Текст книги "Последователи глубины"

Щёлкнув пальцами, Ульга проводила взглядом очередных случайных прохожих и сказала:

– А вот это уже вторая часть плана, о которой давай поговорим в другом месте.

* * *

Двое мужчин не спеша двигались вдоль берега по широкой набережной Тисов. Внешне они выглядели как два приятеля, но за все время пути от порта до памятника Одинокому служителю маяка, не обмолвились и словом. Иногда они останавливались, чтобы полюбоваться красотами заката, а потом двигались дальше. Только когда мужчины оказались в конце Ирисовой аллеи, где улицы разбегались в стороны как два поссорившихся родственника, один из них коротко произнёс:

– Я беру на себя тех, что пошустрее.

– Идёт как бы так. Но вот давай только в этот раз.

На этом их пути разошлись: один направился ко дворцу Бушующей Чести, где высились золотые шпили смотровых башен, а второй затерялся в мастеровом квартале среди бесчисленной толпы разношёрстных зевак.

Протиснувшись сквозь кучку бородатых рыбаков, рассматривающих новые снасти под выцветшими навесами, тощий мужчина резко свернул в сторону и остановился, раскуривая тонкую трубку из кварцевого дерева. А такие нечасто встретишь на южном побережье – вещь дорогая, редкая. По карману разве что состоятельному сэргу или высокородному офицеру, который попал в морское адмиралтейство много лет назад и, выслужив пенсионное пособие, уселся в тёплый кабинет. Сделав две затяжки и загадочно улыбнувшись, он поправил лацкан длинного дорожного плаща. Любое противостояние было ему в радость. Он как истинный зверь смотрел только вперёд, а не по сторонам, как это делают доморощенные жертвы. И неважно, что его преследователи возомнили о себе, время всегда все расставляет по местам.

Свернув в подворотню, он оказался среди высоких помоечных баков и неприметного закутка, куда обычно выходили местные мастеровые, желая слегка передохнуть от трудовой смены.

Буквально через пару минут следом за ним в узком проёме возникли две долговязые фигуры. По повадкам явно неместные. Слишком уж широкая одежда и слегка растерянный бегающий взгляд.

– Вы, случайно, не меня ищите? – поинтересовался худощавый прохожий.

Его голос подействовал на соглядатаев, как красная тряпка на быка. Будто по команде, чужеземцы выхватили из-под плащей короткие изогнутые клинки и ринулись в атаку. Два резких замаха, череда странных ругательств, и один из нападавших благополучно отправился к прародителям, обхватив кровавую рану на шее.

– Ненавижу показуху, мистер Потаскуха, – прорычал худощавый, вытирая рукавом лезвие широкого кинжала. В его арсенале имелся ещё и стреломёт, но в подобной ситуации он посчитал бы ниже своего достоинства использовать против этих бездарей стрелковое оружие.

– Ненавижуууу, буря и грозы! – прошипел в ответ второй соглядатай и вновь атаковал, невзирая на быструю расправу над своим собратом.

Звон металла о металл не привлёк постороннего внимания. В самый разгар трудового дня все мастеровые были заняты своим делом и за шумом станков, инструментов и прочей вспомогательной техники, не замечали вокруг себя ничего.

Верхний удар, второй, третий опасный снизу и четвёртый наотмашь, так чтобы разом снести голову с плеч. И даже если взять в расчёт тот факт, что нападавший действовал уже в одиночку, заранее осознавая своё безвыигрышное положение, вёл он себя весьма смело. Только худощавому было на это плевать с высокой колокольни. За свою довольно-таки долгую жизнь он повидал достаточно таких отчаянных глупцов и не желал восхищаться их бессмысленной бравадой.

Все было предрешено заранее, и никакая случайность не могла сыграть на руку неудавшемуся убийце.

– Гори ты в горниле ненависти! – не экономя силы, выкрикнул соглядатай-чужестранец.

– Только вместе с тобой, мистер Чудак, – ответил тощий.

Всего пять, может быть, шесть блокировок, один хлёсткий удар ногой и изогнутый кинжал полетел на землю. Не успев опомниться, нападавший получил мощный тычок в челюсть, затем в пах и вновь в челюсть.

