Текст книги "Грани бытия. В поисках смысла. Сборник"

Рассказы разных лет с 1985 г.

За 4 рассказа на литовском языке мне было присуждено 1-е место на республиканской литературной олимпиаде имени Ю. Янониса[2]2
  Юлиус Янонис – бросился под поезд 30 мая 1917 года у Царского села, похоронен в Царском селе на Казанском кладбище (г. Пушкин)
  https://voronezhliter.ru/fakelnoe-serdce-litovskogo-gimnazista-yanonisa
  «Юлюса Янониса многие сравнивают с его современником Сергеем Есениным. Они были похожи в своем эмоциональном творческом порыве, вместе начали писать стихи довольно рано. Однако, если Сергей Александрович будоражил своим творчеством посетителей московских питейных, то Юлюсу для этих целей оставалось довольствоваться воронежскими заведениями» (из Интернета).


[Закрыть] (по прозе) в Литве 1986 г. среди учащихся средних школ.

Конституция

В госпитальной палате хирургического отделения лежало пятеро призывников и мальчик тринадцати лет, сын военного журналиста. У солдат операции были несерьезными, аппендиксы да фурункулы, поэтому лечение их было минимальным. Ребята радовались такой службе: спали сколько хотели, объедались манной кашей на ужин, заигрывали с медсестрами. Сестрички с ними кокетничали тоже. А по ночам парни рассказывали о своих любовных похождениях. Женщины были всегда центральной темой разговоров.

С особым удовольствием молодые мужчины делились тем, скольких девочек они лишили целостности. О своем “первом” опыте все говорили с особым смаком. И мальчик понял, что любовь – это когда тебя на чердаке с девчонки «за ж…» стаскивают.

Потом в палату на носилках внесли бледного и щуплого курсанта, еле живого после самострела. Измена любимой девушки заставила его направить автомат Калашникова себе в грудь. Пуля на сантиметр прошла ниже сердца.

Разговоры о любви «с картинками» прекратились. Все с уважением отнеслись к страдальцу за настоящую любовь. А тринадцатилетний мальчик осознал, что любовь – это опасная и непредсказуемая вещь. Любовь, как и смерть, выглядит по-разному. От пожелтевшей старухи с косой всякий убежит, а вот как быть, если повстречаешь нестерпимо красивую девушку с автоматом Калашникова?

Однако в нехитрой голове журналистского сына произошла еще одна революция – когда в палату на инвалидной коляске вкатили белобрысого солдатика с культями вместо ног. Кто-то потом подсмотрел на перевязке и рассказал, что парень был и «без стажа». То есть, по мнению рядовых солдат, был теперь без главного достоинства мужчины.

Искалеченный этот Алеша, скромный и тихий, как все призывники из глухих сибирских деревень, целыми днями лежал на кровати с закрытыми глазами. Коротко стриженая головка на крепко набитой подушке, цыплячья шея с кадыком, и пустые плоские концы пижамы. Сестричка сказала, что он из Чечни. Разведчик. И подорвался на мине.

В субботу, выписывающийся майор Майстренко решил провести занятие и рассказать ребятам из хирургического отделения о российской Конституции. Правда, история нашей конституции весьма коротка.

Неграмотные солдаты во время декабрьского восстания на Сенатской площади в 1824 г. думали, что Конституция – это «баба» (со слов Майстренко). И многим крестьянским сынам думалось, что господа офицеры не могут поделить эту «бабу» с царем. Солдат расстреляли картечью из пушек, а бабу Конституцию в России не увидели еще сто лет. При Александре III мы придумали Конституцию для Польши и Финляндии. Лишь после свержения монархии в России появилась своя Конституция. За прошедшие семьдесят лет она была разной, как и всякая женщина: то деспотичная, то лукавая, то мечтательная. Лишь последняя Конституция Российской Федерации, 1993 года, по мнению майора, оказалась честной и вменяемой.

Раскрывая содержание Основного Закона, майор Майстренко обратил внимание всех на статьи, говорившие о значении военной службы. Ведь Защита Отечества является долгом и обязанностью каждого гражданина России.

– Как русские мужики, – вещал майор, – мы должны обеспечивать целостность и неприкосновенность нашей земли. Мы никому не позволим изменять основы конституционного строя и нарушать целостность России.

