Текст книги "«Во вкусе умной старины…»"

Константин Соловьев
"Во вкусе умной старины… "

Деревня, усадьба, подмосковная
(вместо введения)

Усадебная жизнь русского дворянства – удивительный культурный феномен, строго ограниченный во времени и пространстве. Это наше отечественное явление, возросшее на российской культурной почве и подпитываемое живой национальной традицией. Но это еще и отечественный вариант общеевропейской культуры рубежа XVIII–XIX веков.

Усадьба, как особая разновидность загородного дома, появилась, видимо, в XVII веке. Тогда существовали две основные формы феодальных владений: вотчина и поместье. Вотчины – родовые земли бояр – находились в полной их собственности и служили основой их богатства и могущества. К началу XVII века бояре добились важнейшей для себя привилегии: вотчинные земли опальных и казненных бояр должны были оставаться в семье, а не забираться в «казну», что еще более отделило вотчины от поместий, даваемых дворянам только за службу и только на время службы.

В отличие от крупных европейских феодалов, бояре не жили в своих вотчинах. И на Руси не было феодальных замков. Центр интересов российских бояр – город. Тут велась торговля всем, что производилось в вотчине, здесь же – государственные должности, приносящие почет и дополнительную прибыль. А управлением многочисленных боярских владений занимались наместники, часто – грамотные холопы.

Усадьба же появилась как некое дополнение (и отчасти замена) вотчине. Она давалась во владение крупным чиновникам, живущим в столице, чтобы длительные отлучки в родовые имения не отвлекали важных людей от их государственных забот. Иногда на полученных подмосковных землях строился боярский дом, где боярин "усаживался" как в городе – с двором и дворней, амбарами и промыслами, приносящими доход. Но постоянно там не жили и там. В усадьбах «гостили»: приезжали на пару недель присмотреть за хозяйством и отдохнуть. Боярские подмосковные не держались в семье подолгу: смерть боярина, опала, перемена власти – и пожалованное имение отбиралось, переходило к другому приближенному.[1]1
  Подробности об эволюции понятия «усадьба» в XVI–XVIII вв. см.: ТИХОНОВ Ю.А. Подмосковные имения русской аристократии во второй половине ХVI – начале ХVIII вв. // Дворянство и крепостной строй России в ХVII – первой пол. XIX в. М., 1976. ВОДАРСКИЙ Я. Е. Дворянское землевладение в России. М., 1988; ШЕРЕДЕГА В.И. Древнерусская подмосковная усадьба ХVI – ХVII вв. //… в окрестностях Москвы. Из истории русской усадебной культуры ХVII–XIX вв. Гл. 1. М., 1979.


[Закрыть]

Дворяне же – помещики, обязанные являться по требованию царя на военную службу «конно, людно и оружно», в перерывах между войнами и призывами на смотр, жили в своих деревеньках. Но особой «поместной» бытовой культуры ни в XVI, ни в XVII веке не выработалось. Жизнь поместных дворян во всех ее важнейших проявлениях (дом, одежда, язык, еда, питье, взгляды и привычки) практически ничем не отличалась от жизни богатых крестьян, однодворцев, или управляющих боярскими вотчинами.

Петр I в своем стремлении поставить все сословия на службу государству «выдернул» бояр из родовых гнезд, а дворян из их поместий (покидать которые «для-ради» царской службы им становилось все труднее). Попутно он уничтожил разницу между вотчиной и поместьем, и сохранил за дворянским владением лишь одну функцию: обеспечивать дворянина – офицера или чиновника – всем необходимым на протяжении его пожизненной службы Отечеству. Вот тогда и началась новая история усадьбы – деревенского дома городского (по своим взглядам и привычкам) человека. Два поколения дворян не имели возможности жить в своих поместьях. За это время они усвоили (частично) европейские знания быт и привычки, но не успели забыть, что их настоящий, их подлинный дом – в деревне.

В 1736 году срок службы дворянина был ограничен 25 годами, и сорокалетние отставники могли спокойно отправляться в сельские дома доживать свой век. В 1762 году император Петр III "Указом о вольности дворянства" освободил их от обязательной государственной службы. Жизнь дворянина стала его частным делом и постепенно начала перемещаться поближе к источникам дохода, туда, где жить проще и дешевле – в деревню. К этому времени дворянское сословие устоялось, перемешались вотчинники и помещики, новые и старые дворяне. Официально дворянство делилось на четыре категории: титулованные, столбовые, выслуженные и личные. Первые три представляли собой плотно сшитую родственными и служебными связями материю. По большому счету все сколько-нибудь известные в нашей истории дворянские фамилии находились друг с другом пусть в отдаленном, пусть полумифическом, но родстве. Их быт с середины XVIII века усредняется и типизируется: постепенно уходит в прошлое непомерная роскошь вельмож и полу крестьянская жизнь мелких помещиков.

