Текст книги "Альт-летчик"

Глава 5. Чтобы «влиять», требуется иметь «влияние»

Вечером ко мне в машину подсел командир 3-го звена Сергей Карлович Модрах.

– Господин полковник! Тут у меня думка появилась, что применить имеющиеся у нас самолеты в бою никому не удастся. Они не вооружены и не предназначены для этого. Для этого требуются специально сконструированные самолеты. Я, хоть и закончил Александровский, но учился в Николаевском инженерном…

– То есть вы – инженер?

– Да, военный инженер. Так вот, я тут набросал кое-что, как я вижу боевой самолет. Гляньте одним глазком.

– Ну, почему одним? Я как раз в Мариенбург еду, давайте там разберем, вместе с теми инженерами, которых я привлек для работы в инженерном отделе комитета. А если все получится, то и вас туда же подключу. Свежие люди и мысли нам очень сейчас кстати.

– Но не раньше, чем я освою аэроплан. Я тут на «Ньюпоры» записался, в следующем году поеду во Францию принимать.

– Пилотажный Д-1 уже пробовали или только УТД?

– Два полета, пока без посадки. Но высший пилотаж уже пробовал.

Вот так у нас появился третий инженер, да еще и со своим проектом, не считая меня. Однако хвостовая часть аппарата вызывала некоторые опасения, не только у меня, но и у Шаврова. Поэтому было решено построить модель и привезти ее в Москву к профессору Жуковскому, у которого имелась уже замкнутая аэродинамическая труба. В Петербурге таких устройств, увы, не было. Я же в тот момент в дела самолетные не лез, отчетливо помня отличную авиационную поговорку: «С хорошим мотором и забор полетит». Все мои усилия, после завершения работ по парашютам, были направлены на двигатели. В это время в Гатчине появился Уфимцев, и все мое «внеслужебное время» я тратил на карбюратор для будущего биротативного двигателя. Это не снимало с меня ответственности за подготовку планеристов и парашютистов. Летчиков пока готовили без меня. Я осваивать «Фарман-IV» отказался, из-за большой загруженности. Уфимцеву было показано, как существенно облегчить двигатель за счет шпилек, вставных гильз и литых алюминиевых рубашек. Он занимался этими вопросами. Я делал карбюратор и продувочный насос. Собрали мы движок очень быстро, но я уже писал, его первый экземпляр для установки на «Фарман» не годился. Зато за него уцепился Модрах. Его машина была много совершеннее «француза» и гораздо продольно крепче. А вес даже пересчитывать не нужно было. От моноплана было решено отказаться, ибо стрелять через два винта, вращавшихся с разной скоростью, было весьма затруднительно. Пулеметы пришлось ставить на верхнее крыло будущего СКМ. Затем в бешеном темпе отрабатывали «4М», 130-сильный движок, и состоялся перелет в Москву, где СКМ окончательно продули, и наши с Шавровым опасения, что «ласточкин хвост» и низкий киль дают излишне заднюю динамическую центровку машины и большие усилия на рулях, оправдались. В общем, машину вывезли на аэродром только в январе 1912 года, на лыжах. А тут еще к нам зачастил студент института путей сообщений Виктор Кербер, который объединился с Модрахом, и у машины появилось убирающееся шасси. Я сам в эти дебри не лез, отделывался консультациями и принимал участие в вечерних спорах, в которых рождалась истина. Но вперед вырвался Сикорский, который нашел деньги и построил самолет С-6, который взлетел в ноябре месяце, с импортным мотором «Аргус». Ему почему-то зафиксировали мировой рекорд скорости в 111 верст в час. Но была и еще одна деталь: машина не хотела отрываться от земли и имела большую посадочную скорость. Сикорский начал ее срочно переделывать. Но мы же ничего не показали! Мы приступили к строительству только в ноябре, хотя заготовок для самолета СКМ, по фюзеляжу, было много. Кстати, строился он не у меня в мастерской, а в мастерских ОВШ. Рекорд скорости немного поправили: для двух авиаторов. «Фарманы» с АДУГ-4м летали гораздо быстрее: 135–145 верст в час. При этом фюзеляжа у пилота не было.

