Текст книги "Несгибаемый. Враг почти не виден"

Глава 5
Гордиев узел

Грузовик снова вздрогнул и покачнулся, приняв очередной ковш щебня. Вернее даже не очередной, а последний. Пора отъезжать, тем более что сзади его уже подпирает следующий в колонне. Поэтому Петр без лишних раздумий плавно утопил педаль акселератора, трогая многотонное авто с места.

Не проехал и пары десятков метров, как массивное боковое стекло на двери мягко скользнуло в полозьях, отсекая водителя от улицы. Обезопасить себя и установить бронестекла Петр решил еще раньше, едва узнав о том, что вокруг строящейся железной дороги хватает диверсий, и обстрелов рабочих в частности. Но в свете последних событий он предпочел отнестись к делу куда как серьезнее.

Оно, конечно, уходить в глухую оборону как-то не очень. Когда ты лишен инициативы, то у тебя нет возможности для маневра. И потом, лучшая защита – это нападение. Просто Петр пока не знал, как и куда бить. Да он даже понятия не имел, кто его враг. Только и того, что тот вроде как находится на японской базе у озера Хубсугул. Но ты поди доберись до этого Такахаси. Вот и приходится пока выжидать у моря погоды, ну и очередного удара, чтоб этому япошке пусто было. Хоть бери в бега подавайся.

Для притока свежего воздуха в крыше был устроен люк, да и вентилятор пристроился на потолке, слева, у лобового стекла. Обзору это ничуть не мешало, зато обдувало водителя, даруя хоть какую-то прохладу. Поначалу была мысль приладить его посредине, но Петр вовремя сообразил, что затея не из лучших, потому что тогда тянуло бы теплым воздухом от трубы дымохода. Лето и без того выдалось жарким, чтобы издеваться над собой еще и подобным образом.

Вентилятор от начала и до конца был детищем Петра, решившего воспользоваться тем простым обстоятельством, что на «Муромцах» имеется как генератор, так и аккумулятор. Хоть они и несовершенны, ну да бог с ним. Главное, что в машине есть электричество, которого генератор производит с избытком. Не так уж много в авто электропотребителей. Собрать же небольшой электромотор труда не составило. Тем более что благодаря окрепшим связям с инженером Кессенихом у Петра появился доступ в мастерские, причем далеко не всегда только в качестве гостя.

В плане следования инструкциям и положениям немец пересмотрел свои взгляды в отношении Пастухова. Сыграла свою роль личная заинтересованность. В мастерских строго на коммерческой основе велись работы по созданию экскаватора. Петр платил в кассу за использование мощностей мастерских в личных целях. Вернее, платил вроде как инженер, и первой скрипкой тоже вроде был он, только деньги – из кошелька Петра. Угу. А как еще-то. Правда, Пастухову это дело обошлось бы куда дешевле, будь на месте Кессениха кто другой.

Вот же свалился на его голову этот немец, перец, колбаса. Впрочем, его недовольство было далеко от искреннего. Да, дороговато. Но не сказать, что столь уж существенная сумма. Зато Отто Рудольфович оказался настоящим кладом. Все схватывал на лету и был готов окинуть идею широким взглядом, воспринимая все новое с небывалым энтузиазмом и практичностью.

Да взять хотя бы вот этот вентилятор. Они уже использовались кое-где. Ну, к примеру, для отопления салонов тех авто, в которых котлы вынесены из кабины. В основном это легковые или те же аэросани. Петр же предложил использовать механизм совершенно иначе – для выработки прохлады. К тому же упомянул о том, что такой вентилятор можно сделать настольным, да еще устроить так, чтобы он поворачивался, охватывая больший сектор.

Ничего сложного? В принципе да. И если бы электрификация достигла должного уровня, до этого непременно кто-нибудь додумался бы. Потому как спрос рождает предложение. Но пока электричество в домах не было повседневностью, даже в престижных районах столиц всех государств.

