Текст книги "Саммари книги «Истории Уолл-стрит»"

Саммари книги «Истории Уолл-стрит»

Сборник рассказов «Истории Уолл-стрит» является дебютной работой Эдвина Лефевра, в которой автор проявил тонкое понимание биржевых реалий. Когда-то старожилы Уолл-стрит с удовольствием проводили аналогии и угадывали, кто скрыт автором под именем того или иного персонажа.

Эдвин Лефевр мечтал стать писателем еще с подросткового возраста. Не окончив университета, он устроился репортером в The New York Sun. Через семь лет Лефевр попал в отдел финансовых новостей. Именно это способствовало тому, что его рассказы настолько достоверно описали жизнь на Уолл-стрит. И несмотря на то что с первой публикации книги прошло уже больше ста лет, она всё еще остается такой же актуальной, как и тогда.

Дама с облигациями

Мистер Фуллертон Ф. Колвелл, один из компаньонов в биржевом доме Wilson & Graves, был известен своими обширными связями и великодушием. Мистер Колвелл, который одинаково хорошо справлялся с делами и в конторе, и на бирже, после смерти своего друга Гарри Ханта помог вдове разобраться с долгами. К тому же оставшиеся от мистера Ханта 38 тысяч долларов были вложены в трастовую компанию Trolleyman’s с годовой ставкой 2,5 процента. Плюс бедной вдове достался дом. И вот, когда все финансовые вопросы были улажены, безутешная вдова заглянула к мистеру Колвеллу на биржу.

Вдова призналась, что тех процентов, что она получает от трастового фонда, решительно не хватает для содержания детей. Ей самой, разумеется, ничего не нужно, но Гарри совсем разбаловал сына и дочь, тратя на семью по 10000 долларов в год.

Мистер Колвелл предложил вывести деньги из траста и купить на них облигации. Он уверил вдову, что по первому требованию она сможет вернуть деньги. А также Колвелл показал ей, за какими именно акциями нужно следить в газете, чтобы узнавать, насколько вырос ее доход. Миссис Хант согласилась и выписала чек. Разумеется, приобретение этих облигаций являлось спекуляцией, но мистер Колвелл не сомневался в надежности вложения. Каждая облигация была приобретена по 96 долларов за штуку, но мистер Колвелл не сомневался, что они вырастут до 110.

Однако вместо ожидаемого роста курс пошел вниз.

И тут как на зло в дело влез супруг Эмили – кузины миссис Хант. Торговлю на Уолл-стрит он знал из сплетен и газетных новостей, но всё равно разбередил душу бедной вдовы сомнениями и подозрениями. Миссис Хант потеряла сон и аппетит. Она вновь наведалась в контору мистера Колвелла, совершенно уверенная в том, что теперь потеряла уже три тысячи. Колвелл пытался уверить вдову, что рынок не всегда стабилен, но он уверен, что рано или поздно, даже опустившись до 85, облигации вырастут обратно до 110. В конце концов миссис Хант решила забрать свои деньги. Мистер Колвелл вернул ей вложенные 35 тысяч долларов, как если бы цена на облигации не упала с 96 до 93. Колвелл был истинным джентльменом и настоящим другом Гарри Ханта.

Спустя неделю облигации вновь выросли до 96, и миссис Хант вновь появилась на пороге мистера Колвелла. Она желала приобрести облигации обратно, но не по рынку, т. е. по 96,5 долларов, а по 93. Миссис Хант не просто желала, она настаивала, чтобы мистер Колвелл продал ей их по 93. Ведь не далее как неделю назад они стоили 93. Неважно, насколько облигации подорожали за неделю, миссис Хант должна была получить их обратно. Колвелл настаивал на своем, вдова ушла ни с чем.

Стоимость облигаций продолжала расти. Миссис Хант была совершенно измотана, она уже согласна была заплатить по 96 долларов за штуку. Колвелл предложил ей выкупить облигации по 104, столько они стоили на бирже. Разгневанная миссис Хант не собиралась спускать ему это с рук. Она покинула контору, пообещав обратиться к юристу, чтобы непременно наказать друга ее покойного мужа.

