Текст книги "Россия в XX веке"

Константин Лихенин
Россия в XX веке

Посвящается А. К. Толстому

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.

© К. Лихенин, 2016

© ООО «Литео», 2016

* * *

Рано утром над Москвой,

Над великою страной

Разгорается заря.

Скоро праздник Октября.

Юбилей тот был народный.

Отмечала в день холодный

Вся советская держава

Праздник большевистской славы.

В Октябре прадеды наши,

Жив несолоно хлебавши,

Совершили катаклизм,

Чтобы лучше сделать жизнь.

Как хотели – так не вышло:

Отдубасили их дышлом,

И пошло все кувырком.

Так зачем ломали дом?

Был России труден путь,

И пришла пора взглянуть

На калейдоскоп событий,

Поражений и открытий.

Бросим взгляд в двадцатый век:

Как жил русский человек

На земле своей страны

В годы мира и войны.

* * *

Век был начат несчастливо.

Царь, упрямый и строптивый,

На японцев замахнулся,

Да в надеждах обманулся.

На востоке за Амуром

Поплатился Порт-Артуром,

Две эскадры кораблей

Полегли на дно морей.

Героический «Варяг»

Не спустил российский стяг,

Под январским бледным солнцем

Ринулся на бой с японцем.

Пушки бьют, труба дымит,

Крейсер наш вперед летит,

И в неравном том бою

Отстоял он честь свою.

Но в Китае под Мукденом

То ли глупость, то ль измена,

То ли порох отсырел:

Нас японец одолел.

И в бою под Ляояном

Армию сдавил арканом.

Царь российский в панике,

А микадо пьет саке.

Славы царь не поимел

И ничуть не поумнел.

Только силу признавал

И нагайкой управлял.

Результат: бунты в народе.

Все мечтают о свободе,

Изучают «Капитал»

И что Ленин написал.

А писал он: «Смерть царизма!

За победу коммунизма,

Общность всех вещей и жен,

Труд и мир – таков закон!»

От него не отставали

И другие – все писали.

Либер, Дан и Аксельрод

Будоражили народ.

Николай Второй не сразу

Начал выводить заразу.

Изо всех революционеров

Царь боялся лишь эсеров.

Их он вешал и стрелял,

Остальных в Сибирь ссылал.

Зэки жили на квартире

Года три или четыре,

В одиночку иль гурьбой,

Кто-то с молодой женой,

Например, Ульянов в Шуше.

Джугашвили жил похуже

На Курейке в Туруханске.

Но сбежать всегда есть шансы.

Надоело – убежал,

Царь ловил, опять сажал.

Наступает пятый год,

Пресня на борьбу встает.

Отчего? С какой беды?

Может, не было еды?

Нет! Еды тогда хватало,

Русь пшеницей торговала,

Было золота без счета,

У людей была работа.

Чем им царь не угодил?

Чем был белый свет не мил?

Нет! Поднявши кулаки,

Ломанулись на штыки!

Царь из Зимнего сбежал,

А войскам команду дал:

«Пли!» Пальнули на бегу:

Кровь и трупы на снегу.

Не снискав военной славы,

Царь прослыл за то «кровавым».

С этого все началось,

Жизнь пошла и вкривь и вкось.

Сын Алеша заболел,

Царь надолго помрачнел.

Тащат «старца» во дворец:

«Помоги ты нам, отец!»

И, о чудо, мальчик встал!

Так Распутин вхожим стал

Во дворец. В покои «мамы»

Без доклада лезет прямо.

Были ли меж них амуры?

Или просто шуры-муры?

Не дано нам точно знать,

Но бесило это знать.

Между тем гроза назрела,

Над Европой загремела,

Кайзер пригрозил войной.

Начался кровавый бой.

Мы с Антантой, немцы – против.

Думали, их поколотим;

Всюду крик: «Уря! Уря!

Жизнь положим за царя!»

Там, где были австрияки,

Удавались нам атаки,

Но Самсонов сплоховал —

С армией в «котел» попал.

В трудной затяжной войне,

Нелегко пришлось стране;

Мало пушек, нет снарядов —

Нечем бить немецких гадов.

Нам бы надо окопаться

И на немцев не кидаться;

Нам бы силы поберечь

Да в траншеи всем залечь…

Немцам бы пришла хана:

Ведь у них одна страна,

У Антанты стран – четыре

И ресурсы во всем мире.

Не был прозорливым царь,

Жил и воевал, как встарь:

Валом, скопом лезли к немцу,

Получали пулю в сердце.

Год шестнадцатый в исходе

И опять бунты в народе:

«Надоела эта жизнь!»

Ну, империя, держись!

Князь Юсупов молодой

«Старца» подманил женой.

Завлекли его в ловушку,

Под ребро уперли пушку:

«Кайся, кайся, любодей!

Ты почто смущал людей?

Превратил в бордель дворец!

Все. Пришел тебе конец!»

Но Распутин вдруг очнулся,

Оклемался, встрепенулся…

В спину полетел свинец

И Григорию конец.

На машину погрузили

И в Фонтанке утопили.