Петр понятия не имел, кто первым решил ввести в обиход эти настольные и автомобильные вентиляторы в его мире. Но тут, похоже, это будет немецкий инженер Кессених. Пастухова же вполне устраивал тот факт, что ему не помешали осуществить свое намерение и обзавестись полезным девайсом, в некоторой мере облегчающим ему жизнь.

Впрочем, не только ему. Появились вентиляторы в конторе и дома у Кессениха. После чего поступили заказы от других служащих строящейся дороги. Лето в этих краях короткое, не отнять. Но и жаркое. Вот и получается, что бумаги в патентное бюро еще не дошли, а в мастерских уже выполнялись единичные заказы, благо с электричеством на строительстве проблем нет…

Грузовик довольно легко выскочил на пологий подъем и покатил дальше по дороге. Глядя на «Муромца», Петр уже и не был уверен в том, что ДВС – такая уж панацея. Нет, все его преимущества никуда не денешь, как, впрочем, и недостатки. Но стоит ли бросаться из крайности в крайность? В его мире безоговорочную победу одержал ДВС. Здесь властвует паровой двигатель вкупе со «стирлингом».

У Петра вообще возникло такое ощущение, что в этом мире существует некое лобби промышленников, не дающее развиться ДВСам, давя их в зародыше. Словно эти люди точно знают о скрытом потенциале тарахтелок. Мелькнула даже мысль о том, что в этом мире есть еще один попаданец, преследующий свои цели. Нет, конечно, это необязательно. Очень может быть, что всему виной чей-то прозорливый ум и экономические интересы. Но факт остается фактом: Петр наблюдал настоящую и неприкрытую травлю самой идеи двигателя внутреннего сгорания.

В то время как наиболее разумным был бы компромисс. К примеру, тех же крестьян устроил бы паровой двигатель. С современными новыми котлами и машинами габариты такого трактора если и превзойдут трактор из мира Петра, то ненамного. Конечно, останется неудобство в виде частого обслуживания и краткости непрерывного рабочего цикла. Но последнее уже не столь актуально при современных котлах замкнутого контура. Зато топливо будет обходиться куда дешевле, что для крестьянина гораздо важнее.

Что же до лишних забот, так ведь крестьянин всю свою жизнь проводит в трудах. Поэтому, даже учитывая хлопоты в обслуживании, сельскохозяйственная техника все одно принесет ему огромное облегчение. К тому же паровик куда реже ломается и имеет гораздо меньше деталей. Как следствие, он более ремонтопригоден, а его обслуживание тоже будет стоить недорого.

Впереди дорогу перебежали трое мужчин, и Петр сразу же напрягся. Кто его знает, кого там носит. Может, беглые каторжники. В последнее время это не редкость. Вокруг стройки постоянно кружат какие-то таинственные снайперы. Выдвигаются на позицию, делают пару-тройку выстрелов с большого расстояния по работающим каторжанам и уходят. Результат – убитые и раненые.

Только за этот год на строительстве Кругобайкальской железной дороги эти снайперы убили около трех десятков человек. Слишком незначительная цифра в сравнении с привлеченными людскими ресурсами? Ну это как поглядеть. Если сюда присовокупить участившиеся побеги каторжан, то получается уже не так чтобы и мало. А ведь в бега стали подаваться даже ссыльные. И это при том, что за побег можно огрести каторгу. Многие ссыльные завалили суды и канцелярию генерал-губернатора прошениями об отправке их для отбывания срока на Крайний Север.

Петр проверил, как выходит из держателей винчестер. Провел рукой по маузеру, устроившемуся наискось груди. Сунул руку под пиджак, погладив рукоять браунинга. И только ощупав весь свой богатый арсенал, почувствовал себя более или менее уверенно. К сожалению, после того случая с купцом и его подручными чувства полной защищенности нет. Даже после того, как он лично выпустил несколько пуль по кабине своего грузовика из «мосинки» с расстояния в полста шагов.

По телу пробежала дрожь. Мелькнуло желание пустить в воздух ракету. Теперь у каждого водителя были картонные тубусы с красными ракетами. Это для того, чтобы подать сигнал бедствия для охотничьих казачьих команд. Те реагировали довольно оперативно, – разумеется, по местным меркам, – но перекрыть все подступы были не в состоянии. Нападения случались в самых неожиданных местах. Эти клятые снайперы если и повторялись, то крайне редко и с большим временным интервалом.

