Текст книги "Великое наследие древних"

Пифагор и его школа

Пифагор (VI в. до н. э.), философ и ученый, основатель пифагорейской школы. Родился на о-ве Самос, большую часть жизни прожил в Южной Италии. Считается, что он первым ввел понятие «философия» («любовь к мудрости») и назвал себя философом. Сам Пифагор, по-видимому, ничего не писал; большая часть сведений о нем носит легендарный характер.

Числу все вещи подобны.

Ямвлих. «О пифагорейской жизни», 162

В человеческой жизни много такого, чему лучше научиться с опозданием: к этому относится и занятие любовью.

Ямвлих. «О пифагорейской жизни», 209

Все, что познается, имеет число, ибо невозможно ни понять ничего, ни познать без него.

Филолай. «О природе», фрагмент

Гармония есть ‹…› согласие разногласного.

Филолай. Фрагм. 44

* * *

На вопрос, какой самый подходящий момент для соития с женщиной, пифагореец Клиний ответил: «Когда тебе особенно охота повредиться в уме».

Плутарх. «Застольные беседы», III, 6, 3, 654b

* * *

Мудрецом, по его [Пифагора] словам, может быть только бог, а не человек. ‹…› А философ [ «любомудр»] – это просто тот, кто испытывает влечение к мудрости.

(Диоген Лаэртский, I, вступление, 12)

Жизнь ‹…› подобна игрищам: иные приходят на них состязаться, иные – торговать, а самые счастливые – смотреть; так и в жизни иные, подобные рабам, рождаются жадными до славы и наживы, между тем как философы – до единой только истины.

(Диоген Лаэртский, VIII, 8)

Похоти уступай зимой, не уступай летом; менее опасна она весной и осенью, опасна же во всякую пору и для здоровья нехороша.

(Диоген Лаэртский, VIII, 9)

У друзей все общее.

(Диоген Лаэртский, VIII, 10)

Дружба есть равенство.

(Диоген Лаэртский, VIII, 10)

Душа совершает круг неизбежности, чередою облекаясь то в одну, то в другую жизнь.

(Диоген Лаэртский, VIII, 14)

* Уходя на чужбину, не оборачивайся.

(Диоген Лаэртский, VIII, 18)

[Пифагор] запрещает молиться о себе, потому что, в чем наша польза, мы не знаем.

(Диоген Лаэртский, VIII, 9)

Жизнь человеческую он [Пифагор] разделял так: «Двадцать лет – мальчик, [еще] двадцать – юнец, [еще] двадцать – юноша, [еще] двадцать – старец».

(Диоген Лаэртский, VIII, 10)

* * *

«Огня ножом не вороши», то есть человека гневного и надменного резкими словами не задевай.

Порфирий. «Жизнь Пифагора», 42

«Уходя, не оглядывайся», то есть перед смертью не цепляйся за жизнь.

Порфирий. «Жизнь Пифагора», 42

«Будь с теми, кто ношу взваливает, не будь с теми, кто ношу сваливает», – этим он велел поощрять людей не к праздности, а к добродетели и к труду.

Порфирий. «Жизнь Пифагора», 42

Без ума человек не познает ничего здравого, ничего истинного и даже не способен ничего уловить какими бы то ни было чувствами, – только ум сам по себе все видит и все слышит, прочее же и слепо и глухо.

Порфирий. «Жизнь Пифагора», 46

* * *

Где ‹…› необходимость, там и возможность.

«Пифагорейские золотые стихи», 8

Будем относиться благоразумно и справедливо ко всем, не только к благоразумным и справедливым, и не будем честными с честными и злыми со злыми.

Гиерокл. Комментарий к «Пифагорейским золотым стихам», 230b

Если совершается с удовольствием постыдное, то удовольствие проходит, а стыд остается; если же совершается с усилием достойное, то усилие проходит, а достойное остается.

Гиерокл. Комментарий к «Пифагорейским золотым стихам», 454b

Чаще теряют меру в питье, чем в еде.

Гиерокл. Комментарий к «Пифагорейским золотым стихам», 456a

Пифагор запрещает без приказания полководца, то есть божества, оставлять свой сторожевой пост, покидая жизнь. (О самоубийстве.)

