Текст книги "Несгибаемый"

– Ни хрена себе «проще», – покачал головой Петр. – И это я должен поменьше читать фантастики. А ничего, что ты тут решил построить телепорт?

– Не телепорт, а пространственный пробой. Телепорт подразумевает расщепление объекта на атомы и переброску его на определенное расстояние. Что является просто невероятной задачей. А я собираюсь просто пробить пространство на это же самое расстояние и перемещаться в образовавшемся своеобразном тоннеле целиком.

– А-а-а, ну если так, то оно конечно. Это куда легче, – со значением покачав головой и поджав губы, произнес Петр.

– Да ну тебя. Пошли на кухню. Сейчас буду кормить тебя сибирскими пельменями.

– А банькой попотчевать слабо, Кулибин?

– Кулибин был механик-изобретатель, а я физик. Разницу ощути.

– Уже ощутил. Так, а с банькой-то что?

– Не вопрос. Вот прямо сейчас и затоплю. Я сегодня полностью в твоем распоряжении. Но только… Петр, завтра ты в свободном плавании. Извини – дела. Я тебе доверенность выпишу, так что ты меня только на работу и с работы, а дальше колеса под тобой.

– А не боишься?

– Чего? Сам сломаешь, сам и починишь. Автослесарь ты или где? Ладно, я пошел, там уже вода закипела…

Красноярск понравился Петру. Чистые улицы с вполне нормальными дорогами, что в России является чуть ли не первым показателем хорошего уровня, и обильной зеленью. Нет, недостатки, конечно, просматривались, но в общем впечатления были сугубо положительные. Правда, встречались и районы, подобные тому, где проживал Васютин. Но Петру по большому счету там делать было нечего, и он придерживался центральных улиц.

В праздном ничегонеделании и шатании по городу прошла неделя. Петр выезжал со двора с утра, завозил Сергея в университет и отправлялся по своим делам. Бродил по городу, знакомился с достопримечательностями. Даже прокатился на прогулочном катере по Енисею, выделив на эту прогулку весь день. Понравилось. Решил попробовать тур на несколько дней. Места здесь были превосходные. Леса, горные кряжи, скалистые утесы, нависающие над могучей рекой. И все это недалеко от города.

Вечерами Петр забирал Сергея из университета и привозил домой. Намекнул было ему насчет молоденьких студенток, но был не понят. Мало того, после баньки в первый день они практически и не общались. Васютин вообще был погружен в себя и говорил односложными фразами. А приезжая домой, тут же уединялся в своем кабинете.

Практически каждую ночь он засиживался едва ли не до утра, делая какие-то расчеты, расхаживая возле доски, перемазанный в мелу, как какой-то недотепа. И при этом практически ничего не замечал вокруг. Ну прямо одержимый. Иначе и не скажешь.

Наконец настал день, когда Сергей решительно устроился за рулем «тойоты» и, усадив рядом с собой Петра, отправился за покупками. Они объехали несколько магазинов и баз электротоваров, закупая различные электроприборы, в назначение которых Петр не собирался вдаваться. Он мог разобраться с электропроводкой в доме, и этого ему было вполне достаточно. Для всего остального есть специалисты.

Потом он помогал Сергею колдовать над его рамой. Кстати, они собрали точно такую же в сарае. Васютин собирался свернуть пространство между ними. Пришлось помучиться, несколько дней калибруя обе установки. Сергей даже взял отгулы в университете, а Петру пришлось отложить тур по Енисею. Он и сам не понял, в какой момент им овладела одержимость друга. В смысле он увлекся этим настолько, что ему было абсолютно не скучно целыми днями торчать с паяльником в руках.

Понял он, и отчего основной рацион Васютина состоял из пельменей. Это было проще всего. Отварил, выпил бульончика, заел пельмешками, и снова в бой. Полноценное питание получается. Ну, практически. Зато никаких хлопот.

– И что, эта штука сработает? – с сомнением и в то же время с надеждой поинтересовался Пастухов, глядя на собранную ими конструкцию.

– Петь, даже если не сработает, это будет шаг вперед. В настоящий момент я уверен в том, что у меня получится.

