Текст книги "Антикоррупционная экспертиза нормативно-правовых актов и их проектов"

К вопросу о логико-гносеологических средствах проведения антикоррупционной экспертизы нормативно-правовых актов

Барзилова И. С.,доктор юридических наук, профессор кафедры теории и истории государства и права Российской таможенной академии

Романова Е. А., аспирантка кафедры теории государства и права Саратовской государственной академии права

Оптимизация действующего законодательства в настоящее время связана с адекватным обозначением в нем соответствующих правовых средств. Появление как качественно новых инструментов, так и модернизация уже давно применяемого юридического инструментария придают особую актуальность вопросам, касающимся юридической техники. Высокий динамизм всей правотворческой сферы выдвигает на первый план проблемы, связанные с корректностью употребляемых дефиниций, их взаимной согласованностью в целях недопущения возникновения многозначности и путаницы в юридической терминологии, что особенно важно в плане проведения антикоррупционной экспертизы нормативно-правовых актов.

Коррупция, как негативное явление социальной действительности, вызывает серьезные проблемы, связанные с угрозой стабильности и безопасности любого общества. Она подрывает демократические институты и ценности, отрицательно сказывается на процессах нормативного упорядочивания общественных отношений, наносит существенный ущерб предполагаемым позитивным преобразованиям в социальном развитии[6]6
  См. подробнее: Кирпичников А. И. Российская коррупция. СПб., 2004.


[Закрыть] К формам коррупции в государственном аппарате, где активно могут использоваться различного рода противоречия, возникающие между юридическими дефинициями, а также существующие пробелы и коллизии в действующем законодательстве, относятся: келейное проведение акционирования, залоговых аукционов, создание особых режимов, процедурно-организационная лояльность государственных служащих по отношению к конкретной коммерческой организации, осуществление трансграничных финансовых услуг и т. д. Несовершенство юридической терминологии может использоваться соответствующими должностными лицами для формирования рентоориентированной модели своего поведения.

Методика проведения экспертизы проектов нормативных правовых актов и иных документов в целях выявления в них положений, способствующих созданию условий для проявления коррупции, была утверждена постановлением Правительства РФ от 05.03.2009 г. № 196[7]7
  СЗ РФ. 2009. № 10. Ст. 1241.


[Закрыть] в соответствии с которым к коррупционным факторам относится и юридико-лингвистическая неопределенность, т. е. употребление неустоявшихся, двусмысленных терминов и категорий оценочного характера. С помощью последних в нормативных актах устанавливается абсолютная или сравнительная ценность какого-либо явления в правовой сфере, дается ему оценка, причем ее характер и основания могут существенно отличаться, что значительно расширяет сферу применения должностных усмотрений. В плане проведения антикоррупционной экспертизы правовых актов довольно часто встает вопрос о целесообразности, эффективности, разумности и обоснованности использования указанных категорий, имеющих во многих случаях двойственный характер, содержащих не всегда социально апробированные и социально закрепленные оценки.

В законодательстве также не совсем четко обозначаются критерии проводимой оценки, что порождает возникновение различных подходов к регулированию одних и тех же групп социальных связей. На уровне правоприменения, в результате того, что законодатель, как правило, никак не интерпретирует оценочные понятия, соответствующие субъекты получают реальную возможность по собственному усмотрению осуществлять индивидуальное регулирование общественных отношений, довольно свободно трактовать многие определяющие факторы. Важно учитывать и тот момент, что структура оценочного понятия не определена, поэтому в нее могут включаться дополнительные элементы, признаки в процессе правоприменения, в том числе и коррупционного характера. Содержание оценочного понятия во многом зависит от конкретной ситуации, от уровня правосознания субъекта, применяющего соответствующую норму права, а его убеждения, доводы, моральные установки и аргументы, жизненные цели и ориентиры выступают в качестве оснований осуществляемой оценки, что придает праворегулирующему процессу известную степень субъективизма.