Цицерон. «Катон Старший, или О старости», 20, 76

Среди говорящих тварей есть боги, есть люди, а еще есть Пифагор.

Ямвлих. «О пифагорейской жизни», 31

Платон

Платон (настоящее имя Аристокл; прозвище Платон означает «плечистый») (427–347 до н. э.), афинский философ, ученик Сократа. Основал собственную школу – Академию; среди его учеников был Аристотель. Почти все его сочинения написаны в форме философских диалогов, главный участник которых – Сократ.

Покажи мне свою немногословность, а многословие покажешь в другой раз.

«Горгий», 449c

Поступать несправедливо хуже, чем терпеть несправедливость.

«Горгий», 473a

Я слышал от одного мудрого человека, что теперь мы мертвы и что тело – наша могила.

«Горгий», 493a

[Единоличных правителей] власть толкает ‹…› на самые тяжкие и нечестивые проступки. ‹…› Худшие преступники выходят из числа сильных и могущественных.

«Горгий», 525d, 526a

Трудно ‹…› и потому особенно похвально – прожить всю жизнь справедливо, обладая полной свободою творить несправедливость.

«Горгий», 526a

Не казаться хорошим до́лжно человеку, но быть хорошим.

«Горгий», 527b

Если первое благо – быть справедливым, то второе – становиться им, искупая вину наказанием.

«Горгий», 527b – c

* * *

Как поэты любят свои творения, а отцы – своих детей, так и разбогатевшие люди заботливо относятся к деньгам – не только в меру потребности, как другие люди, а так, словно это их произведение. Общаться с такими людьми трудно: ничто не вызывает их одобрения, кроме богатства.

«Государство», I, 330c

Самое великое наказание – это быть под властью человека худшего, чем ты, когда сам ты не согласился управлять.

«Государство», I, 347c

* Мусическое [музыкальное] искусство ‹…› всего более проникает в глубь души и всего сильнее ее затрагивает.

«Государство», III, 401d

[В государствах] заключены два враждебных между собой государства: одно – бедняков, другое – богачей; и в каждом из них опять-таки множество государств.

«Государство», IV, 422e–423a

Не бывает потрясения в стилях музыки без потрясения важнейших политических законов.

«Государство», IV, 424с

В образцово устроенном государстве жены должны быть общими, дети – тоже, да и все их воспитание будет общим.

«Государство», VIII, 543a

Пока в государствах не будут царствовать философы, либо ‹…› нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать и это не сольется воедино – государственная власть и философия, ‹…› до тех пор ‹…› государствам не избавиться от зол.

«Государство», V, 473c – d

…Люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. ‹…› Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине ‹…›. Разве ты думаешь, что ‹…› люди что-нибудь видят, ‹…› кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры? ‹…› Восхождение и созерцание вещей, находящихся в вышине, – это подъем души в область умопостигаемого.

«Государство», VII, 514–515a, 517b

Есть два рода нарушения зрения ‹…›: либо когда переходят из света в темноту, либо из темноты – в свет. То же самое происходит и с душой.

«Государство», VII, 518a

Не следует, чтобы к власти приходили те, кто прямо-таки в нее влюблен. А то с ними будут сражаться соперники в этой любви.

«Государство», VII, 521b

Тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из демократии; иначе говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство.

«Государство», VIII, 564а

Когда появляется тиран, он вырастает ‹…› как ставленник народа.

«Государство», VIII, 565d

Первой его [тирана] задачей будет постоянно вовлекать граждан в какие-то войны, чтобы народ испытывал нужду в предводителе. ‹…› А если он заподозрит кого-нибудь в вольных мыслях и в отрицании его правления, то таких людей он уничтожит под предлогом, будто они предались неприятелю.

«Государство», VIII, 566e, 567a

Самое тяжелое и горькое рабство – рабство у рабов.

«Государство», VIII, 569c

Какой-то страшный, дикий и беззаконный вид желаний таится внутри каждого человека, даже в тех из нас, что кажутся вполне умеренными; это-то и обнаруживается в сновидениях.

