Текст книги "Лицом вниз. Антология греческой прозы XIX века"

Солнце почти зашло, и старуха Хадула покинула заброшенную церковь, направившись обратно домой с полной корзиной. Она вновь пошла вдоль реки, затем повернула направо и стала подниматься по холму Святого Антония в сторону дома. Но прежде чем забраться на вершину холма, где стоит часовня и откуда открывается величественный вид на гавань и на поселок, она увидела большой и очень ухоженный огород Янниса Градаря. Этот огород находился в глубине небольшой долины реки Маму, примыкавшей под тупым углом к долине реки Ахил. Тогда Франгоянну подумала: «Схожу-ка я к Яннису, попрошу у него пучок лука или немного салата… что мне терять?»

В этот момент Хадула вспомнила, что жена Янниса, по слухам, захворала. Старуха не знала, лежит ли больная в домике, находившемся в огороде у калитки, или же лечится в поселке. Но раз уж сам хозяин работал у себя в саду (она так подумала, увидев издалека открытую калитку), старуха решила оказать ему услугу – отдать травы, которые она насобирала, заверив, что из них получится отличное снадобье для его жены.

«Да как удружить этим беднякам! Самым большим одолжением было бы снабдить их бесплодной травой, прости Господи. Или на худой конец травой для рождения мальчиков. Отчего же эта нищета все плодит девочек! У него их, по моему разумению, уже пять или шесть. Может, конечно, какая из них померла… но у них же, как у кошек, – семь жизней!»

Много лет назад Хадула, бродя по горам и ущельям, действительно искала для своей дочери «траву для рождения мальчиков», но ту, что она нашла, не помогла и, наоборот, подействовала как «трава для рождения девочек». Однако ей самой когда-то помогло снадобье, которое ей дала золовка, и Хадула родила четырех мальчиков и всего трех девочек. А насчет «бесплодной травы» ее духовник еще давно сказал, что это большой грех.

Спускаясь по склону, Хадула заметила, что Янниса Градаря в саду нет: мужчина работал на соседском поле, которое он, скорее всего, брал внаем у соседа как испольщик. Поле, размером около пяди, располагалось на локоть ниже сада и было засеяно зеленеющим ячменем. Там-то, согнувшись, Яннис и полол траву – вырывал бурьян и другие сорняки среди посевов. Он находился в дальнем конце сада, когда Янну подошла к калитке, а затем и вовсе исчез за густой изгородью, так что, даже если б она его и окликнула, он бы ее не услышал. Крестьянин, целиком погруженный в работу, не заметил старуху.

Янну вошла внутрь. Рядом с калиткой стояла темно-белая лачуга, грязная и довольно запущенная. Было видно, что ее давно не штукатурили, наверное, из-за болезни хозяйки. Перед лачугой в беспорядке были разбросаны инструменты и вязанки дров, и повсюду росла трава. Дверь была заперта. Оба окна закрыты. Сверху виднелась форточка, но, чтобы забраться наверх и посмотреть, есть ли кто внутри, Франгоянну должна была подняться на две или три ступеньки и встать на маленькую, неогороженную деревянную приступку, похожую на балкон.

Пока она думала, посмотреть ли в окно или просто ступить на веранду и постучать в дверь, она услышала девичьи голоса. Чуть поодаль находилась лужайка с колодцем и рядом с ним глубокий резервуар с водой, края которого чуть возвышались над землей. На этом искусственном берегу, на краю резервуара, сидели две маленькие девочки – одной около пяти, другой около трех лет – и играли с тростником и веревочкой с гвоздем на конце: они как будто ловили рыбу в резервуаре.

«Вот он, знак Святого Иоанна! – подумала Франгоянну, увидав девочек. – Если б эти девицы свалились в резервуар и захлебнулись, это бы облегчило жизнь бедному садовнику и его жене! Ну-ка, глянем, есть ли там вода?»

Она подошла поближе и, нагнувшись, увидела, что резервуар был заполнен на две трети сажени.

– И чего только этот папаша оставляет своих маленьких дочек без присмотра, – сказала сама себе Франгоянну. – Они же и сами запросто могут свалиться в воду!

Старуха тревожно оглянулась и посмотрела на лачугу. Казалось, что внутри нет ни души.

Затем она с любопытством стала разглядывать двух девочек. Старшенькая, с русыми волосами, отличалась красотой, и хотя была какая-то неухоженная, все же производила хорошее впечатление. Младшенькая, бледная, в плохой одежке, как будто страдала «худосочием», то есть была чрезвычайно тощей.

