Текст книги "Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2"

Антология современной петербургской поэзии
Поэтический форум
Том 2

Ни шороха полночных далей,

Ни песен, что певала мать,

Мы никогда не понимали

Того, что стоило понять.

И символ горнего величья,

Как некий благостный завет, —

Высокое косноязычье

Тебе даруется, поэт.

Николай Гумилев

Лилия Абдрахманова

Сила жизни

 
Корпускулы —
из красных маков,
Из вечных льдов и жарких злаков,
Из горной солнечной воды
И незатейливой еды —
Свела таинственная сила,
Плюс с минусом соединила,
Со светом – тьму,
С прохладой – зной,
Всё это как-то оживила,
Что в результате
стало мной.
 

* * *

 
В предгорьях Ала-Тау тает снег,
Под жарким солнцем загорают склоны,
Вершат цветы весенний свой набег —
Взрываются подснежников бутоны.
Снег станет пищей горных рек – водой,
Стремительно сбегающей со склонов,
Не ведая в свободе молодой
Ни тишины, ни глубины затонов…
 

* * *

 
Тень моя множится в свете ночных фонарей,
Около ног, как распахнутый веер кружится.
Может, подобно, рождаясь от сути моей,
Жизнь моя здесь многократно ещё повторится…
 

Спираль

 
Я вылью шумно воду из корыта,
Скручу в спираль тяжёлый ком белья,
Пытаясь выжать каплю Бытия
Из мелкого застиранного быта.
 

* * *

 
Быть может, по зову невольному плоти
Прародину ищем в природной среде:
Мечтаем, взирая на птиц, о полёте,
А глядя на рыб, мы грустим о воде…
 

Анестезия

 
Однажды почти поднялась до небес,
Прозрачно вошла в ослепительный лес,
Где множится вместо деревьев, растёт
Рисунок, похожий на соты, на мёд…
И стала я сотой-ячейкой безвестной
В какой-то абстрактной стране бестелесной.
В безмолвии полном мне слышится звон,
И всё это вроде бы вовсе не сон.
Я тела не чую, лишь мысль моя есть,
И плоти, как видно, не нужно ей здесь.
А как без неё совершу я дела,
Которые сделать пока не смогла?..
«Где я? – вопрошаю, ответа моля, —
Где ты с притяженьем привычным, Земля?»
И мысленно в мир незнакомый кричу:
«Я в тело, я в тело вернуться хочу!»
И словно бы кто-то услышал меня:
Глаза распахнула в сияние дня!
Забилась душа моя, отяжелела,
Как сетью, ячейками поймана тела…
 

Кундалини

 
Сущность моя – змея,
Мудрая и красивая.
Жилище моё – Земля,
В ней черпаю силу я.
Меня называют красивой,
Не понимая вполне,
Что это и есть та сила,
Которая дремлет во мне.
Порой она просыпается
Под музыкальный звук,
И вдруг во мне проявляется
Змеиной пластикой рук,
Танцем цветным, узорным,
Излечивая от печали…
И снова прячется в форму
Трёхвитковой спирали.
 

* * *

 
Я слышу ритмы для стихов,
Они меня сопровождают,
Вплетаясь в ритм моих шагов,
И я душою осязаю,
Как музыку, звучанье слов,
Понять пытаюсь их значенья,
И смутен чувств моих поток…
В таком ритмическом движенье
Пульсирует, наверно, сок
В деревьях – перед их цветеньем…
 

* * *

 
Рождается опять в моём сознанье
Живой калейдоскоп воспоминаний, —
Не то в них больно, что уже случилось,
А то, что так и не осуществилось…
 

Ольга Авдеева-Мокрак (г. Кишинёв)

* * *

 
«Мне Вас не хватает. Мне Вас не хватает…»
А снег на ладонях прохладных не тает,
А снег замерзает на тёмных ресницах.
Во сне Вам былое, быть может, приснится.
Быть может, знакомые звуки ноктюрна
Напомнят далёкое зимнее утро,
Когда согревались в ладонях ладони,
И мчались по Невскому быстрые кони.
И снег на прохладных ладонях не таял.
Мне Вас не хватает, мне Вас не хватает…
 

* * *

 
Отболела душа ностальгией по отчему краю,
Где озёр зеркала отражают зелёный простор,
Где белеют берёзы и ветви ко мне простирают
И где ждёт моего возвращенья наш старенький двор.

