Текст книги "История зарубежной психологии конца XIX – начала XX века. Хрестоматия"

История зарубежной психологии конца XIX – начала XX века

Рекомендовано Редакционно-издательским Советом Российской академии образования к использованию в качестве учебного пособия

Библиотека зарубежной психологии

Главный редактор

д-р псих. н., проф., акад. РАО ДМ. Фельдштейн

Зам. главного редактора

д-р псих, н., проф., акад. РАО С.К. Бондырева

Члены редакционной коллегии:

д-р псих, н., проф., акад. РАО Ш.А. Амонашвили;

д-р пед. н., член-корр. РАО В.А. Болотов;

д-р псих. н., проф., акад. РАО А.А. Деркач;

д-р псих, н., проф., акад. РАО AM. Донцов;

д-р псих, н., проф., акад. РАО И.В. Дубровина;

д-р псих, н., проф. В.П. Зинченко;

д-р филол. н., проф., акад. РАО ВТ. Костомаров;

д-р пед. н., проф., акад. РАО Н.Н. Малофеев;

д-р физ. – мат. н., проф., акад. РАО В.А. Матросов;

д-р пед. н., проф._г акад. РАО Н.Д. Никандров;

д-р псих, н., проф., акад. РАО В.В. Рубцов;

д-р пед. н., проф., акад. РАО М.В. Рыжаков;

д-р ист. н., проф. Э.В. Сайко

Научный редактор – Е. С. Минькова, докт. психол. наук, профессор

Рецензент – Т. А. Серебрякова, канд. психол. наук, доцент кафедры психологии Волжской государственной инженерно-педагогической академии

Введение

Хрестоматия предназначена в основном для студентов, изучающих курсы «История психологии» и «История возрастной психологии», и имеет целью представить фрагменты оригинальных работ русских и зарубежных психологов, философов, педагогов и биологов конца XIX – начала ХХ века в качестве учебного издания по данным курсам. В указанный период психология переживала важнейший этап своего становления как самостоятельной отрасли науки, когда происходил процесс определения ее категориального аппарата, предмета и методов исследования. Психолог не может быть настоящим профессионалом в своем деле, если не знает истоков той науки, которой служит. И чтобы стать хорошим специалистом в области психологии, надо знать историю ее становления.

В настоящее время наблюдаются радикальные изменения в системе социальных отношений, в жизнедеятельности людей и, что особенно важно, в общественном сознании и ценностных ориентациях. Духовно-нравственный кризис в обществе заставляет нас оглянуться в прошлое, переосмыслить в связи с ним настоящее. Сегодня психология как наука находится на перепутье. Те идеи, которые считались базовыми на протяжении многих десятков лет, нуждаются в переосмыслении. И рассчитывать на глубину анализа мы можем, только опираясь на предшествующий опыт.

Общеизвестно, что психологическое знание уходит своими корнями в философию и естествознание. Первая дала психологии предмет исследования, вторая – метод. До XIX века философы изучали природу ребенка, опираясь на собственный, весьма ограниченный опыт, с помощью интуиции, воспоминаний и размышлений. Со второй половины XIX века происходят значительные изменения в методе исследования психики ребенка. Ученые обращают внимание на эксперимент, используемый в естествознании. Неслучайно первые работы по психологии детства были написаны биологами, врачами: Ч. Дарвином, Б. Сигизмундом, А. Кусмаулем и другими. Основателем детской и возрастной психологии по праву можно считать Г. С. Холла, благодаря усилиям которого в этой отрасли психологии начали использоваться тесты как один из методов изучения психики ребенка. Тестовые исследования стали массовыми в Америке, их начали проводить и в Европе – А. Бине, Э. Клапаред и другие психологи. В России тестовые исследования осуществляли также многие психологи, в том числе А. П. Нечаев, Г. И. Россолимо и другие.