Полностью доработанный СКМ поднялся в небо 25 января 1912 года. Показал скорость свыше 240 километров в час, весьма неплохую маневренность, но не был допущен на конкурс 1912 года в Берлине. Каюсь, лично я постарался. Уныние, поразившее конструкторский отдел, было ликвидировано очень приличной премией от завода дельтапланов, и приказом подготовить 4–5 комплектов серийной документации. В отличие от остальных участников проекта, я точно знал, что таких характеристик не будут иметь истребители грядущей войны. Свою задачу и они, и я выполнили: создан истребитель-бомбардировщик, способный переломить ход любой операции Мировой войны, потому как я настоял, чтобы Модрах поджал фюзеляж по оси «х» за кабиной летчика, и в новом фюзеляже расположился бомболюк на двадцать 25-килограммовых бомб, висящих на кольце, стабилизатором вниз, по немецкой схеме профессора Юнкерса. А сделать все возможное, чтобы не допустить участия России в новых «Балканских войнах», такую задачу мне поставил ЦК партии. Сикорский получил премию в 30 тысяч рублей и должность главного конструктора завода «Руссо-Балт» в Риге. Главного! У меня бы он этого не получил, так что он был прав, когда отказывался. Да и мне «варяги» не нужны.

Всыпали мне за срыв участия в конкурсе по самое не хочу! Инженерное управление прислало комиссию, которую возглавлял лично Петр Николаевич, а у нас движок запустился, отработал четыре минуты и встал. Все усилия инженеров найти микровыключатель подачи топлива успехом не увенчались, он стоял в карбюраторе. Их сменили три! Но прозвонить цепь так и не догадались. После отъезда делегации в Берлин, на Лужском полигоне, в присутствии царя-батюшки, мы продемонстрировали бомбоштурмовой удар по позициям, подготовленным к наступлению.

Николай сорвался на крик:

– Милостивый государь! Потрудитесь объяснить, что это значит? Мне доложили, что самолет СКМ-1 не может быть показан в Берлине, так как у него не запускается двигатель, тогда как закупленные за границей двигатели работают без осечки! Все ваши «липовые» рекорды никто не фиксировал. Если бы не успехи ваших моторных дельтапланов, то вы бы уже познакомились с Тобольском или Сахалином. Вы – шарлатан!

– Так и есть, ваше величество! Мировая война, к которой мы стремительно скатываемся, уже на пороге, и показывать лучшие свои достижения в области авиации в столице будущего противника я считаю преступлением. Нажав одну кнопку, которой нет в кабине самолета, можно и эти моторы вывести из строя. Их не смогут запустить. Эти самолеты показывать противнику нельзя. Вот их характеристики, – я протянул царю бумагу.

– Ты об этом знал? – повернулся к Александру Михайловичу Николай Второй.

– Характеристики – знал, а как он выключил двигатели – нет. Не работают и все. Он не хотел ехать в Берлин, и мы имели разговор об этом. Его доводы были убедительны, Николя. Я не стал никому ничего докладывать, так как эта эскадрилья одна и построена не за государственный счет. Это его самолеты, а летчики – наши. Никаких конкурсов самолет не проходил, на вооружение не принят. Их постройка – оплачена. Выставлять или не выставлять изделие на конкурсе – личное дело предпринимателя.

– Оно, конечно, так, но его конструкторы – служащие комитета Возрождения!

– Они подготовили документацию для серийного производства этого самолета, на пяти заводах, – вставил я.

– Что это значит? И что это нам дает?

