Текст книги "В небе только девушки! И…я"

Глава 5
Прогресс – дело тонкое, особенно в женском исполнении

Теперь о «гнейсах». Рано утром над аэродромом появилась темно-зеленая «пешка» с белыми капотами и довольно жестко приземлилась. Из нее вышло три человека: один военный летчик и двое гражданских, причем один из них, в очках, вылез из кабины пилотов. «Очкарик» представился:

– Виктор Васильевич. Почему нас сдернули с рабочего места, мы еще только разворачиваемся. У нас ничего нет, мы не можем вести работы в поле. А тут из-за женской прихоти нам срывают фронт работ.

– Сколько у вас работающих «Гнейс-1»? Включая те, которые стоят на стендах, везде, включая и здания на Политехнической.

Тихомиров немного удивленно посмотрел на меня, но я произнес это тоном, не допускающим возражений. А сами понимаете, что 37-й год был совсем недавно, а тут его выдернули с криками «давай-давай» из лабораторий и погнали почти на фронт. Он приподнял голову и начал загибать пальцы.

– Всего было собрано шесть стендов, и одна рабочая, вот она. Но клистронов и магнетронов новых больше нет, их выпуск прекращен. Где находятся для них станки – неизвестно. У меня есть предложение…

– Потом предложите, пойдемте смотреть.

Так и есть! Направленная колеблющаяся антенна с усиками, коаксиальные кабели, отсутствует резонатор и нет волноводов. Ну и размер с весом просто зашкаливают!

Вылез из штурманской рубки, осмотрелся в кабине. «Заценил» удобство расположения. Посмотрел на умформер, который за каким-то чертом сунули в кабину стрелка, и два громадных блока: передатчик и приемник. Оставил летчика и оператора у машины, а с Тихомировым шагаем в штурманский класс, там занято, поэтому прошли в лаборантскую за ним.

– Пишите названия станков и дату, когда они были отправлены или отгружены на станцию для погрузки. Укажите и нарисуйте таблички на них, где они стояли. Если помните, то в какие ящики были упакованы. А я пока свое порисую.

Начинаю изображать механическую зеркальную антенну с излучателем полузакрытого типа, резонатор, волноводы, гибкие волноводы, даю ссылку на патент магнетрона от 1921 года с номером журнала BIRE, четвертый за 1921 год, и его схему. Тихомиров сопит, морщит лоб, но пишет. На меня особо и не смотрит. Скорее всего, больше думает о том, где он будет сидеть, если не все вспомнит. Я уже закончил рисовать антенно-волновую часть сантиметровой РЛС бокового обзора, а он все сопит и шуршит ручкой.

– Ну, вот, кажется все, что помню. – Он задумчиво перечитывает свою писанину, встал и протягивает мне исписанные мелким почерком листки. Я забрал их и передал ему шесть своих.

– Это расстояние кратно длине волны?

– Да, конечно. Вы здесь посидите, посмотрите, я в штаб на несколько минут.

Позвонил Расковой и кратко изложил ситуацию. Требовалось найти по заводам и станциям несколько эвакуированных станков НИИ-9, материалы для поиска я отправляю ей связным самолетом. Пусть подключит всех. И надо лететь в Ленинград, забирать там все, что осталось. Вместе с Тихомировым, который там знает все, что нужно. Требуется разрешение на перелет.

– Я поняла, сейчас сделаем. – И она повесила трубку, а я вернулся в лаборантскую. Тихомиров сидел неподвижно, глядя в одну точку. Левая рука мяла листок бумаги. Я забрал его у него: написал заявление с просьбой отправить его на фронт, затем смял его.

– Это полежит у меня, Виктор Васильевич. Как только закончим «Гнейс-1», мы с вами дружно посмеемся и порвем его, предварительно макнув его в шампанское. Сейчас вылетаем в Ленинград, чтобы сократить сроки, необходимо собрать все имеющиеся станции и перевезти их к вам на 339-й завод. Имеющуюся станцию снять и установить на штатное место на борт «02». Оператор с переносом справится?

– Алексеев? Конечно, только провода…

– Здесь авиазавод находится, не проблема, и у нас другой способ крепления магистралей. Даже техники справятся.

