Текст книги "Клуб N 2021–2022. Литературный альманах"

Приглашенные гости

Эва Касански. Непереваренные люди
^{Пьеса для Люси Волги}

Чтобы замусорить землю, нужно 250 лет, а чтобы заполнить мозги мусором, нужно всего лишь включить телевизор или выйти на кухню коммунальной квартиры и встретиться с соседями.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Голоса соседей (Г) №№ 1, 2, 3, 4, 5.

Карлик

Девушка

Галлюцинации

Одушевленные галлюцинации

Батюшка

Старушечка (с табуреточками)

Мальчик

Маня

Жорж, дворецкий

Неодушевленные желудок акулы

Характер персонажей-голосов.

Соседка № 1 – хозяйка рыбы, родоначальница массовых галлюцинаций, бывшая отличница и двоечница в жизни. Не способна отличить реальность от телевизора, родоначальница всех массовых галлюцинаций.

Соседка № 2 – не лидер, быстро поддается панике, массовым психозам, в ней преобладает стадный инстинкт, воспитывалась в полной семье, но не смогла повторить подвиг своей матери.

Сосед № 3 – обжора, съел много животных и растений.

Сосед № 4 – асоциален, жаждет обнаженности, радуется смерти, вкусил свободу, утратил инстинкт самосохранения.

Сосед № 5 – поэт, вегетарианец и атеист.

Галлюцинации – совершенно одинаковы, не существуют и не нуждаются в описаниях.

Коммунальная квартира, большое окно-телевизор.

Г1: Эй вы, где вы? Все! Люди! Кто опять сожрал мою рыбу?

Г2: Я лично не ела рыбу уже два месяца. И рыба, которую я съела, была не твоя. Так что ты, наверное, ее опять потеряла, как в прошлый раз, и до сих пор не нашла.

Г1: Да не теряла я ее! Пошла в магазин, купила, быстро прибежала и пожарила. Так хотелось съесть кого-нибудь.

Г2: Ее что, жареную съели? Вот мерзавцы! (шепчет) Слушай, это сосед. Я говорила, на его аппетит никакой зарплаты не хватит.

Г4: Да, чтобы его накормить, нужно полгастронома сюда перетащить.

Г1: Конечно, может быть, и он взял мою рыбу, пока я ему кости промывала.

Г4: Я вот что подумал. Почему во всем виноват тот, кто много ест? С голоду, например, рыбу может съесть каждый. Даже вегетарианец.

Г2: Ну, у тебя вегетарианцы прямо апостолы Петр и Павел. Нашел святых! Может, рыбу как раз украли они.

Г4: И я о том же.

Г5: Почему я?

Г2: Ну, ты у нас один любитель животных.

Г5: В каком смысле?

Г2: Ты не ешь мясо, поэтому всегда голодный ходишь.

Г4: Ты растения не обижай. Капуста тоже еда.

Г1: Может быть. Но вообще, это странно. Где ты видел, чтобы мужик капустой питался? Он же хищник. Да какой ты мужик после этого?

Г5: Попрошу не оскорблять меня как мужчину. Соседа вы уже совсем заели за то, что он много ест. А теперь за меня взялись за то, что я ем мало.

На экране телевизора появляется море, где под водой плавает акула.

Г4 (кричит): Вот ваша рыба!

Г1, Г2: Где?

Г4 (по-прежнему кричит): В окне! Сюда плывет!

Г1: Как она там оказалась?

Гаснет свет.

Г2: Она нас съела! Мы у нее в желудке!

Г4: Помогите!

Г2: Не кричи. Никто не услышит, кроме прожорливой скотины.

Г1: Кого ты имеешь в виду? Соседа? Давайте его звать.

Г2: Сомневаюсь, что он в живых остался. Скорее всего его уже переварили. Он из нас самый лакомый кусочек. А вегетарианца съедят последним.

Г1: Акула его выплюнет. Кто ж захочет зубы об него ломать!

Г5: Говорил я вам, не ешьте животных и рыб. Теперь пришла расплата!

Г2: Как жаль, что акулы не вегетарианцы, как ты.

