Текст книги "Российское государство: вчера, сегодня, завтра"

Проблему преемника Путина, столь широко и эмоционально сегодня обсуждаемую, просто бессмысленно рассматривать вне проблемы обновления властвующей элиты.

Я лично при всем желании не могу представить себе, как будет действовать наш нынешний правящий класс, когда начнутся процессы неконтролируемого и непредсказуемого распада, когда начнутся массовые волнения, когда выйдут из подчинения отдельные элементы силовых структур. У сегодняшней власти нет и, думаю, не будет ответов на эти вопросы. Она просто не понимает, что ей делать в такой ситуации. Тем более что большинство ее представителей считают, что все шито-крыто, все довольны, а идиотская телепропаганда уже оглушила всех до состояния полного дебилизма. Но есть пенсионеры, которым нужны лекарства, есть эти вот дольщики, у которых увели деньги и жилплощадь, есть масса недовольных – по самым разным причинам – людей. Пока еще нет условий для возникновения цепной реакции, но они могут созреть в результате самых простых, будничных событий.

Вспомним февраль 1917 года в Петрограде. Тогда за два дня до начала в городе волнений все вроде бы было управляемо, находилось под контролем. А через неделю государство рухнуло. Тогда, правда, шел четвертый год войны, народ устал. Сейчас, слава богу, войны нет. Но к концу текущего десятилетия количество и груз проблем, одолевающих рядового человека (ЖКХ, цены, проблемы со здравоохранением, с образованием, коррупционный беспредел даже на бытовом уровне, преступность), могут перерасти в опасное качество социальной нестабильности.

Нынешняя правящая элита, повторяю, ко всему этому не готова и подготовиться не способна. И озабочена она, похоже, совсем другим. Думаю, ее планы очень простые: выжить, сохранить приобретенные финансовые ресурсы. Собственно поэтому, к сожалению, нормальный политический процесс, который должен был бы сопровождать смену властных команд, сейчас подменен другим – поиском стратегии личного выживания. Эти люди хотят повторить опыт Бориса Николаевича и его семьи, которая получила гарантии на весь путинский период. И никакой другой стратегии за годы правления нынешнего президента у политической элиты сформироваться не могло.

В начале своего президентства Путин сделал, быть может, максимум того, что мог при присущем ему уровне кругозора и стратегического мышления. Но когда в его окружении выявился дефицит интеллектуальной поддержки, а присущее ему недоверие к незнакомым помешало расширению круга доверительного общения, он сам себя загнал в ситуацию неспособности к стратегическому планированию. Показательна судьба идеи об «энергетической сверхдержаве», претендовавшей на статус внешнеполитической стратегии России. Где эта идея сейчас? Путин же сам от нее открестился, когда пронаблюдал реакцию Запада. Но неужели сложно было предвидеть, какова будет реакция на новогоднее отключение газа Украине? Теперь Запад навсегда увязал идею «энергетической сверхдержавы» с перспективой подобных отключений.

При всех различиях в возрасте и прочих обстоятельствах, Путин во многом воспроизводит политический путь позднего Ельцина, подходя к концу своего второго срока предельно уставшим и абсолютно не желающим продолжать играть навязанную ему обстоятельствами роль. Он, конечно, стремится сохранить свое нынешнее влияние на решение принципиальных вопросов, касающихся интересов близких ему людей. Но никаких резких движений он делать уже не хочет, а хочет лишь спокойно уйти и быть поминаемым незлым тихим словом. Поэтому ему не нужны никакие «прорывы»: все реформы им практически приостановлены.

Это весьма удобная тактика: ведь если после его ухода с поста президента в стране начнутся какие-то неурядицы, он может вновь выйти из тени и выступить в качестве некоего гуру-спасителя. Впрочем, если у него хватит на то идей, людей и прочих необходимых ресурсов. Но сейчас главный вопрос в том, в каком состоянии он страну оставляет и к чему ее своими действиями либо бездействием готовит.

На финальной стадии правления Бориса Николаевича мы стали свидетелями серьезного раскола элиты. Сейчас, наблюдая за предвыборными боданиями двух «Россий» – «Единой» и «Справедливой», – мы можем констатировать, что наметился новый элитный раскол. И вот уже даже некоторые кремлевские политтехнологи в сердцах заявляют, что в результате формирования второй партии власти («Справедливой России») ситуация может окончательно выйти из-под контроля, что две партии власти – это погибель для нынешнего политического класса. И они правы. Потому что народ полностью дезориентирован.

