Текст книги "Эльфийские саги (сборник)"

Лесная нелюдь

1. Создание судьбы

Остались позади сопки Заполярья. Пронеслась в полумраке белой ночи болотистая Карелия. Дорога бежала сквозь сосновые леса Ленинградской области. В зеркалах горело низкое утреннее солнце. Впереди отпуск, ласковое море, горячий песок и красивые девушки.

Игорь чуть не зажмурился, желая прямо сейчас увидеть яркие купальники и длинные загорелые ноги. Почему-то на курортах все девушки красивые, стройные и длинноногие. Где отдыхают полненькие дурнушки, Игорь не знал, да и не пытался выяснить. В свои тридцать лет он обладал завидной способностью считать всех женщин без исключения хорошенькими.

Зажмуриться хотелось так, словно от этого зависела сама жизнь. Машина шла прямо. Далеко впереди виднелось что-то большое, да держался позади, иногда скрываясь за поворотами, желтый москвич. Игорь крепко сжал веки. Странно, но из темноты не выступили, как ожидалось, яркие краски пляжа. Серый отпечаток лобового стекла оплыл дымными струями, из которых соткалось лицо девушки. Лежащая на плече шикарная светлая коса напоминала картины Васильева. Но вот глаза… Вместо неодолимой грусти в них жила уверенность в будущем. Такой взгляд мог принадлежать только человеку, уверенному в своей судьбе.

Игорь открыл глаза, посмотрел на пустую дорогу и вновь опустил веки. Светлый прямоугольник плавно перетек в картинку. Теперь девушка стояла вдалеке. Закинула косу на плечо и помахала рукой. Длинный сарафан обрисовывал стройную фигурку. Расплывались по подолу туманные разводы.

Откуда-то пришло ощущение опасности. Открыв глаза, Игорь резко затормозил. Поперек дороги выстроились деревянные ежи, увешанные знаками. «Дорожные работы». «Объезд». Направо в лес уходила грунтовка. Ровная, накатанная. Странно, никаких знаков ещё несколько секунд назад не было. Вон, в левом кювете растёт приметный куст. Игорь прекрасно помнил, что дорога и до, и после него была пуста. Только белый пунктир до горизонта. А теперь разметка впереди исчезла вместе со слоем асфальта. За знаками дорога превращалась в нагромождение кусков взломанного покрытия вперемешку с булыжниками. Игорь воткнул первую передачу и вывернул руль. Жигули, переваливаясь, спустились на грунтовку.

У въезда в лес росли невысокие кряжистые сосны. Из густых ветвей выскочила белка. Перепрыгнула на соседнее дерево. Распласталась, вцепившись в кору. В зеркалах мелькнул москвич. Игорь удивился, что он проскочил мимо объезда. Но грунтовка повернула, и в зеркалах теперь отражались придорожные сосны.

Пропетляв по лесу, дорога вывела к шоссе. Оно уже не было пустынно. Перед самым носом пронеслась патрульная машина. Слева горел бензовоз. Поднимался, закрывая солнце, столб дыма. Дорожных работ как не бывало. Полосу асфальта опять делил пополам белый пунктир.

К Игорю подбежал молоденький сержант. Махнул в сторону пожара фуражкой. Задыхаясь, с трудом выговорил:

– Аптечку! Там! Машина!

В дальней дороге аптечка всегда лежала на заднем сиденье. Сержант посмотрел на руки. Левая сжимала жезл, правая – фуражку. Орудие труда оказалось нужнее, и фуражка полетела в пыль. Сзади приближался звук сирены. Пронеслась скорая. Лихо затормозила возле патрульных жигулей. Сержант скрылся в кювете. Туда же кинулись врачи.

Игорь подобрал фуражку, отряхнул её и медленно пошёл по обочине.

Всё происходящее вокруг разбилось на отдельные обрывки.

За языками пламени кто-то бегает. Наверное, водитель бензовоза. Под откосом колесами вверх лежит желтый москвич. Рядом с ним мужчина прижимает к уху мокрую тряпку. Врачи, боком поднимаясь на обочину, несут кого-то на носилках. Сержант помогает взобраться следом женщине в цветастом платье. В противоположном кювете возле куста горит колесо.