Появляется батюшка.

Батюшка: Не судите мир, который создали не вы. Еще неизвестно, что бы у вас получилось.

Г1: Этот откуда взялся? Его-то за что Бог покарал?

Г5: Бога нет.

Г2: Оставьте свои атеистические проповеди. Под страхом смерти не только в Бога, но и в черта поверишь.

Батюшка: Богохульники, вашу мать.

Г4: Батюшка, не будь занудой, дай перед смертью согрешить.

Батюшка исчезает.

Появляется старушечка.

Старушечка: Знаешь, Люся, у меня еще четыре табурета осталось, к нам могут прийти еще четыре человека.

Г1: Это кто? Галлюцинация?

Г4: Не верю!

Г1: Зачем она тогда тут ходит?

Г4: Ходит и ходит. Пусть. Может, ей делать нечего.

Появляется сосед № 3.

Г3: Что здесь происходит? Кто выключил свет?

Г4: Свет здесь не виноват. Нас съели.

Г3: Кто?

Г2: Акула. Кто же еще? Он еще спрашивает!

Г3: Откуда здесь акулы взялись?

Г4: Да взяли ее по доброй воле, на собственные денежки, купили, так сказать. Вот эта дура, не может отличить карася от акулы.

Г1: Я не виновата. Это продавец-хулиган подсунул. За что не знаю.

Г4: Все ты знаешь. Ты нас хотела погубить. Да не получилось у тебя. Сама попалась вместе с нами.

Г2: Смотрите, смотрите! Опять галлюцинация!

Комната, посередине которой стоит кресло. За ним видно большое окно. Рядом с окном часы.

Появляется Маня. Она красива и изящна. Входит Жорж.

Шепот голосов мужского рода: Смотри, какая баба сексапильная, жаль, что галлюцинация…

Маня: Жорж, вы уже убрали кофе? Напрасно. Я бы выпила еще. Принесите.

Раздается телефонный звонок. Маня берет трубку.

Маня: Да. А, это ты. Великолепно. Не охать, говоришь? Бредешь путями мирозданья? Встретил кого-нибудь? А телефоны есть? Вот это сервис, я понимаю. В пустоте. Ну, беги дальше. (вздыхает) Что вы спросили, Жорж? Кто? Не знаю. Наверное, ошибся номером…

Слышен бой часов.

Маня: Что опять?

В окне появляется мальчик пяти лет.

Мальчик: Маня – это соблазн.

Мальчик растворяется в окне. Маня сидит, окаменев, потом оживает.

Маня: Время идет. Как надоело время! Итак, Жорж, хочу тебе рассказать… Жила-была на свете женщина. И у нее были такие длинные ногти, что она доставала ими до звезд и брала оттуда пробы грунта.

Маня с опаской смотрит на часы.

Маня: Уже пять часов после вчерашнего дня. Как время бежит от вчерашнего дня. Жорж, я продолжаю рассказ.

Звучит сирена.

Маня: Что это? Постоянно отвлекают.

Жорж: Война, миледи.

Маня: Какой ужас, не успела рассказать об этой женщине. Пойдемте в бомбоубежище. Поспешите. Не хочу, чтобы вы погибли, не выслушав мой рассказ.

Уходит.

Слышен визг падающих бомб. Через некоторое время наступает тишина.

Маня возвращается.

Маня: Прекрасно, что нас не убили и я могу продолжить свой…

Появляется карлик.

Карлик: Здравствуйте, девушка и мальчик.

Маня: Ну, привет, опять пришел, а часы еще не звонили. Куда ты торопишься? Лучше бы опаздывал.

Карлик (недоумевая): Как? Что?

Маня: Не звонили часы, а ты пришел, зачем?

Карлик: Вы меня с кем-то перепутали.

Маня: А ты что не тот мальчик?

Карлик: Я вообще-то не мальчик, я давно зрелый мужчина.

Маня (вглядываясь): Извините. Зачем вы пришли тогда?

Карлик: Говорят, вы рассказываете интересную историю о женщине, у которой длинные…

Маня (обрадовавшись): Конечно, конечно! Очень! Очень интересную! Садитесь, слушайте.