– Возможность быстро развернуть их производство на пяти заводах, не считая опытных мастерских. Завтра все эти машины получат постоянную новую приборную доску, так как полковник (а в октябре на параде в Москве и Сергей Алексеевич, и я, получили внеочередное повышение званий и окладов) Ульянин закончил изготовление и испытания полугирокомпаса, и целого комплекса приборов для навигации в открытом море. Кроме того, Шавров заканчивает работу над тремя вариантами летающих лодок типа «Ша», существует вариант установки на поплавки аэроплана «СКМ», который требуется опробовать в реальных условиях. Его высокопревосходительство генерал-губернатор Одессы генерал от артиллерии Эбелов и градоначальник Одессы действительный статский советник Сосновский, Иван Васильевич, приглашают нас к себе для проведения испытаний, а заодно поможем с размещением первого, полностью укомплектованного, авиаотряда в Аккермане, а люди потренируются в полетах над открытым морем.

– Какая в этом надобность? Чем вас Балтика не устраивает?

– Государь, мы же с вами говорили, что важнейшей задачей для нас является подготовка к грядущей войне. Войны на «старых квартирах» не ведутся. Мы должны освоить и передислокацию, и развертывание, и работу всех служб на новом месте, затем свернуться и перекочевать на новое место, заранее переключив все снабжение на новый рубеж. А сиднем на печи ножки не укрепишь. Плюс вода там соленая, а в Балтике практически пресная. Коррозия.

– Я сам лично прослежу за всеми их перемещениями, заодно хочу посмотреть, что там за возню придумали братушки, Николя. Похоже, что вместо хорваток и словенок, они решили османок пощупать. А это нам не с руки, мы обещали Лондону этого не делать. Однако кто-то сильно играет против нас на Балканах.

Россия, ее Генштаб, будущий военный руководитель грядущих революций, выставил ряд условий новообразованным балканским государствам, которые создали «Балканский союз». Целью первой Балканской войны должны были стать экономически сильные Хорватия и Словения, что позволяло выйти к границам Австрии с юга. Что, кстати, могло лишить флот Германии самодвижущихся мин. К странам «Союза» присоединились королевства Румынии и Греции, также обязанные России своим освобождением от османского ига. Но «предают только свои». Разворачивающийся «балканский спектакль» шел явно не по нотам русского Генштаба.

Восемь из 16 машин, изготовленных этой зимой и весной, могли быть переставлены на поплавки, имели на борту фотокамеру и были скоростными разведчиками, имея в два раза большую скорость, чем германские, французские и итальянские машины. Поплавки для них были изготовлены из дюраля и были дополнительными топливными баками. Все остальные самолеты мира не имели подкачивающих электронасосов. Максимум, пилот имел массивную ручную помпу для перекачки топлива в расходный бак, располагавшийся выше двигателя. На любых маневрах летчики следили, чтобы бак был выше двигателя, иначе мотор мог заглохнуть. Увы, и у нас насос не был погружным, существовала угроза, что он прохватит воздух, но шестеренчатый насос мог прокачать и воздух, и восстановить свою работу самостоятельно. В общем, работы предстояло много. Первоначальные планы большой группы великих князей «освободить проливы и Константинополь» уже были недостижимы. Турция и Германия имели договор о военной помощи, преждевременное нападение на Турцию блокировалось англичанами. Но на зуб и они хотели их попробовать. Я же предложил Кристине провести половину лета и осень на море. Она никогда и никуда не выбиралась из Гатчины. Детство провела в Эстляндии, под Нарвой, затем ее заперли в Гатчине.

Так как обязанности «супруги» она исполняла на все сто процентов, то почему бы не поощрить человека. С ноября вокруг меня постоянно крутилась целая камарилья женщин с сомнительными целями. «Матами с Харями» Петербург был просто завален. Да и свои дамы проходу не давали. Но добиралась она поездом, и даже отдельно от наших механиков, автомобилей и прочего.