В творчестве представленных в хрестоматии авторов отразились самые разные проблемы в изучении психологии ребенка. Приведенные биографические справки дают возможность почувствовать «дух времени», в котором жил ученый, а непростые повороты в его жизни лишний раз подтверждают сложность судьбы самой возрастной психологии.

Главным достоинством хрестоматии является то, что в ней в большинстве случаев даны отрывки из произведений, опубликованных более столетия назад, а значит, являющихся библиографической редкостью. Авторы представлены в учебном издании не в алфавитном, а в хронологическом порядке.

Естественно, что в одной книге невозможно исчерпывающе представить все богатство психологического наследия данного периода, поэтому авторский коллектив хотел показать основные тенденции и направления в развитии отечественной и зарубежной возрастной психологии на этапе ее становления.

Главы о Ч. Дарвине, Дж. Селли написаны мною, остальные – моими учениками: глава о В. Макдаугалле – М. В. Арининой, об Э. Клапареде – Ю. Б. Плавинской, о Г. С. Холле – С. И. Кислинской, о Дж. М. Болдуине и Ф. Трэси – И. Ю. Кузнецовой, о В. Штерне – А. Ю. Грозновой, о М. Кляйн – А. М. Ефимович.

В процессе освоения курсов «История психологии» и «История возрастной психологии» студенты сталкиваются с серьезными трудностями, связанными с поиском первоисточников. Данная хрестоматия – вторая попытка представить огромный материал по истории психологии начала прошлого века, имеющийся, к сожалению, только в архивных отделах крупных библиотек нашей страны. Научные труды данных авторов практически не переиздавались. В связи с этим хотелось бы надеяться, что учебное издание будет чрезвычайно полезно обучающимся. Материалы психологических исследований, опубликованные в хрестоматии, не просто познакомят будущего специалиста с работами, которые проводились учеными прошлого, но и будут способствовать расширению его профессионального кругозора, помогут сформировать общий взгляд на мир и отношение к нему.

Научный редактор Е. С. Минькова,

Глава I
Чарльз Дарвин (1809–1882)

Чарльза Дарвина можно без преувеличения назвать великим ученым, творчество которого перевернуло естественнонаучную жизнь не только в Англии, но и во всем мире.

12 февраля 1809 года в небольшом английском городе Шрусбери в семье врача родился пятый ребенок – Чарльз Дарвин. Мальчик рано потерял мать: она умерла, когда ему исполнилось только восемь лет. В течение одного года, с весны 1817-го, он посещал дневную школу (dayschool) мистера Кейса, священника унитарной капеллы на Хайстрит. Затем Дарвин поступил в большую школу доктора Батлера, в которой пробыл семь лет – до середины 1825 года. Позднее в «Воспоминаниях» Дарвин писал о том, что «ничто не могло бы оказать худшего влияния на развитие ума, чем школа доктора Батлера». Школа была для мальчика «пустым местом», так как в ней кроме древних языков практически ничего не преподавалось. Ее знаменитый впоследствии ученик так и не смог добиться совершенства в столь чуждом ему искусстве составления стихотворных переводов. Единственное наслаждение будущему великому биологу доставляло чтение исторических драм Шекспира у окна старинного здания школы. В остальное же время Дарвин предпочитал заниматься охотой, коллекционированием минералов, наблюдением за жизнью насекомых и птиц.

Возвратившись домой после окончания школы в возрасте 16 лет, Дарвин увидел, как усердно занимается химией его брат, который построил в саду целую лабораторию, где проводил опыты с различными химическими соединениями. Чарльз под воздействием увлечения брата прочитал несколько книг по химии, среди которых был «Химический катехизис» Генри и Паркса. Но самое главное, что вынес для себя будущий ученый, – это мысль о значении экспериментального знания.

