Текст книги "Эскадроны смерти: бандиты, наёмники"

Марат Нигматулин
Эскадроны смерти: бандиты, наёмники

© Нигматулин М., составитель, 2023

© ООО «Издательство Родина», 2023

Александр Барышев
«Оборотни»: наёмники и фашисты в Сальвадоре на службе у американского империализма

Две войны

Выстрелы и взрывы бомб вот уже десятый год гремят в Сальвадоре.

В неистребимой памяти человечества трагическим эхом отзываются ставшие синонимом невероятной варварской жестокости, навсегда незарубцевавшимися ранами Орадур и Лидице, Бабий Яр и Сонгми, Сабра и Шатила. В один ряд с ними следует поставить сальвадорские поселки Лас-Аракас, Сан-Висенте, Мирадор, судьба жителей которых была поистине ужасна. Всех их поголовно от мала до велика истребили каратели в мундирах и в штатском.

Никогда еще в Латинской Америке со времен испанской «конкисты» в столь маленькой стране с населением в пять с лишним миллионов человек всего за несколько лет не было загублено так много человеческих жизней. Сегодня мартиролог павших от рук фашиствующей солдатни и распоясавшихся бандитов – наймитов олигархии – насчитывает уже более 60 тысяч человек.

От индейцев-ацтеков в доколумбовской Мексике остались человечеству их знаменитые пирамиды. Опекаемая Вашингтоном нынешняя сальвадорская военщина, усердно выдающая «на-гора» человеческие трупы, тоже могла бы войти в историю архитектуры, создав себе памятник – конусообразное сооружение из отрубленных голов (характерный «почерк» сальвадорских «эскадронов смерти»). Он был бы похож на известное полотно художника В. Верещагина «Апофеоз войны»: остроконечные груды человеческих черепов, возводившиеся в древности по прихоти некоторых завоевателей в странах Востока.

Каратели безжалостно убивают крестьян, не щадят женщин, детей, стариков, инвалидов. Невозможно даже бывает найти убежище в церквах, монастырях, школах, больницах. У многих семей часто «пропадают без вести» близкие.

Извечная борьба добра и зла обрела в Сальвадоре едва ли не самые острые и страшные формы. Поражает какой-то не укладывающийся в нормальное человеческое сознание изощренный, кажущийся абсолютно неправдоподобным садизм палачей. Я не могу смотреть без содрогания на фотодокументы об их «подвигах». Отрубленные руки, ноги, головы, вырванные языки, выколотые глаза, вырезанные сердца, содранная с лица кожа, беременные женщины со вспоротыми животами и отрезанными грудями… А рядом обвешанные американским оружием хохочущие выродки, бравирующие проделанной «работой».

Это не инсценировки фильмов ужасов на американских киностудиях о «зверствах красных», а суровая действительность Сальвадора, запечатленная бесстрастным объективом фотокамеры.

Немного о стране, превратившейся в «юдоль скорби». В руки мне как-то попал старый рекламный ярко-красочный туристский проспект с призывом: «Посетите землю древнего Кускутлана!» Так называло коренное индейское население ту область Центральной Америки, где находится Сальвадор.

Туристы, особенно состоятельные американцы, имеющие автомобили, любили посещать эту страну. Их привлекала, помимо ухоженной тропической экзотики, прекрасная бетонная панамериканская автострада, проходящая по живописному побережью Тихого океана и дополняемая лучшей на всем центральноамериканском перешейке разветвленной сетью асфальтированных шоссейных дорог.

Цветные снимки проспекта давали представление о «райской стране, где никто не умирает ни от жажды, ни от голода, ни от жары и ни от холода», о прекрасных дворцах в колониальном стиле с зелено-голубыми бассейнами, об удивительно красивых сальвадорских пейзажах, неизменная часть которых – холмы и склоны невысоких горных хребтов, очерченных геометрически правильными конфигурациями плантаций хлопка, сахарного тростника, цитрусовых, бананов и кофейных деревьев, усыпанных белоснежными цветами.

Остальная территория покрыта пастбищами и буйной растительностью джунглей. Встречается в этих зарослях и уникальное, поистине волшебное дерево, дающее коричневую маслянистую нежно пахнущую жидкость – «перуанский бальзам». Автор не ошибся. Именно «перуанский». Это требует пояснения. И даже зная то неодобрение, с которым обычно строгие редакторы книг относятся к уходу в сторону от темы, я все же попытался включить в свое повествование краткий рассказ об этом представителе сальвадорской тропической флоры. Тем более что сами сальвадорцы его очень любят и гордятся им.

