока, за 250 лет до Р.Х. объединивший под своим началом пол-Азии, признал учение Будды. Оно стало образом его жизни. Оставаясь императором, он жил как человек, которому ничего не принадлежит. Когда его сын Кунала, наследник престола, попросил разрешения у отца стать монахом, Ашока пустился в пляс. Он сказал:

– Я ждал, что ты однажды осознаешь!

Через некоторое время его дочь Сингхамитра попросила отца:

– Я тоже хочу отправиться в мир медитации.

Ашока сказал:

– Иди, в этом мое единственное счастье!

Он отправил ее на Цейлон, где она приняла сань-ясу. Вместе с дочерью Ашока отправил ветку священного дерева, под которым Будда стал просветленным. Дерево то было огромным. Говорят, что под ним могли разместиться сотни повозок. Экстремисты уничтожили его, но ему не суждено было погибнуть. Ветка этого дерева, укорененная на Цейлоне, вернулась и была посажена на прежнем месте. О сыне Ашоки Кунале, как об истинном последователе учения Будды, сохранилась притча. Имя Кунала было дано ему за необычайно красивые глаза. Они были так же хороши, как глаза птицы куналы. Кунала жил вдали от дворцового шума, предаваясь размышлениям о тленности мира. Одна из цариц воспылала страстью к прекрасному юноше, но все ее попытки обольщения и угрозы не достигали цели. Жаждя мести, она хитростью исходотайствовала, чтобы его выслали в одну из дальних областей и отправила туда предписание, удостоверенное выкраденной царской печатью. В предписании было сказано, чтобы принцу вырвали глаза. Когда оно было получено, никто не мог решиться поднять руку на прекрасные глаза царского сына. Сам Кунала назначил вознаграждение тому, кто исполнит мнимую волю государя, думая, что это его истинная воля! Наконец находится человек отвратительной внешности, который соглашается исполнить приговор. Когда среди стонов плачущей толпы палач вырвал первый глаз, Кунала взял его в руки и сказал:

– О, глаз мой, почему ты не видишь более образов, которые только что видел? Грубое ядро мяса! Как обманываются люди, которые, доверяя тебе, говорят: «Я вижу!»

И когда ему вырвали второй глаз, он сказал:

– Мне вырвали этот глаз из плоти, но я приобрел за это совершенные, непогрешимые глаза мудрости. Царь оставил меня, но я – сын Великого Царя Истины, его чадом назовут меня.

Через некоторое время он узнал, что повеление исходило от царицы. Тогда он сказал:

– Пусть она еще долго наслаждается жизнью и властью, та, которая доставила мне столь великое благо.

Совершенно нищим он уходит от своей жены. Прейдя в город своего отца, он начал петь перед дворцом. Царь, услышав звук лютни и неповторимый голос своего сына, призывает его к себе, но, увидев слепого, не узнает в нем Кунала. Наконец истина выплывает на поверхность. Царь, преисполненный горя и гнева, намерен предать виновную царицу мученической смерти. Но Кунала говорит:

– Отец, тебе не подобает убивать ее. Поступи, как повелевает честь, не убивай женщину! Нет высшей награды, чем награда за всепрощение и терпение, о Владыка.

Он припадает к стопам отца, говоря:

– О царь, я не чувствую никакой боли. И, несмотря на постигшую меня участь, я не чувствую и гнева. Мое сердце полно лишь сострадания к женщине, которая повелела вырвать мне глаза.

Греческие притчи

Самые храбрые и справедливые

Однажды Крез спросил Анархасиса, кого он считает храбрейшим?

– Самых диких животных, – ответил Анархасис. – Так как они одни мужественно умирают за свободу.

Точно так же Анархасис ответил и на вопрос о том, кого он считает справедливейшим:

– Именно самых диких животных, потому что они одни живут по природе, а не по законам.

Они же, по мнению Анархасиса, обладают наибольшей мудростью, так как предпочитают истину природы истине закона.

Готовность оратора

У Сократа был молодой друг по имени Евфидем, а по прозвищу Красавец. Ему не терпелось стать взрослым и говорить громкие речи в народном собрании. Сократу захотелось его образумить. Он спросил его:

– Скажи, Евфидем, знаешь ли ты, что такое справедливость?