– В составе Российской Федерации всегда будут, – бывший замполит с ловкостью иллюзиониста открыл по закладке статью № 59 и зачитал более двадцати народностей, – адыгейцы, алтайцы, башкиры, буряты, дагестанцы, ингуши, кабардинцы, балкарцы, калмыки, карачаевцы, черкесы, карелы, коми, марийцы, мордва, якуты, осетины, татары, тувинцы, удмурты, хакасы, чеченцы, чуваши.

После выступления к майору Майстренко подкатил безногий Алексей, воевавший в Чечне.

Он молча смотрел на майора и ничего-таки не сказал. На этом занятие закончилось.

2000 г.

Встреча с Марией

Бездонный светло-голубой купол неба накрывал кирпичное здание придорожного ресторана и сосновый лес, разделенный асфальтовой полосой.

День был по-зимнему ясный, солнечный. Где-то постукивали невидимые дятлы, с ветвей маленьких приземистых елочек хлопьями осыпался снег. В солнечных лучах искрились снежинки. Мягко шумел ветер в вечно зеленых кронах прямых, как мачты, сосен. Вся земля вокруг ресторана была усеяна мелкими узловатыми сучками и розовыми шишками. Жизнь природы казалась незыблемой и откровенно равнодушной к человеку.

А внутри простенького, сляпанного на скорую руку домика с вывеской “Pas Marija”[3]3
  У Марии (Лит. яз.)


[Закрыть], было темно и таинственно. Голубые столбы сигаретного дыма поднимались изменчивыми волнами к потолку, становясь красно-зелеными от мигающей цветомузыки. В динамиках ритмично барабанил негритянский пляс, принося с собою радость жаркой Африки в молчаливую и стылую литовскую глухомань.

Бармен у стойки скучал. Сегодня посетителей было мало. Да и те несолидные. На таких не «наваришься». Трезвые, экономные, заскорузлыми пальцами пересчитывающие бумажные литы и долго выгребающие центы из мизерных кошелечков. Кошелечки у них тоже были запрятаны чуть ли не в исподнем, таком же ветхом и линялом, как они сами. Провинция.

За столиком, напротив стойки, сидела девушка, «уточка подсадная». Она «работала» здесь уже с лета, обслуживая залетных ухарей в комнатке бармена. Он имел с этого долю, но сутенером себя не считал. Бармен тоже имел доступ к телу, особенно в дни хорошей выручки.

Девушка была красивой. Есть ведь красивые женщины, с детства и до глубокой старости. Сейчас «уточка» делала вид, что грызет сухарики, но сама все время смотрела через стеклянную дверь на дорогу. Ее глаза оживали, когда к ресторану подъезжали большие автомобили и в ресторане появлялись мужчины. Потенциальные клиенты. Однако, в девяти случаях из десяти, ее глаза и полуразмытая улыбка скоро гасли, так как студенты и пенсионеры поскорее уносили ноги из ресторана, а богатые мужчины на «придорожных» не клевали. Все-таки СПИД на дворе. Будут потом в анонимных центрах шомпол совать в член, дадут номер и жди три дня результата анализов. В одном из таких центров в холле висит зеркало с красноречивой красной надписью: «Я не похож на больного СПИДОМ?». Бр-р-р. Так себя увидишь в отражении и вообще перейдешь на бесконтактный секс, виртуальный по Интернету.

Богатые деловые мужчины сначала энергично ели бифштексы, а потом кому-то всегда давали указания по мобильникам: сколько вагонов кругляка, за какие деньги, какой металл и куда его сгружать. Все это говорилось с чисто литовской сухостью, конкретно и жёстко.

Насытившись и наговорившись, бизнесмены-посредники начинали ковырять спичкой в зубах и цинично рассматривать девушку. Дороже она бифштекса или нет? Девушка злилась и опять смотрела на дорогу. Мужчины уходили и опять ей становилось одиноко.

«Уточка» ждала своего принца. Рельефного, с индейскими вороного крыла волосами, на спортивном красном автомобиле. С ним бы она мчалась всю жизнь, неважно даже куда. Главное сидеть рядом с ним, единственным. Хотелось нестись на бешеной скорости, держать свою ладонь на его колене… и рассказывать по мобильному телефону своей любимой подруге о том, какой ОН добрый, богатый, красивый и сильный.

