Текст книги "Морские досуги №1"

Иван Муравьёв
Штормовой вечер или две байки напоседок

Да уж, распогодилось сегодня! И сверху дождь, и наискосок, и даже, вроде бы, снизу. У местных хорошая поговорка на тему есть: “Raining cats and dogs”. Ну да, и ветер вдобавок… Говоришь, дополнительные швартовы завёл? Это правильно, я вот тоже, еще с утра озаботился. Кранцами обвешался, что тот буксир; к ночи, если к югу ветер зайдёт, нагонит зыбь. А всё равно, в кокпите уютно. Дождь по тенту шуршит, морем пахнет, вокруг тихо так. Даже обычные скрипы и звяканья как-то приглушены. Люблю. Швабру, видишь, взял, в кокпите чищусь, чтобы просто так не сидеть. Дождь этот сам ничего не отмоет: грязь всю только намочит, а смыть у него напору нет. Приходится помогать. Твои эти, туристы, тоже с берега наносили, небось.

Как там они, кстати? Прям сейчас в море не требуют? Это хорошо, что разумные. Дождя не боятся, на экскурсию в город пошли? Тоже хорошо. Побродят, промокнут, в паб какой завалятся. В пабах сейчас тихо, тепло. Музыка играет, бомбардирский эль подают, водянистый, тёплый – бррр, гадость… То есть, получается, ты сейчас свободен, как ветер? Так, залезай тогда, чего здесь мокнуть? Вэлкам аборд, как говорится.

Осторожно, тут комингс высокий. Непромокайку – в шкаф, там через стенку печка, всё сразу высушит. Располагайся, а я пока чайник поставлю. В марине видишь, как жирую, пресной водой завариваю! Не, это в шутку, у меня для чая вода всегда найдётся. Заварничек достану… Смотри, мне предыдущая команда пачку ассама оставила. Настоящего, ассамского. Как узнали, что я до чаю охочий, так с собой и привезли, прямо оттуда. Ну вот, теперь у нас тепло, светло и сухо. Только по палубе словно бусины швыряет. Сейчас, подожди, люк только прикрою.

Я вообще хотел утром выйти, с приливом. Потом на ветер посмотрел, на воду – и остался. Не понимаешь? Смотри, ветер откуда? Вот, и из залива всю воду за ночь выдул, фута на два точно. А у этой лодочки осадка шесть футов. Как раз бы на выходе и застрял, и стоял бы, как памятник идиоту. А так бы вышел. Что я, ветра не видел никогда? Зарифишься по максимуму, всё задраишь – и дуй через пролив! Волну только бортом не ловить – и всё нормально. Здесь такая погодка – вообще норма, а не исключение. Так и туристам своим передай.

Воды вообще здесь трудные, совсем не туристские, на мой, конечно, взгляд. Мели, течения, шквалы налетают, дожди. К этому привыкаешь. Вот к чему до сих пор не могу привыкнуть – так это к туману. Иногда, вроде, и ветер дует хороший – а всё равно как в вате плывёшь, собственного, кхм, носа не видно. И хоть ты сто раз по карте сверился, а всё равно что-то этак ноет внутри, скребёт.

Это сейчас у всех радары появились, хоть что-то видно. А раньше вообще был край. Идёшь, бывало, и слушаешь во все уши. И раз в минуту уши заткнул, в колокол – бамм! И откуда-то, непонятно откуда, доносится ответ. В тумане звуки теряются, направления вообще не разберёшь. Только когда совсем близко, и видно уже, и слышно. Тебе вот в тумане сверху не гудели ни разу? Ну, то есть, представляешь себе. И, естественно, налетают. Меня Нептун миловал, а вот знакомый мой лет семь назад попал в туман в самой серединке канала. В какую сторону ни сверни, а час идти наощупь. И вот уже почти прошёл, как вдруг надвинулась из тумана серая стена в заклёпках, да быстро так! Буквально полминуты назад ничего не было, а вот она уже совсем рядом. По носу яхте – хрясь – и мимо, мимо, будто так и надо. Сгинул в тумане. Потом, конечно, был «мэйдэй», и затыкание чем попало двери в носовую каюту. Ковыляние под мотором к берегу, ремонт, разбирательство… А через пару месяцев встал в Аргентине на очистку контейнеровоз, а у него на борту – царапины, да еще следы краски от яхты знакомого моего… Что говоришь, компенсация? Уши от селёдки ему присудили, а не компенсацию. В правилах же как написано? В тумане двигаться осторожно. А с какой скоростью это «осторожно», не прописали. Вот и шпарил контейнеровоз за двадцать узлов в канале, в самый туман.

