Текст книги "Разговоры за кулисами о музыке и власти"

Разговоры за кулисами о музыке и власти

Составление и вступительная статья

Екатерина Ключникова

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Ключникова Е. В., составление, 2008

© Ключникова Е. В., вступительная статья, 2008

© Издательский дом «Классика-XXI», 2008

* * *

От составителя

Воля к власти – самая внутренняя сущность бытия.

Фридрих Ницше

Взяв в руки эту книжку, многие подумают, что нет более далеких областей, чем музыка и власть. И это неудивительно: если власть ассоциируется с бренными и не очень порядочными делами, с кознями и интригами, то музыка воплощает идеал возвышенного, вечного и прекрасного и на первый взгляд никак не пересекается со сферой власти.

Однако это не так. История показывает, что судьбы правителей и музыкантов всегда были неразрывно связаны друг с другом. Их отношения очень часто напоминали «бразильский сериал» – от любви до ненависти всего один шаг.

С одной стороны, монархи, стремясь продемонстрировать всему миру свое величие, требовали к своему двору самых лучших музыкантов и осыпали их золотом. С другой стороны, блеск власти манил музыкантов и часто становился поводом для написания того или иного произведения. Вспомним, как много музыки создано «на заказ», по случаю какого-либо торжества в венценосных семействах.

В этой книжке собраны исторические анекдоты, в которых гении окажутся закоренелыми революционерами, выставляющими на посмешище своих правителей, и в то же время ловкими интриганами и даже одаренными политиками.

Прочитав этот сборник, вы узнаете о том, какую музыку любили знаменитые правители, как классика использовалась в политических целях и кто с ее помощью значительно улучшил свое материальное положение.

Екатерина Ключникова

Разделяй и властвуй: античные правители и музыканты

Однажды некий древнеримский полководец пригласил известного флейтиста, чтобы тот помог ему достичь консульства. Они вместе обходили избирателей. Но в конце концов музыкант обманул своего хозяина: он сам хотел занять высокий пост. Все вознегодовали, но полководец только рассмеялся.

– Дураки мы, – сказал он, – что столько ждали помощи от флейтиста. Мы должны были обращаться не к людям, а к богам.

* * *

Взявши в плен знаменитого флейтиста Исмения, полководец Атей велел ему сыграть на флейте. После его выступления все пришли в восторг.

Но Атей сказал:

– Клянусь, ржание коня для меня приятнее!

* * *

В ранней юности Александр Македонский обучался игре на кифаре.

Учитель велел ему ударить по одной струне, как того требовала мелодия, а Александр, показав на другую, сказал:

– Что изменится, если я ударю вот по этой?

– Ничего, – ответил учитель, – для того, кто готовится управлять царством. Но многое – для желающего играть искусно.

Остроумный ответ мастера был связан с известной легендой об учителе Лине.

Согласно преданию, Лин также преподавал музыку маленькому мальчику. А звали его Геракл. Во время урока, когда Геракл играл на кифаре и взял неправильную ноту, учитель рассердился. В ответ на это раздраженный Геракл ударил учителя плектром и… убил.

* * *

Однажды известный кифарист играл перед полководцем Антигоном.

Царь постоянно делал ему замечания:

– Подтяни крайнюю струну… Поправь среднюю…

Наконец кифарист не выдержал и воскликнул:

– Пусть тебе, царь, никогда не будет так плохо, чтобы пришлось превзойти меня в этом искусстве!

* * *

Как-то раз царя Пирра спросили:

– Кто лучший флейтист – Пифон или Кафасий?

Пирр подумал и ответил:

– Лучший… полководец – Полиперхонт.

* * *

Кифарист Тимофей надеялся получить от царя Архелая большое вознаграждение за свою игру, а получил мало и явно был недоволен.

