Текст книги "Альт-летчик 2"

Глава 5. «Трудовые будни – праздники для нас»

Успешные действия корпуса, без всякого сомнения, радовали, но накопилась и куча проблем. В первую очередь с устаревшими лодками «Ша-6» всех модификаций. Они были сделаны еще в 1912-м году, и в 19-м, на фоне «ГТ-4м», выглядели архаизмом. Им не хватало дальности, грузоподъемности и новых навигационных приборов. Плюс, чувствовалось по всему, что весь мир сейчас срочно займется ПВО, вопрос с которым пока более или менее решен в Германии. Остальные почивают на лаврах, но бросились в погоню. Шнейдер объявил, что со следующего года возобновляются соревнование на кубок его имени. Реджинальд Митчелл вот-вот будет назначен главным конструктором «Supermarine Aviation Works». Макки в Италии уже подтвердил свое намерение бросить вызов Шаврову. Пора и нам стряхнуть пыль с ушей и заняться, наконец, авиацией. Хватит самураев и беляков гонять по степям да морям. 28 января я получил разрешение наркома Фрунзе вылететь в Москву. Подружиться с ним мне так и не удалось, так как, в отличие от переговоров с Турцией, здесь он выглядел несколько не в своей тарелке, и был отодвинут от переговоров, и мной, и японской делегацией. Ататюрк, в некотором смысле слова, был увлеченным революционером, как и Фрунзе. С ним можно было поговорить о том, как увлечь народ и повести за собой. У Фрунзе это получалось, а вот с весьма консервативными и крайне антикоммунистическими японцами говорить о прогрессивной роли пролетариата было бессмысленно. Их революция произошла сверху, практически бескровно, при полной поддержке как правящего класса, так и низших слоев общества. Этим нас пытались упрекнуть на переговорах. Пришлось парировать тем, что возникновение революционной ситуации пришлось на годы войны и поражений на втором этапе Мировой войны, а люди, затеявшие свержение власти, были агентами влияния английской разведки. В результате их действий армия развалилась и возникла угроза оккупации европейской части страны. Большевикам пришлось взять власть в свои руки, и в кратчайшее время реорганизовать свою армию. Этим мы предупредили как готовившуюся интервенцию, так и попытки бывшего правящего класса вернуться к власти. Сам Фрунзе в своих требованиях к РККА напирал на политическое воспитание и пропаганду. Это действует, в случае успехов, и мгновенно разваливается, если победа ускользнула. Возникает паника и поражение. И тогда ничем, кроме карательных действий, армию в порядок не привести. Бежали и будут бежать. Недавнее отступление в Харьковской области это наглядно показывает. Но это уже все в прошлом, только что взлетели из Омска, но лечу я не в Москву, а в Харьков. Удалось связаться с человеком, который мне срочно нужен. Зовут его: Иван Павлович Бардин. Мне требуется жаропрочная сталь или что покрепче, иначе поднять потолок заказанным бомбардировщикам не удастся. Летим «на лыжах», в Омске переобулись, так как в Харькове сейчас стоят легкие машины, и все может быть. Сделать на коленке «лыжно-колесное» шасси не получилось, ни времени, ни оборудования на востоке страны еще нет. Честно говоря, там такая «глушь»! Отдельные «двери в цивилизацию» имеются, но в остальном: жуть и кошмар. Одно хорошо, целенаправленной работы по спаиванию населения Дальнего Востока уже не будет. Начинаем восстанавливать дореволюционное устройство Маньчжурии. Председателем Совета Народных Депутатов Маньчжурского округа назначен товарищ Луцкий, проверенный большевик, комиссар войск охраны КВЖД. То есть, военно-политическая власть сейчас у него, и это «наш человек», инженер и полиглот.

С Иваном Павловичем встретились в каком-то странном помещении на ипподроме в районе Основы. Это примерно в полутора километрах от станции Предузловая, на восток от нее. Лицо у него было не слишком довольным. На улице легкий морозец, изморозь сыпется, но мы разбудили окрестности, поэтому ему пришлось топать эти километры, чтобы встретиться. Больше там негде было сесть.