«Государство», IX, 572b

Нет более жалкого государства, чем управляемое тиранически, и более благополучного, чем то, в котором правят цари.

«Государство», IX, 576e

Нельзя ценить человека больше, чем истину.

«Государство», X, 595c

[О поэзии, не приносящей пользу государству: ] Мы выслали ее из нашего государства.

«Государство», X, 607b

Добродетель не есть достояние кого-либо одного, почитая или не почитая ее, каждый приобщится к ней больше либо меньше. Это – вина избирающего, бог не виновен.

«Государство», X, 617e

Несправедливые люди при всей их ловкости действуют, как те участники забега, которые в один конец бегут хорошо, а на дальнейшее их не хватает; сперва они бегут очень резво, а под конец делаются посмешищем и, не добившись венка, уходят с поникшей головой и повесив нос. Между тем подлинные бегуны достигают цели, получают награды и увенчиваются венками; не так ли большей частью случается и с людьми справедливыми?

«Государство», X, 613b – c

В жизни ‹…› всегда надо уметь выбирать средний путь, избегая крайностей; в этом – высшее счастье человека.

«Государство», X, 618e–619a

* * *

Все находятся в войне со всеми как в общественной, так и в частной жизни и каждый – с самим собой.

«Законы», I, 626d

Победа над собой есть первая и наилучшая из побед. Быть же побежденным самим собой всего постыдней и хуже.

«Законы», I, 626e

* Хороший законодатель ‹…› станет устанавливать законы, касающиеся войны, ради мира, а не законы, касающиеся мира, ради военных действий.

«Законы», I, 628d

Закон – владыка над правителями, а они – его рабы.

«Законы», IV, 715d

Любящий слеп по отношению к любимому.

«Законы», V, 731e

Одновременно быть и очень хорошим, и очень богатым невозможно.

«Законы», V, 743a

В серьезных делах надо быть серьезным, а в несерьезных – не надо.

«Законы», VII, 803c

Человек ‹…› это какая-то выдуманная игрушка бога ‹…›. Этому-то и надо следовать ‹…›. Надо жить играя.

«Законы», VII, 803c, d

Без смешного нельзя познать серьезного.

«Законы», VII, 86d

Как говорят каменщики, большие камни не ложатся хорошо без малых.

«Законы», X, 902e

Человека [совершившего преступление из-за страстей] правосудие постигнет не за совершенное деяние – ведь свершившееся никогда уже не сможет стать несвершившимся, – но ради того, чтобы в будущем он ‹…› возненавидел несправедливость, – а также чтобы возненавидели ее все те, кто видел суд над ним.

«Законы», XI, 934a – b

С ума сходят многие и по-разному.

«Законы», XI, 934d

* * *

Поэт – существо легкое, крылатое и священное; и он может творить лишь тогда, когда сделается вдохновенным и исступленным и не будет в нем более рассудка. ‹…› Ради того бог и отнимает у них рассудок и делает своими слугами, божественными вещателями и пророками, чтобы мы, слушая их, знали, что не они, лишенные рассудка, говорят столь драгоценные слова, а говорит сам бог и через них подает свой голос.

«Ион», 534b, 534c – d

* * *

О, если бы ‹…› большинство способно было делать величайшее зло, с тем чтобы быть способным и на величайшее добро! Хорошо бы это было! А то ведь оно не способно ни на то, ни на другое: оно не может сделать человека ни разумным, ни неразумным, а делает что попало.

«Критон», 44d

Воздавать злом за зло, как этого требует большинство, ‹…› несправедливо.

«Критон», 49c

* * *

Бесстрашное существо и существо мужественное – это не одно и то же. ‹…› Мужеству и разумной предусмотрительности причастны весьма немногие, дерзкая же отвага и бесстрашие, сопряженные с непредусмотрительностью, свойственны очень многим – и мужчинам, и женщинам, и детям, и животным.

«Лахет», 197b

Величайшая дружба существует между крайними противоположностями. ‹…› Ведь противоположное питает противоположное, тогда как подобное не получает ничего от подобного.

