Текст книги "БеспринцЫпные чтения. Вишлист"

Адиль Юлдашев

Судьба маленького человека

Ипполит Сергеевич, учитель биологии, получал такую мизерную зарплату, что даже банкомат краснел и давился, когда тот пытался оплатить коммунальные услуги. В старомодном костюме, с чеховской бородкой и очками, напоминающими пенсне, он был похож на актера со съемочной площадки, где ставят «Дядю Ваню». Одним словом, человек из другого теста и другого времени.

Жизнь Ипполита текла беспросветно тошно, журча хроническим безденежьем и редкими романтическими всплесками, которые женщины расценивали как диковинные квесты с кринолиновым платьем и примеркой образа тургеневской девушки. Отголоски этих свиданий испарялись быстро, не нанося никому душевных травм и ущерба репутации Министерства образования.

Казалось, судьба Ипполита Сергеича была решена с момента зачатия, когда капризная яйцеклетка отбивалась от миллионов поклонников с кислым выражением лица и pH в районе четырех. Пройдя огонь, воду и фаллопиевы трубы, будущие овечкины, цукерберги и абрамовичи получали разворот и резкое: «Следующий!». Яйцеклетка, быть может, и сделала бы выбор, но из глубины цитоплазмы звучал голос Лабковского: «Ты достойна лучшего!». Поэтому – следующий, следующий, следующий… Но эта музыка не может быть вечной. Зачастую, между «Следующий!» и «Здесь кто-нибудь есть?» – всего одна песня. И когда в маточном пространстве зазвенела тишина, где-то вдалеке, еле виляя хвостиком, плелся лишь одинокий будущий Ипполит Сергеевич.

Это может показаться странным, но свое имя он получил в пять лет, когда отец, диванный этимолог, глядя на флегматичного сына, изрек: «Ну какой он, на хер, Алексей, с греческого „защитник“???» и переписал имя в свидетельстве о рождении. Ипполит, как собирательный образ Лукашина, Новосельцева и других придурковатых ботаников.

Так и шел по жизни Ипполит Сергеевич: с чужим именем и в чуждом ему времени. Каждый год страна плела ему кокон из прочных нитей ничегоневиденья, ничегонеслышанья и ничего от него независенья. Со временем широко шагать и размахивать руками становилось сложнее. Дышать свободно и глубоко – лишним. Убежище в коконе, как подстилка для алиби. Узреть несуществующее оправдание мерзости – главная черта русской интеллигенции. Совесть у нее, как кот Шредингера – никто не может сказать, жива она или нет. Титр антител к свободомыслию генетически высок с момента вакцинации тридцать седьмого года.

Ипполит Сергеевич избегал дискуссий, политики и непрофильных посиделок. Да так обложился профессией, что стал невидимкой для своих соседей, коллег и просто прохожих с улицы. Люди шли сквозь него по своим делам и к своим целям, должностям и премиям, и его легкое напоминание о себе – интеллигентное покашливание, не спасало даже учительскую от превращения ее в женскую примерочную и от обсуждения достоинств нового учителя физкультуры и недостатков старого трудовика.

Незаметность существования устраивала Ипполита Сергеевича и была как нельзя кстати: ни конфликтов, ни претензий, ни придуманной кем-то ответственности.

Даже сейчас, когда он шел по центральной улице, где третий день шло противостояние демонстрантов и полиции, на него никто не обращал внимания.

«Бота́ны супротив тарака́нов», – глядя себе под ноги, недовольно буркнул Ипполит Сергеевич и уже хотел проскользнуть к себе во двор, как вдруг услышал недовольный гул огромной толпы и пронзающие улицу и мозги истошные девичьи крики. Ипполит Сергеевич остановился и повернул голову. Несколько человек в черном, слегка согнувшись от удовольствия, лупасили дубинками что-то лежащее в центре их круга, откуда и раздавались уже затихающие женские крики. Толпа протестующих стояла в метрах пятнадцати, кричала: «Позор» и снимала происходящее на телефоны.

«Ну… так же… нельзя…», – подумал Ипполит Сергеевич, обращаясь то ли к толпе, то ли к избивающим жертву, то ли к чуждому ему человечеству.