– Ой-ой-ой как неосмотрительно. А ещё именуетесь храмовниками. И куда катится мир?

Для начала тощий заставил нападавшего встать на колени. Перехватил его руку. Кость хрустнула и сломалась сразу в двух местах. Взвыв от боли, чужестранец закусил губу и попытался вырваться из стальных тисков. Но его пленитель не собирался давать ему второй шанс. По крайне мере, до тех пор, пока не получит ответы на свои вопросы.

– Итак, запомни, я два раза не повторяю. Когда боль немного поутихнет, кивни, и я начну спрашивать.

– Да иди ты в пасть к Корокосу! – промычал чужестранец.

Новый хруст заставил непокорного пленника повалиться на спину и ненадолго потерять сознание. Когда он очнулся, кошмар никуда не исчез. Худой продолжал нависать над ним хищным коршуном, только незавидное положение жертвы стало ещё хуже. Подвешенный, словно кусок говядины, храмовник уже не чувствовал собственного тела, а боль продолжала пульсировать в голове, разламывая её на части.

– Ну, теперь можно продолжать? – спокойно произнёс худой и лёгким движением срезал пуговицы на жилете и рубахе чужестранца. – У меня очень мало времени, поэтому ускорим процесс.

– Бесполезное занятие, – процедил тот сквозь зубы.

Пленитель коротко кивнул, покосился на лежащий неподалёку труп. Острое лезвие коснулось шеи храмовника. Лёгкий холодок, стон, и сталь проникла в податливую плоть. Кожа незамедлительно окрасилась в красный цвет. Но вместо ответа чужестранец сверкнул глазами и изобразил довольную улыбку. Получилось не очень правдоподобно, лезвие вошло ещё глубже, наградив его очередной порцией боли.

– Зря противишься, говорить всё одно придётся, – предупредил его тощий и сделал очередной надрез.

Когда новая волна страданий пронзила тело, храмовник уже готов был на что угодно, лишь бы прекратить эту жестокую игру.

– Так и не надумал? – поинтересовался мучитель.

– Да… я… ты за это… возможно… я…

– Ну, похоже, здравый смысл в тебе все-таки проснулся.

Храмовники никогда не считали себя воинами. Борцами за справедливость и сохранение равновесия мира – это да, но не более того. Им было чуждо излишнее насилие или секреты истинных наёмных убийц. И мучитель хорошо знал истинную сущность этого тайного ордена. Он взвалил на плечи чужестранца ровно столько страданий, сколько тот мог выдержать, не лишившись при этом чувств и сохранив светлый разум.

– Спрашивать, кто тебя послал и подписал индульгенцию на убийство, я не буду, – рассудил мучитель. – Ваш духовный отец, последователь Габриэль Ризза, надо заметить, весьма настойчивый тип. Представится возможность, поговорю с ним лично. Меня интересует другой вопрос: откуда это он проведал о том, где мы сейчас обитаем?

Голова храмовника обессилено повисла на плечах. Видимо, тощий все-таки перестарался, и его подопечный потерял-таки сознание.

– А ну-ка очнись, мистер Доходяга! – рявкнул он и наградил того звонкой подщёчной.

Пленник встрепенулся, нашёл в себе силы и посмотрел в глаза мучителя.

– Ты не забыл на кое-что ответить?

Кроваво-красный плевок стал лучше всяких ответов. Тощий утёрся рукавом. Усмехнулся. В его руке вновь блеснул нож. Он больше не собирался задавать бесполезных вопросов. Пленник оказался Затворником, а пытать этих парней бесполезно. Слепые фанатики, которым вдолбили в голову столько ерунды, что их хоть режь, хоть коли, ничего не добьёшься.

– Мы все равно остановим вас! Не сегодня – так завтра! Во имя страдания и справедливости! – вынырнув из минутного забытья, наконец заговорил чужестранец.

– Тьфу ты, мистер Дуралей! А я был о тебе лучшего мнения, – выругался тощий и нанёс один резкий удар.

