Текст книги "Жестокие звезды"

Константин Кривцун
Жестокие звезды

Пролог

Они уходили.

Тихо, без лишних торжеств, без надежд и сожаления. Оставляли свои города, планеты, звездные системы. Сотни тысяч кораблей летели к Порталу и один за другим исчезали в его клубящейся дымке.

Так продолжалось очень долго. Но всему в этом мире приходит конец. И вот наступил день, когда остался последний космолет – его пилоту выпала честь завершить цикл.

Еще недавно корабль стоял между холмов, поблескивая в свете оранжевого солнца. Вокруг бесновались крохотные птицы, ветер гнул к земле шелковистые травы. Звездолет выглядел неотъемлемой частью этого мира, но, когда пришло его время, он легко поднялся и взмыл в небо, оставив гостеприимную планету в одиночестве.

Пройдет много времени, прежде чем какое-нибудь разумное существо ступит на эту землю.

На орбите, подчиняясь команде пилота, корабль испустил тонкий луч. Пространство вздыбилось и, пульсируя, накрыло собой половину планеты. Огромный каменный эллипсоид развалился пополам, словно арбуз под остро отточенным ножом гильотины. И одна часть разделенного мира резко потускнела и растворилась.

На линии разреза горела магма, полыхало желтым огнем ядро – жизнь планеты продолжалась. Природа словно не поняла, что в нашей Вселенной осталась всего половина некогда целого мира.

Это означало, что операция прошла успешно.

Пилот мысленной командой заставил космолет развернуться и набрать скорость. Судно скользнуло по дуге, огибая дрожащую от недавнего всплеска область пространства, а затем стремительно понеслось прочь.

Пройдет много времени, прежде чем какие-нибудь разумные существа узнают тайну этой земли…

Но не все прошло так гладко, как думал пилот.

Пусть хозяева галактики покинули эту Вселенную, но низшие расы продолжали существовать. И их взаимоотношения от этого шага лишь обострились.

Недалеко от странной планеты находился еще один корабль. Им управлял Наблюдатель. Приборы этого космолета зафиксировали процедуру исчезновения части мира.

Наблюдатель был крайне доволен собой. Он знал, что покупатель на полученную информацию обязательно найдется. Быть может, не сейчас и не через сотню лет. Но Наблюдатель готов ждать.

А всего в пятидесяти световых годах от рассеченной планеты в это же время происходило не менее удивительное событие. В нем принимали участие представители другой низшей расы.

Большая обезьяна уставилась вверх, в который раз пытаясь понять, из чего состоит звездное небо. Обезьяна чувствовала, что оно ей еще пригодится, но вот не могла понять, когда и зачем.

Звезды были такими холодными и пугающими. Надменно смотрели они на слабое, отбившееся от стаи животное. Но крохотные угольки не смогли испугать обезьяну, их вид лишь прибавил ей мужества. Испустив гортанный рык, животное принялось стучать себя лапами по волосатой груди, давая понять далеким искрам, что они обязательно покорятся ей.

И, словно в ответ на крики, одна из звездочек потеплела и выросла, а затем стала плавно спускаться все ниже и ниже, пока обезьяна не узнала в приближающемся объекте громадную птицу. Птица становилась все больше, ее тень загородила страшные звезды, но тьма напугала животное куда больше, чем слабый звездный свет.

Спустя несколько ударов сердца из летательного аппарата, которым на самом деле и была птица, посыпались существа в серебристых одеждах.

Обезьяну полоснул по груди яркий луч. Чужаки ловко подхватили обмякшее тело животного и втащили его в свой космолет.

Шел плейстоцен. До появления человека оставалось меньше миллиона лет.

Первая часть дневника Сергея Краснова, впоследствии переработанного и дополненного им же самим

1. Детство

19.07.2207

Грузолет скользнул над верхушками сосен и завис, помигивая красными огоньками на фюзеляже.

– Новая модель, – Пашка удивленно вглядывался в летательный аппарат. – Никогда такого не видел.

