Текст книги "От лягушки до Кремля. Новые приключения Семена Петровича"

– Как ты теперь?

– Потихоньку… Наняла адвоката, пытаюсь вернуть хотя бы мизерную часть тех денег, которые Глеб вкладывал в свои бизнес-проекты. В основном это были нелегальные, «серые» сделки, никаких официальных документов нет. Бывшие деловые партнеры Глеба откровенно смеются мне в лицо. Говорят, что я ничего не докажу… Посмотрим… Дети пока у моих родителей, нянечка помогает. Антошке сказала, что папа уехал в другую страну. Ну а Сонечка… – Настя улыбнулась, – она еще маленькая… Знаешь, я тут как-то подумала, Глеб давно уже мог бы купить самолет, возможно, даже два. Мы могли бы летать на прекрасные острова… Но он тратил деньги на другие вещи. Жаль…

Я сидел раздавленный и опустошенный.

– Настя, я не знаю, что сказать…

– Ничего не говори, Семен. Ты много для нас сделал. Я очень благодарна тебе.

Настя замолчала. Потом подняла руки к лицу и сняла очки.

– Сема! Так жаль, что Чарлика нет! Как его не хватает… Знаешь, мне кажется, он так тебя любил…

Мы посмотрели друг на друга. Глаза Насти были полны слез. Я почувствовал, что сейчас разревусь как корова, и резко встал со скамейки.

– Настя, я поеду. Прости, не могу больше. Звони, если что…

– Удачи тебе, Семен.

Как говорил герой одного из моих любимых фильмов: «В жизни есть два несчастья – не получить то, что хочешь, и… получить то, что хочешь…».

Глеб хотел стать очень-очень богатым. Он получил то, что хотел.

Часть 9. Последняя встреча

– Семен, здравствуйте! Мы можем приехать к вам в субботу на вакцинацию? У нас ротвейлер, Брюс.

– Да, приезжайте, конечно. Часам к трем-четырем.

– Спасибо, доктор. До свидания.

Незнакомый номер, а голос вроде знакомый… Ротвейлер Брюс был только у Насти, но это не она. Точно не она. Обращение на вы, «спасибо, доктор»… Настя так никогда не разговаривала. Кто это был? Ладно, увидим в субботу.

Все-таки это была Настя… В кабинет вошла элегантно одетая взрослая женщина в сопровождении высокого мужчины в дорогой кожаной куртке. Лицо женщины излучало спокойствие и уверенность. Так выглядят люди, у которых все в жизни встало на свое место, причем на хорошее место. Движения, мимика, голос, одежда, косметика, украшения однозначно говорили: у меня все прекрасно, и это – не случайность. Если бы не очки – модные, чуть затонированные, в тонкой золотой оправе, я бы вообще ее не узнал.

Мужчина, высокий, жилистый, с широкой спиной и красным обветренным лицом, транслировал окружающим силу, уверенность и, может быть, чуть-чуть надменности. На поводке он держал большого черного ротвейлера. Это был Брюс, и он меня узнал. Пес завилял хвостом и, приоткрыв в улыбке огромную зубастую пасть, потянулся ко мне. Мужчина легонько натянул поводок и бросил на пса строгий взгляд. Брюс вздохнул, чуть опустил голову, и хвост перестал вилять. Ротвейлер попятился назад и сел рядом с ногой своего нового хозяина.

– Семен, здравствуйте. Знакомьтесь, это Дмитрий. Он профессиональный лыжник. Вы ведь тоже раньше лыжами занимались, верно?

– Да… Было когда-то. В далеком детстве… Скажите, как Брюс себя чувствует, проблем со здоровьем нет?

– Нет, все хорошо.

Я измерил собаке температуру, сделал прививку и заполнил ветеринарный паспорт.

– Ну, в принципе, все. Проходите к администратору, она вас рассчитает.

Мужчина с ротвейлером вышли из кабинета и направились по коридору в сторону ресепшена. Настя чуть задержалась у выхода, глядя им вслед.