Мы вышли из класса, на стоянке он заботливо передал все мои листочки своему оператору, и мы прошли к «птичке». Посыльный и Настя принесли карты и разрешение на перелет. Мы проинструктировали Тихомирова, как вести себя в кабине стрелка, проверили его подвеску. Еще раз напомнили, что ничего трогать нельзя, из кабины проверили связь с ним и пошли на взлет. Идем на семь тысяч, так чтобы ему наддува хватало. Дальность позволяет без посадки и без дополнительных баков, но на всякий случай подвесили в бомболюк дополнительный топливный танк.

Задерживаться с ним в Ленинграде нам не с руки, и, обговорив с ВВС фронта процесс эвакуации Тихомирова в Свердловск, мы через полчаса после заправки вылетели обратно. На блокадный Ленинград я так и не посмотрел. Сели ночью на Комендантском и ночью же вылетели обратно. На этот раз забрались повыше, чтобы никто не смог побеспокоить: стрелка-то нет. Настя весело рассказывала истории, которые происходили с нашими девушками, как они пытаются меня скопировать. Ее это жутко веселило, с одной стороны, с другой – немного беспокоило, так как она привыкла к тому, что ей уделяют больше внимания, чем мне. Но произошла смена обстановки, из практически полностью мужского коллектива нас переместили в женский, естественно, со своими дрязгами и претензиями. Утром сели в Придачах, и начался обычный учебный день. Я летал с девочками на «УПешке», а Настя гоняла штурманов и стрелков. Никого больше на вторую часть группы не нашлось. «Двойка» работала ночами по три вылета. Уже есть успех, сбили разведчика. Локатор работает отвратительно. Штурману приходится лежать в коке штурманской кабины. После первого же вылета туда еще и дополнительно матрас пришлось сунуть. Еще одно нарушение, что парашют на штурмане не надет, а лежит пристегнутый к стрингеру фюзеляжа и шпангоуту. Не дай бог, что-нибудь случится! Оператор учит штурмана управляться с локатором и юстировать его антенны, которые частенько капризничают и сбиваются. Главная проблема: отраженные от земли сигналы забивают индикатор, до определенной высоты полета, напрочь, и большое мертвое поле вблизи самолета. Сделав два вылета с оператором, локатор выключили, толку от него пока никакого. Только место занимает. Но обучение Гарик Гареев прошел, получил удостоверение оператора бортовой РЛС. Я пока в этом участия не принимаю, делаю вид, что мне все равно, что происходит в кабине «двойки». Ждем командированного. Тем более что поиск станков через НКВД и НКЖД пока ничего не дал, почти. Нашелся один станок, но что это за штука, не известно. Направили в Свердловск из Бухары.