Женщина у открытых дверей скорой всхлипывает:

– Серёжа… Се-рёжа…

Сержант поглаживает её по плечу и что-то говорит. Только подойдя ближе, Игорь расслышал напряжённый шепот:

– Жив. Врач сказал. Ничего страшного. Просто шок. Успокойтесь. Все живы. Машина что… железка. Не переживайте. Всё будет хорошо. Главное – жив.

Сержанта заметно трясло.

Игорь положил фуражку на капот патрульной машины. Помог выбраться на дорогу мужчине.

– Что тут случилось?

Мужчина поморщился, прижимая к голове тряпку. Спросил глухим голосом:

– Это вы в лес свернули?

– Да.

– Вовремя. Как будто знали, что этот… прямо перед носом перевернется. Я рванул вправо. Еле проскочил. Нам-то ничего, а Сережка спал сзади.

– А знаков… ремонта дороги вы не видели?

Мужчина поднял голову и опять поморщился.

– Какой ремонт? Он же до Лодейного Поля…

* * *

Как добрался до Анапы, Игорь не помнил. Весь путь – бегущая под колёса дорога. Ехал долго, поздно выезжая поутру и рано останавливаясь на ночлег. Засыпал на стоянках среди дальнобойщиков и проваливался в сказку. Во сне приходила Она. Подходила всё ближе и ближе. Игорь пытался и не мог разглядеть лицо. Странно, эти сны были чёрно-белые. Даже не так! Серые!

Только в Анапе он смог посмотреть незнакомке в глаза. И снова поразился уверенности во взгляде. Такому человеку не страшны удары судьбы. Он смело идет по жизни, определяя свой путь и пути близких.

Неясная тревога не отпускала. Игорь ходил по пляжу, всматривался в лица. Подолгу сидел в парке, останавливая взгляд на блондинках. Иногда к нему подсаживались девушки. Они делали вид, что заняты собой. Поглядывали искоса на высокого парня, явно дружащего со спортом. Через некоторое время, не заметив ответного внимания, уходили.

К его снам они не имели никакого отношения.

Всё решил случай. В толчее рынка мелькнула коса, небрежным движением заброшенная на плечо. Игорь рванул вслед, чуть не расталкивая людей. Серо-синий сарафан ускользал. Толпа смыкалась за ним, не давая приблизиться. Игорь то терял его из вида, то снова находил. Наконец, сарафан обнаружился за воротами, на остановке автобусов, идущих из города.

И некого обвинять в недогадливости, кроме самого себя. Рядом с Анапой процветали маленькие поселки со своими пляжами и скверами. Отпуска не хватит обойти все. А ещё есть Новороссийск, Кабардинка, Геленджик. Дальше за Джубгой побережье просто утыкано турбазами и санаториями. Он как дурак сидел в Анапе, а надо было съездить в Витязево или прогуляться по пляжам Пионерского проспекта.

Игорь осторожно прошёл мимо, боясь спугнуть удачу. Обернулся и застыл. Его обходили люди. Кто-то задел плечом, пробормотал неприличное.

Это оказалась не она! Черты лица – жёсткие. Безразличие во взгляде отталкивало. Тяжёлые руки не вязались с ярким маникюром.

* * *

На следующий день Игорь уехал. Смотрел на дорогу и думал о наваждении, которое захватило его. Надо же, размечтался, как мальчишка! Искал спасительницу.

Теперь он ехал быстро. Поздно останавливался и рано вставал. Спал крепко, без сновидений. Постепенно стало казаться, что не было никаких снов, не было лесной дороги и чудесного спасения. А незнакомку он сам себе выдумал.

И только приехав на то место, убедился – всё было! Никуда не делось черное пятно на обочине. Куст топорщил короткие ветки из кювета. Рядом с ним валялось обгорелое колесо. Желтел песок в колее.

Игорь остановился напротив съезда с шоссе и закрыл глаза. Долго, очень долго ничего не происходило. Лишь шуршание колёс проносящихся мимо машин нарушало покой. Так ничего и не дождавшись, он открыл глаза. Яркое солнце заставило зажмуриться. И снова, как тогда, светлый прямоугольник поплыл дымными разводами. Уверенный взгляд. Коса, лежащая на плече. Незнакомка улыбнулась и сказала что-то неслышное. Но он понял! «Мы встретимся!» Игорь остался уверен, что губы произнесли именно эти слова. Наверное, ему хотелось убедить себя, что встреча состоится. Пусть через годы, но он увидит девушку, которая помогла объехать смерть.