Возле бывшей резиденции правителей замка Бушующей Чести, где в настоящее время располагалась палата судей, было многолюдно. Толпы случайных прохожих, заезжих туристов и тех, кого сюда привёл нелёгкий труд защитников. Судебные процессы проходили в семи округлых залах с утра до вечера. Имущественные споры, громкие бракоразводные тяжбы и короткие обвинительные акты. Работа судебной системы не прекращалась даже глубоким вечером. Когда заседатели расходись по домам, в работу вступали архивариусы и исполнители судебной воли.

К концу недели бурлящий котёл справедливости начинал постепенно остывать. В последний день ворота запирались, а вдоль периметра возникали высокие, статные стражи в изумрудных доспехах с шикарными плюмажами. Неподвижно застыв у входа, они превращались в мраморные статуи площади Величия, где воссоздали образы трехсот первых глубинщиков – тех, кто осмелился возглавить экспедицию к разлому Мрак-Крика…

Второй прохожий прошёл вдоль забора. Остановился возле двух художников, пытающихся повторить на своих полотнах вид главного материнского шпиля Согласия, и мгновенно растворился среди зевак. Вероятнее всего, он просто скрылся в тени вековых дубов, ловко обогнув одного из гигантов. Именно так решили двое храмовников, которые преследовали неповоротливого увальня в твидовом костюме, тройке и шляпе-котелке.

– Осторожнее, – предупредил один другого.

– Думаю, не так страшен Левиафан, как его дети… – попытался пошутить второй, но резкий удар заставил его мгновенно заткнуться.

Здоровяк оказался куда проворнее, чем могло показаться на первый взгляд от вида его широкой фигуры с объёмистым бурдюком живота. Выскочив из засады, он молниеносно сшиб с ног одного из преследователей. Второй попытался вынуть из кармана длинного плаща самострел, но оружие предательски застряло, заставив отвлечься на неудачное стечение обстоятельств. И преследователь сразу же получил заслуженную «награду». Мощный тычок ногой согнул его пополам. Не теряя надежды второй все-таки извлёк самострел – прогремел глухой выстрел. В молоко. Увалень уже оказался с противоположной стороны. Стремительно сместившись вправо, он выбил у преследователя оружие и, подтянув человека к себе, обхватил его шею. Резкий хруст и тело мешком повалилось на землю. Первого нападавшего ждала подобная участь.

Несколько секунд, и дело было в шляпе. Затащив тела в тень акаций, здоровяк присел на скамейку, снял с лысеющей башки слишком уж маленький котелок, протёр выступающий широкий лоб платком и тяжело вздохнул.

– Голыми руками выстлана дорога к счастью, – раздался изящный мужской голос.

– Че… сказал? – здоровяк недовольно обернулся и в упор уставился на своего приятеля. – Долго ты чего-то.

Прохожий осторожно выхватил у него платок и вытер свои окровавленные руки.

– Ты меня пугаешь, мистер Фрейд. Ещё пара занятий, и ты начнёшь походить на высокородного аристократа.

Вместо того чтобы порадоваться довольно изящной шутке, здоровяк нахмурился:

– Че… сказал, не пойму я тебя.

– Чего хотел, то и сказал, мистер Умник, – раздражённо отмахнулся худощавый. – Лучше скажи, ты что-нибудь добился от этих отчаянных дуралеев?

– Ду-ра-ле-ев? – протянул здоровяк, проговаривая каждый слог. – Что я должен был им сказать?

– Да не ты, а они тебя! А-а-а, бедные мученики! Как же с тобой тяжело, мистер ты Тугодум!

– Так Ту-га-дум или Ду-ра-лей? – уточнил увалень.

Схватившись за голову, его приятель издал протяжный стон и, закатив глаза, нервно рассмеялся.

– Хватит, я досыта наелся твоей… Мученики! Я даже не знаю, как это назвать!

– Может быть, я помогу? – предложил мистер Фрейд.

Закусив губу, его тощий приятель покачал головой и тихо произнёс:

– Лучше не надо. И вообще, хватит рассиживаться, сэрг Проницательность, нас уже заждались.