В октябре 1825 года Чарльз и его брат были отправлены в Эдинбургский университет. Лекции в этом учебном заведении казались Дарвину невыносимо скучными. Страшные воспоминания оставило в его памяти присутствие на двух операциях – карьера медика не вдохновила юношу. В Эдинбурге Дарвин сблизился с будущим путешественником Эйнсуортом, зоологом Кольдстримом, ботаником Гарди, а также будущим профессором зоологии университетского колледжа в Лондоне Грантом. Последний во время прогулок с восхищением рассказывал об эволюционных воззрениях Ж. Б. Ламарка. Однако Дарвин уже был знаком с «Зоономией», написанной его дедом Эразмом Дарвином, в которой отстаивалась подобная же точка зрения. Эта книга, как писал Дарвин, не оказала на него никакого воздействия. Студент Дарвин с удовольствием посещал Плиниевское общество в университете, где проходили дискуссии по вопросам естественных наук, организованные доктором Джемсоном.

Летом 1826 года Дарвин с двумя приятелями побывал на пешеходной экскурсии по Северному Уэльсу. В остальное время он с огромным удовольствием сутками пропадал на охоте, записывая каждую застреленную им птицу.

Через два года Дарвин уехал в Кембридж, чтобы, по настоянию отца, стать священником. Но и эти три года, проведенные в университете, по его мнению, были «настолько же полностью затрачены впустую». На втором году обучения он сдал little-go – предварительный экзамен на степень бакалавра искусств. С этой целью он тщательно изучил сочинения У. Пейли «Основания христианства» и «Нравственная философия». В данных работах, написанных английским теологом, утверждалась идея о премудрости и благодати Бога, сотворившего целесообразно с условиями среды все живое. Эти мысли Пейли принимались Дарвином на веру и нисколько его не интересовали. Так же мало он интересовался лекциями преподавателей университета. Зато Дарвин с удовольствием занимался в кружке любителей спорта, охотился, со страстью коллекционировал жуков.

В Кембридже Дарвин подружился с профессором ботаники Дж. Генсло, с которым вместе совершал экскурсии по окрестностям. По совету профессора Чарльз начал изучать геологию. Именно Генсло рекомендовал подающего надежды юношу знаменитому в те времена профессору А. Седжвику в качестве компаньона в экспедиции по Северному Уэльсу. От Генсло же Дарвин узнал и позднее отправился в кругосветное путешествие на корабле «Бигль», которое длилось пять лет, с 1831 по 1836 год.

Среди книг, которые произвели впечатление на Дарвина в годы обучения в Кембридже, он называл «Personal Narrative» А. Гумбольдта и «Introduction to the Study of Natural Philosophy» Дж. Гершеля. Об этих книгах Дарвин писал: «Ни одна другая книга, ни даже целая дюжина их не произвели на меня даже и приблизительно такого сильного впечатления, как эти две книги».

В кругосветное путешествие Дарвин взял с собой «Основы геологии» Ч. Лайелля, метод исследования которого поразил Дарвина своим превосходством над другими. Во время путешествия он вел дневник, коллекционировал минералы. Возвратившись домой, Дарвин поселился в Лондоне и в течение двух лет занимался подготовкой к печати «Дневника путешествия».

В эти годы Дарвин особенно сблизился с Лайеллем, Р. Броуном и Дж. Гукером. Работы английского геолога Лайелля оказали большое влияние на Дарвина и определили развитие его эволюционной концепции. И если Лайелль не сразу воспринял учение Дарвина, то другой его друг, ботаник Гукер, одним из первых согласился с утверждениями Дарвина, более того, до конца своих дней был страстным пропагандистом его идей. Так, именно Гукер в 1858 году представил в Линнеевское общество работы Дарвина и А. Уоллеса.