– Иван Павлович? Вице-адмирал Гирс, мы обменивались с вами телеграммами.

– Инженер Бардин, здравствуйте, господин-товарищ-барин Гирс. Почему так срочно я вам потребовался?

– Обращаться ко мне лучше через слово «товарищ» или Степан Дмитриевич, как Вам будет угодно. Государственный комитет при ВСНХ по геологии рекомендовал вашу кандидатуру для решения вопросов по созданию термостойких сталей или иных соединений, могущих работать при температуре выше 1340 градусов. Есть некоторые проблемы, из-за которых мы не можем поднять высоту действия наших бомбардировщиков выше 5500–6000 метров. На этих высотах парциальное давление кислорода падает, двигатели начинают дымить и падает их мощность. А современные немецкие зенитные орудия, калибром 8.8 сантиметров, бьют гораздо выше. Нам требуется устранить этот недостаток.

– А что у вас есть для этого?

– Вот такая вот «улитка». Вот сюда, из каждого цилиндра, при открытии выхлопного клапана, подаются горячие газы, имеющие указанную температуру. Здесь находится турбина привода нагнетателя, изготовленная из стального сплава с довольно высоким содержание вольфрама, но испытания показали, что это сплав очень не любит посторонних вкраплений, которые присутствуют в выхлопе. Он довольно сильно выкрашивается и слишком дорог. Есть теоретические расчеты, что устойчивость к газовой коррозии, а мы считаем, что это именно действие коррозии, так как температура плавления у этого сплава очень высока, может придать сплаву добавка 15 % хрома, а сопротивление ползучести увеличить за счет введения 30 % никеля, двух процентов титана, примерно 0,8 % марганца и кремния, и уменьшить содержание углерода до 0,12–0,13 %. Допустимо присутствие алюминия и ванадия.

– Очень сложный составчик, и я не знаю места, где можно такую сталь выплавить.

– У нас в компании «Аэрофлот» есть электропечи, которые, в основном, производят алюминиевые сплавы. Кроме того, по возвращению в Москву, я попытаюсь устроить командировку в Германию на фирму Линде, которая специализируется на выпуске промышленных детандеров и емкостей для хранения низкотемпературных жидкостей, в том числе, кислорода и аргона. То есть, я, как наиболее заинтересованное лицо, постараюсь обеспечить вас, уважаемый Иван Павлович, и тех людей, которых вы соберетесь привлечь к этой работе, всем необходимым, да и зарплата в нашей компании одна из самых высоких в стране.

– И как же вас терпят большевики?

– Так и терпят, с 1902 года.

– Поразительно, никогда бы не подумал! Вас вся страна считала любимчиком Николая II, как его принято называть сейчас, Николая Кровавого.

– Да, по его приказу крови пролито немало. А я сам предпочитал дружить с товарищем Ульяновым. Дружен с ним и сейчас. К тому же, я уже представлялся вам по телеграфу, я – нарком воздушного флота и нарком авиапромышленности. И главный конструктор нескольких типов самолетов. В частности, того, на котором прилетел сюда. А с Николаем последний раз я виделся в Премышле, который, как и Кенигсберг, был взят войсками, которыми командовал я. В благодарность меня отправили в отставку. А потом сослали в Англию. В результате он проиграл войну и оказался сам в ссылке.

– Об этом газеты не писали. Вы просто исчезли после прорыва флота в океан. Все подумали, что вы погибли, и как-то бесславно. Появились уже после октября, я имею в виду, как ее, революцию, как ее принято называть сейчас. Я считаю ее переворотом.

– Переворот был в феврале, произошел он в полевой Ставке, это не была «революция», а именно переворот. Октябрьская революция действительно была революцией, в результате которой в стране сменился правящий класс. А летчики нашего корпуса не дали кадетам и эсерам развязать гражданскую войну. Последние новости читали? Про Дальний Восток? Мы и там за Николая убрались.