Глава 6. На южном фланге, лето 1912 года

Николай на маневрах под Лугой малость покочевряжился, не желая приобретать самолеты, но теперь мы подчинялись не Петру Николаевичу, а были подчинены официальному командующему авиации флота Александру, который имел большие виды на этот самолет, и даже освоил его. Он организовал это дело так: выкупил восемь будущих самолетов-разведчиков по двойной цене, что устроило и Николая, и меня. Тем более что на стендах уже пофыркивали более мощные, хотя и более тяжелые «Сальмсоны», которые могли теоретически иметь мощность до 1200 лошадиных сил в однорядном исполнении и 2200 в двухрядном. Восемь швейцарцев и около двадцати русских доводили их охлаждение до ума. Стоявший на стенде движок давал 580 сил на очень плохом бензине, детонационная стойкость которого была всего 44 единицы. Наши машины работают на 95-м – 98-м. А во время Второй мировой войны Гриффоны использовали 120-й бензин. Но перепрыгнуть через голову достаточно сложно, вот и доводили его для работы на любом топливе. В Аккерман мы перелетали, подвесив в бомболюк мягкий топливный танк на 680 литров. Двигатели у всех самолетов стояли немного разные, так как за это время мы сделали пять модификаций, и искали наиболее подходящий по всем параметрам. Одно плохо, все они были очень прожорливыми, как по маслу, касторовому, так и по топливу. Можно было его не тратить, а поехать поездом, но задача стояла отработать быстрое перемещение и развертывание. Радио, по вполне понятным причинам, на борту не было. Все «переговоры» – флажками. Кстати, всех нас переодели в морскую форму еще в ноябре, когда Александр получил-таки должность командующего авиацией флота. Сам он пытался изобразить «лидера» до Москвы, но далее передал эту «должность» мне. Посадку сделали одну, в Елисаветграде, и не по топливу, а из-за погоды. По курсу была гроза, поэтому через четыре с половиной часа я замахал флажками и пошел на снижение у левого берега Ингула, где базировалась 4-я воздухоплавательная рота Киевского округа. Через три часа взлетели и сели сразу в Аккермане. Нас встречал весь город и половина Одессы. А там площадка маленькая: 500 на 300 метров, да еще и поджатая с юга железной дорогой. Садиться приходилось с севера на юг. Большое количество самолетов здесь принять было сложно, тем не менее поместились. И нас сразу на извозчиках увезли в город. Лучшая гостиница и ресторан находились в 50 метрах от центрального парка, теперь это парк Победы. Угловое двухэтажное здание с большим количеством клопов.

Все хорошо, и встретили нас, и напоили-накормили, спать положили, а вот поспать и не пришлось! Где-то в половину первого ночи весь летный состав собрался в фойе гостиницы и на улице перед ней. Ходили с фонариками, показывали вызванному управляющему полчища отборных турецких янычар-кровопивцев, а толку-то что? Как будто он этого не знал! Но гостиница была одна. Благо что сообразили и извозчиков напрягли, чтобы нас обратно на аэродром доставили. Ночевали в палатках. Позже нас переселили в казармы железнодорожной роты, а я переехал в Одессу, как только прибыл мой автомобиль. Так-то это недалеко от Одессы, но моста через Каролино-Бугаз не было, с того берега лимана ходил паром, который вручную перетягивали три человека. А если вокруг лимана, то это 160 километров в один конец по «направлениям» в степи. Дорог не было. Второй паром ходил через протоку на Бугазе. В основном ездили через него.

Впрочем, понятие «блицкриг» хоть и существовало, но здесь в этих степях его демонстрировать было некому. Поэтому мы не спеша занимались испытаниями, пили много вкусного вина, я ввел моду на барбекю и шашлыки, на которые летчики стали приглашать своих местных подружек. Лагерная длинная палатка-кают-компания тоже служила самому главному: объединяла людей в единый коллектив. Местные горшечники помогли сделать «глиняные бомбы», с цветным мелом, и интенсивность вылетов возросла, так как до этого нам боеприпасов выдавали мало, а инертные были настолько «неинтересными», потому что сам летчик не мог увидеть: попал он или не попал по цели. А облако мела было прекрасно видно. Через месяц, правда, все это порядком надоело, так как никаких событий не было, я уже начал подумывать слинять отсюда в Крым в отпуск, но приехал Александр Михайлович, и все пошло прахом. Он вернулся из турне по странам Балканского Союза, злой и жутко недовольный.