– Конечно, знаю, не хуже всякого другого.

– А я вот человек, к политике непривычный, и мне почему-то трудно в этом разобраться. Скажи, лгать, обманывать, воровать, хватать людей и продавать в рабство – это справедливо?

– Конечно, несправедливо!

– Ну, а если полководец, отразив нападение неприятелей, захватит пленных и продаст их в рабство, это тоже будет несправедливо?

– Нет, пожалуй что, справедливо.

– А если он будет грабить и разорять их землю?

– Тоже справедливо.

– А если будет обманывать их военными хитростями?

– Тоже справедливо. Да, пожалуй, я сказал тебе неточно: и ложь, и обман, и воровство – это по отношению к врагам справедливо, а по отношению к друзьям несправедливо.

– Прекрасно! Теперь и я, кажется, начинаю понимать. Но скажи мне вот что, Евфидем, если полководец увидит, что воины его приуныли, и солжёт им, будто к ним подходят союзники, и этим ободрит их, такая ложь будет несправедливой?

– Нет, пожалуй что, справедливой.

– А если сыну нужно лекарство, но он не хочет принимать его, а отец обманом подложит его в пищу, и сын выздоровеет, такой обман будет несправедливым?

– Нет, тоже справедливым.

– А если кто, видя друга в отчаянии и боясь, как бы он не наложил на себя руки, украдёт или отнимет у него меч и кинжал, что сказать о таком воровстве?

– И это справедливо. Да, Сократ, получается, что я опять сказал тебе неточно. Надо было сказать: и ложь, и обман, и воровство – это по отношению к врагам справедливо, а по отношению к друзьям справедливо, когда делается им на благо, и несправедливо, когда делается им во зло.

– Очень хорошо, Евфидем. Теперь я вижу, что, прежде чем распознавать справедливость, мне надобно научиться распознавать благо и зло. Но уж это ты, конечно, знаешь?

– Думаю, что знаю, Сократ, хотя почему-то уже не так в этом уверен.

– Так что же это такое?

– Ну вот, например, здоровье – это благо, а болезнь – это зло; пища или питьё, которые ведут к здоровью, – это благо, а которые ведут к болезни, – зло.

– Очень хорошо, про пищу и питьё я понял, но тогда, может быть, вернее и о здоровье сказать таким же образом: когда оно ведёт ко благу, то оно – благо, а когда ко злу, то оно – зло?

– Что ты, Сократ, да когда же здоровье может быть ко злу?

– А вот, например, началась нечестивая война и, конечно, кончилась поражением; здоровые пошли на войну и погибли, а больные остались дома и уцелели. Чем же было здесь здоровье – благом или злом?

– Да, вижу я, Сократ, что пример мой неудачный. Но, наверное, уж можно сказать, что ум – это благо!

– А всегда ли? Вот персидский царь часто требует из греческих городов к своему двору умных и умелых ремесленников, держит их при себе и не пускает на родину. На благо ли им их ум?

– Тогда – красота, сила, богатство, слава!

– Но ведь на красивых чаще нападают работорговцы, потому что красивые рабы дороже ценятся. Сильные нередко берутся за дело, превышающее их силу, и попадают в беду. Богатые изнеживаются, становятся жертвами интриг и погибают; слава всегда вызывает зависть, и от этого тоже бывает много зла.

– Ну, коли так, – уныло сказал Евфидем, – то я даже не знаю, о чём мне молиться богам.

– Не печалься! Просто это значит, что ты ещё не знаешь, о чём ты хочешь говорить народу. Но уж сам-то народ ты знаешь?

– Думаю, что знаю, Сократ.

– Из кого же состоит народ?

– Из бедных и богатых.

– А кого ты называешь бедными и богатыми?

– Бедные – это те, которым не хватает на жизнь, а богатые – те, у которых всего в достатке и сверх достатка.

– А не бывает ли так, что бедняк своими малыми средствами умеет отлично обходиться, а богачу любых богатств мало?

– Право, бывает! Даже тираны такие бывают, которым мало всей их казны и нужны незаконные поборы.

– Так что же? Не причислить ли нам этих тиранов к беднякам, а хозяйственных бедняков – к богачам?

