Текст книги "Бар одиноких сердец"

Конни Гранма
Бар одиноких сердец

© Granma K.

«Помню, в тот день…»

Иногда что-то остается только теплым воспоминанием, которое согревает обратную сторону Луны, пока другая, будучи обращенной к Земле, освещает нам путь

Конни Гранма

Помню, в тот день, безысходно просиживая на капоте машины с картой Штатов, я раздумывала о многом. О том, что же там, на загадочной, не видимой нам, обратной стороне Луны; о том, как часто нашу планету поглощает черная дыра; о том, для чего есть места, столь пустые и одинокие, как это и… куда же мне ехать дальше, чтобы выбраться из этого забытого Богом места? Перекати-поле, ветер с песком, яркое обжигающее солнце… И, как полагается в вестерне, традиционный салун, напоминающий дом с привидениями из фильма ужасов.

Но опустошенная бутылка воды в рюкзаке одержала победу над страхом войти туда.

Старичок в кепке, собирающий осколки от разбитой бутылки, пустой dance floor, высокая ваза с изображением индейских племен и поломанная деревяшка наподобие шеста. Мужчина, уснувший у барной стойки. Бармен подавал пиво и другую дрянь остальным. Вдруг я остро почувствовала, что оказалась в числе людей, хоть однажды испытавших дежавю.

«Кто-то выпивкой хочет затуманить ум, кто-то – упасть и больше не встать; у каждого есть то, чего остальным не понять», – подумала я и присела на более опрятное место, рядом со спящим мужиком.

– Что Вам? – спросил бармен с выраженным южным акцентом.

– Воды со льдом.

– Вам придется искать такие «изысканные» напитки где-нибудь подальше отсюда, дамочка. Здесь у нас только пиво, виски, ром… – перечислял мужчина басом, протирая стаканы оранжевой тряпкой.

– Дерьмо в стаканах, – пробурчал вдруг тот, как оказалось, не спящий мужик, не поднимая голову и хрустнув пальцами.

– Эм… а есть лимонад? – поинтересовалась я.

– Для Вас, принципиально не пьющего алкоголь человека, сделаем исключение: принесу Вам свой лимонад.

Окинув меня диким взглядом, бармен ушел. Видели бы вы все это – ощутили бы тяжелую душевную утрату, боль всех этих людей. Странно, но тогда я чувствовала, что знала каждого из них. Господи, вот она – обратная сторона Луны?

Пока я раздумывала об этом, передо мной появился бармен с высоким бокалом, наполненным жидкостью с пузырьками углекислого газа.

– Спасибо, – поблагодарила я, внимательно разглядывая своего нового «товарища».

Упитанный невысокий мужчина с накаченной шеей, на которой красовался небольшой шрам и татуировка – имя «Sofia». Взгляд его был уставшим, а разум просто искрился остроумием, раз он принес мне теплый лимонад в такую жару.

Бармен подошел к «спящей красавице»:

– Эй! Тебе пора домой, сынок.

– Слышь! Тебе говорят, сосунок! – сидящий с другой стороны мужчина толкнул своего соседа, и тот упал на скрипучий деревянный пол.

Я вздрогнула и медленно обернулась. «Спящей красавицей» оказался парень, на вид немного старше меня. Только взгляд у него был, как у старика, угрюмым, обиженным…

Бармен прыснул ему в лицо мутной водой из-под крана, словно это был каждодневный ритуал.

– Сынок, лучше иди домой.

– Ах! – махнул тот на бармена, протянувшего ему руку.

Молодой человек взглянул на всех вокруг, нахмурив брови. Когда его взор остановился на мне, я медленно вернулась в прежнюю позу и продолжила пить лимонад. Он отряхнулся и ушел, оставив, словно карусели, качаться batwing doors. Казалось, я попала в старую Америку, на Дикий Запад. Я даже оглянулась вокруг в поисках Джона Уэйна.

– Черти заносят сюда этих молодых сопляков, – проворчал бармен и снова встал за стойку, протирая стаканы.

– Простите, сэр, – обратилась я к нему, – кто это?

– Дэвид Огден. Бедный парнишка! – бармен тяжко вздохнул. – Мать бросила его в день его появления на свет. Когда ему исполнилось шестнадцать, прямо в свой день рождения, он сбежал из приемной семьи со своим другом. Где и как он живет сейчас, неизвестно. По ночам приходит сюда, по его словам, затуманить мысли в своей дырявой башке, – он усмехнулся. – Сам парнишка хорош, но вечно получает дерьмовый конец палки.