– Знаешь, Семен, Брюс стал вести себя намного лучше… Перестал кидаться на людей, стал управляемым, дружелюбным…

– Это очень хорошо, Настя, – «все-таки она перешла со мной на ты», – мелькнула мысль. – Собаки быстро перестраиваются…

– Да. Он перестроился. Мне кажется, с Дмитрием он стал намного счастливее…

«А ты?..» – чуть не вырвалось у меня. Но я успел прикусить губу…

Больше я их никогда не видел.

Я завершил эту историю и искренне рад этому. Она далась мне неожиданно тяжело. Оказывается, целый кусок жизни прятался во мне тихо и глубоко. Я попытался осторожно вытащить его на свет и, видно, порвал что-то внутри. Теперь забытые эмоции, чувства и мысли бьют наружу фонтаном, как артериальная кровь из рассеченного сосуда. Светлые воспоминания вместе с горечью и болью туманят мне мозг. Начинаю шмыгать носом, и четкие буковки на экране компьютера почему-то предательски расплываются перед глазами. Я закрываю глаза… и вижу…

Свежий осенний ветер рвет и разбрасывает по небу ватные кусочки облаков. Старенькая красная «четверка» остановилась на грунтовой дороге рядом с нашей дрессировочной площадкой. Неуклюжий молодой ротвейлер пытается поднять с земли большое березовое полено. Глеб щурится от яркого солнца и обнимает за талию Настю. Она смеется и приветственно машет мне рукой. И Чарлик, милый маленький Чарлик, подпрыгивая, несется ко мне по тропинке. И его длинные уши смешно взлетают над верхушками сухой травы… И все хорошо. И мне 22. И вся жизнь впереди…

Цельный ясень

Начало марта. Тают сугробы, пригревает весеннее солнышко, и радостно орут на улице мартовские коты. А мы с водителем не радуемся, мы – в глубоком стрессе, потому что у нас теперь новый диспетчер. Ну, диспетчер не то чтобы совсем новый – он просто из другой смены. Что-то там руководство клиники решило поменять, перетасовать, оптимизировать, и теперь у нас в диспетчерской сидит молоденькая девочка в очках. Ее зовут Марина. Наша претензия, конечно, совсем не к очкам и к ее возрасту, хотя когда клиент звонит в клинику, спокойный голос взрослой женщины, говорящий: «Ветеринарная помощь слушает…», психологически воспринимается лучше, чем тоненький девчачий голосок. Но это не главное. Главное, что новый диспетчер ничего не знает об особенностях и специфических правилах работы наших бригад. У нас куча своих финансовых тонкостей, негласных тарифов, правил работы с неадекватными клиентами и т. д., и т. п. Диспетчер должен ограждать нас от бессмысленных вызовов, представлять себе маршруты нашего передвижения, давать возможность заработать на срочных вызовах и операциях… Все это нарабатывается месяцами плотной работы в связке врач – водитель – диспетчер. И у нас с этим было все нормально… А теперь вместо нашей опытной Татьяны сидит на телефоне эта дюймовочка. Есть отчего впасть в депрессию.

Но работа есть работа, и мы катаемся по Москве. Пейджер пищит, и я читаю сообщение на экране: «Осенняя улица, 2 – 115». «Ну что же, неплохо», – думаю я. Блатные дома на Рублевском шоссе – это дорогие квартиры, солидные клиенты и хорошие чаевые. Ну и что дальше? Где описание вызова? Что там за ситуация на «Осенней улице»? Прошло уже минут пять, а пейджер молчит. «Не диспетчер, а детский сад…» – ругаюсь я про себя. Словно услышав мои слова, пейджер вибрирует и выдает второе сообщение: «Бернский зенненхунд, 1,5 года. Паралич. Перелом позвоночника. Лечить или усыпить».

– Что там, Семен Петрович? – испуганно спросил водитель, вероятно, увидев выражение на моем лице.

– Да ничего особенного, Сань, – я старался сдерживать себя, чувствуя, как в голосе прорывается гнев. – Мы сейчас приедем на вызов на Рублевку, зайдем в квартиру и будем лечить парализованную собаку с переломом позвоночника…

Александр посмотрел на меня как на умалишенного.

– Да как же мы можем вылечить перелом позвоночника?!

– Не знаю. Можно попробовать произнести заклинание… Ах, да, забыл упомянуть. Наш новый диспетчер сообщает нам, что если мы не хотим лечить собаку, мы можем ее усыпить…

– Это что за ерунда такая? – водитель непонимающе уставился на меня. – Может, это шутка?