Глава 2. Узник в клетке

Дверь открыл юноша, который слабо походил на жителей берегового городка. И дело было не в излишней полноте или в нездоровом бледном лице, а в некой неуловимой детали. А если бы он осмелился опустить горло своей темно-бежевой водолазки, то постороннему взору открылась странная чешуйчатая кожа болотного цвета. Но это была не единственная черта его отличного от человека происхождения. За ровным рядом зубов у него располагался второй – состоящий из мелких клыков. Именно ими он легко переламывал рыбные косточки и щелкал лесные орехи. Но и это было еще не все. Прямо за ушами виднелись задатки жаберных прорезей, которые, к сожалению, так до конца и не развились у скромного жильца дома номер двадцать четыре, расположенного на улице Четырёх штормов.

– Как жизнь, жабик? – пожав ему руку, поинтересовалась Ульга.

– Думал, что хорошо, но ты изменила мою точку зрения, – немного смутившись, недовольно буркнул хозяин жилища.

Девушка бодро кивнула и без приглашения переступила порог.

– Ну вот и славно. Надо поговорить. Ты, кстати, почему не был на протесте?

– Потому что не люблю шум, строгие взгляды и вой рокотомобилей! – захлопнув за гостями дверь, объяснил полукровка.

Они прошли в маленький кабинет с закрытыми ставнями. И, хотя на улице только миновал полдень, внутри уже царил настоящий мрак. Только одна свеча на столе хоть как-то рассеивала плотный сгусток темноты и освещала мрачные грани высоких книжных шкафов.

– Кошмар, будто в склепе, – поморщился Дорченский. – Никак не могу привыкнуть к твоему образу жизни.

Свет вырвал из полумрака грустную улыбку.

– Ладно, так и быть, – он вздохнул и зажёг ещё одну маленькую свечку. Ярче не стало, но хозяин дома хотя бы проявил некое рвение сделать пребывание гостей в его доме более комфортным.

Затем он подошёл к дальней стене, ловко подтянулся на стальных выступах-костылях и забрался в стеклянный куб. Покрутил три медных вентиля, и внутрь полилась вода. Блаженно вздохнув, жабик вытянул ноги, даже не удосужившись снять верхнюю одежду.

– Ой, но вот только не сейчас, Крутс, – взмолилась девушка.

– А что не так? – развёл он руками. – Я не насыщался уже целую вечность. Так почему бы не сделать этого сейчас?

На побережье люди чаще контактировали с морскими жителями, чем в центральной части материка. И как закономерный итог, в семьях рыбаков начали появляться дети с синдромом Развеля Гарда. Одни считали это плохой наследственностью, другие – счастливой меткой Неведомых мучеников. Ведь, по сути дела, подобные кровосмешения грозили ребёнку только появлением у него особенных навыков. Полукровкам было даровано многое: например, умение длительное время находиться под водой, прекрасно видеть в темноте и двигаться гораздо быстрее любого земного хищника, будь то леопард или камышовый лис. Но как заведено, вместе с подарками Неведомые мученики обязательно отнимают у тебя нечто весьма и весьма ценное. Так было и с полукровками, которых в народе прозвали ундами, что, по сути дела, означало сигнал штормового предупреждения. Получив особый дар, взамен дети были вынуждены постоянно подпитывать себя солёной водой. Любая, даже крохотная лужица могла послужить им источником, который они должны были использовать не реже пары раз в неделю. Если этого не происходило, унды начинали стремительно терять жизненные силы. Их кожа становилась сухой и приобретала странный кремнёвый оттенок, а через пару дней трескалась, словно сухая земля.

Бойвелю Крутсу неслыханно повезло, он родился в семье весьма крупного инженера с ткацкой фабрики Шляка и мог позволить себе не бегать к морю, как сгорающий от жажды пустынный караванщик. Хитроумный отец устроил ему питающую ванну прямо в доме. Правда из-за трудностей с трубопроводной системой и осадкой фундамента конструкцию пришлось приподнять над землёй на добрый десяток футов. Устроенные родителем удобства сделали Крутса жутким домоседом. Не желая выходить во внешний мир и слышать в свой адрес дежурные упрёки, он постепенно превратился в добровольного затворника. И хотя местные жители относились к ундам со сдержанной терпимостью, это не мешало им высказывать в их адрес весьма крепкие ругательства. А иногда они опускались до банальных угроз расправой, виня морских уродцев во всех смертных грехах. Приёмный родитель Крутса пытался успокоить сына, но тот и слушать ничего не хотел. Его страх оказался сильнее любых уговоров. Даже близким друзьям было не под силу заставить унда начать доверять людям.