Примеров использования оценочных понятий в действующем законодательстве существует множество. Так, ст. 20.2 Федерального закона от 26.10.2002 г. № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» содержит довольно неоднозначное положение, согласно которому арбитражным судом в качестве временных управляющих, административных управляющих, внешних управляющих или конкурсных управляющих не могут быть утверждены в деле о банкротстве арбитражные управляющие, которые являются заинтересованными лицами по отношению к должнику, кредиторам[8]8
  СЗ РФ. 2002. № 43. Ст. 4190; 2007. № 49. Ст. 6078; Российская газета. 2009. 5 мая.


[Закрыть] Оценочный характер носят и такие понятия, как «наиболее вероятная цена объекта оценки» (ст. 3 Федерального закона от 29.07.1998 г. № 135-Ф3 «Об оценочной деятельности в Российской Федерации»[9]9
  СЗ РФ. 1998. № 31. Ст. 3813; 2007. № 7. Ст. 834; Российская газета. 2009. 13 мая.


[Закрыть]); «пожарный риск» (ст. 144 Федерального закона от 22.07.2008 г. № 123-ФЗ «Технический регламент о требованиях пожарной безопасности»[10]10
  СЗ РФ. 2008. № 30 (ч. 1). Ст. 3579.


[Закрыть]); «рациональное использование природных ресурсов» и «экологическая безопасность» (ст. 34 Федерального закона от 10.01.2002 г. № 7-ФЗ «Об охране окружающей среды»[11]11
  Там же. 2002. № 2. Ст. 133; Парламентская газета. 2009. 17 марта.


[Закрыть]) и т. п.

В плане противодействия коррупции особое значение приобретает и проблема использования в праворегулирующем процессе дозволений, предоставляющих широкие возможности субъектам действовать по собственному усмотрению. С помощью данного юридического инструмента возможно сконструировать такую модель, которая позволит в первую очередь удовлетворять интересы конкретных субъектов, необоснованно создавать привилегированные условия, например, определенным корпорациям, влиятельным группам, лоббистским объединениям, что нарушает упорядоченность протекания социальных процессов, баланс интересов. Подобные юридические средства в праворегулирующем процессе необходимо использовать весьма осторожно. С одной стороны, чтобы не спровоцировать с их помощью формирование коррупционных отношений, важно довольно рационально относиться к их закреплению в действующем законодательстве, с другой – ограничение дозволений может привести к неоправданной жесткости в правовой регламентации отдельных сторон общественной жизни, поэтому следует сказать, что нормативные акты «диспозитивной» сферы относятся к группе «особого риска».

Нечеткость и противоречивость дефиниций, особенно в отраслях процессуального права, приводят к возникновению так называемых латентных процедур коррупционной направленности, практика применения которых существенно меняется в зависимости от конкретной жизненной ситуации и созданной модели рентоориентированного поведения должностного лица. Эти латентные процедуры представлены как на уровне верхушечной (государственные заказы, приватизация), так и низовой коррупции (регистрация).

Чрезмерная размытость, нечеткость, неопределенность формулировок, используемых в законодательстве, отсутствие необходимых интерпретационных актов, разъясняющих спорные положения, способствуют возникновению целой группы актов, провоцирующих развитие коррупционных отношений, позволяющих создавать наиболее результативные рентоориентированные схемы поведения субъектов, что особенно характерно для предпринимательской, финансово-кредитной, инвестиционной сфер. Указанные факторы могут быть причиной деформации и порядка прохождения государственной службы, а именно: вознаграждения за получение выгодных контрактов; служебного мошенничества; нарушения процедур в интересах взяткодателя, оказания ему нормотворческой поддержки; установления платы за услуги, предоставление которых входит в круг служебных обязанностей чиновника; использования общественных ресурсов в личных или корпоративных интересах и т. д.

В заключение хотелось бы отметить, что проблема проведения антикоррупционной экспертизы нормативно-правовых актов относится к числу наиболее актуальных, ей посвящены многие исследования как в рамках общей теории государства и права, так и на отраслевом уровне. Несмотря на это остается еще масса нерешенных вопросов, касающихся формально-логических, лингвистических аспектов юридической техники, формирования согласованного между собой понятийного аппарата, создания методологических основ изучения юридических и иных дефиниций.