Уже издеваясь над собой, девушка вдруг представила, что она уедет на край света в зеленом армейском грузовичке, который только что остановился у ресторана. Грузовик был старый, как в кино о войне с немцами. В пятилетней и страшной войне литовцы особого участия не принимали, не любя ни нацистов с крестами, ни и советских со звездочками. После вывода «оккупационных войск» в Литве остались взлетные полосы, казармы и груда устаревшей техники, которую разобрали по деревням и ритуальным конторам.

В кабине тупорылого «ГАЗа» сидели двое. Мужчина в высокой ондатровой шапке и мальчика в петушке – водитель. Русские, – подумала про себя «уточка» и ей стало весело. Русские – дурные, много пьют, шутят, платят, не вчитываясь в чек. Да и на литовскую сдачу «плюют», как правило. Мол, подавитесь вы со своей независимостью и вашей мелочью. Конечно, в России нефтяные деньги, и им поэтому море по колено. В постели русские тоже сильные. Пьяные не щадят свои сердечные клапана. Зато и дохнут к 50-ти.

Девушка завела за ухо прядь волос и быстро подкрасила губки. Приготовилась к встрече возможного клиента. Мужчина в меховой шапке вылез из кабины и показал водителю грузовика идти в ресторан. Безусый мальчишка выпрыгнул из кабины, но пробежал вдоль грузовика и приподнялся на заднем колесе. Посмотрел внутрь кузова за борт. Проверил, как там груз.

Потом эти двое зашли, сели, раскрыли меню. Девушка с удивлением отметила, что оба вчитывались в литовский текст. Литовцы что ли? Юноша еще может быть, а этот второй вряд ли. У него над воротом фланелевой рубашки виднелся краешек тельняшки. Литовцы в тельниках не ходят.

Мужчина пальцем поманил официантку и бухнул по-литовски: «Мне водки графин, а ему бифштекс. Два стакана». Водитель от выпивки отказался, но тихо добавил: «меса су жирняйс»[4]4
  Мясо с горошком (Лит. яз.)


[Закрыть]. Казалось, он впервые окунулся в дурман ресторанной жизни. Он всё робел, как пассивный гомик, которого богатый дядька ублажает перед тем как заняться его ягодицами.

Этот мальчик был не интересен девушке. Когда у нее закончились сухарики, она посмотрела на бармена взглядом, объяснившим ее проблему. Официант тут же принес ей новый пакетик, а мужчине графин с водкой.

Мужчина налил себе в стакан, бегло глянул на девушку.

– «Норит»[5]5
  Хотите (Лит. яз.)


[Закрыть], – показал он ей на второй пустой стакан.

– «Норю»[6]6
  Хочу (Лит. яз.)


[Закрыть], – готовая к такой прелюдии знакомства, ответила она, и без уговоров с дежурной улыбочкой пересела за столик вновь прибывших. Мальчик сосредоточенно пережевывал бифштекс… Мужчина и девушка чокнулись. Тут этот русский или нерусский подозвал официантку и попросил выключить негритянские там-тамы. Официантка пыталась возразить, но он привстал и шепнул ей что-то на ухо. Озабоченная официантка отошла к бармену, и музыку выключили.

Стало тихо.

– Ну что, «ишгерсим[7]7
  Выпьем (Лит. яз)


[Закрыть]», – мужчина налил «уточке», – помянем мою мать.

– Вашу Мамите? С похорон едете? – спросила девушка.

– Если бы, только хоронить везу к родне в Каунас, – ответил мужчина. Крякнул. Бесцеремонно взял пальцами у водителя горошину из тарелки.

– Хорошо, что не в рейсе был, когда она умерла, сделал визу и прилетел. Она уже в морге лежала. Я ей памперсы мертвой снимал. Эх, бля.

Мужчина затянулся, выпустил дым. Что-то блеснуло в его глазах. Молчал он долго, что-то вспоминая. О девушке он на время забыл.

Странный это был мужчина. По мобильнику не говорил, бифштекса не ел. Не ковырялся зубочисткой во рту. Это насторожило девушку и обескуражило. Клиент сорвался. Она, от нечего делать, посмотрела мужчине прямо в глаза.

Глаза. Глаза. Зеркало души. Их взгляды пересеклись. Первый раз девушка увидела глаза человека, понимавшего, кто она, но без осуждения. Наверно такие глаза бывают у раздавленных горем людей, которым осталось дойти до края могилы и бросить щепотку земли.