Однажды на пиру он начал исполнять свой напев, явно с намеком: «В серебре землеродном – слава твоя…»

Архелай не выдержал и ответил:

– А просьба – твоя…

* * *

В давние времена за неодобрительный отзыв о песнях императора один музыкант угодил в тюрьму. Отбыв срок наказания, бедняга был приглашен к «высочайшему» автору.

– Ну-с, любезный, что вы скажете о моем творчестве на этот раз? – спросил правитель.

Тяжело вздохнув, несчастный обернулся к слугам:

– Арестуйте меня!..

Кто правит миром?

В двадцать пять лет Франсуа Куперен стал органистом капеллы Людовика XIV и придворным преподавателем музыки в королевской семье. Это означало, что Куперен должен был соблюдать все правила придворного этикета. Музыкант выполнял все требования:

– Обязательно ходить в парике? Пожалуйста.

Игра на клавесине входит в мои обязанности? Хорошо, в добрый час!

Плата налогов? Слушаюсь и повинуюсь!

Только не игра в карты!

Все высочайшие приглашения принять участие в этой игре Куперен вежливо, но настойчиво отклонял, говоря при этом:

– Сир, как я могу играть честно? Ведь я даже не отличаю короля от валета!

* * *

Первое представление оперы Моцарта «Похищение из сераля» состоялось вопреки интригам завистников. Некоторые современники сочли музыку грубой, и даже покровительствовавший композитору император Иосиф I заметил автору:

– Слишком хорошо для наших ушей и чрезмерно много нот, милый Моцарт.

На что композитор ответил с достоинством:

– Ровно столько, сколько нужно, ваше величество.

* * *

Когда вундеркинд Моцарт давал свои триумфальные концерты в Вене, он имел возможность осмотреть императорский дворец. В одном из залов мальчик поскользнулся на блестящем паркете и упал. Юная Мария Антуанетта, тогда еще эрцгерцогиня, оказалась поблизости и поспешила ему на помощь.

Моцарт поднялся с ее помощью на ноги, привел себя в порядок и с достоинством сказал:

– Сударыня, вы очень добры ко мне. Когда я вырасту, я на вас женюсь.

Юная эрцгерцогиня со смехом пересказала этот случай своей матери, императрице Марии Терезии.

Императрица заинтересовалась им, велела привести к ней маленького вундеркинда и спросила:

– Почему ты хочешь жениться на моей дочери?

Мальчик ответил:

– Из чувства благодарности, ваше величество.

* * *

Несмотря на то что Алябьев жил в ссылке, его произведения были хорошо известны московской публике. Его приятель композитор А. Верстовский был главным человеком в Большом театре, и на афишах то и дело появлялись сочинения опального Алябьева, которые были обозначены инициалами А. А.

Однажды начальник Тайной канцелярии Его Величества доложил Николаю I, что за таинственными инициалами скрывается сосланный Алябьев.

– Неужели? – рассеянно отозвался император. – Это который «Соловья» написал?

– Так точно, ваше величество.

– Недурная вещица…

– Однако какие мне долженствует принять меры, ваше величество, для пресечения сей дерзкой деятельности?

– Граф, я весьма доволен, что ни один преступник не в состоянии скрыть от вас своих опасных замыслов, – с улыбкой отвечал Николай, – но, поскольку в деятельности А. А. нет ничего, что в ближайшее время угрожает нашему трону, я лично прошу вас сделать вид, будто вы не знаете, кто это. Пусть этот таинственный А. А. сочиняет, а мы с вами займемся государственными делами…

* * *

За два месяца выступлений в Петербурге известная итальянская певица Катерина Габриелли запросила у Екатерины II пять тысяч дукатов.

– Я своим фельдмаршалам плачу меньше! – запротестовала императрица.

– Отлично, ваше императорское величество, – отпарировала Габриелли, – пусть ваши фельдмаршалы вам и поют.

Императрице Российской империи пришлось уплатить запрошенную сумму.

* * *

Как-то князь Лобковиц спросил Гайдна:

– Почему вы никогда не пишете инструментальных квинтетов?