Мы стояли на просеке в сотне метров от опушки, поэтому могли во всех деталях рассмотреть неожиданно появившуюся над полем машину. Удлиненные консоли антигравов, строгие линии кабины пилота, блестящий каплевидный корпус…

– Красивый, – заметил я, щурясь от яркого солнца и продолжая наблюдать за грузолетом. – Заграничный, наверное.

Несколько секунд ничего не происходило, потом в днище летательного аппарата беззвучно раскрылись створки, и из образовавшегося проема выпал небольшой предмет. Створки столь же бесшумно сомкнулись. Грузолет развернулся и заскользил в нашем направлении, стремительно набирая высоту. Летающая машина пронеслась у нас над головами, и через миг я услышал низкое уханье антигравов.

Вскоре грузолет скрылся за деревьями.

– Он флаер выбросил, – вдруг сорвался с места Пашка. – Там флаер, точно говорю!

Друг побежал по тропинке к полю.

– Эй! Стой! Мы же не знаем, кто это был!

Пашка не обратил на мои слова никакого внимания.

Ну уж нет! Если там действительно флаер, то он Пашке не достанется. Я всегда бегал быстрее него!

И я бросился вдогонку. Перед глазами замелькали поросшие мхом кочки, корни деревьев, кусты и трава. Ноги мгновенно промокли от утренней росы, в сандалиях противно захлюпало. Но я старался не обращать на это внимания. Главное сейчас – обогнать товарища.

Вскоре мне это удалось. Пашка зацепился ногой за пенек и чуть не упал, потеряв скорость. Я же обошел его слева и, перемахнув через маленькую канавку, в следующую секунду выскочил из леса. Обернувшись, увидел, что Пашка довольно далеко. Можно было немного успокоиться.

Поле походило на океан. Высокая трава колыхалась под порывами ветра, создавая иллюзию волн. Я пронесся по этому зеленому морю еще метров десять и вдруг заметил, что в траве блестит металл. Радуясь своей удаче, тотчас же спрыгнул с тропинки в сторону.

Это и в самом деле был флаер. Пашка не врал.

Я наклонился, чтобы поднять находку.

– Мое! – послышалось сзади, и флаер нагло выхватили из моих рук, а сам я оказался на траве.

Взвизгнув от обиды и злости, я вскочил. В воздухе, примерно в метре от земли, висел Пашка. Его ноги как раз были на уровне моей груди, и я сразу же схватился за Пашкины ботинки, рванув друга вниз. Пашка плюхнулся на спину, выпустив при этом флаер. Я не замедлил воспользоваться ситуацией и вернул себе летательный аппарат.

– Отдай! – Пашка, тяжело дыша, силился подняться. – Я его первый схватил!

– Он мой! – закричал я, медленно пятясь назад и судорожно хватая ртом воздух. – Я его нашел!

– Ни фига! Я первый добежал! Я первый заметил, что он упал из грузолета!

Мне ничего не оставалось, как промолчать. Я оседлал флаер и схватился за ручки управления. Нажать на кнопку старта тоже получилось достаточно быстро. Заухали антигравы, я потянул руль на себя и поднялся на несколько метров.

– Гад! – Пашка, похоже, основательно разозлился. – Отдай!

Вместо ответа я захохотал и сотворил в воздухе замысловатый кульбит.

Флаер легко слушался руля, сиденье было удобным и мягким. «Бабочка-12», – прочитал я маркировку на приборной панели. Какая-то наша новая разработка.

В голове вдруг родилось нехорошее предчувствие. Может, не стоило брать его? Он ведь явно не для нас здесь был сброшен…

И тут произошло это.

Пашка стал подниматься в воздух. Просто так, без посторонней помощи, без каких-либо механизмов. Сначала я не поверил своим глазам, пытался найти подвох, а затем осознал, что мой приятель взлетает только за счет усилия воли.

Это было так необычно и величественно. Пашка – маленький веснушчатый паренек – взлетал все выше и выше, словно древний бог или заправский супермен двухсотлетней давности.

– Вот это да, – прошептал я.

– Я лечу! Сережка, я лечу! – Чрезмерно восторженный Пашка, видимо, еще сам до конца не верил в происходящее, он глупо озирался по сторонам, пытаясь найти источник поднимающей его силы.

– Как ты это делаешь? – только и смог выговорить я.