* * *

В следующий раз Игорь попал на то место не скоро. Так уж получилось, что перед Новым годом он познакомился со Светланой. Любовь закружила их в снежном вихре заполярной зимы, согрела теплыми днями короткого лета. Осенью, под ранние снежинки сыграли свадьбу. Весной родилась дочь. Потом меняли квартиру, делали ремонт. Вырваться на пляжи Черного моря всё время что-то мешало. И вот теперь, через семь лет, он ехал той же дорогой.

Утром, выезжая со стоянки под Лодейным Полем, Игорь решил рассказать жене о событиях того лета. Мелкие детали всплывали неожиданно. Многого он тогда, завороженный таинственной незнакомкой, не заметил, не понял. Теперь, вспоминая, посмотрел на себя как бы со стороны. Рассказывал долго, подробно. Света слушала, иногда порываясь что-то сказать. Наконец, когда Игорь замолчал, решилась:

– Мама говорила, что её бабушка была ведьмой. Настоящей. Я раньше боялась сказать. Думала – не поверишь.

– Ты считаешь, что это она?

– Не знаю, она умерла давно…

Как и в прошлый раз, низкое солнце светило в зеркала. Игорь остановил машину там, где в лес убегала желтая колея грунтовки и отливали золотом стволы сосен.

– Здесь. Чуть дальше я выехал из леса. А вон там, – Игорь показал рукой, – лежал бензовоз.

Они посидели молча. Выходить не хотелось. По сосне спустилась белка. Перепрыгнула на соседнее дерево. Замерла, глядя на машину.

Игорь завёл мотор и включил поворотник, но Света положила руку ему на колено.

– Мама говорит, что Леночка очень похожа на прабабушку. Я-то её не видела, а мама каждый год выезжала к ней в Селище на лето.

Игорь повернулся, посмотрел на дочь. Девчушка знакомым жестом забросила на плечо тоненькую еще косичку. Улыбнулась. Вернувшись на это место, Игорь окунулся в события далекого лета. На него опять смотрели стальные глаза. Этот взгляд, уверенный в будущем! Взгляд человека, определяющего свою судьбу и судьбы близких людей.

2. Ведьма

Низкие облака, с утра затянувшие небо, к вечеру принесли дождь. Ветер, что шумел в кронах, стих. Стало слышно, как тяжелые капли стучат по листьям. Виктор посмотрел вверх. Делать этого не стоило. Нога скользнула по влажному корню. Руки в безуспешной попытке удержать равновесие поднялись выше плеч. Корзина закувыркалась, рассыпая грибы. Мир резко повернулся. Правый бок пронзила нестерпимая боль.

Виктор осторожно перекатился на спину с некстати подвернувшегося пенька. Серое небо лежало на верхушках деревьев. Листья изредка подрагивали, принимая на себя удары редких тяжелых капель. Одна из них быстро выросла в размерах и размазалась по щеке.

Стараясь двигаться осторожно, Виктор перевернулся на живот и встал на колени. Медленно поднялся на ноги. Тупая, сидевшая под ребрами боль при каждом движении выглядывала и кусала. Виктор ощупал правый бок. Под пальцами хрустнуло. Коммуникатор не выдержал падения. Раздавленный экран в куче пластиковых обломков теперь не покажет, куда занесло Игоря. До Селища, где осталась машина, должно быть недалеко. Но в какой стороне деревня – непонятно. Последний гриб он нашел, вроде, у той березы. А вот откуда пришел к ней?

Солнце пряталось за низкими облаками. Пелена дождя уже скрывала дальние деревья. Вдруг будто кто подсказал, намекнул, куда надо идти. Виктор накинул капюшон. Подумал, что теплую куртку и сапоги он надел не зря. Морщась от боли, подобрал корзинку. Посмотрел на неё. Бросил и пошёл, уверенный, что идет в правильном направлении.

В сумерках деревья подступили ближе. Стройные стволы сменились кривыми. Местами попадались заросли папоротника. Виктор брел по мокрому лесу и не замечал ни времени, ни расстояния. Не замечал, что уже ничего не видно под ногами, но не спотыкался. Обходил деревья, словно кто-то указывал дорогу.