По признанию Дарвина, «следуя примеру Лайелля в геологии и собирая факты, которые имеют хотя бы малейшее отношение к изменению животных и растений в культурных условиях и в природе», он начал подготовку к своей работе о происхождении видов сразу же после возвращения в Англию. Толчком к окончательному выводу ученого о происходящей в природе борьбе видов за существование было его знакомство в октябре 1838 года с книгой Т. Мальтуса «О народонаселении». В июне 1842 года Дарвин после кропотливой работы по сбору фактического материала впервые набросал карандашом резюме своей теории на 35 листах. Уже в 1844 году изложение ее расширилось до 230 страниц. По совету Лайелля в начале 1856 года Дарвин приступил к тщательному и подробному описанию своей теории. Однако, когда была написана большая часть запланированного, он получил в начале лета 1858 года очерк Уоллеса «О тенденции разновидностей к неограниченному отклонению от первоначального типа», который тот прислал с островов Малайского архипелага. Уоллес просил Дарвина ознакомиться с его работой и в случае одобрительной оценки переслать ее для рецензии Лайеллю. Пораженный прекрасным изложением очерка, Дарвин должен был признать, что его еще незаконченная работа оказалась плохо написанной. Тем не менее по настоянию друзей (Лайелля и Гукера) Дарвин завершил свой труд в течение 13 месяцев, сократив рукопись 1856 года и опубликовав ее под названием «Происхождение видов» в ноябре 1859 года. «Главный труд моей жизни» – такова оценка автором своей книги. «Происхождение видов» имело огромный успех, первое и второе издания были распроданы практически сразу после выхода в свет.

Доктрина Дарвина ставила под сомнение теологические положения о том, что целесообразность в строении организмов, их приспособленности к условиям окружающей среды является выражением премудрости и благости Бога. По этой причине выход труда Дарвина вызвал бурю негодования в среде богословов, реакция которых последовала незамедлительно. Так, Уильям Уэвель, профессор колледжа Троицы в Кембриджском университете, запретил иметь в библиотеке своего колледжа работу Дарвина. В газетах «Таймс» и «Дейли трибьюн» в 1876 году было опубликовано письмо Томаса Карлейля, представителя воинствующей политической реакции, в котором автор, защищая религию от новейших достижений естествознания, дал характеристику Дарвину как прекрасному человеку «с добрыми намерениями, но с очень слабым интеллектом». Карлейль патетически призывал славить Господа и не обращать внимания на «евангелие грязи, учащее, что человек произошел от лягушек через обезьян».

В 1859 году Дарвин получил медаль Геологического общества, чуть позднее, в 1864 году, – Коплеевскую медаль. Последняя присуждалась Королевским обществом наиболее выдающимся естествоиспытателям. Ее присуждение считалось в Англии величайшей почестью. Королевское общество было высшим научным учреждением в Англии и, будучи свободной ассоциацией английских натуралистов, организованной в 1660 году, фактически играло роль академии наук.

Через четыре года после женитьбы (1839) Дарвин купил большой дом в деревне Даун и последующие сорок лет провел в уединении. Семья Дарвинов редко приглашала к себе гостей, и ее хозяин признавал, что «потерял способность глубоко привязываться к кому бы то ни было», объясняя это плохим состоянием своего здоровья и общим утомлением. Дарвин был поглощен научным трудом и заботами о своей многочисленной семье. Как муж и отец Дарвин был счастлив, в его «Воспоминаниях» мы находим написанные с большой теплотой строки о жене: «Она была моим мудрым советником и светлым утешителем всю мою жизнь». Эмма Дарвин (в девичестве Веджевуд) подарила мужу десять детей: шесть мальчиков и четырех девочек, – трое из которых умерли в раннем детстве. Сын Френсис, седьмой ребенок, пошел по стопам своего отца, стал ботаником и физиологом, как и его сестра Генриетта. Кроме того, он занимался изданием писем и других документов из семейного архива отца и матери.

Научным занятиям Дарвин посвятил всю свою жизнь. В 1871 году была опубликована его книга «Происхождение человека», над которой ученый трудился в течение трех лет. Не имеет смысла перечислять все написанные им работы по естественнонаучным дисциплинам. Заслуги Дарвина в этой области знания давно известны и общепризнанны.