– Знаешь, мы сегодня практически взяли адмиралтейство штурмом, – с гордостью произнесла Ульга.

– Правда? – поразился Крутс.

Дорченский только усмехнулся:

– Ага, держи карман шире. Они даже не вышли на мансарду. Просто выставили нас на бульвар, и все!

– Стало быть, опять провал, – заметно расстроился унд.

– Просто мы избрали неэффективный способ, – отмахнулась Ульга.

Её уверенности можно было только позавидовать. Протерев монокль и покосившись на плескавшегося в стеклянной ванне Крутса, Дорченский, понизив голос, осторожно поинтересовался:

– Слушай, подруга, а что насчет нашего разговора? Ты же сказала, что у тебя есть план. Это правда?

– Стала бы я врать, – отмахнулась Ульга. – И поверьте, в скором времени нам предстоит довольно длительное, но весьма увлекательное путешествие.

– Что?! Куда? – Крутс едва не выпрыгнул из своего стеклянного куба.

– Спроси лучше, чего она задумала? – хмыкнул Дорченский, заранее не одобряя неведомый план.

– Не понимаю, зачем и куда вы собрались?! – продолжал бухтеть Крутс. – Лично я не намерен ввязываться ни в какие авантюры!

– Мальчики, мальчики, ну хватит! – попыталась успокоить их Ульга. – Давайте договоримся: сначала вы послушаете меня, а отказываться начнете потом.

Ян слишком хорошо знал свою подругу, чтобы продолжать бесполезные споры. Все равно она добьётся своего. Любым способом, и неважно, сколько времени на это потребуется. Поэтому проще дать ей слово, выслушать очередную безумную идею и осторожно откланяться, сославшись на внезапно возникшие дела. Крутс же просто пожал плечами и позволил девушке продолжать – все одно она и не собиралась слушать его предостережения.

– Я решила больше не бороться с системой изнутри. Хватит, надоело! Что толку стучаться в закрытую дверь, если тебе не собираются открыть и давать возможность говорить. Лично я умываю руки.

– Что? И это все?!

– Ты это серьёзно?! – Крутс едва не выпрыгнул из ванной.

– Да она блефует, – отмахнулся Дорченский. – А как же твой план? По глазам же вижу, что ты задумала нечто грандиозное!

Девушка только равнодушно зевнула.

– Неужели честно решила прекратить? – продолжал не верить унд.

Загадочно улыбнувшись, Ульга быстро кивнула и внесла некое уточнение:

– Правда все. Только одно последнее дело! Всего одно!

Не став дослушивать, Дорченский всплеснул руками и попытался заткнуть уши. А унд только фыркнул и мгновенно ушёл под воду.

– Ну ребята! Бросьте вы! Я же серьёзно. Нашему приятелю Рови-Бови нужна помощь! Это не шутки, ему угрожает реальная опасность. Смертельная опасность!

В комнате наступила тишина. Изобретатель нахмурился, заметно побледнел и, рассеяно сняв монокль, начал судорожно искать платок, чтобы его протереть. Крутс же вынырнув из своего убежища, положил голову на лапы и испуганно зашмыгал носом.

– Слушай, да ведь мы его даже никогда не видели. Кто он вообще такой? Просто приятель, который рассказывает нам о Шептуне? Как им плохо и как они нуждаются в нас, – первым опомнился изобретатель.

– Да что ты такое говоришь! – возмутилась Ульга. – Какая разница, кто он такой. Он в опасности, и это главное. Да у нас просто нет выхода! Мы обязаны ему помочь, – уже шёпотом закончила девушка.