Он отложил стаканы, уперся руками о стойку и произнес:

– Да все они хороши!

– Сколько ему лет? – не унималась я.

– Понятия не имею. Но поверь, он намного мудрее, чем кажется, несмотря на привязанность к выпивке и, может, даже к наркотикам. Черт знает, чем такой парень увлекается в наше жестокое время! Но я бы дал ему лет шестьдесят пять.

Я выпила немного лимонада, расплатилась, поблагодарила и направилась к своей машине, которая, по-видимому, решила взять тайм-аут.

– Ну же! Заводись!

В это время бармен вышел выбросить мусор.

– Ну что? – крикнул он издалека. – Заглохла старая кошелка?

– Простите?..

– Это я про машину, – он медленно, прихрамывая, направился ко мне.

– Не заводится.

– Сейчас я гляну.

Бармен заглянул под капот, повертел, покрутил какие-то штучки и, наконец, промолвил:

– Все!

– Ох, спасибо! – воскликнула я.

– Сдохла, – закончил он фразу.

– Как это «сдохла»?

– А вот так бывает, дамочка. Капут, финито.

– До города далеко?

– Милей 700.

– А до ближайшего отеля?

– Вы как раз на него смотрите.

– Я смотрю на Вас, сэр.

– Да не на меня, милочка, а на мой бар. На втором этаже есть комнаты.

– И сколько будет стоить одна ночь?

– В зависимости от времени пребывания. Я пока позову нашего мастера, чтоб взглянул.

Я вернулась в бар и попросила ключи от комнаты у моложавой женщины в алом платье, которое ослепляло глаза. У нее были красивые руки. Ногти покрашены в фиолетовый цвет.

– Комната номер 14 свободна, – сказала она хриплым, прокуренным голосом и продолжила дымить, уставившись в маленький беззвучный телевизор с черно-белым изображением.

В этот номер, видимо, до меня не ступала нога человека, а в матрасе, похоже, приютилась семейка мышей. Зато будет не так уж и одиноко!

Я вошла в ванную комнату и сразу же выбежала, хлопнув дверью и начав прыгать на месте: страх всей моей жизни – пауки – висели по углам. Итак, лучший вариант был сесть в кресло и дождаться утра.

Бар работал круглосуточно; в час ночи людей здесь было в два раза больше. Откуда все они берутся в этом забытом Богом месте?

– Снова лимонад, милочка? – встретил меня бармен, смягчая басистый голос едва заметной улыбкой.

– Да, если можно.

– Откуда мне знать, можно тебе или нет? Я не врач.

– Можно, можно! Лимонад, пожалуйста, и, если мо… то есть я хотела сказать: на этот раз, пожалуйста, холодный, со льдом.

– А как же иначе! – усмехнулся он.

Мне вновь подали «холодный» лимонад.

– Простите, сэр. Можно лед?

– Да можно, можно!

Я закинула в стакан четыре кубика льда и стала раздумывать о машине и дороге в Лос-Анджелес. На меня нашел невероятный страх, что я попаду в какую-нибудь передрягу.

– Ник, виски! – крикнул рядом Дэвид Огден.

– Ты себя губишь, сынок.

– Уже погубил, так что давай, старый хрыч, валяй виски! Я тебе деньги за это даю. Хочешь, еще стриптиз станцую?

– Как пожелаешь. Mi casa es su casa.

Дэвид зевнул и взглянул на меня.

– Тут дамы. Я тебе в следующий раз станцую. Спасибо, старый засранец, – добавил он, когда получил желанный стакан.

Он засучил рукава своей потрепанной кофты и вновь взглянул на меня:

– Простите.

Я молчала: ничего не слышала, засмотревшись на резьбу у барной стойки с изображением головы девушки-индианки, представительницы коренного населения Америки.

– Хм-хм… Мисс?

Дэвид еще подождал немного.

– Мисс! Вы оглохли? – крикнул он мне в ухо.

– Ой! Простите?

– О чем Вы думали?

– Эм… о всяком.

– О бойфренде?

– Нет.

– Неужели? Даже и не вспоминаете его долбаную романтику и ваши посиделки?

– У меня нет бойфренда.

Взгляд Дэвида Огдена выражал удивление. Он сел ровнее, стряхнул с себя пыль, еще раз зевнул и вновь посмотрел на меня, а точнее, на мои руки, которыми я крепко держала стакан лимонада.

