Текст книги "Нежная ярость"

Когда Габби пришла в себя, солнце светило ей в глаза. Она попыталась повернуться и мгновенно ощутила резкую боль в голове. Тотчас Филип оказался рядом с ней, и она успела разглядеть тревогу на его лице, прежде чем оно приняло привычное бесстрастное выражение.

– Где я? – спросила она, осторожно прикасаясь к голове. – Что случилось?

– Мы с кучером принесли тебя сюда, на постоялый двор, – ответил Филип. – Ты сильно ударилась головой, но других повреждений вроде бы нет. А я долго была без сознания?

– Да, малышка, всю ночь.

– А кто же раздел и уложил меня? – спросила Габби застенчиво. Ее удивило, что она одета в собственную ночную рубашку с высоким воротом.

– Я, конечно. Но не бойся, – поспешно добавил он, увидев, что она покраснела, – я не пользуюсь беспомощностью женщин. – Она уловила нотку веселья в его голосе.

– Я помню только, как вы вытащили меня из кареты, и больше ничего, – сказала Габби, чтобы поменять тему разговора. – А что, тот валун попал в карету?

– Да. Если бы мы остались в карете, то погиб ли бы.

Она невольно вздрогнула.

– А что с кучером?

– У него тоже хватило сообразительности во время соскочить. Даже лошади не пострадали. Но карета полностью разбита.

– Какая невероятная случайность!

– Да, – хмуро ответил Филип. – Действительно, невероятная случайность, как ты выразилась. – Но слова его звучали неубедительно.

– А что же делать? – спросила Габби, надеясь, что теперь ей будет позволено отдохнуть денек на постоялом дворе, прежде чем продолжить путешествие.

Филип пристально посмотрел на нее.

– Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы ехать дальше? Нам обязательно надо добраться до «Стремительного».

– К чему такая спешка, Филип? – раздраженно спросила Габби. – У меня все болит, и я из мотана. Какая разница, приедем ли мы в Брест на день или два позже?

– Не расспрашивай меня, Габби, – строго сказал Филип. – Я хочу только знать, можешь ли

ты ехать дальше. У нас впереди меньше чем один день пути, и я полночи провел в поисках новой кареты. Я сам устал, и мои мысли заняты более серьезными вещами, а не тем, как ублажить капризную жену.

Глаза Габби засверкали от гнева.

– Капризная жена! – закричала она. – Если бы не вы, я была бы в безопасности за стенами монастыря. По-вашему, послушная жена должна и больной следовать за мужем, ведь я по вашей милости чуть не погибла?!

Филип сдержался ценой огромного усилия. Габби сказала правду. Если то, что он подозревает, верно, значит, он вовлек ее в опасную ситуацию, о которой она ничего не знает и, уж конечно, не виновата. Надо было прислушаться к своей совести и не осложнять свою жизнь в такой момент повторной женитьбой. Но ведь, когда он согласился выполнить поручение, ему потребовалось прикрытие, а что может быть более естественным, чем поездка во Францию в поисках жены. Все знатные мужчины с Мартиники привозили себе жен из Франции, а девушки из благородных семейств острова выходили замуж за французских аристократов. Поездка Филиппа во Францию должна была быть вне подозрений, к тому же раз он вообще собирался жениться, а это было необходимо, так как он хотел наследника, то что может быть лучше, чем покорная девица, воспитанная в монастыре. И почему, черт возьми, он выбрал эту маленькую дикую кошку в монашеской одежде, которой еще долго предстоит учиться кротости и покорности?!

– Если ты достаточно здорова, чтоб проявлять строптивость, значит, достаточно здорова, чтобы продолжить путешествие, – холодно сказал Филип. – Даю тебе полчаса, чтобы подготовиться. – Горящие глаза Габби и манящие прелести, скрытые ее чопорной ночной рубашкой, искушали его. Ему хотелось забыть о «Стремительном» и задержаться настолько, чтобы сделать свой брак полноценным. Хотя накануне вечером он был расстроен и озабочен ее состоянием, он не мог не заметить, сколь восхитительно тело у его молодой жены. Сжав зубы, Филип поспешил выскочить из комнаты, пока окончательно не потерял самообладание и не присоединился к своей жене в постели.