Я молча протянул ему пейджер.

– Твою ж мать… – выругался Александр. – И что нам делать?

– А что делать – поехали, блин… Как говорится – вызов принят.

Мы заходим в подъезд, и нам навстречу встает здоровенный охранник с кобурой на ремне.

– Вы ветеринары, в 115-ю квартиру? Проходите к правому лифту.

– Как тут все серьезно… – бурчит под нос мой водитель.

Мы подходим к резной деревянной двери с табличкой 115. Я не успеваю нажать на звонок, как щелкает замок, и дверь мягко открывается. Нас встречает женщина лет пятидесяти в хозяйственном фартуке и перчатках. Наверное, домработница. Она молча пропускает нас в огромную прихожую, затем сдвигает в сторону стеклянную дверь шкафа и строго произносит, обращаясь как бы не конкретно к нам, а в окружающее пространство:

– Куртки повесить в шкаф. Ботинки поставить на коврик. Надеть тапочки – вот они стоят. Потом…

– Женщина, простите, пожалуйста, я прерву ваш монолог, хорошо? – Я стараюсь сдерживаться, и пока это получается. – Вы сейчас с кем разговариваете?

– Э-э-э… С вами… – лицо женщины вытягивается от удивления.

– А зовут вас, простите… – я смотрю на нее вопросительно.

– Света… То есть Светлана Михайловна.

– Светлана Михайловна, мы с вами не имели чести быть знакомыми, поэтому, во-первых – здравствуйте. Во-вторых, простите великодушно – а вы кто здесь будете?

– Здравствуйте… Я, это, старшая домработница…

– Меня зовут Семен Петрович, я ветеринарный врач. Осмелюсь предположить, что нас вызывали не вы лично, правильно?

– Ага… – женщина, похоже, совсем растерялась.

– Тогда будьте добры, пригласите нам хозяев собаки. У нас мало времени, и не хотелось бы терять его впустую, хорошо? И не переживайте, обувь мы оставим на пороге и ваш чистейший пол не испачкаем…

Лицо Светланы Михайловны вспыхнуло, и она торопливо удалилась вглубь квартиры.

Пока мы ждали «руководство», я с интересом рассматривал окружающую обстановку. Квартира, насколько хватало глаз, была полностью отделана деревом. Красиво уложенный деревянный паркет. Необычная деревянная мебель ручной работы, вероятно, очень дорогая. С потолка свисала резная деревянная люстра. Даже стены и потолок были закрыты необычными деревянными щитами, набранными из мелких красноватых дощечек.

– Мне кажется, с деревом они переборщили, – вынес свой вердикт водитель. – На стены вполне можно было обои поклеить…

Послышались неторопливые шаги, и к нам вышел мужчина лет сорока в круглых золотых очках и с солидным, заметно выпирающим брюшком. Он был в бархатном домашнем халате, меховых тапочках на босу ногу и чем-то напоминал дореволюционного барина-помещика.

– Здравствуйте, господа. Я Рудольф Викторович. Проходите, пожалуйста. Это я вас вызвал.

Мы прошли по коридору и оказались в просторном круглом холле с высоким, метра четыре, потолком. Прямо посередине холла высилось огромное дерево, вырезанное… из дерева. Изогнутые ветви, тонкие листочки, рисунок коры, мощный ствол были изготовлены с удивительными мастерством и правдоподобностью. Могучее «деревянное дерево» своей кроной доставало до потолка, а причудливо изогнутые корни «вырастали» из массивного постамента на полу. Казалось, покрась резные листочки в зеленый цвет и выстави это произведение в сквер перед домом, никто и не отличит его от обычных деревьев.

– Удивительная работа, – похвалил я, – выглядит как настоящее…

Рудольф Викторович довольно улыбнулся.