Мистер Колвелл взволнованно расхаживал по кабинету. Выдержка редко отказывала ему. Нынешнее состояние было непривычным и неприятным. Тут застрекотал биржевой телеграф. Колвелл бросил отстраненный взгляд на ленту и прочитал: «Пятипроцентные облигации Man. Elec. – 106,5».

История со скипидаром

Настал момент, когда конкуренция на рынке скипидара достигла своего пика. Перепроизводство скипидара привело к тому, что когда-то весьма доходный бизнес превратился в очень убыточный. Незавидная картина в отрасли заставила мистера Якоба Гринбаума оживиться. Ему пришло в голову организовать скипидарный трест. Первым делом он за бесценок скупил семь обанкротившихся заводов, а затем еще девять. Затем Гринбаум подмял под себя всю отрасль, так на сцене появилась Американская скипидарная компания, которая выпустила облигаций на 25 миллионов долларов. Опыта в спекуляциях никто из учредителей не имел, но акции и облигации попали на Нью-Йоркскую биржу. Гринбаум пытался убедить всех, какие заманчивые перспективы ожидают покупателей, но эти акции еще не прошли горнило рынка, и никто не понимал, насколько они надежны. Это заставляло банки воздерживаться от принятия их в качестве залога. Синдикату нужен был рынок для их сбыта.

Начало было многообещающим. На первом этапе цена поднималась благодаря двойным сделкам – предварительно продуманным и, само собой, нечистоплотным операциям. Фактически Гринбаум через стороннего брокера продавал акции самому себе, создавая иллюзию того, что на них есть спрос. Стартовая цена на «скипидарные» акции выросла с 25 долларов до 35.

И всё же все попытки Гринбаума расторговать «скипидарные» акции оборачивались ничем. Курс скатился к низкой отметке.

Спекуляции на бирже – врожденный талант. И он шлифуется годами. Главный принцип тут – манипулировать, но так, чтобы никто этого и не заметил. Торговать ценными бумагами может всякий. Но не всякому дано продавать акции и умело скрывать, что сам же и являешься покупателем (что в итоге ведет к подъему курса). Таким образом представители треста приняли решение обратиться к самому искусному манипулятору Уолл-стрит Сэмюэлю Шарпу.

Шарп сколотил состояние на аризонских рудниках, но по-настоящему развернулся, только прибыв в Нью-Йорк. Когда Шарп видел, что акции не стоят запрашиваемой цены, он продавал их бойко и напористо. Если замечал, что их недооценили, – приобретал решительно, охотно принимая предложения купить еще.

Шарп встретился с владельцами треста и согласился взять управление объединенными «скипидарными» акциями. Он обещал, что ему вовсе не составит труда продать их акции по 75 или даже по 80, но единственным условием было «никаких выкрутасов». Это значило, что пока Шарп поднимает их акции в цене, никто из держателей акции не должен продавать их самостоятельно, без ведома Шарпа. Его гонорар должен составить 25 % от прибыли. Ударив по рукам, они разошлись.

На следующее утро стартовал эпохальный взлет скипидарных акций. Они рванули вверх с отметки 30 долларов. Тикерная лента выдавала совершенно фантастические новости, и каждая из них не имела с действительностью ничего общего. Поползли слухи, что ожидаются «важные события» – выплата дивидендов. Видные финансисты стали покупать «скипидарные» акции, хотя на деле они все были людьми Шарпа. Биржа всколыхнулась, и к концу дня акции шли по 52. И день ото дня они продолжали расти. Никто и заподозрить не мог, что обычные манипуляции могут подбросить курс на три десятка пунктов за четыре недели.

Шарп уже дошел до той стадии, когда больше продавал, чем покупал. А цена продолжала расти. В этот день Гринбаум был в самом чудесном расположении духа. И он подумал, что во время такого бума Шарп ни за что не заметит, если он выбросит короткой продажей на рынок две тысячи акций, а лучше пять. Он поручил это зятю, который провел операцию через одного из клерков, увеличив продажу до 10 тысяч акций, уверенный, что даже такой воротила, как Шарп, ничего не заметит. Старик Вехслер, еще один учредитель треста, продал еще пять тысяч акций. Затем Боб Линдхейм, пойдя на поводу у супруги, которой очень хотелось новое ожерелье, выкинул на рынок еще 2500 тысячи акций. Затем все остальные держатели акций решили, что рынок не заметит, если они продадут всего несколько акций, и договор с великим манипулятором нарушился уже на 31,4 тысячи акций.