– Не знаю, Сережка, – мой друг перебирал в воздухе руками и ногами. – Словно во сне! Будто плывешь…

Я понял, что он имеет в виду. Мне тоже снились такие сны, когда кажется, что плывешь, но не по воде, а по воздуху. Мама говорила, что во время таких сновидений дети и растут.

– Так летим домой! Расскажем маме!

– Не-а, – Пашка вдруг стал быстро снижаться. – Никому не говори об этом. Пусть это будет нашим секретом. Нашей великой тайной!

– Но почему? – удивился я. – Это же так здорово!

– Тетя Вера запретила, – Пашка приземлился и теперь хмуро глядел на меня. – Сказала, что могут забрать. И убить.

– Правда? – Я, не замечая, стал говорить шепотом. – Правда убьют?

– Да, – Пашка не шутил.

– Ладно, – Я спустился на землю и выключил флаер, – я клянусь, что никому не скажу про то, что ты умеешь летать.

– Хорошо, – после секундного молчания сказал Пашка.

Он стоял в высокой траве и чуть морщился от солнечного света. Его серые глаза смотрели на меня задумчиво и серьезно. Я же нервно потирал ладонями раму флаера и глядел то на Пашку, то на зеленую стену леса за его спиной. Нужно было уходить. Мне все меньше и меньше нравилось это место.

– Интересно, почему я не такой? – вдруг спросил мой друг.

– Какой «не такой»? – заморгал я.

– Ну, – Пашка пытался подобрать слова, – не такой, как остальные. Не такой, как ты, например… Особенный…

У меня не было ответа. Что я мог ему сказать?

Я бы никогда не подумал, что отличаться от остальных – так плохо. На его месте я бы рассказал обо всем и стал бы помогать людям ловить преступников или как-то еще использовал бы умение летать. Но Пашке я всегда доверял. И раз он говорит, что ему будет плохо, если я проболтаюсь, то я буду молчать.

Он, похоже, давно умеет летать. Ему не удалось провести меня своей удивленной физиономией. И скорее всего, Пашка не смерти боится, а того, что его станут изучать, ставить на нем какие-нибудь опыты. Вот почему он хочет скрыть свои способности.

Но зато Пашка особенный. И с такими талантами он может добиться многого. Главное – не попасть в лабораторию, уйти подальше от ученых и властей. А там – полеты наравне с птицами, когда ветер бьет в лицо и в небе только ты и солнечные лучи, а земные проблемы кажутся такими маленькими с километровой высоты.

Флаеры, транспорты, авиетки – все они дают не те ощущения. Я бы многое отдал, чтобы научиться так же свободно парить над землей.

Солнце неожиданно скрылось за облаком. Меня лизнул по голым коленям прохладный ветерок. Почудилось какое-то постороннее движение в траве.

– Пойдем лучше домой! – сказал я и, не дожидаясь ответа, двинулся по направлению к поселку.

– Можешь забрать флаер себе, – быстро нагнав меня, сказал Пашка.

Я улыбнулся и хлопнул его по плечу. Он улыбнулся в ответ.

Солнце все никак не выходило из-за маленькой тучки. На сердце было неспокойно. Где-то в глубине души росла смутная тревога.

Что-то случится. Пусть не сейчас, и даже не через пять лет… Но случится. Со мной или Пашкой.

Непременно.

Неприятности начались вечером того же дня.

В дом позвонили милиционеры.

Я в это время уже был в пижаме и готовился ложиться спать, поэтому дверь открыла мама. Она долго разговаривала с неожиданными визитерами, затем позвала меня.

Крикнув, что сейчас спущусь, я засунул флаер в шкаф. Естественно, милиция здесь могла появиться только по одному поводу. Каким-то образом они поняли, что летательный аппарат у меня.

Выйдя из комнаты, я в нерешительности замер на краю лестницы. Внизу меня поджидали два высоких человека в темно-зеленой форме и с гравистрелами через плечо.

Я поборол страх, спустился и поздоровался. Мужчины сдержанно кивнули в ответ и сразу же начали допрос. Сначала спрашивали про флаер. Я упорно молчал, глядя в пол. Поняв, что сам я ничего им не скажу, один из милиционеров вздохнул и в двух словах пояснил мне, что скрывать флаер бессмысленно.