Еще в школьные годы, когда я, как и многие мои сверстники, начитавшись романов Жюля Верна, Фенимора Купера, Роберта Стивенсона, грезил о дальних путешествиях, мое воображение захватили связанные с пиратскими историями Центральная Америка и острова Карибского моря. И однажды у знакомого нашей семьи фанатика-филателиста, листая его богатый альбом, я увидел зарубежную почтовую марку, на которой было изображено красивое тропическое дерево.

На первый взгляд, марка ничего особенного не представляла. Но страна! Даже начинающему филателисту было ясно, что марка, как сейчас говорят, – «раритет». Непонятные испанские слова после перевода выстроились во фразу: «Только Сальвадор производит настоящий бальзам!» Лишь много лет спустя, обратив пристальное внимание на эту далекую страну, маленьким пятнышком вкрапившуюся в одну из карт школьного географического атласа, и начав заниматься Латинской Америкой, я узнал, какая романтическая история скрывалась за этой лаконичной надписью.

Оказалось, что испанские конкистадоры, осваивавшие во главе с Кортесом открытые Колумбом земли, обнаружили во дворце последнего ацтекского вождя в Мексике Куатемока «священное масло». Ацтеки получали его, надрезая кору одного из деревьев, растущих в некоторых районах нынешнего Сальвадора. Эту маслянистую жидкость они использовали для лечения ран, экземы и других кожных заболеваний, хронических болезней желудка, простуды. Облачавшиеся в тяжелые латы завоеватели Нового Света попробовали лечить ею сильно натертые доспехами места на плечах, руках… Целебный эффект был поразительным.

Небольшой пузырек такой жидкости попал как-то и к испанскому королю. При его дворе обратили внимание уже на другое качество бальзама: он распространял удивительно тонкий, нежный и, что главное, стойкий аромат. Незамедлительно его «взяли в дело» парфюмеры. Ароматная жидкость быстро стала товаром дороже золота. Однако дерево, дающее этот бальзам, очевидно, благодаря неповторимым особенностям сальвадорской вулканической почвы, росло только в Сальвадоре вдоль Тихоокеанского побережья. Попытки разводить его в похожих климатических условиях нигде хороших результатов не дали. Добиться такого качества бальзама не удавалось. Чтобы уберечься от конкурентов и быть монополистами чудесного масла, испанцы сначала тайно переправляли его из Сальвадора в перуанский порт Кальяо. Там его уже открыто грузили как товар, якобы произведенный в Перу, на корабли, бороздившие океанские воды на путях к Европе.

Так «священное масло» ацтеков, добытое в Сальвадоре, несправедливо получило название «перуанский бальзам». Это не могло не обижать сальвадорцев, которые впоследствии старались убедить всех, что именно их страна – исконная родина замечательного дерева, используя для этого и филателию.

Но вернемся к стране. Сальвадор – самая маленькая из всех пяти центральноамериканских республик. Ее образно иногда называют «мизинцем Центральной Америки». Примерно два таких государства могло бы свободно разместиться в Московской области. У выезда с аэродрома Илопанго, неподалеку от сальвадорской столицы, указатель: «До границы 88 километров». В центре Сан-Сальвадора стрелка оповещает: «До восточной границы 126 километров». Такие указатели встречаются повсюду, как бы подчеркивая, что республика очень мала. Путешественники, бывавшие в Сальвадоре, свидетельствовали, что там можно остановиться в любом месте и нигде не почувствуешь одиночества. Всюду вокруг тебя будут люди. В справочниках указано, что плотность сальвадорского населения достигла 250 человек на один квадратный километр. Это самый высокий показатель для Западного полушария.

Первенство сохраняет Сальвадор и по числу вулканических кратеров на душу населения. Вулканы рассыпаны по сальвадорской земле как горох. Они вошли даже в государственный герб республики, на котором к звездам тянется гряда конусообразных вулканических вершин.