«Жалованная грамота дворянству» подписанная императрицей Екатериной II в 1785 году, закрепила за ними право создавать дворянские общества, избирать уездных и губернских предводителей. С этого времени, провинциальное дворянство постепенно превращается в «собрание людей (…) связанных сознанием общих интересов, имеющее определенные права и обязанности, имеющее цели, выходящие из уровня только обыденных хозяйственных, домашних забот»[2]2
  ЧЕЧУЛИН Н.Д. Русское провинциальное общество во второй пол. ХVIII в. СПб., 1889. С. 88–89.


[Закрыть].

Массовое строительство усадеб началось в 60-е – 80-е годы XVIII века, «когда их владельцы не только прочно оседают в своих поместьях, но и обращают больше внимания на развитие сельского хозяйства…»[3]3
  ИЛЬИН М.А. К вопросу о русских усадьбах ХVIII в. // Русский город. Вып. 4. М., 1981. Цитируемый автор относит эти действия к самому началу 80-х гг. Однако есть и другая точка зрения, согласно которой массовое строительство усадеб началось уже в 60-е годы ХVIII в. См. напр.: «… в окрестностях Москвы». С.139.


[Закрыть]. При этом в деревню вернулось совсем не то дворянство, какое уходило на государственную службу полвека назад. Оно прошло через войны и победы, узнало столицу и заграницу, получило образование и значительно расширило свой кругозор. Можно сказать, что из деревни ушло русское дворянство, а вернулось – европейское. Новый опыт (государственной службы и европейских привычек) совмещенный с традициями русской деревенской жизни и сформировал уникальную культурную среду – дворянскую усадьбу.

Возвращаясь в деревню, дворянство не собиралось забывать о своей роли в обществе и о своем призвании к государственной службе. Частная жизнь по-прежнему не имела самостоятельного значения[4]4
  «Самодовлеющая ценность чина, ранга, должности, титула во всех сферах жизни дворянства (…) характеризовали сознание господствующего класса как сословно-статусное по своим жизненным ориентациям». – МАРАСИНОВА Е.И. Русский дворянин второй половины ХVIII в. (социо-психология личности). // Вестник МГУ. Серия 8. История. 1991. № 1 С. 22.


[Закрыть]. Не служить (в гвардии, в армии, на флоте или уж, так и быть, «на гражданском поприще») считалось не престижно и неприлично. Поэтому усадебная жизнь делилась на два периода: детство как приготовление к службе и отставка как воспоминание о службе. Отдав долг Отечеству, дворянин должен был выполнить свои обязанности перед семьей и своим родом. Понятия дворянской и родовой чести в усадебной жизни не только не отмирали, но и обретали гораздо большее значение, чем на службе.

Быт русской дворянской усадьбы был сложным. В нем переплетались разные традиции и влияния. Многие дворянские семьи переезжали в деревню на лето, а зиму предпочитали проводить в городе. Широкое распространение этого обычая привело к появлению «подмосковных» – деревень (и усадеб) приобретаемых специально для летней жизни. «Городские» по своей природе привычки и условности отчасти переносились в деревню. Однако решающее воздействие на образ жизни в усадьбе оказывали другие факторы. Это русская природа средней полосы (лес, поле, речка) и связанные с ней удовольствия и развлечения. Это хозяйственные заботы. Это постоянное общение с крестьянами. Это тесный круг соседей и родственников, вне которого немыслима деревенская жизнь.

Но была и еще одна особенность, определившая своеобразие быта русских помещиков конца XVIII – начала XIX веков: бесплатный труд крепостных. Недаром в середине прошлого века, еще при крепостном праве, но уже в пору кризиса крепостного хозяйства, культура дворянской усадьбы начинает разрушаться, и очень быстро – за 10–15 лет – изменится почти полностью. Отмена крепостного права и технический прогресс довершили начатое разрушение. В 1839 году маркиз де-Кюстин, путешествуя по России, еще застал все приметы старого барства, а в 1852-54 годах, когда Д. Благово записывал «Рассказы бабушки», черты усадебного быта воспринимались уже как бесконечно далекая старина. Прошло еще 15–20 лет и разрушение старого усадебного быта стало необратимым. На смену прежним барам пришли «новые помещики» – заводчики и дачники.

Очерк I
Переезд

Переезд в деревню – событие, повторяющееся каждый год, но не перестающее от этого быть Событием. Городская застава была той границей, за которой человек менялся, и менялся очень существенно. Дух горожанина – театрала, любителя банкетов и светских развлечений – в деревню не проникал. Он оставался бродить по комнатам опустевшего городского дома вместе со сквозняками и парой оставленных слуг. Он шуршал «в шкапу» городской одеждой и, отражаясь в пыльных зеркалах, ждал декабря. В деревню ехал сельский житель: рачительный хозяин, лично наблюдающий за полевыми работами; строгий господин своих крестьян, беспристрастно разбирающий жалобы и споры; сентиментальный любитель природы и сельских видов; страстный охотник и уставший от светской жизни любитель сельской простоты.