– У Вас пальчики забавные.

– Почему это? – спросила я, и мое лицо озарилось улыбкой.

– Как у ребенка. Играете на фортепиано?

– Да.

– Ох! Угадал!

Он принялся за стакан виски и спустя пару минут воскликнул:

– Серьезно?

– Что «серьезно»?

– У Вас нет бойфренда?

– Стала бы я врать! – пробурчала я, рассматривая «танцующие» пузырьки в жидкости прозрачного стакана.

– Хм. Надо же! Сколько Вам лет?

– А сколько бы Вы дали?

– Шестьдесят пять, – он улыбнулся глупой улыбкой пьяного мачо. – Простите, Вы ведь, надеюсь, не обиделись?

– Нет, нет! Что Вы!

– Ну, это хорошо. А то в последнее время мне редко попадаются люди с хорошим чувством юмора.

– Не удивительно.

Дэвид положил голову на стол и закрыл глаза. Я взглянула на него, и мысль о том, что дыра в его кофте напомнила мне квазар, заставила улыбнуться. Однако через пять минут он крикнул во весь голос:

– Двадцать! – и стукнул стаканом о стол.

– Дэвид, поаккуратнее, пожалуйста, – шепнул Ник.

– Вам двадцать! Верно? – продолжил тот, не обращая внимания на Ника и на то, что я поперхнулась лимонадом.

– Ага, – кивнула я.

– Вы чего это просто «ага»? Обиделись что ли?

– Нет, сэр! Пожалуйста, не мешайте мне наслаждаться моментом.

– Наслаждаться? В этой дыре? Вы больная?

Я встала со стула, взяла свой стакан и поднялась к себе в комнату. Он проводил меня взглядом. И нет, он не был пьян: его взгляд был трезвым. Почему-то я вдруг вспомнила фрагмент, когда Дэвид Огден упал и вышел из бара. Что-то зацепило в строгом взгляде его ярко-карих глаз.

Кажется, я уснула в кресле, сама того не заметив. Но мой сон длился недолго: снизу раздались дикие крики, ругань, невероятный шум.

– О Боже! Какое еще приключение произойдет в этом баре? – шепнула я, тихо вышла из комнаты, присела у лестницы и увидела, как толпа взрослых мужчин бьет парня, лежащего на полу.

Это был Дэвид Огден. Они схватили его за кофту и бросили на танцпол, разбив вазу. Казалось, вот-вот ворвется невозмутимый шериф с верным помощником, но тут из уборной выбежал Ник, застегивая штаны.

– Какого черта здесь творится? Вы что, ополоумели? Идиоты! Старики решили бить молодого парня? Что произошло, черт возьми?

– Этот сопляк – подлый воришка!

– Идиот! Я хотел свои деньги на стол поставить, а не украсть их! Зачем мне красть собственные деньги?

– Зачем тебе трогать мои деньги?

– Имбецил ты одноклеточный, я твои деньги не трогал! Это мои гребаные деньги! – заорал Дэвид и вновь получил по лицу.

– А ну-ка, прекратите сейчас же, пока я всех вас тут не перебил! – Ник направил на них охотничье ружье. – Расходитесь по домам, алкоголики несчастные, а то я отдам ваши языки на съедение своему псу!

Вся толпа разошлась, и в баре остались только Дэвид и Ник. Я медленно спустилась и замерла, глядя на них.

– Простите за беспокойство. Вас, наверно, разбудили? – вежливо проговорил Ник.

– Я не спала.

Он подошел к Дэвиду и помог встать.

– Вам нужно сесть и слегка запрокинуть голову. У Вас кровь, – сказала я, указав на нос.

– Закинь голову, тебе говорят, – пробурчал Ник.

– Труханутые тут у тебя людишки водятся, Ник, – Дэвид взглянул на меня, – Вы не в счет.

Они начали поднимать стулья и столы, я присоединилась к ним.

– Где сегодня будешь ночевать? – Ник обратился к Дэвиду.

– Не твое дело.

– Сынок, будь добр, останься здесь.

– Нет.

– Почему?

– Я сказал, нет!

– Тогда облегчи мне жизнь: скажи, где ты проводишь ночь?

Дэвид молчал и теребил свою разорванную кофту.

– Дэвид, я не собираюсь брать у тебя деньги за это.

– Николас, старикашка ты гребаный! А я не собираюсь всю жизнь быть кому-то обязан! Ясно? Куда бы я ни шел, везде я кому-то что-то должен. Пусть хотя бы здесь моя душа будет спокойна и одинока, – он споткнулся о стул и упал.