И он пошел к ним. Пошел, поправляя очки. Гладиаторы, идя на смерть, поднимали над собой оружие и что-то кричали, самураи, чтобы избежать страха в бою, проживали смерть заранее, а Ипполит Сергеевич шел, поправляя очки. Просто поправляя очки. Когда он приблизился к людям в черном, его вдруг заметили. Причем все. Толпа вдруг затихла, «космонавты» перестали бить жертву и с любопытством подошли к нему.

«Ты хто, дядя?» – процедил один из блюстителей и неожиданно ударил учителя в челюсть. Ипполит Сергеевич упал. Перед глазами поплыли небо, облака, лица. Удары дубинками и берцами начали сыпаться со всех сторон. Сначала было очень больно, потом тело быстро обмякло и он уже ничего почти не чувствовал, кроме удара сапогом в левое подреберье, от которого в животе стало тепло, а в теле спокойно. Сознание появлялось вспышками, задавая один и тот же вопрос: «Ты кто, дядя, ты кто?»

– Я?.. Алексей, – успел ответить где-то в глубине себя Ипполит Сергеевич.

Получив ответ, сознание успокоилось и уже не возвращалось.

Про интеллигентного Аркашу…

Искусство требует жертв. Но почему оно выбрало именно восемнадцатилетнего Аркадия Рабиновича – непонятно. Не, ну почему оно выбрало скрипку для четырехлетнего Аркаши – понятно, почему предлагало любить себя каждый день по четыре часа занятий без перерыва, тоже понятно. Однако для чего именно Аркадия искусство делегировало на переговоры с местными гопниками, чтобы разъяснить разницу между скрипкой и контрабасом – непонятно.

Уже после первого предложения «Господа, это не контрабас…» обмен мнениями был закончен. Аркадий лежал на земле, смотрел на огромное небо, которое для левого глаза быстро начало сужаться до опции «ночь». «Бланш. Какое красивое французское название», – подумал он и с умиротворением закрыл здоровый глаз. Вокруг кипела дворовая жизнь. Где-то слева скрипели фальшивыми нотками раздолбанные качели, в песочнице шла очередная война за территорию и ресурсы, на школьном поле играли в мяч. Кстати, о футболе. Аркадий искренне не понимал, как можно, например, научиться играть на музыкальном инструменте, если в течение двух часов двадцать два бугая будут отнимать друг у друга скрипку, при этом пинаясь и изображая трупиков, если инструмент вдруг отобрали. Наверное поэтому, как не без основания полагал Аркадий, в российском футболе выходцев из интеллигентных семей можно было едва ли набрать на квартет.

– Ну что, внучок, пчелка укусила? – послышался голос сверху. Аркадий открыл здоровый глаз и увидел склонившуюся над ним старушку восточной внешности, с очень странными желто-зелеными глазами. – А хочешь стать сильным и никого не бояться? – продолжила она.

– Да! – не задумываясь ответил Аркадий и тут же обреченно вздохнул.

– А ты готов променять искусство в себе на смелость и отвагу?

– Да! – в отчаянии крикнул Аркаша и ударил кулаком по футляру со скрипкой.

– Закрой глаза, скажи «Без Булдырабыз», и все сбудется.

– Без Бул-дыра-быз, – медленно повторил Аркадий таинственные слова и опустил здоровое веко.

– Призывник Рабинович!!! Твою мать, здюк в бабьем сарафане! – Аркадий ошарашенно открыл глаз.

Он находился в военкомате, правда, был не в сарафане, а в одних трусах. В шеренге таких же «пчеловодов» с бланшами под одним глазом. Перед ним стоял и орал старший прапорщик Головко́, уже немолодой человек, сорок лет несущий на себе тяжкий крест неправильного ударения в своей фамилии.

– Повторяю… – (пауза). – Моя фамилия Головко́, нна, а голо́вка… – (очередная пауза), – это то, чем вы думаете, нна, когда голливудскую стыдобицу на порносайтах смотрите.