* * *

Море умеет не только щедро одаривать, но и отнимает самое ценное. У одних оно забирает жизнь, других лишает крова и пищи, а тем, кому не повезло больше других, лишает душевного спокойствия. И причиной тому знаменитая на все побережье Мразева болезнь, что поджидает неопытных глубинщиков в опасных расщелинах и извилистых туннелях Подземья. Конечно, первые стадии её проявления не столь опасны, но это лишь верхушка айсберга. Если человек самоуверенно противостоит болезни больше десяти-пятнадцати минут, Глубина уже не отпускает. Она полностью высасывает из него всю память, вводя подводника в состояния полусна, когда человек уже не может контролировать свою жизнь, потому что лишается даже самых примитивных мыслей. Она может многое: влиять на разум и душевный покой, проклинать иллюзиями и поселять в голове тысячи беспокойных голосов. От нее нет спасения в море, да и на поверхности она не оставит обреченного в покое.

Медленно шаркая ногами, люди-планктоны хаотично слонялись по коридорам «Приюта тишины». Их стеклянные глаза смотрели куда-то вдаль, не замечая стен и иных препятствий. Доктора поговаривали, что их пациенты видят только мрачную линию горизонта в момент надвигающейся бури. Но в эту гипотезу верил немногие, ведь никто из жителей больницы без разрешения медперсонала не был в состоянии произнести ни слова. А даже если те и позволяли им разомкнуть уста, наружу вырывался лишь усталый стон и странное гиканье наподобие того, что издают дельфины.

Однако были среди пациентов приюта и те, кто находился в полном либо частичном сознании. Но даже они имели незримую связь с Глубиной. Только в отличие от поражённых болезнью подводников, здесь содержались и те, для кого болезнь имела вымышленный характер. Они добровольно скрывались здесь от проявлений морского недуга, считая, что толстые стены могут остановить ужасных монстров, которые преследуют их попятам. Но страх, порождающий кошмарных призраков подводного мира, был сильнее каменных преград. Может быть, именно по этой причине бывшие глубинщики, находясь в застенках приюта, не могли сомкнуть глаз. Они мычали, рыдали и бились в конвульсиях, не в силах избавиться от преследования. Болезнь шла за ними по пятам.

– Я в последний раз заявляю, что не разделяю этой безумной идеи, – прошептал унд, пытаясь как можно ниже пригнуть голову, чтобы укрыться за широким куском жимолости.

– Поздно, – цыкнула на него Ульга. – Тем более что мой план идеален. – И, повернув голову, обратилась уже к изобретателю: – Ты приготовил свою странную штуковину?

– Это Прихват, а не штуковина, – попытался возмутиться Ян, но в итоге сделал это почти без звука.

– Вот и не трепись языком, а лучше хорошенько прихвати эти прутья, – напомнила девушка.

Стараясь не покидать ночную тень, изобретатель подполз к задним воротам, втиснул между толстых прутьев металлический цилиндр с множеством шестерёнок, крохотных циферблатов и тумблеров и заставил странную штуковину заработать. Изобретение выдало паровую струю и мощные «пальцы» начали медленно расходиться в стороны. Тишину нарушил резкий скрежет, скрип, и прутья спасовали перед хитроумным механизмом.

– А нельзя было тише? – возмутилась Ульга.

– Ну извините, я ведь не волшебник, машущий тощей веточкой, – пробурчал изобретатель.

Территория приюта охранялась из рук вон плохо. Все равно страх гнал любознательных горожан прочь. Такое заведение лучше обойти стороной, чем стать жертвой собственного любопытства. Так что, следили в основном за тем, что происходит внутри, а не снаружи.

– Неужели нельзя было найти кого-нибудь другого? – продолжил высказывать свои недовольства Крутс. – Вон в прибрежных трактирах, куда ни плюнь, одни проводники.

Ульга обернулась и наградила унда ледяным взглядом:

– Хватит причитать. Я не собираюсь доверять всяким шарлатанам. Этот человек – наш единственный шанс. И точка. Понятно?

– Да понятно, понятно! Ты лучше скажи, как нам теперь пробраться внутрь? Лично у меня больше фокусов в рукавах нет, – прервал их перешёптывание Ян.