«Лисид», 215e, 216a

[Об отцах и матерях павших воинов: ] Надо ‹…› не причитать вместе с ними, ибо не надо ничего добавлять к их печали ‹…›, а, наоборот, следует ее исцелять и смягчать, напоминая им, что ‹…› молили они богов не о том, чтобы дети их стали бессмертными, но о том, чтобы они были доблестными и славными.

«Менексен», 247d

* * *

Судьба – путь от неведомого к неведомому.

«Определения» (составлены, по-видимому, учениками Платона), 411b

Человек – существо бескрылое, двуногое, с плоскими ногтями; единственное из существ, восприимчивое к знанию, основанному на рассуждениях.

«Определения», 415b

Стыд – страх перед ожидаемым бесчестием.

«Определения», 416a

Воспитание есть усвоение хороших привычек.

«Определения», 416a

* * *

Любящий божественнее любимого, потому что вдохновлен богом.

«Пир», 180b

Каждый из нас – это половинка человека, рассеченного на две камбалоподобные части, и поэтому каждый ищет всегда соответствующую ему половину.

«Пир», 191d

По мнению большинства, боги прощают нарушение клятвы только влюбленному, поскольку, мол, любовная клятва – это не клятва.

«Пир», 183b

Любить – значит искать свою половину.

«Пир», 205e

Соитие мужчины и женщины есть ‹…› дело божественное, ибо зачатие и рождение суть проявления бессмертного начала в существе смертном.

«Пир», 206e

Рожденье – это та доля бессмертия и вечности, которая отпущена смертному существу. ‹…› А значит, любовь – это стремление и к бессмертию.

«Пир», 206e, 207a

* * *

…Самое главное – исследование вопроса, хотя может случиться, что при этом мы исследуем и того, кто спрашивает, то есть меня самого, и того, кто отвечает.

«Протагор», 333e

Трудно становиться хорошим, хотя это и возможно, но быть хорошим – невозможно.

«Протагор», 344e

Быть человеку хорошим, то есть постоянно хорошим, невозможно, стать же хорошим можно; но тот же самый человек способен стать и дурным.

«Протагор», 345c

Мужественные бывают смелыми, но не все смелые мужественны.

«Протагор», 351a

Никто ‹…› не выберет большего [зла], если есть возможность выбрать меньшее.

«Протагор», 358d

* * *

Как раз философу свойственно испытывать ‹…› изумление. Оно и есть начало философии.

«Теэтет», 155d

Число составляет всю суть каждой вещи.

«Теэтет», 204d

* * *

[Время] – движущееся подобие вечности.

«Тимей», 37d

Время возникло вместе с небом, дабы, одновременно рожденные, они и распались бы одновременно.

«Тимей», 38b

* * *

Поэт – если только он хочет быть настоящим поэтом – должен творить мифы, а не рассуждения.

«Федон», 61b

Есть люди, которым лучше умереть, чем жить, и, размышляя о них, ‹…› ты будешь озадачен, ‹…› почему они обязаны ждать, пока их облагодетельствует кто-то другой.

«Федон», 62a

Те, кто подлинно предан философии, заняты на самом деле только одним – умиранием и смертью.

«Федон», 64b

Истинные философы много думают о смерти, и никто на свете не боится ее меньше, чем эти люди.

«Федон», 67e

Если иные ‹…› мужественно встречают смерть, то не из страха ли перед еще большим злом? ‹…› Стало быть, все, кроме философов, мужественны от боязни, от страха.

«Федон», 68d – e

[Знание – ] это своего рода припоминание. ‹…› Те, о ком мы говорим, что они познают, на самом деле только припоминают, и учиться в этом случае означало бы припоминать.

«Федон», 73e, 76a

Нужно достигнуть одного из двух: узнать истину от других или отыскать ее самому, либо же, если ни первое, ни второе не возможно, принять самое лучшее и самое надежное из человеческих учений и на нем, точно на плоту, попытаться переплыть через жизнь; если уже не удается переправиться на более устойчивом и надежном судне – на каком-нибудь божественном учении.