Дело в том, что у милиционеров имелось какое-то устройство наподобие локатора. И выяснить, где находится украденный флаер, им не составило никакого труда.

Пришлось честно, как меня учила мама, выложить все подробности приключившейся с нами истории. Впрочем, про Пашкин полет я, помня свое обещание, говорить не стал.

Казалось, что милиционеры поверили. Погладили по головке, забрали флаер, попросили посмотреть личное дело и позвать Пашку.

Когда пришел мой друг и принес свое личное дело, добрые дяди, улыбаясь, выбили на наших карточках по отметине, сказали, куда можно подать апелляцию, после чего распрощались и ушли.

Я разревелся. Пашка держался лучше – он выждал несколько минут, пока не скрылись за деревьями темно-зеленые фигуры, и молча, не прощаясь, ушел к себе домой. Сразу после его ухода мама тоже зарыдала, прикрывая рот ладонью.

Это несправедливо! Я не сделал ничего плохого!

Только милиционеры почему-то считали по-другому. По их мнению, я нарушил закон. Добрые дяди не поверили, что летательный аппарат может выпасть из грузолета. И теперь у меня стоял прокол в личном деле. Еще четыре таких отметки – и я буду изолирован от общества. Конечно, оставался шанс, что в апелляционном суде удастся доказать свою невиновность, но я в этом сомневался.

Колесо событий с того дня стало раскручиваться все быстрее и быстрее, норовя сорваться с оси и перерезать мне глотку. Мне казалось, что этот день – худший в моей жизни.

Конечно же, я ошибался.

20.02.2208

Я брел по сугробам, пробираясь через завесу снегопада. Снежные хлопья были крупными и тяжелыми. В воздухе их кружило так много, что казалось, будто это действительно полотно, и приходится не просто идти вперед, а раздвигать шторы снега руками, то и дело останавливаясь, чтобы не потерять направление.

Слегка продрогший, с красным от мороза лицом, я шел, робко ступая по бесконечному снежному полю. Впрочем, поле было не таким уж и бесконечным. На самом деле до моего дома оставалась какая-то сотня-другая шагов.

Зря я так засиделся у Пашки. Вышел бы раньше – не попал бы в такую вьюгу. Успел бы добраться домой засветло и без всяких подвигов. Но что сделано, то сделано.

И я брел. Переставлял ноги, отыгрывая у встречного ветра метр за метром, стряхивал снежное крошево с лица и плеч.

На фоне мечущихся снежных хлопьев вдруг четко проступил силуэт взрослого мужчины. Не знаю почему, но мне вдруг почудилось, что незнакомец поджидает здесь меня. С чего я это взял? Почему во мне появился страх?

Различив громадную темную фигуру посреди снежного танца, я замер. В голове заметались глупые мысли. Я не знал, что делать дальше. Страх становился все сильнее.

Броситься назад? Закричать?

Пока я размышлял, человек сделал несколько шагов вперед и подошел ко мне почти вплотную. Увидев его спокойное, сосредоточенное лицо, я понял, что надо бежать. Намерения этого незнакомого взрослого не сулили ничего хорошего.

Сбросив секундное оцепенение, я кинулся в сторону, но опоздал на самую каплю. Блеснули стекла очков, незнакомец метнулся за мной и легко схватил за руку. Я постарался вырваться, но силы ребенка и взрослого, естественно, не были равны.

– Отпустите! – в истерике закричал я. – Мне больно!

Я орал что-то еще, отчаянно молотил ногами и руками, когда человек невозмутимо поднял меня, заткнул рот ладонью, сунул под мышку и куда-то потащил.

Мужчина нес меня минут десять, ни разу не остановившись, не перехватив поудобнее, никак не реагируя на мое мычание и попытки его укусить. Создавалось впечатление, что пленитель и не человек вовсе.

Наконец незнакомец остановился.

– Небольшая проверка! – провозгласил он без тени эмоций и отпустил меня.

Я плюхнулся в снег. Вокруг по-прежнему бесновалась вьюга, укрывая нас своей зыбкой белизной и лишая меня всяких шансов. Теперь я вряд ли смогу быстро найти дорогу назад, даже если сумею убежать.