– А может, стоило бы сначала собрать небольшую модель? Ну чтобы так не тратиться, – припомнив, во сколько Сергею обошлись материалы для установки, спросил Петр.

– Вот это и есть небольшая модель. Как сделать ее еще меньше, я просто не представляю.

– Ясно. А ты всегда так нерешителен перед началом испытаний?

– Перед началом опыта, Петя. Опыта. Испытывают то, что хоть как-то работает. А в нашем случае мы только ставим опыт.

– Ага. Ясно. Так ты будешь ставить опыт или как?

– Б-боюсь, – пожав плечами, вдруг выдал Васютин.

– Это передо мной обделаться, что ли? Так я с не меньшим энтузиазмом тут четыре дня разве что не на карачках ползал. И заметь, поверил в тебя.

– Вот именно, что поверил.

– Брось. Как там, через тернии – к звездам? Вот и давай, полезай в эти колючки. Врубай, Серега, гадом буду, ни одного смешка от меня ты не услышишь.

– Ну, с богом.

– Ты же неверующий.

– Петр.

– Все, молчу.

Сергей включил рубильник, подавая энергию одновременно на оба контура, как в сарае, так и на стене дома. Загудел трансформатор. Щелкнул стабилизатор, выравнивая напряжение до нужной величины. Петр буквально почувствовал, как у него зашевелились волосы на теле и на голове. Ерунда, конечно. Тут просто не могло быть такого напряжения, чтобы вызвать столь мощное электромагнитное поле. Это все нервы, и не более…

Последнее, что он помнил явственно, – это поплывшая стена дома в пределах контура. А потом… Жуткий вой, словно их захватил ураган огромной силы. Петра сорвало с места, перед глазами началась невероятная свистопляска. Окружающее его пространство завертелось в головокружительном калейдоскопе и на огромной скорости. А потом Петра приложило обо что-то головой, и он потерял сознание.

Глава 2
Попаданец от слова «попал»

В себя Петр пришел от тугих струй воды, бивших ему в лицо. А еще от невероятного шума деревьев и раскатов грома буквально над головой. Петр сначала открыл глаза, но тут же поспешил их закрыть из-за потоков воды. Перевернулся на живот и наконец поднялся на ноги. В памяти тут же всплыло, что во время грозы нужно держаться подальше от деревьев и возвышенностей.

Однако промелькнувшая мысль вовсе не стала руководством к действию. Потому что именно в этот момент его взгляд выхватил Сергея, лежавшего под деревом, буквально в трех шагах. И то, как была повернута его голова, Петра откровенно испугало.

– Серега… Серега, ты чего?

Он опустился перед другом на колени и, помня о том, что при переломе позвоночника следует быть предельно аккуратным, не стал его тормошить. До этого ему не доводилось видеть трупы. Вот так вот у него сложилось. В том, что сможет убить Вадика, ничуть не сомневался, передав эту уверенность и всем окружающим. Сам же ни разу не бывал на похоронах.

Вот только в том, что он сейчас смотрит на мертвого друга, Петр ни капли не сомневался. Потому что глядел в его открытые остекленевшие глаза. В глаза, в которых не было ничего живого. И все же он надеялся, что тот сейчас встрепенется и скажет, что все в порядке.

Петр приложил пальцы к сонной артерии. Ничего. Заполошно схватил запястье, нащупывая пульс. Кусая губы, приложил руку к груди. Потом разорвал рубаху Сергея и приложил ухо. Тихо. И… Васютин такой теплый, податливый, словно живой, он просто спит. Пастухов пытался обнаружить в друге признаки жизни, пока не закончилась гроза и из-за проскользнувших по небу туч не выскользнуло нестерпимо яркое летнее солнце.

Наконец, совладав с собой, он утер мокрое лицо. Бог весть, может, вместе с дождевой водой он сейчас утирал и слезы. Петр и сам не знал, плакал ли он. Жесткий неподатливый ком – тот да, засел в горле, причиняя физическую боль. А слезы… Ну как тут почувствуешь. Они ведь недаром несут с собой облегчение. Если ты мокрый с головы до ног, то и не почувствуешь, что льешь слезы. Или никогда себе в этом не признаешься, если с детства знаешь одну простую истину: слезами горю не поможешь.