Упарился за эти дни жутко, хорошо еще, что из-за отсутствия полетов на «птичке» снизилась нагрузка у Насти, и она взяла на себя наше хозяйство. Добровольно и чувствуя, что ее в скором времени ждет повышение. Так и произошло: понадобилось привести в порядок штурманский класс, так как из Москвы пообещали, что пришлют комиссию проверять подготовку новой части. Я назначил Настю штурманом эскадрильи, и теперь она – «прыщик на ровном месте». Получив на складе ватман, тушь, цветные карандаши, она усадила половину эскадрильи за оформительскую работу. Так как она жуткая аккуратистка, то девочкам доставалось по самое не хочу. В результате весь классный корпус был украшен стендами, плакатами, схемами. Нашлись бывшие чертежницы и художницы. Девочки отрывались по полной, тем более что это здорово помогало при ответах на многочисленных зачетах и контрольных опросах. В итоге перед первым мая из Москвы прибыла эскадра проверяющих во главе с только что назначенным командующим ВВС РККА генерал-полковником авиации Новиковым. Говорить о том, что они прибыли «к нам» в гости, было бы огромным преувеличением: комиссия прибыла проверить боевую подготовку только что созданной 2-й воздушной армии, которая была придана вновь образованному Брянскому фронту. В преддверии немецкого наступления Юго-Западный фронт разделили на три: Брянский, Юго-Западный и Миусский. За ними располагался Резервный фронт, слева Кавказский, который занял оборону на левом берегу реки Маныч, создавая там мощную систему долговременной обороны. Миусс-фронтом стал командовать Костенко, бывший командующий всем Юго-Западным, генерал Малиновский принял Юго-Западный, а Брянский возглавил генерал-полковник Черевиченко. Красовский, который перед этим сам проверил эскадрилью и остался очень доволен, сумел подсунуть ее в качестве жертвенного оленя для комиссии, чтобы в том числе и отвлечь внимание высоких проверяющих лиц от менее успешных подразделений. В общем, эскадрилья выстроилась в женской форме, демонстрируя коренное отличие от остальных частей. На левом фланге стоял смешанный технический состав. Самолеты расставлены сложным полукругом и замаскированы сетью и свежераспустившимися тополиными ветками с листочками. Девки смотрят браво и едят глазами начальство, не забывая чуточку приветливо улыбаться. Эту манеру они выработали в 580-х полках в Энгельсе, где все проверки проходили на ура. Но там на довольно внушительной груди командира сверкало два ордена Ленина и Золотая Звезда. У меня на груди никаких высоких правительственных наград нет, орденами и медалями не отмечен. Подстрижен под пацана, в галифе, из сапога торчит смятая карта и рукоять немецкого десантного ножа. А придать серьезное выражение лица Сашиной очень милой мордашке у меня никогда не получалось. Лицо у нее совершенной… «блондинки», как принято говорить в 2000-х годах. Доложился высокому начальству, сделал шаг в сторону, пропуская генерал-полковника вперед. У него характерная для летчиков, оттянутая многочисленными перегрузками, морщинистая шея, щеголеватая фуражечка, вид довольно бравый и боевой. Только надраенные ординарцами новенькие сапоги выдают в нем тыловика. Девки пропищали ответ на приветствие, а ничего не сделаешь, у них голоса такие. Иду рядом, представляю личный состав. Будущий маршал зацепился глазами за Настю и мгновенно показал на нее пальцем, быстрее, чем я успел ее представить. Представляться пришлось ей самой. А голос у нее глубокий… проникновенный.

– А почему младший лейтенант, если должность старшего или капитана? Непорядок! – это уже мне. Мне хотелось сказать, что старшина Афанасьева только назначена на эту должность, и кубарик у нее появился совсем недавно, но целомудренно промолчал. Но генерал-полковник уже зацепился за меня взглядом и задал самый важный вопрос, ради которого, собственно, и приехал:

– Капитан, а почему не по форме одеты?

– Срок не выносила, товарищ генерал-полковник, обмундирование получено после выздоровления в Главном военном госпитале в конце февраля текущего года.

– Ну ладно, а что в госпитале делала? По женской части?

– Так точно, товарищ генерал-полковник. По ней самой, – ответил я, но тут, видя, что я завелся(лась), в наш диалог включился генерал-майор Красовский.

– Капитан Метлицкая – кадровый командир РККА, на фронте с 22 июня. Действовала в составе 41-й разведывательной авиаэскадрильи. В октябре сорок первого при выполнении разведывательного полета была атакована истребителями и сбита. После излечения вернулась к нам.

– Они меня не сбили, товарищ генерал, а за землю цеплянула потому, что сил не хватило вытащить «пешку» из пикирования без автомата вывода. Чисто по женской части, исправляюсь.

– Сколько боевых? – спросил вмиг подобревший командующий.

– Восемьдесят один. Из них на разведку – 64, остальные: на ночное патрулирование в целях ПВО.

– И где легче?

Я криво усмехнулся вопросу.

– Хорошо, пойдемте, технику покажете. Почему так странно стоят?

– Чтобы одной очередью бомб было невозможно все накрыть, здесь требуется четыре-пять заходов. – Генералу явно все не нравилось. Вообще-то все полки стали выставлять машины так, как немцы, но перед приездом комиссий их выставляли по линеечке. Комиссии так удобнее, не дело это сапоги генеральские пачкать. До своего назначения генерал Новиков отвечал за связь с промышленностью в ВВС, на должности он всего несколько дней. Еще не вошел полностью в роль, но с его-то талантами это дело нескольких недель. Увидев торчащие из коков пушки с дульным тормозом, он тут же сообразил, что это за машина.

– Так это же ВИ!