Экспертное сопровождение правотворческой и правоприменительной практики в системе мер по борьбе с коррупцией

Волынский А. Ф., доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры криминалистики Академии экономической безопасности МВД России

Прорвич В. А., доктор юридических наук, доктор технических наук, профессор, профессор кафедры налоговых расследований и судебно-экономических экспертиз Академии экономической безопасности МВД России

1. Для начала уместно, полагаем, напомнить о ставшем крылатым выражении К. Маркса: «Мудрый законодатель предупреждает преступление, чтобы не быть вынужденным наказывать за него». Коррупция и все, что с нею связано, относятся к той категории социальных явлений, истоки которых кроются в политических решениях, в умах законодателей и в результатах их деятельности. Это касается, прежде всего, уголовно-правовой политики, реальное отсутствие которой в четко определенных социально ориентированных принципах – это тоже политика, во всяком случае для криминализированной части общества.

С этих позиций, по нашему мнению, следует воспринимать нередко декларируемые, в том числе высокопоставленными государственными деятелями, установки: с преступностью не надо бороться, ее следует всего лишь контролировать; преступления в сфере экономики и финансов вовсе и не преступления, а «невинные шалости» деятелей вновь формируемых рыночных отношений и т. п. Подстать подобным установкам и «терминологические упражнения» в современном законотворчестве. В соответствии с некоторыми нашими законами оказывается, что сегодня действуют террористы, бандиты, убийцы и казнокрады, а правоохранительные органы и все законопослушное общество лишь противодействует им; бюджетные деньги не расхищаются, не разворовываются казнокрадами, а опять же «исчезают» на «нецелевые расходы».

Между тем язык закона призван выражать не только его суть, содержание, но и дух. Каждое его слово, каждый его термин несут в себе определенный энергетический и мобилизирующий запал. Это легко понять, представив в сравнении реакцию человека в определенной ситуации на клич «ура!» и на вопль «караул!». Несколько утрируя ситуацию, позволим себе заметить, что сегодня в борьбе с преступностью, а в частности с коррупцией, нас всех ориентируют на действия в духе «караул!».

2. Положение усугубляется судебной практикой – это к вопросу о механизме реализации принятых законов. Об этом более чем убедительно свидетельствует официальная статистика, особенно по борьбе с преступностью в сфере экономики. Из общей массы ежегодно регистрируемых преступлений в сфере экономики, т. е. возбуждаемых уголовных дел, в суды направляется четверть, а реально к уголовной ответственности привлекается лишь одно из десяти лиц, проходящих по этим делам. Не менее красноречиво говорят об этом и конкретные факты: предприниматель Ананьев (Калужская область) более двух лет выпускал фальсифицированную настойку боярышника, ежемесячно сбывал через аптеки около 2,5 млн флаконов, «заработал» таким путем 67 млн руб. – приговор суда по ч. 2 ст. 171 УК РФ – штраф 150 тыс. руб.; банкир-теневик Балаклеевский (г. Новосибирск) обналичил за четыре года более 13 млрд руб., «заработал» 32 млн руб. – приговор суда – 3,5 года условно и штраф 100 тыс. руб.; некто Мухамедшина (г. Казань) организовала изготовление и сбыт контрафактных дисков, у нее было изъято около 611 тыс. дисков и более 1700 матриц для их производства (сколько всего она их выпустила и сбыла осталось загадкой), однако суд не счел возможным даже оштрафовать ее, мотивируя это «бедственным положением» гражданки.

Перечень таких примеров можно продолжать очень долго. Они и определяют всю систему нашего уголовного судопроизводства в борьбе с преступностью, особенно в сфере экономики, кстати деморализуя и развращая тех, кто действительно хотел бы бороться с преступностью, раскрывать и расследовать преступления. Именно экономическая преступность, интегрируя в себе все иные виды преступлений, в том числе связанные с терроризмом, сепаратизмом, определяет общий уровень преступности и степень криминализации всего нашего общества.

Изложенное дает основание для вывода о необходимости определить такие уголовно-правовые меры и механизм их реализации, которые были бы адекватны тяжести и общественной опасности преступлений и делали бы невыгодным преступный «бизнес». Имеется в виду не только конфискация как вид наказания, но и соответствующие штрафные санкции, кратно превышающие причиненный обществу и государству, установленный следствием и судом ущерб.