Рыжим пламенем осень сожгла все мосты-переправы,
Словно вновь испытала она мою верность судьбе.
Только знаю, вернусь, окунусь в твои росные травы!
Возвращаясь в Россию, я вновь возвращаюсь к себе.
 

* * *

 
Вопреки закону – вот дела! —
В декабре малина вдруг созрела.
Это мать-природа захотела
Подарить зимою нам тепла.
Заалели радостно плоды
На живых и незамёрзших ветках,
Птицам Бог послал их, словно деткам,
И с небес благословил сады.
 

Нина Агафонова

* * *

 
Явилась ночь и свергла день,
Он канул в пропасть наших вздохов.
Нам пела каждая ступень,
Что дома плохо, плохо, плохо...

Но мы, преодолев подъём
Всех этажей и всех печалей,
Вошли в свой дом, забылись в нём,
Залив тревоги жарким чаем.

И он покой принёс душе,
И было сердце не в обиде,
И что там есть, – в той темноте, —
Уж лучше нам не знать, не видеть.
 

* * *

 
Окажи мне услугу: дай руку!
Уведи меня в песню ночи́
По мелеющим улиц излукам,
Где распахнуты крылья-плащи.

Где слетелась горластая стая
На проспекты рекламных огней,
Где о воле мечта золотая
Манит скованных силой коней.

И мое заведённое сердце
Тянет к свету от чёрной тоски.
Не опомниться, не оглядеться,
Только б мчаться над гладью реки,
Дивный, чудный, мой город – мой пламень,
Не стихающий в пенной крови,
К той звезде, что сияет над нами
Недоступной вершиной любви!
 

Странники

 
Ходили странники чудные
По сирым пашням деревень,
Копили капли дождевые
В ладонях, пили, славя день.
И был так тих, почти беззвучен
Их говор о житье своём,
Их грозовые ждали тучи,
Ложась к закату в чернозём.
К рассвету каждый поднимался
И шёл в свой странный мир удач,
Но только путь их мне казался —
Единый, непрерывный плач.
 

Монолог осени

 
Сначала я думала, парки пусты оттого,
Что холод и мгла разогнали уставшие души,
Я дважды просила вернуться, но всё никого,
Но всё никого, да и разве услышат, уснувши.
Затем я решила, что, может быть, в сладостных снах
Мне легче какой-нибудь светлой молитвой явиться,
И слёзы польют, и страданье проснётся в глазах,
И все вдруг увидят, как страшно однажды забыться.
Но вновь никого. Ни молитва, ни плач, ни призыв —
Ничто не проникло сквозь тяжесть забвения к спящим.
Густой снегопад, на немеющий сад повалив,
Печально внимает шагам, по листве уходящим.
 

Лариса Александрова

В Крыму

 
Простор черноморский венчая,
Прилив поднимался волной,
И чайки кричали, кричали…
И снова мой Крым предо мной…
«Как звать вас? – спросила я чаек, —
Мы так по рождению бли́зки…»
Спросила, ответа не чая,
И чайки, взлетая, вскричали:
«Лариски…Лариски…Лариски…»
 

Совет

 
«В плохом всегда ищи хорошее,» —
Советовала мне сестра…
То я влюблялась в дождь с порошею,
То у случайного костра
Отогревалась…То красивою
Мечтой спасалась, сладким сном…
И научилась быть счастливою,
Живя в обыденном, простом.
 

Победитель

 
Который раз в бараний рог
Судьба скрутить его хотела…
Он все невзгоды превозмог,
Не отделил души от тела…
Дорога…Нет! Спираль дорог
Крутым витком ему верстала
Путь испытаний и тревог —
До бронзового пьедестала.
 

Андрей Victoria Андреев

Дай умереть…

 
«Не просыпайся, – я шепчу ей, – рано,
Трамваи по проспекту не гремят».
Лицо во сне так ласково-румяно,
И губы поцелуй ещё хранят.

«Не просыпайся, солнечный посыльный
Тебя погладит кисточкой луча»…
Задёрну шторы… Господи всесильный!
Дай умереть, слова любви шепча.
 

Нос к носу

 
Вот опять мы столкнулись нос к носу
С хулиганкой девчонкой – Весной.
Ручейками по ноженькам босым
Побежала звенящей волной.

Поманила в поля и дубравы,
Где под солнцем расплакался снег,
И уже просыпаются травы,
Тянут ручки, как дети, Весне.