И это не только живописная деталь пейзажа. Облик страны не раз меняли грозные землетрясения. Навсегда исчезали неторопливые реки. Горизонт закрывали новые силуэты. Впадины превращались в озера. Всезнающая статистика подсчитала, что по числу землетрясений Сальвадор тоже занимает одно из первых мест в мире. Его столица за четыре с лишним века своего существования разрушалась и отстраивалась более 10 раз.

Последняя по времени крупная геологическая катастрофа произошла там в октябре 1986 года. Она унесла из жизни 3000 человек, 10 тысяч получили ранения, 40 тысяч остались без крова. 80 процентов зданий в Сан-Сальвадоре и треть экономического потенциала страны оказались разрушенными.

Следует заметить: что касается землетрясений и вулканической деятельности, Сальвадор немногим отличается от других стран Латинской Америки. В этой части нашей планеты, начиная от Огненной Земли за Магеллановым проливом и кончая Мексикой, перед Гефестом все равны. Исключений не бывает. Меняется лишь очередность в зависимости от настроения вулканов.

Но будем справедливы к богу древних греков. Вулканический пепел и раскаленная лава, столько раз приносившие сальвадорцам смерть и разрушения, сделали в то же время их землю самой плодородной в Латинской Америке. «Воткни палку, и вырастет кофейное дерево», – говорят о своих почвах сальвадорские крестьяне. Под лучами тропического солнца, при удивительно благоприятных природных условиях на кофейных плантациях Сальвадора вызревают самые редкие, лучшие из лучших в мире сорта кофе. За это маленькую центральноамериканскую республику стали называть «страной золотых зерен».

Так Гефест ли главный враг сальвадорцев? Вовсе нет! Все их беды от тех, кто прибрал к своим рукам производство главной сельскохозяйственной культуры – кофе, от горстки кофейных магнатов и от их алчных американских партнеров. Этот ненасытный тандем десятилетиями терзает сальвадорский народ, как испанские колонизаторы – стволы бальзамового дерева. Однако если испанцы, назвав сальвадорский бальзам «перуанским», вывозили его из Сальвадора тайно, то новые «конкистадоры» с Севера, грузя мешки с душистым сырьем в портах на Тихоокеанском побережье, считали излишним маскировать грабеж сальвадорского народа. Зеленоватые долларовые ассигнации, вырученные после продажи кофе на рынках США, текли в бронированные сейфы американских компаний, специализирующихся на торговле кофе, и сальвадорских кофейных супермагнатов и их партнеров поменьше «калибром», а выращенные трудом сальвадорских крестьян чудесные зерна продолжали все в больших количествах уплывать в трюмах зафрахтованных американскими фирмами кораблей. Вместе с ними – из года в год – уплывали и надежды на то, что беспросветная жизнь сельских тружеников Сальвадора может измениться к лучшему. Ведь миллионы долларов, получаемые за их непосильный труд, почти все присваивались крупными землевладельцами, их угнетателями.

В результате пропасть между богатством правящей верхушки и жалким существованием народных масс достигла невероятных размеров. Экзотические дары сальвадорской земли не привели к всеобщему процветанию. Исключительно богатая, она тем не менее не может накормить своих детей. Для рядового сальвадорца обувь, одежда, элементарно сносное жилище – проблемы. Подавляющее большинство сальвадорских трудящихся ютится в убогих лачугах, бараках, хижинах, сколоченных из любого подвернувшегося под руку строительного материала: фанеры, картона, жести… (Для фотоснимков таких «дворцов» в рекламном туристическом проспекте, о котором говорилось выше, места, конечно, не нашлось.)

Социальное неравенство, кричащий контраст беспросветной нищеты и баснословной роскоши не могли не вызывать протеста. В народных массах росло понимание того, что если бы природные богатства страны использовались в интересах всех граждан, то сальвадорцы могли бы жить несравненно лучше, что этому мешает кучка крупных землевладельцев, монопольно распоряжающаяся и пользующаяся дарами природы и плодами человеческого труда.

Все более бедственное положение трудящихся вызвало обострение классовой борьбы. Учащались выступления крестьян и батраков, они жестоко подавлялись. История Сальвадора заполнена социальными потрясениями, оставлявшими каждый раз куда более глубокий след в жизни народа, чем бунтующие недра.