Карлик садится напротив.

Маня: Начинаю сначала.

Появляется девушка.

Девушка: Здравствуйте, правда, что вы рассказываете историю о женщине, которой все мужчины давали деньги не за половые акты, а за длинные пальцы?

Маня: Откуда вы знаете? Я..

Девушка (перебивая): Я все знаю. Например, я знаю, что мужчины не пользуются презервативами, когда снимают проституток.

Все: Какой кошмар! Больше никогда не будем с мужчинами заниматься сексом. Вряд ли среди них найдется такой, кто не пользовался услугами жриц любви.

Шепот голосов мужского пола: История приобрела интересный оборот, пойдемте слушать.

Голоса выходят на сцену.

Маня: А это еще кто? Ба, они голые!

Г4: Дайте перед смертью голыми походить, а то все прикрываемся.

Маня: Вы тоже историю пришли слушать? Садитесь.

Все усаживаются.

Появляется батюшка.

Батюшка: Дети мои, разрешите святому человеку перед смертью согрешить.

Все (радостно): Садись и ты, батюшка.

Батюшка сбрасывает с себя одежду и приземляется на свободный стул.

Появляется старушечка.

Старушечка: У меня есть еще три табурета, и к нам могут прийти еще три человека.

Маня: И вы садитесь, бабушка. То батюшка, то бабушка.

Из зала на сцену бегут зрители, надеясь занять два свободных стула.

Звонят часы. Появляется мальчик.

Мальчик: Маня – это соблазн!

Финал.

Юлия Ницберг. Ширпотреб
^{Заметки художника}

 
То, что вчера – по пояс,
Вдруг – до звёзд.
 

Марина Цветаева «Поэма Конца»

Когда в мае 1980-го мы прилетели в Нью-Йорк во время забастовки общественного транспорта, первое, что совершенно поразило нас, часами гулявших тогда по городу, было огромное количество мусора самого разнообразного вида, лежавшего на границе тротуаров. Пешеходы спокойно перешагивали через мешки, не обращая на них никакого внимания и даже не замедляя шаг. В апреле следующего года, во время забастовки профсоюзных мусорщиков, мусором и мешками гниющей еды были заполнены уже не только тротуары, но и проезжая часть. Крысы бегали под ногами среди разорванных мешков, и вонь во время теплых дней распространялась повсюду достаточно быстро. Самое удивительное для нас, нищих иммигрантов, приехавших из голодной Москвы с пустыми магазинами, было то, что на помойках лежало множество почти новых вещей, мебели, матрасов, нетронутой еды, ярких, красивых пакетов и коробок, глянцевых журналов и книг, игрушек и прочих невиданных чудес. А около дешевых ресторанов валялось еще и невероятное количество белой пенопластовой посуды, напоминая морскую пену у кромки прибоя. Для того, чтоб обзавестись необходимой мебелью на первых порах, надо было просто прогуляться вечером по улицам в дорогих районах и успеть подобрать нужное до приезда уборочной машины. Было впечатление, что люди все время что-то покупают и выбрасывают то, что купили вчера. Магазины, казалось нам, завалены вещами, ширпотребом, а лавки продуктами. В Риме, откуда мы приехали, такое можно было увидеть только на дешевых рынках. Со временем мы привыкли к такому положению дела и перестали обращать на это внимание. После перестройки, когда в Америку стали приезжать мои русские друзья, я опять заметила горы мусорных мешков, взглянув на них глазами моих изумленных гостей.

В 1989 году я сняла мастерскую в художественной колонии в прекрасном парке на северном берегу Стайтен-Айланда, (Staten Island) – острова в юго-западной части города. Там я узнала, что большую часть этого прекрасного, тихого и зеленого рая занимает муниципальная свалка, с удивительно подходящим старо-голландским названием «Fresh Kills». Свалка оказалась самой большой в мире по площади и с самым высоким «горным хребтом», искусственно созданным человечеством – manmade landscape!