Мы подбежали и подняли его.

– Если ты оглох, то повторю: нужно сесть на стул и запрокинуть голову, – грубо приказала я и запрокинула его голову, приложив к носу платочек, вытащенный из моего кармана.

Дэвид в упор смотрел на меня.

– Сегодня ты останешься здесь! – строго объявил Ник.

– Вроде нос твой не длинный, Ник, а вечно суется, куда не надо!

Я помыла руки под краном у барной стойки и остановилась возле лестницы, глядя на Дэвида. Он медленно отвел взгляд:

– Хорошо. Я останусь.

– Вот тебе ключи. Тащить тебя в комнату я не собираюсь. Сам поднимай свой тощий зад и иди, спи давай!

Дэвид взял ключи и поднялся наверх, замедлив темп, когда проходил мимо меня.

– Этот парень однажды сам себя угробит, – проворчал Ник и обратился ко мне: – Спасибо, милочка. Дальше я сам приберусь.

– Спокойной ночи.

– Ох! Такой не существует, но все равно спасибо. Вам тоже!

Я вернулась в свой номер и опять села в кресло. Сидела с открытыми глазами и смотрела в окно. Небо напоминало пионовое поле – всю ночь искала образы цветов из облаков. Как красиво! Свист ветра убаюкивал меня, и я, наконец, уснула.

Ранним утром меня вновь разбудил шум. Из окна я увидела чьи-то ноги, торчащие из-под моей машины, вышла из бара и остановилась возле нее, уставившись на изношенные кеды.

– Доброе утро, – раздался приглушенный голос Дэвида.

– Доброе! – ответила я, недовольно рассматривая его, испачканного чем-то черным.

– Ваша машина… го-то-ва, – с расстановкой объявил он и полностью вылез из-под машины.

– Спасибо. Сколько я Вам должна?

– Нисколько.

– Но ведь…

– Машина готова. Всего доброго, – Дэвид направился в бар.

Я последовала за ним и встретила Ника.

– О! Доброе утро, милочка! – приветствовал он меня. – Я как раз пришел машину чинить. Наш мастер перепил и сейчас валяется где-нибудь на трассе с индейцами, доказывая, что это его земля. Так что я сам возьмусь за это дело.

– Уже не нужно, спасибо!

– Как это «не нужно»?

– Она работает.

– Твою Дарданеллу! Всю ночь искал свои инструменты!

– Что ж, вот Вам за сон, который отобрала у Вас моя машина. А эти деньги передайте Дэвиду Огдену.

– Он что, стриптиз станцевал?

– Этого я не знаю.

Я села в машину и уехала, оставив за собой песочный шлейф.

На всю громкость звучала старая добрая песня «Don’t Look Back in Anger» любимой группы «Oasis». Ох! Запела во весь голос! Мои мысли находились далеко, где-то на загадочной стороне Луны.

Я собрала вещи, как только получила письмо о том, что меня приняли в университет на курсы режиссерского и сценарного мастерства. До учебы было еще пару недель. Вот я и села в машину, решив добираться в одиночестве с единственным компаньоном по имени Навигатор и бесполезной картой, без всяких рейсов, самолетов, аэропортов, поездов, – я, мой старенький американский друг, Америка и загадочная сторона Луны.

На горизонте показалась линия небоскребов Downtown, тут мои руки сжали руль крепче. Я медленно сняла старые папины очки Ray Ben Wayfarer.

«Los Angeles». Эта надпись заставила мое сердце биться чаще. Длинные запутанные дороги, экзотические растения, настенные граффити, указатель направлений на города-побратимы Лос-Анджелеса с расстояниями до них в милях, концертный зал Уолта Диснея, Сансет-Стрип, фуникулер «Эйнджелс Флайт», Уоттс-Тауэрс. Цвета светофора кажутся другими; толпа, идущая по пешеходу, маленькие магазины с настоящей американской колой и, конечно же, небо…

Меня зовут Конни, и мне не шестьдесят пять.

Я приехала в Лос-Анджелес, так как мое заявление в университет на курсы режиссерского и сценарного мастерства приняли. Моя жизнь удалась на 50 процентов.

Отсюда и начинается моя новая история.

1

Кино важнее окружающей его мишуры. Кино – это форма истинного искусства, дарованного нам Господом. Пока существует эта магия кино, все остальное не имеет значения.