– Не все, товарищ командующий. Вон та – это ВИР. Высотный истребитель-разведчик.

А на ее борту было намалевано четыре звездочки.

– Твой?

– Мой.

– Так у тебя и сбитые есть?

– Четыре, все ночью, – подтвердил Красовский.

– Да что это происходит у вас, товарищ генерал-майор! Где ваше внимание такой эскадрилье? Почему опыт не передается в другие части? Почему люди не награждены? Почему штурман эскадрильи в таком звании?

Командующий разошелся, но его негодование было направлено не на нашу эскадрилью.

Пусть выговорится, сейчас говорить бесполезно. Красовский не менее опытен, чем я, и он отвечал только: «Есть, все исправим» и тому подобное. Когда Новиков устал и остановился, генерал Красовский сказал, что рекламировать создание такой эскадрильи было запрещено приказом Ставки. Генерал сделал знак рукой, адъютант подал нужную бумажку. Новиков чуть отодвинул листок, прочел.

– Это меняет дело! Показывай, капитан! – и сам откинул люк «пешки», взбежал по трапу, было видно, что ему не в первый раз приходилось занимать это место. Спустя минут двадцать он запросил добро на вылет. Приказы не обсуждаются, и они вылетели в зону. Там генерал весьма неплохо открутил фигуры высшего пилотажа, отстрелялся по мишеням. Пушки стояли уже с дульником.

– Отличная машина! За такое произведение искусства Сталинскую премию давать надо! – прогремело в СПУ.

Я протянул руку к нему.

– Ты чего?

– Давайте! Я не против!

– Не понял?

– Мой техник и я – авторы этой модификации.

– Врешь!

– Как на духу. – Я достал наставление по эксплуатации и показал нужную страницу командующему.

– От чертовка! Ай да девка! Дай поцелую!

После посадки он зашел в класс и в штаб, затем свернул комиссию.

– Все, сворачиваемся, только время теряем! Отличное подразделение, товарищ Красовский, просто образец для подражания.

Я совершенно не в восторге от того, что приходится делать, потому что куча времени уходит на обучение элементарным приемам. У нас есть тренажеры, где, правда, без ускорений, но человек может заранее отработать тот или иной маневр, здесь приходится летать, тратить моторесурс, топливо, собственные силы, чтобы у «курсанта» в очередной раз все не получилось. Бардак какой-то! Якобы тренажер привезли: стоящую на штыре кабину с ручками, которые держат шесть солдат, по два на ось вращения. У них перед глазами стрелочный прибор с двумя стрелками, которые они должны совмещать, вставая или приседая, или бегая туда– сюда. Посмотрел, как это дело выглядит на практике, и приказал вынести на свалку. Настоящие тренажеры, позволяющие создавать на земле практически полное ощущение полета, которые есть в каждом полку, просто еще не изобретены. Таким образом, дело поставлено так, что выживет только талантливый летчик, который сам, с небольшой помощью инструктора, а это в основном советы, научится выполнять сложнейшие элементы полета, штурмовки и бомбежки. Подготовленных летчиков не дали. Причем все, в один голос, утверждают, что это лучшие из всех, с большим налетом. Действительно, практически у каждой – корочки инструктора первоначального обучения и более двухсот часов налета. В наше время хватило бы, чтобы палубника обучить, Но ведь инструктор первоначального обучения это куча времени по коробочке и взлет-посадка на У-2. Только две девчонки – пилотажницы, умеют выполнять практически все фигуры, но плохо и мало стреляли, и бомбили.