Тот ответил:

– Я не хочу, чтобы мое произведение страдало от сравнения со знаменитыми квинтетами Моцарта, которые я считаю верхом совершенства.

– Не думайте об этом, – посоветовал князь. – Напишите квинтет для меня, и я вас щедро вознагражу.

Знаменитый маэстро сел за работу и вскоре вручил князю Лобковицу рукопись. Взглянув, князь обнаружил, что в ней заполнены лишь четыре строчки. А пятая осталась пустой.

– Любезнейший Гайдн, – сказал он, – вы забыли записать пятую партию.

– Нет, князь. Я оставил строчку, чтобы ваше высочество ее заполнило. Сам я не смог сочинить ничего подходящего.

* * *

Однажды Клара Вик, в то время уже прославленная пианистка, выступала с концертом в княжеском дворце. После концерта князь, расточая пианистке комплименты, поблагодарил ее и между прочим благодушно спросил:

– А ваш муж тоже музыкант?

Румянец гнева выступил на щеках Шумана, но Клара тут же молча села за рояль и вдохновенно исполнила экспромт Шумана.

По окончании игры, перекрывая громкие аплодисменты и крики восторга, Клара воскликнула, указывая на мужа:

– Композитор Роберт Шуман!

– Мило, очень мило, – поспешил заверить пианистку князь.

Желая загладить свою оплошность, князь пригласил обоих музыкантов на прогулку по своей резиденции. При этом он пространно объяснял, как процветает его поместье, сколь многим ему обязаны счастливые подданные.

– Ваше сиятельство, – почтительно сказал Шуман, – вы управляете мило, очень мило!

* * *

Английский король Георг IV согласился уплатить за концерт Паганини только половину требуемого им гонорара. Знаменитый скрипач вспылил:

– Его величество может послушать меня и за еще меньшую сумму, если посетит один из моих публичных концертов!

* * *

Своими дорогостоящими операми Вагнер истощал и без того небогатый бюджет Баварии. Ненависть населения к музыкальному «тирану» была поистине беспредельной: атеист, заведомый революционер, к тому же чужеземец-пруссак, он «обложил» население повышенными налогами. Все деньги страны шли на постановки его гигантских замыслов!

Враждующие партии: клерикалы и консерваторы, бесчисленные личные враги композитора, профессора консерватории и оперные артисты, обойденные Вагнером, – все объединились в священной борьбе.

В конце концов король Людвиг сдался. Он сказал Вагнеру:

– Чтобы доказать, что доверие и любовь моего возлюбленного народа стоят в моих глазах на первом месте, я приказываю вам покинуть Баварию, хотя бы на время.

– Прощайте, ваше величество, – сказал композитор, покидая нелюбезное государство. – Я знаю, по мне будет тосковать вся страна. У Баварии больше не будет Вагнера, который во всем виноват!

* * *

Когда Масканьи выступал в Лондоне, он был приглашен в Виндзор, и королева Виктория попросила его сыграть отрывок из «Сельской чести».

– В опере есть одна мелодия, которая мне особенно нравится, – заметила она.

Масканьи сыграл интермеццо, но королева сказала, что это не тот отрывок, который ей нравится. Масканьи сыграл увертюру, но и на этот раз не угадал. Тогда Масканьи стал играть большой дуэт из оперы, однако и это было не то, что желала услышать королева.

– Впрочем, я помогу вам припомнить мой любимый отрывок из вашей оперы, – сказала она.

И, сев к инструменту, начала наигрывать пролог из… знаменитой оперы Леонкавалло «Паяцы».

* * *

Однажды король Норвегии, страстный поклонник музыки Грига, решил наградить знаменитого композитора орденом и пригласил его во дворец. Надев фрак, тот отправился на прием. Орден Григу вручал один из великих князей.

После вручения композитор сказал:

– Передайте его величеству мою благодарность и признательность за внимание к моей скромной особе.