Френсис Форд Коппола

– Ну, здравствуй, новый дом! – И сумки с грохотом падают с моих рук.

До начала учебного года я должна была исполнить все свои американские желания: посмотреть «Друзей», валяясь в пижаме на диване; заказать в час ночи пиццу Papa John’s; побегать по квартире, дико крича, как герой из фильма «Один дома»…

А ночью я выключала все, выходила на балкон, садилась в кресло-качалку и наслаждалась видом ночного Лос-Анджелеса; иногда ко мне присоединялась вода с лимоном. И вот я наблюдаю, как нежно-фиолетовый шифоновый шарфик парит в воздухе, словно танцует под мелодию ветра. Что бы означало это невероятное спокойствие в моем сердце?

Утро моего первого учебного дня в Лос-Анджелесе. Я уснула на диване перед телевизором с полотенцем на голове, и вот зазвенел будильник. Досушиваю волосы феном, быстро натягиваю на себя широкую футболку и шорты. Несколько глотков кофе. С помощью пальцев надеваю Nike с разными шнурками. Выбегаю!

Я подъехала к стоянке и взглянула на здание университета. Что же изменится в моей жизни, когда я сделаю шаг вперед? Какими диалогами или монологами пропитаются стены еще неизвестного мне университета? Сделав глубокий вдох, я вышла из машины, закинула на плечо рюкзак. Не замечая никого, бегу в класс, который для начала нужно найти.

Нашла! В классе было несколько парт, расположенных полукругом. Я села рядом с Алексом и Уильямом. Спустя десять минут все места уже были заняты. В класс вошел высокий стройный мужчина с поседевшими волосами, зачесанными назад; коротко постриженные виски и прямоугольные очки в черной оправе. На нем были черная футболка, слегка потертые темно-серые джинсы, а на ногах – фиолетовые кеды.

– Здравствуйте, ребята! Меня зовут Брэндон Берн, студенты сокращенно называют меня Би-Би, – он начеркал на доске две заглавные буквы «Б», – я разрешаю. Итак, я буду вести вашу группу по первым двум курсам: «Кинорежиссура» и «Кинодраматургия», плюс курс сценарного мастерства, или, как я его называю, «Напиши свою историю».

Занятие длилось до вечера. Было два перерыва, во время которых студенты знакомились со столовой.

– Не многие становятся настоящими режиссерами: это исходит из глубин человеческой души и подсознания. Это безумная работа, очень длительная, тщательная и очень сложная. Если у вас есть хоть малейшие сомнения в том, что вы справитесь, то двери открыты, и я советую вам сейчас же покинуть это здание и впредь обходить его стороной. Вы должны видеть наперед, как и что будет выглядеть, – он сделал паузу и обвел всех взглядом, – должны разбираться в сценарии, иметь четкий план, но при этом всегда быть готовыми к импровизации во время съемок и к критике после их окончания. Съемочная площадка – ваш дом, ваш мир, ваша Вселенная, куда вы впускаете только тех, кто поможет вам воплотить мысли на экране.

Мистер Би-Би сделал все, чтобы с первого дня мы почувствовали себя принятыми в особый мир – мир киноиндустрии. Он прочел убедительную лекцию про то, как важно режиссеру побывать в роли актера, и дал нам понять, что это и будет основой его уроков: «…Режиссер – перед камерой, как и актер, а не за ней».

– Я не следую правилам и расписанию, которые вывешены у входа: я импровизирую. Поэтому вам тяжело будет наперед отгадать, какая же следующая тема нашего занятия.

За этим последовало мое первое выступление на небольшой сцене, когда мистер Би-Би вместо домашнего задания задумал «коварную» импровизацию при разборе темы «Мизансцена». Нужно было поставить маленькую сценку из какого-либо фильма и сыграть главные роли на виду у студентов старших курсов, которые оценивающе смотрели на меня и моего друга по переживанию – Алекса.

Господи! Как же руки трясутся! А в душе легкое ликование. Я предложила сцену из фильма «Криминальное чтиво». Ну, думаю, вы догадались, какую именно.

Итак, девушка в образе Мэрилин держит приз, а ведущий просит представиться. Все идет по тому самому фрагменту из фильма Квентина Тарантино, даже обувь золотистого цвета Мии Уоллес; не учла только лак на ее ногтях. Я исполняю роль Умы Турман, Алекс – Джона Траволты (Винсент Вега). И вот звучит песня Чака Берри «You Never Can Tell», и самый главный здесь, конечно же, сам твист.