«Федон», 85d

Я рискую показаться вам не философом, а завзятым спорщиком, а это уже свойство полных невежд. Они, если возникнет разногласие, не заботятся о том, как обстоит дело в действительности; как бы внушить присутствующим свое мнение – вот что у них на уме.

«Федон», 91a

* * *

Когда кто влюблен, он вреден и надоедлив, когда же пройдет его влюбленность, он становится вероломным.

«Федр», 240d

Кто ‹…› без неистовства, посланного Музами, подходит к порогу творчества в уверенности, что он благодаря одному лишь искусству станет изрядным поэтом, тот еще далек от совершенства: творения здравомыслящих затмятся творениями неистовых.

«Федр», 245a

Во влюбленном, словно в зеркале, он [любимый] видит самого себя.

«Федр», 255d

* * *

…Во всей трагедии и комедии жизни ‹…› страдание и удовольствие смешаны друг с другом.

«Филеб», 50b

* * *

Платон увидел одного человека за игрой в кости и стал его корить. «Это же мелочь», – ответил тот. «Но привычка не мелочь», – возразил Платон.

(Диоген Лаэртский, III, 38)

Однажды, когда к нему вошел Ксенократ, Платон попросил его выпороть раба: сам он не мог этого сделать, потому что был в гневе. А какому-то из рабов он и сам сказал: «Не будь я в гневе, я бы тебя выпорол!»

(Диоген Лаэртский, III, 38–39)

Платон, говорят, ‹…› сказал: «Аристотель меня брыкает, как сосунок-жеребенок свою мать».

(Диоген Лаэртский, V, 2)

[Кинику Диогену: ] Какую же ты обнаруживаешь спесь, притворяясь таким смиренным!

(Диоген Лаэртский, VI, 26)

Платон, умирая, восхвалял своего гения и свою судьбу за то, что, во‑первых, родился человеком, во‑вторых, эллином, а не варваром и не бессловесным животным, а также и за то, что жить ему пришлось во времена Сократа.

(Плутарх. «Гай Марий», 46)

Плутарх

Плутарх из Херонеи (Беотия) (ок. 46 – ок. 127), философ и биограф. Учился в Афинах, много путешествовал, однако большую часть жизни прожил в родном городе. Его сочинения делятся на две основные группы: 1) этические трактаты (т. н. «Моралии»); 2) «Сравнительные жизнеописания», ставшие на века образцом биографического жанра.

Моралии

Высшая мудрость – философствуя, не казаться философствующим и шуткой достигать серьезной цели.

«Застольные беседы», I, 1, 3

Беседа должна быть столь же общим достоянием пирующих, как и вино.

«Застольные беседы», I, 1, 5

Начальником пьющих должен быть надежнейший из пьющих. А таковым он будет, если и опьянению нелегко поддается, и не лишен вкуса к выпивке.

«Застольные беседы», I, 4, 1

Старики скорее подвергаются опьянению, чем молодые, впечатлительные – скорее, чем спокойные, грустные и озабоченные – скорее, чем беззаботные и веселые.

«Застольные беседы», I, 4, 2

Самое приятное в мореплавании – близость берега, а в сухопутном хождении – близость моря.

«Застольные беседы», I, 4, 3

Нам приятно, когда нас спрашивают о том, о чем мы склонны рассказать и без чьей-либо просьбы.

«Застольные беседы», II, 1, 2

Старикам, готовым говорить по всякому поводу, хотя бы и не к делу, доставит удовольствие любой вопрос, идущий навстречу этой их склонности.

«Застольные беседы», II, 1, 3

Подшучиванье иной раз сильнее задевает, чем брань. ‹…› Кто попрекает человека, назвав его торговцем соленой рыбой, тот попросту выразит пренебрежение к его ремеслу; а кто скажет: «Знаем, что ты локтем нос утираешь», – добавит к этому издевку. ‹…› Острота насмешки сообщает длительность ее действию, как зазубрина на стреле, и чем больше она забавляет окружающих, тем больше уязвляет того, против кого направлена: восхищаясь сказанным, слушатели как бы присоединяются к содержащемуся в нем поношению. ‹…› Всякий насмешник как бы косвенно призывает окружающих сочувственно присоединиться к содержащемуся в его словах уязвлению.