Долгие годы ему пытались внушить, что есть одна партия сторонников политики Путина – «Единая Россия». И вдруг появляется вторая, выступающая по отношению к первой как оппозиционная, но тоже заявляющая, что она говорит от имени Путина. Появились уже и перебежчики в нее из «Единой России», в политике отчетливо обозначились проявления стихийности и неопределенности, что для нынешней политической элиты, неспособной управлять в условиях кризиса (не говорю уж о чем-то подобном революционной катастрофе), смерти подобно. Для избирателя, конечно, это даже интереснее: у него появляется возможность выбора, а вместе с ней и стимул быть политически активным. Но элита – в полном смятении, поскольку вертикаль власти, выстроенная под «Единую Россию», начала рассыпаться.

Пока, правда, риски сводятся к тому, что «Единая Россия» может не получить большинство в Думе. Поэтому главная интрига на сегодня связана все же не с парламентскими выборами, а с тем, что будет потом. Речь идет не просто о том, кто будет преемником Путина и на какую фракцию нынешней элиты он сделает ставку, а о том, будет ли способен на обновление элиты в соответствии с внутренними и внешними вызовами, перед которыми оказалась страна.

На Путине сейчас очень большая историческая ответственность. Одно дело, если он выберет человека, приятного и удобного ему во всех отношениях, того, кто будет потом говорить правильные слова в адрес Владимира Владимировича. Другое – если Путин сделает свой выбор, понимая, какая колоссальная ноша, какие проблемы лягут на плечи его преемника. Причем, повторяю, не только внутренние, но и внешние.

Мы живем в едином глобализованном мире. В ближайшие годы американцы, думаю, решат проблему Ирака, выведут оттуда войска. Скорее всего, они решат свои проблемы и на Ближнем Востоке, и в Афганистане. А когда у них высвободятся силы, они займутся Россией. Займутся по-настоящему.

США, в частности, крайне обеспокоены нашим позиционированием в отношении Китая. Поскольку гораздо больше, чем нас, они боятся именно Китая, опасаются рисков, связанных со стремительным ростом его могущества. Россия же беспокоит их постольку, поскольку демонстрирует готовность стать сырьевым придатком Китая. В такой связке с Россией он имеет реальные шансы стать второй супердержавой, воспроизводя ситуацию биполярного мира полувековой давности, когда друг другу противостояли США и СССР.

В этой ситуации для России риск двоякий: с одной стороны, оказаться под плотным прессингом американцев, а с другой – стать энергетическим придатком Китая. Да, последний пока не намерен претендовать на наши территории. Разговор о такого рода угрозах – глупости, китайцы не готовы их заселять, о чем некоторые участники дискуссии уже говорили. Но политическое влияние Китая плюс товарная экспансия – это вполне серьезно. Ведь Россия может просто утратить свой суверенитет в части обеспечения своего населения потребительскими товарами.

Европа, с моей точки зрения, допустила в 1990-е годы колоссальную стратегическую ошибку, упустив возможность включить Россию в сферу собственного общеевропейского рынка. Нужно было более активно вести политику интеграции, нужно было приглашать Россию и в НАТО, и в Европейское сообщество, начинать соответствующие переговоры, которые затем могли бы идти хотя бы и 20 лет. Но этого, к сожалению, не произошло.

Можно ли сегодня исправить ситуацию? Полагаю, что какие-то эфемерные шансы пока еще сохраняются. Путин мог бы, уходя, сделать грандиозный исторический шаг, оставив преемнику договор с ЕЭС о том, что должна делать Россия, чтобы стать членом Европейского сообщества лет через 25. Своего рода дорожную карту. Я понимаю, что даже для этого необходимо выполнить много разного рода условий и проработать разного рода договоренности, но такое наследие Путина было бы чрезвычайно важным для страны.

Что касается грядущего нарастания напряженности между Россией и США, то она сегодня нами явно недооценивается. Американцы не только влияют на нефтяные цены. Многими путями и разными способами они влияют и на внутреннюю ситуацию в России. Тут нет необходимости говорить о каких-то заговорах – все гораздо проще и очевиднее. Ну, например, достаточно вспомнить, что деньги всех наших нуворишей хранятся на Западе. А после 11 сентября 2001 года для американцев не существует банковской тайны, даже имея в виду швейцарские банки. Все наши миллиардеры просто-напросто на крючке у американцев. Иными словами, разговор с нашей элитой – после того, как Россия станет для них главной целью, – может быть достаточно коротким.