Это того стоило! Я дождалась момента, когда нам аплодировал весь зал, хоть и небольшой. Почему-то я была этому очень удивлена. Моя жизнь удалась на 51 процент, и это чувство – невероятное! А еще то чувство, когда снимаешь парик…

Моя группа состояла из двенадцати человек, и все ребята оказались весьма дружными. В каждом из них было что-то особенное. Например, Алекс отменно вживался в роль. Ему бы, скорее, на актерское мастерство, чем на режиссера. Его визитной карточкой была привычка дуть на свою длинную челку в момент стресса. Рози могла предлагать идеи рекламных роликов, но когда дело доходило до кино, ее глаза мрачнели от мысли, что она выбрала не ту профессию и у нее ничего не получится. Я часто наблюдала за ее недовольными вздохами во время опроса мистера Би-Би.

Анна-Мария была просто любознательной девушкой. Не могу сказать, что видела в ней талант и стремление к познанию мира кино. Ти Джей казался мне загадкой. Я чувствовала, что для него эти курсы – шанс доказать что-то самому себе. Его взгляд был погружен в другой мир даже во время занятий. Он всегда ходил с маленькой камерой и делал заметки на обрывках бумаги или на салфетке в столовой. Странно, я совсем не задумывалась о том, как же они оценивали меня. Мне была важна оценка другого человека…

Воздух в Лос-Анджелесе наполнен надеждой и душевным спокойствием. «Что же всегда притягивало меня сюда?» – думала я, лежа на газоне.

Я опустила книжку и слушала, как шумят листья.

Я чувствовала, что они живые и внутри дерева бьется сердце, которое дарит жизнь каждому листочку. Этому меня научила мама.

– Я лежал на этом самом месте в точно такой же позе, – раздался знакомый голос.

Я приспустила очки:

– С книжкой Сэлинджера?

– Нет. Книжку про парня в красной охотничьей шапке я не читал, – улыбнулся Дэвид. – Не ожидал такой встречи.

– Я тоже.

Кажется, мы не знали, что сказать друг другу.

– Что ты здесь делаешь?

– Учусь.

– Какой факультет?

– Режиссерский, ну и сценарное мастерство. Приехала на курсы.

– А-а, понял.

– А ты на кого?

– Я больше работаю здесь, чем учусь. Помогаю студентам в съемках клипов, и все такое, но только за деньги, – засмеялся он.

– Хороший заработок.

– Для тебя вычту те двести баксов.

Дэвид мило улыбнулся. Выглядел он намного лучше.

– И давно ты уехал?

– Через несколько дней после твоего отъезда.

– Понятно, – я взглянула на часы.

– Кажется, тебе пора идти?

– Да.

– Еще увидимся? Может, после занятий?

– Посмотрим.

Он улыбнулся (можно ли назвать эту улыбку разочарованной? Не могу ответить точно), помахал рукой и медленной походкой направился в противоположную сторону. Шел так спокойно, словно рассматривая каждую песчинку, камушек, листочек… Красиво… Лицо у Дэвида очень доброе. Тогда я пожалела, что так грубо ему ответила.

После учебного дня я зашла в «Starbucks», взяла капучино. Уже темнело. По дороге к машине откуда ни возьмись появился Дэвид, только после чего я и вспомнила о назначенной им встрече.

– Привет.

– О, привет!

– Ты уже собираешься домой?

– Вроде да.

– А я захотел выпить. Может, присоединишься? Допьешь капучино.

– Стоит ли тебе пить?

– От воды со льдом я еще не лечился.

– Хм.

– Здесь поблизости есть неплохой бар. А я не серийный убийца. Хотя после того случая в баре я не удивлен, что ты меня избегаешь, – на его лице вновь появилась улыбка. – Знаешь, возможно, я немного странный. Но просто я хотел извиниться за ту нашу первую встречу. Я был не в себе.

– Извиниться?

– Да. Я вел себя, как осел, поэтому в качества примирения приглашаю тебя выпить воды со льдом.

– Бар далеко отсюда?

– Вовсе нет. Можешь оставить машину на парковке, дойдем пешком.

Действительно, совсем недалеко находился отличный бар, где есть не только спиртное, но и «изысканные» напитки вроде воды со льдом. Только жаль, что бармен не Ник.

– Я про тебя совсем ничего не знаю, – сказал Дэвид. – Расскажи мне хоть что-нибудь о себе.