– Девоньки, что вы тут делаете? Где ваша мама? – спросила их Франгоянну.

Старшенькая ответила:

– Ома.

– Дома, значит, – догадалась старуха. – А где дома? Здесь или в деревне?

– Ее здеся неть, – отозвалась младшенькая.

Кажется, они соблюдали наказ отца не беспокоить больную мать. Та, стало быть, находилась внутри лачуги, а окна были заперты, чтобы ей не навредил сквозняк. Ее муж, наверное, только что ушел к соседу на поле, чтобы еще немного поработать, и поленился или, может, посчитал лишним запирать калитку сада.

Старуха продолжала расспрашивать:

– То есть ваша мама в деревне? И как же вы тут одни-одинешеньки?

– Папа здеся, – сказала младшенькая.

– Где же?

– Вот тама, – она махнула рукой.

– И что он там делает?

Девчушка пожала плечами. Она не знала, что сказать. В конце концов она ответила:

– Лаботает.

– Как тебя зовут, милая?

– Меня? Мсуда (Мирсуда).

– А твою сестру?

– Тула (Аретула).

Франгоянну призадумалась: «Закричат ли они? Услышат ли их? Да кто их услышит! Надо действовать быстро, – добавила она про себя. – Их отец, где бы он ни был, скоро вернется, ведь уже смеркается и он не сможет работать в темноте… И мне нужно будет бежать, чтобы он не заметил меня, ведь до сих пор он меня не видел».

Старуха на секунду заколебалась. Внутри нее шла страшная борьба. Затем она практически во весь голос произнесла: «Смелее! Надо только решиться!»

И, схватив девочек обеими руками, она с силой толкнула их в воду.

Послышался громкий всплеск.

Два создания начали барахтаться в воде.

Старшенькая издала пронзительный крик, и он эхом отразился в вечерней тишине.

– Ма…!

Франгоянну невольно обернулась и посмотрела на белую лачугу, к которой все это время была повернута спиной. Она уже собралась бежать, но в последний момент решила взглянуть краем глаза на резервуар и посмотреть, что там происходит.

Она подняла с земли корзинку и подошла на пару шагов поближе.

Два маленьких создания бултыхались в воде. Младшая уже пошла ко дну. Старшая все еще боролась за жизнь.

Через несколько секунд старуха услышала позади себя скрип открывающейся двери и слабый голос.

Она обернулась. Дверь лачуги была открыта. В проеме, словно призрак, стояла мать девочек – бледная, больная женщина, укутанная в шерстяное одеяло.

– Что там стряслось? – испуганно спросила женщина.

И тут Франгоянну, стоявшая в двух шагах от резервуара, с полной готовностью отбросила корзинку, которую только что взяла в руки, и стала бегать туда-сюда, подпрыгивая и вопя:

– Девочки! Девочки! Они свалились туда! Только погляди! Куда вы только смотрите, люди? Как же вы тут оставили их одних-одинешенек возле полного водоема! Хорошо, что я оказалась неподалеку! Вот надо же мне было именно сейчас прийти… видно, Господь послал меня!

И в эту же секунду она нагнулась, сбросила с себя верхнюю юбку, тяжелые стоптанные башмаки и, оставшись в одной нижней шерстяной юбке, своего рода нижнем белье, а также в дырявых на пятке носках, с громким плеском нырнула в воду резервуара.

Больная женщина издала хриплый крик и стала спускаться по каменным ступенькам, оступаясь и еле передвигая ноги от слабости. Прежде чем она дошла до резервуара, Франгоянну схватила младшую девочку, которая, как ей показалось, уже захлебнулась, и стала медленно тащить ее наверх, держа головой в воде. Вытащив ее маленькое тельце, она уложила его на каменный фундамент и тут же наклонилась, чтобы вытащить вторую девочку, старшенькую. Старуха схватила ее за подол платья и за одну ногу, держа голову девочки как можно дольше в воде.

Когда мать наконец добрела до колодца, Франгоянну резким движением вытащила тело наружу и положила его рядом со вторым. Оба маленьких создания не подавали признаков жизни.

Франгоянну, с трудом перебирая ногами, пыталась найти отверстие резервуара, и в конце концов нашла его с южной стороны: оно было прикрыто широкой доской с большой ручкой, похожей на древко. Используя как опору уступы в стене, старуха, вся мокрая, с трудом выбралась наружу.