Реальная простота, дешевизна деревенской жизни имела большое значение для той части дворянства, которая именовалась мелкопоместной. Для них – владельцев лишь нескольких десятков крестьянских душ – столичная и, в целом, городская жизнь была разорительна. А жизнь в Москве с ее барством и хлебосольством разорительна вдвойне[5]5
  «Итак, мы перебрались в Москву, где жили в доме князя (Урусова – авт.), летом ездили с ним в деревню его Александровское (иначе Долголядье). Сим только способом родители мои могли употребить свои доходы, состоящие из 5000 р., на наше воспитание, крайне умеряя себя во всех своих издержках». – МУРАВЬЕВ-КАРСКИЙ Н.Н. Записки. // Русские мемуары. 1800–1825. М., 1989. С. 76.


[Закрыть].

Превращение городского жителя в сельского происходило в дороге. Но и сама дорога означала иную, совершенно особенную жизнь. Современный человек почти не живет в пространстве. Мы ценим время, а в пространстве только перемещаемся, стараясь делать это быстро и незаметно. Но 200 лет назад ужать пространство до нескольких часов было невозможно. В нем приходилось устраиваться. Сравнительно быстрый способ перемещения – на почтовых, с переменой лошадей на каждой станции, в частной жизни мог быть пригоден разве что для Хлестакова – «сосульки и вертопраха» в чине коллежского регистратора. При крайней необходимости так добирался к умирающему дядюшке Евгений Онегин. Почтовых лошадей подавали «по чинам», в первую очередь курьерам и чиновникам, путешествующим «по казенной надобности». Отставной поручик, едущий по собственной надобности, мог дожидаться свободных лошадей и неделю, бранясь со станционным смотрителем, кляня тараканов, скучая и радуясь любому новому лицу. Помещику же, выезжающему из города со множеством вещей, перевозимых в «подмосковную» тащиться на почтовых было совсем не с руки. Поэтому в деревню ехали «на долгих» – на своих. А «долгими» они назывались потому, что груженые экипажи никто не гнал, лошадям давали отдохнуть на каждой станции. Путь мог быть и близок, да долог по времени.

Итак. За неделю или больше до отъезда начинались сборы: готовились вещи и еда в дорогу, приводился в порядок городской дом, подновлялись экипажи. Из деревни вызывались лошади, на дорогу закупался корм. Отъезжали, чаще всего, после Николина дня, то есть 9 мая[6]6
  БЛАГОВО Д. Рассказы бабушки. Л. 1980. С. 49.


[Закрыть]. На то были свои причины. Во-первых, лошади. Помещик Иванчин-Писарев для переезда в деревню использовал 21 лошадь[7]7
  Там же. С. 81.


[Закрыть]. Помещика Головина – 76 лошадей[8]8
  ШУБИНСКИЙ С.Н. Очерки из жизни и быта прошлого времени. ХVIII – начало XIX в. СПб., 1888. С. 138.


[Закрыть]. Бывали «поезда» и побольше. Забрать такое количество лошадей из деревни в апреле – значит сорвать сев. Значит надо ехать либо до полевых работ, либо в их промежутке. Княгиня Дашкова, не желавшая жить в Москве подолгу, уезжала в Подмосковье в марте – по санному пути. Большинство же помещиков отправлялись в деревню в мае, когда сев заканчивался.

Во-вторых, Москва так просто не отпускала. Первого мая в Сокольниках, «в немецких столах», еще со времен Петра I проходило самое престижное гулянье – в экипажах. Вот как описывает его очевидец:

«Сколько народу, сколько беззаботной, разгульной веселости, шуму, гаму, музыки, песен, плясок… сколько щегольских модных карет и древних, пра-прадедовских колымаг и рыдванов, блестящей упряжки и веревочной сбруи, прекрасных лошадей и претощих кляч, прелестнейших кавалькад и прежалких донкихотов на прежалчайших росинантах![9]9
  ЖИХАРЕВ С.П. Записки современника. Т.1. Л., 1989. С. 81.


[Закрыть]»

На следующий день, 2 мая, назначались скачки с участием лучших московских наездников. Пропустить этот праздник – все равно, что потерять год: себя не показать, других не увидеть. Поэтому и ждали до мая: сначала гулянье, потом – отъезд.