– Какая проверка? – выдавил я и жалобно всхлипнул.

– Проверка и тренировка. Простые и действенные, – пожал плечами мужчина. – А также немного нравоучительные.

Я попятился. Что-то в его словах заставило меня испугаться еще больше. Да и грех не испугаться, когда тебя во тьме куда-то тащат, а потом сообщают о неизвестной проверке.

– Я не понимаю! Отпустите меня! Я хочу домой! – затараторил я, лихорадочно соображая, в какую сторону сейчас побегу.

Но я опять опоздал. Незнакомец резко выбросил вперед руку, хлестко ударив меня по лицу. Я закричал и отшатнулся. Мужчина нанес еще один удар, на этот раз ногой, и попал в живот.

Дыхание перебило, но я понимал, что если сейчас упаду в снег, то это станет моим концом. Нужно было как-то уходить. Но как? Конечности стали ватными, в ушах жужжало, а лицо заливала вязкая теплая жидкость.

Я рывками втянул в себя морозный воздух и глянул исподлобья на похитителя. Незнакомец невозмутимо достал из складок одежды широкий нож.

– Убить меня хочешь? – прошипел я и снова, как выброшенная на берег рыба, принялся лихорадочно открывать рот в тщетных попытках вдохнуть.

– Проверка, – ледяным тоном ответил мне мужчина. – Все будет зависеть от тебя.

Это было последним, что я услышал в тот вечер. А последним, что увидел, оказался занесенный для удара сверкающий нож.

21.02.2208

Я долго не понимал, что происходит вокруг. Со всех сторон суетились люди в белых халатах, мигало и пиликало какое-то оборудование, все были так серьезны и чем-то увлечены. Несколько секунд я глупо озирался по сторонам, надеясь уяснить, где я и что со мной случилось.

А потом вдруг понял, что суетливые люди – это доктора и медсестры, а сам я нахожусь в больнице.

– В чем дело? – говорить было тяжело, губы слиплись и пересохли.

Врач, стоявший неподалеку, даже подпрыгнул от удивления.

– Пациент пришел в себя, – чуть визгливо сказал он своим коллегам и повернулся. – Удивительно! Просто удивительно!

Что тут было удивительного, я так и не понял. Некоторые взрослые такие странные…

– Что случилось? – повторил я свой вопрос.

– Тебе нельзя разговаривать! – нахмурился врач. – Тебя привезли сюда после того, как нашли в сугробе. Думали, ты не выкарабкаешься, парень.

– Где мама?

– Молчи-молчи! – Врач сделал предостерегающий жест рукой. – Мама здесь, она тебя разыскивала все это время. Лежи спокойно…

Мама рядом. Теперь все будет хорошо.

На середине этой мысли я провалился в забытье.

В следующий раз я пришел в себя только под вечер. Я лежал в одиночной палате, а рядом на постели сидела мама. Увидев, что я очнулся, она виновато улыбнулась и чуть сильнее сжала мою руку.

– Сереженька! – мама стиснула губы, было видно, что она еле-еле сдерживает слезы. – Как же ты так, родной?

– Что случилось, мама? – в очередной раз задал я интересующий меня вопрос. – Как я оказался в больнице?

Мать глубоко вздохнула и рассказала.

Оказывается, меня нашла милиция по сигналу из личного дела, которое по счастливой случайности было в моем кармане. Но за тот час, пока меня не хватились, я уже успел достаточно сильно замерзнуть. Жизнь висела в те минуты на волоске.

К счастью, все обошлось. Меня доставили в больницу, провели разные процедуры, вкололи лекарства, и все нормализовалось даже быстрее, чем они рассчитывали.

Я несколько раз переспросил, не видели ли они человека в очках рядом с тем местом, где нашли меня. Но мама сказала, что там была только одна странность – сугроб, в котором я лежал, был щедро залит каким-то синим веществом. Вещество это достаточно быстро испарилось, так что исследовать его не получилось.

Я попытался вспомнить лицо странного незнакомца, но так и не смог. Все-таки тогда было слишком темно. Единственное, что осталось в памяти, – это широкие скулы и блеск очков.