– Сергей Алексеевич, Степан Дмитриевич, «братушки» в ближайшее время нападут на Турцию. Али Рыза-паша объявил мобилизацию. Мы и наши интересы просто вычеркнуты этими… Фердинанд хочет выход к Эгейскому морю, Карагеоргиевич – всю восточную Адриатику, а наш братец Георг решил воссоздать Византию. Интересов России в этом регионе они не видят. Как будто мы двести лет не воевали с османами. Англия и Франция обещали им военную помощь, но при условии того, что помощи от России они просить не будут.

– Ну, а чего мы тогда здесь сидим? Нам же приказали не вмешиваться, когда взрослые дядечки пирог делят, – достаточно ехидно спросил я.

Россию щелкнули по носу и указали ей место. Как бы ни пыжился сейчас Николай, да и Александр, изменить ситуацию он не в силах. Александр мне не ответил, просто громче застучал пальцами одной руки по костяшкам другой.

– Разведчики готовы? Испытания закончили?

– Еще 14 августа, ваше императорское высочество.

– Не на параде. Какую дальность показали?

– Боевой радиус – 1200 километров.

– То есть до Тираны и Корфу дотянемся?

– Должны.

– Фотоаппараты готовы? – это вопрос уже к Ульянину.

– Готовы, двенадцать кадров могут сделать.

– Чем еще занимались?

– Отрабатывали бомбометание, в том числе и по движущейся цели.

– Необходимо пролететь вдоль будущего фронта и посмотреть, что там происходит и какие силы собраны. Лететь так: от Куприи до Хасково через Кызыл-Агач, затем над предгорьями на Батак, потом к Кюстендилу, на Приштину и до Драча. Если что, есть приглашение Виктора Эммануила посетить Италию. Вот здесь, в шести местах находятся корабли нашего флота, как Черноморского, так и Балтийского. Сколько времени вам требуется на подготовку? – Великий князь отбросил титулы и чины, превратившись в командующего.

– Двое суток, вашство.

– Готовьтесь!

Цель проведения разведки он так и не раскрыл, но на ужине, в Одессу он не уехал, а пригласил нас на свой ужин, он у него отдельный, заметил, что армии всех Балканских государств вооружены германским и австрийским оружием. Где были глаза разведки Генштаба – не совсем понятно.

– Мы же им отправили кучу боеприпасов, амуниции и вооружений, они нас попросту ограбили! Именно этого оружия через два года хватать не будет, придется массово закупать везде и всюду магазинные винтовки, пулеметы, боеприпасы и обмундирование. А братушки будут воевать по другую сторону линии фронта.

Двадцатого пятого августа, разогнавшись по похожему на зеркало озеру лимана, четыре поплавковые машины тяжело оторвались от поверхности и медленно пошли в набор, следуя курсом 195 градусов. Небо еще не было «узаконено», воздушное пространство было общим. За это время я только дал телеграмму в Одессу, в которой, без объяснения причин, попросил Кристину вернуться в Петербург. Времени на отдых и развлечения больше не будет. Впрочем, она все узнает из газет. Набрав две тысячи метров, машины медленно пошли по маршруту экономическим ходом, держа 180 километров в час по прибору. «Трубку Венегера», вместо Пито, мы уже изготовили и применяли. Такая скорость и высота позволяли оторваться ото всех, кто попытается нам помешать. Первые снимки мы сделали над Констанцей, затем над Варной и Бургасом. Полным-полно кораблей германской постройки. Что ни говори, а немцы круто переиграли Россию, и фактически подготовили себе коридор в Баку. Даже если Болгария, по каким-то причинам, перейдет в другой лагерь, вести боевые действия против противника, вооруженного таким же оружием, гораздо удобнее, меньше возить боеприпасов. В России, пока мы загорали под Одессой, болгары успели купить четыре «Фармана», но с «гномами» и «ронами», от наших движков они открещивались, как черт от ладана, в курсе были, что произошло перед отправкой в Берлин, купили в Берлине самолет Сикорского С-6б, Вуазен, русской постройки, пять самолетов Блерио, тоже русских, остальные 6 машин купили у немцев. Они были главными покупателями в Берлине. В самой России – завербовали летчиков, 18 человек. Еще 13 уже своих направили в Германию учиться.