Шарп продолжал продуманную кампанию, как вдруг заметил, что кто-то опередил его в снятии урожая. Выяснить, кто это был, оказалось делом нескольких минут. Тогда Шарп запросил у учредителей треста все их акции, это значило, что они немедленно должны были выкупить проданные ими акции. И предательство дорого обошлось им – в четверть миллиона. К тому же они не знали, что выкупают акции у самого Шарпа. А затем Шарп выкинул на рынок все имеющиеся у него акции треста, цены полетели вниз с 71 доллара до 41. Гринбаум ворвался в контору к Шарпу, требуя объяснений, но тот лишь холодно сказал, что кто-то стал продавать акции раньше него. К закрытию биржи курс упал до 22. Пресса трубила о падении скипидарного бизнеса.

На встрече с представителями треста Шарп сказал, что, к сожалению, не смог довести цену на акции до 80 долларов, потому что кто-то стал продавать акции в обход него. Поэтому прибыль после продажи всех акций треста составила всего около миллиона, а он по договору забирает 25 %. На этом он распрощался. Члены треста были в ярости, они были уверены, что Шарп их обманул. Покинув контору, они всё же признались друг другу в нарушении обещания. Что, как ни странно, привело к тому, что они затаили обиду на Шарпа. Они попытались провернуть ту же спекуляцию, что и Шарп, но не преуспели. Теперь их акции торговались по 18 долларов, но даже по такой цене они никому не были нужны.

Посоветовал…

Джилмартин устал торговать бальзамами и эфирными маслами для Maxwell & Kip. Ему хотелось проводить операции с ценными бумагами – ведь на них без особого труда можно было прекрасно заработать. Сколоти он неплохой капитальчик, ни за что не позволил бы ему выскользнуть из рук! Главный секрет Уолл-стрит не был для него тайной за семью печатями – надо чувствовать момент, когда пришло время выйти из игры. В нем долго шла борьба между жуткими опасениями перед возможным биржевым крахом и тягой к телеграфной ленте в брокерской конторе. Но всё же он решился и покинул фармацевтическую фирму ради Уолл-стрит. Контора пышно и не без сожалений с ним попрощалась. Все бывшие сотрудники Джилмартина ни на минуту не сомневались, что его ждут миллионные прибыли.

Немало привлекательного нашел Джилмартин и в своих новых приятелях на Уолл-стрит. Часто похвалой они втягивали его в свои коммерческие операции – каждая сотня акций, проданная или купленная им, добавляла в их кошелек 12,5 доллара.

Внезапный «бычий» рост на бирже сменялся таким же внезапным падением, порождая спекулянтов-неудачников. Но Джилмартин еще верил, что сможет выплыть, в отличие от всех остальных, он уже расстался не только с «бумажными» прибылями, накопленными за время «бычьего» роста. Сегодня он расстался со всеми своими многолетними сбережениями.

Когда рынок рухнул, большинство игроков вернулись к своим прежним профессиям. Но только не Джилмартин. Ему было стыдно возвращаться в свою старую контору, к тому же он был безнадежно отравлен азартом. Лишь месяц удачи на Уолл-стрит мог вернуть все его съеденные падением рынка накопления. Перелистывая утреннюю прессу, Джилмартин любую новость видел через призму того, как отреагирует на это рынок. И горько жалел о том, что не мог предугадать рост или падение тех или иных акций. Джилмартин жил теперь в мире, где было принято при встрече говорить не «Как дела?», а «Как рынок?» Здесь на вопрос о самочувствии отвечали «По-бычьи!» или «По-медвежьи!»