– Нет уж, лучше не надо, Сократ. Вижу, что и здесь я, оказывается, ничего не знаю.

– Не отчаивайся! О народе ты ещё подумаешь, но уж о себе и своих будущих товарищах ораторах ты, конечно, думал, и не раз. Так скажи мне вот что: бывают ведь и такие нехорошие ораторы, которые обманывают народ ему во вред. Некоторые делают это ненамеренно, а некоторые даже намеренно. Какие же всё-таки лучше, а какие хуже?

– Думаю, Сократ, что намеренные обманщики гораздо хуже и несправедливее ненамеренных.

– А скажи, если один человек нарочно читает и пишет с ошибками, а другой ненарочно, то какой из них грамотней?

– Наверное, тот, который нарочно: ведь если он захочет, он сможет писать и без ошибок.

– А не получается ли из этого, что и намеренный обманщик лучше и справедливее ненамеренного: ведь если он захочет, он сможет говорить с народом и без обмана!

– Не надо, Сократ, не говори мне такого, я и без тебя теперь вижу, что ничего-то я не знаю и лучше бы мне сидеть и молчать!

И Евфидем ушёл домой, не помня себя от горя. И многие, доведённые до такого отчаяния Сократом, больше не желали иметь с ним дела.

Рассуждения о счастье

Однажды Сократ обратился к людям с вопросом:

– Что самое главное в жизни?

Окружившие его люди стали высказывать свои представления по этому вопросу. Один из них сказал:

– Самое главное в жизни – это здоровье.

Другой сказал:

– Самое главное – это иметь хорошо сложённое тело, быть привлекательным и пользоваться успехом у женщин.

Третий сказал:

– Самое главное – это иметь деньги и положение в обществе.

После того, как высказались все, они спросили у Сократа:

– А ты что думаешь об этом?

Сократ сказал:

– Я думаю, что самое главное в жизни – это счастье! Как вы думаете, обязательно ли каждый человек, имеющий здоровье, будет счастлив в жизни?

Слушающие его люди сказали:

– Нет, Сократ, это не обязательно.

– А человек, имеющий хорошо сложенное тело и пользующийся успехом у женщин, обязательно ли будет в жизни счастливым?

– Нет, Сократ! И это не обязательно, – ответили люди.

– Тогда скажите мне, – продолжал Сократ, – человек, имеющий много денег и положение в обществе, всегда является счастливым?

– Нет, Сократ, – отвечали люди, – скорее, даже наоборот. Такие люди часто бывают одинокими.

– А какой из типов людей, перечисленных здесь, вы посчитаете самым достойным? – продолжал спрашивать Сократ. – Представьте, что вам нужен совет врача. К какому врачу вы обратитесь? К очень богатому, имеющему положение в обществе, хорошо сложенному, имеющему успех у женщин, или вы предпочтёте врача, который счастлив в этой жизни?

Все присутствующие в один голос заявили, что обратятся за советом к врачу, который счастлив в жизни, потому что признают его наиболее достойным.

– Таким образом, – объявил Сократ, – мы все единодушно признали, что счастье является наивысшим благом, и к нему следует стремиться, как к самому важному в этой жизни.

Делёж «по-божески»

Как-то раз три человека нашли мешок с орехами, принесли к Анастратину и попросили, чтобы он разделил между ними орехи по-божески. Анастратин развязал мешок, дал одному горсть орехов, другому – один орех, а третьему – всё остальное.

Они ему говорят:

– Ходжа, ты разделил несправедливо!

– Глупые вы люди! – отвечал он им. – Разве Бог не делит именно так? Одному даст много, другому мало. Вот если бы вы попросили меня разделить по-человечески, тогда бы каждый получил поровну.

Сизиф и два мудреца

Однажды два мудреца проходили мимо горы, к вершине которой тащил свой камень Сизиф. Один мудрец, глядя на Сизифа, заметил:

– О да, в жизни всегда есть место выбору: делать то, что хочешь, или то, что не хочешь. Этот человек выбрал второе.

– Его заставили заниматься этой работой обстоятельства, – ответил другой мудрец, – увы, выбора у него не было.

– Был! – воскликнул первый мудрец. – Он мог или подчиниться обстоятельствам, или нет!