Затем, повертев орден в руках и не зная, что с ним делать, Григ спрятал его в единственный карман фрака. Так случилось, что он находился… сзади, в самом низу спины. Создалось впечатление, что Григ очень непочтительно поступил с орденом.

Впрочем, сам композитор этого не понял. Зато король очень обиделся, когда ему доложили, куда Григ положил высокую награду…

* * *

На концерте Листа в России царь Николай I начал громко разговаривать. Лист прервал игру.

– Почему вы перестали играть? – спросил Николай.

– Когда говорит царь, остальные должны молчать, – ответил Лист и поклонился.

* * *

«Ракоци-марш» Листа стал любимым произведением венгерских борцов за свободу против владычества австрийской монархии. Марш этот, по вполне понятным соображениям, очень не нравился дому Габсбургов.

Однажды представитель этой династии император Франц Иосиф I пригласил к себе Листа. Скрывая за приветливой улыбкой свое раздражение, император сказал ему:

– Я благодарен вам за трогательный «Ракоци-марш». Слышать его приходится так редко!

Лист поклонился:

– Мне очень приятно, что ваше высочайшее желание было мною угадано!

* * *

Однажды князь Эстергази, недовольный музыкантами своего оркестра, приказал Гайдну всех их распустить, за исключением первого скрипача и клавесиниста. Гайдн был вынужден подчиниться, но очень расстроился из-за того, что лишал оркестрантов средств к существованию и что сам терял опытных музыкантов.

Он решил сочинить инструментальную фугу и пригласил князя Эстергази послушать ее исполнение в воскресенье после мессы. Князь согласился. Все шло хорошо – оркестровый раздел музыканты исполнили все вместе, как того требует форма фуги. А затем один инструмент за другим… вдруг переставал играть и оркестранты уходили.

Фуга завершилась одним звуком – унисоном скрипки и клавесина. Князю Эстергази так понравилась эта шутка композитора, что он разрешил оставить всех музыкантов на службе.

* * *

Знаменитого немецкого дирижера Ганса фон Бюлова долго и тщетно уговаривали дирижировать каким-то новым спектаклем в Берлинском оперном театре. Бюлов отказывался, так как новое произведение было совершенно бездарным и ставили его лишь потому, что автору протежировал сам кайзер Вильгельм II. Однако Бюлову пришлось подчиниться.

На премьеру дирижер прибыл одетым как на похороны, с черной траурной повязкой на рукаве.

– Что случилось? – спросили Бюлова удивленные и встревоженные музыканты. – Вы кого-то похоронили?

– Пока еще нет, – ответил дирижер. – Но сейчас вы увидите, как я буду хоронить эту оперу…

* * *

В 1945 году в Англии Прокофьеву вручали Золотую королевскую медаль от английского правительства. Однако во время церемонии случился казус: произнеся длинную приветственную речь, английский посол вдруг обнаружил, что самой медали-то и нет! Повисла пауза, Прокофьев стоял в полной растерянности. Он уже собрался было уходить, как посол наконец опомнился и… торжественно вложил в руку композитора свои золотые часы.

Большинство журналистов и гостей не поняли, что произошло, отчего Сергей Сергеевич выглядит таким растерянным. Посол шепотом сообщил лауреату, что медаль будет с минуты на минуту.

Тем временем начался концерт из произведений композитора. После него посол незаметно передал Прокофьеву коробочку с медалью.

– А часы, пожалуйста, верните, – улыбаясь, попросил посол, – они мне дороги как память.

– Простите, мне мои золотые часы тоже дороги, – совершенно серьезно ответил композитор.

Теперь растерялся посол:

– Но-о… мы так не договаривались…

– Вы же мне их подарили, при всех, – пряча улыбку, возмущался Прокофьев. – Теперь просите вернуть! Это просто грабеж средь бела дня!..

– Да-а… вы правы, но-о…

– Ну, раз уж вам так понравились мои часы, я могу их вам подарить, – наконец рассмеялся Прокофьев и вернул счастливому послу его часы.