В-третьих, апрельские дороги были, как бы это сказать, не для путешествий. Шоссе в России было только одно – из Петербурга в Москву. В XVIII веке оно было покрыто широкими и толстыми досками, в начале XIX-го – щебнем. Остальные дороги были грунтовыми. Путешествие по ним в весеннюю распутицу выглядело, судя по письму Марты Вильмот, так:

«Лавируя, карета продвигалась вперед почти без дороги (если не считать колеи, оставленной небольшими грязными повозками), и нас било, вертело, трясло, стукало, бросало из стороны в сторону. Вдруг лошади поднялись на дыбы, рванули – и мы все до единого очутились в болоте… с которым мы сражались в течение 5 часов под звон московских колоколов»[10]10
  Письма сестер М. и К. Вильмот из России. С. 274.


[Закрыть].

А вот другое описание весенних дорог: на Пасху 8 апреля 1778 года компания московских дворян отправилась в поместье графа Орлова Остров. «Дорогою была великая грязь, и переломилась ось» – меланхолически записал один из путешественников[11]11
  Похождения монаха Палладия Лаврова.// Русский архив. 1878. Кн. 2. № 8. С. 449.


[Закрыть].

В-четвертых – реки. Путешествующий в апреле «по казенной надобности» А.М. Фадеев переправлялся через Оку: «Мы должны были пересидеть целый день в отвратительной грязной мужичьей избе в ожидании, пока разойдется лед»[12]12
  ФАДЕЕВ А.М. Воспоминания. // Русский архив. 1891. Кн. 2. С. 29.


[Закрыть]. Те же, кто ехал по своим делам пережидать ледоход предпочитали в городе.

Отъезд в деревню сопровождался определенным ритуалом. Чаще всего – молебном. Иногда отъезду предшествовало поклонение святым мощам в кремлевских храмах. Внешний вид «поезда» – поставленных друг за другом различных экипажей – зависел, помимо обеспеченности помещика, от меры удобств, которым он хотел располагать в дороге, его официального положения и личных привычек. Перед двадцатью экипажами помещика Головина везли чудотворную икону Владимирской Божьей Матери[13]13
  ШУБИНСКИЙ С.Н. Указ. соч. С. 138.


[Закрыть], а страстный охотник Нащекин окружал свой обоз одетыми в гусарские костюмы конными лакеями, впереди пускал слугу с трубой, подававшего сигналы к остановке и продолжению движения поезда[14]14
  НАЩЕКИН П.В. Воспоминания. // Прометей. № 10. М. 1974. С. 289.


[Закрыть]. Граф Бутурлин ездил в свое село Белкино отдельно от семьи, в сопровождении двух камердинеров, библиотекаря, доктора или живописца[15]15
  БУТУРЛИН М.Д. Записки. // Русский архив. 1897. Кн. 1. С. 238.


[Закрыть].

Обычно дворянин ездил в карете, запряженной двумя – шестью лошадьми цугом (то есть друг за другом или пара за парой), с форейтором и лакеями на запятках. Обычай этот утвердился к концу XVIII века. Еще в 60-е годы этого столетия, как писал А.Т. Болотов, в провинции карет почти не было. У него самого «было две старинных и староманерных коляски, из коих одна была большая четвероместная, но с какою и показаться никуда было не можно, а другая, такая же и поменьше, и полегче, и так как бы визави, двуместная и образом своим не лучше первой»[16]16
  БОЛОТОВ А.Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им самим для своих потомков. Т. 2. М., 1931. С. 281.


[Закрыть]. А в начале XIX века карета стала обязательной принадлежностью дворян, и даже «всякий, чуть маломальский поразжившийся чиновник в подражание дворянству, прежде всего, обзаводился каретою, таков был уж обычай»[17]17
  СЕЛИВАНОВ В.В. Сочинения. Т. 2. Владимир, 1902. С. 73.


[Закрыть].

У зажиточного помещика отдельная карета или фаэтон был для каждого члена семьи. Мелкопоместные располагались в линеях (или линейках) – шести-восьмиместных экипажах «с подобием крыши и занавесками от дождя», которые тащили шесть – восемь лошадей. В богатых семействах в линейках размещали воспитанников и воспитанниц, учителей и гувернеров, камердинеров и камеристок. Вся дворня – главным образом сенные девушки, ехали в бричках и фурах, нагруженных всем, что может понадобиться в дороге. Так что для поездки «на долгих» нужно было готовить самое малое 3 экипажа, а чаще – около десятка. Гордость помещика составляли особенные экипажи, каких не было ни у кого другого. У Нащекиных 16 лошадей тащили буфет: «видом… огромный, квадратный кованый сундук на колесах»[18]18
  НАЩЕКИН П.В. Указ. соч. С. 290.