Вот с ними и с Андреем, подвесив в бомболюки связанные ФАБ-100, идем ночью бомбить Амурский мост. Мы – тройкой, Андрей – прикрывает и подсвечивает. Нас мало, а мост прикрыт дай боже! И мы вынуждены хитрить. Есть несколько типов осветительных бомб, каждая из которых используется в своем случае и служит для зенитчиков признаком того, чего ожидать и где искать противника. Разведчики используют «фотаб», он дает очень мощную, направленную вниз, вспышку магния с предварительной очень точной задержкой. Вспышка согласована с затвором фотоаппарата, правда, только по времени или с помощью лампового фотоэлемента, а не по радиосигналу или болометру, как сейчас. Но и этого чаще всего хватает, чтобы сделать качественный снимок. «ОАБ» – осветительная бомба, горит много слабее, но довольно долго, применяется для подсветки целей при бомбардировках и штурмовках ночью. Свет не сильно направлен, но в основном светит тоже вниз, чтобы не мешать летчику. Некоторые осветительные светят, как шар, их применяют только для бомбардировки с горизонтали. Беда в том, что скорость падения у них разная. У одних есть стабилизирующая лента, замедляющая падение, у вторых парашют, изнутри выложенный отражателем, который работает, как зеркало, направляя свет. Но посчитать одновременное срабатывание и строго на определенных высотах – можно. Вспышка «фотаба» заставляет большинство наблюдателей пару минут промаргиваться, поэтому решили сыграть на этом. Заходили от Днепродзержинска с северо-запада. Андрюха шел впереди на высоте 11 200. Мы, вытянувшись колонной и полностью убрав газ, планировали с 10 500 до 5000 метров. Пять тысяч мы должны были иметь точно в точке атаки. Я уже приспособил всем троим опускаемые светофильтры из дымчатого американского плекса, на заводе добыл и сделал кнопочное опускание. Под нами Карнауховка, хорошо живут немцы, даже свет не выключают, а мы с «первомайским подарком» летим. Голос Майи Андрейченко, стрелка:

– «Тройка» карбюрит!

В зеркале заднего обзора вижу вырывающиеся длинные языки пламени из левого мотора ведомой.

– Третий, отворот, и в набор!

В ответ плачущий голос Женечки:

– Есть, исполняю! – Она чуть прибавила газа и отворачивает влево, исчезая в ночи. Хреново! Минус один в атаке. За сто двадцать секунд до атаки голос Андрея:

– Сброс!

Считаем секунды, высота 5200. «Сто восемнадцать» – закрываю глаза.

– Есть, – опять Андрей.

– Точка! – это Настя.

Штурвал влево, ногу влево, чуть больше на себя, и кручу штурвал вправо, парирую, я на курсе, пикируем под углом 60, выпускаю решетки, слежу за скоростью. Цель хорошо видна, но по ОАБу пытается работать мелкокалиберная артиллерия с Безымянного. Но им и далеко, и высоко! Хрен попадут! Впереди работают только два орудия, куда стреляют, непонятно. Влажнеют руки, навожусь на цель и последовательно выполняю три сброса. Набор! Штурвал чуть подрагивает, но идет. Вывод, в зеркале мелькнули взрывы, за нами потянулись шары трассеров.

– Вывод! – голос Лили. Я прибавляю обороты, а Андрей заходит и делает второй сброс «фотаба».

Через две минуты характерный голос Гарика:

– Командир! Три пролета в воде!

– Ура! – раздается голос Жени. Несколько раз бью по кнопке левым большим пальцем, заставляя щелчками замолчать. Идем в точку сбора. За нашей безопасностью присматривает Гарик с помощью локатора. Но его дальность недостаточна, чтобы обеспечить стабильное обнаружение. Наоборот, у него начался воздушный бой с высотным Ме-110. «Мессер» один, штурман и стрелок у Андрея опытные. Андрей потянул выше, и «мессер» отстал. Мы же собрались у Перещепина и лезем наверх, старательно выходя из зоны действия «мессеров». Двенадцать тысяч. Прекратил набор, сбросил обороты.

– Ну, девочки, как? – это по СПУ экипажу.

– У меня болит ухо, – ответила Майя.

– А я чуть не описалась, когда прожектор мимо нас у завода проскользнул! – хохотнула Настя. Обе захохотали.

– Все, расслабились, закончили и по секторам!

От Перещепина час полета, но пришлось обходить Чугуев, где шел налет и работало много артиллерии. Над ним прошла Евгения, и с горизонтали выложила свои три пары «соток». Чуть прибавила и пошла на сближение с нами. Но штурманенок где-то сделала ошибку и садилась она одна. Слава богу, не заплутали. Бросать бомбы просто так девочки отказались. Несмотря на «постреливающий» иногда мотор, прошли над запасной целью и отбомбились.