Петр осмотрелся по сторонам, пытаясь сообразить, что же с ними все же произошло. Открывшаяся взору картина говорила о том, что Васютин добился успеха. Его гибель явилась его же звездным часом. Он все же смог создать свой пространственный пробой.

Отчего такие мысли? А на что еще может указывать то обстоятельство, что друзья оказались неизвестно где, посреди леса? Тогда как совсем недавно находились в доме физика. Тело Сергея еще не успело остыть, значит, случилось все это недавно. Косвенным подтверждением служили и разбросанные вокруг предметы из кабинета Васютина.

Метрах в тридцати видны осколки монитора, разлетевшегося вдребезги от столкновения с высокой сосной. Чуть ближе и с минимальными повреждениями валяется принтер. Несколько листков бумаги запутались в ветвях и иголках деревьев. Системный блок в весьма плачевном состоянии. Его словно бритвой разрезали на две неравные части. Меньшая из них оказалась здесь, а большая осталась с той стороны портала.

Ничего удивительного в том, что Сергей в чем-то ошибся. Контур должен был сработать на другой контур в сарае, но вместо этого сфокусировался на какую-то другую, более дальнюю точку. Причем расположенную на внушительном расстоянии, потому что ни о какой грозе в сводках погоды не было и слова, наоборот, всю неделю обещали солнечную погоду. А вот тут оказалась гроза, низкое давление, и как результат – их сюда попросту засосало.

Скорее всего в тот момент, когда снесло системный блок и вырвало провод питания, контуром управлять стало некому, и портал схлопнулся. Отсюда и бритвенный срез как на корпусе, так и на внутренних потрохах системника, не успевшего проскочить через портал.

Н-да-а. Все же правы были те фантасты, что указывали на неизменную разность давления по обе стороны портала и на необходимость эту разность как-то компенсировать. Интересно, если бы дверь была закрыта, произошло бы то же самое? Хм. Скорее да, чем нет. Сомнительно, чтобы комнатная дверь или остекление окон могли противостоять тому урагану, что поднялся в кабинете.

Остается непонятным, отчего это не учел Сергей и сам Петр, прочитавший десятки книжек про разного рода попаданцев, путешественников между мирами и про использование самых разнообразных порталов. Графоманы? Ну да. Доморощенные фантасты и пупы земли. Но ведь рациональные идеи, имеющие право на жизнь, вовсе не редкость на страницах этих книжек.

Да все просто. Друзья и помыслить не могли, что подобное вообще возможно. Это же был первый опыт Васютина. Первый! И потом, их цель была в трех метрах, в сарае напротив дома.

Эх Серега, Серега, гениальная башка. Что же ты наделал-то.

Ну и как теперь быть? В смысле – с телом Васютина. Его же нужно властям представить. Следствие, все дела, да и похоронить по-людски надо. Хм. А вот интересно, власти-то эти будут российские? Ну и что с того, что лес стоит очень даже родной, насколько успел рассмотреть Петр. Он, конечно, за границей не бывал, но читал, что в той же Канаде и на Аляске вроде как все очень даже схоже с Сибирью. Да и «Гугл» это подтверждает, тот, который «Планета Земля». Во всяком случае, на снимках много общего.

А что такого? Кто его знает, на какое расстояние пробил пространство Васютин в своем эксперименте. Или в опыте. Да какой, к ляду, опыт, когда такой результат, да еще и с первого раза. Вот так, считай, наугад ткнул пальцем и попал. Н-да. Еще как попал.

Осмотреться бы. Петр повел взглядом вокруг, пытаясь сориентироваться на местности. Ему бы сейчас какую-нибудь скалу, холм или гору повыше. Подъем вроде как в западную сторону, да больно уж пологий, кто его знает, куда выведет. Над деревьями бы подняться.