Когда маму попросили покинуть палату, я остался один и еще долго глядел в потолок, подложив руки под голову. Тело болело, начал жутко чесаться разбитый нос, но я не обращал на эти неудобства никакого внимания. Я думал о том, что произошло.

Что же это был за странный тип? И что ему от меня было нужно?

Ответы я не смогу узнать, пока не встречусь с этим человеком снова. А встречаться с ним мне очень бы не хотелось.

И еще один вопрос мучил меня в тот вечер: если я все еще жив, значит ли это, что я прошел проверку?

02.06.2211

Скомканная подушка валялась на полу, одеяло забилось в угол кровати. Я согнулся пополам и, хватая открытым ртом воздух, уставился невидящим взглядом перед собой. Постепенно зрение пришло в норму, бешено стучащее сердце немного успокоилось. Я вытер пот со лба тыльной стороной ладони.

Мне в очередной раз приснился кошмар. Что-то темное, гигантский организм из живых, шевелящихся труб, а в центре – пульсирующее черное сердце. Снилось, что я внутри. Было страшно и больно.

Детали смешались перед глазами и после пробуждения тут же превратились в какую-то нелепую кашу.

Нужно вставать!

Я надел шорты, потянулся, широко зевнул, а затем посмотрел на часы. Было еще довольно рано – старый электронный будильник показывал «8.41».

Я еще раз зевнул и, как был – босиком, спустился в гостиную. Мама уже завтракала. Она вообще любила вставать пораньше.

– Доброе утро! – увидев меня, мама улыбнулась.

– Доброе! – неожиданно хриплым голосом сказал я.

– Ты чего-то рано сегодня поднялся. Не спится?

– Да, ерунда… Кошмар приснился…

– Что за кошмар?

– Не знаю. Не помню уже. – Я, конечно, немного лукавил. Просто не хотелось снова вспоминать то жуткое черное сердце.

– Завтракать будешь?

Я кивнул.

– Тебе яичницу приготовить или молоко попьешь с бликерсами?

– Наверное, и то и другое. – Я пригладил растрепанные волосы.

– Ой, смотри у меня, Сережа! Будешь толстым – никто тебя любить не будет!

«Меня и так никто не любит», – подумал я, но, не желая травмировать маму, сказал другое:

– Завтрак съешь сам, обед подели с другом, ужин отдай собаке! – Я хорошо помнил старую детскую пословицу.

– Не собаке, а врагу, – с улыбкой поправила меня мама. – Дурачок ты у меня еще, дурачок!

– Я не дурак! Врагу даже ужина нельзя отдавать! – Я немного обиделся на мамины слова о моей глупости. Как-никак завтра мне исполнялось целых тринадцать лет.

– Ладно, иди в душ, герой! И мойся прохладной водой – а то встал ни свет ни заря, спишь ведь на ходу!

Сказав это, мама неожиданно глубоко вздохнула и схватилась рукой за грудь. Я подбежал к ней.

– Ма, ты чего? Сердце?

– Да, сынок… Что-то кольнуло…

Схватив со стола стакан, я наполнил его водой из графина и протянул маме. Она маленькими глоточками стала пить.

– Ну, как ты? – спросил я, внимательно глядя на мать.

– Все хорошо, – она откинулась на спинку стула. – Уже прошло!

– Правда?

– Да-да, – мама слегка улыбнулась. – Иди, мойся!

Не нравилось мне то, что она последнее время все чаще хватается за сердце. С сердцем надо быть осторожнее – не перенапрягаться, не нервничать. А еще лучше – обратиться к доктору, чтобы посмотрел и посоветовал лекарство какое-нибудь. Надо будет поговорить с мамой на эту тему…

Я побрел в ванную, невольно поймав себя на мысли, что действительно погорячился, когда вскочил с постели в такую рань. Сегодня ведь воскресенье, да и вообще в школу теперь до осени не надо – уже второй день, как начались летние каникулы. А значит, программы домашнего обучения тоже не обязательно включать. Спать бы еще и спать…

Холодный душ взбодрил и вместе с воспоминаниями о кошмаре напрочь лишил мыслей о сне. Я запомнил на будущее, что прохладная вода помогает от тяжелых дум.