Что-то я о грустном всё. А тут, между прочим, чай уже заварился. Тебе с лимоном? Сахару? А то, смотри, можно и рому булькнуть, будет капитанский чай. Нет, балтийский – это совсем другая рецептура, это мы не пьём. Ну, давай вприкуску тогда. За тех, кто в море!

Не устал еще от моих баек? Подожди, я тебе еще одну расскажу. Только в рундук за одной вещицей слажу, иначе не поверишь. Так вот, слушай.

Перегонял я однажды шлюп от Доминиканы в Чарльстон. Тысяча двести миль напрямик, за неделю управишься, если с погодой повезёт. Всей команды было – я, да матрос. Ну как, матрос? Матросочка одна. С погодой нам сначала не везло: ветер в морду, волна туда же. А нам, чтоб куда-то двигаться, то ли жечь горючку, то ли ходить галсами почти на месте. Я отклонился на запад, к Багамам, чтобы под ветром был хоть какой ход. К портам с заправками, опять же, поближе. Так мы шли три дня. Вымотались оба, не до обнимашек. И тут к концу третьего дня наплывает туман, вообще как молоко. Ветер как-то быстро гаснет и меняется на попутный. Пока мы паруса перенастраивали, пока что – волна тоже меняется. В океане таких быстрых перемен не бывает: встревожился, может, с курса сбились? Гляжу на GPS, они тогда простые были, без карты, просто координаты показывают. Смотрю – не видит спутников. Выключаю, включаю – нет спутников, как отрезало. Всю ночь идём по компасу, и уже под утро я начинаю что-то впереди слышать. Шум, вроде, как от прибоя. При этом, заметь, ближайший остров должен быть за пятьдесят миль от нас. «Ничего себе, снесло!» – думаю, а сам уже убираю паруса. Надо же понять, что такое у нас впереди и почему оно там оказалось. Под мотором зашли в небольшую бухточку, чуть не на ощупь, там отдали якорь. В эфире – тишина небывалая. Обычно хоть какие переговоры, да слышно. А тут – одна статика. Делать нечего, надо выходить на берег, разузнать, куда нас оттащило. Если кого встретим – вообще хорошо. Спустили на воду тузик, завели мотор. Я на палубе проблесковый фонарь поставил, чтобы нам в тумане лодку не потерять. Плывём, прибой на рифах позади стихает, только движок тарахтит, да еще в тумане фыркает кто-то и плещется. Яхта сзади тенью, берег спереди тенью, и вокруг какая-то тихая жизнь. Честно говоря, стало не по себе. Добрались, тузик вытащили, яхта наша совсем в тумане скрылась, только фонарь издали поблёскивает. Берег пустой, ни следов, ни мусора даже. Ты вот можешь представить себе берег без мусора? А там как раз такой был. Решили разойтись, а потом вернуться к тузику. За полосой прибоя на песке следы, звериные, крабьи, птичьи, а ничего человеческого нет. Ветер брызги несёт и в траве этак посвистывает. У берега в воде -морских черепах просто стада какие-то. Далеко за дюнами прибой рокочет. Дошёл почти до горла бухты, возвращаюсь, а матросочка сидит у тузика, очень серьёзная и бледная. «Пойдём со мной», говорит, «Там кто-то лежит». «Кто-то» оказался человеческим скелетом. Лежит на берегу в непонятном тряпье, песок в волосах и глазницах, а чуть поодаль – деревянный окованный сундучок. Никаких документов, карточек, только нательный крестик и ключ к тому сундучку. В сундуке тоже почти ничего, только монет немного и початая старинного вида бутылка. Вот так вот, был человек, а как его звали, откуда он и что тут случилось – ничего не известно. Я сгонял на яхту, инструмент привёз, похоронили беднягу почеловечески. В головах крест поставил. Сразу после этого, не сговариваясь, с якоря снялись и пошли прежним курсом. Часов через шесть туман стал блёкнуть и вовсе пропал. Там и джипиес мой спутники почуял, и убедился я, что с курса мы сбились самую малую чуточку, и там, где по счислению я отметил остров, на карте глубина километра два.