Чуть позже в Одессе со мной произойдет небольшой инцидент, но для этого требовалось вначале долететь и сесть. Чем мы активно и занимались. Летать строями еще было не принято, эта мода появится в авиации чуть позже. Пока строями и парами летает только наш отряд. Но вылет прошел спокойно. Нас приветствовали с земли, болгарским крестьянам было не объяснить, что русские – враги их царя. Было отчетливо видно, что болгары начали мобилизацию гораздо раньше турок. То же самое мы обнаружили и на территории Косова и Македонии. Я чуточку углубился в Адриатику, чтобы не делать разворота точно над Драчем, и мы вошли в турецкое воздушное пространство. Там крестьяне убирали урожай, как и на другой стороне будущего фронта. В принципе, и там, и там жил один разделенный народ, турки здесь только присутствовали, да минаретов настроили, ну и отуречили часть населения, чтобы через них контролировать остальных. Военных приготовлений на этой стороне фронта было немного. Встречались небольшие отряды кавалерии, в нескольких местах окапывали пушки. Скорость на обратном пути возросла на 30 километров в час, как за счет ветерка, так и мы немного прибавили. Все равно полет был очень и очень тяжелым. В воздухе мы находились 12 часов 11 минут. Второй полет уже выполняли с посадкой в Италии, в Бари, но летало другое звено во главе с Ульяниным.

А через два дня мне надавала пощечин княгиня София Долгорукая. Она завербовалась в болгарскую армию, здесь, в Одессе, вместе со своим новеньким «Фарманом-15». В прошлом году она несколько раз приезжала на Воронью гору, вполне успешно освоила УТД-1 и посчитала себя великой летчицей. Попыталась «устроиться» к нам в Гатчину, но военное ведомство ей в этом отказало. Она рванула во Францию и там купила самолет у Фармана, а вместе с ним право обучаться в его школе. Сейчас привезла свое сокровище пароходом из Марселя в Одессу. Здесь услышала про войну, и тут же ей подвели какого-то пройдоху, с которым она подписала контракт. Теперь она решила, что одной ехать небезопасно, и решила «вербануть» меня. А вербовка сорвалась, несмотря на пущенные в ход женские хитрости и даже признание в любви.

– К сожалению, дорогая София, я нахожусь на службе и здесь по служебным делам. Я не распоряжаюсь своей судьбой, она отдана России. И воевать на стороне будущего ее противника я не буду и вам не советую. Максимум – вас зачислят в какой-нибудь медотряд, а самолет – реквизируют. Возвращайтесь в Петербург, это не наша война. Это Вильгельм пытается крепче притянуть к себе новых союзников: Болгарию и Турцию, и обеспечивает нам войну на южном фланге.

У мадам, а она разведена и Долгорукая по бывшему мужу, случилась истерика, когда она услышала правду, мне дали две пощечины.

– И этому человеку я предлагала всю себя, свою руку и сердце! Вы – ничтожество! Я буду в Константинополе и приму участие в этой святой миссии!

– Попутного ветра. Поговорим об этом позже, когда грязи фронтовой похлебаете. Оревуар, княгиня.

В Петербург она вернулась через три с небольшим месяца, с совершенно другим выражением лица. Самолет у нее болгары отобрали, служила сестрой милосердия, правда пристроилась на «царский поезд», но и там, видимо, хлебнула через край. Даже позже, когда началась война с Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией, на фронт более попасть не стремилась. Осталась жить в СССР, затем вышла замуж за известного советского дипломата. И только однажды, уже после всего и вся, она мне сказала при встрече:

– Вы мудрый человек и знаете все наперед. Я вам завидую.