Текст книги "Аджимушкай. Непобежденный гарнизон. Пьеса в 6 актах"

Сцена 6

Май 1942 г. Каменоломни. Ночь. У выхода из катакомб расположилась группа советских солдат. Отсветы осветительных ракет выхватывают из темноты силуэт колодца, который похож на скорбное надгробие… Рядом валяются помятые котелки, прострелянные ведра, фрагменты амуниции. Земля усеяна стрелянными гильзами. Вокруг камни выщерблены следами от пуль. Впереди, словно ощетинившийся зверь, колышется бескрайняя степь.

Панов. Ну что, хлопчики, сходим за водичкой?

Трофименко. А почему бы и нет? Свежо, хорошо, ветерок с моря дует, погодка только для прогулок. Заодно фрицу в зубы дадим!

Панов. Хорошенько в зубы они попозже получат. У нас сегодня другие цели. Значит так, повторяю приказ еще раз. Моя группа выходит во фланг противнику, завязывает бой, отвлекает, прикрывает огнем. Задача второй группы – набрать максимальное количество ведер воды и соответственно доставить в каменоломни. Положение с ранеными критическое. Поэтому с пустыми руками не приходим. Берем воду любой ценой! Все ясно?

Солдаты. Так точно!

Панов. Вот фашист сейчас притихнет, уснет малость, тогда и пойдем. Еще раз всем проверить оружие!

Трофименко. Задача с водой, стала уже повседневной. Плохо, что колодец на поверхности. Испокон веков камень резали, неужели не могли колодцы в катакомбах вырыть? Разработка постоянно была, никогда не затихала. Каменоломни огромные, а воды внутри нет. Очень странно!

Панов. Да кто ж знал, что здесь воевать придется в блокадных условиях! Не было необходимости.

Трофименко. Так и для мирного времени, крайне неудобно. Камнерезам бегать из глубины штолен на поверхность. Нельзя было там колодцы пробить что ли? Все равно же породу вырезали. Вся земля изрыта, до 20 метров вглубь, а колодцев нет. Непонятно.

Панов. Может нет там воды и не было. Камень один. Или водоносный слой глубоко и недоступно. Поэтому и осталась лабиринтом каменным пустыня безводная…

Трофименко. Мне тут один сторожил, легенду рассказывал. Про Подземный Храм с бассейном. И в нем лечилась знать древнего Пантикапея. И что был этот храм глубоко под землей, за самыми выработками.

Панов. Да мало ли что насочиняют? В любом месте есть свои сказки, да легенды, и что всему верить? Зачем строить храм в недрах земных? Смысл?

Трофименко. Может сила особая была, целительная! И чтоб никто другой не добрался, а только каста избранных.

Панов. Брехня. Уж сильно мудрено и неправдоподобно! Тут два моря под боком, воздух, солнце – лечись, службы религиозные справляй, сколько душе угодно, зачем под землю лезть? Еще и неведомо куда? Туда, где рабы камень режут?

Трофименко. А вдруг правда?

Панов. Ну коли так, где он сейчас? Курган царский – вон перед глазами, базилики, да руины разные античные в Керчи на Митридате красуются! А храм твой водяной где?

Все излазили под землей, нет воды и намеков на какие-нибудь древние постройки. Ни колонн, ни зверюг мифических, ни узоров там всяких эпичных, запутанных. Ни черепков и утвари прочей! Одни каторжанские надписи да рисунки на стенах, еще бывает и похабного характера. И все…

Если и был, так или в землю сам ушел, или под большим завалом лежит. И уже давно.

Но я в эти байки все равно не верю!

Трофименко. В самой глубине катакомб мы не были. Там дальше то что?

Панов. Да что бы ни было, нам и этого достаточно! Итак под землю порядочно забрались. А ниже – что? Тупики одни. И воздуха меньше, что еле дышишь. Там вообще никакой жизнью не пахнет…

Трофименко. Вот если бы найти его, тогда проблему бы с водой сразу решили!