– Понимаешь, мне отец, когда они развелись, часто повторял, что моя мать блядью была.

Мужчина явно хмелел, устав от перелетов и езды в машине. Монолог продолжил:

– Но ведь и у Спасителя в роду были блудницы. Руфь, Фамарь, Вирсафия. Читала от Матфея?

«Уточка» кивнула, хотя этот русский-нерусский ей стал неприятен, и ей страстно захотелось, чтобы он отстал от нее и скорее убрался отсюда. Чтобы исчез этот дикий грузовик с трупом умершей от рака женщины.

Мужчина тяжело смотрел на девушку, ей прямо в лицо. На красивую пышногрудую девушку, со стройными ногами и пакетиком сухариков…

Он понял, что с ним никто не будет здесь разговаривать. Он положил на стол стодолларовую бумажку, и допил водку. Встал и гаркнул со злостью и вызовом, чтобы все слышали: «Висо гяро, Мария Магдалина[8]8
  До свидания (Лит. яз.)


[Закрыть]».

Грузовик уехал.

Бармен деловито рассматривал Франклина на американской бумажке. Настоящий ли ученый?

Хороший был день.

Розовые ладошки негров опустились на там-тамы и африканский ритм наполнил полумрак ресторана.

2002 г.

Сила духа

«То ли грех отмаливает, то ли перед выбором стоит, а может и то, и другое сразу», – думала Лариса Дмитриевна о мужчине средних лет, который уже третье воскресенье ездил на ее автобусе по глухим монастырям новгородчины и тверщины. Лариса Дмитриевна, как организатор и руководитель групп паломников, повидала много разных людей, искавших успокоения души в дальних странствиях по дорогам некогда Святой Руси. В большинстве случаев она умела по одному взгляду и выражению лица понять, что за человек перед нею, что человека мучает и какой милости он может просить у Бога. А в случае с этим мужчиной она не смогла сразу поставить диагноз и, следовательно, стала за ним наблюдать, чтобы все-таки вычислить, что за голубь залетел в ряды ее божьих одуванчиков.

Крепкое телосложение выдавало в наблюдаемом объекте гиревика и любителя много ходить. В памяти Ларисы Дмитриевны был один рэкетир, который устал от вымогательств и довольно долгое время ездил с паломниками. Затем он ушел в монастырь навсегда. Но этот, судя по тихости поведения и открытому лицу, не был членом ОПГ и законов с уголовной точки зрения не нарушал.

О телесном здоровье мужчина не беспокоился, о чем говорила его походка, четкая и твердая. Так ходят борцы, уверенные в своих силах и больше думающие о возможном противнике, нежели о себе самом. Чувствовалось, что помимо телесной мощи, он искал чего-то еще.

О здоровьи родственников он, видимо, также не беспокоился, потому что никогда не писал записочек о здравии и заупокое. Будто был из детского дома и не имел дорогих сердцу людей.

В деньгах он тоже мало нуждался. Он всегда ставил в храмах перед иконами самые длинные свечки, а в копилки «на ремонт» опускал купюры, особо не всматриваясь в их достоинство. В магазинах у прилавка обычно выстраивалась очередь, пока он набирал продукты для пожертвования монахам.

Одно обстоятельство смущало Ларису Дмитриевну, а именно чувство того, что не только она за ним наблюдает, но, и он умственно нацелен на нее. Этот мужчина, пожалуй, единственный в автобусе, прослушивал все ее рассказы от начала до конца с одинаковым вниманием. Обычно женщины-паломницы, дамы давно пенсионного возраста, были сосредоточены только на своих болячках. Они, когда автобус останавливался у источника, вскакивали с нагретых кресел и спешили наполнить свои пластмассовые канистры Святой водой, чтобы потом опять свалиться в кресла и заснуть под журчание речи Ларисы Дмитриевны. А непонятный мужчина Святой воды себе впрок не брал, но внимательно слушал и вдумчиво переспрашивал, если что-то пропускал из ее слов. Казалось, он расставляет услышанные факты в голове по какой-то своей классификации, также как библиотекарь расставляет книги по полкам. Странная это должна была быть библиотека, ведь со слов Ларисы Дмитриевны раньше в Святой России происходили очень диковинные вещи, трудно объяснимые с точки зрения современной науки. Иконы плавали по рекам стоймя, гробы на льдинах сами подплывали к островам, бесы в виде прекрасных дев пробивались в кельи святых. Один святой даже слетал на бесе в Иерусалим. Плоты с гонимыми святыми плавали против течения рек и приставали к тому месту, откуда их отталкивали бесы. Однажды Лариса Дмитриевна рассказала о том, как во время войны с фашистами у берегов Ижоры по небу проскакал благоверный князь Александр Невский в красном плаще. Это именно он со своим небесным воинством девяносто дней отражал атаки немцев на город Тихвин. А то, что говорят, будто бы это отряд плохо вооруженных тихвинских рабочих-ополченцев сдерживал натиск немецкой армады более трех месяцев, так это неправда, ибо даже регулярные части Красной Армии легко сдвигались немецкой силой. Горнее соприкоснулось с земным…