По ручью поплывёт мой кораблик,
Полный красок из детского сна…
Я опять наступаю на грабли,
Что оставила в поле она…
 

Пробегусь по парапету

 
Раскинув руки, пробегу по парапету:
Да, не мальчишка и смешон со стороны.
Но за судьбой иду в согретые рассветы
И чуда жду от разгулявшейся весны.

По ручейку пущу кораблик я бумажный,
И прочитают пожеланья небеса:
Прошу зари как небоскрёб, многоэтажной,
И бурю чувств, чтоб разрывала паруса

На бригантине сонной жизни…Южный ветер,
Несёт акации цветущей аромат.
Раскинув руки, пробегусь по парапету
И взмою в небо за мечтою…в звездопад…
 

* * *

 
В последний вечер мая
Резвился звездопад,
И звёздочка шальная
Упала в Летний сад.

В кустах переоделась,
Припрятала лучи.
Украдкой огляделась
И вышла…свет в ночи.

У нового фонтана
Ей встретился Поэт.
Двухтомником романа
Они оставят след…
 

Наталья Андреева

Старые письма

 
Устала и забросила дела,
Ушла от всех и окунулась в книжки.
И вдруг в них письма старые нашла
От первого любимого мальчишки.

Одно уж пожелтело… в том письме
Его слова смешной любовью дышат.
В его пятнадцать лет. Да кто он мне,
Что про любовь с ошибками мне пишет?

Корявый почерк… Просто буква «Ц»…
И сердце со стрелою. И ромашка.
И красной ручкой приписал в конце
Без запятой: «Люблю тебя Наташка»…

Я в школе тридцать лет преподаю…
И каждый раз, тетради проверяя,
В мальчишке каждом я его люблю,
Им с нежностью ошибки исправляя.
 

* * *

 
Свинцовое небо упало
В холодные воды Невы.
О Боже, как холодно стало,
Что даже оскалились львы.

О Боже, как холодно стало,
Как будто ушёл лучший друг.
Природа всегда удивляла
Причудами Санкт-Петербург.

Но в холоде, в сумраке мглистом,
Ты помни, что это пройдёт…
И ангел, как лучик искристый,
Нам снова с небес подмигнёт.
 

Разлуки

 
Ты знаешь, а разлуки я люблю.
Я в мыслях о тебе и день и вечер.
Я капельки любви своей коплю,
Чтоб полной чашей их отдать при встрече.

Ты знаешь, а разлуки мне нужны.
Тебе стихи и песни я слагаю.
И средь вечерней звёздной тишины
Твои глаза и руки вспоминаю.

Ты знаешь, чем разлуки хороши?
Вот нет тебя, а в мыслях я с тобою.
И нежные движения души
Я утром солнцу, как тебе, открою.

Ты знаешь, ты мой самый близкий друг.
Как здорово, когда мы вместе снова.
Но не хочу любви я без разлук.
Я подождать, чтоб встретиться, готова…
 

* * *

 
Глаза насытиться не могут
Рассвета нежной красотой.
Шепчу молитву, славлю Бога...
И верю я, что он со мной.
 

Чёрная речка

 
А нашей Чёрной речки нет черней.
Ведь здесь «погиб поэт, невольник чести».
Сюда несу цветы, и всё сильней
Я чувствую, что сердце не на месте —

Как будто потеряла я отца,
Что мне открыл в поэзию дорогу.
Стучатся строчки прямо к нам в сердца
И в них вселяют странную тревогу.

Тоскуют без поэта острова —
И Летний сад, и липы вековые.
Скорбит и плачет Мойка, как вдова,
Но… Наполняют нас стихи живые.

Великий Пушкин, солнечный поэт,
Живёт в сердцах и душах поколений.
Чернее нашей Чёрной речки нет…
Но Петербург хранит волшебный свет,
Что миру подарил наш добрый гений.
 

Иллюзия

 
Я видела: в лужу смотрелась луна,
Подумалось ей, что она не одна.
Что в мире подлунном, где ей не бывать,
Двойняшку-сестру удалось повидать.

Луна улыбнулась – ей лужа в ответ.
И кто вам сказал, что взаимности нет?..
Луна укатилась – и в луже темно.
Ну просто большое сырое пятно.
 

Светлана Анненкова (г. Ижевск)

* * *

 
Солнце часто прячется, исчезает где-то,
Снова за окошком умирает лето.
Всё могло быть плохо, но сентябрь-проказник
Маскирует похороны под великий праздник.
Воздух сделал терпким и немного пряным,
Все вокруг завесил жёлтым и багряным,
Чтобы, опьянённые красотой-дурманом,
Мы не заподозрили подлого обмана.
Скоро всё закончится ноябрём холодным,
Лето будет съедено осенью голодной.
И тогда однажды, в первый день морозный,
Все обман заметят, только будет поздно.
А пока так славно и тепло на свете,
Только дождик плачет о погибшем лете….
 