Нынешние события в стране – реакция господствующих классов, сосущих кровь рядовых тружеников, на их протест. Это они, эти классы, с помощью Вашингтона пустили в ход «конвейер смерти». Вашингтон, после того как никарагуанские патриоты дали пинка его наиболее верному цепному псу в Центральной Америке, вознамерился любой ценой взять реванш на сальвадорской земле. Именно на берегах Потомака находятся те, кто снабжает карателей оружием, дает им деньги, оказывает им всестороннюю политическую и дипломатическую поддержку, продлевая существование прогнившего тиранического режима.

«Мизинец Центральной Америки» стал одной из самых болевых точек нашей планеты, ее нервным узлом. 13 из 14 его департаментов фактически охвачены войной. В когда-то воспетых сальвадорскими поэтами и отдающих убаюкивающей нежностью названиях Морасан, Чалатенанго, Санта-Ана слышатся не музыка и поэзия, а предсмертные крики детей, вопли женщин, треск автоматных очередей…

Под этот аккомпанемент американская администрация превратила Сальвадор в полигон для испытания различных империалистических доктрин и тактик. Как старых, модернизированных, так и новых. Сколько их было? Много. Суть же неизменно оставалась одна – более или менее открытое оправдание террора. Когда в Вашингтоне рождалась очередная доктрина, ее предшественница не списывалась в архив, а лишь временно клалась под сукно, ждала своего часа и вступала в действие в зависимости от тактики империализма в тот или иной момент.

Еще в годы грязной войны во Вьетнаме появилась так называемая «теория домино». Ничего общего с популярной игрой она не имела. Просто Вашингтон с имперским пренебрежением уподоблял независимые государства костяшкам домино, поставленным друг с другом «на попа». В случае, если падает одна, говорили стратеги из Пентагона, неизбежно должны упасть и другие. Если одна страна станет «красной», вслед за ней «падут» и другие близлежащие страны.

Исходя из этого примитивного постулата, хозяин Белого дома, едва войдя в президентский Овальный кабинет в январе 1981 года, потребовал, чтобы ему принесли среди «горячих досье» папку с сальвадорскими материалами. Изучив их, он сразу же объявил Сальвадор «полем сражения с международным коммунизмом». Схватку между сальвадорским народом и реакцией начали выдавать за «столкновение глобальных сил», «противостояние в мировом масштабе» социализма и капитализма. Сальвадор не должен стать вторым Никарагуа – дружно витийствовали деятели рейгановской администрации, перепевая зады «теории домино». На карту поставлена, мол, безопасность Соединенных Штатов. Если правящий режим Сальвадора падет, опасность нависнет над всей Центральной Америкой. В Гватемале усилится война у мексиканской границы. А Мексика, как известно, граничит с Техасом. Так, по мере падения одной за другой «костяшек домино», самый центр Америки «окажется в пределах досягаемости пушек противника».

Уже в начале 1981 года Рейган поспешил приписать Советскому Союзу намерение «установить мировое господство». А тогдашний глава американского внешнеполитического ведомства Хейг стал утверждать, что национально-освободительное движение – это не что иное, как «международный терроризм». И «поощряет, организует, финансирует» его Советский Союз! Развивая этот, с позволения сказать, «тезис», государственный секретарь США сделал затем программное заявление. Поставив знак равенства между борьбой народов за национальное освобождение и террористическими акциями, он провозгласил, что отныне противодействие «международному терроризму» займет в американской политике место «политики защиты прав человека» предшественника Рейгана Картера. Так был взят курс на всемерное укрепление карательно-репрессивных аппаратов «дружественных» США государств к югу от Рио-Гранде.

Очередная политическая доктрина американского империализма появилась во второй срок пребывания Рейгана в Белом доме – «доктрина неоглобализма». Под лозунгом «защиты демократии» доктрина неоглобализма предусматривает конкретные мероприятия по военной и политической поддержке репрессивных проамериканских режимов, против которых выступают патриотические силы, по американской терминологии «террористические».

По сути дела, составной частью новой доктрины стала и так называемая «теория конфликтов низкой интенсивности», рожденная в кабинетах Пентагона. Провоцирование таких конфликтов считается наиболее «дешевой» политикой, не связанной с «крупным риском», которая позволит шаг за шагом свести на нет успехи антиимпериалистических сил. Сторонники этой теории надеются, что «низкая интенсивность» – война новейшим американским оружием чужими руками: «контрас» в Никарагуа или «эскадроны смерти» и каратели в мундирах в Сальвадоре – стратегически окажется эффективной.