– Это – да, в чем большевикам не откажешь, так это в том, что им удалось удержать страну от распада, и даже поправить дела на востоке.

– Мы отклонились в сторону, мне бы хотелось услышать от вас: возьметесь за термостойкие сплавы?

– Мне бы хотелось услышать и ваши экономические предложения.

– Вот стандартный договор на должность начальника отдела наркомата авиапромышленности. Ознакомьтесь. – я протянул ему несколько листов бумаги.

– В Москве?

– Да.

– Квартира будет? У меня семья.

– Сразу обещать не могу, но квартирные деньги предусмотрены. Есть несколько домов, которые мы пытаемся выкупить для служебных нужд. Где-то через полгода, может быть раньше, удастся провести эти оплаты. Говорят, что здесь много поменялось с Нового года. Я еще толком не в курсе того, что происходит. Был на Сахалине все это время.

– Отменили хождение всех валют, кроме червонцев и новых рублей. Сделано все было очень оперативно, для работающих людей. Остальным стало несколько не по себе, так как старые деньги мгновенно превратились в макулатуру. Мы пока еще не привыкли к такому. Я прочел, но мне требуется время закончить некоторые дела в Енакиево, и подобрать людей. А где электропечи?

– Под Владимиром, бывший завод господина Вогау. Еще один завод будет под Москвой, но это пока просто планы.

– А там где?

– Под Ногинском, вопрос наркомом тяжелой промышленности уже решен, ждали разрешения ВЦИК приступить к проектированию.

– Кто его будет вести?

– Петроградский политехнический институт, профессор Байков подбирал людей для этого. Его команду мы объединили в научно-исследовательский проектный институт металлургии.

– Байков ведь один из крупнейших специалистов по сплавам, почему ему не предложили?

– Мы с ним еще не виделись, плюс на него огромный спрос имеет несколько наркоматов. Он контактирует со многими из них. Вас же мне порекомендовали геологи, в первую очередь из-за того, что вы не задали мне вопросов по ванадию, вы знаете, где его взять, и по никелю, так как проводили исследования и в Качканаре, и на Кольском полуострове.

– Да, и там, и там я бывал, оценивал возможность получить необходимые присадки для донецких сталей. Вы же понимаете, что там придется вести разработки.

– Для этого Вас, Иван Павлович, и пригласили. Для этого тоже необходимо подобрать людей.

– Да, работать с Вами, Степан Дмитриевич, кажется, будет интересно. Размах у Вас…

– Государственный. Нам с вами и предстоит его, государство, построить. А то летишь над ним, а под тобой ни одного огонька на многие-многие километры. Вот, договорились с японцами о поставках нам низконапорных электростанций. В результате, практически без боев, забрали обратно Маньчжурию и южный Сахалин. Нам бамбук и шелк нужен для авиации.

– Хорошо, Степан Дмитриевич, я тогда, через две-три недели с Вами свяжусь, сообщу сколько людей удалось набрать. Сами понимаете, здесь на юге условия полегче, чем в Москве, у вас же карточки и пайки.

– Есть такое дело, но думаю, что это ненадолго, раз появилась своя валюта, то дело пойдет. Работы впереди очень много, так что постарайтесь побыстрее, вероятно вы понадобитесь для консультаций в Германии. Так что, постарайтесь уложиться в две недели.