Панов. Проще Жар-Птицу поймать, или Сивку-Бурку какую-нибудь! Увы, вокруг нас лишь прожженный горький камень!

Трофименко. А с другими подземельями наши катакомбы сообщаются? Говорят, тут все каменоломнями изрыто, от самого Акмоная!

Панов. Наша система замкнутая. А по побережью всего навалом, тут годами можно исследовать, весь этот подземный комплекс.

Недалеко от нас каменоломни, там тоже наши бойцы остались, сражаются. Если не ошибаюсь, там сейчас старший лейтенант Поважный был, из нашей 83-й бригады морской пехоты, и казаки 72-й кавалерийской дивизии, лихие ребята! Я их видел в бою, загляденье! Будем устанавливать с ними связь. Подземных лазеек к ним нет. Только по поверхности. А там немцы уже обложили все – и окопы, и доты, и поля минные, и прочие «прелести»! Ну что-нибудь придумаем!

Трофименко. Было бы неплохо объединиться! Тем более, там наши морпехи есть. Может у них с водой, да с продуктами получше…

Панов. Вряд ли… Думаю все как у нас. Такая же стихийная оборона. Также держали рубеж наверху, а потом под землю ушли.

Трофименко. Может и еще, наши, где есть?

Панов. Не исключено! Тут все в катакомбах. Кто в окружение попал и переправиться не успел, вполне могли, также как и мы, подземный фронт создать. Только малым числом, не как наше воинство.

Трофименко. Значит не одни мы здесь!

Панов. Выходит так… За каждым камнем фрицев смерть ждет!

Трофименко. Ну мы им устроим здесь парк аттракционов! Покрутятся на славу!

Панов. Они еще не знают, с кем они схлестнулись! У нас лучшие из лучших, одни только старшие офицеры чего стоят! Закатим фашистам похоронный марш! Ну все, вот и «мертвый час» настал, фрицы угомонились, идем, как можно тише…

Группы выходят на поверхность. Вскоре начинается жестокий бой. Небо озаряется вспышками взрывов и огненными росчерками выстрелов. Фашисты открывает плотный минометный огонь. Земля, кажется, вся поднимается в воздух. В темноте ночи, практически ничего не разобрать. Кажется, схватка идет почти вслепую… Все превращается в яростный смерч, сметающий все живое.

Поодаль, вторая группа выстраивается в цепочку от колодца и ведрами передает воду в каменоломни. Кто-то падает, сраженный выстрелом или осколком мины. Его место занимает другой. Тут же падает кто-то еще, ведро подхватывают и передают дальше. И так живительная влага движется по цепочке во мрак катакомб вниз…

Скоро яростный огонь боя обрушивается и на солдат у колодца. Кто-то вынужден залечь, кто-то пытается в одиночку набрать воды, но не успевает добежать с ведром до черного проема и падает, сраженный, в траву…. В дыму и разрывах возвращается группа Панова. Все, отстреливаясь, спускаются в подземелье. Наверху гремят взрывы и дикий свистящий рык пулеметных очередей.

Панов. (устало прислоняясь к стене и тяжело дыша) Ну, вот и прогулялись…

Трофименко. Пристрелялись гады! Бьют точно…

Панов. Немец – противник серьезный, с ним надо всегда ухо востро держать. У них и снайперы дежурят сутками… Но мы тоже не лыком шиты, раздраконили их не слабо, даже сейчас!

Трофименко. Поднажать бы… да погнать до поселка!

Панов. У нас другая задача. Еще сходим, погоняем по пригоркам, как паразитов, вредителей природы!

Трофименко. С водой надо что-то решать, искать что-то другое. Людей теряем больше, чем в обычной вылазке…

Панов. Сколько погибло?

Трофименко. 17 убитых, 9 раненых.