Как и подобает горячему апологету орфоэпии – старший прапорщик Головко никогда не позволял себе обсценной лексики. Он все матерные слова… проглатывал, причем почти полностью, поэтому во время пауз он слегка краснел и давился воздухом, хотя не исключен вариант, что он давился и матерными словами, потому что к сорока годам, как вы понимаете, его черепная коробочка уже была всяко переполнена. А огрызки слов типа: «ё…», «нна…», «…здюк» – это не мат, это фонетические хвостики, смысловые ниточки, за которые можно было вытащить при желании весь богатый и тщательно скрываемый внутренний мир старшего прапорщика Головко.

Рядом с Аркадием стоял Миша Кац, такой же худощавый юноша с заплывшим глазом. Как и Аркаша, совершивший дьявольский обмен искусства (в его случае – перевода иностранной поэзии) на смелость и отвагу. Слушая старшего прапорщика, Мише удавалось практически синхронно подыскивать созвучные его высказываниям цитаты великих людей.

– Ты у меня, Рабинович, будешь ОДИН… всю ночь очко драить! – орал Головко.

– В одиночестве человек часто чувствует себя менее одиноким. Байрон, – машинально тихо переводил Миша.

– Я из вас… дерьма гражданского, буду лепить вот этими руками настоящих солдат! – отчеканил прапорщик и гордо посмотрел на свои ладони.

– Сознание своего несовершенства приближает к совершенству. Гёте. – Миша продолжал жечь.

– Призывник Кац! Что вы тут бормочете, как в гостях у бабушки?

– А я бы, товарищ старший прапорщик, не отказался от такой зоны комфорта. Печка, бабушка. Как профит: пирожки с малиновым вареньем.

И тут старшина роты Головко выдал свой очередной шедевр, от которого выпали челюсти не только у призывников-ботаников, но и у Гёте с Байроном, понимающих, что скоро в их Великую Галерею Цитируемых ураганом ворвется еще один товарищ, на букву Гэ.

– Призывники! В зоне комфорта вас ждет не бабушка с пирожками, а дедушка Альцгеймер. Вне зоны комфорта – дедушка Паркинсон. И только пока вы в армии, вас ждут доблестные ракетные войска. Гордитесь, это единственные войска, где в солдатскую еду не добавляют бром.

Аркаша вздрогнул. Радиация и таблица Менделеева, все 24/365, как по расписанию – это к бабке не ходи. Добро пожаловать. Блин. Ну и где же здесь обещанные смелость и отвага? Тут же перед глазами всплыла таблица Менделеева, где в квадратике под номером 95 между Pu (Плутоний) и Cm (Кюрий) можно будет смело вписывать новый элемент Ak (Аркадий) с периодом полураспада – год. Аркаша так с ужасом и представил себя через год – полураспавшимся полулысым дембелем с вялым Тополем-М, который так и останется «просто М» на всю его дальнейшую жизнь. Аркадий испуганно посмотрел по сторонам и встретился взглядом с Мишей. В глазах того читался такой же репродуктивный страх.

Свой нынешний бланш под глазом студент филфака Кац получил от местной гопоты, попросившей у него спички. Миша машинально хотел процитировать Михаила Круга, Токарева или на худой конец что-нибудь из «Лесоповала», но вылетела, к несчастью, строка из Сафроновой:

 
А лисички взяли спички,
Подожгли слону яички.
Слон теперь, как видит спички,
 
 
Бережет свои яички
И на новые яички
Надевает рукавички.
 

– Поэт хренов, – угрожающе сказал один из спичконуждающихся.

– Не Хренов, а Сафронова, – машинально сострил тут же Михаил.

Удар в глаз был, в общем-то, ожидаемым, но от этого не менее сильным и четким. Миша лежал на земле, над ним склонился один из гопников и торжествующе произнес:

 
Десантник без спичек,
Как член без яичек.
 

Вся толпа начала дико ржать, а гордость всего филфака Михаил Кац с горечью осознал, что проиграл поэтическую дуэль первый раз в своей жизни без вариантов. И вот здесь, в военкомате, это воспоминание неожиданно прошибло его до седьмого пота. А если вместо слова «десантник» подставить «ракетчик», то быдлостих приобретает сразу зловещий и сакральный смысл. И слово «спички» здесь уже… лишнее.