Впереди высились каменные стены северного корпуса. Гладкие, округлые, никаких выступов или металлических труб слива. Только решетчатые окна, да и те достаточно высоко. Не добраться никаким возможным способом.

– Слушай, а какая именно палата нам нужна? – унд растерянно уставился на абсолютно одинаковый ряд бесконечных окон.

– Думаю, вон та, крайняя, – девушка указала на последнее в третьем, самом верхнем ряду окно.

– Ты уверена? – изобретатель был на грани истерики. Он-то считал, что у них существует вполне продуманный план. По крайне мере, Ульга полностью убедила в этом его и унда.

Ульга быстро запустила руку в свою висящую на боку сумку, извлекла из неё толстый блокнот и, приблизив масленый фонарь, принялась быстро листать страницы.

– А раньше этого сделать нельзя было? – устало выдохнул Крутс.

– Конечно можно, – ответила Ульга. – Только тут ведь особо ничего не написано. Я вам все-таки не служащая тайного консульства, чтобы знать такие подробности.

Изобретателя начало нервно потряхивать.

– И как теперь нам быть? Как попасть внутрь? Ты же не предлагаешь нам гадать на кофейной гуще?

– На гуще? – девушка улыбнулась и, подобрав крохотный камушек, недвусмысленно добавила: – Вовсе нет, у меня есть идея получше.

Звон разбитого стекла раздался как гром среди ясного неба. Окончательно нарушив тишину, он заставил дремавшей до этой минуты приют наполниться сотней различных звуков. Сначала изнутри послышались тревожные возгласы, затем грохот и нарастающий топот сапог. А вскоре от центрального входа донёсся грозный собачий лай.

– Отпугивающую мазь Клинсмана все нанесли? – уточнила Ульга.

– Да.

– Конечно.

– А что? – уточнили в один голос ее друзья.

– Тогда точно не покусают! Все, бежим! – резко скомандовала предводительница.

Когда охрана высыпала из здания и принялась осматривать территорию, трое гостей уже пробрались внутрь. Очутившись в полной темноте, они выстроились в цепочку и принялись осторожно двигаться по длинной кишке коридора.

– Особо не шумите, здесь ещё остались дежурные. В основном, конечно, это обычные старушенции, но, как мне кажется, и среди них попадаются достаточно бойкие личности, – предупредила Ульга.

– Бедные мученики! И зачем я только тебя послушал, – взмолился Дорченский.

– Хватит причитать! – цыкнул унд. – Все равно уже поздно поворачивать назад.

Они медленно дошли до конца коридора, где располагались комнаты для бесед и операционные для очищения души. Широкая лестница, ведущая на второй этаж, встретила гостей мраморными статуями двух морских альбатросов, которые в знак предупреждения раскинули свои широкие крылья.

– Нам туда, – уверенно заявила Ульга.

– Может, все-таки одумаешься? – в очередной раз предложил изобретатель.

Девушка обернулась, положила руку ему на плечо:

– А не пошёл бы ты во впадину Дыхла.

– Да что ты взъелась? – не понял Дорченский.

– Потому что надо действовать, а не трястись от страха. Тем более когда осталось проделать какую-то сотню или две шагов.

– Ладно, идём, – смирившись со своей незавидной участью, согласился изобретатель.

– А что там наверху? – вмешался в разговор Крутс.

Ульга подняла фонарь повыше и заговорщицки произнесла:

– Там проживают те, у кого море отняло не только разум, но и поселила внутри морского демона!

Лунный свет осторожно пробивался сквозь решетчатое окно, оставляя на ледяном полуяркий след ночного светила. А дальше три шага – и кромешная темнота.

Ульга остановилась, прислушалась. Казалось бы, ни единого постороннего звука, только случайные крики охраны, доносящиеся снаружи. Но предводительница не торопилась погружаться в пустоту коридора.

– Чего мы ждем? – первым не выдержал Ян и слегка повысил голос.

Ответом ему был покачивающийся перед носом кулак. И буквально через секунду Дорченский понял причину промедления. Из тьмы вырвался протяжный храп. А затем ещё целая рулада сонных звуков.