* * *

Однажды к Малеру пришла певица, претендовавшая на место солистки Венской оперы, и первым делом протянула маэстро записку… Это была высочайшая рекомендация. Сам император настаивал, чтобы Малер принял певицу в театр.

Внимательно прочитав послание, Малер не спеша изодрал его в клочья, сел за рояль и вежливо предложил претендентке:

– Ну-с, сударыня, а теперь, пожалуйста, спойте!

Прослушав ее, он сказал:

– Видите ли, уважаемая, даже самое горячее расположение императора Франца Иосифа к вашей особе еще не освобождает вас от необходимости иметь голос…

Франц Иосиф, узнав об этом, устроил директору Оперы грандиозный скандал. Но, конечно, не лично, а через своего министра.

– Она будет петь! – в приказном порядке передал министр Малеру. – Так пожелал император.

– Хорошо, – зло ответил Малер, – но в афишах я прикажу напечатать: «По Высочайшему повелению»!

Скандалы и интриги: музыканты в высшем свете

Один богатый аристократ написал оперу и показал ее партитуру Глюку, для того чтобы тот оценил его мастерство.

Глюк просмотрел партитуру и сказал:

– Неплохо, сударь, неплохо, но вы недостаточно бедны, чтобы ваша опера была близка к совершенству.

* * *

К Моцарту мировая слава пришла очень рано. Один вельможа захотел побеседовать с прославленным мальчиком, но не мог решить, как к нему обращаться, на «вы» или на «ты».

Наконец он нашелся:

– Мы были во Франции и в Англии? Мы имели большой успех?

Моцарт удивленно прервал его:

– Сударь, но я вас нигде, кроме Зальцбурга, не встречал!

* * *

Пьер Бомарше, прекрасно игравший на арфе, был приглашен однажды ко двору французской королевы. К величайшей зависти придворных, во время исполнения он, естественно, сидел на табурете, в то время как никто из вельмож никогда еще не удостаивался чести сидеть в присутствии королевы.

Один из этих государственных мужей, знавший о том, что отец Бомарше – часовых дел мастер, спросил с явным вызовом:

– Скажите, господин Бомарше, сколько могут стоить эти часы?

Бомарше взял протянутые ему часы, поднес их к глазам и… вдруг выронил из рук. Осколки брызнули во все стороны.

– Вы плохо воспитаны, любезный, – с нескрываемой досадой процедил вельможа.

– Думаю, что в эту минуту мы с вами испытываем одинаковое сожаление оттого, что мой отец не передал мне своего опыта, – спокойно ответил Бомарше.

* * *

В 1790 году в одном из парижских домов на пятом этаже жил некий депутат Национального собрания, друг Джованни Баттисты Виотти. Знаменитый скрипач согласился дать концерт у него на дому. Аристократы жили тогда исключительно на нижних этажах зданий. Когда Виотти узнал, что на его концерт приглашено несколько аристократов и великосветских дам, он сказал:

– Довольно мы опускались до них, пусть они теперь поднимутся до нас!

* * *

В пору работы над музыкой к трагедии «Эгмонт» Бетховен частенько встречался с Иоганном Вольфгангом Гете. Два великих человека медленно прогуливались по аллеям венского парка и вели свои неспешные беседы. Многие венцы почтительно кланялись им.

Гете, занимавший в то время высокий правительственный пост, привык к подобострастному вниманию подчиненных и потому все поклоны принимал на свой счет и отвечал на них, приподнимая шляпу. В конце концов, устав от этого, поэт раздраженно пожаловался композитору:

– Как мне надоели все эти бесконечные поклоны!

– Ваше превосходительство, не сердитесь, – с олимпийским спокойствием отозвался Бетховен. – Может быть, они и мне чуточку кланяются!

* * *

Один высокопоставленный щеголь поприветствовал Россини на светском приеме. Заметив, что Россини не узнал его, он удивился:

– Вы не помните меня? Я сидел рядом с вами, когда официанты подавали гигантский пирог из макарон на обеде в вашу честь в Милане.