– Ты только погляди! Как же я не додумалась-то! – крикнула она с притворным сожалением. – Надо было потянуть за эту ручку да открыть отверстие, чтобы вся вода вытекла. Тогда бедняжки не захлебнулись бы!

Старуха говорила правду: она в самом деле об этом не подумала. Но бывает так, что искренность служит лицемерию.

Франгоянну выжала подол своей юбки и, взглянув на два бездыханных тела, запинаясь, заговорила:

– Их нужно подвесить за ноги… постучать по ним палкой, чтобы они срыгнули воду, понимаешь? Хорошо, что вода пресная… Где же твой муж, дорогая моя? Разве можно так оставлять малюток, одних-одинешенек, играть у водоема! Хорошо, что я пришла! Господь послал меня… Я пришла из оливковой рощи, из храма Святых Бессребреников. Хорошо, что калитка была открыта! Да где ж твой муж-то? Где его носит? Не успела войти, как послышался всплеск. Я побежала… и что я вижу! Не успела я… И я даже не знала, что ты здесь. Я думала, ты в деревне… Я слышала, что ты захворала… Ах, как же я испужалась! Так, подвесить их за ноги, быстро! Вряд ли они совсем захлебнулись. Да где ж твой муж? Где его носит?

И она с силой схватила тело младшенькой девочки, в смерти которой была почти уверена, и понесла его к дереву, чтобы подвесить головой вниз.

– Где ж взять веревку-то?.. О, вон одна привязана к палочке! Та-ак, пригодится!

И она стала нетерпеливо подавать знаки больной женщине, чтобы та принесла тростник, с которым недавно играли ее дочери.

Женщина, у которой голова шла кругом, была сбита с толку и, сложив руки в недоумении и тревоге, выдавила:

– Да где ж их отец-то?

– Ты меня спрашиваешь? – удивилась Янну.

– Может, ты ему крикнешь? Я не могу кричать, у меня нет сил, соседушка… Он, наверное, там, внизу, в поле.

Франгоянну, оставив на время маленькое тело лежать на земле, схватила тростник и попыталась отвязать или отрезать от него веревку, чтобы с ее помощью привязать маленькую утопленницу за ноги к ветке вишневого дерева и подвесить вниз головой.

Одновременно с этим она выполнила просьбу женщины и громко закричала странным голосом:

– Яннис! Яннис!

Крик разнесся по долине. Но Яннис не появился. Старуха связала ноги девочки и стала ее подвешивать, продолжая кричать:

– Яннис! Ты где? Иди сюда! Девочки упали в воду!

«Хорошо, что он не приходит», – подумала она про себя.

– Он что, не слышит, что ли? Поди, совсем заработался! Уже стемнело… Яннис! Яннис! (Хадула тут же поняла, что чуть было себя не выдала: ведь она не могла знать, где работает мужчина… если только ей об этом не сказала одна из девочек… до падения в воду.)

Затем она продолжила:

– Да где же он? В поле, говоришь? И что он там делает? И некому сбегать позвать его… Ах, голубушка… и ты лежишь больная… Яннис! Яннис, ты где?

В конце концов из-за дальней изгороди послышался голос:

– Что такое? Кто кричит?

– Яннис, беги сюда скорее! Девочки захлебнулись! – Его больной жене стоило большого труда прокричать это.

Яннис прибежал через минуту.

Тем временем Франгоянну подвесила младшую девочку, затем подняла вторую, старшую, и стала ощупывать ее обеими руками, чтобы удостовериться, что та мертва. Старуха бросила косой и коварный взгляд на несчастную женщину, бледную, дрожащую под белым шерстяным одеялом, и, покачав головой, вслух посочувствовала ей.

Заметив, что отец девочек бежит к дому, старуха перевернула тело вниз головой, хладнокровно и нисколько не колеблясь.

– Что такое? Что случилось? – вскричал в крайнем волнении Яннис.

– Вот! Хорошо, что я рядом оказалась! – крикнула ему в ответ Франгоянну. – Я пришла из Анагирона со своей корзинкой. Хотела дать тебе кое-каких травок, что я насобирала сегодня у реки, да приготовить снадобье для твоей жены! Я слышала, она захворала… Хорошо, что калитка была открыта! Захожу я, значит, в сад и слышу всплеск. Как я испужалась! Обе девчушки играли с удочкой и свалились в водоем… Они вроде как начали ссориться, ежели я правильно расслышала, кто будет держать удочку и удить рыбу… Младшая хотела отобрать удочку у старшей… Старшая оттолкнула младшую и уронила ее в воду, а потом младшая схватила старшую и, видимо, увлекла за собой вниз. – Франгоянну вдохновенно сочиняла на ходу. – Ах, как же я испужалась! Слышу всплеск! Хорошо, что я рядом оказалась! Господь послал меня… Разве можно оставлять маленьких детей одних-одинешенек играть рядом с водой!