К вечеру того же дня они прибыли в Брест. Стемнело, и Габби не смогла разглядеть города из окна кареты. Они проследовали прямо в порт, где огоньки судов, стоящих на рейде, напоминали светлячков. Филип помог ей выйти из кареты, повел на причал, где стоял на якоре «Стремительный», и они поднялись по сходням на борт. Габби с изумлением увидела, что матросы сразу же втащили сходни наверх и начали ставить паруса и поднимать якорь. Она с тоской смотрела, как подняли якорь и корабль тихо под покровом темноты отошел от причала, и одновременно с удаляющимся берегом удалялись ее родина и ее прежняя жизнь.

3

Пока «Стремительный» маневрировал между судами, стоявшими в бухте, к Филиппу и Габби подошел мужчина. По его уверенному виду и форменной одежде она поняла, что это капитан.

– Мы ждали тебя вчера вечером, друг мой, – обратился он к Филиппу после того, как огляделся. – Когда ты не прибыл, мы уже начали бояться, что случилось что-то непредвиденное.

– В самом деле произошло нечто непредвиденное, Анри, – ответил Филип. – Мы чуть не погибли, когда сорвавшийся с холма валун разбил нашу карету по дороге в Брест. Мы спаслись в последнюю секунду.

– Разрази меня гром! – воскликнул капитан. – А что было причиной этого несчастного случая?

– Я потом вернулся на это место, но не нашел никаких следов того, что это не несчастный случай.

Очевидно, дожди размыли склон, и валун сорвался как раз в ту минуту, когда мы проезжали. – Тут Филип вспомнил о девушке, стоящей рядом, и сказал: – Габби, это Анри Жискар, капитан «Стремительного» и мой хороший друг. – А потом капитану: – Анри, вот моя жена, Габриэль Ла Фарж Сент-Сир.

– Боже мой, Филип, ты не предупредил меня, что твоя жена такая красавица, – сказал капитан

Жискар и, склонившись, поцеловал руку Габби. – Но она настоящее дитя, мой друг. Повезло тебе, что ты одним махом заполучил и молодость, и красоту.

– Это не просто везение, Анри, – отозвался Филип, искоса взглянув на Габби, которая застыла в испуге, думая, что он начнет рассказывать о подробностях сватовства.

Капитан Жискар прервал его, и Габби вздохнула с облегчением.

– Не имеет значения, она будет настоящим украшением нашего маленького острова. А тебе, Филип, будут завидовать все мужчины.

Габби едва успела поблагодарить капитана Жискара за галантность, как Филип взял ее за руку и повел в каюту на корме, которая должна была стать их домом на ближайшие недели.

Каюта хотя и не роскошная, на первый взгляд выглядела удобной. Габби заметила, что ее сундук доставили на борт и поставили рядом с морским сундуком из кожи, который, вероятно, принадлежал Филиппу. Письменный стол, заваленный картами, стол и стулья, привинченные к полу, и умывальник с необходимыми принадлежностями – вот и вся мебель. Мужской запах кожи и табака ударил ей в ноздри, а вместе с ним свежий, соленый запах морских брызг. Совсем не похоже на сладкий, душный аромат помады и духов, который окружал ее отца.

Габби вздрогнула, услышав голос Филиппа.

– Я понимаю, что апартаменты довольно тесные, малышка, но придется этим довольствоваться.

Впервые он обратил внимание на то, что она валится с ног от усталости. Он снял с нее плащ и заговорил более мягко, чем до этого, но все-таки без теплоты, которую можно было ожидать от молодого мужа.

– У меня срочные дела с капитаном, поэтому я должен оставить тебя. Я договорюсь, чтобы тебе принесли ужин в каюту, и можешь лечь, когда захочешь. Путешествие в Брест было для тебя трудным, а мне не хочется иметь на руках больную жену.