– Я очень люблю дерево. Мой бизнес напрямую связан с деревом. Дерево для меня – все. Над данным произведением десять человек работали почти целый год. Основа скульптуры – цельный ясень. Поиск дерева с подходящим по диаметру стволом занял больше шести месяцев. Необходимый для работы ясень смогли найти только в…

– Рудольф Викторович, – прервал я его, – я прошу прощения, но что у вас с собакой? Нам поступил вызов, что у нее серьезные проблемы со здоровьем…

– В моей семье никто не любит дерево. К сожалению. Вам тоже неинтересно… – Грустно покачал головой мужчина и громко позвал: – Женя, это к ТВОЕЙ собаке приехали. Давай выходи!

Напротив нас распахнулась дверь, и мы увидели заплаканную рыжеволосую женщину.

– Проходите в комнату, пожалуйста, собака там.

Пока мы пересекали большой холл, я обратил внимание на широкую винтовую лестницу, уходящую куда-то вверх. Задрав голову, я увидел, что лестница идет на второй этаж. Квартира была двухэтажной, и на верхней лестничной площадке была приоткрыта дверь. Проходя мимо ступенек, я почувствовал, как по ногам ощутимо прошелся холодный воздух. Сквозняк…

Мы зашли в большую светлую комнату. Очевидно, это была детская. В комнате стояли две большие кровати, шкафы с игрушками, два детских письменных стола. На стене висели полки с книгами, куклами, а также моделями машинок, кораблей и самолетов. На одной из кроватей, замотавшись в одеяло, сидели двое ребятишек лет шести-семи. Мальчишка и девчонка. Оба рыжие, курносые и веснушчатые. Лица у обоих были испуганные и заплаканные.

Посередине комнаты на пушистом ковре лежал большой черно-рыже-белый бернский зенненхунд. Он лежал головой к двери и, увидев нас, радостно завилял хвостом. Большие карие глаза смотрели на нас удивленно и весело, хвост громко барабанил по ковру, но тело собаки было абсолютно неподвижным. Пса просто переполняли позитивные эмоции, он очевидно хотел вскочить… но не вскакивал. Картина была необычной. Собака лежала правильно, ровно, головой на передних лапах. Задние лапы были нормально согнуты и расположены параллельно туловищу. Тело собаки было расслаблено, мышечный тонус нормальный. При этом пес лежал настолько неподвижно, что создавалось впечатление, будто его приклеили к полу, ну, или вырезали из дерева и раскрасили в бернского зенненхунда… Двигались только глазные яблоки, веки, хвост, да еще и ритмично расширялась грудная клетка. Да, дела…

Мы поставили переноски на пол.

– Расскажите, что случилось? – попросил я рыжеволосую женщину.

– Даже не знаю, – всхлипывая заговорила женщина. – Проснулись сегодня с утра, а он лежит неподвижно там, около лестницы…

Женщина показал рукой в сторону винтовой лестницы в холле.

– Дети подбежали к нему – он не встает. Попытались его поднять – он скулит, кричит от боли и не двигается… Мы перетащили его сюда прямо на ковре. До вас уже был врач, попытался его пощупать, и Тайсон, его зовут Тайсон, чуть врача не укусил. Вы не думайте, у нас пес очень добрый, с ним дети постоянно возятся. Бывает, то за хвост его потянут, то на лапу наступят – он даже не огрызнется никогда. Наверное, ему просто очень больно…

– В итоге врач что предположил?

– Ну, он сказал, наверное, собака упала ночью с лестницы и сломала позвоночник… – прошептала женщина и закрыла руками лицо.

– А это теоретически могло произойти?

– Не знаю… Может, и могло… Но, понимаете, он у нас полтора года живет, по этой лестнице сто раз за день пробегает. Вместе с детьми по ней носится туда-сюда, и ни разу даже лапу не подвернул… Я ничего не понимаю! – и женщина громко зарыдала.

На кровати под одеялом тоже заплакали дети.

«Нет, так дело не пойдет…» – сказал я себе.

– Раз, два, три! – воскликнул я и громко хлопнул в ладоши.

В комнате воцарилась тишина.

– Так, Евгения! Садитесь к детям на кровать. Укрывайтесь все втроем одеялом. Вытирайте друг другу слезы и берите себя в руки. Мне может понадобиться ваша помощь, но для начала просто успокойтесь…

– Семен Петрович… – задумчиво сказал водитель, не отрывая глаз от собаки.

– Что, Александр?