Панов. (вытирает стекающую кровь из под каски, садится, снимая с плеча два трофейных автомата) Ну мы их тоже изрядно потрепали! Я только «своих» пятерых точно помню – в рукопашной удавил. Может еще кого издалека положил… В любом случае, у них потери больше! Сколько удалось воды набрать?

Трофименко. 32 ведра.

Панов. Лучше, чем в прошлый раз…

Трофименко. Сколько крови столько и воды! Один к одному! Сильно дорого нам вода обходится. Если так дальше пойдет, больше никого не останется…

В глубине катакомб возникает призрачная скорбная фигура, похожая на тень. Она медленно пишет, согнувшись, в зыбком свете лучины.

Гулким голосом звучит в подземелье,

Из дневника найденного в каменоломнях, политрука Александра Трофименко:

«18. 5.1942 г. (две строки неразборчиво)

Целую ночь наши разведчики вели усиленную перестрелку с целью выявления огневых точек противника. Воду брали с большим трудом. У церкви, которая находится метрах в 200 (400 или 800), расположилась минометная батарея. Ведет ураганный огонь по колодцам. Есть убитые и раненые. Положение гражданского населения ухудшается. Хлеба нет, воды нет. Дети плачут, бедные матери успокаивают их разными средствами. Командование решило выдать многосемейным и вообще гражданскому населению муки и немного концентратов. Люди довольны. Решаю пойти в госпиталь, проведать раненого друга Володю.

На третьей кровати от выхода лежал Володя. Увидев меня, он слегка приподнялся на локти: «Сашенька, жив, дружок?». «Иду, значит, жив». Пожали друг другу руки. Полились разговоры. Он хотел знать все.

Между прочим, Володя не знает, чего стоила нам вода.

Время приближается к 2 часам дня. Нужно было спешить. Наспех распростился с Володей, пожелал ему выздоравливать поскорее, направился в свое подразделение. К атаке все уже подготовлено. В последний раз прохожу, проверяю своих орлов. Моральное состояние хорошее. Проверяю боеприпасы. Все есть. 100 человек поручило командование вести в атаку. 100 орлов обращают внимание на того, кто их будет вести в бой за Родину, Последний раз продумываю план. Разбиваю на группы по 20 человек. Выделяю старшего группы. Задача всем ясна, ждем общего сигнала. Встретился с Верхутиным, который будет давать сигнал для общей атаки. Вылезаю на поверхность, рассматриваю. Оказалось, метрах в 100, от колодца стоят два танка. Приказываю противотанковому расчету уничтожить. Пять-шесть выстрелов, и танк загорелся, а другой обратился в бегство. Путь свободен. Слышу сигнал «В атаку». Сжимаю крепче автомат, встаю во весь рост.

– За мной, товарищи, за Родину!

Грянули выстрелы. Дымом закрыло небо. Вперед! Враг дрогнул, в беспорядке начал отступать. Вижу, 2 автоматчика стоя ведут огонь по нашим. Падаю на землю. Даю две очереди. Хорошо, ей-богу, хорошо! Один свалился в сторону, другой остался на своем месте. Славно стреляет автомат – грозное русское оружие. А ребята с правого фланга давно уже пробрались вперед, с криком «ура!» громят врага. Слева в лощине показался танк. Танкисты растерялись от смелого натиска наших героев. Забыли, что у них имеются пулеметы, стали стрелять прямой наводкой по одиночным целям из 75-мм пушки. Конечно, попасть трудно, хотя и расстояние довольно близкое. Однако снаряды ударялись в стенки катакомб, рвались и таким образом поражали наших бойцов. Приказываю уничтожить танк, но танкисты, наверное, разгадали замысел и побыстрее удалились к церкви и оттуда стали вести ураганный пулеметный огонь. Задача была выполнена, поэтому приказано было отступить, оставив заградительный отряд в захваченных нами домиках. На поле сражения осталось более 50 фрицев убитыми и несколько десятков ранеными, часть которых они успели убрать.