Габби недоверчиво смотрела на Филиппа, не в силах поверить, что и теперь он не стремится предъявить свои супружеские права. Но, когда она увидела, что он в самом деле собирается выйти из каюты, она прошептала усталым, но благодарным голосом:

– Благодарю вас, месье, я ценю вашу заботливость.

Слишком поздно она заметила свою оговорку.

Филип замер при этих словах, окинул ее фигурку стальным взглядом, в два шага приблизился к ней, схватил за плечи и стал трясти, пока она не вскрикнула испуганно.

– Мое имя, Габби, черт подери! Почему ты продолжаешь делать мне назло?

– Филип! – воскликнула она, испуганная его вспышкой гнева.

– Вот так. Я Филип, твой муж. Не забывай этого, – сказал он и отпустил ее так резко, что она чуть не упала. И он в ярости вышел из каюты.

Оставшись наконец одна, Габби легла на кровать. Она была так измучена душевно, что не ощущала боли в том месте, где Филип схватил ее цепкими пальцами. Впервые за две недели она дала выход своим чувствам и безутешно зарыдала, испытывая такое отчаяние, что, будь она на палубе, она бы бросилась за борт. Скоро она забылась в целительных объятиях сна.

Необъяснимая вспышка гнева Филиппа прошла, пока он шел темным коридором в каюту капитана Жискара. Собственно говоря, он вообще забыл про Габби и снова потрогал через подкладку зашитый пакет, как бы удостоверяясь в тысячный раз, что документ, ради которого он рисковал жизнью, все еще цел.

Филип остановился перед каютой капитана Жискара и был поражен голосами, которые доносились из-за двери.

– Черт возьми! – выругался он, когда узнал голос собеседника капитана. – Не может быть! – яростно воскликнул он и ворвался в каюту.

– В чем дело, Филип? – встревоженно воскликнул капитан Жискар, когда увидел лицо друга.

– Как, черт возьми, Дюваль очутился на борту «Стремительного»? – спросил Филип, указывая пальцем на высокого, стройного мужчину с зелеными глазами. – Я дал строгий приказ в этот рейс никаких пассажиров не брать. Ты не хуже меня знаешь причину, Анри.

– Я… Я сожалею, Филип, честное слово, – начал оправдываться Анри, удивленный, что Филип выказал такую враждебность к человеку, которого все считали его добрым другом. – Когда месье Дюваль вчера вечером пришел ко мне на судно, он заверил меня, что ты не будешь возражать против его присутствия. Все знают, что вы с ним соседи и друзья.

– Так было, – мрачно проговорил Филип Потом он повернулся к Дювалю: – А ты что скажешь, Марсель? Почему ты обманул моих людей? Ты не хуже меня знаешь, что наша дружба прекратилась со смертью Сесили.

– Друг мой, – начал Марсель Дюваль примирительным тоном, пощипывая усики над верхней губой, – это ты отверг нашу дружбу, но это объясняется тем, что в то время ты оплакивал безвременную утрату жены. Я готов забыть твое необдуманное поведение и вернуться к прежним отношениям.

– Дьявол тебя побери, Дюваль! – воскликнул Филип. – Я сказал именно то, что думал. Если бы не ты, Сесили была бы жива. Не хочу иметь с тобой ничего общего! Пускай ты убедил Анри, что мы друзья, но меня в этом убеждать не следует, я-то знаю, что стоит между нами, и предупреждаю тебя, чтоб ты держался от меня подальше. – Внезапно он подозрительно прищурился. – Кстати, а что вообще ты делал во Франции? Когда ты уехал с Мартиники?

Капитан Жискар переводил взгляд с одного собеседника на другого, озадаченный поворотом событий. Он понятия не имел, что Марсель Дюваль каким-то образом был замешан в смерти Сесили Сент-Сир. Если это в самом деле так, получается, что он причинил Филиппу большую неприятность, когда позволил этому человеку плыть на «Стремительном».