Что-то тяжело ухнуло впереди. Так падает в сугроб подтаявший снег с крыши. Виктор остановился. Проснулись в душе детские страхи. Кто или что могло ухнуть, Виктор не представлял. Но что-то толкало вперед – туда, где падает с крыши тяжелый снег. И он пошел, с трудом переставляя ноги, через темный мокрый лес.

Деревья закончились, и из темноты возникли наваленные друг на друга коряги. Опять ухнуло. Показалось – совсем близко. Виктор двинулся вдоль завала. Каждый шаг давался с трудом. Справа чернота скрывала деревья, очерчивала контуры леса на фоне чуть светлого неба. Слева тянулись кривые лапы, старались задержать, не пустить. Передвигать ноги становилось все труднее. Наваливалась усталость. Боль затаилась и ждала резкого движения, чтобы уколоть в бок.

Коряги внезапно закончились. Виктор по инерции сделал еще пару шагов и вышел на твердую, ровную поверхность, не похожую на лесной мох или траву. Идти стало несравненно легче. Слева из темноты вынырнула кривая лапа и потянулась к лицу. Непроизвольно шарахнувшись в сторону, Виктор уперся во что-то правым плечом. Поворачиваясь, качнулся. Чтобы не упасть, ухватился рукой за очередную корягу. Присмотрелся. Перед ним стоял, расставив руки, вырезанный из дерева бородатый мужик. На плече у него сидела ушастая птица. Тоже деревянная.

Впереди снова глухо ухнуло. Раздался звон железа. За деревянной фигурой появилось яркое пятно света. Молодой женский голос спросил:

– И что ты там стоишь?

Язык отказывался шевелиться. Удалось выдавить только хриплый стон. Из темноты донеслось:

– Что ты рот открываешь? Отвечай! Немой, что ли?

Большой светлячок неуверенно подплыл ближе. Справа гремел железом, топал и ухал кто-то большой и тяжелый.

– Буян! Молчать! А ты, там! Смотри на меня, а не на собаку!

И тут всё встало на свои места. Виктор по-прежнему ничего не видел, но совершенно точно знал, что впереди.

Слева громоздились коряги. Вправо уходила в темноту нехитрая ограда из жердей. За ней бегал огромный пес. Звенела толстая – под стать кобелю – цепь. Перед домом с мезонином стояла сгорбленная старуха. Резное крыльцо и балкончик над ним явственно отпечатались в сознании. Из-под сруба высовывались пальцы огромной куриной лапы. Вокруг стояла тьма, ставшая еще плотнее из-за режущего с непривычки глаза света керосиновой лампы. Её держала, отставив руку в сторону, старуха.

Откуда он знал, как выглядит дом, Виктор понять не мог.

Лампа качнулась. Старуха жалостливо выдохнула:

– Эх, болезный! – и, разворачиваясь, произнесла: – Ну, проходи, коль дошёл. Не к Буяну же в будку тебя селить.

Виктор, с усилием переставляя ноги, пошел к дому вслед за хозяйкой. А та уже поднималась на крыльцо.

В сенях голос вернулся.

– Извините, что потревожил вас. Я заблудился.

– Знаю. От самых Дубков идешь. Вот, сюда проходи.

Скрипнула дверь, и старуха проскользнула в огромную комнату, заставленную корягами и деревянными фигурами. Неизвестные науке страхолюдины выстроились под большим темным окном. У стены напротив стоял длинный ларь с плоской крышкой. Под потолком, в неверном свете керосиновой лампы колыхались пучки трав, веники и сетки с чем-то непонятным внутри. Запахи переплетались, приносили тепло летнего луга или обдавали болотной сыростью.

– Приподними крышку-то. Ах, забыла! Ты ж болезный, – проговорила старуха.

«Откуда знает? Неужели меня так перекосило? И что за Дубки? Нет здесь такой деревни». Виктор подошел к ларю. Сжав зубы, открыл его. Из глубины появилась старая перина, за ней толстое ватное одеяло и огромная мягкая подушка. Глядя на нее, хотелось спать, спать… До Виктора наконец-то дошло, как он устал. Ноги стали ватными. Едва дождавшись, когда бабка расстелет на крышке перину, сел и собрался упасть головой на подушку.

– Не торопись, болезный. Сейчас корешок принесу, – старуха повесила лампу на какую-то корягу и поспешила за дверь. – Ты раздевайся пока.