Был живуч он, как ишак:

Подо льдом еще дышал.

Голосит царица-мать.

Но убийца – мужнин зять,

Князь романовских кровей

И казнить его – не смей.

Только поздно все свершилось,

Под гору страна катилась.

Голод, холод и разруха,

А в столице – заваруха.

В Могилев уехал царь.

Там застал его февраль.

Шлет Хабалову депешу:

«Всех смутьянов перевешать,

Беспокойных усмирить,

Непокорных удавить».

«Слушаюсь!» – сказал Хабалов.

Только сил в столице мало.

Разлилась, как половодье,

Революция в народе.

Торжествует стар и млад,

Октябрист и демократ;

В Думе власть берут кадеты,

Как грибы растут «советы»,

Власть упавшую берут.

И эсеры тут как тут.

Николай спешит домой

Взять правленье над страной.

Не доехал. Слишком поздно.

Говорит Родзянко грозно:

«От престола отрекись!

Гарантируем вам жизнь».

Николай всю ночь не спал,

А наутро подписал

Манифест об отреченье.

Все вздохнули с облегченьем.

Будет править сын Алеша,

Будет царь у нас хороший!

Царь, подумав, изменил:

«Будет править Михаил».

Миша тоже отказался.

Без царя престол остался.

В Думе долго совещались,

Горячились и ругались,

Приняли, в конце концов:

Назначается князь Львов

Временным страны главой.

Львов опять Россию в бой

Стал толкать на фронт немецкий,

Так же как и на турецкий.

Милюков, кадет ретивый,

Вознамерился проливы

Черноморские забрать

И Царьград завоевать.

Только фронт по швам трещал

И солдат домой бежал,

Где тоскует мать родная,

Ждут жена и посевная.

В пломбированном вагоне

Ленин срочно в Питер гонит;

Лезет он на броневик

И кричит: «Я – большевик!

Тезисы привез с собой:

“Прекратить с германцем бой!

Дать амнистию народу!

Заключенных – на свободу!

В Зимнем временных – кончать!

Власть пора рабочим брать!

А буржуев всех – в петлю!

Я понятно говорю?”»

Люди слушали его,

Но пока не большинство

Соглашалось немцам сдаться,

На восстание подняться.

Керенский сменяет Львова,

В бой зовет Россию снова.

На коне несется в мыле

Или мчит в автомобиле,

Гонит он крестьян взашей

Вновь кормить окопных вшей.

Возмутился тут народ:

«Не обманешь, сукин кот!

Не хотим идти под пули».

Демонстрация в июле

Сорвала людей с работы.

С крыш лупили пулеметы,

Все бежали без оглядки…

Лужи крови на брусчатке.

Ленин, бороду побрив,

Ночью убежал в Разлив.

При луне писал трактаты:

Как избавить от богатых

Небогатую страну

И как проиграть войну.

Жил он тайно, в шалаше,

Скромно, чистенько, без вшей.

Керенский ловил его,

Да не вышло ничего.

Видя, что кругом измена,

Генерал Корнилов смело

С фронта двинул казаков

Разогнать большевиков,

Навести в стране порядок

Плеткой из железных прядок.

Неудачно: Крымов сдался,

План Корнилова сорвался.

Керенский – трепло, паскуда.

Его предал, как Иуда.

Побежал к большевикам,

Позабыв и стыд, и срам.

Вскоре и Октябрь явился,

Листом красным закружился,

Завершая, как венец,

Власти временной конец.

* * *

Выстрел с крейсера «Аврора»

Открывает век террора.

Дикий озверевший сброд

Принялся душить господ.

В Петрограде дезертиры,

Бросив зимние квартиры,

Побежали Зимний брать.

«Удалось, едрена мать!»

Ну, еще бы не удастся.

С кем же довелось им драться?

Батальон охраны слабый,

В батальоне только бабы

Да полсотни юнкеров

(так прозвали пацанов,

кто в училищах учился

и пока еще не брился).

Толпы пьяной матросни

Озверели от резни.

Мальчиков передушили,

Женщин – тех употребили…

Ленин завопил: «Уря!

Мы готовились не зря!

Революция свершилась!

Нам такое и не снилось!»

Созывают съезд советский,

Несмотря на фронт немецкий,

Чтобы жизнь обмозговать

И правительство избрать.

Ленин снова на трибуне,

Говорит он: «Быть коммуне!

Изложу, как телеграмму,

Большевистскую программу:

“Работягам – дам заводы,

Дам матросам пароходы,

Мужикам – землицы всласть,

Коммунистам – только власть”».

Депутаты ошалели,

Друг на друга посмотрели,

Принялись судить-рядить

И решили: так и быть!

Ленину и надо это.

Публикует он декреты:

«Прекращаем воевать,

Чтобы мир народам дать;

Пашней наделим народ,

Выгнав в шею всех господ;

Правило всех революций:

Ни долгов, ни контрибуций!»

С фронта ринулись солдаты

До своей родимой хаты,

Бросив ружья и патроны

На редутах обороны.

Вслед за ними – канониры,

Рядом скачут кирасиры…

В общем, нижние чины

Дружно бросились с войны.