Лишившись всех накоплений, Джилмартин замучил своих брокеров уговорами позволить ему совершать операции в кредит. И добился своего. Но он терял всё больше и больше. Он уже не в силах был погасить свои кредиты. И всё же он не мог не вернуться на биржу, хотя теперь мог только советовать. Джилмартин мог следить за курсом без страха, всё так же радуясь, когда курс шел вверх, словно это имело к нему хоть какое-то отношение. Случалось ему занять доллар-другой, но со временем ему перестали давать в долг. Уолл-стрит вычеркнула его из своих списков.

Как-то на Нью-стрит Джилмартин услыхал невероятную новость. Два брокера в разговоре упомянули о том, что мистер Шарп намерен поднять Pennsylvania Central. Джилмартин помчался к своему шурину, лавочнику из Бруклина. Он уговорил того выкупить несколько акций. Начав просматривать биржевые сводки, он, словно вирус, подхватил у Джилмартина неутомимый азарт. Теперь собственный бизнес мало интересовал его. Затем Джилмартин дал совет по поводу Pennsylvania Central одному своему приятелю, а потом еще одному. Слух оказался правдивым, Шарп и правда стал раскручивать акции Pennsylvania Central. Когда Джилмартин посоветовал продавать, и шурин, и два приятеля получили неплохую прибыль. Джилмартин получил свою долю.

Казалось, он возродился, словно феникс. Теперь он решил стать профессиональным советчиком. Половине своих клиентов он советовал продавать акции, а половине – покупать. Постепенно вера в его советы пошатнулась, и Джилмартину пришлось искать новых клиентов уже в других городах через газеты. Он снова сколотил состояние. Но ему снова хотелось играть на бирже. А купив акции, Джилмартин снова оказался у разбитого корыта.

Единственное, что его занимало, – как бы купить хоть несколько акций Cosmopolitan Traction. Но денег у него не было даже на трамвайный билет.

Подсказки даром

Полковник Тридуэлл был одним из самых заметных воротил на Уолл-стрит. Его вскользь брошенные фразы были точнее статистических данных, а обычное «Я покупаю это!» вызывало огромную волну спроса.

Полковник Тридуэлл сидел за столом в своем кабинете, когда на пороге появился незнакомый молодой человек. Он поздоровался и назвался Кэри, сыном давнего знакомого полковника Тридуэлла.

Набравшись храбрости, Кэри сказал, что он скопил небольшую сумму и пришел за советом по ее вложению. Молодой человек понравился полковнику, у него было добродушное лицо и приятная улыбка. Тридуэлл спросил, о какой сумме идет речь, Кэри смущенно, но не без гордости ответил: «Двести десять долларов».

Полковник, чье состояние исчислялось миллионами, сказал, что сумма вполне солидная, и сам проводил Кэри к своему брату Улисону, чтобы тот купил для молодого человека несколько акций Easton & Allentown.

Улисон, отлично знавший брата, тут же отдал распоряжение клерку и принял от Кэри его 210 долларов. Такую жалкую сумму не приняла бы ни одна брокерская контора, но Treadwell & Со была лидером и могла действовать, ни на кого не оглядываясь. Сделку заключили, полковник сердечно попрощался с юношей, чей отец никогда не был ему близким приятелем, и, пригласив заходить еще, отправился в свой кабинет.

Больше недели акции Easton & Allentown уверенно росли. Спустя 10 дней с момента покупки по 94 они шли уже по 106. Тут молодой человек решил снова посетить полковника Тридуэлла. Кэри понимал, что его прибыль велика, гораздо больше, чем он рассчитывал. Но он не понимал, как быть дальше. Пора уже выводить деньги или стоит еще подождать?

Подойдя к офису, Кэри угодил в толпу. Все они хотели получить хотя бы намек от полковника о том, как будет вести себя рынок.