Нас интересует научное творчество Дарвина в области психологии. С этой точки зрения заслуживает внимания его труд «О выражении эмоций у людей и животных», опубликованный в 1872 году. Ученый писал, что интерес к данной проблеме возник у него еще в 1839 году с рождением первого ребенка, уже тогда он начал записывать различного рода выражения проявляемых детьми эмоций. Летом 1840 года Дарвин прочитал «глубоко интересный во всех отношениях» труд шотландского физиолога Ч. Белла «Анатомия и философия выражений». Эта работа, по оценке Дарвина, содержала «живое описание различных эмоций» и была «замечательно хорошо иллюстрирована». Среди сочинений, затрагивавших проблему выражения эмоций, Дарвин назвал из самых ранних – «Лекции» художника Ш. Лебрена (1667) и более поздних – «Физиологию или механизм покраснения» доктора Берджеса (1839), «Механизм человеческой физиономии» доктора К. Дюшена (1862), «О физиономии и выразительных движениях» французского анатома П. Грасиоле (1865). Кроме вышеуказанных работ, имевших непосредственное отношение к проблеме, Дарвин перечислил сочинения ряда авторов, где проблема выражения эмоций также затрагивалась, но косвенным образом: «Эмоции и интеллект» А. Бэна (1855 – дата публикации предисловия к первому изданию), «Начала психологии» Г. Спенсера (1855) и другие.

Анализируя возможные пути изучения проблемы, Дарвин писал о необходимости наблюдения над детьми и душевнобольными людьми в первую очередь, ибо данный контингент представляет собой наиболее «чистый» источник бесконтрольного проявления эмоций. Много полезного материала дает изучение языка эмоций у представителей различных человеческих рас, особенно тех, «которые имели мало общения с европейцами», а также исследование выражения эмоций у животных. Определенную информацию могут предоставить экспериментальные исследования, например, изменение выражения лица у человека под воздействием гальванического тока, которое фиксировалось фотографом. Эти опыты проводил доктор Дюшен. Затем полученные фотографии показывались другим людям и составлялись письменные описания впечатления, произведенного на них снимком. Дарвин писал, что далеко не всегда мнения людей о фотографии совпадали. По этой причине ученый подвергал сомнению достоверность результатов эксперимента. К аналогичному выводу Дарвин пришел, когда пытался изучать выражение эмоций, запечатленных в произведениях мастеров живописи и скульптуры.

Написанию сочинения предшествовал титанический труд ученого по обработке фактического материала, присылаемого ему из самых разных точек мира. Новая Зеландия, Борнео, Индия, Китай, Цейлон, Африка, Америка, Огненная Земля – вот далеко не полный перечень мест, из которых приходили нужные Дарвину сведения.

Работа Дарвина «Выражение эмоций у животных и человека» состоит из 14 глав. Первые три главы посвящены общим принципам выражения эмоций, среди которых Дарвин выделяет три: принцип полезных ассоциированных привычек, принцип антитезы и принцип прямого действия нервной системы. Две последующие главы посвящены вопросу о способах выражения эмоций у животных. В восьми главах Дарвин дает характеристику выражения эмоций у человека, среди них – страдание, тревога, отчаяние, радость, любовь, угрюмость, решимость, ненависть, отвращение, гордость, терпение, удивление, страх, стыд, застенчивость и другие. В последней главе он подводит итог проделанной работы.

Дарвин исследовал проблему выражения эмоций с эволюционной точки зрения, эта позиция ученого была близка по своей сути взглядам его соотечественника Герберта Спенсера. Дарвин считал чрезвычайно важным показать наличие общности в принципах проявления психической жизни человека и животных. Таким образом, его главной задачей было доказать происхождение человека от низших, животных, форм.

Дарвиновская теория открыла новую дорогу видения сущности психического, заключающейся в его функциональной и динамической природе, вовлеченной в борьбу за существование и процесс адаптации к внешней среде. Дарвин акцентировал внимание на значении индивидуальных различий и способностей человеческой психики, тем самым заложив основы развития дифференциальной психологии. Многие дальнейшие открытия в области психологии брали начало из работ Чарльза Дарвина.