Москва неожиданно встретила какой-то дикой активностью: заработали многочисленные «кабаки», рюмочные, пирожковые. Все бросились кормить людей, это самый быстрый способ заработать хоть какие-то деньги. Оживились извозчики, появились газетные киоски, раньше по улицам просто проезжал грузовик и с него разбрасывали листовки или раздавали газеты. Куча новых аляповатых вывесок, старые ведь не годились, теперь «яти» не в ходу. Пришлось звонить в Кремль и вызывать машину. В ВСНХ шло какое-то крупное совещание, пришлось потихонечку войти, так как секретарь сказал, что присутствие всех обязательно. У большой карты стоял Кржижановский с указкой и большой пачкой отпечатанных листов в левой руке. Он зачитывал и показывал первоочередные стройки паровых сельских районных электростанций. Для этого предлагалось все старые паровозы, коих скопилось за время войны превеликое множество, отремонтировать, но не как подвижной состав, а как приводы для генераторов. Четыре крупных завода в Петрограде переключить на выпуск таковых, дополнительно развернуть их производство в Харькове, Киеве, Севастополе, Перми, Екатеринбурге и Челябинске. Каждый сельский район должен был получить такую электростанцию по этому плану. Из всего сказанного мне не понравилось два момента: план не учитывал районы Восточной Сибири и Дальнего Востока, плюс намеревались использовать медные провода, а медь уже тогда была определенным дефицитом. Кржижановский был председателем Главэлектро при ВСНХ, и этот план ему поручил подготовить лично Ленин. Но, я же прилетел первым из тех, кто участвовал в переговорах с Японией. Но прерывать докладчика я не стал. Обошел сидящих людей и сбоку президиум, сзади подошел к товарищу Ленину, тот хоть и с интересом слушал Глеба Максимилиановича, но ведь наверняка читал этот доклад. Я ему положил копии договоров с Японией, раскрыл экономический, и пальцем показал на ту статью, в которой говорилось о поставках ГЭС и оборудования к нему. Упомянуты там были и воздушные провода, которыми можно было обмотать пару раз экватор. Страна у нас большая. В отличие от меня, Ленин не стал тянуть до окончания доклада, обладая правами самого главного Председателя, он поднял колокольчик и позвонил в него.

– Извините, Глеб Максимилианович, но вынужден Вас прервать, так как появился товарищ Гирс с новостями из Владивостока. Наши планы по электрификации всей страны мы будем вынуждены корректировать, и немедленно. Товарищи, во Владивостоке подписан договор об экономическом взаимодействии и совместной торговле между СССР и Японией, в котором упомянут пункт о поставках железной руды, металлолома, угля и нефти из СССР в Японию, обратные поставки предусматривают поставки электрооборудования, низконапорных гидроэлектростанций, проводов для высоковольтных воздушных линий и низковольтных проводов в изоляции. Тут целый пакет на 18-ти страницах, который серьезно может ускорить и удешевить намеченный нами план ГОЭРЛО. Поэтому, товарищи, предлагаю проголосовать в целом за принятие этого плана, а его детали мы доложим спустя некоторое время, после пересчета экономических показателей за счет укрупнения строящихся электростанций. Кто за принятия плана в целом и перенос заседания на время необходимое для его пересчета, прошу голосовать!

«Ну, извините, товарищ Кржижановский!» – подумал я, но, одно дело передать в село или район списанный, латаный-перелатанный паровозный котел, другое построить ГЭС, тем более, что сами станции – стандартные: подыскивай место для перекрытия реки, делай саму станцию и потихоньку перекрывай реку до необходимого уровня воды. Паровоз отработает, ну, от силы, пять лет, если не меньше, и его придется снимать или серьезно ремонтировать, а ГЭС, построенные по этому плану кое-где и в XXI-м веке работают. Я думал, что Кржижановский обидится, но тот схватил листки, с горящими глазами, и тут же начал переносить цифры в свой план.

– Боже мой! Товарищ Гирс, Степан Дмитриевич, да Вы же просто волшебник! Владимир Ильич, это раза в четыре удешевляет проект и позволяет загрузить добывающую промышленность на 30–40 % от довоенной мощности. Нам же некуда девать то, что хочет иметь Япония! Ну, кроме леса, здесь их аппетит требуется убавить, хотя, у нас его много!

– Думаю, что добывающую отрасль мы сможем загрузить более серьезно, так как мне требуется заключить с Германией договоры на поставку нам оборудования для кислородного дутья. А там тоже требуются наши товары.

– А это еще зачем? – спросил Председатель.