Что, не веришь? По глазам вижу, не веришь. Хорошо, а теперь смотри, что в том сундучке было. Одна, две, три. Они тут в коробке все такие, все тыща шестисотых годов. Правда, только медь и серебро, золота не было. Ты напрасно морщишься, на них никакой грязи, блестят, как новые. И ром из того же сундучка был гадостный на вкус, но не выдохшийся. Получается, либо на острове, не отмеченном на картах, отдал концы чокнутый нумизмат. Либо… Вот то-то же.

…

Когда молодой собеседник старого капитана снова вышел в кокпит, день уже мерк. На набережной зажглась цепочка неярких жёлтых фонарей. Дождь чуть попритих, но ветер не унимался. Вокруг не было видно ни души: все сидели по домам и пабам или прятались по своим каютам. Это наблюдение обрадовало молодого. Тщательно закрыв за собой люк, он спустился по сходням на пирс, а потом убрал и сходни. Еще раз оглянувшись по сторонам, он пошёл к себе на яхту. Во внутреннем кармане непромокайки тяжело и холодно лежала коробка с кладом старого моряка.

Он ни о чём не жалел. У него в глазах до сих пор стояли первые три монеты. Это ж надо: превосходной сохранности четыре реала Филиппа III мексиканской чеканки! Здесь, в Богом забытой марине! Да на аукционе за неё будут драться зубами! А вторая, серебряная макукина, перечеканенная голландцами!

Он вообще не представлял, сколько такая может стоить. О сокровищах остального клада оставалось только гадать. Старик и представить себе не мог, что хранилось у него в рундуке. Ну, и всё. Зыбь, качка, алкоголь. Порог, опять же, высокий. Спускался по трапу, поскользнулся, упал. Теперь – быстрее на яхту, схватить этих ослов туристов и – вон отсюда! Утром обещали туман. Надо бы изловчиться и успеть до него.

Муравьёв Иван Валентинович

Родился в 1966 году в посёлке Пестяки Ивановской области. В детстве с семьёй поездил по стране, по медицинским показаниям. Тяга к путешествиям осталась по сей день. В 1989 закончил Второй Московский мед, параллельно занимался нейрофизиологией. За долгие годы накопилось достаточно интересного, чтобы о нём поведать. Чем и занимаюсь, урывая минутки между работой и семейством.

Сергей Опанасенко
Свинья – благородное животное или здравствуй уездный город Тихас!

Хотите верьте, хотите нет, а дело было так…

Распределение, после окончания нашего славного Севастопольского высшего военно-морского инженерного училища, я получил в Приморье, в Тихас (4-я флотилия ПЛПЛ, базирующаяся в бухте Павловского). Раньше в Приморье, также как и на Камчатке, и вообще на Дальнем Востоке, мне бывать не доводилось. Мои друзья были на стажировке в Приморье и на Камчатке. Я же славную свою стажировку проводил на Севере, в Гремихе.

Лирическое отступление № 1. География моих курсантских практик: после 1-го курса – поход в Грецию, Пирей, после 2-го – Гаджиево, после 3-го – Горький, завод «Красное Сормово», после 4-го – Западная Лица, и, соответственно, стажировка – Гремиха.