– Я отплыл с Мартиники на «Тристане», пока ты был в Америке, – непринужденно ответил Марсель. – А дело у меня во Франции очень простое. Я приехал, чтобы найти подходящую партию для моей сестры Линетт.

– Ну и как, получилось? – спросил Филип.

– Конечно, мой друг, и просто превосходно, – гордо ответил Марсель. – В следующем году Линетт выйдет замуж за Пьера Боннара, единственного сына и наследника основателя знаменитого банковского дома Боннаров. Неплохая партия, скажу я вам. Мне есть что поставить себе в заслугу.

– Да, – с неохотой признал Филип. – Ты вечно из кожи вон лезешь, чтобы породниться со знатными европейскими семьями, не так ли, Дюваль? Наверно, предложил щедрое приданое. Должно быть, дела у тебя лучше, чем я думал. Но скажи-ка мне, откуда ты узнал, что «Стремительный» стоит в Бресте?

– Я этого не знал. Мне просто повезло – я увидел «Стремительный» в порту, когда расспрашивал, как мне добраться до Мартиники. Похоже, в эту поездку мне вообще везет, – добавил он невозмутимо.

– Да, похоже на то, – ответил Филип, но без особого убеждения в голосе. – Ну что ж, раз ты на

борту, я ничего не могу с этим поделать. – Он жестом показал, чтобы Марсель удалился. – У меня тут личный разговор с Анри, поэтому…

– Конечно, конечно. Я не хочу вам мешать и пожелаю вам обоим спокойной ночи. Кстати, – прибавил он лукаво, – я слышал, тебя можно поздравить, твоя миссия оказалась успешной.

– Что?! – хором воскликнули Филип и Анри.

– В чем дело, господа? – спросил Марсель с невинным видом. – Разумеется, я говорю о твоей женитьбе. Если я правильно понял капитана Жискара, мадам Сент-Сир восхитительная красавица. – Пустив эту прощальную стрелу, он быстро вышел из каюты и, напевая, пошел по коридору.

– На какую-то секунду мне показалось, что он знает истинную причину нашего путешествия во Францию, – сказал Анри с беспокойством. – Ты ведь не думаешь, что он что-то пронюхал, а, Филип?

– Не думаю, Анри, – Филип постарался придать голосу убедительность, хотя сам был не очень уверен. – Может быть, это чистое совпадение, что «Стремительный» готовился к отплытию как раз в тот момент, когда Дювалю нужно было возвращаться на Мартинику. – Потом он пристально взглянул на своего старшего товарища. – Ты ведь не говорил ему о том, куда мы направляемся?

– Нет, что ты! – быстро заверил его Анри. – Я решил, что ты сам скажешь, когда найдешь нужным.

Забыв на время о человеке, которого он ненавидел, Филип вернулся к более важным делам. Он снял камзол и с помощью ножа для разрезания конвертов аккуратно вспорол шов и вынул тонкий пакет, обернутый клеенкой. Только дыхание Анри Жискара нарушало тишину в комнате.

– Значит, ничего непредвиденного не стряслось? – спросил Анри, обводя осторожным взглядом небольшую каюту.

– Ничего. Документ мне доставил доверенный человек прямо в мою гостиницу под видом письма от несуществующей тетушки. Насколько я знаю, кроме нас двоих, никому не известно его значение, не считая агента, который работает на американское правительство.

– А если другие узнают?

– Они предпримут все усилия, чтобы помешать нам доставить этот документ.

– Боже мой! – воскликнул Анри, и пот выступил у него на лбу.

– Я выучил наизусть его содержание и хочу, чтобы ты сделал то же самое. Если что-то случится с бумагами, один из нас сможет устно передать содержание послания. Предлагаю тебе выучить прямо сейчас, а потом положим пакет в сейф.

Анри не знал, что Филип собирался еще до наступления утра забрать документ из сейфа в свою каюту. Если на борту «Стремительного» окажется шпион, то первое место, куда он полезет, будет сейф. А Филип собирался сделать все, что в его силах, чтобы документ был благополучно доставлен американцам.