Ага. А вот и то, что нужно. Лес тут смешанный, лиственничные преобладают, но заметны и сосны. Только на них поди еще заберись, потому что на десяток метров от земли нет ни одной веточки. А те деревья, где ветки есть, невысокие и для обзора местности не годятся. Другое дело ель. У нее лапы от самой земли и до макушки. Только бы не забыть, что дерево это достаточно ломкое, а в Петре хотя и нет жира, но весу под девяносто кило.

Впрочем, волновался он напрасно. На высоту добрых метров двадцать от земли он поднялся без труда. Этого было достаточно, чтобы оказаться над зеленым ковром крон деревьев, сбегающих вниз со склона холма. Подниматься выше не имело смысла. Увиденное вполне ответило на все его вопросы. Почти на все. Вернее, на часть. На некоторые. Хм. Вообще-то только на один. Где он находится?

А находился Петр в Красноярске. Во всяком случае, на это указывали река и видимые на ней острова. Их конфигурация мало изменилась, хотя и отличалась от той, которую он видел. Сам город усох раз эдак… Хорошо усох, чего уж там. Конкретно.

Вон железная дорога, мост. До них больше двух километров. А вон и поезд. Здравствуй, попа, Новый год. Вагоны вроде как знакомые, хотя с такого расстояния особо и не рассмотришь. Но зато отчетливо видно, что состав из полутора десятков вагонов тянет паровоз. Откуда такая уверенность? А догадайтесь.

Видна железнодорожная станция, на которой стоит другой состав, в голове попыхивает паровоз. Стоит во встречном направлении к составу, уже втягивающемуся на мост. Либо у них тут одна нитка и на станции они разъезжаются, либо у того остановка согласно графику движения. На запасных путях маневровый паровоз толкает несколько вагонов.

Напротив станции жилой массив частного сектора. Кварталы застроены несимметричной буквой «П», ближняя к Петру палка и перекладина уже и короче той, что располагается со стороны станции. Между ними пустырь, поросший кустами и деревьями.

Слева, чуть выше и дальше от реки, еще один жилой массив. Но там несколько кварталов образовывают практически правильный прямоугольник.

Дальше на восток – собственно город. Так называемый исторический центр. В смысле Петр знал его как исторический центр. А здесь и сейчас это просто город. Эти же два отдельных поселка, наверное, слободки. Ну, это если он в прошлом и здесь Россия. А то мало ли как оно все обернется.

За северо-восточной окраиной есть еще один поселок. Но там ничего не рассмотришь. Только угадываются несколько домишек, остальное скрывается за деревьями. Зато видна церковь. До нее километров шесть. Это от того места, где Петр сейчас сидит.

Вообще город в длину растянулся по левому берегу километров на шесть, в ширину не более двух. Не такой уж и большой. Да его родные Ессентуки куда больше будут. А учитывая то, что в них населения восемьдесят тысяч, здесь хорошо если тридцать наберется.

Итак, Васютин создал не пространственный пробой, а банальную машину времени. Ну или открыл проход в параллельный мир. То есть туда, в существование чего не верил и что отрицал напрочь. А вот Петру, чем бы это место не оказалось, придется связать себя с ним раз и надолго.

Н-да. На всю оставшуюся жизнь, и тут без вариантов. Пусть часть системного блока осталась там, в прошлом, или в его мире, другая часть с тремя четвертями жесткого диска, находится здесь. Все бумажные записи засосало сюда же. Возможно, Васютин и вел какие-то резервные записи. Но… Угу. Попаданец – это от слова «попал». Конкретно. Исходить нужно из худшего варианта.

Петру было страшно и горько как никогда. Он оказался неизвестно где и потерял самого близкого для себя человека. И пусть Сергей был старше его и в детдоме они практически не общались, это ничего не значило. В какой-то момент они сблизились, и это оставалось с ними до сегодняшнего дня.