Лирическое отступление № 2. Гремиха меня впечатлила ОЧЕНЬ. Приехали мы туда в середине апреля – снежный покров в 2-а метра, ветер пренеприятнейший (все-таки Край летающих собак!), мороз, тройные рамы на окнах + матрасы, тоже на окнах, бледные дети в подъездах (а где им еще бедным играть?), молоко концентрированное в банках, из продуктов полные магазины рыбных консервов, и полное же отсутствие в этих же магазинах спиртного, посадка семей подводников с боями на теплоход (а как иначе оттуда выбраться на Большую Землю?), отсутствие летом в поселке женщин (а уехали все с детьми к мамам и бабушкам!), демонстрация на 1 Мая (метель, снег по пояс, школьники с искусственными цветами, моряки в шинелях и белых фуражках с клеенчатыми чехлами), яркое летнее солнце в 2-а часа ночи – мешающее спать и пробивающее любые шторы и светомаскировку, разп....во на службе (чего стоит наш помощник командира, получивший «шило» на весь корабль, занес с матросами его себе домой, отпустил матросов и пил его несколько суток один, в закрытой квартире, пока по приказанию командира не взломали дверь– сколько успел, столько отпил) и многое другое, разве все упомнишь. Наверное, северяне, не один десяток лет прослужившие там, составят не менее длинный список и преимуществ и достоинств Северов – но из песни слов не выкинешь! НЕ ПОНРАВИЛОСЬ МНЕ В ГРЕМИХЕ!

Наверное, именно поэтому я, после стажировки, ЖУТКО захотел поехать служить на Дальний Восток (лучше конечно на Камчатку – новые корабли + двойной оклад, но можно и в Приморье). И хотя на меня пришел вызов в Гремиху (17-я дивизия, 627 проект, экипаж кап. 1 ранга Затылкина), я, переговорив и посоветовавшись со своими друзьями Юркой Литвиновым и Ильдаром Халилюлиным, побывавшими на стажировке на Камчатке (Приехали они с Камчатки, впрочем как и другие ребята из Приморья, до неприличия загоревшими, отдохнувшими, полными впечатлений, в то время, как я, провел почти три месяца в краю карликовых берез и еще долго шарахался высоких деревьев в Крыму…), решился и сменил Флот Северный на Тихоокеанский. Хотелось конечно попасть на Камчатку. Очень хотелось на Камчатку! Сейчас уже и не помню почему (ну не из-за одного же двойного оклада?!) но у нас, выпускников 1987 года, на Камчатку был просто конкурс. Все туда хотели попасть, и делалось для этого все: подключались дяди, тети, жены, тещи, мамы, папы и другие родственники: близкие и дальние. Ну, а Ваш покорный слуга ни рылом, ни красным дипломом либо золотой медалью – не вышел. А посему попасть то на ТОФ, я попал, но не на Камчатку, а в Приморье, в Павловск (как у нас говорили – Западловск).

Итак на Дальнем Востоке я до этого момента не был. В направлении было туманно сказано, мол прибыть для дальнейшего прохождения службы такого-то числа в город Шкотово-17. Под шифром Шкотово-17 и был замаскирован славный уездный город приморских подводников (и надводников тоже: Приморская флотилия!) – Тихоокеанский, в простонародье просто – Тихас. Спросить у знающих людей, где находится это знаменитое Шкотово-17, я не удосужился. По аналогии с Северами, где такие же базы ПЛПЛ находятся по адресам: Мурманск-140, Мурманск-150 и т.д., и ехать к ним надо через Мурманск, я тоже решил, что мне тоже надо ехать в Шкотово. Просто в Шкотово, без всяких номеров, а заветный номер 17, по идее, должен быть где-то рядом.

Так вот, отгулял я первый лейтенантский отпуск, купил билеты на самолет и, где-то в начале октября 1987 года, вместе с женой и годовалой дочерью, распрощался со славным городом Ворошиловградом, направился на Дальний Восток.

Прилетели во Владивосток вечером, переночевали в гостинице ТОФ. Утром сели на электричку и поехали в Шкотово.