«Застольные беседы», II, 1, 4

Что родилось раньше, курица или яйцо?

«Застольные беседы», II, 3

Пение, смех и пляска свойственны умеренно выпившему; а болтать, о чем не следовало, – признак перепившего и пьяницы.

«Застольные беседы», III, вступление

Совместная выпивка помогает лучше узнать друг друга. ‹…› Вино показывает каждого таким, каков он есть.

«Застольные беседы», III, вступление

Старческой природе самой по себе присущи явные признаки опьянения: дрожание членов, косноязычие, излишняя болтливость, раздражительность, забывчивость, рассеянность. ‹…› Нет ничего более похожего на старика, чем пьяный молодой человек.

«Застольные беседы», III, 3, 1

Дети любят в рассказываемом им некоторую загадочность, а из игр предпочитают такие, которые содержат в себе нечто сложное и трудное.

«Застольные беседы», V, 1, 2

В начале обеда гостям бывает тесно, а позднее – просторно.

«Застольные беседы», V, 6, 1

[Некий римлянин], пообедав в одиночестве, ‹…› сказал: «Сегодня я поел, но не пообедал».

«Застольные беседы», VII, вступление

* * *

Многие цари и властители, которым недостает ума, подражают неумелым ваятелям: как те воображают, будто их колоссы будут казаться исполненными величия и мощи, если они их изваяют с широко расставленными ногами, напряженными мышцами и разверзнутым ртом, так и они думают посредством сурового голоса, мрачного взгляда, грубого обращения, нелюдимого поведения придать достоинство и значительность своей власти.

«К непросвещенному властителю», 2

Истинные цари боятся за подданных, а тираны – подданных, и поэтому вместе с могуществом возрастает у них боязливость: чем больше людей им подвластно, тем больше у них оснований для страха.

«К непросвещенному властителю», 4

* * *

Поэзии нет дела до правды.

«Как юноше слушать поэтические произведения», 2

* * *

Ловля с помощью отравы позволяет легко и быстро добыть рыбу, но портит ее, делая несъедобной; так и жены, которые ворожбою и приворотными зельями стараются удержать при себе мужей, чувственными наслаждениями пленяют их, но живут потом с умалишенными и безумными. Даже Кирке [Цирцее] никакой не было пользы от заколдованных ею, и не знала она, что с ними делать, превращенными в ослов и свиней, зато в Одиссея, который оставался в здравом уме и держался с нею осмотрительно, влюбилась до беспамятства.

«Наставление супругам», 5

Целомудренной жене ‹…› очень важно держаться с мужем приветливо, чтобы, как говорил Метродор, ‹…› «не досаждать своей добродетелью».

«Наставление супругам», 28

Знаки доверия порождают обратное доверие и проявления любви – такую же любовь.

«Наставление супругам», 36

Эллинам, служившим в войске у Кира, военачальники приказали встречать врага молча, если он нападет с криком, и, наоборот, бросаться на него с криками, если враг молчит. Умная жена, пока разгневанный муж кричит и бранится, хранит молчание, и лишь когда он умолкает, заводит с ним разговор, чтобы смягчить его и успокоить.

«Наставление супругам», 37

Избегать столкновений мужу с женой и жене с мужем следует везде и всегда, но больше всего этого нужно остерегаться на супружеском ложе. ‹…› Ссорам, перебранкам и взаимному озлоблению, если они начались на ложе, нелегко положить конец в другое время и в другом месте.

«Наставление супругам», 39

* * *

Есть люди, которые оттого, что не имеют, чем им заняться всерьез, бросаются в общественные дела, превращая их в некий род препровождения времени.

«Наставления о государственных делах», 2

[Об афинянах: ] Едва ли кому можно доставить так много удовольствия похвалами, но так мало огорчения насмешками. Начальников своих они заставляют трепетать, а врагам являют милость.

«Наставления о государственных делах», 3

Придворные льстецы ‹…›, словно птицеловы, подражают голосам и перенимают повадки тех, на кого охотятся.