Проявляем то, что сделали стрелки и штурмана. У нас четыре взрыва без всплесков, один со всплеском, одна бомба не взорвалась или сработала одновременно. Всплеск говорит о том, что бомба ушла под воду и сработала от другого детонатора. То есть мимо. У Лили четыре мимо, и довольно далеко от моста, метров тридцать первая пара, двадцать вторая, и третья пара тоже со всплеском, и в том же пролете, где и у меня промах. Но по фотографиям Андрея этот пролет – в воде. На наших фотографиях виден лишь один упавший пролет, третий от правого берега.

– Видишь, Лиля, заходишь под небольшим уголочком. Совсем немножко, но недоработала при прицеливании. Скорее всего, из-за крена. Надо держать крен «ноль» и выставлять нитку моста по вертикальной линии прицела, а если чуть скрениться, то нитка и вертикаль совпадут, а ты пойдешь чуть боком. Но пролет ты уронила! Умница! Нам повезло, что ты попала именно туда!

И тут Лиля выдала:

– А я целилась не в этот пролет, я целилась в следующий!

Тут все как грохнут! И больше всех хохотала сама Лилия!

После разбора действий в воздухе вызвал Пескова и Алабинского, техника «тройки», пришли оба недовольные и с грязными руками. Вид Пескова говорит, что не барыня, могла бы и сама подойти. Но видя, что я еще даже не сняла высотный, он изменил выражение лица:

– Здравия желаем, Александра Петровна. Я уже в курсе, работаем, кажется, прокладку во второй камере продавило. Скорее всего, так.

Я устало закрыл глаза, мотнул головой.

– Шли бы вы спать, Александра Петровна. Управимся.

Он – молодец, тянет потихоньку всю эскадрилью, а обещанного инженера эскадрильи как не было, так и нет. Я сел в «козлик», где меня ждали летчики и штурманы, и поехали завтракать. Хотя я бы не отказался и пообедать. Мне показалось, что Настя слишком много смеется.

После завтрака поехали домой. Она с шумом бросила планшет на кровать и долго возилась, снимая комбинезоны, тихонько поругиваясь на застежки. Выскочила во двор позже меня и начала умываться возле второго умывальника, с шумом стукая по соску руками. Я ушел в комнату и лег. Следом появилась Настя, вытирая лицо и руки.

– Саша, как ты так можешь?

– Что? – недоуменно спросил я ее.

– Ты как «каменный гость», у тебя что, совсем нет нервов? Ты видела, что сзади творилось?

– Видела.

– И так спокойно об этом говоришь?

– Так ведь у нас ни одной пробоины! И у Лили тоже. Она правильно сманеврировала после сброса и не пошла за нами.

– А меня трясет, всю трясет, и ты даже не дала нам выстрелить в ответ. – Она села на мою кровать. Ее действительно потряхивало. На людях она держалась и хохотала, а я – свой, вернее, своя.

– В этом случае мы бы целенькими не ушли, Настенька. Да ты не стесняйся, ты поплачь. И полегчает. Просто у тебя был перерыв в боевых вылетах.

Она забралась ко мне под одеяло и долго плакала мне в плечо и в подушку, потом успокоилась и уснула. А я перебрался на ее постель и тоже уснул. Проснувшись, решил сходить к остальным девчонкам. У них был первый боевой, так что тоже требуется помощь. Женщины по-другому реагируют на такие раздражители. И отсутствие эмоций у подруги замечают очень остро. Экипаж Лилии Литвяк спал почти полностью одетым, и все втроем. Женин – тоже спал, но каждая в своей постели. А Майя забралась в койку к стрелку «тройки», Авраменковой. Им так было уютнее и спокойнее. Ничего, втянутся!