Здесь уместно напомнить о законе «рационального выбора» как основополагающем законе экономического развития и экономики преступности (криминометрии), сущность которого заключается в объективном стремлении человека принимать в любой ситуации экономически выгодное для него решение – получить наибольшие блага при наименьших затратах[12]12
  Sociology for a New century / York Broadshow, Joseph F. Healey, Rebecca Smith. American Sociology Fund, 2001.


[Закрыть].

3. Системный характер проблем преступности и, в частности, коррупции не дает оснований для оптимизма в части их успешного преодоления без разработки и реализации адекватной системы мер, направленных на их решение, без четко определенной, ясно и понятно для всех граждан страны представленной уголовно-правовой политики. В ее основе должен быть признанный властью как основополагающий тезис, подстать рыночным отношениям, «совершать преступления не выгодно». Свое место в такой политике может найти и антикоррупционная экспертиза нормативно-правовых актов, а упомянутый выше тезис должен стать ее конкретным ориентиром, ее основной целью.

Коль скоро коррупционная составляющая законов (нормативно-правовых актов) формируется в процессе законотворчества, а реализуется при их использовании, очень важно, чтобы такая «экспертиза» была не ситуативной, не по случаю злоупотребления несовершенством отдельных предписаний, а длящейся, работающей на опережение, на предупреждение возможных правонарушений.

При разработке законопроектов задачей этой экспертизы должны быть анализ и оценка данных, характеризующих, во-первых, предмет правового регулирования, его состояние, тенденции развития, а во-вторых, имеющихся и требуемых для решения соответствующих проблем материальных и финансовых средств. Очень важно также просчитать и спрогнозировать ожидаемые результаты от применения разрабатываемого нормативно-правового акта.

В рамках такого подхода применительно к уже принятому закону могут быть поставлены и решены более частные вопросы, например, на каких этапах проявилась его коррупционная составляющая и в чем она выражается. При этом объектом экспертного анализа могут стать вопросы, касающиеся:

а) состава разработчиков законопроекта и их связей с лицами, лоббирующими интересы криминально ориентированного бизнеса;

б) фактов, свидетельствующих об игнорировании замечаний и предложений в отзывах на законопроект, результатов его коллективной проработки;

в) процедуры широкого обсуждения законопроекта с использованием средств массовой информации и реализации его результатов;

г) процесса ведомственного согласования законопроекта, меры ответственности и компетентности чиновников, принимавших в этом участие.

Очевидно, что при этом должны быть задействованы не просто «умные головы», а коллективы опытных, социально ориентированных ученых, иначе говоря – их коллективный разум.

4. Следует учитывать, что антикоррупционная экспертиза нормативно-правовых актов предполагает анализ особенностей, отраженных в тексте не только конкретного документа, но и в их совокупности. Попытки выявить элементы коррупционных проявлений в отдельно взятом правовом акте, как правило, будут безуспешны. Особое значение при этом приобретает методика экспертного исследования, в частности, использования в ней возможностей математического анализа и моделирования.

С математической точки зрения такие «обратные» задачи из-за наличия различного рода неопределенностей на каждом из этапов разработки, согласования и принятия окончательного текста нормативного правового акта являются некорректными. Строгий анализ показывает, что такие задачи имеют бесконечное множество решений. Поэтому вместо правильного результата в большинстве случаев применение традиционных методов может лишь привести к напрасным затратам материальных и временных ресурсов. Возникает также опасность принятия одного из ошибочных решений в качестве истинного.

Вместе с тем уже более 30 лет назад академиком А. Н. Тихоновым, разработавшим ряд способов решения аналогичных (некорректных) задач, было обращено внимание на важнейшую роль математического моделирования. Современные возможности вычислительной техники позволяют провести прямое моделирование вариантов любой сложности фактически в режиме реального времени. Точнее, учитывая сроки подготовки, согласования и принятия нормативного правового акта – с тысячекратным опережением.

Однако применение различных способов прямого моделирования накладывает строгие требования на полноту и достоверность «априорной» информации. Прежде всего, речь идет о получении максимально детализированной и достоверной информации об особенностях каждого шага подготовки законопроектов в соответствии с действующими регламентами. При этом важнейшее значение имеет информация о сложившейся реальной практике таких работ, включая сведения о субъективных и объективных проявлениях. То же самое относится и к детализации процедур межведомственного согласования данных документов.