Но это только одна сторона медали. Потому что вместе со страхом и горечью Петра с головой захватила перспектива влезть в шкуру попаданца, о которых он прочитал столько книжек. Да что там влезть, он уже в ней. Перед ним незнакомый мир и огромные перспективы. Ну, коль скоро здесь бегают паровозы, а по рекам ходят пароходы (заметил он такой, уже когда начал спускаться с ели), то получается, что Пастухов – из более развитого мира. Нет, он, конечно, не семи пядей во лбу. Но все же кое-что преподнести аборигенам сможет.

Петра буквально колотило от желания как можно быстрее спуститься в город, пройтись по улицам, посмотреть, что к чему. Услышать и увидеть людей из седой старины. А судя по всему, их отделяет друг от друга лет сто, если не больше.

Когда запустили Транссибирскую магистраль? Вроде в девятьсот пятом уже была. Но ведь это может быть и не она, или ее еще не закончили. Нитка-то, похоже, одна. А пока шла русско-японская война, запустили вторую нитку. Петр не особо интересовался обычной историей, но читал книжки на тему альтернативной истории. А там хочешь не хочешь, а глянешь, как оно было на самом деле. Другое дело, что с этим инетом мало что задерживается в голове.

В любом случае Петру хотелось как можно быстрее покинуть это место и окунуться в новую для него реальность. Аж зуд какой-то появился, по позвоночнику то и дело пробегали мурашки, под ложечкой возникал холодок, а руки тряслись самым натуральным образом.

Вот только просто так уйти он не мог. Взгляд на труп друга вернул Петра к действительности. Нетерпение, ожидание чего-то нового и неизведанного – это все понятно. Просто начинается все как-то не очень. И вновь в горле встал ком, который никак не удавалось проглотить.

Вырыть глубокую могилу с помощью железяки, оторванной от останков системника, не получилось. Грунт оказался достаточно каменистым, и уже через какие-то полметра пробиться сквозь него с куском гнущейся жестянки было нереально. Пришлось закапывать так. Зато вокруг в изобилии имелись камни, ими и закидал холмик. Над которым установил крест, скрутив его с помощью проводов из двух палок. Серега, он, конечно, был неверующий. Но это его трудности. А Петр не установить над могилой крест не мог.

Когда закончил, решил все же обойти кругом. Вспомнил о том, что у Сергея была пара ноутбуков. Их также должно было засосать сюда. Поиски оказались удачными. Ноутбуки Петр нашел, ориентируясь по останкам монитора. Вот только оба они оказались разбиты. Может, человек знающий и мог бы из пары собрать один. Но это точно не про Петра. Сохранить для грядущих поколений?

Петр попросту выбросил ноутбуки в ручей. Он не фетишист цепляться за прошлое из последних сил. Нет, со своим миром он еще окончательно не порвал. Но все изменилось, когда обнаружились оба ноутбука. Пока была надежда, что хотя бы один из них остался в доме Сергея, была надежда и на то, что там окажутся резервные записи. А так… Ну, Серега еще мог вести дублирующие записи, но не повторять же их по третьему и четвертому кругу. Это уже вообще на паранойю смахивает. А он параноиком ни разу не был.

Так что все носители – здесь. А потому и связь с прошлым потеряна безвозвратно. Перед Пастуховым новый мир и новая жизнь. Отчего-то подумалось о том, что вот теперь Пяльцыным его нипочем не достать, даже если для них это станет идеей фикс.

Взглянул сквозь деревья на солнце. Дело к вечеру. Летом темнеет поздно, но все же. И желудок заурчал. Нет, это еще не голод. Просто поработал физически, растратил калории, вот он и сигнализирует, чтобы о нем не забывали.

Н-да. Тут без вариантов, нужно двигать в город. Как там у Петра с легализацией будет, непонятно, но и в лесу оставаться – глупее не придумаешь. На нем из одежды – светлые брюки, которые успели изрядно изгваздаться, светлая же рубашка да тапочки с задниками. В кармане нет даже клятой зажигалки, потому что курить Петр бросил ровно одиннадцать лет назад. Вот так он круто повернул свою жизнь в день, когда ему стукнуло четырнадцать. И вообще, выжить на подножном корму – это не про него. Нет у него подобной практики. Да и время такое, что еще ничего не созрело. Если здесь оно совпадет с тем, откуда он прибыл, то сейчас только середина июня.