В этих условиях наша власть использует националистическую, антизападную, антиамериканскую риторику для того, чтобы якобы сплотить народ. Точнее – чтобы было чем занять его головы. Вот инородцы на рынках засели, вот грузины опять Россию обижают, вот на митинг необходимо собраться, чтобы выразить свою солидарность с властью. Простые такие отвлекающие маневры. Парадокс же в том, что вся эта борьба за «национальные интересы» ведется элитой, которая на самом деле не является национальной, российской. И потому, что все ее деньги хранятся там, на Западе. И потому, что российская экономика давно уже предельно открытая, и ее «капитаны» стремятся делать IPO, причем в Лондоне. Им же начхать на наш внутренний рынок, они намерены повысить внутренние цены на газ в пять раз за пять лет. Если это всерьез, то, значит, экономика страны и ее будущее им абсолютно безразличны. Это абсолютно компрадорская стратегия, с национально ориентированной политикой не имеющая ничего общего.

Таковы цели нашей элиты – сохранить деньги и не попасть в заключение при выезде к месту их размещения, не повторить судьбу какого-нибудь Маркоса. Отсюда и историческая ответственность Путина – осуществить переход 2007–2008 годов таким образом, чтобы не закрыть путь к формированию новой политической элиты, способной остановить набирающие силу процессы, которые угрожают самому существованию России как суверенной и благополучной страны. Если Путин это сделает, то ему достанется все-таки почетное место в нашей и мировой истории.

Дмитрий Тренин
«Причину консервации персоналистского режима надо искать не в конституционной конструкции государства, а в обществе»

Я рад приглашению Игоря Моисеевича Клямкина принять участие в обсуждении чрезвычайно богатой мыслями статьи Михаила Краснова. Дискуссия по фундаментальным проблемам политической власти в России не может не быть актуальной в год парламентских выборов и менее чем за год до выборов Президента РФ. Кроме того, окончание второго срока полномочий второго президента страны позволяет подвести итоги развития политической системы России и обсудить причины «трудностей перехода» и возможности их преодоления.

Главный итог последних двух десятилетий: на рубеже 1980–1990-х годов Россия вернулась на естественный для нее путь развития. Ведущие факторы этого развития – формирование и постепенное укоренение института собственности («центральная роль денег») и растущая включенность в мировые процессы («открытость страны»). Основное «дело» на данном этапе жизни России – становление капитализма.

Отличие России от стран Центральной и Восточной Европы, включая Украину и даже Белоруссию, заключается в том, что у России отсутствовала и отсутствует реальная возможность ускорить и закрепить внутреннюю модернизацию посредством международной институциональной интеграции через вступление страны в Европейский союз и НАТО. Таким образом, российский транзит опирается главным образом на внутренние факторы развития, что делает его более длительным и тяжелым, не исключающим срывы и попятные движения.

Нынешний политический режим РФ не только опирается на традицию, но и отражает состояние общества и поэтому «объективен». Этот режим – царский по сути, по форме и по стилистике. Власть консолидирована, ее разделение представляет собой конституционную фикцию. Президент РФ – современный царь – выступает единственным функционирующим институтом политической системы. При этом особенностью российского авторитаризма является то, что авторитарное правление опирается на согласие управляемых. Роль легитимирующего фактора в этой «сцепке» исполняют выборы.

Президент РФ не является, конечно, абсолютно независимым субъектом. Он выступает в роли арбитра между различными группами интересов, обладающими финансово-экономическим весом и административным ресурсом. В этом узком смысле политика в России существует, и ее результирующая представляет собой внутриолигархический компромисс. Однако ничего принципиально нового и специфического здесь нет: любая свобода, как свидетельствует мировая история, начинается со свободы «баронов» и постепенно распространяется вниз, в конце концов охватывая рядовых обывателей.

Россией управляют те же люди, которые ею владеют. В меньшей степени это владение формализовано и публично, в гораздо большей – формализовано, но непублично, в еще большей – не формализовано и представляет собой «лишь» контроль над финансовыми потоками. Этой более или менее консолидированной властной корпорации в России противостоит все еще довольно аморфное, но быстро структурирующееся общество. Имущественное расслоение ведет к социальной стратификации и постепенному оформлению групп интересов. Дело не в фетишизации среднего класса как «золотого ключика» модернизации, а в том, что Россия во все большей степени и на всех уровнях превращается в страну материально выраженных интересов.