– Но если бы он не подчинился, его бы за это жестоко наказали! – возразил другой мудрец.

– А разве, следуя чужой воле, он наказан не более ужасно, чем если бы он не подчинился? – спросил первый.

Этот разговор услыхал Сизиф.

– Эй, вы! – прокричал он мудрецам, – вы это о чём? И не стыдно вам, бездельникам, лицемерить? Да, жизнь моя тяжела. Однако я ею доволен. Ибо если не можешь изменить обстоятельства, измени к ним своё отношение и радуйся тому, что назначено тебе судьбой. Это и есть мой выбор.

Сказав это Сизиф дотащил глыбу до вершины, но она в очередной раз сорвалась и с грохотом полетела вниз.

– Ну и дурак же ты, Сизиф, – ответил ему первый мудрец, – наверное, твой отец слишком хорошо приучил тебя к труду. А к любому делу с умом подходить нужно. Что ты всё тащишь и тащишь наверх этот камень? Неужели ещё не понял, что не по силам тебе взгромоздить его на вершину?

– Это моя Судьба, – ответил Сизиф, спустился вниз и снова покатил наверх камень.

– А хочешь я тебе расскажу, что нужно сделать, чтобы камень сам на гору выпрыгнул? – сказал мудрец.

– Сам? Неужели это возможно? – почесал затылок Сизиф, и камень снова полетел вниз.

– Подойди ко мне, – позвал его мудрец.

Сизиф подошёл к мудрецу и тот что-то прошептал ему на ухо.

Сизиф задумался, глянул на камень, на вершину…

– Эврика! – подпрыгнул Сизиф.

Он побежал к верхушке горы, стал там на четвереньки, быстро-быстро заработал руками. Из-под его рук во все стороны разлетелась земля. Затем он вернулся к глыбе, покатил её наверх, докатил до вырытой им у самой вершины ямки, взгромоздил глыбу в ямку, и глыба остановилась. Затем Сизиф начал сбрасывать землю с вершины. Она сровнялась с уровнем камня, и камень сам скатился на верхушку горы.

Сизиф стукнул себя кулаком в грудь:

– Я сделал это! У меня получилось! Спасибо тебе, мудрец, за совет. Теперь я знаю, как закатывать камень на вершину!

Сказав это, Сизиф сбросил глыбу вниз, спустился и, как обычно, снова покатил её наверх.

Мудрецы посмотрели ему вслед.

– О да, – вздохнул второй мудрец, – в жизни всегда есть место выбору…

История из жизни Солона, одного из Семи Мудрецов

Говорят, что Солон по просьбе Креза приехал в Сарды. Когда Солон осмотрел великолепный замок Креза, тот спросил его, знает ли он человека счастливее его, Креза. Солон отвечал, что знает такого человека: это его согражданин Телл. Затем он рассказал, что Телл был человеком высокой нравственности, оставил после себя детей, пользующихся добрым именем, имущество, в котором есть всё необходимое, и погиб со славой, храбро сражаясь за отечество. Солон показался Крезу чудаком и грубияном, раз он не измеряет счастье обилием серебра и золота, а жизнь и смерть простого человека ставит выше его громадного могущества и власти. И всё же он опять спросил Солона, знает ли он кого другого, после Телла, более счастливого, чем он. Солон опять сказал, что знает: это Клеобис и Битон, два брата, чрезвычайно любившие друг друга и свою мать. Когда однажды волы долго не приходили с пастбища, они сами запряглись в повозку и повезли мать в храм Геры. Все граждане называли её счастливой, и она радовалась. А они принесли жертву, напились воды, но на следующий день уже не встали; их нашли мёртвыми; они, стяжав такую славу, без боли и печали узрели смерть.

– А меня, – воскликнул Крез уже с гневом, – ты не ставишь совсем в число людей счастливых?