[Закрыть]. В этом буфете везли дорожный серебряный сервиз и вина «на льду». В обозе княгини Дашковой был свой «сундук» на колесах. На стоянках он раскладывался в кровать[19]19
  Письма сестер Вильмот… С. 264.


[Закрыть]. В семье Д.Н. Толстого в обоз включали пустые легкие дрожки – для переезда через мосты, «когда грязь мешала делать это пешком»[20]20
  ТОЛСТОЙ Д.Н. Черты старинной помещичьей жизни. Памятная книжка Воронежской губернии на 1894 г. Воронеж, 1894. Отд. III. С. 35.


[Закрыть].

В карете через мост не переезжали из соображений безопасности. Русский национальный способ переезжать мелкие реки и овраги дрожащей рукой описал маркиз де Кюстин:

«Вначале спуска лошади идут шагом, но вскоре, обычно в самом крутом месте, и кучеру и лошадям надоедает столь непривычная сдержанность, повозка мчится стрелой со все увеличивающейся скоростью и карьером, на взмыленных лошадях, взлетает на мост, то есть на деревянные доски, кое-как положенные на перекладины и ничем не скрепленные… Одно неверное движение кучера – и экипаж может очутиться в воде. Жизнь пассажира зависит от акробатической ловкости возницы и лошадей»[21]21
  КЮСТИН Астольф де Николаевская Россия. М., 1990. С. 217.


[Закрыть].

Если же брички в поезде не было, а грязь наличествовала, слуги несли господ на руках[22]22
  СМИРНОВА-РОССЕТ. А.О. Воспоминания. Письма. М., 1990. С. 43.


[Закрыть].

В подмосковную ехали не торопясь: 25 верст преодолевали за 3 дня, сто – за неделю[23]23
  ТОЛСТОЙ Д.Н. Указ. соч. С. 36.


[Закрыть]. По ровной дороге лошадей могли пустить рысью, в гору – шагом. Иногда прогуливались по лесу, по берегу реки. Через 10–15 верст делали остановку. Для этого заранее отправляли брички с кухней и припасами. В холодную погоду располагались на постоялом дворе, в теплую – на природе. И в том, и в другом случае еда была своя. Вот примерный перечень заготовленного в дорогу: жареные телятина, гусь, индейка, утка, пироги с курицей и фаршем, сдобные калачи, запеченные с целыми яйцами[24]24
  СЕЛИВАНОВ В.В. Указ. соч. С. 127.


[Закрыть]. В какой-нибудь соседней деревне покупали молоко, сливки, хлеб, гусей или кур. В красивом месте ставили палатку – полотняную с деревянными рамами. Внутри располагали ковры, стулья, столы и кресла. Ночевали в экипажах или в особых «калмыцких» палатках из войлока[25]25
  БЛАГОВО Д. Указ. соч… С. 84.; ТОЛСТОЙ Д.Н. Указ. соч. С. 30; НАЩЕКИН П.В. Указ. соч. С. 291.


[Закрыть].

Неторопливое продвижение дворянского поезда со всем необходимым для жизни в нем подчеркивало частный характер данного действия. Ехал свободный человек, на своих лошадях и в свое поместье. Ему не надо бить кучера в шею, не надо зависеть от станционных смотрителей, не надо завидовать важным персонам, в проносящихся вихрем экипажах. Он отделен от государства, он даже не едет, а живет в дороге так, как ему нравится. Впереди – усадьба, где свободы меньше и где высока мера ответственности – за себя, за семью, за крестьян. Вот обелиск, обозначающий границу поместья, вот еще один – у въезда во двор, вот липовая аллея. Приехали. Дома.

Очерк II
Дом

Помещичья усадьба – это целый мир, причем мир замкнутый, цельный, самодостаточный. Это небольшая страна. В нем есть все, что необходимо стране: территория и границы, реки, леса, поля и пашни, население и власть, экономика и культура. Каждый элемент усадьбы входил в нее по принципу необходимой достаточности, то есть так, чтобы сделать усадьбу полной, завершенной. Помещик мог пять лет строить церковь, десять лет не отделывать почти готовый дом, но беседку он построит обязательно, и назовет ее «Приют уединения», и посадит аллею к ней, потому что без этого мир его будет «неправильный», не помещичий, недворянский.