* * *

 
Придёшь ты, тоску прогонишь,
Ноябрь обращая в бегство,
Ты в жизнь мою снова входишь,
Как светлый кусочек детства.

Вдвоём тишину разбудим
И сядем за чай с вареньем,
Мы чайной ложечкой будем
Мешать разноцветные тени.

И праздник, и новые песни,
Цветы, на столе – конфеты…
Мы живы, мы снова вместе,
И скоро вернётся лето.
 

Екатерина Асмус

* * *

 
Прости меня, любимый город.
В грязи, руинах и снегу
Ты мне всегда предельно дорог.
Твой светлый образ берегу
И в дальних странах, и в болезни,
Когда уныньем сломлен дух,
Я вспоминаю ветра песни
И тёплый тополиный пух,
Парад дворцов, мосты литые,
Каналов спутанную сеть,
Соборов купола златые
И шпилей острых в небе медь.
Державный блеск былой столицы
Твои дома ещё хранят.
Но сила каменной десницы
Ослабла. Нет пути назад.
Зов Командора нам не слышен,
А в бывшей роскоши палат
Тихонько шебуршарят мыши
И нет замков у царских врат.
Мелькнёт лицо дворянской стати
Среди заносчивой толпы
Лишь на секунду.
Дождь и слякоть
Вмиг слижут чуждые следы.

И всё. В изгнанье было слово
Заступничества и любви.
Остался лёд. Зимы оковы
И отблеск подвигов твоих.
Прости меня, любимый город!
Я, память прошлого храня,
Ничто – ни делом и ни словом
Не в силах сделать для тебя!
 

* * *

 
Мне хочется с тобой поговорить.
Не на́ людях. А в тишине, спокойно.

В уединенье от знакомых лиц,
Приветствий, объяснений недостойных.

Мне хочется с тобой поговорить,
Чтоб ясным было слово диалога.
«Как ты живёшь? Что думаешь?» – спросить.
«Когда в последний раз ты слышал Бога?»

«Как там погода? Пишешь ли стихи?
Или украдкой по ночам играешь
В компьютерные игры?»
Ты прости...
Такой вопрос, наверно, – против правил!

Мне хочется с тобой поговорить.
Неспешно. Не скрываясь и не ссорясь.
Так узелком разорванную нить
Связать швея старается на совесть.

Мне хочется с тобой поговорить...
 

Ольга Атаманова

* * *

 
А поутру – ещё белей, чем днём.
Вот выпал снег и не успел растаять,
никем ещё не тронут, и на нём
лишь свежий след от первого трамвая.

Он слишком бел, и так кристально чист,
что в городе белей и первозданней…
Черны стволы, и ни единый лист
не полетит по ветру синью ранней.

И кажется мне ясным и простым
Всё, что сомненьем было и обманом
на улице, не шумной и не пьяной,
над городом, совсем ещё ночным…

Однажды я пойму, что не люблю,
с предельной ясностью, без всякой злобы,
что не смогу быть верною до гроба
и не возьму в подарок жизнь твою…

За что ревнуешь? Нету никакой
любви во мне, и звуки никакие
не потревожат мёртвую стихию,
а только звон ветвей над головой,
пустые кроны и стволы нагие…

И кажется, что вовсе не умру,
пока зима такая молодая,
пока снега однажды не растают
под звон капели, рано поутру…
 

Кризис сорока
Сонет

 
Конец иллюзий? Мудрости начало?
Минут бессмысленное воровство?
Я знаю жизнь – от шляпки до скандала,
Предел – всему. Бездонность Ничего,

Салатик из травы, когда, бывало,
Недосыпала пряностей в него,
И страсти – жар. И песни – колдовство.
И тишину полночного квартала,

И крики, и неистовство толпы,
Послать за Геркулесовы Столпы[1]1
  Геркулесовы столпы (Геркулесовы столбы): 1) две скалы у Гибралтарского пролива, на европейском и африканском берегах, согласно античным мифам, воздвигнутые Геркулесом на краю мира; 2) перен. крайний предел, граница чего-либо, крайность в чём-либо.