– Макароны я действительно помню очень хорошо. Они были прекрасны! А вот вас я что-то не припомню.

* * *

Брать уроки у знаменитого Россини мечтали многие весьма состоятельные люди. Исключительно ради того, чтобы отпугнуть неугодных учеников, ленивый маэстро имел обыкновение заламывать за свои музыкальные консультации невиданно высокие цены. Однако богатые стареющие дамы с радостью платили требуемую сумму. Россини по этому поводу говорил:

– Хочешь не хочешь, а приходится богатеть… Но какова цена!

– Да, деньги они вам платят огромные!

– Ах, я не об этом! Что там их деньги!.. Если бы хоть кто-нибудь знал, какие муки приходится мне терпеть, слушая голоса этих престарелых певиц, которые скрипят, будто несмазанные дверные петли!

* * *

Однажды у Россини спросили, кто его лучшие друзья.

Композитор тут же назвал имена миллионеров – Моргана и Ротшильда.

Вопрошающий сказал:

– Конечно, вы выбрали себе таких богатых друзей, чтобы время от времени занимать у них деньги.

Россини возразил:

– Отнюдь, я считаю их друзьями потому, что они никогда не просили у меня денег взаймы!

* * *

Ференц Лист был как-то приглашен на ужин к одному аристократу. Собралось большое общество, так как хозяин предупредил, что у него будет играть знаменитый Лист. Ужин, поданный гостям, был весьма и весьма скромным. И не успели присутствующие прикоснуться к еде, как хозяин уже громко провозгласил:

– А сейчас наш глубокоуважаемый гость нам что-нибудь сыграет из своих произведений.

Композитор, не успевший поесть, взял несколько аккордов, потом встал, вежливо поклонился хозяину и сказал:

– Мне кажется, я уже с лихвой отработал сегодняшний ужин.

* * *

Прославившись и став знаменитой и всюду желанной примадонной, Аделина Патти в полной мере проявила свой весьма капризный нрав и попортила немало крови своим импресарио.

Так, однажды, за день до начала гастролей в Румынии, певица заявила антрепренеру, что она не желает выступать в каком-то там заштатном Бухаресте и решила отменить все свои концерты.

А между тем в Бухаресте, несмотря на очень высокие цены, все билеты были уже раскуплены! Скандал!

Антрепренер телеграфировал своему секретарю в Бухарест:

– Во что бы то ни стало необходима грандиозная встреча на вокзале. Немедленно организуйте!

В ответ пришла телеграмма следующего содержания: «Итальянское и румынское дворянство готовит торжественный прием к приезду великой актрисы. Представители министерства в полном составе. Сани, факелы и музыка. Телеграфируйте час приезда».

Телеграмма была вручена певице и произвела ожидаемое впечатление. Патти сменила гнев на милость.

На другой день вечером Патти на перроне встречала большая толпа. Несмотря на холод, все были во фраках. Пылали многочисленные факелы, развевались флаги, цветы сыпались дождем, гремела музыка.

Взволнованная приемом, Патти долго не могла уснуть в ту ночь. Не спали и в соседних апартаментах, где секретарь рассказывал довольному антрепренеру о том, как ему удалось нанять для встречи капризницы-примадонны итальянских трубочистов и каменщиков из окрестностей Бухареста, заплатив по два франка каждому. Прокат костюмов с белыми галстуками и перчатками обошелся по пять франков на человека. Общие расходы на «спектакль» составили 420 франков.