– Чтобы поднять качество наших сталей, создать мощности для производства нейтральных газов, необходимых нам и нашей авиации, чтобы летать еще выше и еще быстрее. Да, пока мы впереди всей планеты в этом вопросе, но нам требуется иметь инструментальную базу, мощный научный центр, экспериментальный центр, опытное производство и подготовленный инженерный состав для ВВС. Вот мой рапорт, прошу передать Путевой дворец и ресторан Сытина военно-воздушной академии имени Жуковского, как первый шаг к созданию такой базы. Места там хватает, дворец ветшает и его постепенно разворовывают. И еще один рапорт, это касается жилого фонда Наркомата авиапромышленности. Мне селить специалистов негде, а у них семьи, дети и сплошные командировки. Нам предстоит очень серьезная работа в нескольких направлениях: создание новых двигателей, повышение их высотности и создание новых материалов для конструирования всей авиационной техники. Без этого мы свое первое место не удержим, Владимир Ильич. Нас начнут вначале копировать, затем модернизируют, и если мы будем почивать на лаврах, то когда-нибудь обойдут и раздавят.

– Это хорошо, что вы думаете о будущем, товарищ Гирс, но есть более неотложные задачи. – хмуро ответил Ленин.

– Ну, мы, авиаторы, сэкономили кое-что в плане ГОЭРЛО, плюс отстояли КВЖД и нашли: чем ее загрузить…

– Да, это так… Ну что, товарищи, авиация – наша гордость, и главная ударная сила пролетариата, придется найти средства и поддержать их стремление удержать первенство.

В тот же день мы решили вопрос с поездкой Германию, но пришлось поделиться с Владимиром Ильичом о моих планах, в том числе, о строительстве аэродромов по всей стране. «Аэрофлот Гирса» должен стать «Аэрофлотом» и связать города страны.

– Тягостное впечатление от полетов на Восток, там буквально попадаешь в прошлый век или даже 18-й. Керосин, и то не везде. Полнейшее отсутствие каких-либо товаров. Пришлось тормозить товарища Чичерина, чтобы тот понял специфику региона. Они пока обречены сотрудничать с японцами, потому, что мы им ничегошеньки нужного поставить не можем. Требуется экономическая атака на Восток. Там требуются суда, дизельные двигатели, орудия лова, краска, автомобили, там требуется все. Более отсталого места я еще не видел. А ведь сидят на золоте! Там требуется что-то вроде плана ГОЭРЛО, кстати, даже в том виде, как его доложил Глеб Максимилианович – очень продуманное решение, и жизненно необходимое. Но, опять-таки, без Дальнего Востока.

– Всего сразу не охватить, тут и здесь проблем выше крыши.

– Наркомпуть должен немедленно приступить к модернизации Кругбайкальской магистрали, иначе мы там не удержимся. Там затор такой, что если в сутки вагон проходит 20–60 километров, то это считается рекордом. А они нацелились на Турксиб, а там возить нечего. Чисто для галочки работают. Там тоннели строить и переносить не нужно, насыпай насыпь, клади путь и получай премию за выполнение плана. А на Байкале в скалы вгрызаться надо. Но золото – золото у нас там! И поставки в Японию будут упираться в пропускную способность магистрали.

– А что делать, пока ее нет?

– Развивать добывающую отрасль там и на Сахалине. Перебросить туда людей, но не так, как это сделал Столыпин: грузил в вагоны всех, семьями, тех, кто не умер по дороге, выгружал на станциях и подводил к колышкам: вот тебе земля, хоть зубами грызи, но кушать будешь только то, что она даст. Лошадей с ними не было, и не было предусмотрено обеспечение переселенцев питанием и, хотя бы, кредитами. Не «безземельный»? Плати налоги! Требуются проекты предприятий, сметы, жилье, работа, а уж после постройки завода, шахты или рудника постепенно переводить людей на самообеспечение. А «пионерам», тем кто приезжает готовить площадки под строительство, платить за неудобства, кормить бесплатно или с вычетом из зарплаты, но с полным обеспечением как едой, так и одеждой, и инструментами. Времени на раскачку нам не дадут!