Один из советских исследователей творчества Дарвина С. Г. Геллерштейн в статье «Историческое значение труда Ч. Дарвина “Выражение эмоций у животных и человека”» подробно проанализировал основные положения учения Дарвина, в связи с чем, на наш взгляд, нет необходимости повторять уже сказанное. Хотелось бы остановиться лишь на том, что вызывает сомнение. В частности, Геллерштейн пишет: «Дарвин не видел, что эволюционизм Спенсера носит плоский, вульгарно-механистический характер и эклектически сочетается с психофизическим параллелизмом – этой несомненно идеалистической теорией».

Упрек в идеализме и эклектизме в адрес Спенсера был данью эпохе социализма, процветания научного коммунизма во всех отраслях знания. Ярлык английского буржуазного философа-идеалиста был приклеен Спенсеру не только Геллерштейном, но и другими авторами, и работа по его снятию – задача более глубокая и выходящая далеко за рамки данного издания. Парадокс сложившейся ситуации в научном мире бывшего Советского Союза заключался в том, что Спенсер и Дарвин оказались на двух противоположных полюсах, хотя сами ученые не считали свои взгляды диаметрально противоположными. Научное наследие Дарвина изучалось и пропагандировалось, в то время как на творчество другого было наложено негласное табу. Вместе с тем единство подхода к изучению природы двумя авторами не позволяло полностью игнорировать одного из них. В исследованиях советского периода, в частности в статье «Новые материалы в биографии Ч. Дарвина», С. Л. Соболь, сравнивая Дарвина и Спенсера, называл первого «материалистическим эволюционистом», а второго – «созерцательным метафизическим эволюционистом». На наш взгляд, назрела настоятельная потребность в снятии ярлыков и пересмотре многих положений. В связи с данным конкретным вопросом необходимо обратиться к мнению самого Дарвина относительно научного творчества Спенсера.

Известно, что изумление Дарвина вызывали фундаментальные обобщения Спенсера, которые, как писал Дарвин в «Воспоминаниях», можно было бы сравнить по значению с законами Ньютона. По оценке Дарвина, труды Спенсера представляют собой «большую ценность с философской точки зрения», однако с точки зрения естественнонаучной не могут принести «никакой пользы». Дарвину был чужд «дедуктивный метод трактовки любого вопроса», предлагаемый его соотечественником. В разности подходов к использованию методов исследования заключалось главное противоречие во взглядах двух ученых. В их личных взаимоотношениях также не было привязанности, напротив, Дарвин признавался: «Герберт Спенсер казался мне очень интересным как собеседник, но не особенно нравился мне, и я чувствовал, что мы с ним никогда не могли бы легко сблизиться».

В 1877 году Дарвин опубликовал в журнале «Mind» статью «Биографический очерк одного ребенка» («A Biographical Sketch of an Infant»), ставшую еще одной из немногочисленных для того времени страниц в развитии детской и возрастной психологии. Как писал Дарвин, он обратился к очерку, прочитав в журнале «Mind» «весьма интересное сообщение г-на Тэна об умственном развитии ребенка». Источником для этой работы стал дневник наблюдений над собственным младенцем, который Дарвин вел 37 лет тому назад. Поражает скромность Дарвина-человека, уже тогда широко признанного как ученого в научном мире. По-видимому, он считал себя недостаточно компетентным в данной отрасли знания, поэтому писал: «Мои наблюдения, возможно, представят хотя бы небольшой интерес и смогут послужить дополнением к тому, что уже изложено г-ном Тэном». Дарвин считал основной целью своих дневниковых записей «изучение выражения эмоций», вероятно, поэтому он большей частью только констатировал факт появления той или иной реакции ребенка, воздерживаясь от их объяснения. Мнение Дарвина о характере развития физиологических и психологических особенностей детей раннего возраста не утратило своего значения и до настоящего времени. Его статья представляла собой, как справедливо заметил С. Л. Геллерштейн, «естественное продолжение и развитие некоторых положений» теории о происхождении человека и естественном отборе. С точки зрения истории психологии работа Дарвина представляет научный интерес как одна из немногих первых работ в области зарождавшейся тогда детской психологии.