Ракетчик – как член без яичек. Мишу передернуло. На филфаке мужику без яичек, как нетрудно догадаться, учиться смысла никакого, тогда уж лучше в Бауманку. На курсе Мишу все девчонки за глаза звали Николаем Чудотворцем, потому что в его руках оживали даже бревна. Блин, а тут – ракетчик. Он с тревогой посмотрел на соседа справа – Бориса Гаврилова, но тот безмятежно и с воодушевлением пережевывал новость про ракетные войска. А вот у парня слева, Аркадия, в глазах уже стоял ужас всех еще неродившихся будущих поколений, и руки машинально сложились ниже пояса в форме щита Капитана Америки.

Кстати, пару слов о Борисе Гаврилове, в девичестве Борисе Голдберге, да-да, в девичестве, потому что Боря, набравший море долгов и кинувший половину родного города, для заметания своих заячьих следов готов был поменять не только фамилию, но и пол. Однако перспектива отслужить год в какой-нибудь «звезде» нашей Родины показалась Боре более заманчивой и менее операбельной. Из всех долгов перед кредиторами Боря решил ограничиться только погашением долга Родине. Поэтому Боря Голдберг, а теперь уже Борис Гаврилов с удовольствием и неподдельной северокорейской радостью встретил новость о ракетных войсках. Воображение рисовало секретный лес, командный пункт и его, Борю, в боевой готовности нажать кнопку и решить судьбу какой-нибудь вражеской страны. Очень почетно и ответственно, хотя… если враги вовремя подсуетятся, то Боренька готов и на компромисс. Мирное небо, счастливые детские голоса. Недорого.

А вот Мишу, и тем более Аркадия, перспектива разменять музыкальные гаммы на гамма-облучение не прельщала никоим образом.

– Товарищ старший прапорщик, а можно выбрать не ракетные, а, например, десантные войска? – робко и с тревожным ожиданием спросил Аркаша, продолжая, на всякий случай, руками бережно охранять покой будущих поколений.

– Рабинович, ну ё твои верхние полушария. Ты на себе посмотри. Какая из тебя, нна, десантура, нна, с таким бараньим весом. Вот сбросят тебя с парашютом над линией фронта, и если ветер занесет в тыл противника, то расстреляют как диверсанта, а если в наш тыл, то как дезертира. – Настроение прапорщика постепенно окрашивалось в философско-снисходительную палитру, речь текла уже мирно и безмятежно, и ничего не предвещало беды.

Как вдруг один из десяти призывников в шеренге, желая что-то спросить, произнес это:

– Товарищ старший прапорщик Голо́вка, а разре… – и осекся, как будто невидимая гильотина отрезала ему язык прямо на букве Е. Лучше бы она это сделала раньше – до неправильного ударения в фамилии старшины роты, а еще лучше – раньше, где-нибудь в классе восьмом, сразу после «звони́т, а не зво́нит». То, что орфоэпия, наука о правильном произношении слов – это наука, написанная кровью, старший прапорщик Головко начал доказывать незамедлительно. Сначала он, как осень в ракетных войсках, за секунду стал багровым и минуту ничего не говорил, а только молчаливо хватал воздух ртом, наполняя беззвучно свою черепную коробку обсценной лексикой.

Месть была жестока. Причем сразу для всех десятерых. Как в Золотой Орде. Облажался один, башку отрубали всему десятку. В армии это главный воспитательный прием для провинившегося. Важно не наказание, которое он получит от начальника, а то, что с ним сделают вечером остальные девять негритят. В нашем случае это даже было страшно представить. Под звуки марша «Прощание славянки» лица неславянской внешности многонационального подразделения в трусах, с ведрами и тряпками были отправлены на устранение Всемирного Потопа в военкоматовский сортир. Если вам кажется, что после туалета для посетителей в полку ДПС или единственной биотуалетной кабинки на всероссийском фестивале пива вы видели всё – вы глубоко заблуждаетесь. До военкоматовского туалета. Вы. Не видели. Ничего. У жильцов близлежащих к военкомату домов есть народная примета. Если в воздухе стоит запах хлорки – значит, старшину роты снова кто-то назвал Голо́вкой. А Головко хлорки для такого случая не жалел. От такой концентрации из туалета сбегали не только все бактерии и вирусы, но и молекулы кислорода.