Наше общество, если понимать под ним совокупность управляемых, не столько прозевало персонализацию власти и восстановление всевластия бюрократии, сколько не было готово к участию в политической жизни. Такая готовность основывается не на абстрактном желании «установить демократию», а на осознании реальной, конкретной ответственности перед собой и своей семьей. Волю к ответственности способно породить лишь владение собственностью. Политическое участие – не только регулярная «отдача голосов» на всевозможных выборах, но прежде всего самоорганизация для достижения значимых конкретных результатов на уровне повседневной жизни. О выходе на этот рубеж могло бы свидетельствовать, например, массовое появление в России товариществ собственников жилья.

Пока процесс вызревания миллионов индивидуальных воль не завершился, общество будет склонно мириться с волей правителя и с всевластием бюрократии. Поддержка правителя со стороны управляемых, однако, не гарантирована автоматически. Более или менее равнодушное к верхушечной политике, массовое сознание вырабатывает «мнение» по важнейшим для себя вопросам (прежде всего социально-экономическим), игнорировать которое не может позволить себе ни один «государь». Да, Кремль предпринимает активные усилия по воздействию на общественное мнение в нужном для правящей элиты направлении. Однако возможности манипулирования массовым сознанием в обществе, где существуют частная собственность и свобода передвижения, существенно ограничены.

Конституция РФ – это конституция «на вырост». Российское общество 1990-х и 2000-х годов в большинстве своем – уже не масса подданных, но еще и не корпус граждан. Картина, которую РФ пыталась являть внешнему миру в 1990-е (демократия, рынок, независимые СМИ), слабо соответствовала реальности. Вместе с тем институты разделения властей, парламентаризма, независимой судебной власти, зафиксированные в Конституции, – не ширма, подобно многим положениям советских конституций, а своего рода местоблюстители, которые, вероятно, будут заполняться по мере формирования условий для существования перечисленных институтов. В этом смысле демократия и права человека в России – не прошлое («свободные 1990-е»), а будущее, хотя и не очень близкое.

Попытка «срезать исторические углы», искоренить персонализм с помощью персонализма, отрицающего самое себя, бесперспективна. На случай рассчитывать нельзя; «заслать казака в Кремль» не получится, даже если глава режима личной власти решится на его демонтаж. Без поддержки организованных сил общества он добьется немногого. Уверенное движение вперед – это обязательно движение, поддержанное снизу.

Итак, ключ не в руках героя, сумевшего пробраться в Кремль, а в самом обществе. И дела здесь не столь безнадежны, как многим кажется.

Генератор такого общественного движения – частная собственность. Логика ее развития свидетельствует, что количество собственников увеличивается в геометрической прогрессии. Условно говоря, страна, «принадлежащая» дюжине олигархов (групп, семейств, кланов), через 10 лет будет иметь сотни «владельцев», через 20 лет – сотни тысяч. И т. д. Для владельца же естественно воспринимать себя хозяином. Это значит, что со временем у земли Русской будет появляться все больше хозяев. Невозможно представить себе, что политический режим при этом не будет становиться все более плюралистическим.

Развитие в данном направлении, хотя и объективно обусловленное, не будет идти в автоматическом режиме. Кризисы не просто вероятны; они неизбежны. Но при этом если вначале политический режим будет оцениваться по критериям уровня компетентности (Ельцин – Путин; Путин – его преемник), то в дальнейшем – все чаще также и по степени представительства основных групп интересов.

Политический режим России непосредственно после выборов 2008 года будет, вероятно, менее консолидированным, чем в 2004–2007 годах. Авторитет третьего Президента РФ будет в первое время опираться на авторитет его предшественника, выдвиженцем которого он будет поначалу восприниматься. Новый премьер-министр также окажется, по-видимому, назначенцем Владимира Путина, а не его преемника. Значительная часть высших чиновников останется на своих постах. Наконец, важнейшей новацией станет фигура самого бывшего президента, который будет играть роль не только «гаранта» и «арбитра», но какое-то время также и «шефа» (в его советском значении), т. е. в каком-то смысле соправителя.

Это обстоятельство существенно изменит «живую конституцию» России и даст стране шанс сделать шаг вперед в формировании институтов власти. Кроме того, сам факт активной политической роли бывшего президента был бы для страны позитивным. Ведь расширение пространства для «бывших первых» является важным индикатором расширения свободы для остальных: сравните «уходы» конкурентов Сталина, отправку на пенсию Хрущева, создание Горбачевым Фонда социально-политических исследований, периодическую публичную активность Ельцина после его добровольной отставки.