Так вот. Если это его напрасные страхи, то получится, что Петр оттянет на себя охотников и, возможно, невольно станет повинным в чьей-то смерти. А так ему почти ничто не угрожает. Да у него вообще, считай, настоящий броневик.

Мимо того места, где заприметил подозрительную группу, Петр проехал, костеря себя последними словами. Нет, ну надо же так себя накрутить! Хотя… Доброжелателей у него хоть отбавляй. Взять тех же каторжан. Кессених вроде и перевел Петра на другой участок, но полной уверенности, что те урки ничего не учудят, нет. Вот и приходится вертеть головой на все триста шестьдесят градусов.

И потом, за его доставку Такахаси обещал пять тысяч рублей. И коль скоро даже купец польстился на эти деньги, то о тех же инородцах и говорить нечего. Огромная сумма, между прочим. А то, что все эти диверсанты, так или иначе, связаны с японским офицером разведки, ясно как божий день.

До железнодорожной насыпи доехал без проблем. Правда, во время разгрузки отчего-то более настороженно крутил головой, чтобы никто из каторжан и близко не подошел. Одного, направившегося к нему с явным желанием прикурить, даже шуганул, демонстративно положив руку на расстегнутую кобуру маузера.

– Ты чего такой нервный? – подойдя к нему, спросил учетчик.

Потом повернулся к каторжнику и бросил ему спички. Тот прикурил и со словами благодарности вернул коробок. Тем же способом. Ну его, этого нервного водителя. Еще пальнет сдуру. Как будто без него веселья тут не хватает.

– Да так, – слегка поведя плечами, ответил Петр. – Есть немного в последнее время. А тут еще с одним Иваном повздорил.

– Это с Крапивой, что ли?

– Знаешь?

– Смеешься? Здесь слухи быстро разлетаются. Но на моем участке можешь быть спокоен. Тут Налим заправляет, и припахать кого-то, уж тем более на мокруху, без его ведома – без вариантов. А у Налима с Крапивой кое-какие терки.

– Угу.

– Не веришь?

– Если я поверю каторжнику, то сразу усомнюсь в собственном душевном здоровье.

– Так и я из бывших каторжан.

– Афанасий, а с чего это ты взял, что я тебе верю? – посмотрев прямо ему в глаза, спросил Петр.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. А что так-то? Поводов я вроде бы не давал.

– Ты не обижайся, Афанасий. Просто понимание имей. Меня уже столько раз хотели жизни лишить, что тут и маме родной верить перестанешь.

– Ох и тяжко же тебе будет жить, Петр.

– Согласен. Но тут ведь главное, чтобы жить.

– Ясно. Ну тогда учти и такое дело. Тут час назад снайперы отметились. Двоих положили, троих в лазарет увезли. Один, наверное, не выживет. Трое так и вовсе в бега подались.

– То-то я гляжу, народ по сторонам зыркает.

– Угу. А тут еще и ты за маузер хватаешься.

– Ладно. Ошибку понял, – подняв руки, признал свою неправоту Петр.

– Вот и ладно, что понял, – кивнув, удовлетворенно произнес учетчик.

– А чего так много подстрелили-то? – все же высказал свое удивление Петр.

– Да того. Сколько этим дурням не говори, чтобы после выстрела падали на землю и не шевелились, все одно добрая половина из них мечется, как блохи на сковороде.

– Охотники-то на след стали?

– Наверняка. Я ракету пустил. Но к нам уточнять ситуацию никто не вышел. Значит, сами сообразили, что к чему, и подались за стрелками.

– Или где-нибудь пузо греют.

– Это вряд ли. Казачков я, конечно, не жалую. Паскудный народец. Но то, что они вояки справные и работу свою делают хорошо, этого у них не отнять. Да только и стрелки не пальцем деланы.

– Согласен. Кстати, я тех троих беглых, похоже, видел. Через дорогу переходили.