И концерты Патти в Бухаресте прошли с большим успехом…

* * *

Очень часто Бородину, профессору Медико-хирургической академии, приходилось отправляться к высокопоставленным лицам, чтобы хлопотать о ком-либо из своих студентов или коллег. При этом полагалось надевать парадный генеральский мундир, регалии. Не без юмора описывал композитор свой вид в подобных случаях:

– Стоит только мне возложить на себя «амуницию», от меня во все стороны начинает распускаться сияние, можно писать картину «Преображение», вроде рафаэлевской. Сияет воротник, сияют обшлага, сияют шестнадцать пуговиц, как звезды; сияют эполеты, как два солнца, сияет темляк, сияет околыш кепи. Одним словом, «ваше сиятельство», да и только!

* * *

В начале восьмидесятых годов XIX века Рубинштейн приехал с концертами в Кишинев. Но в городе не оказалось ни одного хорошего инструмента. Лишь единственный приличный рояль удалось разыскать у очень богатого аристократа. Но тот наотрез отказался предоставить свой инструмент для концертов Рубинштейна:

– Вы с ума сошли, помилуйте! Я собственной дочери не даю играть на этом инструменте, а вы хотите, чтобы на нем забавлялся какой-то там Рубинштейн!

Владельца долго уговаривали, но он – ни в какую. На вопрос, для чего ему тогда нужен дорогой рояль, он удивленно ответил:

– Для антуражу!

И Рубинштейну пришлось отыграть все концерты на разбитом рояле.

* * *

Одна знакомая дама, посещавшая все музыкальные вечера и концерты и считавшая себя большой ценительницей музыки, однажды со светской небрежностью сказала Венявскому:

– Ах, дорогой маэстро, мне так надоел этот шумный и помпезный Вагнер, что я просто в отчаянии…

– Успокойтесь, мадам, – ответил ей любезно Венявский, – для Вагнера это не имеет ровно никакого значения!

* * *

К Шаляпину, выходившему после спектакля из оперного театра в Копенгагене, пробирается сквозь толпу поклонников изысканная, но вместе с тем весьма дородная дама.

– Господин Шаляпин? Я баронесса Унтергутен. Будьте так любезны, громко-громко позовите моего шофера Кароля!

* * *

Организаторы одного большого светского приема очень хотели заполучить к себе Брамса. Они решили сделать композитору приятное: доставили ему список всех приглашенных и предложили вычеркнуть всех неугодных ему людей.

Брамс на секунду задумался и вычеркнул только… свою фамилию.

* * *

Семнадцатилетний Клод Дебюсси был учителем музыки в семье Надежды Филаретовны фон Мекк, покровительницы Чайковского и страстной любительницы музыки. Дебюсси занимался с детьми миллионерши игрой на фортепиано, аккомпанировал певцам, участвовал в домашних музыкальных вечерах. Хозяйка души не чаяла в юном французе. Однако, когда молодой музыкант без памяти влюбился в ее пятнадцатилетнюю дочь Соню и попросил у Надежды Филаретовны ее руки, разговоры о музыке мигом прекратились…

– Дорогой месье, – сухо сказала фон Мекк Дебюсси, – не будем путать божий дар с яичницей! Помимо музыки я очень люблю лошадей. Но это вовсе не значит, что я готова породниться с конюхом…

* * *

Когда Вагнер приехал в Лондон, его познакомили с неким лордом Питкином, который всюду объявлял себя большим поклонником вагнеровской музыки. Узнав от композитора, когда состоится его концерт, аристократ вознамерился посетить его.

После концерта Вагнера пригласили на великосветский прием, где лорд Питкин от всей души поздравил его с успехом.

– Честно говоря, сэр, я еще никогда в жизни так не смеялся, – обратился лорд Питкин к композитору. – Поверьте, прошло около получаса, пока я узнал вас в пышном парике, с лицом, выкрашенным в черный цвет!

Оказалось, что «меломан» перепутал концертные залы и попал… на выступление негритянского оркестра.

* * *

На конкурсе, который был объявлен в конце прошлого века Венской консерваторией, чуть было не случился конфуз: первую премию едва не получила совершенно безголосая певица, имевшая, впрочем, большие связи при дворе. Позже председателя конкурсной комиссии Густава Малера спросили:

– Правда ли, что госпожа Н. чуть не стала лауреатом конкурса?