Все проспали обед, кроме меня, я есть хотел еще до завтрака, так что поел за весь экипаж, но захватил Насте перекусить, как проснется. А Майя ест в другом помещении столовой. Так у них было заведено в Энгельсе. Но сегодня я принял решение этот порядок поменять. Написал приказ по эскадрилье, где разрешил командирам кораблей принимать решение о том, где живет и где питается стрелок-радист. Это, конечно, нарушение устава, но это мелочь, по сравнению с тем дефицитом внимания, который постигает одного из членов экипажа. Отбрыкаюсь, если что. Еще один приказ, это исполнение обязанностей инженера эскадрильи, с выплатой соответствующего денежного довольствия на Пескова. Хватит ему бесплатно горбатиться на всех. Моей власти на это достаточно. Подписал кучу бумажек, составленных начштаба, посмотрел на занятия, которые шли в классах. Немного послонялся перед КП, глядя, как заходят на посадку менее опытные девицы, которые еще в строй не встали полностью. Получил доклады об успехах и промахах от всех трех инструкторов. Двоих, правда, услышал только по телефону, они на площадке возле полигона. У них сегодня вылетов на спарках нет. Обучение заканчивается. Выставляются оценки, зачеты.

Зашел домой, переоделся в комбинезон, сегодня больше сюда попасть не смогу. Встретился с немного испуганными глазами Насти, которая ела принесенный бутерброд с котлетой.

– Я – трусиха? И мне не место в экипаже?

– Это почему?

– Ты куда-то одеваешься, а мне ничего не сказала. Ты не берешь меня на вылет?

– Вылет во сколько по плану?

– В двадцать сорок.

– А сейчас?

– Шестнадцать пятнадцать.

– Не опаздывай на ужин, и прекрати бичевать саму себя. У тебя нормальная реакция нормального человека, который понимает, что его могут убить, что стреляют по нему. Я оделась потому, что могу не успеть сделать это перед ужином.

– Правда?

Я махнул рукой и собирался выйти. Эта экзальтированная девица прыгнула мне на шею и полезла целоваться.

– Ты на меня не сердишься?

– Слушай, я вся в котлете и в крошках. Что ты мне бутербродом в шею тычешь?

Настроение у Насти улучшилось. Я передал ей право решать, где будет жить Майя. Что тут началось! Я поспешил на выход! Прошел к секретчику и получил от него шифровки за то время, пока спал. Не сильно много, но меня порадовали, что у Васильевой еще есть. Нашел начштаба и забрал у нее большинство из них. Новостей было не слишком много. В Севастополе бои, говорится о девяноста немцах, убитых нашими снайперами. Серьезные воздушные бои на Калининском фронте, упомянули 5-й ГвИАП Калининского фронта. Немцы старательно отвлекают внимание Ставки от южного направления.

Стук в дверь, разрешил войти:

– Товарищ капитан! Личный состав эскадрильи собран в классе, – доложила Кравченко.

Немного с удивлением смотрю на нее.

– Сегодня – Первое мая!

«Ой, точно! Совсем заработался!» – Она же не знает, что фактически этого праздника не стало, так, выходной день. Какие трудящиеся, какие права? Это хорошо, что я документы у секретчика забрал!

Вошли в класс. Утреннее построение проводили без меня, а сейчас собрали всех свободных от работ и нарядов. Я, поздоровавшись со всеми, поздравил их с государственным праздником, который, к сожалению, приходится отмечать на фронте, и зачитал приказ N 130 народного комиссара обороны. Сообщил, что в честь праздника бомбовым ударом авиаторы 589-й отдельной эскадрильи поздравили и наших противников. Разрушен мост через реку Днепр в Днепропетровске. Все, конечно, это знали, но аплодисменты стояли долго. Девушки были большими любительницами отбивать ладоши. Затем прочел свои приказы. После выступления комсорга, замполита и вышедшей из госпиталя Богдановой решили объявить о танцах. В этот момент влетает секретчик и пихает мне телеграмму, в которой Сталин поздравляет нашу эскадрилью с успехом и первым боевым вылетом женских экипажей из нового состава. Понятно, что кто-то «стучит» Расковой, и через нее рождаются такие телеграммы. Но не все так просто! Во второй шифрограмме говорилось, что все участники налета на Амурский мост будут награждены правительственными наградами. Подписано Сталиным и Новиковым. Требовалось составить наградные листы, под этим предлогом я с танцев сбежал.

Уже в штабе заговорила тарелка громкоговорителя. Передавалась сводка Совинформбюро, и голос Левитана упомянул действия Энской разведывательно-бомбардировочной женской авиаэскадрильи, которая разбомбила стратегический железнодорожный мост в городе Днепропетровск, временно оккупированном немецко-фашистскими захватчиками.