– Да, сложный регион!

– Сейчас уже проще, в 1640 году туда несколько лет добирались, сейчас 14–20 суток. Команду подготовить там 15–20 постоянно действующих аэродромов я дал, двадцать-двадцать пять транспортных машин в этом году перебросим в Дальневосточный транспортный авиаотряд. Топливо есть на Сахалине.

– Подберите туда человека, который сможет потянуть эти работы, весь край, от Иркутска до Петропавловска-на-Камчатке. Кстати, что с ним?

– Десант мы там высадили, формально там теперь Советская власть, но белых предупредили заранее, и они ушли в леса и на стойбища.

– Кто предупредил?

– Скорее всего, японцы.

– А почему сразу там не высадились?

– Во-первых, силы и средства мы подтягивали на Сахалин не два дня, как нам давал команду товарищ Фрунзе, а неделю, так как дополнительно нас загрузили переброской вооружений для ополчения. Во-вторых, не были учтены приливно-отливные течения в лиманах, базироваться пришлось на озере Сладкое, а там довольно густонаселенный район, и ослаблять имевшиеся силы было нежелательно. Позже мы узнали, что именно оттуда на нартах проскочили в Александровск те люди, которые подняли тревогу там. Могли и на Камчатку послать. Море в это время года проходимо для собачьих упряжек.

– Этот вопрос вы не учли.

– Я, вообще-то, летел туда несколько за другим. Установление власти на Камчатке не входило в мои обязанности. Месяцем раньше, месяцем позже, но власть в свои руки Лазо возьмет.

– Да, конечно, тем более, что Камчатка теперь «неотъемлемая часть СССР». – хитро улыбнулся Ильич. – Так что насчет человека туда?

– Это надо у местных спрашивать, у меня каждый человек на счету. Ношусь по краям и весям, собираю вторую команду. Конструкторы есть, а материаловедов отовсюду соскребать приходится. Таких людей очень и очень мало, либо заняты другими делами.

– Да, казалось бы, огромная страна, а людей постоянно не хватает!

– Дело за молодежью, их подтягивать требуется.

– Но это же время, а хочется здесь и сейчас.

– И вам тоже? – удивленно спросил я.

– Ничего не успеваю!

– Вам требуется отдохнуть, жаль, что не могу Вам предложить слетать со мной в Германию, в Баден-Баден.

– Все, товарищ Конрад, не пользуйтесь нашим давним знакомством! Предлагать такое руководителю страны и в такое время. А знаете, чертовски хочется немного отдохнуть.

– Вас понял, Владимир Ильич, разрешите идти?

– Ступайте, Степан Дмитриевич. А что вы у нас все так вице-адмиралом и ходите? И ни одного ордена, а ведь Германия, Австро-Венгрия и теперь Япония признали наше превосходство именно в авиации. Непорядок! Но в наших силах это изменить! За меньшие заслуги мы ордена Красного Знамени мы давали. – он похлопал меня по плечу и погонам, провожая из кабинета.