Небезынтересна казуистика американских апологетов насилия, рядящихся в тогу «защитников демократии». Они договариваются до того, что «подрывные элементы»-де идут на «терроризм» специально (!), чтобы «спровоцировать эксцессы со стороны властей и тем самым вызвать поляризацию общественного мнения внутри страны и во всем мире». Вот как! В «эксцессах», оказывается, виноваты сами их жертвы.

Есть в США и деятели, которые прямо призывают считать такие «эксцессы» неизбежным злом. Цель, мол, оправдывает средства, какими бы они ни были. Ведь идет «борьба за демократию, против красного тоталитаризма», и надо спасать сальвадорцев даже вопреки их желанию. Особенно тех. которые несмышлены, как дети, которые слепы и не видят нависшей над ними «красной опасности».

И их спасают. Спасают, как спасал печально знаменитый испанский инквизитор средних веков Игнатий Лойола подозреваемых еретиков: сжигал заживо, чтобы очистить их души. Кто является основным объектом операций по «спасению», видно из того факта, что девять американских пуль из десяти, поступающих в Сальвадор, убивают не бойцов повстанческих отрядов, а детей, женщин, стариков, беззащитное население.

Однако было бы упрощением считать, что Вашингтон видел и видит только в терроре путь к сохранению своего господства в Сальвадоре и делает ставку исключительно на насилие. Обстановка в Латинской Америке, мировое общественное мнение все в большей степени заставляют правящие круги США вносить коррективы в силовой курс, который сужает возможности политического маневрирования. Особенно во второй срок пребывания в Белом доме. Рейган использовал каждый случай, чтобы провозгласить себя «поборником демократических перемен» на континенте в целом и в Сальвадоре в частности. Добиваться старых целей не эскалацией репрессий, а более либеральными методами становится сейчас объективно необходимым, чтобы не компрометировать американскую политику в этом регионе. Прагматики в правительственных кабинетах США рассуждают теперь так: если социальные перемены неизбежны, то реалистический курс – направить их в такое русло, которое позволит США сохранить здесь политические, экономические и военные позиции, модернизировать сальвадорский режим по американским сценариям.

Поставив перед собой такую цель и в то же время решив во что бы то ни стало ликвидировать достигнутые повстанческим движением успехи, задушить его, администрация Рейгана активизировала маскировочную «игру в демократию». Больше внимания стало уделяться политической бутафории. Смена декораций на мрачном фасаде военно-полицейского режима диктовалась также и необходимостью успокоить часть американских конгрессменов, выражавших тревогу в связи с эскалацией вмешательства США в Сальвадоре, что напоминало им вьетнамские события.

Начиная с 1982 года новая идея реализовывалась в организации целого «сериала» выборных фарсов в Сальвадоре (выборы в Конституционную ассамблею, президентские выборы в несколько туров, муниципальные выборы…), каждая часть которого неизменно с большой помпой выдавалась за торжество демократии.

От таких «выборов», разумеется, всегда отстранялись все подлинно демократические силы, которым прикреплялся ярлык «красных», «просоветских» или «прокубинских» только за то, что они выступили против засилья олигархии, террора властей и неоколониалистского господства североамериканских хозяев. Нужные результаты этих избирательных «состязаний» всегда гарантировались фальсификацией и массовыми репрессиями армии, полиции и «эскадронов смерти» против инакомыслящих. Когда в Вашингтоне был перебран весь сальвадорский «кадровый пасьянс» после умело организованных предвыборных «дерби» главных «фаворитов» – представителей правых и ультраправых политических сил – на политической авансцене Сальвадора в первой роли оказался лидер правых христианских демократов Хосе Наполеон Дуарте. 16 мая 1984 года Центральный избирательный совет Сальвадора утвердил его победу на «выборах президента». «Демократ» Дуарте больше подходил Белому дому, чем его главный соперник откровенный фашист д'Обюссон.