Мужчина после истории с Александром Невским, как бы удостоверился в чем-то своем, и уже не столько слушал, сколько пристально смотрел на все двигавшееся за окном автобуса. Казалось, что некоторые фрагменты из проносившейся мимо картины он вырезал и вставлял в какую-то свою собственную мозаику. На всех его вырезках были покосившиеся заборы, просевшие в землю домики с заколоченными окнами, сельские обелиски с длинными списками погибших во второй мировой войне. Особо бережно из унылых осенних пейзажей вырезались церквушки с блестящими синей жестью куполами.

Далее, Лариса Дмитриевна, неустанно наблюдавшая за странным паломником, как по перфокарте составила представление о его внутреннем мире.

Три раза Лариса Дмитриевна видела признаки очень сильной душевной работы на лице объекта ее исследования. Первый раз это было в Вышнем Волочке в женском монастыре Казанской Божьей матери, в церкви, построенной в честь двух современных святых. Под тяжеленными гранитными плитами были погребены две старушки-юродивые, которые своими молитвами из людей бесов вытаскивали. Все про человека могли сказать, даже не спрашивая о печали, и дать необходимое ему наставление. Одна из них, блаженная Марья, когда замечала успешного в жизни человека, ложилась на пол и просила лечь также и того человека, который к ней за советом пришел. «А ты унизь себя, и многое снизу-то увидишь».

Второй раз мужчина глубоко ушел в себя в монастыре преподобного святого Александра Свирского, того самого, которому Троица явилась и беседовала с ним. Более 500 лет мощи о. Александра тлению не поддаются, и через стекло раки видны кисть и стопа. Великий вепс, говорят, помогал тем, кто хотел, чтобы у него родился мальчик. Все русские цари приезжали к мощам Александра Свирского помолиться за продолжение своей императорской фамилии и даровании им наследника.

Но самое замечательное произошло в сельце Паша. Там литургию в церкви с неоштукатуренными стенами служил батюшка о. Александр, выпускник Мухинского художественного училища. Он сам иконы написал для восстанавливаемой церкви. Он сказал, что средств на ремонт имеется очень мало, но за десять лет все будет приведено в надлежащий вид.

Мужчина обошел все иконы, подолгу всматривался в образы, изучал как они написаны. Прослеживал каждый мазок кисти, обращал внимание на то, как подбородок и щеки выписаны. Особенно долго смотрел на Глаза Ксении Блаженной. Видно было, как ему приятно находится рядом с иконами и добродушным отцом Александром, который вдали от шумихи большого города, ежедневно трудится во славу Божию в полуразрушенной церкви карельского села…

14.11.2002

Лангрес

Мы, три русских глобалиста, Дмитрий У., Андрей С. и я, отправились на выходные отдохнуть в швейцарскую Женеву. Путь наш пролегал из германского города Триер через Люксембург и Францию, и включал ночевку где-нибудь по дороге. Так как собрались мы в дорогу поздно, в пятницу после работы, то через три часа езды, когда стемнело, заночевали в первом подвернувшемся по дороге французском городе. Помню, долго колесили по узким средневековым улочкам, пытаясь найти гостиницу для ночлега. По Интернету мы мест заранее не бронировали, поэтому пришлось расквартироваться в разных гостиницах.

С этого момента наши дороги разошлись. Дима полез снимать усталость в душ, Андрюша перед сном решил почитать свой Талмуд по Excel, а я пошел бродить по ночному городу.