Через 10 дней, дождавшись Бардина, мы вылетели вначале в Женеву, затем в Мюнхен, на аэродром Обервизенфельд, где встретились с руководством компании Linde AG в лице Фридриха Линде, президента компании и старшего сына ее учредителя Карла фон Линде. Так как я привез с собой металлурга, который заранее ознакомился с проблемами кислородного дутья, то первый разговор получился не вполне удачным. К тому же, отец, на самом деле, продолжал контролировать весь бизнес, как в Германии, так и в Соединенных Штатах, поэтому в первый день нам не дали никаких «обещаний или авансов». Мы пригласили посетить наше отделение в Женеве, но получили только рекламный проспект, где были цветные литографии почти всего оборудования, которое выпускала компания. Я такие видел, но уже переделанные Петром Капицей, знаю, что одной колонны мало. Но это не так важно. Пока упрямые немцы «думали», мы посетили завод Stahl Gerlafingen, недалеко от Берна, который рекомендовал мне лично Фриц Платтен, который вместе с нами проехался в Герлафинген, а швейцарская пресса прокомментировала наш визит, как почти историческое событие. Вечером того же дня мы получили телеграмму о том, что наше предложение посетить Женеву и завод принято. После осмотра самолета и самолетостроительного завода, 77-милетний профессор Карл фон Линде дал отмашку на продажу нам четырех полных комплектов и создание под Москвой заводов холодильного оборудования в Щелково и Балашихе. Сами мы прилетели сюда не одни, с нами в Женеву прилетело более сорока человек, будущих «капитанов» нашей промышленности, которые пересели на борт компании «SSWISS» и вылетели в Соединенные Штаты, постигать будущие специальности, знакомиться с массовым производством всего и вся. Нам самим, пока, летать в США противопоказано: нас США не признают, самолет может быть арестован и разобран по винтикам. Те же машины, но швейцарского производства, «штатники» не трогают, но активно пытаются их купить. Подбор специалистов, правда, вело сразу три ведомства: ВСНХ, международный отдел ВЧК и разведывательное управление Генерального штаба. «SSWISS» отправлял товарищей несколькими рейсами и через разные города. Задачи у них, конечно, общие, но цели и способы их решения разные. Несколько человек прихватили с собой и очень важную корреспонденцию. Нас всерьез интересуют некоторые технологии, контакты с представителями политических партий, с деловыми кругами. Стране требуется разместить у себя два-три автозавода с конвейерной сборкой, освоить холодную штамповку, точное литье, в планах два тракторных завода. В этом году объявлен НЭП, но, полным ходом идет подготовка к переходу на плановую экономику, прощупываются подходы к старту индустриализации всей страны. Если заторов больших не будет с теми проектами, что приняты в январе, то следующий 1920 станет первым годом первой пятилетки.

По возвращению домой, получил еще одно задание от Председателя:

– Тут Глеб Максимилианович настаивает на возвращении одного человека из эмиграции, для того, чтобы он возглавил проведение плана ГОЭРЛО в стране, заодно более внимательно проверил его разработки по этому проекту. Наверное, вы его знаете, это Лодыгин, Александр Николаевич.

– Да, мы знакомы, автор проекта Нижне-Свирской ГЭС и постройки третьей очереди Волховского алюминиевого завода. Насколько его помню: жуткий консерватор, монархист, правда, либерал. Война помешала реализовать задуманное.

– Общались с ним много?

– Да, конечно. С ним и с Графтио. Он ко мне подходил по поводу своего изобретения, которое хотел построить у нас, но, я тогда принял командование корпусом, и мы вышли в море.

– Я считаю, что такими людьми разбрасываться ни в коем случае нельзя. Думаю, что вам стоит встретиться с Александром Николаевичем, а, заодно, прощупать одно весьма щепетильное дело: признание Соединенными Штатами нашей страны. Как думаете: есть у нас что-нибудь такое, чем мы можем их заинтересовать?

– Есть, конечно, но мне претит контактировать с ними на тему авиации. Хотя, есть один момент, попробую через ФАИ договориться.

– О чем?

– О новом рекорде дальности, с посадкой на Северном полюсе. Ситуация следующая: в ФАИ имеются призовые фонды на рекорды: 24 часа в воздухе, и на дальность 10 000 километров по ДБК, дуге большого круга, без дозаправок. Одна посадка при этом разрешена, для уточнения положения, но без заправки. Чтобы одновременно закрыть оба и получить приз в 50 000 фунтов, требуется самолет, имеющий маршевую скорость более 410 километров в час и дальность 11–12 тысяч километров. Мы закончили испытания V-образного двигателя ММГ-12 м, конструкторами которого были Микулин, Менделеев и я. Его мощность доведена до 1780 сил на высоте 6000 метров. Взлетная – 1920 сил. Много и упорно работали над его экономичностью. Первый такой двигатель мы сделали еще перед войной, и он имел 1000 лошадиных сил. В отличие от, допустим, немецких двигателей «Мерседес», имеет алюминиевый картер, у него короче ход поршня на 30 мм и больший диаметр цилиндра. Плюс у него стальная хромированная ненагруженная гильза и «нагруженная» рубашка…

– Степан Дмитриевич, давайте без технических деталей, в этом вопросе я полностью и целиком доверяю Вам, если вы говорите, что этот двигатель – лучший, значит оно так и есть. Вопрос: к нему ведь еще и самолет нужен!