На протяжении последующих 10 лет я собирала всю возможную информацию об этом «новом чуде света» и создавала в местном музее мультимедийные интерактивные инсталляции и объекты на тему современной цивилизации, мировых помоек, их будущего и энтропии, которую невозможно остановить. В качестве художественного строительного материала я использовала продукты ширпотреба, фабричных отходов и обрезков, и разной формы пенопластовые упаковки. Мне даже удалось получить разрешение на персональный тур по всей территории свалки в сопровождении ее директора и с проведением съёмки и зарисовок работ огромных, похожих на древних динозавров, экскаваторов. От этой незабываемой поездки остались фотографии высоких гор из разноцветных пластиковых пакетов, похожих на полотна Джексона Поллака, и копошившихся над этими пакетами бесчисленных стай чаек – как из фильма Хичкока – прилетающих строго по часам на кормление перед закладкой мусора земляным коричневым теплым стеганым одеялом. Это была «зона» из фильма Тарковского «Сталкер», с речками и озерами с зеленовато-розовым свечением, с трубами, торчащими повсюду для отвода газов из земли, кипящей внутри огненной лавой, переплавляющей спрессованные под колоссальной тяжестью отходы.

Зарождение пластиковой индустрии в начале 50-х требовало много места для необыкновенно быстро растущих отходов этой дешевой продукции. Ширпотреб не нуждался в починке – возникла возможность легко заменять пластиковую вещь на идентичную или новую, даже лучшего качества. В 1948 году разместив на острове муниципальную свалку, власти объясняли это временной необходимостью, но свалка продолжала существовать следующие 50 лет, с укладкой там 30 000 тон городского мусора ежедневно, вплоть до трагедии 11 сентября, после чего свалка была официально закрыта, так как там были захоронены остатки от башен-близнецов вместе с останками сгоревших в них людей.

В 1997 году я путешествовала по Китаю и была поражена красотой нетронутой природы, простой жизнью людей и их бытом, почти не изменившимся с XVII века. Я видела рыбаков в конусных шляпах, сидящих в длинных лодчонках с крыльями сетей, снующими везде по рекам, как летние стрекозы. Из окна пароходика советских времен, с надписью по-русски «не открывать», я разглядывала голубые горы в тумане с крошечными домиками, лепившимися гнездами на скалах между кривыми пушистыми соснами. Но уже в 2005-м, попав на выставку современной китайской фотографии, я, приглядевшись, с ужасом узнала в необыкновенно красивых цветах, рассыпанных по малахитовым долинам, те же яркие пластиковые мусорные пакеты. Сегодня Китай лидирует в производстве ширпотреба бесчисленного и невероятного разнообразия, который продается и покупается по всему миру.

В конце 90-х появился «Амазон» как новая удивительная платформа для книголюбов, предоставляющая уникальные возможности для находки и приобретения редких книг. Кто сейчас помнит об этом? Уничтожив практически все магазины и даже издательства, которые не согласились на рабские условия, «Амазон» постепенно захватил рынок практически всех насущных товаров для быта, включая супермаркеты, рынки, кафе и даже рестораны. Прикончив или перекупив всех конкурентов, «Амазон» превратился в огромную монополию, попутно собирающую и продающую сведения про всех своих покупателей. А последние два года пандемии компания позиционирует себя как спасителя миллионов, умерших бы от ковида, голода и холода, если бы не регулярные доставки работников «Амазона». Тот факт, что горы и причудливой формы башни из каждодневного мусора: всевозможного пластика, картонок, поролона, пенопласта и прочих упаковочных материалов от амазоновых доставок – высятся и растут каждый вечер около дверей домов, не оглашается в прессе и не обращает на себя внимание ни ярых критиков, ни политиков. То, что грузовики наматывают тысячи километров по стране и городам, жгут огромное количество бензина, торопясь доставить посылки в кратчайшие сроки, что упаковщики работают по 12 часов, как рабы, пытаясь выполнить план, точно в годы сталинских пятилеток, – об этом не вспоминают счастливые заказчики, сидящие у компьютеров и якобы не имеющие свободной минуты сбегать в соседний магазин, но с удовольствием проводя часы на тренажерах в спортклубах. Молодое поколение голосует, ходит на демонстрации и обвиняет старшее поколение, страны, компании и политиков в безразличии к всемирному потеплению, и при этом не желает не только замечать, какое страшное разрушение природы и климата производится при их участии, но и не желает жертвовать даже малейшим удобством и своей привычкой к нему. Интересно, что во всех современных формах искусства отражены те же самые «насущные» вопросы и обвинения, там рассматриваются всевозможные программы действий, но не рассматриваются и не упоминаются варианты исключения неразумного поведения большинства.