[Закрыть]
Готовой неугодных… Только срок

Безумию – давно определён.
Алхимик-Время, как ты ни учён —
Что мне сейчас твой золотой песок?
 

* * *

 
… И листьев нет, но далеко зима,
В сиянье полдня растворились тени
И кажется, что даже смерть сама
Прозрачна и тиха, как день осенний.
В безмолвье том – предчувствие зимы.
Застыли отшуршавшие аллеи.
И смерть всё меньше отрицаем мы,
Всё легче примиряемся мы с нею.
 

Михаил Балашов

* * *

 
Продрогшие чёрные ветки осин,
Трава прошлогодняя стынет белёсо,
И кажется, в целой Вселенной – один…
Незваная, серая, дряхлая осень.

Обманутых птиц не слышны голоса,
И плещет на речке не рыба, а ветер.
Я щепкой «Весна» на песке написал —
И стало немного уютней на свете.
 

* * *

 
Какая славная погода,
Уютно дождик моросит.
И сердце чувствует свободу,
Как полюс чувствует магнит.

Набухла сыростью одежда,
Промокли ноги и душа.
Наверно скептик ни гроша
Не дал бы даже за надежду

На то, что будет впереди
Когда-нибудь тепло и сухо:
По всей Вселенной льют дожди
Суровым испытаньем духа.

А я пожертвую грошом.
Здесь нет ни капельки бравады:
Мне это в самом деле надо…
Да нет, мне, правда, – хорошо.
 

Татьяна Баканова

По Миллионной

Арсению Дубину, петербургскому историку и светлому человеку

 
Пойдём гулять по Миллионной,
Вниз, по течению Невы,
Там ночью белой и бессонной
Мы будем с городом на Вы.

Как будто гостем из Помпеи
Возникнет Мраморный дворец,
И царский конь, скалой чернея,
Проскачет из конца в конец.

Пустая Главная аптека,
Вписавшись в нынешний контраст,
Из восемнадцатого века
Нас мятным запахом обдаст.

В чернила обмакнув рейсфедер,
Нагнувшись к чистому листу,
Неутомимый Штакеншнейдер
Начертит новую мечту.

Нырнёт под арку Эрмитажа
Неторопливый катерок,
Горбатый мост незримо свяжет
Двух рек и улицы поток.

И Зимний вдруг, такой огромный,
Раздвинет утренний туман…
Пойдём гулять по Миллионной,
Поклонимся её домам.
 

Давиду Самойлову

 
Ветреный город. Там тихие улочки
К морю спускаются все до единой.
Улица Калева – кофе и булочки,
Улица Мере – дубы-исполины.

Буйство черёмухи – улица Тооминга,
Свечи каштанов, чернила сирени,
Красные крыши, кирпичные домики,
Старых деревьев прозрачные тени.

Вот этот дом. И калитка распахнута,
Словно душа или книги страница,
И на окошке расставлены шахматы,
Будто хозяин сейчас возвратится.

Сад зацветает. Живое, зелёное
Вечное царство – малина и слива,
Но на губах тает горько-солёная
Влага, что ветер приносит с залива.

Аист в гнездо по весне возвращается,
Я улыбаюсь ему или пла́чу?
Жизнь продолжается, жизнь продолжается…
Разве на свете бывает иначе?
 

* * *

Памяти поэта-подводника Игоря Озимова

 
Спит в тумане канал Грибоедова,
Над водой проплывают дома…
Из простывшего города бледного
Наконец-то уходит зима.
Я иду по знакомому адресу,
Над волнами – мосты-корабли,
Шелест тонкого белого паруса
Слышу я в океанской дали.

Вижу Вас молодым, в белом кителе,
Ваш лучистый улыбчивый взгляд…
Окна старого дома и жители
На канал, как на море, глядят.

Вы ушли… Буду верить, что в плаванье,
На неведомый остров ушли.
Ваше судно стоит в тихой гавани
В неизученной точке земли.
 

* * *

 
Я мою окно после вьюги и стужи,
Январских снегов и февральских метелей.
Они отошли, отлегли, отшумели,
И снова весна в тихом воздухе кружит.

А город заполнен движеньем и шумом:
Трамваи по рельсам, часы с колокольней…
Как больно бывает мыть окна, как больно,
Когда о тебе все тревоги и думы.

Ты вышел во двор, я тебя увидала
Сквозь стёкол прозрачность, натёртых до скрипа.
А тряпка полощется в миске со всхлипом,
А мне чистоты безупречной всё мало.