Насосавшись самогона,

Приступом берут вагоны,

Отправляясь на восток,

Покидая Белосток.

Рухнул фронт! Германец рад,

Украину топчет, гад.

Киев пал, Житомир тоже.

Русских – сапогом по роже.

В общем, полный паралич.

Спохватился тут Ильич.

Троцкого послали в Брест.

Тяжкий вынес там он крест.

Как отдать, не отдавая?

Заключить, не заключая?

Чтоб ни мира, ни войны.

Немцы – тоже не дурны,

Троцкий потерпел фиаско.

Немцы вновь надели каски.

Вместо слов летят снаряды,

Лупят нас под Нарвой, гады.

Всполошился тут цека,

Поняли, что смерть близка.

В Брест Чичерина послали,

Мир похабный подписали.

Не смирились лишь эсеры,

Не продали русской веры,

В Мирбаха вонзив свинец.

Ай да Блюмкин! Удалец!

Смыл он с родины позор.

Лопнул Брестский договор.

Ярославль восстал в июле

Как предвестник грозной бури.

И пошло, заполыхало…

В мировую, видно, мало

Крови русской натекло.

Красный поднялся террор.

Поп попался с попадьей —

Сунут в прорубь головой;

Офицера изловили —

Тут же к стенке – и убили.

И кадетского мальчонку

Тихо отвели в сторонку

И устроили расстрел —

Он и пикнуть не успел.

Жгут усадьбы – поделом!

В лавках и церквях – погром,

Октябристов не жалеть,

Монархистам – сразу смерть.

Стонет русская земля,

Веет смертью по полям,

Кровь течет рекою,

Небо скрыто мглою.

Вдруг, как колокольный звон,

Взволновался тихий Дон.

Луч надежд последний —

Атаман Каледин,

Поднимает казаков

Супротив большевиков.

В бой идет Корнилов

С офицерской силой.

На Москву идет Колчак…

В Красной армии бардак:

Нет харчей, патронов.

В плен бегут в кальсонах.

Фаня в Ленина стрельнула,

Да маленько промахнулась,

Но Урицкий Моисей

Помер смертью не своей.

И в Леонтьевском проулке

В полдень взрыв раздался гулкий:

От Лубоцкого – ошметки,

От других – одни подметки.

Коммунисты на Урале

Николая расстреляли.

Убивали, словно воры,

Без суда и приговора.

«Расстреляли всю семью.

Дом Ипатьева, июль.

Исп. Юровский. Тчк.

Трупы вывезла ЧК».

Море крови. Гибнет Русь!

А в Кремле картавит гнусь:

«Ради Интернацьёнала

Не боимся мы развала

Всей России, смерти масс.

Нам Плеханов не указ,

После нас пускай потоп!

Кто не с нами – пулю в лоб».

Розенфельд и Губельман,

Апфельбаум, Карахан,

Бонч-Бруевич, Володарский,

Лейба Троцкий, Луначарский,

Тощий поляк пан Дзержинский,

Радомысльский и Менжинский,

Иоффе вкупе с Коллонтай

Тянут Русь в безбожный рай.

В девятнадцатом году

Красным прочили беду.

Круг врагов сомкнулся тесно,

Как спасаться – неизвестно.

Нечем армию кормить,

Нечем пушки зарядить.

Ни муки, ни хлеба нет,

В городах отключен свет,

По полям гуляет вьюга.

Генерал Деникин с юга

Красных лупит и теснит,

Адмирал Колчак грозит

Силой страшной за Уралом,

А японцы – за Байкалом,

Киев окружен Петлюрой,

Тыл терзает корпус Шкуро.

Сиволапый наш мужик

Верить на слово привык.

Обманули, охмурили,

Пригрозили, посулили…

И забрали сыновей

Вновь кормить окопных вшей.

Под Самарой и Уфой

Вел их Фрунзе в жаркий бой.

Там, за Волгой, Петька с Анкой

Лихо мчатся на тачанке,

Впереди Чапаев шустрый

Белых крошит, как капусту.

Удержался фронт Восточный,

А не то погибла б точно

Революция в тот год,

Вновь пришла бы власть господ.

Осенью Семен Буденный

Во главе лавины конной

Взял Воронеж и Донбасс,

Тем большевиков и спас.

Врангелю на Перекопе

Крепко всыпали по жопе.

Фрунзе телеграмму шлет:

«Ликвидирован Крымфронт».

Тухачевский Михаил

Колчака поколотил,

Перешел Иртыш, Тобол,

В гроб колчаковский вбил кол,

Но в реестре славных дел

Есть и у него пробел:

На Тамбовщине крестьян

Очень многих расстрелял.

Да, крестьяне бунтовали,

Сало красным не давали,

Кто-то в банду шел к Махно.

Убеждало нас кино,

Будто в банды шел кулак.

Только в жизни все не так:

Воевали всем народом

За крестьянскую свободу.

Год двадцатый на исходе,

Армия опять в походе,

Тухачевский – на Варшаву,

Ожидая там забаву,

А Егоров шел на

...

конец ознакомительного фрагмента