Наших не вернулось 4 и 3 были ранены. У входа встретил меня батальонный комиссар. Он крепко мне пожал руку, вынул из своей кобуры револьвер, сунул мне: «На, тов. Трофименко! Это тебе на память, впредь громи так врага. Я видел, как от твоей очереди вверх ногами летели фрицы, и рад за тебя, что ты вернулся жив». Мне было неудобно перед своими товарищами, и я слегка покраснел. Ведь они не хуже меня били бандитов, особенно лейтенант Филиппов. Он тоже в этом бою не менее 3 фрицев уложил.

Осмотрел револьвер, крепко поблагодарил за подарок, вложил его в кобуру…

Вражеский танк пытался подойти к выходу, но испугался и удрал назад. Уничтожить не удалось. Не унывают друзья, поют. В катакомбах громко играет патефон…

…На душе было весело. Значит, скоро выйдем на волю. Вот так большевики! Да, с такими не жалко и умереть. Исаков ударил меня слегка по плечу. «Ну, чего же молчишь, дьявол?» «Думаю, товарищ комиссар. Сейчас пойду в батальон, хочу просить комиссара, чтобы провести в своей роте партийно-комсомольское собрание».

…Комиссар коротко информировал политруков о возложенных задачах и намекнул о проведении партийно-комсомольских собраний. По ротам собирались коммунисты, комсомольцы, где-то прозвучали клавиши гармошки, поют. Вот черт побери, большевики и под землей поют, не унывают. Значит, неспроста нас ненавидят капиталисты. Бойцы не унывают, слова Сталина живут в сердце каждого, победа будет за нами, враг будет разбит.

Все были в сборе. Поэтому медлить было незачем. Я открываю собрание, ставлю на обсуждение повестку дня, она принимается единогласно. Информирую о положении, хотя всем уже ясно. Выступают коммунисты, комсомольцы, с большим воодушевлением одобряют принятие от штаба резервов. А иначе и быть не может. Вот больно плохо с боеприпасами, их маловато. Будем драться штыками. Понятно, фрицы боятся штыка, как огня. А все-таки вода будет наша, чего бы это ни стоило нам…»

Сцена 7

Май 1942 г. Керчь. Кабинет генерала Гакциуса, командира 46 пехотной дивизии. Входит майор Рихтер.

Рихтер. Хайль!

Гакциус. Хайль!

Рихтер. Вызывали господин генерал?

Гакциус. Да, майор. Я хочу знать, что у вас там, в Аджимушкае происходит? Может, я не совсем владею оперативной информацией, но до меня доходят сведения о мощных атаках русских из брошенных пещер, и о наших потерях! Что это? Почему там до сих пор хозяйничают большевики? Насколько мне известно, они загнаны под землю и блокированы. Шансов у них уже нет…. Зверь, загнанный в угол, всегда кусается, осознав свое отчаянное положение. Найдите правильное решение. Если силовые методы сопряжены с ненужными жертвами, начните переговоры о сдаче, наконец! Что не так?

Рихтер. Это какие-то особые части, сформированные из самых фанатичных коммунистов. Они построили под землей настоящую Подземную Крепость. И все попытки штурма, пока не увенчались успехом. Там сложный подземный лабиринт. Большевиками возведена хитрая система ловушек и засад, скрытых огневых точек. Возможно, она создавалась специально, на случай тыловой войны. Неоднократные атаки, с использованием танков, артиллерии и даже авиации, ни к чему не привели, мы только потеряли людей. Сейчас думаем об иных способах ведения боевых действий против красных кротов.

Гакциус. Красных кротов?

Рихтер. Да, мы их так называем.