«Наставления о государственных делах», 3

[Совет государственному мужу: ] Спеши развить и украсить собственный характер, затем что тебе предстоит жить, словно в театре, на глазах у зрителей.

«Наставления о государственных делах», 4

Беременных женщин подчас тянет поесть камней, а страдающие морской болезнью требуют соленой воды или еще чего-нибудь в этом роде – а чуть позже взятое в рот выплюнуто и смотреть на него не хочется. Вот так и народ по легкомыслию, или по надменности, или по недостатку в более достойных вождях может прибегнуть к услугам кого попало, но не перестает выказывать им презрение и отвращение и всегда рад услышать насмешки над ними.

«Наставления о государственных делах», 4

В Лакедемоне, когда некий человек дурных нравов внес однажды дельное предложение, народ его отверг, а эфоры велели одному из старейшин, выбранному для этого по жребию, повторить предложение от своего лица, как бы перенеся его из нечистого сосуда в чистый и тем сделав приемлемым для сограждан. Такую силу имеет в государственных делах доверие или недоверие к личной порядочности деятеля.

«Наставления о государственных делах», 4

Пословица говорит, что волка за уши не удержишь, но граждан и государство только за уши и следует вести, не подражая тем, кто, по невежеству и неспособности в искусстве слова, прибегает к приемам пошлым и низменным, обращается вместо слуха к утробам и кошелькам.

«Наставления о государственных делах», 5

Непристойные речи [политика] позорят больше того, кем, чем того, про кого они говорятся.

«Наставления о государственных делах», 14

Если одна нога закована в колодку, то не надо просовывать в колодку и голову.

«Наставления о государственных делах», 19

С народом ‹…› надо обращаться как с влюбленным, держась от него подальше и заставляя тосковать о своем отсутствии.

«Наставления о государственных делах», 15

[Греку, решившему заняться политической деятельностью: ] Попроще надо шить хламиду ‹…› и не возлагать непомерно горделивых украшений на свой венок, видя римский сапог над головой. Подражай лучше актерам, которые влагают в представление свою страсть, свой характер, свое достоинство, но не забывают прислушиваться к подсказчику, чтобы не выйти из меры и границ свободы, данной им руководителем игр. Если ты собьешься, тебя ждет не свист, не смех, не пощелкиванье языком; многих уже постиг «Топор-головосек, судья безжалостный».

«Наставления о государственных делах», 17

Государственный муж обязан считать предпочтительнее поражение от сограждан, нежели победу ценой насилия и урона для городских установлений.

«Наставления о государственных делах», 19

Умение повелевать и умение повиноваться связаны между собою. ‹…› При демократическом устройстве человек недолгое время приказывает, но всю остальную жизнь слушается.

«Наставления о государственных делах», 21

Благороднейшее и полезнейшее искусство – повиноваться тому, кто над тобой законно поставлен, даже если ему по случайности недостает могущества и славы. Принято же на сцене, чтобы актер для первых ролей, будь то хоть сам Феодор или Пол, представал перед исполнителем третьих ролей как служитель и почтительно к нему обращался, если у того венец и скипетр.

«Наставления о государственных делах», 21

* Кто способен извлекать корысть из общественных дел, способен и на окрадывание могил.

«Наставления о государственных делах», 26

Ни на одну из трехсот статуй [тирана] Деметрия Фалерского не успела сесть ни ржавчина, ни грязь, потому что все они были уничтожены еще при его жизни.

«Наставления о государственных делах», 27

Говорят, что погубил народ тот, кто первым его подкупил; ‹…› толпа теряет свою силу, когда ставит себя в зависимость от подачек. Но подкупающим стоит поразмыслить над тем, что себя они тоже губят, когда тщатся ценой великих затрат приобрести продажную славу и этим делают толпу уверенной и дерзкой, ибо ей кажется, что в ее власти что угодно дать и что угодно взять.

«Наставления о государственных делах», 29

* * *

Болтуны никого не слышат, ибо сами говорят беспрерывно.

«О болтливости», 1

Два главнейших и величайших [блага] – слушать и быть выслушану. Ни того ни другого не дано болтунам, и даже в самой страсти своей терпят они неудачу. ‹…› Они жаждут слушателей, но не находят их, напротив: всякий от болтуна бежит без оглядки.