Я спросил, отдавая ключи, у портье (метрдотеля), что это за город, но он плохо говорил по-английски и в ответ пробурчал что-то невразумительное…

На следующий день, я проснулся оттого, что внизу под окнами рабочие разгружали машину. Голова после вчерашней пьянки раскалывалась, а эти французские грузчики орали друг другу какую-то белиберду. Через каждые две минуты грохотал ящик. Звенели бутылки.

Разрозненными файлами открывались картинки ночной гульбы. Шатаясь вчера по безлюдным улочкам, я вышел на площадь, где возвышался скромный памятник какому-то деятелю. Явно не военному и не религиозному авторитету. Этот общественный деятель жеманно сидел на венском стульчике в штатском. Личико у него было античного красавца, взгляд просверленных зрачков выражал одухотворенность. Он не сидел на коне, увешанный доспехами, как воинственные императоры прошлых империй, и в руке держал не суровый меч или тяжелый крест, а мелкий канцелярский товар, типа гусиного перышка. Подойдя ближе я прочел на постаменте «Дидерот». Дидерота я не знал и задумался. А-а-а, это же Дидро[9]9
  Денис Дидро (1713–1784). Диссидент и великий просветитель. Один из борцов с королевской политической системой Франции. Своими нападками подготовил Французскую революцию.


[Закрыть].

Французский просветитель с иезуитским образованием. Что-то я читал из его «просвещающих» трудов в институте. О «развратном» католическом духовенстве. Правильно он все подметил. Наш православный авторитет, убитый коммунистами на Соловках, о. Павел Флоренский писал, что вера католиков подобна плаванию на полу. (См. Флоренский «Столп I утверждение истины»).

А наша Императрица Екатерина содержала бедного просветителя Дидро последние двадцать лет его жизни. Она вложила огромное количество российских казенных денег за Библиотеку Дидро, заплатила ему 50 годовых окладов и приобрела домик философу в пожизненное владение. Дидро известен тем, что выпустил первую французскую энциклопедию, где впервые была представлена система безбожного взгляда на мир.

После культурной программы я решил, что пора выпить. Вначале вечера я сидел в приличном ресторанчике, не помню названия, где за 4 евро выпил коньяку. Хотя, это громко сказано, что я ПИЛ коньяк. Я, скорее, слизнул его, как котенок слизывает каплю молока с тарелочки. Ведь бармен налил мне просто унизительно маленькую дозу «Наполеона». Буквально с наперсток. Я даже вначале подумал, что во Франции так предлагают распробовать крепкие напитки. За год жизни в Германии, я привык к немецкому сервису.

В немецких ресторанах вначале нальют вина в бокал, а когда ты пригубишь и продегустируешь его, то ставят весь графин на стол. Яволь. Люблю Рейнские и Мозельские склоны за их виноградники. «Das Leben ist Wein», как было написано на стене одного из домов в Бернкастеле! «Жизнь это вино» (нем.).

Хозяин ресторанчика, вопреки моим ожиданиям, графина с коньяком передо мной не поставил. Зато эта жадюга активно делала рекламу своему заведению. Он представлял меня всем заходящим посетителям – что вот, мол, у него в гостях (???) человек из России! На меня смотрели с любезным интересом. От этих неморгающих взглядов я почувствовал себя бородатым казаком генерала Платова, который спешился с коня, чтобы «быстро-быстро» остограммиться перед взятием Парижа. Многие мужчины нашего рода участвовали в войне с французами во время Наполеоновского нашествия.

Отведав со смаком лекарственную дозу коньяку, я не стал больше заниматься благотворительностью и пошел по улице в ту сторону, откуда доносилась веселая музыка.

На площади перед старинными воротами в город-крепость, я нашел забегаловку, где было очень шумно, крики посетителей смешались с ритмами музыки, сильно пахло пиццей. Типичное заведение для «under classa». Все утопало в сизом табачном дыму. Посетители, как чертята в аду трепыхались и блажили песни караоке. В зале под потолком на кронштейне висел телевизор, а по экрану его бежали желтые буквы со словами песен. Пропившиеся французики, мужчины и женщины, веселились, как дети малые.