До середины 18 века дом дворянина был именно домом, жилищем, устроенном не напоказ, а для себя, удобно и традиционно. В России издревле обживали не столько дом, сколько двор, где были и все хозяйственные постройки, и огород с садом. Сам дом не имел при этом самостоятельного значения. И еще в конце XVIII века, особенно в провинции, усадьбы «хозяйственного типа» не были редкостью. Они описаны И.Е. Забелиным: жилая комната представляет собой «избу», построенную вторым этажом над нежилым подклетом, имеет большие «красные» окна, теплый насыпной земляной потолок и печку. Если изб было несколько, они соединялись сенями в «хоромы». Получался большой дом, в котором теплые помещения чередуются с «летниками». Сени отличались от комнат тем, что в них не ставились печи и окошки прорубались маленькие. Общий вид «боярских хором», согласно Забелину, таков: «хоромы состояли преимущественно из трех этажей: внизу подклеты, в среднем житье или ярусе – горницы, повалушки (комната, специально пристроенная с фасада и выполнявшая роль зала, светлицы); вверху – чердаки, терема, вышки»[26]26
  ЗАБЕЛИН И.Е. Домашний быт русских царей в ХVI и ХVII столетиях. Кн. 1. М. 1990., С. 65.


[Закрыть].

Принцип "соборного" строительства, при котором отдельные комнаты «собираются» – соединяются сенями – позволял произвольно расширять дом по мере надобности. Например, зимний деревянный дом Д.Н. Толстого сначала состоял из 5 комнат, а затем, одна за одной, были пристроены еще три[27]27
  ТОЛСТОЙ Д.Н. Указ. соч. С. 28.


[Закрыть]. В мемуарах упоминается два типа такой постройки. Один – «двоенка» – две избы, соединенные сенями, стоящие прямо на земле[28]28
  БОЛОТОВ А.Т. Указ. соч. Т. 2. С. 242.


[Закрыть]. Дом другого типа был у помещицы А.Н. Нестеровой – старинный, построенный на подклете и из необработанных дубовых бревен в сажень вышиной и с тесовой крышей. Семь комнат образовались при соединении теплых горниц холодными сенями прихожая, передняя, лакейская, зала, гостиная, спальня и девичья, выходящая на заднее крыльцо[29]29
  СЕЛИВАНОВ В.В. Указ. соч. Т. 1. С. 131.


[Закрыть].

Место постройки определялось в первую очередь хозяйственными нуждами. Болотов, описывая жилище своего соседа и недруга Рахманова, упоминает, что дом его был на косогоре «в прескверном месте и не значащем ничего»[30]30
  БОЛОТОВ А.Т. Указ. соч. Т. 2. С. 335.


[Закрыть]. Дом родителей его невесты Кавериных точно также стоял на косогоре, то есть в месте, неудобном для сельских работ. Такой дом не имел никакого вида, потому что был весь окружен служебными постройками, да и строился без специального плана. Старые помещичьи дома были «не светлы»: маленькие двери и окна, темные сени, прокопченные стены и потолок придавали им вид почти что курной избы.

С появлением указа «О вольности дворянства» и последовавшими отставками дворян, с их переездом в деревню, все изменилось. Началось обширное строительство. Новые дома отвечали совершенно иным представлениям о роли помещика в деревне. Место для нового дома выбиралось открытое: лучше всего на вершине холма, вблизи реки и в некотором отдалении от деревни. Дом должен был давать представление о хозяине, и лучше – издалека, с самых границ его владений. Поскольку дворянин и в деревне теперь вел жизнь светскую, открытую, то и дом его был открыт для взглядов. Им и окружавшим его парком полагалось любоваться. Эстетическая функция дома явно возобладала над хозяйственной. Дом теперь отделялся от служб и строился по плану.

В 70-е годы XVIII века деревянные (чаще всего из дуба или сосны) помещичьи дома стали штукатурить: набивали на стены дранку и покрывали ее раствором из извести, глины и муки[31]31
  Из письма Баратынского: «Дом отделан вполне: в два этажа, столпы обштукатурены, полы выкрашены, крыт железом». -БАРАТЫНСКИЙ Е.А. Стихотворения. Письма. Воспоминания современников. М., 1987. С. 305.


[Закрыть]. По высохшей штукатурке дом покрывался краской. Дома строились из дерева: это было и дешевле, и быстрее. Кроме того, каменный дом трудно было хорошо протопить дровами. В каменных домах богатые помещики жили только летом, а с приближением холодов переселялись в деревянные[32]32
  ТОЛСТОЙ Д.Н. Указ. соч. С. 28.


[Закрыть]. Так, Бутурлины, прежде жившие в деревне исключительно летом, но решив остаться в своем любимом Белкине на зиму, отстроили себе большой деревянный двухэтажный дом, «так как большой каменный дом не предназначался никогда для подобного случая»[33]33
  БУТУРЛИН М.Д. Указ. соч. // Русский архив. 1897. № 3. С. 407.


[Закрыть].

Дом должен был выполнять одновременно две функции: представительскую (как место светских развлечений) и бытовую (быть удобным для жилья). В некоторых случаях первую роль играл каменный дом, вторую – деревянный. В других – старый и новый, как у помещика Кошкарева в селе Верякуши. Там по берегам пруда стояли два дома: старый, в котором жил сам помещик, и новый, гораздо лучше устроенный и меблированный. В нем не жили, а только принимали гостей[34]34
  Помещичья Россия по запискам современников. М., 1911. С. 137.