– Может быть. Ловить-то их сейчас некому. Конвою дай бог этих удержать. Охотничьи команды наверняка за стрелками гоняются. Ничего, вернутся беглецы. Они же сдуру рванули. Никакой тебе подготовки. Даже лопаты побросали.

– А не вернутся?

– А не вернутся, так и далеко не уйдут. Охотники их похватают. Тут без вариантов. С кондачка в побег только полные дурни уходят.

– Ну что, бывай. Поехал я, – забирая у Афанасия путевой лист с отметкой, произнес Петр.

– Давай. Недоверчивый. Вот хотел тебя в кабак пригласить, а теперь думаю – на кой ляд ты мне такой красивый нужен.

– И это правильно. Тем более что я к этому делу как-то равнодушен. Есть – ладно, нет – так и ну его к лешему.

– А вот это ты зря, – глубокомысленно изрек учетчик и отошел в сторону.

Петр проводил его взглядом и полез в кабину, оставшись при своем мнении. Когда же оказался за рулем, подумал о том, что пить за рулем вообще последнее дело, пусть до появления первых гаишников еще как минимум пяток лет. Сейчас их функции исполняют обычные городовые. Да и правил дорожного движения как таковых нет. Так, бессистемно издают кое-что. Но какое это имеет значение? Дорога – она ведь корочки не спрашивает и наказывает больно. Очень больно.

Отъехав от железнодорожного полотна, Петр вывернул на подъездной путь и направился к шоссе. Его прокладывали параллельно железной дороге. Разве только чуть в стороне, по склонам сопок. Уж больно железная дорога жалась к Байкалу, местами по таким узостям, что там приходилось рвать скалы взрывчаткой. Автодорогу было куда дешевле провести повыше.

Насколько знал Петр, этому шоссе также отводилась роль важной транспортной артерии, которая должна пронизать всю страну с запада на восток. Причем грейдер здесь укатывали на совесть, чтобы ни в какую слякоть не расквасило. И вроде как идут разговоры насчет асфальтирования. Сомнительно, конечно. Потому как даже нынешний проект – весьма дорогое удовольствие.

Ну хоть что-то делают по-человечески. Железную дорогу профукали лет на двадцать, не меньше. Так хоть о набирающем обороты автотранспорте заранее думают. А автомобилей год от года становится все больше и больше. Это особенно бросается в глаза.

Еще два года назад в том же Красноярске весь автотранспорт был наперечет, и горожане знали не только сами авто, но и кому они принадлежат, а также что собой представляет шофер. Сегодня же эти подробности уже никого не интересуют, потому как слишком много нужно держать в голове. Одних только автобусов теперь две дюжины, и маршрутов стало целых четыре.

Грузовик взял очередной подъем и вошел в поворот. Петр едва успел ударить по тормозам, чтобы не влететь в поваленное дерево. Машина встала колом, тут же окутавшись пыльным облаком. Петр врубил заднюю передачу и тут услышал, как сзади затрещало падающее дерево. Все. Пути назад нет. Классика жанра, етишкин пистолет.

Слева крутой склон сопки, убегающий вверх. Справа обочина шириной метра три с цепочкой деревьев и небольшой обрыв. Дальше опять склон сопки, резво убегающий к самому Байкалу. Н-да. Обрыв-то небольшой. Да только тут ведь все относительно. Четыре метра – вроде и немного. А вот прыгать тут сродни изощренному самоубийству. Потому как после приземления кувыркнешься так, что мало не покажется.

Оставаться в кабине? Угу. Она только при обстреле на ходу броневик. А вот так, обездвиженная, – настоящая мышеловка. И выковырять его отсюда можно множеством простых способов. Начать с того, что двери кабины не оборудованы запорами. Только защелками. Коммунизм, итить твою!

Все это пронеслось в голове Петра буквально в считанные доли секунды. В это время его рука уже сомкнулась на цевье винчестера. Еще мгновение, и Петр скользнул к правой двери, перегнувшись через котел. Лезть в водительскую дверь – значит, подставляться под выстрел. Поднятую пыль быстро сносит ветер, так что прикрытия никакого, и нужно выбираться в противоположную сторону.