«О болтливости», 2

Глупые речи превращают захмелевшего в пьяного.

«О болтливости», 4

Ни одно произнесенное слово не принесло столько пользы, сколько множество несказанных.

«О болтливости», 8

Говорить учимся мы у людей, молчать – у богов.

«О болтливости», 8

Слово, доколе известно одному человеку, действительно остается тайным, а перейдя ко второму, становится достоянием молвы.

«О болтливости», 10

* * *

Брат – это друг, дарованный нам природой.

«О братской любви»

Если осел тебя лягнул, не отвечай ему тем же.

«О воспитании детей»

Если дружишь с хромым, сам начинаешь прихрамывать.

«О воспитании детей»

Признак недоброжелательного характера историка – стремление из двух или многих версий рассказа всегда отдавать предпочтение той, которая изображает исторического деятеля в более мрачном свете.

«О злокозненности Геродота», 5

* * *

Метко ответил некий египтянин на вопрос, зачем он обернул свою ношу со всех сторон: «Чтобы не знали зачем!»

«О любопытстве», 3

Злословие непременно сопутствует любопытству.

«О любопытстве», 9

Все опасаются любопытного и прячутся от него. ‹…› Так что часто открытое слуху и зрению всех других укрыто только от любопытных глаз и ушей.

«О любопытстве», 9

* * *

В слабых душах возможность причинить боль ведет к тем более жестокому приступу гнева, чем тягостнее сознание собственной слабости. Поэтому женщины гневливее мужчин, больные – здоровых, старые – молодых, бедствующие – благополучных.

«О подавлении гнева», 8

Должен сказать себе всякий, кого гнев побуждает к возмездию: «Если он провинился сегодня, то останется провинившимся и завтра, и послезавтра». Опасаться надо не того, что он будет наказан с опозданием, а того, что, наказанный немедленно, он навсегда окажется наказанным незаслуженно, как это уже нередко случалось. Кто из нас так жесток, чтобы на пятый или десятый день подвергать раба побоям за то, что он пережарил блюдо, или опрокинул стол, или был медлителен, выполняя приказание?

«О подавлении гнева», 11

Не следует ‹…›, наказывая, упиваться этим как местью, а наказав – раскаиваться; первое по-зверски, второе – по-женски.

«О подавлении гнева», 11

* * *

Таково приносимое богатством благополучие: без зрителей и свидетелей оно превращается в ничто.

«О сребролюбии», 10

* * *

Семирамида, будучи женщиной, снаряжала походы, вооружала войска, строила Вавилон, покоряла эфиопов и арабов, переплывала Красное море, а Сарданапал, родившись мужчиной, ткал порфиру, восседая дома среди наложниц; а по смерти ему поставили каменный памятник, который изображал его пляшущим на варварский лад и прищелкивающим пальцами у себя над головой, с такой надписью: «Ешь, пей, служи Афродите: все остальное ничто».

«О судьбе и доблести Александра», II, 3

[Александру] некоторые ставят в упрек чрезмерную склонность к вину, но в своей деятельности он оставался трезвым, и его не опьяняла власть, вкусив которой другие не могут совладать с собой самими.

«О судьбе и доблести Александра», II, 5

* * *

Безбожие – это нечувствительность к божеству и незнание блага, а суеверие – чрезмерная чувствительность, которая в благе видит только зло.

«О суеверии», 6

Ты утверждаешь, что отрицающий богов кощунствует? Но разве не в большее кощунство впадает тот, кто признает их такими, каковыми считают их суеверные? Да я предпочел бы, чтобы люди говорили, что Плутарха вовсе нет и никогда не было, чем говорили бы, что Плутарх человек непостоянный, легкомысленный, раздражительный и вспыльчивый, мелочно мстительный, злопамятный – словом, такой, что если обойдешь его приглашением на обед, если за недостатком времени не явишься к нему в гости или не заговоришь с ним при встрече, то он тебя начнет со света сживать: или поймает и забьет до смерти твоего раба, или выпустит тебе на поля скотину и потравит весь твой урожай.