Словом, нужно выходить к людям. Если, разумеется, там люди. Н-да. Нет, ну это его уже куда-то не туда понесло. Люди, конечно. Причем не татары какие и не китайцы, а русские. Оно, понятно, далеко, и у Петра нет бинокля, но православные храмы легко узнаваемы даже на расстоянии нескольких километров.

Вот только привести бы себя в порядок. По-хорошему ему сейчас хотя бы кусок хозяйственного мыла. Впрочем, можно и просто простирнуть в чистой воде. Как говорится, на безрыбье и рак – рыба. А то как самое натуральное чучело.

Чистый ручей с песчаным дном нашелся относительно неподалеку. С помощью все того же песочка Петр постирал свое одеяние. Получилось откровенно плохо. Брюки, рубашка и тапочки-сеточка из бежевых превратились в серые. Причем невооруженным глазом заметно, что они просят стирки. Но, с другой стороны, все познается в сравнении. В отличие от того, что было до стирки в ручье, одежда явно стала куда приличнее.

До окраины города было недалеко, поэтому Петр спустился довольно быстро. Всего-то с километр по изрядно прореженному лесу, под горку. Наверняка весь сушняк перекочевал в печи местных жителей. И не только сушняк, время от времени на пути встречались и пни от спиленных деревьев. Кстати сказать, деревья вокруг стояли вполне себе годные для строительства. Так что стройматериалом разживались здесь же.

С выходом на опушку в полукилометре от себя Петр увидел плетни огородов и дома. Остановился, присмотрелся. Вон оно, начало улицы. Наезженная колея между домами обрывается, упираясь в поросший густой травой выгон. Трава не такая и высокая. А вот и живые газонокосилки пасутся, местные коровки. Рано их пока загонять, вот они и нагуливают молочко под присмотром ребятни. Хотя те скорее все больше резвятся. Ну да дети, как иначе-то.

Петр остановился в нерешительности. Кто его знает, как себя нужно вести с аборигенами. Он ведь ни местных реалий, ни обычаев не знает. То, что незнакомый человек появился, это не беда. Пусть население города не больше тридцати тысяч, даже здесь можно остаться неприметным. Не все же тут знают друг друга. Ведь это не деревня на два десятка дворов. А вот если Петр сделает то, чего делать ну никак нельзя, тогда дело другое.

Начинать с каталажки, имея все шансы ею же и закончить, у него желания не было. Кто их знает, местные власти. Тут наверняка о правах человека и слыхом не слыхивали. А уж у человека без родины и флага этих прав и вовсе нет. Это к тому, что неплохо бы какие-никакие документы выправить. Словом, вживаться надо. Ну а раз так, то…

Петр глубоко вздохнул и решительно зашагал в сторону начинающейся улицы. Пока шел мимо бревенчатых изб и глухих деревянных заборов, ловил на себе взгляды редких прохожих и обитателей домов, высовывающихся из окон. Но взгляды только и того, что любопытные. Никакой вражды или крайнего удивления. Просто незнакомец, а тут все друг друга знают.

Успевшая уже подсохнуть легкая ткань рубашки вновь намокла от пота. И дело тут было вовсе не в жарком солнышке. Тем более что, склоняясь к закату, оно уже и не так припекает. Просто Петром овладело банальное волнение, что вполне объяснимо. Оказаться одному неизвестно где и с непонятными перспективами. А главное, он не знал, как себя вести и что вообще делать.

Прошел насквозь, как потом узнал, Николаевскую слободу и вышел к железнодорожным мастерским. Далее справа, судя по перрону, вокзал. Н-да-а. Ничего общего с той картиной, что Петр наблюдал в современном ему Красноярске. Здание одноэтажное, минимум в два раза короче знакомого ему по тому времени. Словом, если старое здание вокзала и использовали в современности, то перестроили и дополнили его конкретно. Ну, это если он оказался в прошлом. Хотя… Пока все, что Петр видел, указывало именно на это.