С приходом Дуарте к власти политике Вашингтона в Сальвадоре в целом стало более присуще стремление увязать насилие, существование репрессивного аппарата, армии, ведущей войну со своим народом, с планами верхушечной показной либерализации режима, призванными ослабить социальную напряженность и обеспечить политическую стабильность. В Белом доме поняли, что открыто реакционный курс ультраправых может серьезно помешать администрации проталкивать через конгресс экономическую и военную помощь сальвадорским властям. Уже после выборов еще более четко определилась линия США на поддержку правоцентристского руководящего звена христианско-демократической партии и тактический отход от ультраправых группировок, открыто выступающих за ужесточение террора против прогрессивных сил, возражающих даже против создания видимости демократии. Ведь террор «эскадронов смерти» был нежелательным для Вашингтона фоном, на котором развертывалась организованная по американским сценариям «демократизация» в Сальвадоре. В то же время, разумеется, США не порывали своих тайных связей с ультраправыми, чтобы использовать их в военных и политических интригах и по-прежнему ориентировать сальвадорскую машину подавления на физическое уничтожение повстанцев.

Все это и определило специфику нынешнего Сальвадора: при разгуле насилия, уровень которого то повышается, то понижается, в стране вот уже четыре года существует конституционная власть. Однако когда бывает необходимо обуздать ультраправых, она большей частью оказывается бессильной. Контроль за положением то и дело ускользает из ее рук из-за того, что она подвергается неослабевающему давлению реакции. Христианско-демократическому руководству иногда даже удается устранить из правительственного и военного аппарата наиболее одиозных реакционеров. Однако в целом такие частичные меры оказываются малоэффективными. Террор продолжается.

Что касается самого Дуарте, он далеко не новичок на авансцене политической жизни страны. Некогда – в 70-е годы – он сам и созданная им христианско-демократическая партия даже боролись вместе с другими оппозиционными силами против правых военных режимов. Это принесло ему определенную популярность и репутацию демократа. Однако все это он принес в жертву личным амбициям и стремлению к власти, когда принял предложение олигархии возглавить в 1980 году правительство, в котором принимали участие и его бывшие противники – из кругов реакционной военщины. В 1980–1982 годах, находясь у власти, Дуарте своим авторитетом фактически прикрывал развязанный реакционной военщиной геноцид. Теперь же, «пропущенный через выборы» в президентское кресло, он старается соблюдать респектабельность, следуя советам своих американских опекунов.

Но Дуарте и представители правых демохристиан, руководящие сейчас Сальвадором, те из них, кто и хотели бы избегать репрессий, делающих обстановку еще более напряженной и взрывоопасной, кто являются сторонниками проведения некоторых реформ, дабы как-то умиротворить страну, оказываются не в состоянии провести их. «Нью-Йорк таймс» в марте 1987 года писала в связи с этим: «По общему мнению, президент Дуарте оказался слабым национальным лидером… По мнению большинства информированных наблюдателей, он не обладает политической силой, чтобы начать осуществление эффективных программ до окончания срока своих полномочий в 1989 году».

Каждый раз такие попытки встречаются в штыки ультраправой реакцией, за которой стоят 14 олигархических семейств, толкающих военных на развязывание истребительной войны против собственного народа.

Твердолобым ультра в рядах сальвадорской реакции – земельной олигархии, крайне правым партиям и кастовой военщине – и американский прагматизм, и умеренность и реформизм Дуарте представляются «крамольными». На этой почве возникло даже некоторое отчуждение между Вашингтоном и сальвадорскими ультраправыми, теми, кто пытается вернуть страну к прошлому, к открытой террористической военной диктатуре. (Это, конечно, не относится к самым правофлангов.

Сейчас в Сальвадоре, с одной стороны, нарастает мощная оппозиция режиму народных масс, в дополнение к повстанческим организациям создался Национальный союз трудящихся, в борьбу включились профсоюзное, студенческое движения, гуманитарные организации. С другой же стороны, усиливается давление на правительство ультраправых, сумевших привлечь в свой лагерь значительную часть мелкой буржуазии, пострадавшей от экономического кризиса и недовольной тем, что Дуарте не выполнил обещание восстановить экономику. Они обрушиваются на Дуарте за то, что он не смог «навести порядок» и подавить повстанцев. Ему вменяют в вину и углубляющийся вследствие продолжения военных действий экономический кризис. В результате демохристианский президент оказался между «двух огней», в изоляции. И круг этой изоляции неуклонно сужается и справа и слева.