– А он у нас есть! Есть фюзеляж, от использования которого мы отказались из-за постоянных бликов, сильно мешающих на взлете и посадке. – я ему показал один из вариантов самолета Кербера, кокпит которого был заглажен полностью, и имел сигарообразную форму, узкую, но довольно высокую. Во всем остальном – укороченный на один отсек ГТ-4м.

– Мы решили его не укорачивать, убрать концевые двигатели, в том самом не выброшенном отсеке стационарно установить торообразный топливный бак, и, по нашим расчетам, сможем находиться в воздухе 26–28 часов и иметь скорость более 420 километров в час. Может быть и выше, товарищ Кербер обещает зализать машину так, что хоть под водой плавай. Вместо двух снятых двигателей будет установлена система охлаждения, которая значительно отличается от используемой нами сейчас. Но нам требуется отвлечь внимание всех от того, что мы делаем на самом деле. Уж больно активно начали работать их разведки. Мне это не нравится.

– Ну, кому это может понравиться.

– Кроме того, хочу доделать и испытать лыжно-колесное шасси, что позволит быстрее и дешевле создать аэродромную сеть. Мной запланировано использовать весенние месяцы, чтобы достичь Северного полюса, ну, и по дороге заглянуть в Бостон, для встречи с господином Лодыгиным.

– Мы не можем так быстро выделить Вам финансы, да еще для частного путешествия.

– Деньги уже выделены, это – один из образцов заказанных бомбардировщиков, скоростной бомбардировщик. Требуется поднять в печати шум, что готовится экспедиция на Северный полюс, а я, через ФАИ, добьюсь того, чтобы в случае непогоды нам было разрешено сесть там, где мы хотим. Ведь рекорд мы в состоянии установить и на собственной территории: от Москвы до Северного полюса 3774 километров, а оттуда до Владивостока еще 5214. Всего: 8988, 1012 километров не хватает, но рекорд нам не зачтут, так как по ДБК между этими точками всего 9413 километров. Тут свои штурманские сложности. Бостон имеет следующие координаты: 42°21′31.6"N 70°59′48.3"W. Следовательно, взлетать мы должны будем из точки 42°21′31.6"N 109°00′11.8"E. В этом случае все условия будут выполнены, а расстояние по ДБК составит 10 594 километра и будет проходить точно через Северный полюс. Магнитное склонение при полете до Северного полюса будет все время восточным, а вот когда начнем спускаться с этой горки, там магнитный компас начнет показывать день рождения моей бабушки, потому что полет пройдет практически вплотную к нему. Постараемся пройти прямо над ним и описать: что будет происходить и как поведут себя приборы. Этого еще тоже никто не делал.

– А как же ориентироваться будете?

– Я еще в те времена, когда мы жили в Женеве, об этом думал, есть магическая кнопочка на моем гирокомпасе, начиная с широты в 86 градусов я нажму ее, и превращу его гиросферу в гироазимут. 888, 96 километров будем ориентироваться по нему, 480 морских миль или 8 градусов по широте. Его дрейф посчитаем заранее. С нашей скоростью это будет чуть больше двух часов полета, опять щелкнем кнопкой, и свяжем гиросферу с землей. Но, требуется предварительно все просчитать и иметь три-четыре радиопривода, чтобы рассчитывать место по радиопеленгам. И я заказал, на свои деньги, Владимир Ильич, десять небольших «ротных» радиостанций в Германии. Возьмем их с собой, предварительно настроив их на определенную волну. Будем десантировать их, одну установим прямо на полюсе, на месте посадки, для ориентирования будем использовать радиоствор.