В России «Биографический очерк одного ребенка» был переведен и опубликован в «Московской медицинской газете» в 1878 году, затем дважды переиздавался (отдельным тиражом – в 1881 году, вместе с работой И. Тэна – в 1900-м).

В 1877 году, за пять лет до смерти, Дарвин был удостоен почетной степени доктора прав Кембриджского университета. Во время церемонии вручения студенты спустили с хоров подвешенную на нитке игрушечную обезьянку – символ предка человека. Традиционная речь оратора, произнесенная на латинском языке, заканчивалась словами: «Ты же, кто столь основательно раскрыл законы природы, будь для нас доктором прав». На торжественном ужине в честь Дарвина его друг Т. Гексли дал высокую оценку учению Дарвина: «С того времени, когда Аристотель осуществил свое великое обобщение современных ему биологических знаний, не было создано ни одного произведения, которое могло бы сравниться с “Происхождением видов” как связным обзором явлений жизни, проникнутым и вдохновленным единой основной идеей».

Подводя итог своего жизненного пути, Дарвин писал: «Я думаю, что поступал правильно, неуклонно занимаясь наукой и посвятив ей всю свою жизнь». Мемориальная доска на въездных воротах в дом Дарвина в Дауне гласит: «Здесь Дарвин мыслил и трудился в течение 40 лет и умер в 1882 году». Могила великого ученого Англии находится в Вестминстерском аббатстве рядом с могилами Джона Гершеля, Исаака Ньютона, Майкла Фарадея, Эрнеста Резерфорда.

Из книги Ч. Дарвина

«Наблюдения над жизнью ребенка»

…Весьма интересная статья Тэна о духовном развитии ребенка подала мне повод пересмотреть дневник, который я вел 37 лет назад об одном из своих собственных детей. У меня был удобный случай для точных наблюдений, и я тотчас же записывал все замеченное. Главным предметом моих наблюдений были выражения чувств, и свои заметки я поместил в написанной мною книге об этом предмете, но так как я обращал внимание и на другие пункты, то мои наблюдения, может быть, будут иметь некоторый интерес в связи с наблюдениями Тэна и другими, которые, конечно, будут еще произведены впоследствии. Принимая во внимание виденное мною на своих собственных детях, я могу высказать уверенность, что периоды развития отдельных способностей у различных детей значительно разнятся между собою.

В первые семь дней моим ребенком весьма хорошо исполнялись различного рода рефлективные движения, как-то: чиханье, отрыжка, зевота, потягиванье и, конечно, также сосанье и крик. На седьмой день я прикоснулся к голой подошве ноги ребенка кусочком бумаги, который он оттолкнул, сжав при этом пальцы, как это делает более взрослый ребенок, когда его начинают щекотать. Совершенство этих рефлективных движений показывало, что крайнее несовершенство произвольных движений обусловливается не состоянием мускулов или координирующих центров, а существованием силы воли. Несмотря на крайне ранний возраст, мне казалось, что прикосновение к его лицу теплой, мягкой руки вызывало в нем желание сосать. Это следует признать рефлексом или инстинктивным действием, так как нельзя думать, чтобы так рано могли уже существовать опытность и сравнение с прикосновением к материнской груди. В первые две недели ребенок часто пугался, если слышал внезапный шум, и мигал глазами. То же самое замечал я в первые две недели и у некоторых из других моих детей. Раз, когда ему было уже 66 дней, я случайно чихнул, вследствие чего он сильно встрепенулся, нахмурил лоб, казался испуганным и начал сильно кричать и еще час спустя после того оставался в состоянии, которое у взрослых людей назвали бы нервным, так как малейший шум пугал его. Несколькими днями раньше он испугался, внезапно увидев какой-то предмет, но еще много времени спустя всякий шум вызывал гораздо больший испуг и миганье глазами, нежели вид предметов. Например, когда ребенку было 114 дней, я встряхнул близ его лица коробку с бонбашками, и он испугался; когда же коробка была пуста или какой-нибудь другой предмет даже еще ближе подносили к его лицу, то это не производило никакого действия. Из этого мы можем заключить, что миганье глазами, очевидно, имеющее целью их защиту, не было результатом опыта. Как бы ни был, вообще, чувствителен ребенок к шуму, но даже когда ему было 124 дня, он еще не был в состоянии точно распознавать, откуда идет шум, так чтобы мог повернуть туда свои глаза.