К XXI веку пластиковый мусор вышел далеко за пределы городской свалки: разноцветные острова из мусора плавают в океанах, озерах и реках, яркими мусорными коврами покрываются поля и пустыни, а с середины прошлого века токсичный космический мусор накапливается в космическом пространстве, окружающем нашу Землю.

Юлия Ницберг, Нью-Йорк, 2021

www.julianitsberg.org

Николай Бойков. Подводная лодка
^{Глава из фантастического романа «Тайфун моей жизни»}

Финк ошибся. Он полагал дойти с катером до берега, но капля, в которую он влился, вдруг располнела второй и третьей, чуть качнулась, потекла по палубе, наклонной и скользкой, была подхвачена законами физики – в шпигат, за борт и в море.

В море ему стало спокойно и бесконечно, мысли и чувства сделались безбрежны. Он ощутил себя частью океана и вспомнил слова капитана о живом мире моря. Это заставило его быть внимательным и осторожным. Первая встреча с землянами пошла на пользу.

– Капитан прав, – резюмировал Финк, – мозгами крепчать надо и не подставлять голову, а то, действительно, запчастей не хватит. Теперь надо ждать помощи: сгорела плата анализа информации – задохнулась на сигаретном тесте. Смех и грех: сигарета спалила космический проект! Нонсенс. Технический казус. Противостояние цивилизаций, можно сказать. Приду в себя, попробую контактировать с морем. Капитан считает его огромным мыслящим существом, обнявшим землю, как ребёнок обнимает красивый мяч. Это даже интересно. Я сейчас внутри океана, как упавшая с неба дождевая капля. Интересно, океан меня видит? Чувствует? А если я пошевелюсь в нём?..

Робот-капля попробовал шевельнуться в потоке глубин и течений. Кто-то невидимый слегка развернул его тело, качнул, придал ему некую инерцию, слабое влечение. Влечение определенно усилилось, будто кто-то втянул в себя воду вокруг Финка и глотнул его вместе с ней, словно на пробу… На вкус. Финк вдруг увидел искусственный свет и себя в капле морской воды, осторожно вытекающей из тоненькой трубочки на стекло микроскопа.

– Это что такое! – сказал громкий голос.

Финк огляделся и увидел невообразимое совершенно: он находился в отсеке подводной лодки. Под микроскопом! «Почему я волнуюсь? Подводная лодка, по сути, это та же ракета, только в океане. Шедевр технологий. Сжатый объём и удушающая герметичность. Стресс и риск без страховки…»

Под водой – в огромных гипербарических комплексах, в отсеках подводных лодок или в гибких водолазных костюмах отрабатывались методики поведения и пределы живучести в Космосе. Варианты защиты изучаются теми, кто годами пишет инструкции, теоретически.

«В воде или в Космосе каждый спасает себя сам, как может, всю жизнь или в сотые доли секунды», – вспомнил Финк чьи-то слова и почти успокоился. К чему волноваться? Здесь волны невидимы, как радиация.

Эта мысль взбодрила его и придала уверенности, когда он разглядел хозяина микроскопа и услышал его язвительную насмешку:

– Ну-с, милейший, что будем делать с вами? – голос был резкий и неприятный. – Я вас не приглашал. Вас море выплюнуло, как чужеродный мусор. Море, знаете, чужих не любит. У моря своё поведение и пространство, как у белого слона в джунглях. Хотите что-то сказать?

– Кто вы?

– А вы не догадываетесь?

– Нет.