Тридуэлл покинул свой кабинет и, проходя мимо, заметил притулившегося на стуле у самых дверей в кабинет Улисона Кэри. Он вполголоса поинтересовался: «Юноша, вы продали акции?» Клиенты компании, которые по рекомендации Тридуэлла «держали» 5-10 сотен акций Easton & Allentown, превратились в слух. Своим клиентам Тридуэлл прозрачно намекал, что эти акции скоро пойдут вниз, и если они станут ждать дальнейшего роста и держать бумаги и дальше, то прогадают. Но был еще мальчишка с сотней акций, симпатичный провинциальный клерк, купивший акции на все деньги. А вдруг он разболтает кому-то, что полковник шепнул ему «продавай»? Да ладно, придется рискнуть! Уголком рта он, неуклюжий в своем великодушии, пробормотал: «Юноша, продавайте и молчок!»

Слегка ошарашенный Кэри тут же распорядился продать свою сотню акций и получил аж 1050 долларов. Вскоре бумаги еще подросли, а потом скатились до 99. Клиенты Тридуэлла неплохо на них обогатились, но могли бы получить еще больше, если бы сумели расслышать благотворительную подсказку полковника.

Победитель

Мистер Джон Ф. Гринер поручил своему партнеру Брауну разузнать на бирже о железнодорожной компании Iowa Midland. Тот факт, что Гринер владел другой железнодорожной компанией – Keokuk & Northern, держался в строжайшем секрете.

Изучив данные, он почти беззвучно пробормотал: «Я хочу эту компанию. Нужно объединить ее с Keokuk & Northern. Я создам новую систему железных дорог. Она объединит все Штаты!» Но доступных для покупки акций было явно недостаточно для того, чтобы Гринер сумел приобрести контрольный пакет Iowa Midland Railway Company настолько дешево, насколько планировал.

Гринер распорядился продать 10 тысяч акций Iowa Midland, для того чтобы снизить на них цену и заставить правление компании нервничать. Браун посетил биржу, и после этого многие маститые биржевики стали избавляться от акций Iowa Midland. Любой в зале биржи мог догадаться, что начинается большая игра, но они не догадывались, к чему она приведет. У биржевиков отлично развит стадный инстинкт. Нет на свете ценных бумаг, которые смогли бы устоять, когда спекулянты всей толпой устремляются продавать их. Цена стремительно падала, а акции тайно переходили в карман Гринера. Это была лишь первая схватка из тех, что позволили в итоге Наполеону с Уолл-стрит завладеть ни много ни мало 65 тысячами ценных бумаг Iowa Midland.

Газеты подхватывали и распространяли слухи о том, что многие недовольны таким неумелым управляющим Iowa Midland, как Уиллетс. Просто чудо, писали они, что еще не был выбран временный управляющий. Отбить эти атаки директор Уиллетс не мог, поскольку не понимал, откуда они идут. Брокеры Гринера продолжали скупать акции, но однажды один из них не выдержал и поделился с приятелем, а тот с другим, и правда наконец выплыла наружу. Всплыло и то, что сейчас мистер Гринер является счастливым обладателем 182 300 акций компании. Это тоже было неожиданным, но далеко не правдивым. Наполеон умело и вовремя выдавал ту информацию, которую считал нужной.

На самом деле у Гринера было только 110 600 акций, не контрольный пакет, но достаточно для того, чтобы Keokuk & Northern Railway Company могла диктовать свои условия на рынке. Но Гринер хотел большего. Около 122 тысяч акций не принадлежали ни Гринеру, ни Уиллетсу, а осели в каких-то других руках.

Тогда Гринер отдал распоряжение своему клерку мистеру Року отправиться к крупным держателям акций, чтобы получить от них доверенности ими распоряжаться. Рок давно работал на Гринера и досконально изучал стратегии маленького Наполеона. Самостоятельно он смог вычислить, сколько у Гринера акций, и пообещал, что непременно добудет для него контрольный пакет. Гринер посулил ему прибавку к жалованию и премию в 10 тысяч долларов. Рок был раздосадован: 10 тысяч за десятимиллионную сделку – не очень-то щедро.

Рок подошел к заданию очень ответственно. Сначала он собрал доверенности с трастовых компаний, которые очаровал Гринер. А затем, когда бумаг в пользу Гринера ему было уже не получить, отправился к тем, кто терпеть Гринера не мог. Рок сумел убедить банкиров, что больше не работает на Гринера и хочет помешать тому разрушить Iowa Midland. Один за другим они доверяли ему свои бумаги. В результате мистер Рок мог распоряжаться 61 830 акциями.