Помывшись и почистив зубы, я принялся за завтрак. Мама не стала дожидаться того, когда же я соизволю начать есть, и ушла в рабочий кабинет.

Моя мама – виртуальный журналист одной из ведущих газет ЗЕФ – Западно-Европейской Федерации. Она работает дома через Интернет. Пишет в основном о психологических методах борьбы с разными конфликтами. Говорит, что знает даже, как усмирить инопланетян, если те нападут на Землю. Только мне чего-то в эти мирные переговорчики не особо верится…

Мы с Пашкой инопланетян усмиряем совсем другими методами, правда, не по-настоящему. Чаще всего в наших играх один становится злобным овром-захватчиком, а второй – адмиралом Зуевым. И так, отдавая приказы или сражаясь друг с другом, мы одерживаем победу над пришельцами. Иногда в роли овров выступают и кусты, которые закидываются камнями, и столбы, по которым мы лупим палкой, изображающей силовой меч.

Здорово, что лето только начинается, можно будет столько успеть: сходить на водопад в лесу, научиться сносно попадать в кольцо, играя в баскетбол… А еще можно к космодрому слетать, мы с Пашкой любили бывать там.

Я допил молоко, дожевал последний бликерс и пошел наверх, чтобы переодеться в уличное. Погода за окном была отменная. На термометре – плюс двадцать градусов. На небе – ни облачка.

Для начала июня очень даже неплохо. К тому же сейчас и день еще только начинался. Часам к трем жара будет стоять ого-го какая!

Шорты я переодевать не стал, только обулся в сандалии и накинул на плечи легкую курточку. Бросил мимолетный взгляд на часы – без четверти десять. Все равно еще слишком рано, чтобы звонить Пашке. Пойду пока прогуляюсь до озера – воду потрогаю, посмотрю на водомеров. Помнится, мама говорила, что до Нашествия они были меньше в несколько раз, а затем инопланетяне что-то сделали с этим видом. Только не верится мне, что полторы сотни лет назад эти гиганты были маленькими букашками.

– Мам! Мы с Пашкой идем гулять! – крикнул я.

– Хорошо! – ответила из кабинета мама. – Только к обеду не задерживайся! И далеко не уходи, пожалуйста!

– Конечно, к обеду буду! – заверил я ее.

– И умоляю – не надо больше в полях ничейные флаеры подбирать и ходить за разными дядьками, договорились?

– Опять начинаешь, ма…

– Не начинаю, Сережа. Я ведь за тебя волнуюсь!

– Ладно, – поморщился я. – Вообще подбирать ничего не буду. И от людей незнакомых буду отворачиваться – мало ли что!

– Иди уже, Сережа! – беззлобно закричала мама. – Не надо мне твоего нытья!

Я спустился вниз, забежал на кухню, чтобы взять кусок батона, и через просторную прихожую вышел во двор.

Воздух еще пах ночной прохладой, а на кустах смородины поблескивали капли росы. Солнце не успело подняться высоко, и его лучи пробивались через кроны деревьев, завораживая своей игрой.

Дорога к озеру пересекалась с небольшой трассой для наземного транспорта. Сейчас по этой дороге уже мало кто ездил. Через асфальтовое покрытие пробивалась трава, на растрескавшихся плитах спешили в разных направлениях ручейки муравьев. Идиллия, одним словом.

Я аккуратно перешагивал через суетливых насекомых, хотелось надеяться, что, пересекая старую трассу, я никого не раздавил. Вроде и мелочь – насекомое, но это ведь маленькая жизнь.

В то время я еще не подозревал, как круто потом изменятся мои взгляды.

Спустившись к пляжу, я разулся и пошел по прохладному песку босиком. В полнейшем безветрии озеро выглядело как зеркальное блюдо. Ни малейшей ряби на поверхности, и в прозрачной воде можно было углядеть как маленьких карасей, так и отражения склонившихся над озером деревьев, достаточно было лишь слегка менять фокус зрения.

Я зашел по колено в воду, бросил сандалии на берег и коротко свистнул. На другой стороне озера кусты примыкали к зеркальной глади вплотную. Там-то и жили водомеры.