Вылезти нормально не получилось. Петр попросту вывалился, едва не сломав себе шею. Ни выстрелов. Ни окриков. Ничего. Может, это просто случайность? Угу. Как же. Случайность. Петр потянул из подсумка на груди картонный патрон ракетницы и, отвинтив колпачок, дернул шнур. Хлопок! Красная ракета с легким шуршанием устремилась в небо.

Остается надеяться, что охотничья команда заметит сигнал тревоги. Ему же нужно лишь продержаться какое-то время. Вот только как? Если за него возьмутся всерьез… Вверх по склону видно в лучшем случае метров на тридцать. Вправо вдоль дороги – метров на сто пятьдесят. Влево – уже через двадцать метров поворот. Да и на обочине, где Петр пристроился, помимо деревьев, есть и кусты.

Стоило об этом подумать, как кто-то навалился ему на спину, обдав тяжелым зловонным дыханием и прижимая к земле. Петра спасло только то, что он непроизвольно дернулся от неожиданности. Ну и от испуга, чего уж там. Удар каким-то твердым предметом прошел вскользь, рассадив ухо. Да что же ему так везет-то!

Похоже, нападавший решил, что если и не оглушил Петра, то по меньшей мере ошеломил. Потому что он тут же поспешил заломить его правую руку на болевой. Еще немного, и противник сумел бы проделать то же самое и с левой. Вот только жизнь уже приучила Петра не теряться, какой бы безнадежной не казалась ситуация. А еще он привык к тому, что многие, очень многие, отчего-то непременно хотят его смерти.

Работать левой рукой оказалось не в пример неудобнее, чем правой. Хорошо хоть наплечная кобура располагалась пониже, а потому схватить рукоять браунинга было не так трудно. Вообще-то Петр никогда не тренировался левой рукой, потому что был безнадежным правшой. А тут, когда приперло, проделал все с виртуозностью заядлого стрелка.

Еще помогла одна особенность браунинга. Его дублирующий предохранитель, рассчитанный на хват руки. Благодаря ему Петр никогда не ставил оружие на основной. Ну а патрон у него всегда и во всем оружии был в стволе. Так что оставалось вывернуть руку и, уперев ствол в чье-то тело, нажать на спуск. Дважды.

Едва нападавший скатился с него, оглашая окрестности диким ревом, как поднявшийся на колени Петр заметил еще одного. Тот несся к нему с перекошенной в крике рожей, сжимая в руках винтовку. Наверняка тот самый, что повалил дерево на повороте, позади машины. Впрочем, Петр думал об этом, уже нажимая на спусковой крючок.

Пять выстрелов, и затвор встал на затворную задержку. Многовато, не без того. Но с другой стороны, и нападавший вовсе не собирался бежать по прямой. И все же оказался недостаточно ловок. Потому что лежал сейчас на спине посреди дороги и мелко сучил ногами.

Петр выронил браунинг и выхватил маузер. На то, чтобы присоединить кобуру-приклад, потребовалась пара секунд. Практика – великое дело. Курок с сухим щелчком встал на боевой взвод. Винчестер лежал рядом, но Пастухов даже не подумал вооружаться им. Просто потому, что если ему и предстояло драться, то накоротке. Видимость просто отвратная. А в таких условиях скорострельность и оборотистость оружия куда важнее.

Еще один. Петр заметил, что винтовка бежавшего по дороге была оснащена оптикой. Значит, это японские диверсанты. Ну или наемники, потому что и бегун, и тот, что лежал рядом, уже недвижимый, буряты. За время обитания в Слюдянке Петр научился различать инородцев. Но сейчас это не суть важно. Главное – это то, что снайперы, обстреливающие строителей, всегда работают тройками. Трое. Их должно быть трое. Значит, где-то прячется еще один.