Малер серьезно ответил:

– Да, это чистейшая правда. Ей в самом деле не хватило только одного голоса – ее собственного.

* * *

Когда итальянский композитор Пьетро Масканьи дирижировал в миланском театре Ла Скала на премьере своей новой оперы, он заметил, что одна его знакомая графиня оставила театр после второго акта. На следующий день композитор выразил графине свое неудовольствие.

– Не обижайтесь, мой дорогой, – ответила графиня, – ведь я должна придерживаться правил хорошего тона и всегда покидать театр после второго акта!

Через некоторое время она пригласила композитора на любительский оперный спектакль, где исполняла небольшую партию в последнем акте.

– Ну, как я спела? – обратилась графиня после спектакля к Масканьи.

– Я считаю, что вы нарушили правила хорошего тона, – сказал Масканьи, – ибо вам нужно было бы уйти из театра после второго акта…

* * *

В молодости Кальман давал уроки композиции одному богатому аристократу. Гонорар был жалким. Но Кальман был беден и взялся записать сочинение ученика. После бесчисленных поправок и замен Кальман придал произведению относительно приемлемую форму и сыграл заказчику «его» композицию.

– Восхитительно! – восклицал тот раз за разом. – Какую прекрасную музыку я сочинил!

Кальман сыграл ему произведение в варианте с триолями. Это понравилось начинающему «композитору» еще больше.

– Я хочу в этой редакции, – сказал он, пытаясь вручить Кальману нищенский гонорар.

– Этого слишком мало, – сказал Кальман. – Если вы, сударь мой, хотите получить еще и триоли, вы должны их дополнительно оплатить.

Любитель триолей с кислой миной добавил пару монет.

Кальман пригласил друзей из музыкальной академии в ближайшую кондитерскую, и в течение получаса «триоли» были съедены.

* * *

Как-то известная французская балерина выступала в маленьком балете, написанном Артюром Онеггером и Андре Хелле. Но, вполне естественно, звезда не может принести свой личный успех в жертву современной музыке. В итоге ее выступление заканчивалось под звуки трех мазурок Шопена.

В конце представления одна аристократка, немного знакомая с Онеггером, подошла к нему и, стиснув его руки, с волнением воскликнула:

– Как восхитителен ваш балет! Да! Да! Уверяю вас! Хотя его начало и не вскружило мне голову, зато три маленьких номера в конце…

– Как я одобряю вас, мадам, и какое доказательство непогрешимости вашего вкуса: то были три мазурки Шопена…

В ответ композитор получил улыбку умиления:

– Ах… Узнаю вас в этом… Вы говорите так из скромности!

* * *

Онеггер презрительно относился к высшему свету, не вынося салонного снобизма его представителей. Композитор любил рассказывать друзьям комические истории о «музыкально просвещенных» дамах.

– Ты знаешь историю о романтичной толстушке? – спросил однажды Онеггер у Журдан-Моранж.

– Нет.

– Представь себе, когда я в молодости играл на скрипке, как-то после концерта ко мне подошла романтичная дородная дама и сказала: «Я уверена, что у вас просто изумительная скрипка. Это что – Страдивари или Энгр?» «Нет, это Дега», – ответил я.

Дама сказала «о!» и со знанием дела покачала головой.

* * *

На представлении «Паяцев», где присутствовала вся аристократия Италии, внезапно заболел тенор, исполнявший партию Арлекина.

Находившийся в зале Карузо, долго не раздумывая, блестяще исполнил Серенаду Арлекина. Обычно каждое появление на сцене знаменитого тенора сопровождалось восторженными аплодисментами, но на этот раз публика в зале безмолвствовала.

После спектакля Карузо с горькой улыбкой сказал Титта Руффо, исполнявшему в спектакле партию Тонио:

– Вот видишь, что значит просвещенная публика. Она ценит только те имена, которые читает черным по белому на афишах…