Из кустов высунулась любопытная морда. Затем показались длинные суставчатые лапы. И вот наконец водомер вылез на поверхность озера, замер, чуть покачиваясь, и вперил в меня свои фасеточные глаза.

Несмотря на свой почти метровый размер, насекомое очень хорошо держалось на воде. В отличие от своих земных собратьев при движении оно развивало вокруг себя антигравитационное поле и поэтому не плавало, как другие крупные жуки, а передвигалось короткими прыжками, забавно расставляя усы в разные стороны.

Я продемонстрировал животному хлеб. Водомер повел усами и зачирикал. Из кустов показалась парочка его собратьев, и они втроем принялись наперегонки преодолевать разделявшее нас расстояние. Каждый раз, когда смотрю на эти гонки, улыбаюсь.

Я разломал половину батона на более мелкие кусочки и начал с силой забрасывать их в озеро. Творящееся на поверхности воды было трудно описать. Трое безумных, скачущих насекомых напоминали разгоряченных собак, отличие было лишь в том, что они носились туда-сюда по воде, а не по полю.

Когда-то я боялся водомеров, думал, что они могут наброситься на меня и покусать. Но оказалось, что, кроме булки, насекомые ничего из человеческой еды не приемлют, а уж самих людей тем более не едят.

Насмотревшись на баталии водомеров, я вышел на берег и направился к дороге. Решил зайти к Пашке – друг уже должен был проснуться.

Я пошел не коротким путем, проходящим около моего дома, а окружным – через поселок. Так и получится дольше, и мама не будет спрашивать, чего это я без Пашки гуляю. А что я ей смогу ответить? Что загрустил? Что боюсь взрослеть? Впрочем, мой страх не напрасен, ведь получить прокол в личном деле в семь лет – это совсем не шуточки. Да еще эти кошмары…

Я вошел в поселок и только тогда снова надел сандалии. Жара набирала силу. Шпиль антенны транспортной станции уже начинал подергиваться в нагретом воздухе. Прохожие выбирали для передвижения места, прикрытые от солнечного света стенами домов или деревьями. Немногочисленные люди, оседлавшие флаеры, старались не подниматься над землей высоко и тоже держались в тени.

С холма, куда вывела меня дорога, открывался прекрасный вид на наш поселок. Видно было и мой дом из бежевого пластика. Не сказать, чтобы он был каким-то особенным. Сейчас они все почти одинаковые. Дом Пашки – светло-зеленый, с широкой верандой – стоял сразу за моим, а за ним возвышался еще один. Хозяева оттуда уже съехали, и дом постепенно приходил в запустение. Я как раз должен был проходить мимо него, чтобы попасть на участок моего друга.

Уже издалека мне показалось, что в заброшенном здании кто-то есть. Когда я подошел ближе, то увидел небольшой частный грузолет с откинутым верхом. Летающая машина стояла рядом со стеной, и было понятно, что дом либо обворовывают, что в наше время случается нечасто, либо у нас теперь будут новые соседи.

Как только я подумал об этом, неработающую автоматическую дверь открыл изнутри высокий смуглый мужчина. «Уроженец Марса», – догадался я. Мужчина улыбнулся мне и поманил рукой. Я поборол в себе робость и подошел.

– День добрый! – марсианин улыбнулся еще шире, показывая при этом белоснежные зубы.

– Здравствуйте.

– Похоже, мы теперь соседи?

Я кивнул.

– Давай знакомиться, что ли? Меня зовут Владимир.

– Сережа, – представился я.

– Очень приятно! – Владимир с душой пожал мою маленькую руку. – Ты в каком доме живешь?

Я показал.

– Ясно. Значит, действительно соседи. Ближайшие! А здесь что за люди обитают? – марсианин показал на Пашкин дом.

Я задумался. Действительно, что это за люди: Пашка и его тетка?

– Нормальные люди, – я наморщил лоб. – Паша – мой друг – и тетя Вера.

– Хм, – Владимир поскреб подбородок. – А вообще как обстановка? Есть хулиганы? Детей тут обижают, нет?

– Да никто вроде и не обижает, – совсем стушевался я.