Из темноты слышалось бормотание:

«Отварчику бы. Да в баньку… Ах, вот ты где! Прожует, запьет. И будет он у нас свеженький… Так, теперь водички…»

Старуха вернулась с большой алюминиевой кружкой и непонятным корешком в руках.

– Ешь, а то к завтрему мясо от костей отделится. Не заметишь, как гнить начнешь.

– Может, не надо?

– Может, и не надо… А надо бы тебя отваром напоить, да некогда. Пока готовлю – поздно будет. Уж больно долго ты шел.

Старуха глянула Виктору в глаза. Противиться расхотелось. Убежденный, что стоит расправиться с корешком – и все проблемы отступят, он впился зубами в горькую мякоть. Из глаз брызнули слезы.

– Знаю, горько. Зато потом уснешь сладко.

Работая челюстями, Виктор сквозь слезы и мерзкое крошево во рту представился. Пожевал еще и спросил:

– А как мне к вам обращаться?

– Зови меня бабушкой.

– А по имени-отчеству?

– Нина Кирилловна.

«По здорову ли, баушка, Наина свет Киевна!» – вспомнил Виктор. И еще: «Покатаюся, поваляюся, Ивашкиного мяса поевши…» Жевать сразу расхотелось.

Старуха улыбнулась. Так мог улыбаться деревянный леший. Морщинки на лице углубились, кончик горбатого носа зашевелился, тонкие губы разошлись, явив на свет крепкие белые зубы.

– Ты, милок, не бойся. Не съем я тебя. Поспишь, а утром с Кошей посоветуемся, что с тобой делать.

Уложив его, бабка провела руками над многострадальным боком, пошептала, и боль ушла. Лампу старуха унесла с собой. Виктор закрыл глаза, чтоб не мерещились в темноте населявшие комнату страшилы. Пахло мятой и еще чем-то смутно знакомым, возвращающим в детство. Приятное тепло растекалось по телу. Ребра не болели. Согрелись руки, теплая волна подбиралась к ногам. Незаметно подкрался и сон.

* * *

На рассвете избушка приподнялась, повернулась тремя окнами к воротам, а крыльцом к будке Буяна. Качнувшись, притопнула куриной лапой. Виктор, наблюдая все это из-за ворот, поразился: зачем к избушке приделали мезонин? В нем не то что усидеть, не размазаться по стенам трудно. Размяв ноги, избушка в два шага подошла к воротам. На балкончик выскочила деревянная морда с короткими ножками и ручками. Ухватившись за перильца, заорала:

– Чего стоишь?! Открывай!

Буян отвернулся. Зевнул так, что любой лев удавился бы от зависти, и не двинулся с места. Ему не было дела до этих криков.

– Ты! Там! За воротами! Открывай! Она же сейчас прыгнет! Если ногу сломает, Нина голову оторвет!

Виктор кинулся к плетеным воротам, скинул проволочное кольцо и потащил на себя длинную воротину.

– Шустрей! Невтерпёж ей! – деревянная морда коротко оглянулась, кивнула. – И сам далеко не уходи. Как мимо пойдет – на крыльцо прыгай! Понял?

Виктор бросил норовившую утащить за собой створку ворот и побежал ко второй.

Избушка присела. Похоже, стартовать собиралась. Толкнув тяжеленную воротину, Виктор развернулся и прыгнул на пролетавшее мимо крыльцо. Животом на ступеньки. Избушка сделала очередной шаг, и ребра приложились к резному столбику перил. Боль заставила зажмуриться. Кто-то сильной рукой схватил его за шиворот. Рывок, и он уже в избе.

Открыв глаза, Виктор обнаружил, что вновь лежит на веранде. В окно светит солнце.

Старуха поправила одеяло. Посмотрела в глаза.

– Проснулся? Потерпи, милок! Потерпи! Сильно ты приложился. Ужо, я этому Кирюше! Думать должен, в какой момент людям глаза отводить!

Поводив над горящим боком руками, бабка вышла из комнаты.

– Нина Кирилловна, а кто такой Кирюша?

– Смотритель Дубков.

– А где такая деревня?

– Деревня? Ах, вот ты про что. Не деревня, – бабка уже стояла рядом. – Бор это – Дубки называется. Там, где ты упал. Вот! Жуй!