Пока Филип возвращался к себе в каюту, его мысли обратились к Марселю Дювалю и его нежелательному появлению в Бресте за несколько часов до того, как они с Габби прибыли в этот город. Если это было совпадение, то уж слишком вовремя оно случилось.

Когда Филип вошел в каюту, то увидел, что Габби крепко спит, закутавшись, как в кокон, в свое потрепанное в дороге платье. На столе стоял поднос с нетронутым ужином. Он зажег лампу и посмотрел ^ на заплаканное лицо своей молодой жены. Она была о похожа на ребенка, прекрасного, невинного ребенка, § и в то же время это была желанная женщина. У него защемило сердце, но он не понял, что это значит. Он не вспоминал ни Сесили, ни даже Амали, пока смотрел на спящую. Еще несколько мгновений Филипп любовался Габби, а потом прикрутил лампу и тихо вышел из каюты, чтобы провести остаток ночи под звездами, пока его жена спала в своей девственной постели – впрочем, он был уверен, что скоро исправит это положение.

На следующее утро Габби проснулась растерянная, не понимая, где она. Постепенно она ощутила небольшое покачивание, одновременно услышала поскрипывание палубы, грохот цепей штурвала и сразу вспомнила, что плывет на корабле на Мартинику в сопровождении мужа. Своего мужа! Габби робко протянула руку и с облегчением убедилась – она в постели одна и полностью одета. Филип предпочел ночевать где-то в другом месте. Смеет ли она надеяться на то, что он и дальше будет вести себя так?

Она села, чувствуя, как все ее тело затекло, отчасти из-за долгого и трудного путешествия, отчасти из-за тугого корсета, который она не расстегивала уже несколько дней. С отвращением взглянула она на свое мятое, забрызганное грязью платье и подумала о том, как хорошо было бы принять горячую ванну.

Ее внимание привлек шум за дверью, и с удивлением она увидела, что Филип остановился в дверях.

– Доброе утро, моя дорогая, – сказал он весело, одним взглядом охватив ее растрепанный вид. – Надеюсь, ты хорошо спала. Тебя не укачивает?

– Нет, месье… то есть Филип, – быстро поправилась она. – Движение меня даже успокаивает.

Филип отошел в сторону, и двое мужчин внесли в каюту большую жестяную ванну, а за ним вошли еще двое с ведрами горячей воды. Когда ванна была установлена, вода налита, а мужчины покинули каюту, они остались вдвоем. Габби с трепетом следила, как муж приближался к ней, его глаза заволокла мечтательная дымка.

– Ты же не можешь купаться одетой, малышка, – мягко сказал Филип. – Постой, я расстегну твое платье.

– Я и сама могу, – сказала она, отступая на шаг от него.

– Чепуха. Если бы твой отец не был таким скупердяем, он бы отправил с тобой горничную. Но тогда я был бы лишен удовольствия раздеть тебя. Не надо, дорогая, – строго добавил он, когда она попыталась отстраниться от его рук.

Вскоре он расстегнул длинный ряд пуговичек и стал сдвигать платье, которое постепенно открыло ее плечи, грудь, бедра и наконец упало на пол у ее ног. Филип чертыхнулся, увидев невероятное количество нижних юбок, надетых на Габби. Он по очереди развязывал их шнурки, и они поочередно спадали на пол к ее ногам.

– Пожалуйста, Филип, – умоляла Габби с пунцовыми щеками, – позвольте мне вымыться одной.