– Вы когда в ладоши хлопнули, я на собаку смотрел. Звук получился громким и очень неожиданным, я даже вздрогнул…

– И?.. – я не понимал, к чему клонит водитель.

– Так пес тоже не ожидал хлопка! Он тоже дернулся. Прямо всем телом. И головой и жо… ну, в смысле задней частью. Он никакой не парализованный! Он может двигаться, только не хочет. Точно вам говорю!

– А ты молодец, Александр, – похвалил я водителя. – Я-то вообще ничего не заметил…

– Евгения, – обратился я к женщине, – я думаю, тут что-то не так. Вероятно, никакого паралича нет. Есть сильная болезненность, пока непонятно, в каком именно месте и по какой причине. Мне нужно прощупать собаку. Буду делать это максимально осторожно, но мне нужно понять, где именно у него болит. Соответственно, при нажатии на больное место он может взвизгнуть, заскулить. Должен заскулить. Только так я смогу попытаться хоть что-то понять… Пожалуйста, не плачьте. Если вам страшно – отвернитесь. И детей это тоже касается.

Евгения с дочкой тут же с головой накрылись одеялом. Мальчишка схватил подушку, зажал зубами ее уголок, крепко прижал ее к груди и во все глаза уставился на меня.

– Ты смелый? Будешь смотреть? – спросил я его.

– Угу… – промычал мальчишка, не выпуская подушку изо рта.

– Хорошо. Итак, Саня, начинаем осмотр. Я буду медленно прощупывать собаку, а ты внимательно следи за ней и за моими действиями. Если вдруг заметишь то, на что я не обратил внимания, сразу меня остановишь. ОК?

– Хорошо, Семен Петрович.

Я осторожно опускаюсь на корточки рядом с собакой.

– Ну что, Тайсон! Расскажи, друг, что у тебя болит?

Хвост собаки застучал по ковру – это хорошо.

Осторожно глажу собаку по крестцу, основанию хвоста, согнутым задним лапам. Хвост собаки продолжает жизнерадостно вилять – отлично.

Двумя руками медленно провожу вдоль поясницы вниз, потом начинаю спускаться к животу и паху. Пальцы едва успели почувствовать напряженную брюшную стенку, как пес жалобно заскулил, и я резко отдернул руку.

– Евгения! Покажитесь-ка на минутку из-под одеяла. Пока ничего страшного не происходит… Скажите, вы утром с Тайсоном гуляли?

– Нет. Последний раз вчера вечером ходили. Его же прямо с утра… парализовало. Так и лежит на полу.

– Все понятно, – я бросаю взгляд на большие деревянные часы с кукушкой, висящие на стене.

Сейчас уже половина третьего. Собака не гуляла более пятнадцати часов. Естественно, мочевой пузырь переполнен. Того и гляди – лопнет. Надо срочно спустить мочу. Возможно, одна из причин болезненности в задней части туловища сразу уйдет.

– Саня, давай мочевой катетер, пеленку и большой лоток. И еще. В шприц на 10 мл набери новокаин, сними иглу и дай мне.

И как теперь мне подлезть под этого лежащего слона, чтобы добраться до уретры? Проблема… Если будем его переворачивать, он сразу начнет верещать, и мы опять ничего не поймем.

– Подушку бы какую под него подложить… – задумчиво произношу я вслух.

Рыжий пацаненок неожиданно спрыгивает с кровати и бежит к нам со своей подушкой.

– Вот такая подойдет? – спрашивает он нерешительно.

– Молодец. Конечно, подойдет! Поможешь нам? Саня, подходи. Давайте, все вместе и-и-и…

Водитель вместе с мальчиком осторожно приподнимают заднюю часть собаки, а я быстрым движением подкладываю под нее подушку. Отлично.

Аккуратно ввожу собаке в уретру кончик катетера, присоединяю к нему шприц и медленно промываю новокаином. Пес лежит спокойно, не скулит, не дергается. Теперь осторожно продвигаю катетер вперед до мочевого пузыря. Отсоединяю шприц и подставляю лоток. Темно-желтая моча, прерывисто пульсируя, струей льет из катетера. Запах, конечно, так себе, но крови нет. Лоток быстро наполняется, сейчас уже польет через край!!!