– Я приехала сюда, как только узнала, что меня приняли на курсы.

– Сбежала из дома?

– Почему это сбежала? Просто приехала на учебу.

Дэвид улыбнулся, жуя орешки кешью из маленькой вазочки, стоящей посреди круглого столика:

– То есть это не жизнь с чистого листа?

– Нет. Это просто многолетняя мечта.

– И откуда же ты добиралась до своей многолетней мечты?

– Из Нью-Йорка.

– На машине?

– Да.

– Ты проехала около трех тысяч миль?

– И около сорока часов.

– Не было денег на билет?

– Дело не в этом. Я просто хотела что-нибудь такое…

– Какое?

– Ну… приключенческое и одинокое.

– И много приключений повидала в одиночестве?

– С тем баром ничто не сравнится.

– Если ты обо мне, то тебе повезло с приключением, – он улыбнулся и допил колу.

– А у тебя какая история?

– У меня история, конечно, не очень, – он тяжело вздохнул. – Я из Бостона.

– Мда. Самая ужасная история, которую я когда-либо слышала.

– Хех! В общем, я из большой семьи, где очень много детей.

С этого момента я слушала внимательнее, прокручивая в мыслях совсем другую историю, услышанную от Ника.

– Я приехал сюда зарабатывать деньги для своей семьи, которой у меня в действительности нет. Прости, но я солгал. Иногда мне требуется пара секунд, чтобы набраться смелости, – он поправил рукава рубашки, задумавшись о чем-то. – На самом деле я из, так сказать, временного лечебного центра. Для сирот, – пояснил он моему недоуменному взгляду. – Моя мать бросила меня, когда мне исполнилось семь, в день моего рождения.

В шестнадцать я сбежал из приемной семьи со своим другом. Мы нашли небольшую заброшенную комнату, затем сделали что-то вроде ремонта на деньги, которые крали, где придется, и, в общем, с тех пор мы живем в той самой комнатке. После я с ним поссорился и уехал за город, попал в тот бар. Спустя почти год я узнал, что он ищет меня, и вернулся.

Я продолжала слушать, а он вдруг засмеялся:

– Рассказываю про свою жизнь человеку, имя которого даже не знаю. Я спятил! Прости за это.

– Конни. Меня зовут Конни.

– Ты это серьезно? – улыбка исчезла с его лица.

– Что?

– Ты не уйдешь?

– Прости, что?

– Я ведь рассказал тебе правду.

– Я не пойму, мне нужно уйти?

– Нет-нет! – на его лице появилась улыбка, и он уже готов был схватить меня за руку. – Прости меня! Я неправильно выразился. Просто всякий раз стоит мне кому-то рассказать о своей жизни, как люди сразу исчезают.

– Сколько тебе лет? – поинтересовалась я, спокойно потягивая капучино.

– Кажется, двадцать пять. Исполнилось недавно. А тебе?

– Шестьдесят пять, – ответила я и улыбнулась.

Я была немного удивлена. Нет, не поведению Дэвида, а чувству, которое вдруг вновь появилось у меня в сердце. Словно я всегда знала этого человека, который сидит сейчас напротив меня.

– Дэйв! Блин! Ну ты засранец! Снова пьешь! – воскликнул невысокий темноволосый парень азиатской внешности, вошедший в бар.

Он схватил бокал с колой и поднес к носу, сделал небольшой глоток, а после обратился ко мне:

– Сеньорита, скажите честно, сколько он уже выпил?

– Два бокала колы.

– Ли, вот леди, которую я встретил в том баре. Конни! – Дэвид указал на меня рукой.

– Ой! Простите, я ужасно неприветливый! Когда проживешь пару лет с этим чудовищем, забываешь о манерах. Я-то подумал, что Вы одна из его… – в этот момент Дэвид плеснул колу в лицо Ли, а тот губами стал собирать стекающие с кончика острого носа капли, протянул мне руку и представился: – Очень приятно, меня зовут Ли.

– По кличке Поджарый юань, – дополнил Дэвид.

– И мне очень приятно. Конни.

Ли схватил салфетки со стола и вытер лицо:

– Извините за вопрос, а сколько вы уже здесь сидите?

– Минут тридцать, – ответил Дэвид.

Ли выпучил глаза:

– И как же ты столько времени терпишь этого сукина сына?

Я засмеялась, а Дэвид недовольно покачал головой.

– Лучше делай заказ, идиот! Описать свои чувства ко мне ты еще успеешь.