– Нам нечего стесняться друг друга, Габби. Мы женаты, – ответил Филип. – Боже мой, неужели ты все время носишь на себе столько одежды? – На ней все еще был корсет, корсетный чехол, сорочка и панталоны. – Ты скоро убедишься, что на Мартинике слишком жарко для таких обременительных нарядов. А вот это тебе совсем не понадобится, – он недовольно сморщил нос, стягивая с нее корсет из китового уса. Потом, к ужасу Габби, он подошел к иллюминатору и выбросил не понравившуюся ему деталь туалета за борт. Не обращая внимания на ее обиженные протесты, Филип снова вернулся к приятному занятию – раздеванию жены. Не спеша, не обращая внимания на пожирающее его пламя, он прибавил панталоны к груде одежды у ее ног. Только тонкая сорочка теперь скрывала безупречную кожу Габби. Как ни протестовала Габби, она не смогла помешать ему снять и этот последний покров, после чего она была полностью открыта его горячему взгляду. Он среагировал мгновенно. При виде ее округлых грудей с розовыми сосками он сразу ощутил возбуждение. Он перевел взгляд на ее бедра, светлые волоски в низу живота, стройную линию ног. Филип сжал кулаки, стараясь совладать со своим желанием напасть на нее немедленно. Он застонал, рассматривая ее красоту дюйм за дюймом.

После того как он нагнулся и снял с нее башмаки и чулки, Филип поднял Габби и на руках перенес в ванну. Взяв мыло с умывальника, он стал намыливать ее тело.

Розовый оттенок ее кожи стал еще гуще – От его интимных прикосновений чувства ее бурлили, ноги подкашивались, но она стояла, как мраморная статуя, с закрытыми глазами, чтобы не выдать чувства унижения.

– Садись, – приказал он как будто непослушному ребенку. Габби, не думая, повиновалась, довольная, что скроется под мыльной водой. Потом, к ее новому разочарованию, он стал намыливать ее голову, а потом тереть так, что она вскрикнула.

– Теперь полощи, – сказал он, отворачиваясь. Она послушно окунула голову в воду, чтобы смыть мыло. После нескольких таких окунаний волосы стали блестящими, как золотой нимб. Габби обернулась в поисках полотенца и с ужасом увидела, что Филип снял с себя всю одежду.

– Что… что вы делаете? – спросила она со страхом, смущенно отводя взгляд.

– То, что мне хотелось сделать с того самого момента, как я тебя увидел, и что вынужден был отложить. – Он подошел ближе и протянул ей полотенце.

– Я еще не готова вылезать, – запротестовала она, ныряя обратно в остывающую воду, стараясь не глядеть на его восставшее мужское естество.

– Готова, малышка, – ответил он с вызовом, вынимая ее из ванны, и стал вытирать ее полотенцем, пока ее кожа не заблестела.

– Ну а теперь что вы хотите сделать? – спросила Габби, недоверчиво глядя на него.

Филип отступил и посмотрел на нее озадаченно.

– Наверняка твоя мать говорила тебе о том, что тебя ждет? Она мне обещала.

– Она сказала мне только то, что я должна вам покориться, и больше ничего. – При этих словах Габби вызывающе посмотрела на него, как бы давая понять, что она не собирается следовать материнскому совету.

– Боже мой, неужели мне придется быть не только возлюбленным, но и учителем? – в ужасе воскликнул Филип. – Ну что же, моя невинная малышка, вижу, что должен объяснить тебе то, о чем умолчала твоя матушка.

После этого, без всякого вступления Филип в самых прямолинейных выражениях объяснил Габби, что он собирается сделать. Он сказал, что ей пора обучиться роли, которую ей суждено играть в его жизни, и со снисходительной улыбкой наблюдал, как сменялись чувства на ее выразительном лице.

Губки Габби сложились в виде буквы О, а ее нежные белокурые брови поползли вверх.

– Но это невозможно, – жалобно возразила она. – Ведь вы слишком… То есть я хочу сказать, что я… – От смущения она замолчала. По выражению его лица она поняла, что он сказал ей правду и что ей придется вынести этот позор.

– Это не только возможно, малышка, но даже приятно, – пообещал он таинственно. Габби открыла рот, чтобы возразить, но он закрыл ее губы мучительным, медленным поцелуем, его язык настойчиво проникал в рот. Она стала бороться, пыталась своими слабыми кулачками наносить удары по его плечам и спине, но ее мольбы и жалобы заглушал звук ветра.