От этой мысли Петру стало откровенно тоскливо. Так тоскливо, что, не желая тратить патрон в маузере, он подхватил винчестер и всадил пулю в раненого на дороге. Затих. Петр подхватил маузер. Потом вновь оставил и доснарядил патрон в винчестер. Снова маузер. И вновь положил его, сменил обойму в браунинге, его в кобуру. И опять в руки пистолет-карабин.

И все это время лихорадочно всматривался и вслушивался в окружающее пространство. Нет ничего хуже ожидания. Когда Петр видел противника перед собой, ему не было страшно. Вот он враг, и все ясно, как божий день: либо ты, либо тебя. Неизвестность же пугала. Вернее, не столько она, сколько осознание собственной беспомощности.

Конечно, за прошедшее время Петр кое-чему научился у бывалых охотников. Но только и того, что кое-чему да кое-как. А сейчас против него матерый боец. Тут к гадалке не ходи. И в этих зарослях противопоставить ему Петр ничего не мог. Ну ладно, практически ничего.

Послышался звук грузовика, натужно пыхтящего вверх по склону со стороны Слюдянки. Идет груженый. И все говорит о том, что сигнальную ракету водитель не видел. Как не слышал и выстрелов. Несмотря на то что машина работает куда тише ДВСа, тарахтеть и греметь у грузовика есть чему. Петр схватил винчестер, у него выстрел громче. Навел в сторону подъезжающего авто, чтобы шофер услышал наверняка, и нажал на спуск. Потом еще и еще.

Есть контакт. Машина остановилась и тут же, пыхтя, зажужжала куда как резвее. Не иначе шофер улепетывал на всех парах задним ходом. Ну и правильно. Главное, справиться с управлением. А не справится, ничего страшного. Это здесь скала, а там – пологий склон, густо поросший деревьями, так что далеко не улетит в любом случае.

Петр без энтузиазма посмотрел вниз. Как назло, возле скалы ни одного дерева, на которое можно было бы прыгнуть и спуститься. Однозначно свернет шею. Пробежать метров двадцать вдоль обрыва до поворота с поваленным деревом или в другую сторону какие-то полторы сотни метров, где заканчивается эта скала. Всего-то ничего. Да только засевший бурят и на этой короткой дистанции отстрелит ему любую часть тела. На выбор. Охотники же, итить их!

Здесь же Петра защищает машина. Во всяком случае, иного объяснения тому, что его еще не подстрелили, он не видел. А как гласит народная мудрость: от добра добра не ищут. Вот и он искать не будет. А то кто знает, что он там сможет найти. И коль скоро охотника Петру не переиграть, остается предоставить ему инициативу, переходя к глухой обороне. В конце концов время работает на него.

Вновь послышался звук подъезжающего грузовика. На этот раз с той стороны, откуда приехал Петр. Предупредить шофера выстрелом не успел. Все же паровики работают куда тише ДВСов, а потому и звук работы двигателя значительно легче скрадывается местностью. «Муромец» как-то неожиданно появился из-за поворота и резко остановился у поваленного дерева.

Этот шофер не стал сдавать назад, хотя за ним тянулся прямой участок дороги минимум метров в триста. Вместо этого он выскочил из кабины, как-то уж очень ловко ушел в перекат и скрылся из виду. Через пару секунд ввысь взлетела тревожная ракета. И все.

Единственное, что сумел рассмотреть Петр, – ружье в его руках. Впрочем, это был кавалерийский карабин. Петр узнал машину, как признал и водителя. Родион из семьи охотников, бывший фронтовик – по его словам, служил в партизанском отряде. Словом, калач тертый. И если у Петра против бурятов шансов никаких, то у этого их предостаточно.

– Родион, я двоих приложил. Буряты.

Пастухов не боялся себя обнаружить. Чего тут опасаться, если бандиту точно известно, где он находится? Родиону же информация вовсе не помешает. Одна только национальная принадлежность может сказать о многом. Обычаи и образ жизни накладывают свой отпечаток на повадки. Как и предполагалось, бывший партизан не ответил.