Лирическое отступление № 3. Город (или поселок, хрен его знает, уже и не помню) Шкотово находится между Владивостоком и Тихасом. Расстояние до Тихаса примерно километров 60. По сути, это большое село: частные дома, огороды, козы, коровы. Моря, пирсов, кораблей, а равно и чего ни будь напоминающего поселок для жизни подводников, в округе не наблюдается.

А посему, прибывши в это Шкотово, мы с женой (в особенности я, т.к. на Севере наблюдал совсем другие подводницкие городки) были несколько удивлены. Жена же моя, и это было явно видно, не только удивлена, а и немного встревожена.

Лирическое отступление № 4. Жена моя Светлана несколько побаивалась ехать со мной к черту на кулички, т.е. на Дальний Восток. Причина этого была проста. Близкая её подруга тоже вышла замуж за военного (пИхота!). И получил этот бедолага назначение тоже в неблизкий край – то ли Сибирь, то ли Забайкалье. В общем затерянная в тайге (или степи) точка: несколько домишек, печное отопление, вода из колодца, удобства во дворе метров за 30 от дома, а по воскресеньям, пожалуйте в солдатскую баньку, не графья!

Произошло это года за два до моего выпуска и, видать по всему, подруга в письмах щедро делилась с женой информацией о счастливой семейной жизни с простым советским лейтенантом. Вот и волновалась жена, думала, что обману и завезу её, наивную, в такую же Тьмутаракань.

Несмотря на мое живое описание жизни офицеров-подводников и их семей на Северах, жена не очень, видимо, верила в это. Но все же мужественно поехала со мной. Хоть я и сделал как-то глупость – дал ей почитать книгу – дневники княгини Марии Николаевны Волконской, поехавшей за мужем-декабристом на каторгу и далее в сибирскую ссылку.

Лирическое отступление № 5. С тех пор я собираю все, что связано с декабристами. В основном это книги – декабристов и о декабристах. Собралось их уже штук 40. Занятное, я Вам скажу, дело – изучать историю декабризма (если кто не помнит, то декабристы, это те гвардейские офицеры (по Ленину «страшно далёкие от народа…»), которые 14 декабря 1825 года устроили на Сенатской площади Санкт-Петербурга небольшой, но шумный «сабантуй», в итоге разбудили Герцена, а уж он, из лондонской эмиграции своим «Колоколом», разбудил русскую социал-демократию (В.И. Ленин, «Памяти Герцена», 1912г.)). Наверное для России было бы лучше, если бы и Герцен и русская социал-демократия продолжали спать!

О чем это я? Ах да… Полюбовавшись на виды и красоты Шкотово, несколько опомнившись от легкого шока, успокоив жену (мол это же не Шкотово-17, где нам предстоит жить, а всего лишь какое-то другое Шкотово (безномерное!)) я задумался. Но недолго. Остановил проходившего мимо капитана, по форме – морского летчика и показал ему свое предписание. Он же мне и разъяснил, что в Шкотово-17 мне еще ехать на автобусе около часа. Подхватив чемоданы и семью, отправился на автостанцию. Там совершенно случайно встретил Юрку Литвинова, уже ехавшего в автобусе к месту службы все в то же достославное Шкотово-17. Сели мы с женой и дочерь в этот же автобус и поехали.

Едем, значится, едем… После встречи со Шкотово, ожидание встречи со Шкотово-17 несколько напряженное. Подъезжаем, видим УКАЗАТЕЛЬ населенного пункта с надписью «ШКОТОВО-17». Минуем его и въезжаем в ….. ДЕРЕВНЮ!!!!!

Да, это была САМАЯ НАСТОЯЩАЯ РУССКАЯ ДЕРЕВНЯ: частные дома, огромные поленницы дров вдоль заборов, поломанный трактор, несколько мирно пасущихся коров, подвыпившие аборигены на лавочках и, КАК АПОФЕОЗ ВСЕГО ЭТОГО, справа от дороги огромная лужа и в ней мирно лежит ….. ОГРОМНАЯ СВИНЬЯ С ВЫВОДКОМ ПОРОСЯТ!!!! Искоса взглянув на жену я увидел её глаза!!!! В них можно было прочитать всю многовековую скорбь русской женщины!!!! И ТИШИНА!!!!! ТИШИНА!!!!!