– Кто это? – вздрогнул Крутс.

– Всего лишь небольшая проблема, – шепнула в ответ Ульга и протянула ему шоко-бой. – Твой выход, приятель.

Тяжело вздохнув, унд закрепил оружие на ремне и подошёл к стене – ему не нужно было дополнительного освещения. Кровь подводного родителя сполна наградила его способностями видеть в полной темноте. Квакнув, Крутс посмотрел на свою ладонь, которая стала быстро покрываться мелкими вкраплениями. Рука прикоснулась к стене, затем вторая. Распластавшись по отвесной поверхности, унд не спеша пополз к потолку, а затем в самую пучину мрака.

– Чего ты затеяла? – заволновался Ян.

– Ты мне лучше скажи, твой шоко-бой точно сработает? – Ульга присела на корточки и затаила дыхание.

Дорченский задумчиво почесал затылок, совершенно позабыв о том, что происходит вокруг.

– Ну, наверное, да… дуга даст напряжение, проводник сконцентрирует удар на конце вилки. В общем, все испытания проходили довольно удачно, так что, думаю, промаха не будет.

– А что касаемо человека? – уточнила Ульга.

– Что значит человека? – не понял изобретатель.

– Ну как она человека жахнет? Сильно или не очень?

– В целом это, конечно, не электрический скат, но если… Постой, ты это о чем? Вы что же собрались?..

– Тише, – погрозила пальцем девушка. – Смотри.

Пока они спорили, унд успел проползти по потолку вдоль узких палатных дверей и замер над широким столом, где мирно похрапывала довольно тучная женщина, облачённая в белый врачебный халат и крохотную шапочку. Ночное светило, видимо, тоже решило понаблюдать за происходящим: белое око выглянуло из-за лоскутных облаков и озарило второй этаж.

– Кто это?

– Стражница, – откликнулась Ульга и вновь цыкнула на изобретателя.

Унд завис прямо над мирно посапывающей женщиной и, отцепив шоко-бой, стал медленно вращать ручку зарядного устройства. Индикатор заряда начал медленно наполнять шкалу. Внезапно в тишине раздался неприятный скрип, заставивший стражницу заворочаться, а затем резко встрепенуться и… Все планы заговорщиков поплыли к подводным гиенам! Вскочив со своего места, гигантша расставила в стороны непропорционально длинные руки и протяжно зарычала, будто дворовый пёс.

– Неведомые мученики, да что же это за чудовище! – всполошился изобретатель, хотя прекрасно знал, что на службе в приюте имеются Подопытные. Кто-то считал это выдумкой, кто-то преувеличением, но факт оставался фактом – слухи относительно экспериментов с людьми были правдой.

Стражница и впрямь выглядела довольно устрашающе: острые черты лица, неимоверно длинный крючковатый нос, пакли седых волос, выбивающиеся из-под шапочки, и, конечно же, нуклеиры – затемнённые круглые очки, нечто среднее между рабочими гуглами и сварочной маской. Видимо, яркий свет был противопоказан этим жертвам мутации.

– Успеет? Успеет! – одними губами пролепетал изобретатель.

Подопытная сделала несколько шагов, обернулась и ее ноздри раздулись, вдыхая тяжелый больничный воздух. Ульга никогда раньше не видела такую страшилину. Слышала о подопытных очень много, но чтобы оказаться рядом, нос к носу, такое произошло впервые.

Слухи о людях, на которых испытывали свои кошмарные эликсиры хитроумные алхимики, появились еще прошлой осенью. После того как прибрежные города стали наводняться полукровками и четвертькровками, палата Стасемнадцати лордов не на шутку всполошилась. Нужно было срочно предпринимать ответные действия. И в Пантеоне алхимиков закипела работа. Результат не заставил себя ждать. Спустя всего пару лет, палата лордов объявила о создании людей, наделённых определенными возможностями. А вскоре жители побережья смогли воочию лицезреть результат экспериментов. Первоисточником стал город Шкип, где располагался самый масштабный завод Новохимии. Именно там наладили самое масштабное «воспитание» людей нового поколения.