Местечко оказалось весьма неприглядным. Штабеля шпал и дров у запасных путей. Причем дров особенно много, поленницы чуть ли не на каждом шагу. Не иначе как паровозы на этом участке пользуют все больше дровишками. Ну да, тайга, дров тут много. Дальше слева, за мастерскими, водокачка с подходящим туда полотном дороги. А дровами, похоже, грузятся сразу возле штабелей.

Как только Петр подошел к железнодорожному полотну, тут же дохнуло чем-то давно знакомым. Ну да, так и есть. Железной дорогой и дохнуло. Креозотом, словом говоря. Пока бедокурил мальцом и на поездах покатался, в том числе на товарных, и по вокзалам побегал, и в вагонах в отстойниках ночевал. Так что с железкой Петр знаком не понаслышке.

Посмотрел в сторону вокзала. Возле входа в здание стояли двое городовых и вели неспешную беседу. Судя по пустому перрону, поезд в ближайшее время не ожидается и у городовых наметилась свободная минутка. Хм. Ну или час-другой. В сторону Петра не смотрят. Ничего удивительного, в общем-то. Мало ли тут народу бродит. Не видеть же в каждом правонарушителя.

Обойдя стороной мастерские, Петр прошел мимо водокачки и, миновав полосу отчуждения железной дороги, оказался на Воскресенской улице. Здесь дома резко отличались от домов в Николаевской слободе. Хотя бы потому, что их стало куда как меньше. Избы, конечно, деревянные, но большие, из тесаных балок, по пять-шесть окон по фасаду. Высокие деревянные ворота полностью закрывают двор. Крыши в основном крыты тесом, но примерно треть покрыто кровельным железом, выкрашенным коричневой краской. Скорее всего чтобы меньше были заметны ржавые потеки.

Что удивляло, так это простор улицы. Казалось бы, старина глубокая, а строятся с размахом. К примеру, в родном городе Петра центральная улица города гораздо уже, ни проехать ни пройти. А тут просто раздолье. Иное дело, что покрытия у дороги никакого, в распутицу или в дождь грязь тут будет непролазная. Вон ливень прошел, и тут же солнышко появилось, а на проезжей части уже видны колеи от различных повозок.

Хорошо хоть вдоль домов проложены дощатые тротуары. Дерева тут вообще много, и стоит оно копейки. Вот если камнем мостить улицы или хотя бы те же тротуары, это было бы накладно. Впрочем, Петру все равно. Главное, что не приходится месить грязь ногами. Удовольствие-то ниже среднего.

А это еще что? Точно. Автомобиль. В смысле что-то, похожее на автобус. Да кой черт похожее, автобус и есть. Только Петр таких никогда не видел. Впрочем, это ни о чем не говорит. Мало ли чего он не видел. И все же эта картина его впечатлила донельзя. Дело в том, что он услышал знакомое по фильмам пыхтение паровоза.

Железная дорога осталась позади. Опять же, из-за мастерских Петр частично видит вокзал, и никаких поездов там нет. Что в целом и неудивительно, учитывая то, что он совсем недавно наблюдал, как разъехались сразу два состава. Ну не бегают же они тут через каждый час. Хотя есть еще и товарные составы, и маневровые паровозы. Но опять же, Петр ничего подобного не замечает.

Все это пронеслось в его голове буквально за пару секунд, а с третьей он уже во все глаза смотрел на приближающийся автомобиль. Или все же паромобиль? Потому что энергичное «чух-чух-чух» исходило именно от него. А из выхлопной трубы, – что примечательно, расположенной сзади, – вырывался пар, тут же рассеивающийся в воздухе. Трубы и валившего из нее столба дыма Петр не увидел. Но ведь могли использовать и качественное топливо, тот же бензин, подаваемый под давлением через форсунки.

Окутавшись облаками пара, автобус с мордой и капотом в стиле начала двадцатого века, с невероятно большими, словно прожекторы, фарами остановился возле деревянного навеса. Под ним стояли мужчина и женщина явно не простого сословия. Дверь открылась, и мужчина, вскочив на подножку, подал руку даме, помогая ей войти в салон. Разумеется, женщину полагается пропустить вперед, но реалии диктуют свои правила.