Клерк озвучил это число, когда Гринер вызвал его к себе. И все эти бумаги были оформлены на имя Рока. У Гинера и президента Уиллетса акций было почти поровну, а это значило, что контрольный пакет перейдет к тому, на чьей стороне выступит мистер Рок.

Рок выдвинул Гринеру ряд условий. Через несколько дней мистер Джон Ф. Гринер стал президентом Iowa Midland Railway Company.

А также мистер Рок стал членом фондовой биржи Нью-Йорка и получил часть бизнеса Гринера.

Упущенный шанс

Дэниэль Диттенхоффер давно и страстно вынашивал планы стереть в порошок Джона Ф. Гринера. На Уолл-стрит он получил прозвище Голландец Дэн. Что за кошка пробежала между Гринером и Диттенхоффером и когда это произошло, никому известно не было. Так же сильно Гринера не любил и Сэм Шарп, поэтому Диттенхоффер нашел в нем себе союзника. Оба были опытными биржевиками, весьма состоятельными и не боявшимися риска.

Они начали обстрел. Их совместный капитал был поделен на 10 пушечных ядер. Поочередно они полетели в маленького финансиста. От первых трех он увернулся. Четвертое раздробило ему ногу, пятое же выбило из него дух. На фондовой бирже гремели фанфары в честь удачной атаки. Для поддержки артиллеристов все продавали акции, по которым у Гринера были длинные позиции. Но прямо перед шестым залпом маленький Наполеон вызвал подкрепление в лице старого Уилбура Уайза – скупого рыцаря с 30 миллионами в обозе. Вокруг почти бездыханного Гринера выросли прочные башни, выстроенные из государственных облигаций. Такая крепость оказалась пушкарям не по зубам. Пришлось артиллеристам прихватить в качестве трофея лишь пару железных дорог, оброненных маленьким Наполеоном второпях.

Противостояние продолжилось, когда Гринер хотел поднять курс своих акций Federal Telegraph Company. Диттенхоффер же открывал короткие позиции каждый раз, как Гринер пытался взвинтить цену. Этого хватало, чтобы сдержать рост. Наполеон был зажат в угол, банки не хотели давать ему кредиты. Котировки Federal Telegraph ползли вниз. Поползли слухи, что Голландец наконец сломал хребет Гринеру.

В этот момент сам Гринер пришел к Диттенхофферу. Голландец готовился услышать слезливые мольбы о пощаде, но вместо этого Гринер попросил устроить для него сделку – продать 50 тысяч акций Federal Telegraph. Диттенхоффер как истинный брокер согласился.

Диттенхоффер легко мог использовать заказ Гринера, чтобы сорвать великолепный куш. У него была открыта короткая позиция на 20 тысяч акций, которые он продал в среднем по 93 доллара. Ничто не мешало Дэну спокойно выкинуть на рынок 50 тысяч акций Гринера. Никакие ценные бумаги не вынесли бы такого мощного движения. Несомненно, курс Federal Telegraph опустился бы на 15 или более пунктов. Поэтому Голландец без труда мог выкупить свою короткую позицию за 75 или даже за 70 долларов. Его прибыль составила бы 500 тысяч долларов, а его заклятый недруг Гринер расстался бы с миллионом. Разреши Дэн своему компаньону шепнуть на ушко какому-нибудь приятелю, что продает солидный пакет Telegraph для Гринера, в зале биржи началась бы та еще суматоха. Брокеры кинулись бы продавать, и такое обрушение навеки изломало бы маленького финансового гения. Не совершил ли Гринер ужасающий промах, передав такое распоряжение яростному сопернику?

Но Дэн никому не сказал, что продает бумаги для Гринера. На бирже думали, что он продает собственные акции в шорт. Таким образом Гринер заработал больше 3 миллионов и избавился от финансовых проблем. Все следующие налеты Диттенхоффера не нанесли ему ни малейшего ущерба. Гринер дал ему шанс одним ударом покончить с враждой в свою пользу, но Голландец упустил его.