Яннис, увидев в бледных лучах заходящего солнца два бездыханных тела, схватил себя за голову и стал кусать пальцы:

– Ох! Да как же это произошло! Ты права, соседка! Ох! Да как же так вышло! И я был внизу, в поле, и полол, и все никак не мог успокоиться, ах горе! Что-то меня все тревожило! И ведь не подумал я, что водоем полный. И были у меня подозрения, какой-то страх… Хотел я все бросить и воротиться скорее в сад. И думал, это все проделки дьявола, что-то он мне готовит… И не стал я бросать работу, ах, горе-горе! Права ты, соседушка, чтобы ты ни говорила. Ах, ах! Что за грех!

И полный отчаяния садовник бросился к девочкам, пытаясь спасти их с помощью подручных средств, которые предлагала многоопытная Франгоянну.

Старуха Хадула была вынуждена провести ночь в лачуге, где она пережила те странные и неописуемые чувства, когда убийца вдруг становится знахарем для своих жертв. Несмотря на подвешивание и растирания, которые она им делала, обе девочки умерли. Утром Яннис уехал в поселок, чтобы сообщить об этом властям, а Франгоянну, практикуясь как утешительница, что было близко к профессии знахарки, осталась подле его больной женой, которая все рыдала и причитала.

Мировой судья и помощник прокурора прибыли на место. На допросе Франгоянну рассказала о своем вчерашнем походе и о том, почему она оказалось в саду. Затем она практически слово в слово передала то, что рассказала накануне отцу девочек: «Младшенькая хотела отобрать удочку у старшей… Старшая оттолкнула младшую и уронила ее в воду, а потом младшая схватила старшую и, видимо, потащила за собой вниз». Все это, конечно, были догадки допрашиваемой. Ведь как только она зашла в сад, тут же услышала всплеск! И не успела предотвратить трагедию, а только «ужасно испужалась».

Временный врач, господин М., пришел в сад и, осмотрев тела, написал заключение. Было установлено, что обе девочки утонули вследствие падения в воду.

Против Франгоянну не было ни единой улики, да и не мог никто ее заподозрить. Один священник отпел два маленьких создания в церкви Святого Антония, и там же их и похоронили, между камышами и кустами, рядом с северной стороной храма.

Наступила Пасха. На Фоминой неделе старуха Хадула стирала белье вместе с младшей дочерью Криньо на широком дворе деда Александра Росмаиса, деревенского старосты, который был ее кумом и крестил почти всех ее детей. Там под навесом, где хранились глиняные сосуды с маслом, около огромной деревянной давильни, очень похожей на Ноев ковчег (каким его изображают), рядом с колодцем, где начинающая цвести величественная шелковица простирала свои большие зеленые ветви, будто осеняя крестным знамением всех достойных и недостойных, находился маленький, огороженный деревянным забором палисадник, распустивший свои яркие душистые цветы в сладкой прохладе, даря радость и услаждая взоры божьих созданий. Рядом с маленькой печкой и цистерной с виноградным жомом стояло большое, глубокое корыто Франгоянну, а рядом с ним – корыто Криньо, и они обе два дня подряд без устали стирали, полоскали, вытаскивали, отжимали, развешивали, сушили, собирали, и все никак не могли окончить свою работу.

На второй день Хадулу начали раздражать крики и беготня детей, то и дело забегавших во двор и сильно шумевших. Почти все соседские мальчишки, человек десять-пятнадцать, носились туда-сюда по двору, скакали, качались на давильне, играли в прятки, заглядывали в колодец, словно Нарциссы, чтобы посмотреть на свое отражение, и, рискуя в него упасть, издавали громкие нечленораздельные звуки, будто нимфа Эхо; девочки же прятались за давильней, в темных узких местах, куда их манил притворный страх, и все это с детской безалаберностью и надоедливостью, не позволявшей трудолюбивой старухе и ее дочери спокойно делать свое дело.