– Саша, давай быстрей пеленку, а то все зальем…

Ну что же, отлично. Мочевой пузырь пустой. Глажу собаке живот. Сначала осторожно, потом нажимая все сильнее и сильнее. Брюшная стенка мягко проминается под пальцами. Тайсон урчит и довольно виляет хвостом. Уже достаточно смело прохожусь рукой вдоль поясничных позвонков, энергично их разминая, – нормальный мышечный тонус и никакой болезненности. Эту загадку мы разгадали. Остались неисследованными грудь и спина.

Мама вместе с дочкой настороженно наблюдают за нами из-под одеяла.

– Евгения, – обращаюсь я к женщине, – давайте подключайтесь к нам! Мы тут все вокруг мочой испачкали. Протрите, пожалуйста, шерсть у собаки.

Я снимаю с рук испачканные перчатки и бросаю взгляд на лоток с мочой и грязный катетер.

– Скажите, где у вас тут можно вылить это «добро» и помыть инструменты?

– Можно по лестнице подняться на второй этаж. Там у нас в ванной ремонт, но вода уже есть и туалет работает.

– Саня, сделаешь? – обращаюсь я к водителю. – Только смотри не облейся по дороге…

– Сделаю, сделаю… – ворчит водитель и осторожно уносит лоток, до краев наполненный пенящейся, едко пахнущей жидкостью.

– Ну что, Тайсон, потерпишь меня еще немного? – говорю я зенненхунду и начинаю осторожно гладить собаку.

Так, поясницу прошли нормально, вот начинаются грудные позвонки. Одна моя рука медленно ползет вдоль позвоночника вверх, а другая проглаживает мышцы и ребра то с одного бока, то с другого. Прошли уже середину спины – и все нормально. Пес по-прежнему лежит спокойно, хвост ритмично молотит по полу. Дохожу по первых грудных позвонков и чувствую, как каменеют мышцы, идущие вдоль спины. Хвост перестал стучать. Собака напряглась. Убираю руку. Ага, здесь и начинается проблемная зона.

Тогда зайдем с другой стороны, в буквальном смысле слова. Подхожу к собаке спереди, опускаюсь на колени, глажу пса по голове. Он закрывает глаза от удовольствия. Уже не стесняясь, легонько щелкаю его по носу и тяну за брыли. Тайсон пытается облизать мне руку, и я пальцами зажимаю его язык. Он смешно фыркает и втягивает язык резким и мощным движением.

Остался последний тест. Отвлекая пса поглаживанием левой руки, правую протягиваю над шеей, делаю глубокий вдох и мягко опускаю ладонь на шею собаки. Мышцы шеи натянутые, спазмированные и плотные, как стальные тросы. Зенненхунд истошно кричит, и в его голосе слышится мучительная боль.

Евгения вздрагивает и закрывает лицо руками, мальчик с девочкой прячутся ей за спину.

Я стараюсь не обращать на них внимания и напряженно думаю. Неужели все-таки травма шейного отдела? Упал с лестницы и сломал шею? Но тогда все, что ниже шеи, должно быть полностью парализовано, а этого нет вообще. Нормальный мышечный тонус. Но собака неподвижна… Из-за сильной боли в области шеи?

Послышались шаги, и водитель вернулся в комнату, что-то бурча себе под нос.

– Так можно себе и шею застудить… – услышал я его недовольное бормотание.

Я застыл как громом пораженный.

– Саша, что ты сейчас сказал???

– Да там в ванной ремонт какой-то, лаком пахнет и окно открыто настежь. А сейчас на улице-то март месяц… Пока лоток с катетером мыл, мне так шею продуло.

И водитель потер себе шею рукой.

Я обернулся к женщине.

– Евгения, когда у вас в ванной ремонт начали делать?

– Ремонт-то уже неделю делают. Но вчера лаком стены покрывали и открыли окно на улицу, чтобы не пахло.

– А Тайсон что в это время делал?

– Да он целый день внизу лестницы лежал. Пока там, наверху, рабочие были, он снизу за ними наблюдал. Стерег их. Он же пастушья собака…

– А ушли они когда?