Представляется целесообразным при проведении соответствующего анализа выделить важнейшие отраслевые особенности российской экономики в плане специфики и масштабов коррупционных проявлений. Особое внимание следовало бы уделить финансовой системе, специфике правового регулирования деятельности кредитных организаций. Необходимо учитывать и специфику государственно-частного партнерства на уровне его правового регулирования и правоприменительной практики.

5. Естественно, возникает вопрос об организационном и научно-методическом обеспечении антикоррупционной экспертизы правотворческой и правоприменительной деятельности. Полагаем, что основную ответственность в этом отношении могла бы взять на себя Общественная палата (об этом мы писали еще в 2006 г. при решении вопроса о ее создании), как орган, призванный защищать социально значимые интересы всего общества и обладающий правом законодательной инициативы.

Разумеется, что сама Общественная палата своими силами физически будет не в состоянии выполнить тот объем по существу научно-исследовательских работ, которые определяют (исходя из вышеизложенного) содержание таких экспертиз. Основу экспертной группы должны составлять ученые и иные специалисты по предмету правового регулирования, а также смежным отраслям знания. Общественная палата (ее представители), резервируя за собой право непредвзятой, объективной (в совокупности с иными фактическими данными) оценки заключения экспертов, не должна непосредственно участвовать в соответствующем исследовании. Ее роль заключается в назначении экспертизы, в определении предмета и объекта исследования, в формировании группы экспертов (с использованием специально созданного реестра ученых и иных специалистов) и в их обеспечении «материалами для исследования», надлежащими условиями работы.

Особо следует отметить роль в этом процессе наук уголовно-правового цикла, которая в годы реформ свелась в основном к комментарию того, что предлагается зачастую уже в виде принятых законов, разработанных «умными головами», к сожалению, не лишенными не только субъективизма, но и определенной заинтересованности. Именно поэтому в рамках рассматриваемого вида экспертизы особое внимание следует уделять изучению личности авторов законопроектов, других результатов их деятельности в данной сфере.

О коррупционности уголовного закона

Гаврилов Б. Я., доктор юридических наук, зав. кафедрой управления органами расследования преступлений Академии управления МВД России, заслуженный юрист РФ, профессор, действительный член Петровской академии наук и искусств

В правовом государстве независимо от формы государственного устройства, социальных, экономических и других условий одной из важнейших публичных функций является осуществление правосудия, которое характеризуют, в первую очередь, принимаемые судом решения, в том числе в части назначения уголовных наказаний. И когда в этой сфере деятельности государства присутствует коррупционная составляющая, что, по сути, подтвердил в одном из своих выступлений Председатель Конституционного Суда РФ В. Д. Зорькин и что отмечено в рекомендациях Группы государств против коррупции (ГРЕКО) при оценке системы противодействия коррупции в Российской Федерации, это крайне негативно влияет на соблюдение правопорядка и законности в Российской Федерации.

Конечно, среди антикоррупционных мер можно и нужно называть уровень заработной платы и иных социальных гарантий судей. Одновременно необходимо усиливать административный фактор в контроле за судейским сообществом, а также меры уголовной репрессии за взяточничество. При этом наряду с указанными факторами в противодействии коррупционным явлениям должно измениться правосознание не только российских судей, но и в целом гражданского общества.

Определенная роль в этом процессе отводится научной деятельности. Однако среди публикаций ученых и практических работников по проблемам противодействия коррупции сегодня больше дается описание криминогенной ситуации, критикуется либерализм судей или раздаются призывы к усилению уголовно-правовых санкций за преступления коррупционной направленности. В то же время крайне недостаточно материалов, в основу которых была бы положена оценка действующего уголовного законодательства на его антикоррупционность.

При этом именно правовые изъяны в этой сфере деятельности крайне негативно влияют, не в последнюю очередь, на соблюдение правопорядка, законности, справедливости и других правовых и нравственных устоев российского общества.

В одной небольшой по объему статье трудно претендовать на полноту такого анализа. Задачу мы видим в том, чтобы, во-первых, показать влияние на антикоррупционный процесс законодательства уголовно-правового комплекса, а во-вторых, предложить меры по минимизации коррупционной составляющей отдельных положений уголовного закона.