Что касается зрения, то уже на девятый день его глаза обращались на горящую свечу, и до 45-го дня, кажется, ничто другое не привлекало его внимания, но на 49-й день его весьма заинтересовала ярко окрашенная кисточка; он приковался к ней своим взглядом и перестал двигать руками. С какою поразительною медленностью он приобретал способность следить глазами за предметом, двигающимся с весьма умеренною скоростью. Это ему нелегко давалось даже и тогда, когда он был уже семи с половиною месяцев. Тридцати двух дней он замечал грудь своей матери на расстоянии трех или четырех дюймов, о чем можно было заключить потому, что он вытягивал губы и останавливал на ней свой взгляд; однако я сомневаюсь, чтобы это обстоятельство обусловливалось зрением, хотя он и, действительно, совсем не прикасался к груди. Не берусь решать, чем обусловливалась это движение – обонянием ли, или ощущением тепла, или положением, в котором он находился.

Движения членов и туловища у него были долгое время неопределенны, бесцельны и обыкновенно производились повторно, с тем, однако, исключением, что он уже очень рано, а именно еще до сорокового дня, умел подносить свои руки ко рту. Семидесяти семи дней он схватывал правой рукой рожок (которым отчасти кормили его) и не хотел брать его левой рукой, хотя я и пытался всунуть его туда; только неделю спустя он стал брать рожок и левой рукой, так что правая рука на неделю опередила левую. И все-таки этот ребенок сделался впоследствии левшой, без сомнения, вследствие унаследованной привычки, так как его дед, мать и один брат были и есть левши. Будучи в возрасте между восьмидесятью и девяноста днями, он брал в рот всякого рода вещи и две или три недели спустя умел это делать с некоторою ловкостью, но нередко прикасался сначала предметом к носу и только потом уже тащил его в рот. Если он брал меня за палец и тащил его в рот, то сосать его мешала ему его собственная рука, но на 114-й день он уже настолько научился управлять движением своей руки, что мог брать в рот кончик моего пальца. Такое действие не раз повторялось и, очевидно, было не случайным, а обдуманным. Обдуманные движения рук также значительно опередили движения туловища и ног, хотя ненамеренные движения последних уже очень рано были попеременными, как при хождении. Четырех месяцев он часто внимательно смотрел на свои собственные руки или другие близкие предметы, причем он сильно сводил глаза, вследствие чего он нередко страшно косил. Когда ему было 132 дня, я заметил, что если какой-нибудь предмет поднести к его лицу столь же близко, как его собственные руки, то он пытался схватить его, нередко не успевал в этом; с отдаленными предметами он не делал подобной попытки. Едва ли можно сомневаться в том, что сведение глаз служило ему указанием, и он начинал двигать руками. Хотя это дитя, как видим, начало очень рано пользоваться своими руками, но оно не обнаружило в этом отношении никакой особенной способности, так как, будучи двух лет и четырех месяцев, оно держало грифель, перья и другие предметы с далеко меньшим искусством, чем его сестра, которая в то время была только четырнадцати месяцев и обнаруживала большую естественную наклонность к целесообразному пользованию различными вещами.