Прошло два часа. Многонациональное и многострадальное подразделение продолжало переносить все тяготы и лишения воинской службы. Хлорка была везде. В глазах, носах, на коже и даже уже начала отравлять мысли.

– А может все вернуть назад, Без Булды… блин, как там, – кашляя и выжимая тряпку, вслух размышлял Аркадий.

– Блин, тебя тоже бабка сюда перенесла? – вдруг разволновался Миша. – Без Булдырабыз, она сказала.

– Без Булдырабыз, верните нас назад, пожалуйста, – чуть ли не хором, как мантру, начали повторять раз за разом Аркаша и Михаил.

Не помогало.

– Блин, а что это обозначает? – задумался Аркадий.

– «Мы можем»! – вдруг встрял Алмаз Байрамгулов, призывник из Башкирии.

Было непонятно, то ли у него бланши под обоими глазами, то ли он все-таки «пчеловод» с рождения. Поэтому, что ему удалось поменять на смелость и отвагу, оставалось для всех загадкой.

– А как будет «мы не можем»? – задумался Михаил.

– Без Булдырмайбыз.

– Без Булдырмайбыз! – громко крикнули Аркадий и Михаил.

Вдруг в туалет вбежал дежурный и приказал всем срочно строиться для сверки личных дел. Аркаша и Миша с надеждой переглянулись.

В коридоре стоял подполковник секретного отдела со стопкой документов.

– Иванов.

– Я.

– Гаврилов.

– Я.

– Рабинович.

– Я.

– Хм. Рабинович? – как-то удивленно повторил секретчик и отложил личное дело вниз стопки.

– Байрамгулов?

– Я.

– Кац.

– Я.

– Кац? – еще сильнее удивился подполковник. – Так… всем разойтись.

Через двадцать минут в туалет зашел старший прапорщик Головко и громко рявкнул:

– Рабинович, Кац – на выход. Одевайтесь в свою гражданку и домой. Закончилась ваша служба в ракетных войсках, дрыщи. Так и уйдете девственниками, не испытав дембельского оргазма…

Как-то не особо проникшись масштабом такой утраты, Михаил и Аркадий бросили тряпки и направились к выходу. Они шли мимо охреневших, с щетками и ведрами в руках будущих защитников Родины, в глазах которых, кроме хлорки, стояло невыносимо горькое сожаление о недостаточной интеллигентности своих фамилий.

Прошло два месяца. Москва. Международный конкурс имени Чайковского. Номинация «Скрипка», финал. Аркадий Рабинович играл каденцию Витольда Гертовича, которую ни в Советском Союзе, ни в России ввиду невероятной сложной техники не исполнял никто. Зал замер на полувдохе, а великие композиторы на портретах, наоборот, задышали часто и взволнованно.

Скрипка пела и создавала в воздухе невероятную палитру звуков, казалось, само волшебство управляет смычком Аркадия, а где не хватало волшебства – Аркашу подстегивал до сих пор стоящий в голове запах хлорки. Последняя нота, как контрольный выстрел – зал выдохнул и взорвался аплодисментами. Все встали. За исключением пожилой дамы восточной внешности со странными желто-зелеными глазами. «А из него будет толк, – улыбнулась она. – Без Булдырабыз»

Жука Жукова

Про бизнес

Моя знакомая Лола – бизнесвумен.

Ее позвали на конференцию, она должна рассказать миру «как раскрутить собственный бизнес при помощи инстаграма[5]5
  Meta запрещена в РФ.


[Закрыть]».

Я тоже приглашена, сижу в первом ряду и подбадривающе ей улыбаюсь.

Она про все рассказывает.

Сперва строго говорит о том, что в основе всего лежит… этот, как его там… качественный контент. Потому что если фотографии в инстаграме не качественные, то и смотреть его никто не будет. А если смотреть никто не будет, то и шмоточки вашего дизайна никто не купит. Поэтому девочки, берем ручки и записываем – контент наше все.