Дверь закрылась, и паромобиль с характерным «чух-чух-чух» двинулся с места. Потом как ни в чем не бывало проследовал мимо обалдело наблюдающего за происходящим Петром, обдав его волной быстро истаявшего пара. Ну чисто стимпанк какой-то. Правда, удивление не помешало Пастухову прочитать табличку на лобовом стекле, продублированную сбоку, рядом с дверью. «Маршрут № 1». То есть имеется еще как минимум второй маршрут.

Ладно. Пробелами в образовании его не удивить. Мало ли какие существовали автомобили. Когда учился в техникуме, вообще слышал, что в СССР разрабатывался паровой грузовик[1]1
  НАМИ-012 – паровой грузовой автомобиль, созданный в СССР. Был разработан в 1949 году Научным автомоторным институтом (НАМИ). Было построено только три опытных образца. Машина в серию так и не пошла, хотя и имела превосходные характеристики. – Здесь и далее прим. автора.


[Закрыть]. Как раз для этих самых мест, богатых лесом и лесозаготовительными хозяйствами, по заказу которых и велась разработка. Но что-то там не срослось.

Автобус, проследовав мимо Петра, повернул налево, в сторону вокзала. Проводив его взглядом, парень дошел до остановки и осмотрел ее чисто из интереса. Фанерная табличка, на которой черным по желтому написаны номер маршрута, название остановки и расписание движения автобусов. К слову заметить, они тут ходили с шести утра и до двадцати двух ноль-ноль, через каждые полчаса.

Глянул на противоположную сторону улицы и заметил чуть дальше такой же навес. Не поленился, дошел и до него. За каким лядом? Так ведь нужно же с чего-то начинать собирать информацию. Ну и чем не подходит изучение остановки? Это, между прочим, самое безопасное, потому что не требует общения с людьми.

Ага. Вот и второй маршрут. Они, наверное, кольцевые, по встречным направлениям. Ну что ж, вполне разумно. А еще говорит о том, что автотранспорта тут все же не так много. Впрочем, об этом же говорит и наличие извозчиков. Будь иначе, им бы ни за что не выдержать конкуренцию с машинами.

Уже через два квартала стали появляться вывески лавок и магазинов. И народу значительно прибавилось. До Петра стали доноситься обрывки разговоров. Проходя мимо скобяной лавки, он стал свидетелем того, как лавочник расхваливал свой товар перед женщиной средних лет, судя по всему, из интеллигенции. Петр даже остановился ненадолго, чтобы получше расслышать их беседу.

Ничего особенного. Хотя есть словечки, которые в его время уже вышли из употребления. Нужно бы и ему попридержать некоторые выражения, несвойственные этому времени. Но в целом… Петр даже уловил характерный красноярский говор. Так что никаких сложностей с языком не будет. Он откровенно этого боялся. А тут достаточно поначалу меньше болтать и больше слушать, чтобы правильно строить свою речь.

А еще нужно бы побольше читать. Что угодно. И освоить грамматику. А все этот клятый алфавит с лишними буковками. Оно, конечно, можно и за безграмотного сойти. Но… Ладно. С грамматикой – как получится. А вот почитать и привыкнуть к местному печатному и прописному слову не помешает.

Наконец на парня обратили внимание как покупательница, так и продавец, и Петр поспешил удалиться. Так сказать, от греха подальше. Все же в глазах этих людей он сейчас выглядел босяк босяком. Глядишь, еще и полицию вызовут. И тут дело даже не только и не столько в том, что на нем плохо выстиранная и мятая одежда. Вся соль, как ему казалось, именно в самой одежде непривычного кроя.

Несмотря на летнюю пору, большинство мужчин были в пиджаках или жилетах. Если и нет, то одеты в толстовки или гимнастерки, причем обязательно подпоясанные. А еще на всех без исключения головные уборы. Народ попроще щеголял в картузах, посостоятельнее – в котелках. Ноги обуты либо в туфли, либо в сапоги. Облик же Петра явственно выбивался из общего антуража.