– Мне, пожалуйста, мартини, этому животному – еще колы, – сделал свой заказ Ли и присел рядом.

– Ты еще мне что-то говоришь?

– От мартини не пьянеют, недоносок.

– Да тебя даже от молока пробивает!

– У меня непереносимость лактозы! Итак, откуда ты? – продолжил Ли.

– Ее биографию я тебе дома расскажу сам.

– Ты раздражаешь меня!

Дэвид довольно улыбнулся и подмигнул мне.

– Смотри, не истрать свой словарный запас, у тебя он и так состоит из десяти слов, – заметил Ли.

– Правда? Ты вполне можешь быть более конкретным.

– Эгоистичный, мерзкий, гадкий, засранец, сукин сын, идиот, поджарый, придурок, заткнись и хрень…

– Здесь одиннадцать слов.

– «Сукин сын» – это одно словосочетание.

– «Имбецил одноклеточный» – одиннадцать, – улыбнулась я.

– Что? – переспросил Ли.

– Еще он говорит: «Имбецил одноклеточный».

Ли удивленно воззрился на довольного Дэвида.

– А где ты учишься? Дэвид, только попробуй сейчас открыть свою хлеборезку!

– На режиссерском, приехала на курсы, – спокойно ответил за меня Дэвид и сделал глоток мартини из бокала Ли. Тот в ответ «случайно» задел бокал с колой Дэвида, которая разлилась на его футболку.

– Правда? На режиссерском? – невозмутимо продолжил он, обращаясь ко мне.

– Ублюдок, – шепнул Дэвид и потянулся за салфеткой.

– Двенадцать! – воскликнули мы с Ли в один голос, и все трое захохотали.

Я единственная вышла из бара сухой. А Дэвид и Ли тяжело вздохнули, глядя на испачканную одежду.

– Конни, приходи к нам. У нас очень веселые вечера. Мы включаем фильмы и грызем попкорн, иногда деремся.

– Как-нибудь в другой раз. Спасибо за вечер, ребята! Может, я подвезу?

– Нет-нет, мы пешочком. Еще по делам пройдемся, – сказал Дэвид.

– Рад был знакомству, – Ли поцеловал мою руку.

– Ты чего выпендриваешься? – воскликнул Дэвид и дал ему подзатыльник.

– Раздражаешь! – шепнул Ли и ответил ему такой же затрещиной.

Дэвид обратился ко мне напоследок:

– Рад был снова встретить тебя. Увидимся завтра!

– Пока.

Ребята помахали мне руками, и мы разошлись в разные стороны. Обернувшись, я увидела, как они продолжают пинать друг друга по дороге, а после стали убегать друг от друга. Так и хотелось присоединиться!

Я вернулась на стоянку, села в машину и покатила домой. Как же тихо… Только звук старенького мотора.

Горячий душ, мягкий халат… Удобно располагаюсь на диване и достаю из рюкзака книжку «Мастер-класс для режиссеров, сценаристов, писателей». Пройдясь глазами по первым трем листам, я откладываю книгу и принимаюсь за начатый сценарий, быстро передвигая пальцами по клавиатуре. Я совсем не заметила, как строка с количеством страниц изменила цифры с трех до сорока. А времени уже пять утра. И мелодия будильника звучит все так же нудно.

Ветерок с балкона. Раннее утро в Лос-Анджелесе, и нет ничего прекраснее! Солнце здесь просыпается, а где-то его заменяет луна. Чем-то напоминает механизм светофора: горит красный – машины спят, загорелся зеленый – мы едем, мчимся куда-то, пытаясь не попасть на следующий красный.

Красный свет. Я допила крепкий кофе и выглянула в окно машины. У светофора стоял маленький мальчик с тремя красными шариками в руках. Этот малыш был так счастлив, несмотря на то, что стоял он совсем один, на большом расстоянии от своей спутницы, которая разговаривала по телефону и искала что-то в сумке. Он был счастлив, действительно счастлив. Я могла понять это по взгляду, наполненному желанием познать этот мир. Я хорошо его запомнила, особенно волосы, словно «Ангел, играющий на виоле» Мелоццо да Форли. Такого красивого малыша я еще не видела: кучерявый-прекучерявый блондин, веснушки на курносом носике, алые губки, небесно-голубые глаза. Вдруг этот купидончик взглянул на меня и помахал рукой. Я улыбнулась, показала знак «Victoria», и загорелся зеленый.