Кстати, обсуждаемая возможность избрания экс-президента Путина Председателем Конституционного суда РФ в случае реализации могла бы существенно укрепить авторитет судебной власти и постепенно создать условия для того, чтобы конституционная норма разделения властей стала в РФ реальностью. Необходимость в независимом судебном арбитре в условиях современной России очевидна. Конечно, на сегодняшний день КС РФ – сравнительно скромное учреждение. Но ведь и в США Верховный суд первые 14 лет своего существования играл незаметную роль. Своим нынешним положением ВС США обязан верховному судье Джону Маршаллу, превратившему Суд за 34 года председательствования в интерпретатора Конституции США.

Ключевой вопрос российской государственности – становление в России национальной элиты, способной контролировать правящую верхушку и толкать ее к модернизации режима. Речь идет о появлении в сравнительно близкой исторической перспективе группы современных, состоятельных и самостоятельных собственников, готовых взять на себя общественное лидерство. Такое лидерство уже востребовано на всех уровнях – от муниципального до общефедерального, но пока отсутствует его субъект. Можно ожидать, что необходимость защиты собственных интересов и – одновременно – возможность думать шире и смотреть дальше, чем личные интересы, будет заставлять российских «лучших людей» соединять свои усилия. Появятся партии, созданные на фундаменте базовых принципов федерации интересов, и лоббисты крупных программ. Нынешняя российская «федерация кланов» станет похожей на федерацию регионов.

Задача уже существующих сил, которые в будущем могут составить национальную элиту России, – способствовать тому, чтобы более разреженная среда на вершине власти не привела к одному из (или обоим) возможных результатов: ожесточенной борьбе после 2010 года за обладание всей полнотой власти и утверждению нового единовластия. Этого можно добиться, настойчиво подталкивая корпоративных «баронов» – в их же собственных интересах – к политическим компромиссам и «легализму», образовывая и просвещая их и – одновременно – ставя в жесткие рамки. Легализация капиталов, международное признание (или, напротив, санкции за нарушение законов и норм) – вот инструменты такого воспитания.

Сказанное позволяет утверждать, что либерализм вновь становится для России актуален. Историческое время «консерваторов», подморозивших (по их терминологии, «стабилизировавших») на время страну, истекает, и они сами начинают это осознавать. Что делать дальше? Очевидно, что мобилизационные проекты не способны решить задачу модернизации из-за сложности самой задачи и невозможности управлять развитием из одного центра. Более того, их реализация под вопросом из-за колоссальной коррупции в государственном аппарате. Авторитарный мобилизационный поворот («диктатура развития», в которой значимым является только первое слово) способен, скорее всего, окончательно развалить страну. И гражданское общество в принципе не может быть создано государством, на что надеются некоторые высокопоставленные чиновники, сколько бы денег государство в него ни «закачивало». Государство может лишь создать более или менее благоприятный режим для самоорганизации общества.

Именно либерализм с его упором на институты собственности и конкуренции способен повести страну вперед по пути модернизационных реформ. Российские власти совершенно справедливо указывают на необходимость конкуренции на международной арене, где их лозунгом дня стала многополярность. В принципе, мир именно в этом направлении и развивается. Еще большая потребность в конкуренции, однако, существует внутри России. Без внутренней конкуренции невозможна внешняя конкурентоспособность. В свою очередь, внешняя неконкурентоспособность страны обрекает ее на исход за границу элиты (в критериях меритократии, т. е. самых лучших), а затем и массы трудоспособного населения. Современный опыт самых разных стран – от Узбекистана до Зимбабве – тому яркое свидетельство.

В XXI веке с его колоссально расширившимся пространством свободы «единицей успеха» является уже не государство (как в XIX) и даже не компания (как в ХХ), а человек. Соперничество между государствами и компаниями – это в конечном счете конкуренция за человека.

Субъектом нового либерализма могут быть те группы и лица из среды новой буржуазии, государственной бюрократии, «новых людей», добившихся личного успеха, которые решили остаться в России и, естественно, стремятся поэтому к улучшению среды, в которой они живут и от которой зависят. Главные ценности этих людей и групп – свобода в сочетании с ответственностью и достоинство личности. И важнейшая задача либералов – формирование современной национальной элиты, поддержка успешных и перспективных людей, разделяющих общие с ними ценности.

Новым либералам требуется соответствующая стратегия и тактика. Им не обязательно претендовать на общенародный характер своей организации. Нет особой необходимости и в создании парламентской партии. Россия – не демократия и еще долго ею не станет. Поле деятельности либералов – верхние слои общества, которые должны подать пример и в конечном счете повести за собой все общество. Речь идет о верхнем срезе на всех уровнях – федеральном, региональном, городском, муниципальном. Сетевая организация либералов должна стать локомотивом развития.