В томительном ожидании прошло минут двадцать. Все это время Пастухов внимательно вслушивался в звуки леса, силясь различить хоть что-нибудь, кроме щебета птиц и шуршания листвы. Нет, не из страха, а чтобы успеть на помощь, если вдруг услышит звуки борьбы. Выходить же раньше времени считал не только опасным, но и лишним. Глупая идея – вертеться под ногами у профессионала.

– Петр, порядок, выходи. Да гляди не стрельни сдуру-то, – послышался голос Родиона.

– Не девка испуганная палить без разбору, – обиженно возразил Пастухов.

– Вижу, что не девка, – подходя к трупу на дороге, произнес Родион. – Готов, – вздохнув, констатировал он результаты осмотра.

– Третий ушел? – уточнил Петр, выходя из своего укрытия.

– А не было третьего, – поднимаясь и направляясь к Пастухову, ответил бывший партизан.

– Как это не было? Они же всегда по трое работают.

– Говорю тебе, двое их было. Как вышло-то? – опускаясь над вторым трупом и щупая живчик, задал Родион вполне естественный вопрос.

– Да так. Выскочил я из-за поворота, вижу, дерево поперек дороги валяется. Остановился, решил заднюю дать. А тут и позади дерево рухнуло. Ну, я карабин с ракетницей в охапку – и в правую дверь.

– И этот готов, – крякнул Родион и поинтересовался: – А чего задергался? У тебя же не машина, а чисто броневик.

– Издеваешься? Да они бы выкурили меня оттуда в два счета. Вся эта броня только от обстрела, а не от штурма.

– Тоже верно. И что дальше?

– А что дальше. Пустил ракету. И тут на меня кто-то сзади навалился. Попытался огреть по голове, да я сам не понял, как увернулся. Хотя и растерялся. А этот давай мне руку крутить, так я извернулся, достал браунинг и всадил в него две пули. Потом второй появился. И чего не стрелял? Не понимаю. Прямо на меня бежал.

– Живым ты им за каким-то лядом понадобился. Вот и не стрелял.

– Да он мог мне что угодно отстрелить, особо не попортив шкурку.

– Угу. Только на царапину ты мог и внимания не обратить, а ранить тебя более или менее серьезно смысла нет. Потому как придется тащить на себе. А тут ведь и охотники могут на хвост сесть. Так что проще тебя грохнуть. Ничего рассказать не хочешь?

– А должен?

– Вообще-то я сейчас тут рисковал из-за тебя жизнью.

– Так никого не было.

– И кто об этом знал?

Петр хотел было и впрямь рассказать, но потом передумал. Ну его к лешему. Пять тысяч – крупная сумма. Настолько крупная, что не хотелось вводить мужика в соблазн. Но с другой стороны, что-то ведь сказать нужно. Нет, правда. Родион ведь и впрямь, не раздумывая, бросился ему помогать. И это вот так просто не отбросишь.

– Год тому назад на своем прииске я завалил трех инородцев. Может, они этим были родственниками или друзьями, вот и решили посчитаться, – решил он выдать полуправду.

– Побитые бурятами были?

– Тогда я их не различал. Пришлый я в этих краях. А теперь и лиц-то не упомню. Но вооружены они были японским оружием. Как и эти.

– Угу. А как же так вышло, что там троих уработал, а здесь от одного за машиной прятался?

– Любопытный ты, Родион, прямо спасу нет.

– А что? Имею право.

– Имеешь, кто же против-то, – пожал плечами Петр.

В общем-то, великую тайну из этого он делать не собирался, поэтому рассказал Родиону историю нападения на них с Митей так, как оно и было. Разве только о том, что нападавшие были китайцами, говорить не стал. Ни к чему это.

– Н-да. Странный ты все же, купец. Столько денег отвалил, чистый броневик из машины сделал. А толку от этого ноль. На одном страхе и удаче вылезаешь, – помяв подбородок, с ухмылкой ответил Родион.

– Угу. Вот где ты прав, там прав.

Вскоре к месту нападения подтянулись господа полицейские во главе со становым приставом. Тот внимательно выслушал обоих рассказчиков, а потом обложил от всей широкой души таких растаких нехороших ухарей, после которых остались одни только трупы. Тот факт, что оба убиенных были на счету Петра, его как-то мало волновал.