У этого широкого двора было два входа, малый и большой. Янну постоянно запирала оба входа на засов или щеколду, дабы немного поработать в тишине. И они оба через некоторое время оказывались открытыми, потому что жильцам надо было входить и выходить со двора и, кроме детей, туда заходили также другие люди, родственники или гости. Хадула жаловалась почтенной старухе, хозяйке дома, и та постоянно ругала детей, но без толку. Она также поговорила с соседками, чьи дети шумели во дворе, но они посоветовали старухе «заниматься собой и не совать нос в чужие дела».

Около полудня Янну отправила Криньо домой принести на обед хлеба и фавы, горохового пюре, которое должна была приготовить Амерса: она работала на ткацком станке и редко принимала участие в стирке или еще каких-либо поденных работах.

Франгоянну осталась одна и продолжила стирку. В это время во дворе были только две или три девочки, шумевшие ничуть не меньше мальчишек. После того как в деревне открылась женская гимназия, те воспрянули. Учительница не слишком усердствовала в обучении грамоте, тем более рукоделию, она учила их тому, как «набраться смелости» и не быть «словно призраки» или «деревенщины», и провозглашала, что пришло время «эмансипации».

Франгоянну постоянно их ругала, но те не слушались. Более того, одна девчонка лет семи, по имени Ксенула, дочка соседки Пропандии, начала передразнивать старуху, махая руками и кривляясь.

Остальные девочки убежали со двора, а Ксенула осталась и, нагнувшись над колодцем, пыталась достать до воды прутиком. Она наклонялась все ниже и ниже, но прутик был короткий и не доставал до воды.

– Боже, вот бы ты свалилась туда, Ксенула! – процедила сквозь зубы Франгоянну. – Что за облегчение для твоей матери!

– Бозе, вот би ти свалилась тюда! – передразнила старуху Ксенула. – Сто за аблекцение для тваей матели!

Она немного приподнялась и затем нагнулась еще ниже.

Квадратное отверстие колодца было накрыто досками разной толщины, так что края колодца получились неровными. Маленькая дощечка, над которой склонилась Ксенула, лежала ниже остальных трех и была старой, скользкой, подточенной веревкой от ведра, которым достают воду, гнилой и неустойчивой. Когда девочка вновь нагнулась и всем своим весом оперлась на эту доску, то ее рука соскользнула, дощечка прогнулась, соскочила и Ксенула полетела вниз головой прямо в отверстие колодца. Послышался сдавленный крик, удар и затем громкий всплеск.

Расстояние от края колодца до поверхности воды составляло полторы сажени, а глубина воды в нем была около одной сажени. Франгоянну уже собралась позвать кого-нибудь на помощь, но тут же осеклась и замерла на месте. У нее в голове проскользнула странная мысль. Стоило ей словно в шутку пожелать, чтобы девчонка провалилась в колодец, как это тотчас произошло! Неужели Господь (она правда посмела такое подумать?) услышал ее пожелание, и ей даже не пришлось прикладывать рук, всего-то достаточно пожелать – и ее желание будет услышано.

Прошла минута, и старуха решила подойти к краю колодца и заглянуть внутрь. Она увидела, как девочка барахтается в воде, и подумала, что даже если и захочет, то уже ничем не сможет ей помочь. Но ведь если девочка захлебнется… обвинят Янну! Звать на помощь было поздно. И девчонку спасать поздно, но пока еще можно доказать свою невиновность. И все же она не решилась кричать. Кричать надо было сразу. Но какой же злой рок! И что за невезение! Как же она запуталась в грехах! Вот если б тут была Криньо, то это было бы очень кстати! Она, конечно, бросилась бы босой в колодец – ведь там обычно бывают уступы на внутренних стенах, в кладке, пусть даже скользкие и опасные. Уж Криньо бы наверняка спасла ребенка! Но теперь девочку ждало лишь отчаяние и смерть.

На какой-то миг Франгоянну перестала думать о том, что Господь услышал ее мольбу, потому девочка и утонула. Но затем ей снова пришла в голову эта мысль, и она горько рассмеялась.

Хадула тотчас решила, как будет действовать.

«Пойду-ка я домой, – подумала она. – Скажу, что Криньо все не идет да не идет (может, еда еще не готова), а я голодная, и предложу пообедать всем вместе дома, чтобы Криньо не тащила еду на соседний двор».

Старуха быстро отнесла корыто с недостиранным бельем в большой деревянный амбар за давильней, заперла амбар на ключ, который положила к себе в карман, выбежала со двора через малый выход, заперла его на задвижку и направилась домой.