[Закрыть]. А вот у помещика Сербина один дом делился на две половины: зимнюю и летнюю и при этом, как пишет мемуарист, «никаких других особенностей не было, ни паркетных полов, ни богатой мебели, ни дорогих обоев"[35]35
  СТО ОДИН. Дед мой помещик Сербин. // Русский вестник. Т. 120. 1875. № 11. С. 70.


[Закрыть].

В усадебном доме выделились, обычно «парадные покои». Их было минимум два: зала для танцев и гостиная, она же, при необходимости, парадная столовая[36]36
  МАКАРОВ М.И. Черты из жизни русских дворян в конце ХVIII в. // Московский наблюдатель. 1836. Ч.!Х. С. 249.


[Закрыть]. Полный комплект парадных помещений включал еще буфетную, кабинет хозяина дома и будуар его жены.

Парадные помещения значительно отличались от жилых: в них были большие окна и паркетные полы, часто составлявшие особую гордость хозяев. Стены и потолок обивались шпалерами. Обязательным оформлением парадных комнат была живопись. Это могла быть роспись «красками на клею»[37]37
  БЛАГОВО Д. Указ. соч. С. 22.


[Закрыть], выполненная домашними художниками (чаще всего крепостными) или развешанные по стенам гравюры, по вкусу хозяина изображавшие виды природы, охотничьи или батальные сцены[38]38
  МАКАРОВ М.И. Указ. соч. С. 255.


[Закрыть]. Гравюры были в большом ходу. Даже у мелкопоместных дворян, чей дом не был оштукатурен и не имел даже деревянной тесовой крыши (обходились соломенной), в гостиной обязательно висели картинки, изображавшие «кавалеров», «дам в чепцах», архиереев и Ермака.[39]39
  КИРЕЕВ М.Н. Записки. // Русская старина. 1890. № 7. С. 55.


[Закрыть]

Парадные помещения были связаны исключительно со светской жизнью, предназначались для бала и приема гостей в торжественные дни. Размещались они на первом этаже в фасадной части, окнами в английский или голландский парк. Из парка или с подъездной дорожки в парадные покои вело парадное же крыльцо дома. Вдогонку уходящему стилю барокко дома во II половине XVIII века строились по «анфиладному принципу» (как Версаль или Зимний дворец): все парадные помещения размещались в линию, при необходимости их двери широко раскрывались, и весь первый этаж становился одним большим вытянутым залом.

Анфиладное строение дома – необходимая прихоть. Для жизни эти помещения крайне неудобны: в них гуляют сквозняки, прогреть их не может ни одна печь, поэтому печи в них часто и не ставили, кроме того, чтобы пройти в какую-то комнату, находящуюся в другом крыле здания, надо было миновать все остальные.

Из письма Баратынского:

«Мы столь мало рассчитывали на чьи бы то ни было посещения, что в нанятом нами большом доме, построенном на старинный лад (следовательно, крайне неудобном расположением комнат), мы оставили только черный ход – и для того, чтобы спастись от сквозняков, и чтобы разместить наших людей».[40]40
  БАРАТЫНСКИЙ Е.А. Указ. соч. С. 285.


[Закрыть]

Необходимость анфиладной постройки диктовалась (помимо моды) одним обязательным элементом жизни дворянского общества – танцами. Менуэт и сменивший его полонез – танцы, обязательно открывавшие бал – требовали большого пространства. Бравурной мазурке конца XVIII века тоже нужно было много места.

Вальс, ставший главным танцем в начале XIX века, а также спокойный, томный вариант мазурки и полный фантазий котильон позволили обходиться для танцев одной просторной залой, что в соединении с вошедшим в моду классицизмом диктовало иные архитектурные формы. Оставаясь двухэтажным, дом становился кубическим, купол возвышался над залой и классическим портиком парадного крыльца, наложенным на плоскость фасада. Разместившаяся в центре зала и примыкающие к ней другие помещения позволили сделать дом более компактным, удобным и дешевым. Дешевизны отнюдь не стеснялись, и даже такой крупный деятель, как московский генерал-губернатор князь Д.В. Голицын, отстроил себе в 1820-х годах в селе Рождественском дом и два флигеля «небольшие и аккуратные»[41]41
  БЛАГОВО Д. Указ. соч. С. 179.


[Закрыть]. Флигель стал обязательным элементом классицистической усадьбы. Как правило, их было два – в линию с домом или вынесенные вперед, создавая пространство для небольшого парка. Во флигелях размещались приехавшие надолго гости или наемные слуги – учителя, управляющие, художники.