С точки зрения аристократа, это была типичная чернь. Я живо представил себе, как такие же плебеи ликовали, когда во время якобинского террора революционная гильотина отрубала Франции ее благородную голову. После пережитых репрессий волна всевозможных шевалье хлынула в Россию работать воспитателями и учителями французского языка. Французские мамзели пользовались успехом у русских господ. У моего прапрадеда вторая жена была из Франции. Он привез Марию Францевну из Марселя. Статья о прапрадеде есть во французском биографическом словаре.

Мое появление тогда в забегаловке привлекло всеобщее внимание. Эти люди собирались здесь одним и тем же составом не менее десяти последних лет, и они, конечно, сразу почувствовали инородное тело. Так как по-английски французы «не понимают», мне пришлось заказывать себе пиво на языке глухонемых: на пальцах и мимикой лица. Бармен снисходительно спросил меня, откуда я. Пришлось раскрыть свои карты и сказать, что я Rashen. Бармен, осаживая пиво в моей кружке, тут же прокричал в толпу: Russo, Russo.

Я сразу был втянут в круг танцующих и поющих. Пиво смягчило восприятие действительности, и мне стало весело. Пол ночи, изрядно захмелев, я пел караоке с местными алкашами. При этом пострадала моя фирменная белая футболка. Какая-то сволочь прожгла мне дырку на спине. Сигаретой или зажигалкой. Может быть случайно, а может и в отместку за раздолбанного Наполеона?

Когда под утро я добрался до своего номера, я залез в ванную. Это помогло отрезвиться. Не хватало мне еще облевать гостиничную кровать после пива с коньяком. Одно плохо, я нежился в ванной в своих номерных швейцарских часах. «Котлы» не были противоводными и остановились. Из-под запотевшего стеклышка циферблата еле просматривалась замершая стрелка. У меня теперь всегда 5 часов утра. Жалко. Я ведь хотел эти часики после поездки по Европам подарить отцу.

Настроение, в принципе, было нормальное. Даже смешило, что из-за купания в «римских банях» я утратил представление о точном времени. Но что было хуже, так это то, что я не знал и города, в котором я нахожусь. Так сказать, ни временных, ни пространственных координат. Вчера мы приехали поздно вечером и были более озабочены поиском ночлега, нежели узнаванием, в каком мы городе. Это я осознал после звонка на мобильник. Звонила моя знакомая красавица из Питера. Смысл разговора после приветствий был следующим:

– Ты где? – спросили меня моя слабоумная красавица.

– Не знаю.

– Как не знаешь? Пьяный, что ли?

– Здесь Дидро родился, – сообразил я.

– Урод? У кого родился?

– У французов. Я не урод, а Дидро. Просветитель, – успел я ответить. Разговор на этом оборвался… там повесили трубку. Дорого звонить из России во Францию. Каждая секунда на весу, а тут какой-то урод дидро.

Рабочие внизу продолжали разгружать свои ящики с тарой. Судя по блеклому отрезку неба между приоткрытыми ставнями было еще только около 7 и 8 часами утра. Зачем чернорабочие встают в такую рань и гремят на всю улицу? От классовой ненависти еще сильнее заболела голова, и опять захотелось спать. Я закрыл плотно окно и ставни. Вот Дидро не стал бы так шуметь поутру. Сидел бы себе старичок и поскрипывал перышком.

Наверное, также гремели ящики, когда после смерти деда в Нарве, рабочие загружали его вещи в грузовик. Как рассказал мне дальний родственник, известный архитектор в Петербурге, с одним из ящиков дедовских пожитков произошел странный казус. Водитель, перед выездом, когда погрузка была закончена, сказал, что ему надо отлучиться, и куда-то отъехал. Потом, когда прибыли в Вильнюс, и стали сгружать ящики, одного не досчитались. Водитель отпирался. Но пропал именно тот ящик, в котором была рукопись деда о кронштадтском восстании, о том, как большевики казнили восставших матросов. О том, как топили их в баржах напротив Кронштадта в Финском заливе…

В романе В. Пикуля «Три возраста Окини-сан» я нашел много соответствий в описании семьи Коковцевых с историей семьи Озеровых. Мой отец состоял с Пикулем в переписке и они обменивались книгами. Поэтому он спросил его напрямую, не попала ли к нему рукопись моего деда. В. Пикуль ничего не ответил. Он умер от инфаркта.

2003 г.