– А я вас сразу определил – ко мне пришельцы каждую ночь приходят. Вы думали, что вы один такой? Я сам вас придумываю, когда поговорить хочется. Ха-ха-ха! На минуточку. Хи-хи-хи!

Финк вспомнил голос капитана с его «на минуточку. «Они, вероятно, общались, обменявшись парой слов, как вирусом», – успел подумать он и спросил наобум:

– Вы не знали профессора? Лысого?

– Ха-ха-ха-ха? Они все лысые! Хе-хе-хе. Как я! – Он показал на свой тонкий длинный пушок, белесо-прозрачный на розовых круглых ушах. – Они меня не хотели знать!

– А этого знали, который, как вы – «на минуточку»?

– А, этого! Так он теперь море тралит. Одни говорят – контрабанда, но я догадался сразу: он теорию свою проверяет. Институт закрыли, так он с босяками гипотезу тралит. Считает, что в море есть целые реки, которые как потоки крови в теле живого существа. Хе-хе-хе… Его любимы фразы: «Море живое… Море большое… Море меня понимает…», – он вдруг разозлился: – Понимает его, но не приняло. А меня приняло! Меня – приняло! Не выплюнуло, как тебя. Я десять лет под водой, как микрозаноза в ноге океана, – пусть почувствует! Я подводный экспериментатор. В каждом НИИ Пионерии таких увлеченных сотрудников называли яйцеголовыми. Один из них – вот, полюбуйтесь! По сути я такой же робот, как вы, только вполне в человеческой оболочке. Я докажу, что я – лучший. Хоть они меня и не приняли. Доктор от науки?! А я докажу. Я докажу, что море никакое не существо! А если существо, то его надо вскипятить! Вскипятить и съесть, как суп. Вот решение всех проблем с запасами пищевой энергии, да! На всех хватит! Что вы на меня так смотрите? Да, я обсасываю медуз. Не вкусно? Можно привыкнуть. Я – первый комбайн на медузном поле. Зачем нам живой океан? Он из неба сосёт энергию Солнца! А нам её не хватает. Он пьёт под водой энергию земного ядра. Он прячет тайны истории. Он прячет под собой целые сокровища! Руда! Целые горы готового угля, железа и марганца – собирай и грузи вагонами! Города древних цивилизаций, затонувшие галеоны с золотом, миллионы тонн бесхозного рыбопродукта… Если всё осушить, станет близкой горячая магма, а это – готовая энергия для подогрева климата… Мы растопим лёд в Антарктиде, и там вырастут пальмы, зацветёт лотос. В Гренландии будем выращивать помидоры, красные на снегу. Нравится? Мы будем продавать их по всей Галактике. Вы же не о катастрофе прилетели сказать нам, Финк? Вы собираете гены живучести, чтобы лечить Вселенную и ваших космических президентов? Я всё знаю о вас… В Космосе много золота. Я готов вам продать океан – платите! Выпейте весь океан, только оставьте меня в покое…

Финка стало мутить от розовых ушей и его голоса. Он вспомнил слова капитана об эволюции человека, влюбленного в деньги, в человека, продающего ближнего. Хозяин микроскопа, видимо, тоже умел читать мысли, или кто-то подсказывал ему:

– Вам не понравился мой голос? Потерпите. Я тоже вас долго не выдержу – отвык, знаете, от общения. – Он становился вялым, будто таял от собственного красноречия. – Читали Жюля Верна «20 тысяч лье под водой»? В этой лаборатории реализована фантастика «Наутилуса». Компьютерный улей! Электронное детище датчиков и регистраторов, делающих миллионы измерений и тестов. Поля наблюдений и моделирования… Гравитация и электромагнитные силы. Биосинтез и гидрохимия. Вихри волн и пространственных связей. Космос океана велик и богат, как и Космос звёздный, но океан ближе к нам и, быть может, доступнее. Звёзды живут с нами в разном времени: мы их видим и к ним стремимся, а они уже умерли. Так зачем к ним лететь? Куда? Их там нет уже! Мы видим в телескоп океаны и реки на них, а они давно высохли. Машина времени, звёздно-сверкающая и обманная, – мы в неё опоздали. А мой океан живёт рядом со мной и с моим временем. Я люблю его – он это видит. Кто-то рвёт его взрывами или забрасывает старыми автопокрышками, сигаретами и мешками с мусором. Я плаваю в океане? Нет – в лохмотьях полиэтилена. Я вижу отсюда, что лысый был прав: океан мы осушим, как кипящий чайник. Нет! Прежде мы завалим океан мусором, сигаретами и презервативами. Его не очистишь тралением с катера – глупости… Лысый не видит: моя лодка никуда не плывёт. Вся наука моя – на мели. Мой Гольфстрим не течёт в океане. Я сижу на мели из автопокрышек и ржавых кусков железа…