А автобус, между тем, мирно катит через эту деревню, довольно быстро её минуя. ТИШИНА!!! ТИШИНА!!! Жена пока ничего не говорит, я тоже молчу. И только в голове испуганной птицей бьется мысль: «Так ведь не должно быть! Это же неправильно! Где же живут подводники? Не в этих же домишках? И ребята вроде бы рассказывали про вполне цивилизованный городок…».

Автобус, натужно гудя двигателем, взлетает на пригорок и внизу виден…. ПОСЁЛОК!!! УРА! УРА! УРААААААААА! Внизу перед нами раскинулись пяти– и девятиэтажные дома, парк, магазины, кинотеатр, ДОФ и т.д. и т.п.

Вот кстати и тот самый пригорочек со стороны Владивостока с которого и виден весь Тихас:

Лирическое отступление № 6. Город ТИХАС (Шкотово-17, Тихоокеанский, ныне Закрытое Административно-территориальное образование Фокино) имеет в своем составе несколько деревень – как пригородов. Одна из них называется Старая Промысловка. Именно она и расположена вдоль трассы Владивосток – Находка, и именно через нее идет автобус прежде, чем въехать в Тихас. Наверное раньше в ней жили люди, промышлявшие золото.

А золотишко в Приморье есть. Моют его и в промышленном масштабе. А на многочисленных ручьях и речушках я встречал валяющиеся самодельные лотки для мытья вручную сего благородного металла. Раньше такие приспособления я видел только в фильмах про Аляску и золотую лихорадку на оной. Видимо нынешние старатели моют его и сейчас, втихомолку от государства, как говорится, для себя.

Да… И вот уже слева от себя слышу, как наконец-то ВЫДОХНУЛА жена, увидел её счастливые глаза (как оказывается человеку мало надо!), на коленях у меня завозилась дочь, начал что-то говорить Юрка Литвинов. Но все это как в тумане… Я весь какой-то расслабленный, плаваю в какой-то неге, в дымке… И в то же время СТРАШНО ГОРД ЗА НАШ ФЛОТ, И ЗА СЕБЯ, КАК ЕГО ЧАСТИЦУ!

Лирическое отступление № 7. Жора Мельник (выпуск 1986 года, 2-й факультет) как-то прочитал мне свои пронзительно правдивые стихи. Уже не припомню наизусть, но там есть такие строки:

 
«…Я не люблю подводный флот,
За то что в штормы рвутся тросы,
Я не люблю подводный флот,
За то что дауны матросы,
Я не люблю подводный флот,
Там часто «шило» пьют без меры,
Я не люблю подводный флот,
За то, что нищи офицеры…»
 

В общем длинное перечисление того, за что Жора не любит подводный флот и окончание:

 
«…Я не люблю подводный флот,
Но помню – я его частица…».
 

Ну, что-то в этом роде, пусть простит Жора, если что переврал в его стихах.

ИТОГ. Прошло много лет. Было в моей жизни все: радости и печали, взлеты и падения, погружения и всплытия, поощрения и наказания. Надеюсь я, что много еще будет! Давно я уже вне флота, выросли дети, старею потихоньку.

Но эту свинью с поросятами мы с женой периодически вспоминаем. Да и не свинью, наверное, а то чувство, которое испытали мы тогда. И как-то легче на душе становится.

ВСЕ-ТАКИ СВИНЬЯ – БЛАГОРОДНОЕ ЖИВОТНОЕ!

Опанасенко Сергей Владиславович

Родился в 1963 году. В детстве хотел стать танкистом, моряком и пограничником. Позже увлекся романтикой строительства Байкало-Амурской магистрали и даже окончил Ворошиловградский строительный техникум транспортного строительства. Но тяга к морю пересилила прочие, и он успешно закончил Севастопольское высшее военно-морское инженерное училище. Служил на атомных ПЛ в Приморье. Уволился в 2003 году. Капитан 2 ранга запаса.