Гакциус. Забавно. Рихтер, я Вас знаю давно, как храброго и умного офицера! Какая к черту «Подземная Крепость»? Какая «особая дивизия»? Что за бред? У них на Акмонае не было нормальных оборонительных позиций! Я не говорю о голой степи до самой Керчи! Они даже не предполагали, что мы так быстро займем весь восточный полуостров, и я думаю, не допускали мысли о какой-то тыловой организованной партизанской войне! Я считаю, это сопротивление стихийное, из тех, кто просто не успел переправиться на таманский берег, и его надо подавить как можно быстрее. Мы разбили три армии. Просто триумфально! Блестяще… Эта операция войдет в золотые страницы нашей Истории! Эпохальная победа, достойная германского духа! И нельзя, чтобы какая-то кучка комиссаров омрачала нам победу! На нас смотрит сам Фюрер, весь Южный фронт.

Уничтожьте их в ближайшие дни, до конца недели! Если надо, я дам вам дополнительные силы.

Рихтер. Это не так просто, господин генерал!

Гакциус. В чем проблема?

Рихтер. По данным разведки, их свыше 10 тысяч. В основном офицерский состав. Очень много политруков и хорошо подготовленных частей – морская пехота и пограничные соединения особого назначения. Немало сотрудников НКВД. Они прекрасно ориентируются в этих многокилометровых каменоломнях и создали сильно укрепленный район. У меня, все-таки складывается мнение, что это все тщательно спланировано. Русские бывают непредсказуемы. Они могут допустить серьезный промах на фронте, но и способны на организацию крупной военной базы. При всей нашей мощи, мы уже который день не можем с ними справиться!

Гакциус. Известно, кто возглавляет эту вашу «подземную армию»?

Рихтер. Да, господин генерал. Это полковник Павел Ягунов, заместитель начальника штаба 51-й армии по боевой подготовке. У нас есть на него досье. Можете посмотреть. Это он сумел задержать продвижение наших войск, к проливу. То, что не смогли сделать растерявшиеся красные генералы, сделал этот полковник. Я предполагаю, что он собрал вокруг себя подобные ему кадры. Это серьезный противник, и мне кажется, здесь нужны особые методы ведения войны.

Гакциус. Задействуйте «Бранденбург». Используйте все, что есть в нашем распоряжении. Я пошлю к вам части «СС» и еще, пожалуй, переговорю с Манштейном относительно «особых методов».

И Вы, не сидите, сложа руки! Я вам направлю 88-й саперный батальон. Если ваши «кроты» не сдадутся, замуруйте их там, взорвите, захороните, но чтобы никаких партизан в нашем тылу не было! Нам нужно наступать дальше на Кавказ и не отвлекаться на мелочи. Вы все поняли, майор?

Рихтер. Так точно, господин генерал!

Гакциус. Идите, и удачи Вам. Обо всех изменениях докладывайте мне лично!

Рихтер. Есть!

Сцена 8

Май 1942 г. Каменоломни. Пулеметное гнездо из каменной кладки, примерно в 30 метрах от выхода. Впереди виден проем выхода из каменоломен. За пулеметом сидит курсант Немцов и его напарник. Подходит Левицкий с большой группой солдат. Обмениваются приветствиями.

Левицкий. Разведка доложила о приближение штурмовой группы немцев на этом участке. Готовы?

Немцов. (похлопывая ладонью по корпусу пулемета) Мы с «Максимкой» всегда готовы встретить «дорогих» гостей, товарищ капитан, ждем каждую минуту! Мимо нас не проскочат!

Левицкий. Что ж, отлично. Без моей команды не стрелять. Пусть спустятся к нам все, чтоб ни один ни ушел.

Немцов. Есть! Все сделаем в лучшем виде. Положим «крестоносцев» штабелями вдоль стенок в назидание остальным.

Левицкий. Курсант?

Немцов. Так точно. Ярославская авиационная школа. Штурман бомбардировщик! Теперь еще и стрелок.