Финк услышал в себе голос капитана-контрабандиста: «На минуточку… Океан не утонет в мусоре. На границах могучих океанских потоков образуются вихри противотечений, миандровые струи, которые собирают, фильтруют и чистят океанское тело, как турецкая баня очищает и лечит… Ось Гольфстрима, как кольца водяного резинового шланга на зелёной лужайке, прыгает в стороны и извивается, брызгая струями из ослабевших соединений, живая и вечная! Океан смеётся над нашими усилиями сдержать его! Что ему микроскопы и цифры анализов! Океан, как рубашка на теле, согревает, оберегает и украшает… Мы кто для него? Мы зачем его губим?..»

Хозяин микроскопа желал объясниться и высказаться:

– Я даже забыл о моей изначальной мысли. Я теперь никакой не учёный, я – беглец. Я беглец и отшельник. Помпеи ли? Трои ли? Пионерии?.. Что там сейчас? Вы видели? Вы должны им сказать: нас ждет катастрофа! Я вижу её изнутри. Земля переполнена грохотом взрывов и топотом ног… Бум! Бух! Бах! Язвы мусорных свалок дымят цветным дымом.

Финк снова увидел себя летящим из Космоса. Заканчивался первый день, а казалось – вечность. Он вспомнил облако, самолёт, стюардессу и мальчика…

Далеко внизу, над ярко цветущим подсолнечником и вершинами леса, летают птицы, как властелины бесконечного неба. Закончилась бездна полёта, ударил прибой человеческой грязи: пластик бутылок на жёлтом пляже, горы бумаги и крики голодных чаек над пустынями мусора. Цивилизация жадности и её отходов.

Как таинственный остров появляется на горизонте марево города: гигантские губы жующей рекламы, огни светофоров мигают и множатся, старые картонки разваливающихся домов переполнены женской суетой, посудой и мебелью – не вмещают желающих жить под крышей. Крыша – съезжает. Сверкают стеклом и бетоном, как монстры над миром, тела небоскрёбов, пустые, сквозные, роскошные. Это тоже дома? Для кого? Над городом висят в небе дирижабли и ленты объявлений: «Продаётся город пустых домов!.. Продаётся дорога на край океана и света!.. Купите народ умирающего государства… Улетайте со мною в Рай! Обратный билет – бесплатно! Вам понравится наше обслуживание…».

Слышу свист и дрожанье футбольных полей на пространствах под небом – этажи развлечений, рулетки, реклама и музыка в потном движении обнажённых виртуальных тел под свисты, под крики, под вопли толпы и свисток полицейского на пустой площади. Город пуст. Только мчатся машины, как смеющиеся тараканы. «Не останьтесь в этом мире последними! Город – пуст!»

Хозяин микроскопа засуетился и заспешил:

– Я вас не задерживаю.

Он вдруг встал и показался решительным:

– Нам нельзя поддаваться Космосу. Лысый прав! Муравьи строят своё подземелье разумно и коллективно. Пингвин согревает яйцо с потомством на льду и морозе. Лягушка охраняет икринки, спрятав их у себя во рту. А мы? Мы потеряли инстинкт самосохранения. У людей дефицит мысли. Финк! Если найдете ген выживания – покажите! Мы забыли совсем, как он выглядит… Не подумайте, я не схожу с ума. Я уже понял, что моя лаборатория крутится в миандровых струях противопотока десять лет на одном месте. Я мечтал пройти дрейфом Гольфстрим. Но течение избавляется от любой грязи, как река в ледоход отгоняет весь мусор к берегу. Течения – это кровь океана. Люди – это тоже течение. Каждый ищет своё в океане жизни. Жизнь тот же Гольфстрим и не терпит фальши. Кровь должна оставаться чистой. Лысый прав.