Анализ на наличие коррупционной составляющей в ряде конкретных норм УК РФ представляется наиболее целесообразным:

1) с точки зрения применения судами уголовно-правовых санкций за отдельные виды общеуголовных преступлений (незаконный оборот оружия, квалифицированные виды грабежей и разбойных нападений) и за уголовно-наказуемые деяния экономической направленности (взяточничество и хищение при квалифицирующих обстоятельствах);

2) с позиции применения положений Общей части УК РФ при применении судами условного осуждения (ст. 73 УК РФ) и назначении наказания ниже низшего предела (ст. 64 УК РФ).

Так, согласно статистическим данным Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федерации[13]13
  Форма 10.3 «Меры наказания по наиболее тяжкому преступлению (без учета сложения)».


[Закрыть] судами в 2005–2008 гг. ежегодно к условной мере наказания при вынесении обвинительных приговоров за преступления, связанные с незаконным оборотом оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств, совершенные группой лиц по предварительному сговору, осуждались соответственно 55,9 %, 55,3 %, 57,4 % и 48,4 % подсудимых. При этом санкция ч. 2 ст. 222 УК РФ предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок от двух до шести лет.

Материалы изученных нами уголовных дел свидетельствуют, что при вынесении приговоров за данный вид преступного деяния судами не всегда учитывается количество изымаемого оружия, взрывчатых веществ и взрывных устройств, их поражающие свойства, степень общественной опасности и, соответственно, тяжесть совершенного деяния. Так, подсудимые Вагабов и Арсакаев (Следственная часть при Главном управлении МВД России по Южному федеральному округу) за приобретение и последующий сбыт 53 кг тротила, применение которых могло унести жизни сотен людей, осуждены каждый к трем годам лишения свободы условно с испытательным сроком два года. Очевидно, что назначенное наказание вряд ли соразмерно тяжести совершенного деяния. И, соответственно, возникает вопрос о справедливости данного приговора.

Формированию такой, нередко негативной, практики назначения наказания способствовали два основных обстоятельства.

Первое – это исключение Федеральным законом от 08.12.2003 г. № 162-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации»[14]14
  СЗ РФ. 2003. № 50. Ст. 4848.


[Закрыть] из санкций абсолютного большинства преступлений средней тяжести и части тяжких преступлений нижних пределов наказания в виде лишения свободы. Данное решение законодателя привело к разрыву в 20–60 раз между верхним и нижним пределами размеров уголовного наказания в виде лишения свободы за совершение одних и тех же или схожих по тяжести видов преступлений.

Например, за совершение таких преступлений против интересов службы в коммерческих и иных организациях, как злоупотребление полномочиями ч. 2 ст. 201 УК РФ и коммерческий подкуп ч. 3 ст. 204 УК РФ, суд может назначить наказание в виде лишения свободы на срок от двух месяцев, соответственно, до семи или десяти лет, что означает разрыв между нижним и верхним пределами наказания в 42 и 60 раз.

Такие различия в размерах уголовно-правовых санкций приводят к явным несоразмерностям в размерах назначенных судами наказаний и нарушают уголовно-правовой принцип справедливости. Но самое негативное состоит в том, что данное явление заведомо несет в себе коррупционную составляющую. Одновременно здесь же содержится ответ тем, кто ратует за усиление уголовно-правовых санкций, не удосужившись проанализировать действующие нормы уголовного закона.

Второе обстоятельство заключается в том, что весьма широкие возможности для коррупционности, а по сути, неограниченно для судейского усмотрения при назначении уголовного наказания представляют такие положения действующего уголовного закона, как ст. 73 УК РФ, предусматривающая условное осуждение, и ст. 64 УК РФ, допускающая возможность назначения более мягкого наказания, чем предусмотрено санкцией соответствующей статьи Особенной части Уголовного кодекса.

Кроме того, когда суд при вынесении подсудимому обвинительного приговора за преступления небольшой и средней тяжести постановляет считать назначенное наказание условным (примерно в отношении 55 % осужденных) или назначает более мягкий вид наказания, чем предусмотрено санкцией уголовно-правовой нормы, то это адекватно воспринимается и правоприменителем, и потерпевшим, а также гражданами и обществом в целом.