Левицкий. Вместо неба пришлось под землей стрелять…

Немцов. Проклятого фашиста везде бить не зазорно. Хоть в небе, хоть – в недрах земных. Главное – бить, изводить эту заразу.

Левицкий. Это правильно. Долг он везде и всегда. Хорошо вас учили.

Немцов. Училище у нас замечательное. Второй дом, без преувеличения. Все дружные, жили как одна большая семья. Да и здесь, кто оказался, друг за друга горой. Правда полетать толком не удалось. А душа все равно в небо просится.

Левицкий. Успеете, налетаетесь еще. Какие ваши годы. Выйдем отсюда – все небеса ваши. Парите сталинские соколы! Будете воевать по назначению. Еще над Берлином пролетите, раньше нас, земных ползунов, логово зверя увидите.

Немцов. Увидеть то увидим, товарищ капитан, а первой все равно пехота дойдет.

Левицкий. Там и встретимся снова.

Немцов. Вспомним Аджимушкайские каменоломни, время, проведенное под землей.

Левицкий. Да, такое не забудешь.

Немцов. Как думаете, долго нам еще здесь воевать?

Левицкий. Ждем десант. Войска перегруппируются, нанесут удар на побережье. Тут и мы с тыла подоспеем. К тому же мы не одни. На другом берегу Крыма сражается Севастополь, так что нас не забудут, и мы ближе к своим. В 1941 году здесь действовал партизанский отряд. Они полтора месяца были в катакомбах. Потом наши пришли. Мы, я полагаю, и того меньше пробудем.

Немцов. Хорошо бы побыстрей, а то у нас и с водой, и с вооружением худо становится.

Левицкий. Ничего. У фрицев возьмем если что. У нас положение в определенном смысле исключительное. Стены надежные, крепкие, все обстрелы выдержат. И найти нас в темном лабиринте практически невозможно. Пусть пробуют – как это им выйдет… Мы их здесь изрядно помотаем. Запомнят надолго Аджимушкай.

Немцов. И откуда эта гадость на земле берется? Жили бы все в согласии и процветании. Мирно работали, сотрудничали, науку развивали, города новые строили. Все народы, все вместе… Как у нас в СССР. А то ведь нет, надо все испортить и как испортить с неисчислимыми невинными жертвами.

Левицкий. Это путь капитализма. Его истинное лицо. Им всегда надо угнетать кого-нибудь. Паразитировать, грабить, пить кровь из простых рабочих людей, тех, кто все производит, трудится день и ночь.

Поэтому наш социалистический строй самый передовой и только за ним будущее.

А с фашизмом и прочей мерзостью, разговор один – «ваше слово товарищ Маузер!» И точка. Сорняки только огонь праведный и может извести. Иначе никак.

Немцов. Изничтожим эту мерзость и заживем по-человечески.

Левицкий. Будем надеяться, что дети наши этой коричневой лихорадки больше не увидят.

Так, тихо! Кто там?

От входа появляется запыхавшийся дозорный.

Дозорный. Идут товарищ капитан, взвода 3—4. Экипированы по полной.

Штурмовики. Некоторые похожи на «СС».

Левицкий. Вот и хорошо, мы им могилку здесь организуем. Всем занять позиции. Стрелять только по моей команде. Ни звука, ни шороха, ни вздоха, ни кашля! Все замерли как эти камни! Все ясно?

Солдаты. Так точно!

Левицкий. Проверить оружие, всем по местам!