Хм. А вообще чего он разошелся-то? Ну прибил Пастухов бандитов. И что с того? Чай, не в первый раз. Опять же, приставу мороки меньше. Напишет пару-тройку бумажек да закроет дело. Никакой головной боли. Наоборот, можно выставить это себе в заслугу. Мол, так и так, уничтожены бандиты, нападавшие на рабочих. Еще и медаль получит.

Впрочем, недоумение Петра развеялось уже вечером этого же дня. Как ни странно, от работы его никто освобождать и не думал. Мало того, Кессених еще и заставил выполнить дневную норму. Рабочий день был продлен на пару часов и закончился только с наступлением темноты. И это в летнюю-то пору! А когда Петр решил, что теперь-то он отдохнет, его потащили в становой участок.

– Удивляетесь, отчего я вас вызвал? – предложив ему присесть, спросил пристав.

Признаться, Петра интересовала не столько причина, сколько тот факт, что пристав отчего-то с ним уж больно любезен. Всего несколько часов назад костерил на чем свет стоит, и это было вполне нормально. Пару месяцев назад, когда Пастухов совал ему деньги, выказал пренебрежение, даже обозлился, и вообще обращался к нему с высокомерным пренебрежением. А тут «присаживайтесь», да еще и на «вы»… Чего от него следует ожидать при таком раскладе?

– Признаться, удивляюсь, ваше высокоблагородие, – все же опускаясь на стул, подтвердил Петр.

– Сейчас объясню. Только подпишите вот это. – Пристав положил перед Петром лист бумаги с напечатанным текстом.

– А что это?

– Подписка о неразглашении. А вот – о сотрудничестве в качестве внештатного сотрудника.

– Я так понимаю, выбора у меня нет?

– Отчего же, Петр Викторович. Есть. Для начала вы можете сменить свое положение ссыльнопоселенца на каторжанина. На вас столько трупов, что причину найти не так уж и сложно. Вот и сегодня убили двух мирных бурятов. Ну чего вы так на меня смотрите? Все ведь зависит от того, как это дело повернуть. Стреляли-то только вы. Отбывать же срок вас определят на каторгу Слюдянка-два. Там обретается ваш старый знакомый. Крапива, кажется. Вижу, что вы все понимаете. Пишите. Мною прочитано лично, подпись, фамилия, имя, отчество.

– И к чему это, если вы и без того держите меня за причинное место?

– Ну это ведь между нами, Петр Викторович. А отчетность должна быть в полном порядке.

– Ясно, – вздохнул Пастухов, берясь за ручку.

А что тут поделаешь. Пришлось подписывать. Хотя все его существо кричало о том, что делать этого не стоит, что он еще пожалеет, что его втягивают во что-то непонятное и явно опасное. Вот только выбора у него действительно не было. Совсем.

– Итак, позвольте представиться – капитан контрразведки Генерального штаба Клюев Клим Сергеевич. Осуществляю руководство оперативным прикрытием строительства Кругобайкальской железной дороги.

– И чем заинтересовала контрразведку моя скромная персона?

– Так уж случилось, что вы перешли дорогу моему визави с японской стороны. Некоему майору Генерального штаба Такахаси. Вижу, вас это не удивляет. Не подскажете, отчего так?

– Помнится, два года назад при оказании помощи полиции в задержании бандитов мною были убиты два японских офицера, один из которых носил фамилию Такахаси. Я прожил несколько лет на Кавказе, и кровной местью меня не удивить. Сегодняшние двое на дороге пытались захватить меня живым. Два плюс два – четыре. Не скажу, что меня это мало волнует. Но нет, я не удивлен.

– А вы можете держать удар, Петр Викторович.

– Просто последние два года у меня выдались особенно бурными. Знаете, когда я был в столице, то от одного таксиста слышал занятную присказку. «Если вас трамвай задавит, вы сначала вскрикнете. Раз задавит, два задавит, а потом привыкнете».

Вообще-то это была присказка из его детства и из другого мира. Но какая разница? Главное, что суть верна.