* * *

Мы познакомились в поезде. Вместе плацкартом из Набережных Челнов в Москву путешествовали.

Я – из командировки, Лола – покорять столицу. В руках небольшая сумка, чуть-чуть исподнего и переобувка, на случай, если сразу в клуб.

Красивая и предприимчивая. Мама съехалась с очередным бухариком – назад дороги нет, а жить негде.

Хорошая девчонка, прицелы сбиты, но в общем правильная и смешливая. Я ее к себе пригласила, туда-сюда, а там посмотрим.

Она гостеприимством не злоупотребила, но это сразу понятно было.

Довольно быстро подцепила себе дядю с пузой и к нему переехала.

Но ко мне часто приходила, за советом. Деньги есть, грудь недавно сделала, в фитнес по пять раз в неделю, но ей хотелось большего. Она хотела быть, как его там… самодостаточной! Значительной, состоявшейся.

И еще очень хотелось поразить дядю с пузой. Он хорошо к ней относился, но как-то несерьезно.

Я ей посоветовала – арбайтен. Труд сделал из обезьяны человека.

Она довольно быстро нашла работу – официанткой в баре напротив. Училась подавать-наливать, кружки била тоннами, но старалась. Чаевые получала хорошие. Но это для простых смертных хорошие, а для Лолы – «если так пойдет, то в конце месяца смогу сама оплатить спа-процедуру».

Ее дядя, наверное, гордился ею. Целых пять дней. Потому что на пятый она поругалась с посетительницей, обозвала ту дешевой сучкой и вылила на голову бокал «Архны».

Дядя пригнал разруливать. Чуть пробашлял, забрал заплаканную Лолу, успокаивал, обещал, что, если что, – он этот бар подарит Лоле и тетку эту в виде чучела при входе. Но Лоле уже наскучило.

Пару месяцев приводила себя в порядок, а потом устроилась в курьерскую доставку. Чтобы лабутены не стоптать, взяла у дяди «лексус» и водителя. Там целый месяц пропахала. Туда-сюда, туда-сюда, как челнок по Москве – в таких районах побывала! Живут же люди и не на Садовке!

Но все же мелковата должность для нее, такой не козырнешь при встрече. И дядя удивился, когда подбил все дебеты – водитель, тачка, антистрессовая терапия… недешево ему работящую Лолу содержать.

Лола силы на Бали восстановила и снова в работу с головой. Магазин цветочный – то, о чем мечтает каждая девочка. Там тоже не сложилось, цветы вяли, а деньги за них не возвращали.

Дядя с пузом снова налетел на бабки. Но он мужчина, вздохнул, заплатил по счетам, успокоил.

Лола системно к своим неудачам отнеслась. Пошла на тренинг и наняла коуча. Разложила свои провалы по науке. И вот что выяснилось – ничего не перло, потому что не от души и не для души.

А вселенная, оказывается, ждет, когда ты начнешь развивать свои сильные стороны! И не воздаст по заслугам, пока ты как лосось против течения.

Самой сильной стороной Лолы была сторона фасада.

Поэтому Лола завела себе фотографа, стилиста и блог.

Каждый день не покладая рук скупала в магазинах одежду, наряжалась, красилась, фотографировалась.

Но никто не подписывался. Так, пару телок-подруг, несерьезно.

Лола проштудировала Яндекс по запросу: «как раскрутить соцсеть» и наняла пиарщика и сммщицу.

Они взяли у дяди еще денег, и вот тут-то дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки. Количество подписчиков росло.

Лола наняла дизайнера и съездила в Китай, договорилась о пошиве своей линии. Хотела в Италии отшивать, но ейный дядя сказал: «Баста. Я столько в тебя вложил, разумеется, было бы жалко расстаться с инвестициями, но мне дешевле слетать бизнес-классом в Набережные Челны и привезти оттуда пяток новых Лол. И помоложе».

Лола притихла, смиренно склонила голову: «Китай так Китай».

* * *

Впрочем, я отвлеклась. Девочки на лекции внимательно слушают Лолу и всё подробно конспектируют. Я не спорю: контент в инстаграм безумно важен. Но им полезнее было бы узнать: где найти такого дядю.

Про это я бы и сама послушала.