– Часов в одиннадцать вечера. Он допоздна их под лестницей караулил…

Я быстрым шагом вышел в холл и подошел к винтовой лестнице. Встал рядом с нижней ступенькой, скинул с ног тапочки и закатал вверх штанины. Спускающийся сверху холодный воздушный поток сразу обвил мои ноги. Уже секунд через тридцать я почувствовал, как немеют икры и начинается покалывание в пальцах ног.

– Александр, ВЫ – ГЕНИЙ! – провозгласил я, вернувшись в комнату. – И не надо спрашивать почему. Сейчас мы попробуем вылечить эту собаку. Готовь внутривенный катетер и доставай препараты…

Женщина смотрела на меня ошарашенным взглядом.

– У вашей собаки миозит шейных мышц. Выражаясь простым языком – ему продуло шею! – сообщил я, ставя Тайсону в переднюю лапу внутривенный катетер.

– А что, у собак такое бывает?! Они же… меховые…

– Не знаю… Раньше не видел… Но поток холодного воздуха идет со второго этажа очень мощно. У меня ноги чуть не отвалились за полминуты. А пес пролежал на сквозняке весь день, а может, и всю ночь. Мышцы спазмированные, окаменевшие – как при классическом воспалении. Когда собака пытается встать, она должна сначала поднять голову. Да вообще любое движение начинается с движения головы и шеи. Шея болит настолько сильно, что пес даже не может пошевелиться…

– Доктор, вы уверены?

– На девяносто процентов. У меня нет других объяснений. При переломе или тяжелой травме шеи картина совсем другая. Впрочем, вы сейчас сами все увидите.

– Саня, препараты готовы? Давай.

Медленно ввожу внутривенно один шприц, потом другой. Жду некоторое время, потом ввожу третий. Наблюдаю, как густая желтоватая жидкость медленно уходит в порт внутривенного катетера… Отлично. Теперь нужно тепло.

– А ну-ка, ребятня, – обращаюсь я к детям, – тащите сюда теплые шарфы и одеяло. Будем лечить Тайсона.

Через пять минут Тайсон лежал укрытый большим теплым одеялом, замотанный по самые уши двумя шерстяными шарфами. Ребятишки, обнимая огромного пса, прижались к нему с двух сторон.

– Дети ему не повредят? – женщина переводила озадаченный взгляд то на меня, то на собаку.

– Я думаю, нисколько. Положительные эмоции всегда только на пользу. Теперь о серьезном. Все необходимые уколы я сделал, сегодня больше ничего не нужно. Только тепло и покой. Противовоспалительные препараты начнете давать с завтрашнего дня. Назначение я напишу. Тайсону станет легче уже минут через двадцать, но постарайтесь физические нагрузки на три-четыре дня убрать. Пойдете гулять на улицу – вместо ошейника наденьте шлейку, чтобы не давила на шею. Если есть возможность, сшейте ему из шарфов что-то типа теплого воротника, пусть поносит его день-два. И самое главное – сквозняк нужно прекратить, не дай бог, может и детей просквозить.

– Доктор, я прошу прощения, – прервал меня водитель и кивнул головой в сторону лежащего зенненхунда. – Посмотрите на это…

Мы повернулись к собаке.

Тайсон осторожно подогнул под себя переднюю лапу, потом медленно приподнял голову, повернул ее в сторону и принялся с энтузиазмом облизывать рыжего мальчишку…

– Ну вот, видите, – обратился я к женщине, – оказывается, и паралич можно вылечить…

Мы уже обувались в просторной прихожей, когда к нам вышел Рудольф Викторович.

– Я сразу был уверен, что собаку можно легко вылечить, – произнес он тоном, не допускающим и тени сомнения. – Просто первый врач был непрофессионалом, это было очевидно. Поэтому я и вызвал вас… Я всегда принимаю правильные решения.

Я застегнул куртку и взялся за ручку двери:

– Рудольф Викторович! Сожалею, что у нас не было достаточно времени, чтобы подробно рассмотреть ваше чудесное дерево и послушать ваш рассказ про него. Никогда в жизни ничего подобного не видел…

– Вам действительно понравилось? Правда?! – лицо мужчины озарила недоверчивая улыбка.

– Чистая правда! – с ходу подыграл мой водитель. – Цельный ясень – это же с ума сойти можно…