Он был как одержимый. Ее похожие на бутоны соски как будто были созданы для его губ, и от его ласк они затвердели. Его губы и руки были повсюду, когда он пытался вызвать искру желания в ее дрожащем теле. Страсть его росла, пока он покрывал поцелуями ее груди и живот, а Габби внутри была как мертвая, до смерти перепуганная мужчиной, который домогался ее. Наконец, не в силах сдержать сжигавший его огонь, он раздвинул коленом ее ноги и схватил ее за ягодицы, чтобы она перестала биться.

– Послушайся совета твоей мамочки, дорогая, – сказал он, – потому что, если ты будешь сопротивляться, тебе будет труднее. Сначала будет больно, но я тебе обещаю, что в следующий раз будет лучше.

Габби сжала зубы, напряглась всем телом и приготовилась к тому моменту, когда он войдет в нее, дав себе слово, что никогда не согласится добровольно на это осквернение ее тела.

Хотя Филип старался быть мягким, из-за сопротивления Габби это было невозможно. Его вожделение было похоже на пульсирующее чудовище, и желание было так велико, что он не смог сдержаться, когда с силой вонзился в ее протестующую плоть. Боль была так сильна, что она закричала. Он знал, что причиняет ей боль, но не мог остановиться, продолжая двигаться быстрыми толчками, вдавливая ее маленькую фигурку в матрас. От этих толчков у нее потемнело в глазах, и, когда ей казалось, что больше она уже не выдержит, он напрягся, застонал и забился в судорогах. Габби была поражена, когда его тело охватила дрожь, и удивилась тому, что действие, которое причинило ей такую боль, довело ее мужа до такого очевидного блаженства.

– Прости меня, милая, – сказал Филип, отодвигаясь от нее, – но ты не позволила мне быть с тобой мягким. Ты сопротивлялась, как будто я какой-то зверь. Вытри глаза, – добавил он более мягко. – В следующий раз будет лучше.

– Вы собираетесь опять изнасиловать меня? – закричала Габби.

– Изнасиловать? – невозмутимо переспросил Филип. – По-твоему, это насилие, когда мужчина занимается любовью со своей законной супругой?

Фиалковые глаза Габби широко раскрылись и наполнились слезами. Он вел себя ужасно, жестоко, силой подчинил ее своей воле. Ее тело было осквернено. Он взял ее против воли, а, с точки зрения Габби, это было то же самое, что изнасилование.

– До тех пор, пока вы будете заставлять меня, я не могу назвать эти отвратительные действия иначе как изнасилование, – сказала она бесстрастно. – Вы принудили меня силой. Я никогда вам этого не прощу. – К этому времени слезы ручьями текли у нее по щекам. – Я ненавижу тебя, Филип! – закричала она, сама удивившись своей смелости. – Ненавижу!

Раздраженно вздохнув, Филип отодвинулся от нее и увидел смятение в ее испуганных глазах. Она выглядела такой юной, такой уязвимой, что ему стало стыдно, что он так грубо обошелся с ней. Но, с его точки зрения, повести себя иначе было бы ошибкой. Он должен был доказать сам себе, что ее невинность и красота не смогут его растрогать. С самого начала она должна научиться повиноваться ему. До сих пор она не проявила ни одного качества из тех, которые он хотел видеть в жене. Что ж, со временем она поймет, что он может быть суровым учителем.

Ни мольбы, ни сопротивление не могли остановить Филиппа, когда он вновь почувствовал непреодолимое желание. Хотя он понимал, что для нее потеря девственности в таких условиях была жестоким потрясением, он был убежден, что она не из тех холодных женщин, которые терпят плотские отношения исключительно из чувства долга. Он не сомневался, что, как только она привыкнет к интимной стороне брака, он сумеет пробудить в ней чувственный отклик. Какая сладостная задача! Он, несомненно, получит от этого большое удовольствие. Разве можно придумать более приятное занятие, чем преподать юной жене уроки любви долгими ночами, которые им предстоят? Желание накатило на него огромной волной, и он пододвинулся, чтобы снова овладеть ею, сам удивляясь своей неутолимой жажде к этой девушке, которая испуганно сжалась в его объятиях.