Через несколько минут в проломе входа появляются тучные темные фигуры, которые быстро растворяются во мраке. Атмосфера наполняется напряжением. Вспыхивает несколько желтовато-бледных фонариков. Лучи скачут по стенам изломанного коридора. Колонна осторожно, почти бесшумно продвигается вперед. Изредка слышна тихая вкрадчивая немецкая речь. Кажется, ощутимым становится тяжелое дыхание врага и звериная мягкая поступь. Темная масса приближается. Что-то неизбежно повисает в воздухе штолен. Тьму, молнией разрезает пулеметная очередь. Присоединяются винтовки и автоматы. Раздаются крики, стоны и ругань. Фашисты открывают ответный огонь. Грохот гранат раскалывает пространство. Где-то обваливается часть потолка, поднимая тучи мутной едкой пыли. Темноту режут яростные всполохи выстрелов. Упорная схватка достигает апогея. Ни одна сторона не уступает. По стенам искрами летят осколки и пули. Через какое-то время немцы отвечают все реже и вскоре стихают совсем…

Левицкий посылает вперед нескольких солдат. Вскоре они подают сигнал.

Один из солдат подходит.

Солдат. Все товарищ капитан, полный капут! Аллес или как у них еще там… Все получили участок русской земли, как и обещал им фюрер. Как говорится, широка страна моя родная… Места для заморских гостей хватит всем.

Левицкий. Отлично. У нас потери есть?

Сержант (сзади) Пятеро раненых.

Расстреляли фрицев как на полигоне! Прямо как мишени в учебке!

Если они так к нам будут ходить, мы их быстро всех перещелкаем!

А курсантик то ничего, красиво работает. Такую кадриль устроил, я думал, нам уже ничего не останется!

Левицкий. Да, ребята славные оказались. Чувствуется, наши! А насчет немцев сильно не обольщайтесь. Немец хитер. Не рассчитывайте, что дальше все будет так гладко. Не расслабляйтесь, держите ухо востро.

Немцов. Мы в охранении и день и ночь. Приноровились. Мышь не проскочит!

Левицкий. Тем не менее, внимание не ослаблять. Следить за всеми изменениями у врага. Ты как, курсант?

Немцов. Полный порядок! Мне уж не в первой фрица косить. Были бы патроны. Нас в училище так гоняли, что здесь просто тир из парка культуры и отдыха!

Левицкий. Ну ты уж не зазнавайся сильно то, ишь ты, нашел парк культуры!

Немцов. Я к тому, что огневая подготовка у нас была сложнее, еще и в воздухе. А здесь что – вокруг камни, уперся в скалу и дави гашетку в свое удовольствие, коси супостатов, как траву в летнюю жатву. Ничто тебя ни качает, не бросает из стороны в сторону. Курорт!

Левицкий. Ну, ты шутник! А то, что фашист в тебя стреляет, не забываешь?

Немцов. Не успевают они в меня выстрелить, товарищ капитан. Я их всегда опережаю. Я чувствую нутром, когда надо на спуск нажать. Этот момент в меня как-то въелся. Я это чую, представляю так ясно, как на странице в книге. Все ненужное пропадает, остается что-то вроде металлического стержня внутри, прямо как шомпола и я четко вижу и осознаю, что надо делать. И все это в секунды происходит.

Левицкий. Молодец! Далеко пойдешь. Только нос сильно не задирай. Как звать то тебя?

Немцов. Николай Немцов.

Левицкий. Немцов? С такой фамилией, тебе только с фрицами и разговаривать на языке пулемета! Умножай результат.

Немцов. Конечно, товарищ капитан!

Левицкий. Так, бойцы, собрать оружие! Выставить усиленный пост. Разведка наверх! Остальные за мной, ну что ж, бывай Николай, увидимся!

Немцов. А Вы заходите к нам почаще, товарищ капитан, я с ребятами нашими познакомлю. Они вам покажут, на что способны, орлы, так в бой и рвутся, и в беседе интересные, а песни поют, заслушаетесь, в концерты ходить не надо. У нас Лешка Чернышов как заведет куплет, аж мурашки по всему телу… За душу берет, ему бы на большой сцене петь, а он в армию подался. Заглядывайте, не пожалеете!

Левицкий. Ладно, время будет, зайду. Парни вы боевые, как я понял, для серьезных дел сгодитесь. Так что ждите!

Немцов. Спасибо, товарищ капитан!