На активизацию действий ультра и карателей в мундирах повстанцы отвечают все более мощными ударами. Под влиянием никарагуанской революции еще при Картере в апреле 1980 года на политической арене Сальвадора появился Революционно-демократический фронт (РДФ). В него вошло более 20 организаций различных идеологических и политических направлений: крестьянские ассоциации, студенческие общества, профсоюзы, социал-демократы… К Фронту примкнула и большая часть членов христианско-демократической партии, не согласных с капитулянтской и соглашательской политикой своих правых лидеров, а также демократически настроенные военные. Этот Фронт стал крупнейшей политической силой в стране. Его влияние начало распространяться и на средние слои населения.

Параллельно с консолидацией антидиктаторских сил на политической арене сплачивали свои ряды партизаны, их военно-политические организации. В октябре 1980 года было объявлено об их объединении во Фронт национального освобождения имени Фарабундо Марти (ФНОФМ), который стал, по сути дела, повстанческой армией. При нем были созданы объединенный штаб и вспомогательные объединенные отделы.

В августе 1981 года ФНОФМ – РДФ опубликовали проект совместной программы, носящий антиолигархический и антиимпериалистический характер. Обе организации находятся в постоянном контакте, согласовывают свою политико-дипломатическую работу за рубежом.

Война в Сальвадоре – это война без линии фронта. Зоны боевых действий не имеют четких границ. Они то увеличиваются, то сокращаются – в зависимости от акций регулярной армии или от перегруппировки партизан. Уже к середине 1982 года определились три зоны в стране: территория, контролируемая ФНОФМ, промежуточная «ничейная зона» и зона, находящаяся под контролем правительственных войск. Корреспондент французской газеты «Монд», побывавший в зоне, контролируемой ФНОФМ, писал: «Как только пересекаешь линию раздела – впрочем, нечеткую и меняющуюся, – попадаешь в другой мир, в котором свои законы, своя армия, своя церковь, своя экономика, своя система здравоохранения и даже свое радио. Это нечто большее, чем вторая власть, речь идет о втором обществе». ФНОФМ уже длительное время прочно удерживает контроль над 1/4 территории страны. Зона, контролируемая правительственными войсками, неуклонно уменьшается. Все попытки вооруженных до зубов карателей добиться перелома в ходе войны оказываются безуспешными.

Географические условия, отсутствие больших горных массивов, развитая дорожная сеть, позволяющая быстро перебрасывать карателей из одного района в другой, высокая плотность населения, заставляющая партизан проводить операции осторожно, чтобы не нанести ущерб местным жителям, – все это затрудняет действия патриотов. Тем не менее при широкой поддержке масс повстанческая армия нападает на полицейские участки, атакует части регулярной армии и подразделения сил безопасности и полиции, взрывает мосты, развертывает иногда крупномасштабные наступления.

Солдаты регулярной армии не рискуют появляться в местах, где наверняка встретят сопротивление. Проявляя «смелость» лишь в «боях» с мирным населением, они довольно часто обманывают свое начальство, не выполняют задачи, а то и симулируют бой, стреляют в воздух и возвращаются в казармы.

Нередко дезертирство. Даже офицеры, командующие подразделениями, случается, убегают, бросая солдат, когда убеждаются в неизбежности разгрома партизанами. Все чаще солдаты правительственной армии сдаются в плен, особенно из числа новобранцев, которые не успели еще обагрить свои руки кровью соотечественников – мирных жителей. Этому способствует гуманное обращение партизан с пленными. Высокий моральный облик патриотов противостоит низости и жестокости карателей. Не случайно 10–12 человек из каждых 100 пленных решали остаться в рядах партизан.

Ведя боевые действия, сальвадорские повстанцы в то же время всеми силами стремятся покончить с войной. На это направлены проникнутые конструктивным подходом и реализмом предложения ФНОФМ – РДФ создать правительство при широком участии народа, которое провело бы в стране подлинно свободные всеобщие выборы.

В 1987 году Фронт национального освобождения имени Фарабундо Марти и Революционно-демократический фронт Сальвадора выступили с новыми предложениями, цель которых – защитить гражданское население от репрессивных акций. План, выдвинутый патриотами, содержал требование о прекращении бомбардировок населенных пунктов, использования дальнобойной артиллерии и всех видов мин. В заявлении подчеркивалась необходимость вывода американских военных советников из Сальвадора и невмешательства США во внутренние дела страны. ФНОФМ и РДФ потребовали от властей Сальвадора освободить политзаключенных, искоренить практику пыток, похищений и преследование оппозиционных деятелей.