Помимо парадных, которые часто в обычное время были заперты на ключ, в доме были собственно жилые помещения – для господ и прислуги. Из господских помещений «мужской» части дома выделим кабинет. В деревенской жизни помещика он играл особую роль, в наибольшей степени отражая характер, вкусы и привычки хозяина. В нем занимались делами: выслушивали доклады управляющего и старосты, вели хозяйственные записи. У охотника стены кабинета украшали оружие и трофеи, у любителя ученых занятий – библиотека. Кабинет служил местом отдыха и «мужских бесед» с пуншем и чубуками в креслах у камина. Кстати, в кабинете чаще, чем в других комнатах ставили камин. Братья Муравьевы в 1812 году, направляясь в армию, завернули в родное поместье:

«Мы поместились в отцовском кабинете, приказали принести большой запас дров и. во все время пребывания наше в деревне, содержали неугасаемое пламя в камине…»[42]42
  МУРАВЬЕВ-КАРСКИЙ Н.Н. Указ. соч. С. 81.


[Закрыть].

Рядом размещалась бильярдная. Во многих помещичьих домах курить дозволялось только в кабинете и биллиардной. Если же в кабинете помещали диван или складную кровать, он становился и спальней, превращаясь, по сути, в «жилую комнату» помещика.[43]43
  СЕЛИВАНОВ В.В. Указ. соч. Т. 1. С. 121.


[Закрыть]

«Женская» часть дома была более функциональна, «служебна», чем «мужская». Отчетливо светский характер будуара (что «прилично» более в городском доме, чем в сельском) приводил к его замене более простой гостиной, а чаще всего будуар в усадьбе вообще отсутствовал. Поскольку в те времена спали за ширмами, или в кровати с пологом, днем спальня выполняла функцию гостиной[44]44
  Помещичья Россия… С. 139.


[Закрыть]. Здесь хозяйка дома принимала «своих» гостей, чаще всего – соседок, приезжавших в гости «запросто» – без мужа, одна или с детьми. Сюда же уходили дамы после парадного обеда на то время, пока мужчины собирались, со своими бокалами и трубками, в кабинете.

Вторым после спальни обязательным помещением «женской» части дома была девичья – комната женской прислуги. В девичьей принято было устраивать своеобразную мастерскую, где пряли, вышивали или плели кружева. Девичья, как правило, выходила на заднее крыльцо, поближе к службам.

Из многочисленных подсобных помещений богатого дома в обычных постройках сохранялись четыре: сени, прихожая, лакейская (место расположения мужской прислуги) и чулан. На втором этаже дома и в мезонине находились помещения для детей, а также комнаты для няни, гувернеров, учителей. Там же размещали гостей, если при доме не было флигеля. Все помещения второго этажа отличались меньшими размерами, потолки в них были пониже, а окна – поуже.

Обстановка дома начиналась с печей. В конце XVIII века старые «голландские» печи с расписными изразцами и латунными узорными заслонками уходили в прошлое и заменялись кирпичными, раскрашенными[45]45
  БОЛОТОВ А.Т. Указ. соч. Т. 2. С. 242.


[Закрыть]. Печи топили по утрам, до того как встанут господа, и сохраняли жар до двух и даже до трех часов ночи[46]46
  Письма сестер Вильмот… С. 234.


[Закрыть]. Мебель подбиралась в зависимости от назначения помещений. Парадные покои старались обставлять в едином стиле, но просто (если не брать загородные дворцы магнатов). У князя Голицына мебель была березовая, покрытая тиком, у графа Бутурлина мебельная обивка была белой с синими полосками[47]47
  БУТУРЛИН М.Д. Указ. соч. С. 407.


[Закрыть]. В жилых помещениях мебель была «сборная», составленная из предметов разных времен и стилей. Стояли диваны, кресла, большой обеденный стол и несколько малых, комоды с посудой и обязательные сундуки с одеждой и прочим добром.[48]48
  СЕЛИВАНОВ В.В. Указ. соч. Т. 1. С. 131.


[Закрыть]

Но усадьба – это не только дом. Она была целым миром, где важен был не только комплекс построек, но и ландшафт. Вот два свидетельства первого десятилетия XIX века. Д.Б. Мертваго, уходя в отставку, покупает себе имение под Клином за 135 тысяч рублей: «Огромный каменный дом, большой сад, оранжереи и прочее великолепие»[49]49
  МЕРТВАГО Д.Б. Записки. 1760–1824. М., 1867. С. 297.


[Закрыть]. С.П. Жихарев, пожив в семействе Архаровых, записывает в дневнике: «Славное село подмосковное Иславское! Во-первых, на реке, сад боярский, аллеи с трех концов, оранжереи и пропасть разных затей»[50]50
  ЖИХАРЕВ С. П. Указ. соч. С. 243.


[Закрыть].