Я мою окно после долгих морозов,
Как будто с окна смыть твой образ пытаюсь.
А он только чище, чем больше стараюсь.
Текут по стеклу ручейки, словно слёзы.
 

Алина Бартенева

Аннушка

 
Не вернулись с фронта два её сынка.
Страшное известие пришло издалека.
Где-то там за Бугом в облаке смертей
Потерялись судьбы двух её детей.
Все в селе гадалки ей твердят одно,
Что ребята живы, постучат в окно.
Ветры да метели мчались по селу.
Жадно припадала Аннушка к стеклу.
Только перед утром сон её ломал,
А во сне навстречу младшенький бежал.
Старший чуть смущённо улыбался ей:
«Познакомься, мама, с жёнушкой моей».
Как бы ей хотелось, чтобы этот сон
Длился бесконечно, не кончался он.
Годы пролетали – счастье не сбылось.
Знать, гадалки врали, чтоб светлей жилось.
 

* * *

 
Не гасите свечу, пусть горит до конца.
Ведь расплавленный воск – как застывшие слёзы,
Что скатились с небес по веленью Творца
И упали на листья озябшей берёзы.
Посмотрите на пламя зажжённой свечи —
Как на жизнь нашу пламени пляска похожа:
То неистово скачет, как всадник в ночи,
То падёт и забьётся болезненной дрожью.
Задержите дыханье чуть-чуть у огня,
Не спугните пылающий трепет мгновенья.
Пусть сопутствует вам до последнего дня
Негасимый и вечный огонь вдохновенья!
 

Ирина Басова

* * *

 
Я на исповедь в чащу лесную хожу,
Как язычница, как святоборова жрица.
Согрешу и покаюсь, и вновь согрешу,
Чтобы скудным пайком у берёз причаститься.

У лесин белоствольных свой грех отмолю.
Солоны и горьки покаянные слёзы!
И в ответ на святую молитву мою
Благодатная замироточит берёза…
 

* * *

 
Мне отрадно глядеть в эти дивные дали,
Упиваясь мучительно светлой тоской
О незримом, надмирном, святом Валааме,
В облака вознесённом над скверной мирской!

Стать бы птицею вольной да взмыть в поднебесье
Над суровою, вздыбленной ветром волной.
Отчего ты бескрыло, смущённое сердце,
Отчего не обрящешь ты край неземной?

Оттого ль, что взыскующий Божьего храма
Не от мира сего и за правду гоним?
В небеса вознеслись купола Валаама,
Словно явленный горний Иерусалим.
 

Наталья Бевза

Там, где лес просыпается...

 
Там, где лес просыпается, зыбкий, безлиственный,
Начинают сезонный покос:
Методично, привычно, как в поисках истины,
Режут белую кожу берёз.

Не насквозь, не навылет – наствольными срезами
Извлекают живительный сок
Из глубин бересты, письменами истерзанной —
Вдосталь пьют, запасают и впрок.

У России нет вечных обласканных символов —
Всё лихие у ней времена:
Иссекая крест-накрест развенчанных идолов,
На крови строит храмы она.

Обрекут, нарекут рощи новыми храмами,
Разбредясь по домам, чернецы.
Белоствольные души возносят над шрамами
Изумрудного света венцы.
 

Я прожила чужую жизнь...

Свет мой синий

Свет мой дальний,

Безымянная звезда...

А. Топчий

 
Я прожила чужую жизнь,
хоть знала: где-то
Моя – заброшенно лежит
среди макетов,
В бюро невысказанных дум
и нот неспетых,
А я верхом, как мальчик-грум,
скачу за светом.

Чужая жизнь давно в плечах
мне тесновата,
И голос стиснутый зачах,
пропал куда-то,
Но даже если велики
одна-две даты,
Не написала ни строки
для адресата.

Вот жизнь моя – дрожит рука:
хочу примерить,
Да вижу, будет велика…
В пустом вольере
Теряюсь я,
но синеву
Прошу —
проверить:
Чужая жизнь, что я живу,
кому – потеря?
Отдам её, не пожалев,
владельцу в руки —
Полуобъёмный барельеф
рутинной скуки.
Я не хочу судьбы такой
и жизни куцей,
Где самый страшный непокой —
гнев резолюций.

Теперь иной ориентир,
тональность песен:
Я – не слуга! Прощай, мундир,
который тесен,
Не буду в цирковом трико
идти парадом,
Мой свет – не тот, что далеко,
а тот, что рядом…