Однако статистические данные Судебного департамента свидетельствуют о весьма широкой практике назначения наказания в виде условного осуждения к лишению свободы за тяжкие и даже особо тяжкие преступления общеуголовной направленности. Так, в 2004–2008 гг. за разбойные нападения на граждан и организации (ст. 162 УК РФ) ежегодно от 16 до 17 % подсудимых осуждались к лишению свободы с применением ст. 73 УК РФ (условно) и еще в отношении 20–23 % наказание назначалось с применением ст. 64 УК РФ (ниже низшего предела), несмотря на санкцию даже по ч. 1 ст. 162 УК РФ до восьми лет лишения свободы.

Сведения о числе осужденных за разбой (ст. 162 УК РФ)

Сведения о числе осужденных за разбой ч. 2–4 ст. 162 УК РФ (при санкциях от 5 до 15 лет лишения свободы, 2001, 2003 гг. – ч. 2 и 3 ст. 162 УК РФ)

Позиция судей о назначении в ряде случаев столь мягкого вида наказания за данные преступления в связи с тем, что необходимо учитывать (ввиду значительных уголовно-правовых санкций за их совершение) роль и степень ответственности каждого соучастника преступления и его возможное сотрудничество со следствием, имеет право на существование. Однако оцениваться эти факторы должны не по усмотрению судьи, а на основании соответствующего федерального закона, регламентирующего порядок заключения с подозреваемым, обвиняемым досудебного соглашения о сотрудничестве, который в настоящее время принят и вступил в действие (Федеральный закон от 29.06.2009 г. № 141-ФЗ).

Негативная ситуация, на наш взгляд, сложилась при назначении судами уголовного наказания за экономические преступления. Так, согласно статистическим данным Судебного департамента, в 2006 г. положения статьи 73 УК РФ об условном осуждении применены судами в отношении 5844 лиц, преданных суду по ч. 3 и 4 ст. 160 УК РФ, что составляет 82 % от числа осужденных, в 2007 г. – в отношении 5296 лиц или 81,2 % и в 2008 г. – в отношении 3025 лиц или 71,7 % осужденных.

Сведения о числе осужденных лиц по ст. 160 УК РФ – хищение (ч. 3 и 4 ст. 160 УК РФ, 2001, 2003 гг. – ч. 3 ст. 160)

Мошенничество (ч. 3 и 4 ст. 159 УК РФ, 2001, 2003 гг. – ч. 3 ст. 159 УК РФ)

Из приведенных выше статистических данных усматривается и то обстоятельство, что при назначении уголовного наказания за мошенничество, санкция которого такая же, как и по ст. 160 УК РФ, условное осуждение к лишению свободы применяется примерно к 60 % осужденных или значительно реже, чем за хищения по ст. 160 УК РФ, что позволяет усомниться в соблюдении принципа справедливости и равенства граждан перед законом.

Еще более негативная ситуация с назначением наказания за взяточничество. Так, за получение взятки при квалифицирующих обстоятельствах (ч. 2–4 ст. 290 УК) судами в 2004–2008 гг. к лишению свободы условно ежегодно приговаривались от 68,4 % до 81,9 % от числа осужденных и еще почти к каждому десятому (8,0 % в 2006 г., 9,4 % в 2007 г. и 4,3 % – в 2008 г.) применена ст. 64 УК РФ. По нашему мнению, здесь налицо нарушение принципа равенства граждан перед законом.

Получение взятки (ч. 2–4 ст. 290 УК РФ, 2001, 2003 гг. – ч. 2 и 3 ст. 290 УК РФ)

Вряд ли соответствует государственным мерам по борьбе с коррупцией сложившаяся в 2005–2008 гг. следственно-судебная практика привлечения к уголовной ответственности взяткодателей и взяткополучателей. Несмотря на то что содеянное последней категорией преступивших закон лиц представляет значительно большую опасность для общества, чем противоправные деяния взяткодателей, число осужденных в 2008 г. по ст. 291 УК РФ в 2,3 раза превышает число осужденных за получение взятки (ст. 290 УК РФ), хотя в 2001 г. соотношение указанной категории лиц было примерно одинаковым.