Тогда Солон, не желая ему льстить, но и не желая раздражать ещё дольше, сказал:

– Царь Лидийский! Нам, эллинам, бог дал способность соблюдать во всём меру. А вследствие такого чувства меры и ум нам свойственен какой-то робкий, по-видимому, простонародный, а не царский, блестящий. Такой ум, видя, что в жизни всегда бывают всякие превратности судьбы, не позволяет гордиться счастьем данной минуты, если ещё не прошло время, когда оно может перемениться. К каждому незаметно подходит будущее, полное всяких случайностей. Кому бог пошлёт счастье до конца жизни, того мы считаем счастливым. А назвать счастливым человека при жизни, пока он ещё подвержен опасности, – это всё равно что провозглашать победителем и венчать венком атлета, ещё не кончившего состязания. Это дело неверное, лишённое всякого значения.

После этих слов Солон удалился. Креза он обидел, но не образумил. Так пренебрежительно в то время Крез отнёсся к Солону.

После поражения в битве с Киром Крез потерял свою столицу, сам был взят в плен живым, и ему предстояла печальная участь быть сожжённым на костре. Костёр уже был готов. Связанного Креза возвели на него. Все персы смотрели на это зрелище, и Кир был тут. Тогда Крез, насколько у него хватило голоса, трижды воскликнул:

– О Солон! О Солон! О Солон!

Кир удивился и послал спросить, что за человек или бог Солон, к которому одному он взывает в таком безысходном несчастье. Крез, ничего не скрывая, сказал:

– Это был один из эллинских мудрецов, которого я пригласил, но не за тем, чтобы его послушать и научиться чему-нибудь такому, что мне было нужно, а для того, чтобы он полюбовался на мои богатства и, вернувшись на родину, рассказал о том благополучии, потеря которого, как оказалось, доставила больше горя, чем его приобретение – счастья. Пока оно существовало, хорошего от него только и было, что пустые разговоры да слава. А потеря его привела меня к тяжким страданиям и бедствиям, от которых нет спасения. Так вот Солон, глядя на моё тогдашнее положение, предугадал то, что теперь случилось, и советовал иметь в виду конец жизни, а не гордиться и величаться непрочным достоянием.

Этот ответ передали Киру. Он оказался умнее Креза и, видя подтверждение слов Солона на этом примере, не только освободил Креза, но и относился к нему с уважением в течение всей его жизни.

Так прославился Солон: одним словом своим одного царя спас, другого вразумил.

Сребролюбец и завистливый

Один греческий царь пожелал узнать, кто из двух хуже – сребролюбец или завистливый, – потому что оба не желают другим добра. С этой целью повелел он призвать к себе сребролюбца и завистливого и говорит им:

– Просите у меня каждый, что вам угодно, только знайте, что второй получит вдвое того, что попросит первый.

Сребролюбец и завистливый долго препирались, не желая каждый просить первым, чтобы после получить вдвое. Наконец царь сказал завистливому, чтобы он просил первым. Завистливый, будучи объят недоброжелательством к ближним, вместо получения обратился к злоумышлению и говорит царю:

– Государь! Прикажи мне выколоть глаз.

Удивлённый царь спросил, для чего он изъявил такое желание.

Завистливый ответил:

– Для того, чтобы ты, государь, приказал товарищу моему выколоть два глаза.

Тройной фильтр

Однажды к Сократу пришёл знакомый и сказал:

– Я сейчас расскажу тебе что-то, что я услышал об одном из твоих друзей.

– Подожди минутку, – ответил Сократ. – Прежде, чем ты расскажешь мне что-то, это должно пройти тройной фильтр. Прежде, чем говорить о моём друге, ты должен профильтровать то, что ты собираешься рассказать. Первый фильтр – правда. Скажи, ты абсолютно уверен, что это правда?

– Нет, – ответил знакомый, – я сам услышал об этом от других.

– Значит, ты не уверен, что это правда. Теперь второй фильтр – добро. То, что ты собираешься рассказать о моём друге, содержит что-то хорошее?

– Наоборот. Это что-то очень плохое.

– Итак, ты хочешь сказать мне нечто, что может оказаться неправдой, да ещё и что-то плохое. Третий же фильтр – полезность. Смогу ли я лично извлечь какую-либо пользу из сказанного тобой?

– В общем-то, нет, – ответил знакомый.

– Что ж, если то, что ты хочешь мне рассказать, ни правдивое, ни хорошее, ни полезное, то зачем мне это знать?

Так Сократ и не узнал, что Ксантиппа изменяла ему с лучшим другом.