Яйцеголовый почесал пух в правом ухе:

– Хи-хи… Увидите его – скажите: я вижу его контейнеры в толще воды. Они всегда на одной глубине и в одном месте. А кто их бросает и топит, не знаю. Кому-то – кусок хлеба с маслом… Я знаю. Не знаю. Не знаю… Я знаю, что с вами делать…

Он осторожно собрал вакуумным хоботом исследуемый материал, включая и каплю с Финком, промыл хобот над утилизационной ванной, тщательно продув камеру выброса за борт. Слив отработал громко, как бачок в унитазе.

Финк долго вертелся в водоворотах и трубопроводах, испытывая дискомфорт и страх, чего там скрывать. Запахи были отвратительно липкими. Когда он опять увидел чистую глубину и бесконечность океана, то так устал, что больше не хотел испытывать судьбу и думал только об одном: «Наверх! Вверх! На поверхность!» Но он ещё и боялся, оглядываясь и прислушиваясь, чтобы не оказаться кем-то проглоченным или обсосанным, как медуза.

Скорее инстинктивно, чем зрительно, Финк увидел пузырьковый след стремительно рвущейся из глубины на поверхность огромной птицы. «Альбатросы, бакланы и чайки ныряют на глубину до 35 метров», – вспомнил он строчку из справочника. Решение принял мгновенно – прилип к телу живой торпеды, которая буквально выскальзывала из-под него, и взлетел вместе с ней над морем, как на ракете. Чайка взмахнула крыльями, с перьев полетели капли, но робот уже изменил водяную оболочку на вполне биологическую и плотно вжался в пушинки и кожицу мягких летящих ног.

Он мечтал о земле: песок пляжа или кусты мелководной речки, впадающей в море, – всё что угодно, только бы там были люди. Успеть объясниться с людьми! Финк боялся увидеть войну и развалины, пустые каменные города или атомную пустыню. Он торопился предупредить: «Нельзя сбрасывать в океан целлофановые пакеты… Нельзя кипятить океан… Нельзя подогревать лёд Антарктиды и айсберги… Течение – это самоочищение океана… Лю-у-ди-а!»

Внизу засверкало шоссе, и послышались голоса автомобильных клаксонов: «Фа-фа! Пи-пи! Ту-ту-ту-у!»

Разбегаются улицы, тени и ящерки, бросая свои хвосты. Ба! Да это мир запчастей, автокрасок и сверкающего никеля лимузинов. Адреналин на колёсах. Мир роботов за рулём! Все улыбаются. Две девушки в красном восторге из бархата, кожи и полифонической музыки гонятся за утопающим в горизонте оранжевым солнцем.

– Какие ноги! – воскликнул Финк от восторга.

К нему возвращалась способность видеть и наслаждаться. Он снова почувствовал радость первопроходца и странника:

– Слышу! Слышу запах бензина и быстрых шин! Вот ты какая, планета войны и бизнеса! Вот вы какие, нимфетки Набокова в предчувствии Космоса! Радуйтесь!

Он не сдержал наплыва эмоций и закричал с высоты, точно Мефистофиль: «Эхо-ха-ха! А-ааа!»

Чайка испуганно дёрнулась в небо, взмахнув крыльями, будто отбиваясь от тысячи чуждых сил, закричав, как ребёнок «ааа-уи-и!», и смывая лучшего робота потоком естественного рефлекса, белого с чёрным. Снизу подкатывалось эхо миллионов крылатых стай, птичьих криков, шорох пернатого воздуха, будто ещё один таинственный остров засверкал в лучах золотой Авроры стеклом этажей и зеркально-закатных крыш. Финк невольно зажмурился и сжался, предчувствуя удар.