Как и вчера, вместо ноющей боли между ребрами разливалось тепло солнечного дня. Виктор сел. Взял корешок. Передернулся в ожидании горечи, обреченно сунул его в рот и стал слушать, что ему говорят.

– Кирюша загордился лишку. Как Коша его фигуру у ворот поставил, так и загордился. Добрым людям глаза отводит. Может кружить весь день. А может в болото завести. Хорошо, в болоте не он хозяин.

Старуха присела на разлапистую корягу, верх которой изображал мужичка с длинными волосами и перепонками между пальцев. Сейчас, на солнышке, Нина Кирилловна уже не выглядела на двести лет, как в неверном свете керосиновой лампы. Морщинистые щеки заливал здоровый румянец. Нос демонстрировал изящество линий. За горб Виктор, похоже, принял капюшон старой офицерской плащ-накидки, что висела на гвозде у входа.

– Кирюша, когда ты упал, испугался. Направил ко мне, – бабка с улыбкой смотрела на жующего Виктора. – Да! Ключи от машины у тебя в куртке лежали – так их Коша взял. Через полчасика пригонит. Тебе лучше не ходить пока. Полежи. И потом пару-тройку дней ходи поменьше, да не наклоняйся.

* * *

Виктор нежился в лучах утреннего солнца. Запахи от развешенных под потолком травок приятно бодрили, навевая яркие летние картинки.

В дверь протиснулся высокий парень с широкими плечами. Протянул ключи.

– Я машину там, за поворотом, оставил. К воротам подъезжать опасно. Изба может испугаться.

– Изба…

– Да. Взбрыкнет – на пол полетите. Бабушка говорит, вам еще пару дней поберечься надо.

Это, наверное, Коша. Голос оказался ему под стать – громкий, бархатный, берущий за душу. Ручищи огромные. Парень помог встать: аккуратно взял за плечи, поднял и поставил. Надевая сапоги, Виктор спросил:

– А почему вас Кошей зовут?

– Это бабушка… Родители назвали Георгием, Гошей. А бабушка все Коша да Коша. Худой я в детстве был, болел много. Она меня в три года у родителей забрала. По лесу водила, поила отварами, кормила корешками. Выкормила…

Виктор снял куртку с коряги у двери. Под курткой скрывалась деревянная скульптура русалки. Гоша пояснил:

– Это Алена. Она в Глубоком живет. Пришлось резать на берегу, а потом сюда тащить.

– Так это все с натуры? – Виктор обвел рукой выстроенные у стены коряги.

– Да. Я их с детства знаю. Почти всех. Ближних уж точно. На первом курсе приезжал сюда на этюды, потом взялся на резец. Пойдемте, бабушка там блинов напекла – позавтракаем.

* * *

Зажатая с обеих сторон высоким орешником дорога петляла по лесу. О вчерашнем дожде напоминал только влажный песок в колее. Полуденное солнце пробивалось сквозь листву, и дорога казалась засыпанной золотистым конфетти. Грусть от расставания с очаровательной ведьмой и ее добродушным внуком постепенно уходила. Ночные мытарства в сыром лесу казались страшной сказкой.

Гоша, провожая его до машины, сказал: «Вы не думайте, как выехать. Дорогу бабушка откроет. Главное, не пытайтесь свернуть – заплутаете».

Виктор понимал: никогда ему не найти дорогу к избушке с мезонином, никогда не увидеть ласковую улыбку Нины Кирилловны. Гоша говорил, что его деревянные скульптуры охотно покупают. Может, мелькнёт где-нибудь вырезанный из дерева леший, напомнив о бесславном походе за грибами.

После очередного поворота пришлось остановиться. Посреди дороги стоял бородатый мужичок в тулупе мехом наружу. На его плече примостился филин. Виктор поразился, как деревянный леший у ворот похож на настоящего.

Филин взмахнул крыльями и скрылся среди деревьев. Кирюша подошел к открытой дверце. Смотреть в глаза Виктору он стеснялся.

– Вот. Нина просила передать, – проскрипел леший и подал брошенную вчера корзинку. Плотненькие боровички навалены в ней так, что рука еле влезала под ручку. – Вы извините. Я не со зла. Сам испугался, как вы упали, – Кирюша поднял взгляд и попытался улыбнуться. – Вы приходите в лес. Я вам завсегда грибков, ягодок… Правда, приходите.